Пособие по становлению злой феей

Палладиуму практически всегда удавалось контролировать и дозировать свои эмоции: он не был бездушным, надевая маску вежливости, но и уже ничего не переживал так сильно, во всяком случае внешне это никогда не отражалось в полной мере. Упорно выстроенные им же границы в отношении себя и других никто никогда не преодолевал, либо слишком уважая его, либо просто не желая сближаться с ним для этого. Иногда ему приходилось имитировать необходимые эмоции для той или иной ситуации, и каждый раз его тошнило от этого, потому что он считал это недостойным, лживым, словно он уподоблялся аристократам, в чьих кругах и воспитывался в подростковом возрасте. Со временем эта тошнота притупилась одной единственной мыслью — «так надо». Ему, его «семье», его коллегам по работе, его «другу», который всё больше отдалялся от него, становясь похожим на того самого короля, которого хотели видеть на троне дворяне. И только изредка Алексис, с которым его свела случайность, скидывал с себя все маски и снова становился тем самым юношей с острым чувством справедливости. Палладиуму трудно было принять, что всё в его жизни меняется, как его дом и работа, так и его окружение, что он и сам меняется. Он считал, что не в лучшую сторону: становился всё более раздражительным, мелочным, скупым, по-склизки изворотливым. Его былая смекалка и желание изменить мир, что так несправедливо отнесся к нему и его матери, с каждым прожитым в совершенно другом для него мире годом блекли и уходили на второй план. Он всё больше принимал себя как второго сына семьи Лиадон, бастарда, который обязан отработать данную ему благодетель, обязан подчиняться и выполнять все приказы, какими бы они ни были. И на какое-то время ему даже стало казаться, что эта «благодать» действительно была ему нужна, что без неё бы он не выжил, а превратился в тех нищих отбросов, которых наблюдал в трущобах. Ведь огни светского общества всегда манили его к себе: деньгами, искусными манерами, дорогой одеждой, богатыми домами, качественной едой, настоящими возможностями — как бы он не отрицал этого, как бы не ненавидел всех аристократов, когда жил в самой ужасной части Альфхейма, в глубине души он всегда хотел оказаться среди них, потому что считал, что достоин этого. В конечном итоге его отец нанял ему учителей, может, хуже по квалификации, чем у его старшего брата, но всё же он дал ему хорошее образование, дал некоторую свободу, с которой Палладиум мог выходить из дома — и плевать, что позже, когда он достиг определенного уровня мастерства, осознал, что за ним всегда следовал хвост, — и выполнять, казалось, обычные вещи, как прогулка, общение с менее родовитыми эльфами, которые ещё не загнали себя в рамки, и наслаждение одиночеством. Да, его судьба была предопределена, как только он попал в руки биологического отца, но этих маленьких радостей ему хватало. Какое-то время. Служба во дворце изменила его снова, сделала не просто недоверчивым, а настоящим параноиком. Его пытались выучить на паладина, но сильными у него выходили лишь небоевые заклинания, особенно получались защитные. Тогда-то Палладиум осознал, куда попал и что от него хотят. В семье, где и так относились к нему не особо терпимо, оставаться становилось всё омерзительнее. Упреки, оскорбления, издевательства со стороны единокровного брата, опущение его репутации как выдающегося специалиста — всё это давило на него так, что иногда Палладиум и вовсе не понимал, как ему могло нравиться находиться среди подобного общества. Он же знал, какие они, как же мог обмануться на их счёт? Именно тогда они вновь встретились с Алексисом, среди родственников которого активно велась борьба за трон. Лиадоны поддерживали фракцию императрицы, но самого Палладиума по какой-то причине определили не в её гвардию, а в общие королевские войска. Было ли это нежелание отца показывать своего «ничтожного» бастарда своему покровителю или очередной попыткой подобраться поближе к Алексису, потому что он уже был осведомлен об их недолгом, но теплом знакомстве, Палладиум не знал, однако быстро осознал, что вот она — возможность, которую он искал. Да, он не был искусным магическим бойцом, но его щиты могли спасать жизни солдат и мирных граждан, его меч был способен резать врагов, а его зелья могли помогать как в госпитале, так и на поле боя. И хотя Палладиум участвовал не в очень многих сражениях, точнее это назвать просто враждебными столкновениями на границах с Теинстином и Дриаганом, его почему-то всегда выбрасывало на передовую. Так родилась идея в действительности подобраться к Алексису и положить себя на то, чтобы тот надел чертову корону. Разве это была бы не прекрасная месть? К тому же он точно знал, что, несмотря на все эти новые черты старого друга, тот бы не забыл, кто ему помогал. Именно вера и проверка, сохранилась ли эта справедливость, это реальное благородство в Алексисе, побудили его встать на его сторону. Это было трудно, почти невыносимо, но только так Палладиум мог вырваться из порочного круга навешанных на него обязательств и начать ту жизнь, которая ему понравится. Завоевать доверие народа, возвысить в их глазах одного единственного кандидата, а других очернить, подставить, сделать этот народ, ненавидевший всех аристократов, полюбить их «спасителя» — это был его великолепный план. И плевать, что многие пострадали, что часть событий была подстроена, главное только то, что он знал, что не ошибается в своём выборе. А собирать слухи, внимательно наблюдать и правильно дозировать информацию нужным целям — то, чему он учился с раннего детства, то, в чем и заключался его врождённый талант. Всё давалось легче ещё и потому, что Алексис часто мелькал в народе с малого возраста, всегда интересуясь его проблемами и пытаясь сделать то, что ему было по силам, — изменить своё королевство. Другие кандидаты на место правителя сделали ставку на аристократию и проиграли, хотя находились и те, кто пытался по-быстрому переделать свою выборную программу. Что ж, им помогли проиграть. Коронация Алексиса прошла громко, организовали бал для знати, праздник и ярмарку для народа, а затем потянулась рутина и подавление недовольных и инакомыслящих. Палладиум никогда не считал себя тем, благодаря которому всё и произошло, и никогда не жалел о своём выборе, потому что за новым королем стояло множество достойных эльфов. Поэтому он сильно удивился, когда Алексис предложил ему не только должность королевского зельевара и представил комиссии, чтобы тот получил звание мастера, но и роль тайного советника. Сначала Палладиум решил, что это было бы слишком обременительно, что главной цели всей этой аферы он уже добился — отдалился от семьи и обладал практически всеми своими правами, то есть являлся полностью дееспособным эльфом. Но после тщательного наблюдения осознал, что Алексис не требует от него ничего сверхестественного, как от тех, кто пребывал на своих должностях регулярно. Он предлагал ему стать союзником, а не исполнителем, и именно это стало сюрпризом для Палладиума. Быть на равных, оказывать взаимопомощь, идти к одной цели — повысить и сохранить благополучие Альфхейма. Он не знал, когда именно Алексис перестал воспринимать его как подчинённого, почему безродный мальчишка из трущоб вдруг стал ему ближе, чем остальные. Но безмерно ценил это и изо всех сил старался поддерживать эту связь, даже находясь за пределами страны. Кому-то могло бы показаться смехотворным то, что он работал почти полвека на других мирах, но для существа, живущего до тысячи лет, это несущественно. Хотя если говорить честно, то немногие доживали до такого возраста. В любом случае, Палладиум был даже рад в какой-то мере, что приехал обратно в Альфхейм, тем не менее домом он это место не считал, как и любое другое. Ему всё так же нравилось быть наблюдателем и путешественником, наверное, поэтому всё, что сейчас происходило с Лаон, вновь взбудоражило его после недолгой передышки. Он прибыл в главный дворец вечером того же дня, как проводил и оставил свою ученицу практически в одиночестве, весь день потратив на то, чтобы разобраться с накопившимися делами гильдии мастеров зельеварения. Он являлся мастером также по артефакторике и природной магии небоевого типа, но в гильдиях не состоял, лишь изредка беря индивидуальные заказы в общедоступной сети мастеров. Но гильдии отличались тем, что имели свои здания, своё оборудование — чаще всего высокого качества и производительности — и свои заказы, которые проходили строгий отбор ещё на первых этапах. К тому же сам зельевар не контактировал с заказчиком, а передавал зелья посреднику, ни он, ни сам заказчик не знали, кто берётся за выполнение, так что это понижало риски и повышало шансы на сохранение здоровья и жизни зельевара. Все свои заказы Палладиум выполнял в Алфее или, если это что-то опасное или связанное с тёмной магией, телепортом отправлялся в свой личный кабинет в гильдии. Так как он обычно не выполнял ничего слишком сложного и не был для этого достаточно квалифицирован, у него находилось время на совершенствование своих навыков, совмещая с повседневной рутиной, и ему удавалось скрывать то, что свой полученный в начале карьеры C-ранг мастера, он уже давно перескочил. Свои нынешние способности Палладиум оценивал на B+ ранг, что уже было довольно хорошо. Эльф, переодетый в слегка облегающие брюки из жёсткой ткани коричневого цвета и в зелёную льняную рубашку, опустился на своё место и положил перед собой на дубовый стол толстую папку с исследованиями найденных на границах с Эксилиумом, где пропали патрули, материалов и следов. Палладиум был бы счастлив просто поужинать и отдохнуть с бокалом вина, но его желания не учитывались. Особенно он не ожидал, что как только он появится на пороге гильдии, его тут же привлекут к расследованию, потому что у них просто-напросто не хватало рабочих рук. В связи с обострившейся международной обстановкой, большинство зельеваров-мастеров низкого ранга были отправлены в качестве поддержки союзным государствам, где уже велись боевые действия. В первую очередь это Биармия, где вспыхнуло восстание людо-орлов, которых веками притесняли как за их внешний облик, так и за то, что в древности этот народ промышлял людоедством, но впоследствии это пресекли, потому как и у самых людо-орлов наблюдались различные заболевания и мутации после употребления в пищу человеческого мяса. К сожалению, Биармия населена не только людьми, обладающими высоким процентом магии иллюзии, и людо-орлами, но ещё и крылатыми сиренами, которые официально признаны демонической расой, никак не связанной с человеческой. И за последний год сирены словно посходили с ума, разлетаясь со своей территории по всей планете и даже за её пределы, высасывая все жизненные силы из своих жертв. Поговорить с ними не удалось, они вообще никого не слушали, а этих посланных бедняг тут же съедали, так что никакой информации им добиться практически не удалось. Только то, что они всю эту энергию собирают целенаправленно, но для чего именно — неизвестно. Во вторую очередь это Шамбала, населённая духами, способными становиться материальными. Довольно-таки отчуждённая от остального измерения планета, никогда не встревающая в конфликты и не ведущая международную торговлю, до последнего века была закрыта и не допускала никого на свою территорию. Всё изменила последняя королева Марион, исчезнувшая или погибшая тридцать лет назад при нападении Даркара, ТДВ и их армии на Домино, когда она спасла своей целительной силой молодого духа, случайно попавшего в Драконьи леса, не справившись с собственной магией. Таким образом, отношения между Домино и Шамбалой медленно, но верно налаживались с точки зрения обмена знаниями и опытом, но на другие страны это не распространялось. То, что Шамбала обратилась к Лиосу, чьи маги ещё пользуются старым методом связи с другими планетами из-за ситуации с Эксилиумом — регулярное отслеживание особого сигнала о помощи, посылаемого определённой частотой магической волны, было удивительно. Взамен на исследовательскую и военную помощь с тёмными эльфами Лиос обязался посылать часть своих войск в Шамбалу, где в самом разгаре шла война между союзническими осенними и зимними духами с союзом летних и весенних духов. А причина не так уж и непонятна — нехватка ресурсов и падение династии межсезонных духов, которые хоть как-то сдерживали четыре народа и налаживали между ними отношения и торговлю. И, так как «скатились до помощи эльфийских выродков», как выразился один из представитель делегации из Шамбалы, которого тут же удалили с конференции, именно союз летних и весенних духов, то с ними Лиос и заключил альянс. Палладиум откинулся на спинку стула, лениво наблюдая за прибывающими эльфами, в третий раз перебрал стопку бумаг, боясь, что мог забыть нечто важное, и мысленно отрепетировал ответы на наиболее вероятные вопросы, которые ему могут задать в ходе и после его презентации. Не то чтобы у него было что-то крайне важное, но Лиадон стремился выглядеть во всём идеальным, так что ошибиться в чём-то таком простом, как анализ состава принесённых образцов зелья, которое в числе прочих нашли на границе с Эксилиумом, не хотелось бы. Через долгие полчаса зал заполнился, и за круглым столом собранных мастеров сидело порядка десяти эльфов, за столом слева от них находились командиры военных отрядов, а чуть поодаль, на небольшом возвышении, — король, его основные «советники» — секретарь, главный стратег, командир общей королевской стражи и гильдмастера Альфхейма. Представители Теинстина и Дриагана, к счастью, отсутствовали, так что совещание должно пройти относительно мирно и быстро. Во всяком случае, Палладиум надеялся на это, но его ожидания совсем скоро разбились, и раздражение от того, что некоторые индивидуумы не хотят рисковать своими людьми — в обычной ситуации он бы понял их желание, но не тогда, когда обстоятельства требовали хорошо подготовленной оперативной группы, а не просто двух-трёх солдат, пускаемых в расход как пушечное мясо, — поднималось в нём волнами. Он благополучно провёл свою презентацию после того, как выслушал доклады военных командиров, и она, по сути, положила начало вещественных доказательств вины тёмных эльфов, доказанных всеми зельеварами. Остатки характерных перьев, покрывающих кисти, щиколотки и иногда шею у данного подвида эльфов, были найдены последней группой разведки, которой удалось вернуться живыми, хотя они и столкнулись с неизвестным им существом, из-за которого пострадала большая часть группы. Также были найдены зелья, облегчающие процесс перекачки маны жертвы к другому живому созданию или в сосуд, узконаправленные эссенции силы и скорости, в которых присутствовали растения, произрастающие только на Севере Лиоса, и капли неизвестного происхождения, предположительно — новый вид яда, на животных показал результат чрезмерной резкой агрессии и жажды убийства. После чего стали отчитываться «советники», и Палладиум искренне старался слушать их внимательно, но создавалось впечатление, что они чего-то недоговаривают. Когда король Алексис спросил о состоянии пострадавших членов группы, никто так и не ответил. «Вот оно», — подумал Лиадон, глазами шаря по комнате и напрягая уши. Кто-то мог бы обмануться видом незаинтересованного и расслабленного мужчины, но только не Алексис, который однозначно спросит с него все его наблюдения позже. Командующий войсками пригласил выступить работника отдела допросов, и тот рассказал о том, что все, кроме одного, мертвы и находятся в высушенном состоянии — ни магии, ни жидкости, ни жизненной энергии. А выживший обезумел и, уподобившись животным, на которых проводилось тестирование, жаждет всех убить. Его связали антимагическими кандалами и закрыли в темнице на нижнем уровне. Говорил работник нервно и скованно, иногда запинался и искал поддержки в глазах командующего, но тот сохранял беспристрастное выражение лица. Палладиум записал обоих в список для проверки на преданность. Совещание завершилось тем, что было проведено голосование за то, чтобы собрать оперативную группу и отправить её на разведку для начала без вмешательства других стран, и операцию одобрили. На этом все принялись расходиться, и Палладиум поспешил за остальными, чтобы не выделяться, а затем, отойдя на достаточное расстояние от антителепортационного поля, удостоверившись, что никто за ним не следует и следилок на него тоже не успели навесить, перенёсся в свою маленькую запылившуюся квартиру в западной части столицы. Цены в Альфхейме не то чтобы кусались, но иногда вызывали головную боль, особенно когда эта недвижимость ему не слишком была-то и нужна. Он мог оставаться в Алфее и на летние каникулы, но эта квартира досталась ему после вступления в гильдию и оплачивалась в половину своей ежемесячной стоимости, а он обладал достаточными средствами, чтобы иметь подушку безопасности на случай, если ему негде будет жить. Хотя у него и была палатка — ну, в данный момент она была нагло оккупирована одной феей, — всё же хотелось некоторого удобства. Так что Палладиум ни за что бы не согласился жить в ней на постоянной основе, к тому же, создавалось ещё большее впечатление, что он бездомный и безработный, даже если это не совсем так. Ему пришлось около часа избавляться от приличных слоёв пыли на любых поверхностях, а в некоторых местах и от паутины, с помощью бытовых заклинаний, потому что брать в руки тряпку и ведро показалось ему уж совсем ущербным. По крайней мере, сегодняшним вечером ему хватило ощущения мерзких копошащихся мушек у него под кожей, которые появляются каждый раз, как он появляется в этом дворце. Осознавать свою никчёмность, по сравнению с другими суперважными персонами, всегда было для него болезненным. Только после того, как неуютная гостиная, мрачная спальня и кухня с ванной и уборной приняли относительно приемлемый облик, мужчина задумался насчёт ужина. На его счастье, за последние полстолетия правления Алексиса Альфхейм частично догнал по развитию Магикс, особенно этому поспособствовало сотрудничество с Зенитом, потому как в технологиях эльфы не то что не разбирались, но и принимали всё это со скрипом. Таких, как он, любящих высокотехнологично развитые планеты, где можно заказать себе доставку еды на дом, феникс дери, в действительности было не так много. Внедрение всего нового шло медленно, но всё же шло, а не стояло на мёртвом месте, как в Дриагане. С этой точки зрения, самыми приспособленными оказались лунные и звёздные эльфы, которые никогда и не закрывали свои границы для других планет и наловчились совмещать свою культуру с чужим прогрессом. И, так как заказать у них всё ещё ничего нельзя было, Палладиуму пришлось выходить на улицу и идти в единственную местную сеть продуктовых магазинов, сохраняющую антураж до сих пор существующей торговой улицы. Наверное, именно эта отсталость вызывала в нём такое отвращение, потому что наряду с безмерной гордыней, природным потенциалом и богатой культурой, они были далеко от того, что можно было бы назвать хорошим уровнем жизни. Это не была вина нынешнего короля или даже прежнего, а закостенелость народа в целом, нежелание принимать тот факт, что надо двигаться вперед, а не оставаться на месте или вовсе деградировать. В общем, Палладиум предпочёл бы поселиться на другой планете, хотя и любил свою расу в какой-то мере. Совершив поздние покупки и придя обратно в квартиру, он переоделся в куда более удобный зелёный хлопковый костюм и тапочки, чувствуя себя немного глупее и моложе, чем есть на самом деле. К тому моменту, как он закончил приготовление простого грибного супа-пюре, время перевалило за час ночи и ему почти расхотелось есть, но он всё же съел несколько ложек и теперь в одиночку распивал линфейское цветочное вино. Если бы он приобретал его здесь, то это бы считалось контрабандой, но он успел купить его перед отъездом в Магикс. Правда, пришлось его спрятать от одной — двух — любопытной особы, пристрастившейся к алкоголю не пойми с какого возраста, из-за чего ему изредка приходилось это пресекать, но это того стоило. Вспомнив про свою ученицу, Палладиум сразу написал ей сообщение с привычными вопросами, не убилась ли она ещё. Ответ не заставил себя долго ждать, хотя он уже почти привык к тому, что она могла игнорировать свой зенфон часами, если там не что-то срочное. Лаон: У меня всё отлично, к твоему счастью, меня не расплющило после стабилизирования пространства палатки. Палладиум: Жаль, я бы на это посмотрел. Лаон: Кто бы сомневался, что это так. Как прошло совещание? Палладиум: Неплохо, если не считать того, что это больше походило на балаган. Но завтра будет ещё одно с Шамбалой. Лаон: Шамбала — мифическая планета духов? Не думала, что они вообще с кем-то контактируют. Обязательно расскажи, как они будут выглядеть! Я не нашла ни одной фотографии в открытом доступе. Палладиум: Верно, до этого они налаживали отношения с Домино, но после снова затихли. К нам приедут представители весенних и летних духов, но говорят, что зимние выглядят довольно жутко. Как тёмные гиганты с серпами или как демоны-домовики, зависит от их уровня. Лаон: Не хотелось бы с ними встретиться, кажется, они куда сильнее среднестатистических магов. Хотя я всё ещё не понимаю, почему они духи. Палладиум: Потому что их изначальная форма нематериальна и бороться с ними могут только узконаправленные специалисты. У эльфов до сих пор активно изучают спиритизм и анимизм, много артефактов-мечей, завязанных на убийство духов, ритуалов для изгнания и тому подобное. В Магиксе всё это на грани законного и относится к тёмным искусствам, к тому же, для такого нужен врождённый талант. У эльфов, наиболее близких к природе, он проявляется в разы чаще, чем у людей. Лаон: Странно, что они ещё не захватили мир с такой редкой магической сутью… Наверное, мне, как человеку, просто свойственно бояться всего неизвестного и могущественного. Палладиум: Скажу честно, я бы назвал это здравым смыслом. Но не думаю, что это им интересно. Возможно, соберись они все вместе, могли бы, но сейчас у них война. И это, как бы ужасно не звучало, отличная возможность создать рычаги давления. Лиадон отвлёкся на вид за окном, став рассматривать потихоньку уменьшающееся количество народа. Волнения и тревожные новости заставляли всех становиться более осторожными и прятаться в своих домах, когда как раньше улицы никогда не оставались пустыми и в течение всей ночи. Ему не нравилась мысль о том, что в измерении есть кто-то сильнее, кого превзойти практически невозможно, потому что это только вопрос времени, когда именно неизведанным существам взбредёт в голову, что захват власти — отличная идея. Было ли это свойственно только людям или эльфам тоже был присущ этот, должно быть, иррациональный страх, но Палладиуму было не по себе от представления того, как по их земле идёт титан с серпом в своей огромной руке и безжалостно давит всех подряд. Или как птицеподобные создания отрывают головы, высасывают кровь, словно это самый вкусный сок; или как покрытые листьями и мхом монстры погребают под землей людей; или как похожие на кентавров гуманоидные существа с примесями оленей топчут свою добычу и едят прямо на месте. Да, он уже был наслышан о диких методах ведения сражений у этих высоких существ. Это было совсем не похоже на людские сражения, на магические битвы и на бои на мечах, будто их откатило на несколько тысячелетий и вернуло к тому, чтобы биться подручными средствами, будь то дубинка или собственные части тел. Он не мог их осуждать, потому что просто не имел права на это, однако если они придут на их планеты… Палладиум никогда не участвовал в настоящей войне, но никак не мог отделаться от маниакального научного интереса, как просто и быстро разрушатся все его моральные принципы, если он станет непосредственным участником подобных событий. Осознавать хрупкость своих упорно выстроенных границ было неприятно, слегка жутко, тем не менее желание узнать никуда не исчезало. Духи могли становиться материальными, а могли оставаться в своей истинной форме, на которую могли влиять лишь специалисты и владельцы предназначенного для этого артефакта. К сожалению самих духов, друг друга они могли ранить в любой форме. Практически весь Лиос с момента начала боевых действий в Биармии начал переставление экономики на военные рельсы, и Лиадон с отвращением понимал, что скоро наступит и его очередь. Его точно призовут, если не в качестве штатного мастера-зельевара, то как военного специалиста. И он не имел ни малейшего понятия, как об этом сообщить Нери. Лаон: Тебя же не отправят туда? Вопрос ещё больше выбил его из колеи. Раньше для Палладиума это бы не имело особого значения, он и предположить не мог, что его «отпуск» так затянется, что ему понравится кого-то обучать, что он не захочет возвращаться только для того, чтобы последовать чужой воле. Он не хотел уходить на войну, он не хотел драться, Палладиум просто не понимал, зачем ему с кем-то сражаться просто потому, что так надо. Нет, он осознавал, из-за чего происходят все эти войны, но, чёрт побери, его это не касалось никаким боком, он и так еле вырвался на эту лелеемую свободу. Ему внезапно перестало хватать воздуха в комнате, а голова казалась слишком пустой для всех его размышлений. Бокал, крепко зажатый в тонких изящных пальцах, на мгновение дрогнул, и жидкость качнулась, почти перелившись через край. Единственная мысль, бьющаяся о виски, была о том, что он не хочет идти на не свою войну.

***

Я репетировала текст несложного ритуала для освящения воды, которую уже профильтровала вместе с плакун-травой, и теперь давала ей вымокнуть как следует, потому что она мне ещё понадобится. Пикси, привязанные к тоненькому дереву по кругу, плакали и молили о пощаде. Ну, ладно, только две из трех, Нинфея сидела с яростным выражением лица и иногда бросалась в нашу с Сильвио сторону оскорблениями. Что я только не успела услышать за эти полдня: и что я злобный мерзавец, что недостоин существовать, что она расскажет всё старушке Фарагонде — как, мне интересно? — что меня отправят на Омегу — вот напугала, я ж фея огня, — что такие выродки, как мы со слуа, должны быть рабами у них в услужение — удивительно, и она тут самая светлая? — и что она обязательно проклянет меня до конца жизни и всех моих детей — я не собиралась их заводить, ну да ладно, — а Сильвио вообще оказался самым опасным и ужасным преступником, которого надо незамедлительно казнить. Маленькие подружки-пикси не понимали, что происходит, а Нинфея не стремилась им ничего объяснять, и мне даже немного стало их жалко, не за что же попались, просто под рукой подвернулись. Мне приходилось поддерживать образ Алеса, а на Сильвио была иллюзия тёмного эльфа с маленьким ручным фениксом, чтобы было правдоподобнее. На деле же я этих птичек уже создала штук десять: четверо вселились в бабочек и теперь изучали окрестности на случай какой-нибудь угрозы, ещё двое стали орфом — в каждой голове по одной пташке — и теперь с важным видом охраняли территорию, трое предпочли улизнуть на поиски интересных созданий, которых я могла бы добавить к подношению, а один, соответственно, остался с нами. В общем, это было довольно весело, но пока что десять фениксов для меня — это предел. Я опустошила весь свой резерв, так что занималась чем-нибудь, что можно делать без магии. То есть продолжала попытки осилить древнеэльфийский, готовила устную часть для плясок перед костром и тренировала свои физические характеристики. С последним, кстати, шли подвижки, потому что я за прошедшую неделю наловчилась передвигаться по деревьям только при помощи ног, ну и рук иногда, и у меня была просто чудесная тренировочная тропа. Ещё я отрабатывала удары на всём подряд и бегала не по часу утром и вечером, а по два, что выжимало из меня все плохие мысли. На обратном пути в лагерь мы с Сильвио собирали образцы растений и фасовали по пакетикам и колбочкам, которые у меня скоро закончатся, но мне безумно понравилось самостоятельно находить и готовить ингредиенты. Наконец-то пришла та характерная атмосфера, которую я ожидала, когда приступала к изучению травологии и зельеварения. Не было никакого веселья просто что-то варить, если ты не нашел всё это самостоятельно, обязательно убившись обо что-нибудь. Поэтому мне всё больше импонировала мысль отправиться в месячную экспедицию с мастером, в течение которой мы будем сражаться с какими-нибудь чудовищами, чтобы добыть необходимое. Во всяком случае, я на это надеюсь. Через пару дней, когда я посчитала себя полностью подготовленной к встрече с Имуги, мы со слуа собрали на одной огромной тарелке, тоже вылепленной из металлоглины и украшенной витиеватой резьбой рун, якобы усиливающей концентрацию вкуса той еды, которую на неё положить, — во всяком случае, так было написано в той книге «Лёгкие способы улучшить ваш быт», которую я прочитала в открытом доступе, — всю нашу добычу. То есть пикси — три штуки, орф — одна штука (я развеяла своих зверюшек и убила собаку), хухлик — две и целых пять альраун — им действительно не стоило попадаться на глаза кровожадным птицам. Хотела ещё кого-нибудь крупнее и разумнее, но побоялась соваться к озерным русалкам, мало ли они мне потом войну объявят, а я и так воду не очень люблю, или наткнуться на местных хищников, особенно меня впечатлил рисунок упырей. Так что пришлось стучать по каждому дереву и буквально вытаскивать древесных паразитов. Просто из-за того, что в те же дни пребывания здесь я сразилась со здешним главным паразитом, другие резко расхотели со мной общаться. И, так как я планировала отпустить одну из истеричных феечек, чтобы все думали о том, что за всем стоит Алес, они мне были необходимы, чтобы компенсировать эту жертву. К мясу, конечно же, полагаются овощи и фрукты на десерт, так что больше половины всего, что я собрала, отправилось на тарелку в качестве украшения — хотя Имуги может и это съесть. Итак, когда мы уже собирались выдвигаться, я с помощью считалочки выбрала, кого отпустить, наблюдая за тем, как быстро эти две подруги рассорились, крича, что именно она достойна спасения, а не «эта швабра». И когда палец указал на карамельку, как я её иногда называла, та истерически засмеялась, радостно восклицая и даже злорадствуя над своей соперницей. Это мне чрезвычайно не понравилось, и кстати вспомнилось, что именно она упала в обморок, когда мне нужна была своеобразная помощь. Мои губы растянулись в ядовитой улыбке, и это заметила вторая пикси, нервно дёрнувшись, вот у кого мозгов больше, того и отпущу. Я освободила пикси звёзд, о чём намекали рисунки на её коже, и наказала следовать за бабочкой, никуда не отклоняясь, а если она всё же не последует моему приказу, то бабочка съест её. И не важно, что она не плотоядная, пикси и так уже представила себе самую отвратительную смерть. После того, как она скрылась и прошла достаточное расстояние, чтобы не видеть лагерь, я перестала поддерживать сложный метаморфосимбиоз — это не волосы перекрасить, чтобы Уизгису показать, — и сняла с Сильвио иллюзию. Нинфея ахнула, маска ярости и негодования разбилась об отчаяние. Настоящий шок отразился на её лице, и меня это даже немного позабавило, но по большей части мне было плевать. Переодевшись в более удобную одежду, я собралась с мыслями и отлевитировала подношение к берегу реки, настоятельно попросив Сильвио спрятаться за моими волосами и не высовываться. — Magne Aesir et Vanir, Exaudi preces meas, Et serpenti Imugi potenti Hoc munus humile da! Начерченные в воздухе руны Ансуз и Гебо вспыхнули на мгновенье ярким белым светом и растворились, на несколько секунд наступило подозрительное затишье, и мне подумалось, что я сделала что-то не так. Но земля страшно задрожала, воды реки потемнели и заволновались, став передавать и мне свою тревогу, и деактивированная катана в виде кинжала, сжимаемая потной ладошкой, никак не успокаивала. Величественный морской змей вынырнул из глубины, облив меня вместе с подношением, но, к счастью моей самооценки, я осталась на месте, лишь немного сжавшись и приготовившись перейти в любой момент в боевую стойку. Его яркая бронзовая чешуя сияла в солнечных лучах, бежевые волнистые волосы не поддавались гравитации и оставались сухими, несмотря на то, что недавно побывали в воде. Длинные изогнутые рога и усы дёрнулись в нетерпении, из-за чего вздрогнул и Сильвио, вцепившись в мой затылок. Имуги посмотрел голодными глазами на дрожащих феечек, а после переключил своё внимание на меня, став тщательно изучать. Я глубоко вздохнула и, не разрывая зрительного контакта, глубоко поклонилась. Нельзя было склонять голову, потому что в таком случае змей будет считать и меня обедом, а я — гость, выражающий уважение. Выпрямившись, я заметила легкое одобрение, хотя мне могло и показаться: я не так сильна в чтении эмоций подобных существ. Словно нехотя, Имуги медленно приблизил свою огромную голову ко мне и заглянул в глаза, ища там страх. У меня перехватило дыхание, и на краткий миг промелькнула мысль, что меня ещё никто не ел, но думать о чем-то другом, кроме этих диких радужек ванильного оттенка, просто не могла. Всё во мне натянулось струной, магия внутри осела и задрожала в предвкушении, как животное, приготовившееся к прыжку, и я сама не заметила, как перестала дышать, вглядываясь в его сузившиеся черные зрачки. Имуги резко отпрянул, видимо, удовлетворившись произведённым эффектом и разом смел все «блюда», почти не жуя. Не дав себе поразмышлять на тему того, не будет ли у него несварения, я сосредоточилась на том, что перед тем, как Нинфея исчезла в пасти змея, она точно смотрела на меня весьма неоднозначным взглядом. Была ли это вообще хорошая идея — принести её в жертву? Мне пришлось отвлечься, когда змей высунул на берег свой хвост, едва не убив им меня, и нетерпеливо покачал им. Что он хочет от меня, я не понимаю. По-идее он должен был просто оторвать от себя столько чешуек, сколько ему не жалко, и кинуть их мне. На подобного рода вещи инструкций не было, поэтому я честно растерялась, недоуменно взглянув на Имуги. Тот фыркнул, легонько — в его понимании — ударив меня по голове, которая тут же закружилась вместе с остальным миром. Если бы не тренировки, я бы точно упала на землю, а не осталась шатко стоять в вертикальном положении. Немного придя в себя, я сделала то, что пришло на ум первым, — погладила его. Холодная, скользкая от воды чешуя красиво переливалась в солнечном свете, и я невольно улыбнулась, искренне обрадовавшись. Сильвио, окончательно лишившись чувства самосохранения, подлетел опасно близко к его хвосту и заинтересованно коснулся его. Затем весело хмыкнул и улыбнулся Имуги в лицо — в морду? — на что тот неловко крутанул хвостом, снова чуть не убив нас. После чего довольно быстро и плавно погрузился в беспокойную воду, оставив меня в недоумении. — А, как же… — я расстроенно повертела головой в поисках заветного материала и, ничего не найдя, пошла забирать поднос. Сильвио подлетел к нему первее и с безумным криком поднял в воздух одну из пяти чешуек, лежащих на посуде. — Да! — Это было просто невероятно, — честно признался слуа, прижимая к груди чешуйку и продолжая широко улыбаться. Его детский восторг разделяла и я, потому что это было по-настоящему волшебно. Думаю, Нинфея всё же стоила того.