Некоторое время назад
Оглядываясь, потому что паранойя теперь преследовала меня повсюду, я зашла в кафе, находящееся недалеко от того места, где на меня впервые напал Палладиум. Эльф нашёлся за крайним столиком, за которым обозревалось всё помещение, — от стойки с баристой и посетителей до окон и обоих входов, — он обложился несколькими выпусками газет, так как наблюдал за политической и экономической обстановками на нескольких планетах, и внимательно читал их. Мельком окинув его одежду, — узкие серые клетчатые брюки, белые кеды и футболка, довольно неожиданный выбор для него, — я уселась напротив, заказывая в навороченном меню айс латте. Вряд ли смогу съесть что-то ещё, чтобы при этом меня не стошнило. Палладиум оторвался от газет, цепким взглядов впившись в меня, несколько равнодушно улыбнулся мне в приветствии, и это мне очень не понравилось. — Вот это да, меня не было всего неделю, а мне уже ни здрасти, ни доброго утра, — с напускным раздражением кидаю я, желание отдать все приготовленные и без спроса взятые яды стремительно исчезает. — Тебя не было всего неделю, а дурдом остался на месте, — хмыкает мастер и отпивает от своей чашки кофе. Выглядит он, конечно, немного уставшим и вымотанным. Я списывалась только с Блум, но мы говорили только о её сновидениях. — В каком смысле? Что-то произошло? — не учитывая того, что я вляпалась в новую передрягу, не выбравшись из прошлых. Для меня-то это обычно, а вот чтобы мастер жаловался — это уже говорит о почти крайней степени его злости. Из портфеля вылетает слуа, смахивая с недовольного лица пшеничные пряди, осматривает нас и ядовито фыркает. — Да, что случилось, — едко начинает Сильвио, и я тут же хмурюсь, понимая, о чем он хочет сказать. — Может то, что эта тупица завела себе ро… — Заткнись или я тебя переломаю крылья, — и давлю милую улыбку, не предвещающую ничего хорошего. Особенно для него. Да, он был недоволен тем, что произошло тогда в кабинете, потому что тоже осознает, что нам намекнули на то, что прекрасно знают о нахождении в нашем пользовании чужого дневника, что пытаться открывать его не стоит. И тем, что и меня, и этого человекозмея заводит происходящее. Тем не менее я вроде бы ясно объяснила, что не собираюсь убегать и прекращать. Это хотя бы отвлекает меня от кошмаров и ситуации с тетей и дядей. — Мне довольно любопытно, что случилось, если оно встало на мою сторону, — усмехнулся эльф, делая акцент на то, что до сих пор считает Сильвио не живым созданием, а моим приложением. Вынужденным. И чем он ему так не нравится, не понимаю. — А что касается твоего вопроса, то кто-то украл ингредиенты из моей кладовой, и оставленные следы указывают на твою подругу. — Какую? — я выгибаю бровь, на самом деле, не нуждаясь в ответе. Потому что уже знаю, кто действительно своровал и на кого, скорее всего, свалили вину. Текна бывает расчётливой, когда речь идет об успешном завершении миссии. — Мисс Флора, — несвойственный ему яд ласкает мне уши. Я чувствую, как радость и злое удовольствие затапливает сознание, давлю победную улыбку и упираюсь взглядом в стол. — Ты не удивлена, — констатирует он, и я пожимаю плечами. — А список-то какой ингредиентов… Прям как для Амаре, — неплохо, Тек, очень даже неплохо. — Не думаю, что Флора стала бы, — нехотя опровергаю я. Уверена, что девочке хватает начавшейся травли в школе. — Вор, полагаю, воровка, считает по-другому. И, видимо, верит в то, что я не пойму, что список также подходит и для Империума. Хотя одно от другого недалеко ушло, — он ворчит, допивает свой кофе, когда как мой напиток только приносят. Симпатичная официантка сталкивается с моим взглядом и морщит носик, почти проливает на меня заказ, но я ловлю его левитацией и благодарю её за работу. Смотрю на Сильвио, и тот прекрасно понимает, что ему нужно делать. Сглазы и проклятья у него получаются лучше, чем у меня, а поджарить её у всех на глазах было бы нелогично. — Как тебе Фортис? — Милый, — отвечаю я. — Я ему однозначно понравилась, — всё же машу одним из флаконов, которые забрала. Брови мужчины в удивлении приподнимаются. — А вот Заратустра… — Ничего страшного, — пытается успокоить меня Палладиум. — Готова к допросу? — я промычала нечто утвердительное, хотя он прекрасно понял, что я бы сделала всё, чтобы его избежать. Замечаю, как он вглядывается в моё лицо, из-за чего становится неуютно. — Что-то не так? — вопрос застревает в горле, страх и смущение от того, что он, возможно, догадался о том, что произошло, затруднили дыхание. Но Палладиум отрицательно помотал головой и, как только вернулся Сильвио, предложил выдвигаться. Мастер, облачённый в такие же смирительные одежды, с напускным безразличием рассматривал проходящих монахов и стражей. Меня успокаивало только две мысли: он находился рядом и все преступники находились на нижних уровнях измерения. Сильвио пришлось оставить в приёмной, как минимум, потому, что он будет «осквернять» святые помещения, как нам сказали, к тому же нужен кто-то, кто будет охранять вещи. Мы довольно быстро дошли до пункта назначения, оказавшись в просторной светлой комнате. В золотой клетке, подвешенной под потолок, щебетали кремового окраса птицы; повсюду стояли горшки с растениями и цветами, от запаха которых даже у меня кружилась голова, что уж говорить об эльфе, у которого от природы более чуткое обоняние. Здесь не было кресел и столов, только три стула, один из которых уже занял Авалон. В его неизменном костюме, от вида которого меня тошнит. А может, это от запахов. К счастью, он не выглядел особенно заинтересованным, быстро пригласил нас присесть, наложил несколько чар на комнату — от подслушивания и защитные — и на меня — диагностические и выявляющие какие-либо записывающие или опасные артефакты. Естественно, ничего не найдя, приступил к иногда наводящим, иногда только кажущимся безобидными вопросам. Сколько времени я пребывала в Нижнем мире, как попала в Бездну, что делала, что ела и пила, кого видела, с кем, возможно, сражалась или общалась. Я поведала о нашей миссии по спасению пикси, потому что он прекрасно о ней знает, хотя я до сих пор в недоумении, почему Фарагонде разрешено подвергать первокурсниц такой опасности. О том, как мы сражались с каменным червем и как он перед смертью пробурил тоннель вниз, в который я и упала. Не воспользовалась магией, потому что просто физически не могла этого сделать: она пропала. Почему? Не имею ни малейшего представления. Может, сильное истощение и переутомление? Дело в том, что атемы не то чтобы запрещены, просто ими в основном пользуются для ритуалов. Не самых хороших ритуалов, где также задействованы и руны Старшего Футарка. Так что лучше обойти факт существования, а после и потере Джури. Меня похитил вендиго и хотел мною полакомиться, однако я сумела убежать, пока он куда-то отошёл, после — провалилась в расщелину и очнулась в незнакомом месте. Мы с Палладиумом заранее обсудили, что лучше не рассказывать о магическом поселении слуа, никто о них многого не знает, поэтому некоторые влиятельные люди могут решить изъять моего «питомца», чтобы поставить эксперименты. Конечно, мне не очень нравится после всего произошедшего королева Майя, Нина, но там, возможно, остались друзья Сильвио, и есть множество невиновных. Так что подставлять их не было никакого смысла. Феи, ведьмы, специалисты и паладины обладают правом устанавливать узы с другими волшебными существами, не важно, с кем именно, так что этот симбиоз, во всяком случае, у меня с Сильвио, не могут разорвать по закону. За такое, наоборот, можно засудить, хотя со Светлым Камнем кронпринцесса Солярии на данный момент вряд ли в силах потягаться. Но тем не менее, шанс есть. Поэтому отрицательно ответила на то, встречала ли там кого-нибудь, точнее, я сказала, что не уверена, потому что плохо себя чувствовала, что правда. Всегда лучше говорить полуправду или огибать неудобные вопросы, так никто не поймает на откровенной лжи, тем более специалист в данной области. Этот допрос является лишь формальностью, потому что у этой тюрьмы-храма однозначно есть какие-то договоры с Фарагондой. Иначе бы никто такую деятельность, как отправление в объятия Даркара не то что «зелёных» фей, так ещё и трёх наследниц планет, — одна неофициальная, но всё же, не проигнорировал. И берёт же откуда-то старушка Фара всё оборудование, которого точно у специалистов быть не может. Не знаю, вроде никто там трансвестизмом не страдает, чтобы женскую униформу у себя хранить. Беседа проходит не очень напряжённо, весь страх постепенно ушёл, вероятно, из-за содержащихся в аромате этих растений веществ, потому что в какой-то момент я перестала понимать, где нахожусь и что меня спрашивают, что я сама говорю. Я пыталась это контролировать: приступы тошноты, головокружение, потемнение на пару мгновений в глазах. Сначала посчитала это очередным проявлением моих кошмаров, хотя такого и не случалось, потом напрягла свои извилины и сосредоточилась на окружающей обстановке. Я упускала моменты, когда вдыхаю и выдыхаю, отвечала, кажется, невпопад, едва улавливая суть, потому что заставляла себя перечислять названия тех цветов, которые здесь есть. Аглаонема, сансевиерия, монстера, араукария, фикус, хлорофитум, аспидистра, дивинацио, бокарнея, замиокулькас… Дивинацио! Он же шалфей предсказателей, который использовали несколько веков назад ведьмы для «лечения» и гадания, на самом же деле жертвы подвергались слуховым и зрительным галлюцинациям, беспричинному смеху, ощущали «выход из тела», прямо как я сейчас, нарушение ориентации. И вполне вероятно, что после я ничего не вспомню, хотя амнезия посещала не всех пострадавших. Знал ли Палладиум, что здесь находится наркотическое растение? Авалон просто не мог не знать, это, вроде бы, его личный кабинет. Мысленная каша не помешала зародиться обиде, захотелось смеяться, а не плакать, эйфория смешалась вместе с глухой злостью. Я давлю в себе это всё, потому что не могу позволить себе потерять контроль, ни за что не расскажу, что на самом деле произошло в Бездне. Это только мой секрет. И он останется со мной, несмотря ни на что. Я концентрировалась на этой мысли, пока не провалилась в липкую, сладкую темноту. В следующее мгновение я обнаруживаю себя на улице и в прострации смотрящей на чистое небо. Белые пушистые облака медленно плыли, сменяя друг друга, ветер колыхал попадающие в боковое зрение кроны деревьев. До меня не сразу доходит, что я лежу, ещё и у кого-то на коленях, и этот кто-то дышит. Забавное уточнение. Но улыбнуться не в состоянии, потому что потеря памяти меня, к счастью или сожалению, не коснулась. Этот сукин сын знал про наркотики или нет? Мне неприятно, мне противно, не могу подавить желание ударить его. Но продолжаю лежать на его коленях. Перевожу взгляд с неба на безмятежное красивое лицо, ему даже неинтересно, проснулась ли я, что со мной. Прекрасно, Палладиум, просто прекрасно. — Ты знал? — спрашиваю я, немного хрипя, переходя на фамильярное обращение. Плевать, он первым начал. Встречаюсь с его зелёными глазами, они расширяются в небольшом удивлении, потом сужаются, как бы обдумывая произнесённые вслух слова. Я так и не вижу вежливой улыбки, но это всё ещё не значит, что он считает себя виноватым. — Это лучше, чем Веритас или Империум, — отвечает он, не хочет смотреть мне в глаза, а я ощущаю, как предательски увлажняется слизистая. — Чем лучше? — мой голос понижается до озлобленного шёпота. — Почему нельзя было просто… предупредить? — Ты бы не согласилась, — спокойно продолжает Палладиум, и во мне взрывается то, что называют терпением. Ненавижу, когда меня обманывают, ненавижу, когда идут против моей воли, ненавижу, когда выворачивают мою душу наизнанку. — Что… — я подскакиваю, не могу совладать с удушающими слезами, омерзением, распространяющимся по всему телу, особенно в местах, где до этого касалась этого… эльфа. — И что же Вы услышали? — То, что ты мне рассказывала, — он прикрывает веки, пытается незаметно вздохнуть, чтобы набраться сил, абстрагироваться, но я наблюдала за ним так долго, а он не идеальный актёр, чтобы бесконечно скрывать эмоции. Я не дам ему уйти от этого. — И как, понравилось? — желчно выпаливаю. Он опускает голову, закрываясь волосами, его уши дёргаются, и меня попускает. Не хочется злиться, но, феникс его дери, почему? — Я считал, что ты в опасности, — упрямо говорит Палладиум. — Даркар вернулся, а ты… ты же знаешь, — он инстинктивно оглядывается, боясь, что кто-то услышит. Мне даже всё равно, где мои вещи или Сильвио, сколько времени прошло, что мы тут делаем. — Я просто хотел быть уверен, что нет опасности. И Светлый Камень был идеальным вариантом: убедился я и те, кто мог заинтересоваться тобой. — Я, что, какой-то чрезвычайно любопытный секрет, чтобы мной вообще кто-то интересовался? — шипящие нотки бесконтрольно просачиваются в тон, не в моих силах на данный момент останавливаться. — Для некоторых — да, — раздражённо отвечает он. Ах ему не нравится? Меня не волнует. — Прекрасно, убедился? — не дожидаясь его кивка, разворачиваюсь и иду к издалека виднеющемуся храму. Не в этой жизни буду просить у него помощи.***
Сильвио нравится наблюдать за Лаон: как она работает; учится; как вздыхает, когда устаёт или что-то не получается; как она беспокойно спит и не знает, что бормочет во сне; просыпается от страха, задыхаясь и хватаясь за горло; как её трясет от накала эмоций и как она раздражается; как улыбается и разглаживается выражение её лица, когда расслабляется. Он сравнивал её с мёртвой сестрой и почти не находил сходств, но всё равно продолжал видеть в ней светлый, невинный образ Ари. Нери символизировала живой огонь, бьющийся и ревущий, горящий и сжигающий неосторожных мотыльков. Ари была тихим ручейком воды, сглаживающим конфликты и понимающим всех и вся без слов. Лаон никогда не была и не будет такой, но её заразность непрерывной деятельности коснулась и его. В этом она с Ари похожа. В этой жизни. Даже сейчас, когда Лаон сосредоточилась на приготовлении зелья-растворителя магии, чтобы попробовать открыть таинственный дневник, она кажется такой открытой, горящей. Он не чувствовал себя таким живым с момента смерти сестры, поэтому никогда не жалел о том, что сбежал из Сина с этой феей. По-видимому, Лаон сама не понимала, какой эффект оказывала на приближённых к ней, копила проблемы в себе и решала их по мере сил. Ей, как и ему в более молодом возрасте, свойственна уверенность, что она всё сможет, что всё ей по плечу, и пока не случится чего-то выходящего за рамки её маленького мирка, фея вряд ли поймет это. Сильвио уже много раз считал, что такие случаи происходили, но каждый раз Лаон выбиралась из них со свойственной ей то ли драматичностью, то ли просто экспрессивностью, которую не контролировала. В любом случае, он никогда не оценивал её поступки или слова, если те не касались конкретно его, помогал, если предложенное будет хотя бы капельку любопытно или опасно, но в этот раз… Даже едкие шутки не помогали привести девушку в равновесие, которого, похоже, никогда не существовало. Раньше Сильвио верил, что все в той или иной степени сумасшедшие, потому что среди слуа это было обыденность. Все они являлись пережитками душ умерших преступников, злодеев и просто нехороших людей. Не было ничего удивительного, что в какой-то момент в каждом из них это снова просыпалось в них. Главное — научиться контролировать себя, держать на вечных цепях, глушить голоса в собственной голове. Как только Ари не стало, настала его очередь медленного неизбежного безумия. Однако рядом с Лаон этого не ощущалось, поэтому он ходил за ней попятам, насколько мог. Будь то душ, кровать, уроки, личное времяпровождение — всё, лишь бы его изнутри не жгло это сумасшествие. Он так долго завидовал всем ученицам Алфеи, их преподавателям, обычным прохожим в том, что они не слышат приказывающих им голосов, что совсем забыл: Нери никогда не была уравновешенной феей. Её душа, несмотря на их близкую и окрепшую связь, оставалась тайной, покрытой семью замками. И сейчас, когда она уже подошла к неизвестному краю, было достаточно только небольшого толчка. Им стала обида, омерзение, от которых она отмывалась водой, температурой которой можно было кого-нибудь сварить, и мочалкой, оставляющей на её коже красные некрасивые полосы. Она не плакала, — что не очень хорошо, по его мнению, — не особо замыкалась в себе, но больше почти не улыбалась, совсем перестала есть и только варила эти идиотские яды, складывая их в портфель и кидая на них какие-то странные взгляды, не сулящие ничего хорошего. Поэтому, когда она снова, вместо занятия, разглядывала этого скользкого Рубео, Сильвио первым заметил необычное копошение со стороны Амарил и Франсин. Девочки хихикали, поглядывая на его хозяйку, о чём-то шептались и толкали друг дружку в плечи. Это сначала разозлило его, поэтому он не забыл оставить им несколько ядовитых обидных комментариев, чем несколько погасил их настрой, но это, видимо, не остановило до конца. Лаон было некогда слушать его плохие предчувствия после пары: она слишком сосредоточилась на том, чтобы опробовать готовое зелье на дневнике, видя в этой идиотской книжке чуть ли не спасение измерения. Пожалуй, иногда это маниакальное стремление влезть в чужие секреты, обязательно подвергая себя опасности, раздражало. И, впервые за долгое время, Сильвио решил отпустить её одну. Ну что с ней может случиться за пару часов, действительно? Ему пора перестать вести себя так, как будто у него сестринский комплекс. Поэтому он решил проследить за противными однокурсницами хозяйки. Ему было не только интересно, что они замышляют, но и захотелось узнать, как отдыхают или работают другие девочки возраста Лаон. Сначала эти двое затащили Пию в комнату, громко хохоча, что у него уши чуть не свернулись в трубочку, пообсуждали прошедшие уроки, затронув и высмеяв явную влюблённость «мерзкой Нери» в профессора Драма. Только за это ему можно проклясть их, причём не единожды. Речь зашла о мальчиках, и девочки принялись разговаривать насчёт Палладиума, расхваливая его внешность, ум, принадлежность к эльфам, джентльменские манеры. «Да уж, настоящий джентльмен», — закатил глаза Сильвио, одновременно размышляя, какой сглаз наслать на этих фей. — Почему бы нам не попробовать подставить эту ведьму? — предложила Амарил, закалывая свои волосы кричащего тыквенного оттенка по бокам. Франсин оторвалась от выполнения домашнего задания и окинула подругу хитрым взглядом. — Разве вы не помните, чем это закончилось в прошлый раз? — тихо сказала Пиа, кутаясь в одеяло. Вроде бы и милая девочка, а водится с такими змеями. Значит, не так уж ей и противно в их обществе. — Да ладно тебе, — отмахнулась Франсин, беря расческу в руки и помогая с прической Амарил. — Нас не наругали, а у неё с мадам Дю Фор теперь плохие отношения. Нам же лучше. — Может, послать профессору Палладиуму письмо с гадостями от её лица? — ухмыльнулась рыженькая девушка, причмокнув губами, и взяла красную помаду. — Никто не догадается, что это мы. — Но он может и не поверить, что это она, — оспорила идею Пиа, снимая очки и кладя их на тумбочку. — На самом деле, сложно отследить отправителя, потому что достаточного количества магии на бумаге не остается. Если не делать этого целенаправленно, конечно. — Ты права, но… — заговорщицки протянула Франсин. — У любого человека закрадутся сомнения. И, чтобы было более правдоподобно, лучше написать не гадости, а, скажем, признание в любви. — Дракон, это идеально! — хлопнула в ладоши Амарил, случайно проведя помадой по щеке. — Ой. — Держи, — отсмеявшись, Пиа протянула девушке салфетку. — У меня есть ещё одно предложение, — она улыбнулась, сощурившись. — Давайте подложим профессору Рубео записку от имени Нери с местом и временем встречи. В Башне Незримых! И то же самое Лаон, подписав её от профессора. Таким образом, ему придется наказать её за нарушение правила. — Пиа! — воскликнула удивленная Франсин. — А я-то думала, что никогда не услышу от тебя чего-нибудь стоящего. Будет весело, — они втроем ухмыльнулись, а Сильвио решил благоразумно изъять письмо, предназначенное для Палладиума, и изменить на нем имя отправителя. С Рубео пусть сама разбирается. Он не будет мешать её любовным играм.***
Я почти реально ощущала, как кровь стынет в жилах, холод пробегал по моей спине с ужасающей силой по мере прочтения дневника. Руки тряслись, глаза судорожно бегали с одной строчки на другую, пытаясь охватить как можно скорее больше информации, которая, честно говоря, ввергла меня в шок. Я предполагала, что Рубео — какой-нибудь скрывающийся беглый преступник, ищет что-нибудь в колледже для ведьм, но всё оказалось… До странного просто и даже как-то трагично. Он действительно с полвека назад устроился преподавателем боевой магической стратегии в Облачную Башню, был молодым дарованием, помогал в нескольких операциях Магикса, активно сотрудничал со Светлым Камнем в поимке нарушивших закон существ, составляя планы захвата, боя и, в крайних случаях, отступления. В общем, строил себе карьеру в двух направлениях, пока не стал слишком любопытным и самодовольным. Он забрался с Башню Незримых и нашел некий сосуд, который охранялся стражами, подчиняющимися директрисе. Но, как позже выяснилось, сама Гриффин знать не знает ни о каком сокровище самой высокой Башни, а ходить туда запрещает потому, что оттуда могильным холодом несёт так, что даже у взрослой ведьмы маноканалы повреждаются, так что ученицам там и подавно делать нечего. И так как Облачная Башня стала легальным учебным заведением не так давно, то проверка посторонних лиц могла бы попытаться свернуть всю их деятельность. Рубео не стал сообщать о сосуде, в нём взыграла алчность и собственничество, он посчитал себя избранным этим древним мощным артефактом. И в один прекрасный день открыл его, оказавшись в настоящей тюрьме для неупокоенных душ. И это была его погибель. Молодой, неопытный маг не выдержал натиска злобных голодных духов и в конце концов подчинился одному из них, слившись воедино. Именно благодаря этому он смог выбраться из сосуда вздохов, как гласило на этикетке, а после безумие незаметно подкралось ближе к его сознанию. Он иногда замечал, как не помнит промежутки собственной жизни, что делал, где, с кем. Просыпался в чужой крови, отмывался и отправлялся на работу. Записи, которых было не так уж и много — всего треть дневника, обрываются на том, что он повстречал в один из таких случаев девушку-альбиноску. Её образ преследовал его во снах и разрозненных воспоминаниях, он слышал её голос, шёл на него. А затем снова осознавал себя наедине с трупами, в море крови и с ужасом, застывшим в горле. Не знаю, что произошло дальше, почему Рубео перестал дальше записывать всё это, но я бы не назвала его сумасшедшим… Человеком, с которым я общалась, переглядывалась и целовалась, не казался обезумевшим, да и о каких-либо смертях, по крайней мере, в Облачной Башне и её окрестностях, тоже не слышала. Стоит, конечно, уточнить у Мирты, но не думаю, что он убивал кого-то из местных. Хотя всё это действительно больше похоже на бред, чем на реальность, я сохраню эти записи, что бы ни случилось. Где-то я слышала то название — сосуд вздохов. Задумавшись, я поднялась с пыльного пола, размяла затёкшую спину и решила на сегодня закругляться: всё равно сделала то, о чём мечтала все последние полторы недели. Поговорив по зенфону со взволнованной Блум, узнала, что эти чудачки напали на Авалона, но, к моему личному сожалению, неудачно. Он проснулся и конкретно так нагнул их всех. Ещё и её магия вышла из-под контроля, обуглив кое-чьи волосы, за которые Стелла успела бедняжке все мозги выесть. Ходит теперь с каре и на всех коброй смотрит, хотя, по правде, она не злится, просто надо поддерживать атмосферу «ссоры», чтобы профессор не подумал, будто именно они напали на него. Вряд ли разруганные феи смогли бы нормально работать сообща. А ещё Диджи, та робопикси, встроенная в браслет Текны, каким-то образом стала материальной, а сама Текна получила Чармикс. Обе эти вещи заинтересовали меня. Во-первых, здесь точно сыграл фактор постороннего вмешательства, потому что просто так существа не становятся разумными и, феникс побери, реальными. Тем более в свете нынешних обстоятельств, когда Даркар набирает мощь, планеты начинают постепенно готовиться к войне из-за обострившихся международных конфликтов, — хорошим показателем этого является зимняя трагедия на нейтральной территории Магикса, — когда существует третья сторона, с неясными целями и союзниками, которой что-то нужно от меня, от Винкс, от Кодекса. В общем, это не просто любопытство, это знание, от которого может зависеть не только моя жизнь, но и чужие. Исследование этого феномена может также подтвердить реальность искусственного воссоздания жизни. Загрузившись этими мыслями, я не заметила бумажку, упавшую мне под ноги, и благополучно наступила на нее, чуть не поскользнувшись. Прилетели, блин, уже ни на что не обращаю внимание в этой погоне за ответами. Палладиум бы нагрузил меня за такое дополнительными тренировками. Мгновенно расстроившись из-за упоминания этого придурка, подобрала бумажку и, развернув, прочитала написанное: «Встретимся в три ночи в Башне Незримых. Рубео». Супер, а он не мог ещё более неудобное время выбрать? Мне после пар придется ещё и идти куда-то, ну просто мечта. И что вообще за странный способ, он никогда так не делал. Возможно, он следит за мной и знает, что я открыла дневник и прочитала его? Проверив округу с помощью Ингуз и не обнаружив знакомой красной маны, поёжилась и покинула коридор, собираясь попытаться немного вздремнуть.***
Я встретила его ещё на лестнице, по которой поднималась, кажется, целую вечность. Моя голова немного кружилась, давление до сих пор скакало от перепадов высот, пустой желудок сжимался от волнения и плохого предчувствия, но я всё равно пришла сюда. Рубео сидел на ступеньках, прикрывая узкий проход в круглое помещение, из которого лился мягкий зелёный свет. Он со скукой вертел в руках новый кубик Рубика, я внезапно поняла, что до странного безоружна: у меня не было ни атема, ни катаны, ни даже простенького кинжала. Одна лишь магия, которая против сильного и опытного мага не очень-то и действовала. И, как бы это ни было неприятно, я ничто против него. Он может ломать меня и убивать столько, сколько захочет, и для меня будет огромной удачей, если он не поймёт, что я в каком-то смысле бессмертна. — Так зачем ты меня звал? — поежившись от холода, спросила я, так не дойдя до него. — Я? — он выгнул свою тёмную бровь, затем задумался и чему-то усмехнулся. — Хах, стоило понять с самого начала. Ты бы не стала пользоваться таким детским способом. — А можно по-нормальному объяснить? — я раздражённо развела руками в стороны, пытаясь заглянуть в комнату позади профессора, но тот встал и как-то устало провел по волнистым волосам, распуская хвост. — Какие-то ученицы решили подшутить над тобой, — не долго думая, я кивнула, поняв, о чём идет речь. Смущение затопило всё внутри от осознания, что моё идиотское влечение прекрасно видно даже школьницам. Вопрос только в том, что он сам об этом думает и что собирается делать. — Вот как, — я сумела краем глаза заметить какой-то сосуд, стоящий на возвышении прямо в центре, и нахмурилась. — Почему сюда нельзя приходить? — А ты ничего не чувствуешь? — он остановился возле меня, судя по всему, передумав уходить, и его лицо озарила та ехидная, задорная улыбка, которая меня и привлекла. Я отрицательно промычала, поднимаясь выше как ни в чем не бывало, но его рука остановила меня, притягивая к себе. Теперь, когда он стоял на несколько ступенек ниже, мы сравнялись ростом. Моя спина, ставшая в один миг слишком чувствительной, прижималась к его груди; из-за того, что я по сути облокотилась на него, опора стала слишком шаткой и мне пришлось сойти обратно, становясь на ту же ступеньку, что и он. Одна рука Рубео сжимала мою талию, другая — обхватила подбородок, поворачивая лицо к нему. Моё сердце так быстро и громко стучало, что я даже не обращала внимания на неудобство. Одновременно с этой неловкостью в груди затаился страх, пробежался по костям, свёл приятное покалывание внизу живота на нет. Он что-то спросил, но я не слышала, уйдя в раздумья. Почему все девушки в моем возрасте как девушки, а у меня всегда всё через задницу? Почему у меня не может быть кого-то рядом, кто поддерживал бы, кто отвечал бы симпатией на симпатию. Сильвио — мой партнёр, но он не может быть им в романтическом плане. Это нечто отличное и чуждое лично для меня. И тогда я решила пойти на неоправданный, глупый риск, позволила сорваться словам с языка раньше, чем тщательно обдумала это. — Я прочитала дневник, — он перестал улыбаться, его взгляд стал цепким и немного устрашающим, и мне пришлось давить в себе желание отпрянуть и убежать. — Я… Просто хотела поговорить об этом. — Я просил тебя не лезть, — он злился, развернул меня и, усадив на холодную ступеньку, опустился передо мной на колени. — Ты понимаешь, что есть вещи, слишком опасные для маленьких миленьких девочек? — мне было немного стыдно, особенно если со мной так разговаривали, но я не могла этого не сделать. Мне было интересно узнать секрет, взломать замок, подойти на шаг ближе к человеку, который, возможно, мне нравится. — Не думаю, что кто-то навредит мне больше, чем уже, — сказала я, кристалл, спрятанный под кофтой, почему-то нагрелся и стал жечь кожу. — Я не могу… — Что не можешь? — измученным тоном спросила я. — Я же не прошу что-то мне рассказывать. Я никому не расскажу, правда, мне просто интересно, что ты думаешь по поводу меня, — я нервничала, говоря это. Дракон, ничего ещё более смущающего не произносила даже мысленно, а тут спрашиваю у реального человека. — Если ты останешься рядом со мной, то станешь такой же заложницей, как и я, — он сжал мои колени, положил на них голову, и я провела по его мягким волосам. — Поэтому… пока не стало поздно, прости, пожалуйста. — Что? О чем ты? — я прекрасно осознавала, что мне надо уходить отсюда, об этом кричало чутье, его слова, намекающие на что-то нехорошее, но я просто не могла сдвинуться с места. — Прости, Лаон, но ты не должна была знать это, — он резко потянулся ко мне, касаясь своими губами моих, и я ощутила, как кристалл на груди плавится и как холод снаружи сковывает тело. Темнота заволокла сознание.***
Я проснулась от тревоги, сжимающей мои мышцы так, словно готовясь к забегу на длинную дистанцию с препятствиями. Дышать выходило с трудом, потому что чёрное дымчатое пространство вокруг было невероятно холодным, и с каждой секундой температура, по-видимому, опускалась всё ниже. Я не видела конечностей, не слышала своего голоса, даже когда кричала, и если бы не ноющая боль в груди, то не чувствовала бы тела. Ужас подобрался ко мне отнюдь не незаметно, как это бывает в моих худших кошмарах, которые заставляют меня становиться ребёнком, волчонком, загнанным в угол. С некоторыми сложностями вспомнив, что было последним, прежде чем оказалась в этом месте, я почти расплакалась. Не было никакой злости, скорее обида и отчаяние, потому что отчасти я понимала, что в его истории есть схожие с моей ситуацией моменты. Кто-то сильнее, могущественнее, опаснее, кому от нас что-то нужно. И он точно так же пойдёт на всё, лишь бы сохранить что-то или кого-то, просто я не вошла в этот список ценностей. И это обидно, но понятно. Из тумана вышел знакомый силуэт. Его глаза излучали холодный изумрудный свет, он не протягивал мне руку, не говорил ни слова, но я отчётливо ощущала презрение и разочарование, исходящее от этого существа. Рыдания застряли в горле неприятным комом, который увеличивался по мере того, как я пыталась убедить себя в иллюзии происходящего. Здесь не может быть Палладиума, это всё просто наваждение, основанное на моей памяти. Где я вообще нахожусь? Эльф рассмеялся, сменившись на покойного отца и матушку, таких же холодных и отстранённых, какими их я запомнила, когда они ещё были вместе. И это безразличие часто сменялось необузданным гневом, целенаправленной, неконтролируемой агрессией. Рубео Драм писал о сосуде вздохов из Башни Незримых, его же упоминала Нина как источник, из которого рождаются слуа и в котором находятся души грешников. Один из злобных духов наполовину завладел телом и разумом Рубео, предположительно, его сила — змей, и ещё есть кто-то, кто контролирует этого змея, заставляя делать Драма то, чего он вроде как не хочет. Именно этот сосуд, скорее всего, и стоял в той комнате, куда он не дал мне пройти, но куда, похоже, запихнул. Замечательно. Это хуже смерти. Но мне нужно отсюда выбраться как минимум потому, что я ещё не спасла тетю с дядей. И как максимум потому, что не сделала ещё миллион и больше идиотских вещей, которые должна сделать любая нормальная и не совсем девушка. Написать исследование, пойти на свидание, получить степень мастера, влюбиться, попасть в захватывающие приключения и так далее. Расталкивая чёрные тени, принимавших облик моих знакомых, но отражающих то, чего боюсь в них в отношении себя, я в конце концов оступилась и упала, но, на удивление, не ударилась. Среди абсолютно серых иссохших деревьев и высохшей, потрескавшейся земли то и дело слышались чьи-то хриплые вздохи. Я замерла, постепенно успокаиваясь и замедляя дыхание и сердцебиение, осмотрела свою кожу, покрывшуюся какой-то сажей, которая не очищалась, и попробовала просканировать окружающую среду руной Ингуз. Но та просто-напросто не сработала, как и любая магия, которую я тут же стала пробовать применять. Дрожь охватила немеющие руки и ноги, я медленно опустилась на землю, уговаривая себя встать и идти дальше, но это оказалось бесполезно. Кто я без магии? Ничего не могу, ничего не умею, обычная девочка. Та Келли, которую приглашали гулять и всё равно насмехались просто потому, что это весело, просто потому, что попала в такую компанию и была не в силах уйти из нее. Привязанность всегда была важнее для меня, даже если с не очень хорошими людьми. Отовсюду доносились шорохи, скрипы, хрипы, и мне чудилось, что множество людей, таких же, как и я, умирают здесь, особенно когда я тоже начала всхлипывать. Паника не хотела утихать, как и бессилие, и я в какой-то момент просто рассмеялась. Просто смешно, что я попала сюда после того, как призналась кому-то в чувствах, не сделала ведь ничего плохого… Нет, сделала, конечно, убила нескольких людей и не только, крала, покупала нелегальные ингредиенты, варила запрещённые зелья, подменила собственную личину. В общем, каким-то образом для меня свод закон стал пустым звуком. Да и как в мире, где никакие правоохранительные органы не вступятся за тебя, не спасут, можно жить законопослушным гражданином. Земля подо мной потрескалась, и я с криком провалилась. Невесомость на мгновение подхватила тело, а после улетучилась, меняясь на воспоминания недалекой давности. Тёмный тоннель, камни, невозможность превратиться или подхватить себя левитацией, близость боли, которая переломает мне все кости, пронзит плоть насквозь, оставит после себя лишь одно желание — поскорее умереть. Как бы странно это ни было, но я устала умирать. Не имея представления о том, как именно работают мои способности, я могла в любой из таких случаев действительно больше не ожить. Нет никакого желания испытывать всё это снова, собирать себя по кусочкам, чтобы выбраться на поверхность и улыбнуться, как будто ничего и не происходило. Для кого-то, кто догадывается или знает об этой моей маленькой особенности, бессмертие может представляться безумно удобным и полезным навыком, но будь они на моем месте… Хотели бы они совершать ошибки, за которые приходится платить жизнью? Хотели бы медленно сходить с ума от болевого шока, от фантомных болей, от иллюзий, пробирающихся за ними в реальность из сна? Или это слишком большая цена? Страх наконец-то перестал сковывать тело, и я более-менее успокоилась, сосредотачиваясь на том, что могу сделать в таком состоянии. Тёмно-красные стенки на вид гладкие и склизкие, словно попала в чей-то организм и сейчас лечу в желудок, так что ухватиться за них мне не удалось. Только руки себе испачкала в противной слизи. Хорошо, может, я в какой-то момент всё же достигну дна и разобьюсь. Уж лучше так, чем неконтролируемый полёт, в котором мне даже двигаться трудно. Концентрация на одной мысли помогла окончательно прийти в себя, и, как только я перестала трястись, безразлично всматриваясь в темноту под собой, тело подхватил ветер. Стенки исчезли, вокруг клубился тот же чёрный туман, что в самом начале, ветер плавно нёс меня через него. Надеюсь, на выход, потому что эта прогулка мне надоела, хотя по уровню отвратительности она занимает лишь второе место. Сразу после милой встречи во дворце Солярии с раздражающим парнем и его хозяином. В темноте я заметила отблеск света, и ветер тут же направился туда, пока я чуть не столкнулась с чужим лицом. Передо мной левитировала — вопрос, как? — пикси с подведёнными малахитовыми глазами, чёрными волосами, тиарой в виде крыльев летучей мыши и в каком-то балахоне, обитом бархатом. — Здрасте, — брякнула я, она сложила руки на груди. По всей видимости, она реальна, потому что я никогда не встречала её, а из тумана выходили только мои знакомые. — Эмм, меня зовут Лаон. А вас? — Дискорда, — ответила она глубоким голосом. Интересное, однако, имечко: в честь богини раздора Эриды, которую римляне звали Дискордией. — Ты ученица Облачной Башни? — она внимательно осмотрела меня. — Не совсем. Я учусь в Алфее, — она сощурилась, но отвращения не высказала, — и сейчас проходит программа по обмену учебным опытом. Но я, как бы это… — Попала в лапы этого змея, — фыркнула пикси. — Он заточил меня здесь, в сосуде вздохов, который я охраняю уже несколько веков, как раз с того момента, как Нинфея, — она осеклась и замолчала, по-видимому, решив, что знать это простой смертной не стоит. Как жаль, что я уже знаю. — Полагаю, с того момента, как Нинфея стала ссылать слуа в Бездну, а их источник перенесла туда, где ему место, как ей кажется, конечно, — Дискорда удивленно приподняла брови. — Не беспокойтесь, это не все знают. Так получилось, что мне выдалось побывать в Бездне и образовать узы с одним слуа, с которым мы оттуда и сбежали. И, если вам интересно моё мнение, — по-моему, ей не очень интересно, но надо закончить, раз начала, — то их надо вернуть в экосистему, а не оставлять в изоляции, ещё и под руководством планта. — Майи что ли? — о, так она знакома с этой странной королевой, я кивнула. — Да, она там одна осталась после преследований рыцарями Светлого Камня, — это, что, аналог святой инквизиции? — А что стало с остальными? Просто у них в Сине такая история странная: слуа запрещено покидать город взамен на защиту от Майи, якобы на поверхности много опасностей, с которыми им не справиться. Не то чтобы я не согласна с этим, но всё равно странно, — Дискорда поджала губы и неудовлетворенно промычала. — Значит, Майя всё-таки подверглась этому идиотизму, — видя, что мне непонятно, пустилась в объяснения: — Плантов жгли из-за страха перед их силой, что, собственно, происходило и со многими другими расами. — Эльфами, например? — она кивнула, поморщившись. — Да. Так вот, их жгли, так что большинство бежали на другие планеты, предполагаю, что многие из них сейчас в лесах Линфеи, — звучит логично. — Но вот было у них одно психологическое отклонения, между прочим, как и у эльфов, — я хмыкнула, — они считали себя выше других рас. Потому, скорее всего, Майя осталась в Бездне как последняя представительница королевской семьи. Она решила править слуа, но, похоже, это только усилило её болезнь… Тем не менее, тёмные пикси действительно опасны. — С чего бы это? Только потому, что они выходят из этого сосуда вздохов как пережитки злобных духов? — она отрицательно покачала головой. — Нет. Вероятно, твой пикси не рассказывал тебе, но в них сохраняется то безумие, свойственное заточённым здесь душам, и в один прекрасный момент они срываются, — мои плечи опустились. В принципе, я понимаю теперь, почему Сильвио не говорил об этом. Но он не выглядит сумасшедшим. — Но нельзя же всё так оставлять, — тихо произнесла я. — Возможно, есть какой-то способ вылечить их. А не кидать на самое дно, как это сделали вы. — Мы пытались их лечить, — раздражённо кинула Дискорда. — Это безумие — часть их сущности. Не будет его — не будет и их. Думаешь, лучше вообще уничтожить? — она желчно усмехнулась. — Я предлагала попробовать ритуалы очищения или разъединения душ, но остальные три хранительницы, — последнее слово она произнесла с заметным ядом, — посчитали это всё чёрной магией. Идиотки. — Согласна, — буркнула я. Она с недоверием покосилась на меня. — Скажем так, я не самая светлая фея. — Ну, это я и так поняла: не каждая наивная дурочка попадает сюда и доходит до самого конца, — это заставило меня улыбнуться. — И как отсюда выбраться? — она пожала плечами, и я устало вздохнула. — А вы как здесь оказались? — Охраняла кодекс и сосуд вздохов, но, по-видимому, тот грешник, который поселился в Рубео, будет посильнее даже меня, — удручённо сказала она. — Впрочем, есть один способ, но мы не сможем им воспользоваться. — Ну хотя бы расскажите, — мне удалось сдержать рычание. В чём смысл устраивать шоу, если она тут сидит фиг пойми сколько времени. — Это — всё, что осталось от порученного мне кодекса, — она помахала перед моим лицом амулетом в виде паучка со светло-голубым камнем посередине. Это что надо было с ним делать, чтобы от той махины остался такой ничтожный камушек? — Ты знаешь, о чём я вообще говорю? — К сожалению, — я встала на ноги, потому что ветер внезапно рассеялся подо мной. — И как он поможет нам выбраться? — Силой, заключённой в кодексе, может воспользоваться существо только с нейтральной энергией. То есть пикси, — она показала рукой, чтобы я молчала. — Я не могу им воспользоваться, потому что наполовину являюсь существом Башни. Моя магия не нейтральна. Как и твоя, так как ты фея. Поэтому и говорю, что нам это ни к чему. — Ну, вот тут вы не совсем правы, — я хмыкнула. Ну что ж, добро пожаловать домой, мой второй ключик. — Можно? — я протянула руку к амулету, но Дискорда не спешила его мне передавать. — Не бойтесь, ничего же не случится, если вы говорили правду и я не могу им воспользоваться. — Ладно, фея, дерзай, — она вложила мне в руки амулет, и я искренне обрадовалась, словно ребёнок конфетке. Холод сменился знакомым приятным теплом, согревая меня; аквамариновый свет на секунду мигнул, разгоняя сгущающийся туман. Я не закрывала глаза, в отличие от Дискорды, поэтому видела, как на моих ладонях формируется птенец феникса, чьи перья переливались чёрным и красным пламенем. Он расправил крылья, подлетел, клюнул меня в щёку и, вскричав, исчез в высоте, увеличиваясь в размерах. Счастливая улыбка играла на губах, пока пространство вокруг таяло, а в воздухе кружились перышки. Одно из них опустилось мне на макушку, и я сжала его, прошептав на грани слышимости «спасибо». Когда я открыла глаза, мы с Дискордой находились в Башне Незримых. Сосуд вздохов потрескался, а камень из амулета исчез.