***
В детстве мама Иры поучительно говорила, что ничто в жизни не даётся просто так, что никто не будет носить её на руках, ничего не требуя взамен. И, ну… Шастун, конечно, не носил её на руках, но не потому что не хотел, а потому что сама Ира позволяла такое только тем мужчинам, которые на этих самых руках несли её в постель. Началось у них всё в какой-то степени печально. Они встретились на вечеринке общих друзей, когда обоим было чуть за двадцать, но, несмотря на одинаковый возраст, Антон ещё не очень соображал, что делает, а Ира уже была на сто процентов уверена, чего хочет в жизни. Поэтому неудивительно, что, когда они попытались переспать в первый же вечер знакомства, ничего не получилось. Ира хотела рядом красивого, обеспеченного, уверенного в себе мужчину, финансовое состояние которого позволило бы ей не париться о деньгах, занимаясь любимым делом, и это самое дело при этом могло меняться с завидной регулярностью. Антон под это описание на тот момент подходил только частично: он тогда был молодым, неопытным, но подающим большие надежды комиком на федеральном канале. И Ира вполне себе была готова последовать древнему житейскому совету и «выйти замуж за лейтенанта, чтобы стать женой генерала». Проблема была в том, что Антон рядом с собой тоже хотел мужчину. Отчаянно это отрицал, всячески открещивался от позорного клейма гомосексуальной ориентации и цеплялся за попадающиеся на пути шансы оказаться в отношениях с девушкой. Но сердце не обманешь, да и член тоже — в тот вечер усердно старавшаяся и руками, и ртом Ира едва не схлопотала комплекс. К счастью, Антону стало стыдно, и он во всём признался: прямо так, со спущенными штанами в ванной комнате в квартире их общих друзей. Ира поднялась на ноги с колен, деловито умыла руки и лицо в раковине, надела обратно штаны на Антона — тот от смущения и отвращения к самому себе, кажется, впал в транс, — и вывела его на кухню, где, к счастью, никого не было. Они говорили до самого утра, и Ира не питала ложных надежд. Дело было не в ней, а в том, что Антону уже физически нужно было выговориться хоть кому-нибудь, а самые страшные и позорные секреты легче выбалтывать незнакомцам. После этого они подружились — с Антоном было комфортно, приятно и весело проводить время, и, хотя Ира не раз ловила себя на предательской мысли в духе «жаль, что гей», эту дружбу она бы не променяла ни на что. А через год Антон пришёл к ней с деловым предложением. Если бы он по-ублюдски сунул ей контракт, в котором чётко было бы прописано, сколько раз в месяц им нужно постить совместные фотки, Ира бы отказалась тут же. Но Антон предлагал всё исключительно на словах и доверии, мол, обо мне уже идут неприятные слухи, а ты хотела перебраться в Москву и жить в своё удовольствие. Ира раздумывала буквально час, за который успешно приговорила бутылку красного полусухого, а потом пошла собирать вещи. Их фиктивным отношениям было уже шесть лет, и, положа руку на сердце, Ира бы искренне смогла назвать их идеальными. Антон редко бывал дома, не требовал от неё буквально ничего, кроме присутствия в своей жизни, возил на дорогущие курорты, дал неограниченный доступ к своей банковской карте. Даже с сексом у Иры с её приличным либидо проблем не было: она могла спать с кем угодно, когда угодно и где угодно до тех пор, пока это не подвергало риску историю её липовых отношений. А вот Антону в этом плане было тяжелее. Его узнавали в публичных местах, а потому любые шаги в сторону даже незначительных интрижек могли быть замечены и вынесены на общественное осуждение. И если первую пару лет он был с головой погружён в работу и несильно по этому поводу переживал, то к близящимся тридцати годам начинал откровенно грустить. Когда во время с потом и кровью выбитого отпуска Антон начинает вместо отдыха конкретно прибухивать в одиночестве по вечерам, Ира решает брать дело в свои руки. Прекрасным субботним утром она вылезает из постели, торчит в душе добрый час, намазываясь десятком разных кремов, а после пританцовывает на кухне, пока заваривается кофе. Из гостиной доносится шум Антоновой приставочной игрушки. С чашкой латте на кокосовом молоке Ира плюхается на диван, бесцеремонно закидывает ноги на колени Антона и призывно шевелит пальцами. — Глянь, как тебе мой педикюр? Антон, святая душа, даже отрывается от игрушки — Фифы, если судить по куче бегающих по зелёному полю человечков, — и опускает взгляд. — Это типа фуксия? Прикидывая в голове, знает ли кто-то из знакомых мужчин-натуралов, что такое «фуксия», Ира с готовностью кивает. — Прикольно. Явно решивший, что на этом его долг исполнен, Антон возвращается к бегающим человечкам. — Я, знаешь, что думаю, — задумчиво начинает Ира, прихлёбывая кофе. — Что? — Что тебе бы потрахаться. Антон хмыкает. — Открыла Америку, конечно. Не обратив внимания на его сарказм, Ира всё так же задумчиво продолжает: — Причём не просто потрахаться, а хорошенько так. Чтобы из тебя всю душу выебали. Антон не реагирует, делает вид, что увлечён своей игрушкой, но пальцы на джойстике предательски белеют от напряжения. — И чтобы это был прям классный секс. Не посредственный, не нормальный, а классный. Чтоб, знаешь, лежишь после с мыслью, что вот теперь и умереть можно. Со вздохом Антон ставит игру на паузу, откидывает на журнальный столик джойстик и поворачивается к Ире с выражением страдающего средневековья на лице. — Ты вот сейчас это всё зачем говоришь? — устало спрашивает он. — Чтобы мне завидно стало, что у тебя это есть, а у меня нет? — Чтобы ты жопу с дивана поднял и начал делать какие-то подвижки в этом направлении, — укоризненно отчитывает Ира и для эффектности делает паузу, отпивая кофе. — А то ты сидишь и ждёшь, что твой прекрасный принц свалится тебе на голову. — Да не нужен мне принц, — огрызается Антон. — Но прекрасный нужен? В повисшей тишине слышно, как тикают на стене часы — красивые, в резной раме, Ира их долго искала по всей Москве. — И что ты предлагаешь? — видимо, смиряясь с неизбежным, спрашивает Антон. — Сегодня вечером съездим кое-куда, — не столько спрашивает, сколько констатирует Ира. — И, опережая все твои вопросы, это надёжное место, там строгая политика по поводу конфиденциальности. Антон приподнимает губы в ухмылке. — Блядушник, что ли? — Блядушник здесь ты, — пихая его ногой в бок, фыркает Ира. — А это закрытый клуб по интересам. — Что там за интересы такие… — недовольно бурчит Шастун, но он уже сдался — это Ира понимает по опущенным плечам и тяжёлому вздоху.***
Что там за интересы, Антон понимает быстро — стоит только переступить порог заведения. Ира не обманула, с конфиденциальностью здесь и впрямь всё серьёзно, на входе их документы проверяет серьёзный мужик в костюме. У Иры есть проходка, а Антона пускают только потому, что кто-то из владельцев — её хороший знакомый. Уже в основном помещении с танцполом и барной стойкой становится понятно, что здесь что-то вроде кинки-пати. Никто, правда, не трахается прилюдно, но костюмы у большинства весьма вызывающего вида, а по обе стороны от танцпола — коридоры с комнатами для тех, кто хочет уединиться. — Это всё-таки блядушник, — обвинительным тоном произносит Антон. Ира тут явно чувствует себя как рыба в воде — в коротком чёрном платье и туфлях на высоченной шпильке она заслуженно привлекает чужие заинтересованные взгляды, причём как мужские, так и женские. Антон тщетно пытается спрятаться за её спиной, но, даже несмотря на высокие каблуки, Ира всё ещё сильно его ниже, поэтому маскировка выходит посредственная. — В блядушнике за секс платят, — поучительно отзывается Ира. — А это отличное место для знакомств, которые не станут обсуждением публики. Антон нервно сглатывает, перебирает кольца на вспотевших пальцах, осматривается, специально стараясь не задерживать взгляд ни на ком дольше пары секунд. И если с девушками даже в очень откровенных нарядах ему это удаётся без труда, то на полуобнажённых мужчин он, судя по всему, бесцеремонно пялится. По крайней мере, один из них — парень где-то лет двадцати пяти на вид — с улыбкой Антону подмигивает. — Ну, развлекайся, — благосклонно разрешает Ира, оставляет на щеке Антона поцелуй и сноровисто упархивает в толпу танцующих. Ошарашенно хлопая глазами, Антон начинает чувствовать подступающую панику. Он-то рассчитывал, что Ира не бросит его одного, может, даже поработает вторым пилотом, но жестокости Кузнецовой, видимо, нет предела. «Бухло, — думает Антон, цепляясь за эту мысль как за спасительную соломинку. — Надо бухнуть». У бара оказывается совсем немного народу: судя по всему, алкогольные напитки здесь больше для расслабления и короткой передышки, поэтому Антон беспрепятственно добирается до стойки и, пытаясь придать себе невозмутимый вид, разглядывает выставленные на витрине бутылки. — Какие люди — и без охраны, — раздаётся насмешливое совсем рядом. В подошедшем бармене Антон с удивлением узнаёт Арсения — кажется, так его зовут? Запомнил его Антон плохо, причём намеренно. Хотя обычно красивого и полуголого мужика он бы точно оценил, в тот раз перед глазами будто стоял невидимый барьер: трахари Иры были вне зоны интереса. Во-первых, потому что почти со стопроцентной вероятностью были натуралами. А, во-вторых, мама учила Антона, что брать чужое — нехорошо. В этот раз Арсений полностью одет, да ещё и во всё чёрное: идеально выглаженные брюки, рубашка с закатанными рукавами и соблазнительно расстёгнутыми пуговицами воротника, из разреза которого видны бледные ключицы. Антон тяжело сглатывает. — П-привет, — мямлит он, старательно отводя взгляд и пытаясь не пялиться на увитые венами руки Арсения, лежащие прямо перед ним на стойке. — Привет, — с мягким смешком отзывается Арсений. — Один тут отдыхаешь? — Нет, Ира, она… — Антон растерянно оглядывается, но заметить Кузнецову в темноте клуба и толпе танцующих — всё равно что иголку в стоге сена искать. — Где-то… ходит… Арсений смеётся — этот звук пускает по телу мурашки и оседает тягучей тяжестью в низу живота. — Вероятно, уже не ходит, а сидит, — произносит он. — Или лежит. Или скачет, тут как пойдёт. Сквозь дымку смущения в голову Антона прокрадывается удивление — он даже находит в себе силы встретиться с Арсением взглядом. Зря, конечно — глаза у того такие, о которых в стихах и песнях пишут «можно утонуть». — А вы разве с ней не?.. — Мы с ней много чего, — поясняет Арсений, — но не постоянные партнёры. Оба любим хороший секс, поэтому здесь и встретились. Он показательно обводит рукой помещение, молча показывая, что у встреч в этом клубе вполне себе определённая цель. — А вот что здесь делает такой хороший мальчик, как ты… — задумчиво произносит Арсений, облокачиваясь на разделяющую их стойку и подаваясь ближе. На таком расстоянии Антон отчётливо чувствует запах его парфюма — что-то древесное, чуть терпкое, приятно щекочущее ноздри. — Да я… просто… — бубнит он, тщетно пытаясь подобрать слова, и отодвигается на пару сантиметров, чтобы дать себе возможность вдохнуть полной грудью. Если до этого ещё был какой-то барьер, не позволявший ему видеть в Арсении потенциального партнёра, то сейчас этот барьер с грохотом рушится. Антон понимает, что плывёт — силится оторвать взгляд, но не может, будто загипнотизированный. И самое паршивое, что Арсений это прекрасно понимает — улыбается мягко, склоняет голову, бросая изучающий взгляд исподлобья. — Выпьешь что-нибудь? Дымка развеивается, хоть и не исчезает полностью. Пользуясь шансом на передышку, Антон с готовностью кивает. Арсений отталкивается от стойки и, уже доставая жестом фокусника бутылки со спиртным, со смешком спрашивает: — Предлагать минет пока рано? Антону кажется, что ему послышалось, хотя музыка играет не настолько оглушительно громко. И, видимо, он очень красноречиво пучит глаза, потому что Арсений снова смеётся — всё так же мягко и беззлобно. — Это шот такой, называется «Минет», — поясняет он. — По содержанию ничего сверхъестественного, но подача интересная. Если до этого у Антона ещё были сомнения, то в этот момент они развеиваются: с ним бесстыдно флиртуют. Это всё ради привлечения потенциального клиента и хорошей выручки? А что, если Иру Арсений склеил так же бесхитростно? С другой стороны, Антон знал, чем у них всё закончилось. Слышал её высокие одобрительные стоны из спальни. Завидовал по-чёрному. — Расслабься, я тебя не укушу, — миролюбиво произносит Арсений, ставя перед ним стакан с цветастым коктейлем. Антон не успевает прикусить язык и на автомате брякает: — А если попрошу? Арсений замирает, в удивлении слегка приподняв брови. Чувствуя, как предательски краснеют щёки, Антон поспешно добавляет: — Прости! Мне не надо было… тебя, наверное, за такое могут уволить? Отмерев, Арсений поправляет воротник рубашки и хмыкает: — Это вряд ли. Чисто технически я даже не числюсь здесь барменом. Антон непонимающе хмурит брови. — Тогда почему… — Катя на перекур ушла. А я, как хороший начальник, её подменяю. На автомате Антон пытается нащупать губами трубочку, получается только раза с третьего. Коктейль в меру сладкий, в меру алкогольный — самое то. — Начальник — это в смысле… — Я владелец. Ну конечно. Конечно он, блядь, владелец. — Кстати, что-то она задерживается, — вздыхает Арсений и поднимает к лицу руку с часами на запястье. — Знаешь, что? Увлечённо посасывая коктейль — к сожалению, пока только коктейль, — Антон вопросительно мычит. — По периметру зала есть зоны отдыха, можешь там где-нибудь упасть и не отсвечивать, по тебе видно, что ты не очень горишь желанием быть в центре внимания. Слегка удивлённый такой проницательностью Антон кивает. Он поднимается на ноги — очевидно, ему непрозрачно намекнули отъебаться. Жаль, конечно, но с самого начала было понятно, что это не его полёта птица. — Как только Катя наконец-то вернётся к своей работе, я к тебе присоединюсь, окей? Антон замирает, так и не донеся трубочку до рта. Ошарашенно кивает, мучительно пытается подобрать слова, но Арсений, одарив его прощальной улыбкой, убегает обслуживать подошедших к другой стороне стойки гостей. Следуя чужому совету, Антон аккуратно по стеночке обходит танцпол. По пути некоторые из местных завсегдатаев призывно ему улыбаются, но никто не пытается ни поговорить, ни полапать — видимо, на лице у Антона красноречиво написано, что он думает по поводу таких поползновений. В углу он находит пустой столик с угловым диваном из чёрной кожи, куда и забирается, тут же жалея, что на входе отобрали телефон — это вроде как было связано с политикой заведения. Из колонок начинает играть «Candy Shop», вызывая одновременно чувство ностальгии по школьным годам и необъяснимое возбуждение — как раз в школьные годы Антон мечтал когда-нибудь под этот трек потрахаться. Правда тогда его воображение дорисовывало с ним в постели стройную длинноногую красавицу, а сейчас… стройного длинноногого красавца, так что изменения незначительные. Арсений — лёгок на помине — опускается на диван рядом бесшумной тенью, Антон замечает его, только потому что мгновенно выцепляет из толпы и не отводит взгляд. — Не успел заскучать? — спрашивает Арсений, ставя на стол свой бокал с алкоголем — судя по виду, просто виски со льдом. Антон качает головой, нервно вытирает ладони об джинсы, прочищает горло, чувствуя неловкость и смущение, намешанные в бешеный коктейль с возбуждением и заинтересованностью. — Ну рассказывай, как ты докатился до жизни такой, — предлагает Арсений, поворачиваясь к нему всем телом и закидывая руку на спинку дивана. — Меня сюда Ира притащила, — признаётся Антон стыдливо. — Просто за компанию? — Да нет, сказала… — Он запинается и с трудом заставляет себя выдавить: — Сказала, что мне надо потрахаться. Арсений хохочет, запрокидывая назад голову. — Тогда ты точно по адресу. Приглянулся уже кто-нибудь? Глядя, как он небрежным изящным жестом берёт стакан с виски и делает глоток, Антон сам сглатывает по пересохшему горлу и сиплым голосом отвечает: — Вроде бы. На губах Арсения появляется понимающая улыбка. — Сомнительный комплимент, но лучше, чем ничего, — пожав плечами, произносит он. — Так что спасибо. Судорожно кивнув, Антон хватается за свой коктейль, чтобы хоть как-то занять руки, и делает большой глоток, в этот раз игнорируя трубочку. — Тебе Ира дала рекомендации? — со смешком интересуется Арсений, подпирая голову поставленной на спинку дивана рукой. — Не Ира, а скорее её вопли из спальни, — недовольно бубнит Антон, за что получает ещё одну мягкую усмешку Арсения. — Не резал же ты её там, в конце концов. — Бладплей — не моё, — непринуждённо отзывается Арсений. Исключительно благодаря своему посредственному английскому Антон догадывается, о чём речь, и, переборов стеснительность — видимо, выпитый коктейль всё-таки даёт о себе знать, — спрашивает: — А что твоё? Судя по задумчивому лицу, Арсений действительно прикидывает, как лучше ответить. И прежде, чем заговорить, он придвигается ближе, чтобы можно было расслышать даже едва слышный сокровенный шёпот. — Я люблю доставлять удовольствие, — негромко произносит он, не отводя прямого взгляда. — Чтобы человеку со мной было хорошо. Чтобы можно было хотя бы на какое-то время забыть обо всём остальном. Приподняв дрожащие от волнения губы в улыбке, Антон отвечает несмелым: — Звучит классно. — А как на деле классно, ты себе не представляешь. В голове в этот момент будто вспыхивает петарда — импульс действовать перекрывает даже стеснение, и Антон быстро подаётся вперёд, чтобы впечататься своими губами в губы Арсения. Тот, видимо, не ожидав такого напора, на секунду отклоняется назад, но быстро приходит в себя и отвечает на поцелуй. Правда, тут же лихорадочную попытку Антона глубоко засосать переводит в мягкое, почти нежное прикосновение. — Погоди, — оторвавшись от поцелуя, но не отстраняясь дальше, чем на пару сантиметров, тихо произносит Арсений. — Давай кое-что обсудим. Откровенно говоря, Антон уже ничего не хочет обсуждать, он хочет трахаться — если до этого возбуждение без возможности сбросить напряжение было в его жизни просто досадной помехой, то сейчас, когда это самое возбуждение уже не абстрактное, а вызвано вполне себе конкретным живым человеком, секса хочется до пелены перед глазами. Но Антон — хороший мальчик, поэтому послушно кивает. — Я просто не хочу, чтобы это потом было неприятной неожиданностью, — тем же тихим низким голосом продолжает Арсений, склоняя голову набок и почти невесомо прикасаясь губами к Антоновой шее. — Поэтому хочу сразу обозначить границы. Кажется, тут надо что-то сказать, что-то вразумительное и серьёзное, но Антон может выдавить только несдержанный негромкий стон. Впрочем, Арсению хватает и такого ответа. Он поднимает голову, лишая Антона крохотных, приятных до дрожи поцелуев в шею, но одной ладонью обхватывает лицо, мягко поглаживая пальцами, а вторую кладёт на колено и едва ощутимо сжимает. — Я хороший партнёр в сексе, но плохой — в отношениях, — как будто бы даже смущённо признаётся Арсений. — Поэтому не рассчитывай на что-то большее, ладно? Если честно, даже предложи Арсений прямо сейчас пойти и прыгнуть с крыши, Антон бы не задумываясь согласился. А тут всего лишь взрослое, уверенное обозначение рамок — такое вызывало у Антона уважение и восхищение, поэтому он поспешно мелко кивает. Арсений разглядывает его какое-то время с нечитаемым взглядом, потом, видимо, приходит к каким-то своим выводам и ведёт ладонь с колена выше. Антон одновременно радуется и негодует, что джинсы на нём сегодня слишком плотные, прикосновение чувствуется едва-едва. Но даже джинсы не спасают, когда рука Арсения ложится поверх его ширинки, а пальцы ощутимо сжимаются. Антон давится глухим стоном, неосознанно сгибается, утыкаясь лбом в услужливо подставленное плечо. Пальцы Арсения путаются в его волосах, на виске чувствуется лёгкое прикосновение чужих губ, и Антон прикрывает глаза, отдаваясь моменту целиком и полностью. Он ведь за этим сюда и пришёл — как там сказал Арсений? — «на какое-то время забыть обо всём остальном». Музыка гремит в ушах — что-то медленное и чувственное, идеально создающее нужную атмосферу. Антон приподнимает голову, вслепую губами нащупывает гулко бьющийся на шее Арсения пульс, в последний момент с трудом удерживается от того, чтобы прихватить зубами — наверное, не очень-то этично оставлять своему временному партнёру засосы. Ощутимо сжав пальцы в его волосах, Арсений заставляет Антона запрокинуть голову и целует, но снова не лезет языком в рот, вместо этого ласково оглаживает, прихватывает губами нарочито медленно. Чувствуя странную мелкую дрожь по всему телу, Антон стонет в поцелуй — выходит как-то высоко и жалко. Он уверен, что вот сейчас Арсений поднимется на ноги и потащит его в одну из уединённых комнат, но вместо этого он ловко расстёгивает на Антоне джинсы и ныряет рукой сразу под бельё. Вокруг всё ещё переполненный людьми клуб, музыка сменяется на знакомый гулкий трек — там что-то про то, что не нужны ни таблетки, ни алкоголь, ни сигареты, если всё это заменяет конкретный человек, такое своеобразное олицетворение кайфа, удовольствие во плоти. Перед глазами мельтешат стробоскопы, кто-то заходит в толпу танцующих, кто-то из неё выходит — по одиночкам и парами, — и, хотя, угловой диван расположен в затемнённой нише, при желании любой желающий мог подойти и посмотреть, что тут происходит. Антона должно это пугать, но вместо этого — возбуждает до цветастых пятен перед глазами. Рука Арсения уверенно сжимает его член в кольце пальцев, губы целуют жарко и влажно. Чувствуя, что его мягко подталкивают назад, Антон послушно прислоняется к спинке дивана. Места тут маловато, стол стоит слишком близко, мешая расположиться с комфортом, но, когда Арсений усаживается между его разведённых ног, Антон решает, что готов терпеть любые неудобства. Подчиняясь чужим рукам, он приподнимает бёдра, позволяя приспустить джинсы вместе с трусами. Арсений придвигается ближе, перекидывает одну его ногу через свои колени — всё ещё неудобно, одежда сковывает движения, но мысль о том, чтобы отстраниться, сейчас кажется преступной. Арсений и сам сгибается в три погибели, мокро целует в изгиб челюсти, спускается к чувствительному месту за ухом. Его руки творят что-то невозможное: одна забирается под футболку и, чуть царапая, оглаживает рёбра, вторая уверенно двигается на члене. — Так что насчёт минета? — горячо шепчет он, влажно проходясь языком по ушной раковине и посылая резкую дрожь по всему телу. — Ты про шот? — хрипло выдавливает Антон, с трудом собирая мозги в кучу. Арсений щекочет ухо и шею уже знакомой мягкой, лёгкой усмешкой. — В этот раз нет. И, хотя предложение это пиздецки соблазнительное, сейчас Антону хочется другого — чтобы к нему прижимались всем телом, чтобы целовали, чтобы с ним говорили. Поэтому он отрицательно мотает головой и наконец вспоминает, что у него вообще-то тоже есть руки: притягивает за шею Арсения к себе, пытается целовать, но срывается на сиплый задушенный стон, когда тот особенно удачно надавливает большим пальцем под головкой члена. — Какой отзывчивый, хороший мальчик, — поощрительно шепчет Арсений ему в губы, и то, что в любой другой ситуации показалось бы Антону унизительным, сейчас заставляет жалко заскулить. Возбуждение кроет странной непривычной волной, мутит сознание, оставляя возможность только тяжело дышать и трястись под чужими горячими руками. Ощущение такое, будто тело уже Антону не принадлежит, слушается не его самого, а Арсения — тот как раз ладонью скользит на поясницу, невесомо касается пальцами нежной кожи и тут же уверенно, хоть и мягко давит, заставляя прогнуться навстречу. — Дать тебе кончить? — где-то между сочувствием и заботой спрашивает Арсений. — Я знаю, что ты хочешь, но мы можем растянуть удовольствие. Выбор, конечно, из разряда невозможных, потому что Антон хочет и кончить, и растянуть удовольствие. Причём последнее больше потому, что мысль вот прямо сейчас взять и отпустить Арсения вызывает отчаяние. — Отложим? — чуть отстраняясь и ловя мутный, поплывший взгляд Антона, спрашивает Арсений. — Оргазм? — хрипит Антон. Арсений улыбается — эта ласковая улыбка в полумраке клуба и вспышках стробоскопов выглядит дико. — Растягивание, — отзывается он и, сделав паузу, добавляет: — Удовольствия. Антон не уверен до конца, можно ли это считать за обещание ещё одной встречи, но его организм уже на пределе. Сознание перемыкает от переизбытка ощущений — тёмно-серые в темноте глаза Арсения смотрят понимающе и внимательно, пальцы одной руки слегка царапают короткими ногтями поясницу, а второй уверенно и крепко сжимают член. Возбуждение скручивается тугой пружиной, но всё никак не взорвётся привычной бурей ощущений. Уже потихоньку начиная паниковать, Антон мечется взглядом то вниз, чтобы увидеть, как преступно красиво пальцы Арсения выглядят на его члене, то снова вверх, к внимательным глазам. — Давай, — подбадривает Арсений, касаясь губами губ Антона при каждом слове, — давай, мой хороший. Из Антона вырывается не столько стон, сколько сиплый и, к счастью, тихий вой. Дрожь со всего тела собирается в одной точке, разгоняя удовольствие до самых кончиков пальцев, и на несколько блаженных секунд в голове нет ни единой мысли, есть только ошеломительное ощущение эйфории. Он приходит в себя урывками: сначала возвращается слух с оглушительными басами клуба, затем осязание — Арсений, покрывая невесомыми поцелуями его лицо, поправляет на нём одежду; последней приходит картинка, когда Антон уже сам приподнимается, чтобы нормально натянуть на себя джинсы. — Сейчас, дай мне минуту, — выдавливает он с трудом и тянется к Арсению, но тот перехватывает его руки за запястья и качает головой. — Мне надо работать. Непонимающе хлопая глазами, Антон оглядывается так, будто где-то рядом может найти подсказку на вопрос — какого хуя? — А зачем тогда вообще начинал, если… — произносит он, но теряется на полуслове, слепо глядя в стол. И вроде бы это он тут кончил, а ощущение, что чего-то не хватило. — Потому что знал, что если не перехвачу тебя вовремя, это сделает кто-нибудь другой, — хмыкает Арсений. — А так, надеюсь, я тебе запомнюсь. Ну, тут не поспоришь. — Позвони мне, как будет настроение, — напоследок почти по-дружески чмокнув Антона в щёку, произносит Арсений и поднимается на ноги. — У меня нет твоего номера! — поспешно выпаливает Антон, уже порываясь бежать за ним. — Он есть у Иры, — через плечо отвечает Арсений и небрежно машет рукой в знак прощания.***
Разговор с Ирой Антон решает не оттягивать, хотя и впервые за долгое время испытывает перед общением с ней странное волнение. Он же не пытается увести у неё мужика, правильно? Арсений же сказал, что между ними не было никаких отношений? Она и сама после того вечера в клубе выплыла словно из ниоткуда с довольной улыбкой сытой кошки, так что ни о какой верности друг другу речи явно не шло. И всё-таки, едва-едва наскребая терпение, чтобы хотя бы доехать до дома, Антон нервно кусает губы и крутит кольца на пальцах. Ира это замечает, обеспокоенно хмурится, но покорно ждёт, пока они не окажутся на их кухне. И вот уже тогда припирает его к стенке — слава богу, только фигурально. — Чего ты ссышься, Шастун? — сложив руки на груди, гневно спрашивает Ира. Наведённый ей лоск немножко попорчен: волосы растрёпаны, помады на губах не осталось, тушь слегка размазалась, но даже так исходящие от неё волны недовольства и беспокойства одновременно ощущаются чуть ли не физически. — Мы с… я просто… — тщетно пытается подобрать слова Антон и на всякий случай отсаживается от Иры подальше. Мозг, видимо, решает, что лучшая защита — это нападение, потому что следом он выпаливает обвинительное: — Ты меня бросила там одного! Ира вздыхает, сдувает со лба упавшую прядь волос и нетерпеливо постукивает длинными ярко-красными ногтями по столешнице. — Не одного, а в толпе людей, в которой ты мог с лёгкостью выудить кого-нибудь, чтобы потрахаться. — Я и потрахался, — вжав голову в плечи, признаётся Антон, и едва слышно добавляет: — С Арсением. Ира искренне удивлённо вскидывает брови и смешно приоткрывает рот. На мгновение кажется, что вот сейчас она разозлится. Или даже хуже: провернёт эту штуку с типично родительским «я не злюсь, я просто разочарована». Но, к счастью, удивление на лице Иры сначала переплавляется в неверие, а затем на её губах расползается улыбка. — Серьёзно? — хохочет она. — Арсений? Бля, Шаст, сказал бы сразу, что он тебе понравился, я бы поделилась, мне не жалко. Напряжение отпускает так резко, что Антон обессиленно опускает голову на сложенные на столешнице островка руки. Судя по звукам, Ира подходит ближе, садится на соседний стул, а затем её ладонь мягко поглаживает его по спине. — Ты думал, что я обижусь? — сочувственно спрашивает она. — Боялся, что уже сделал хуйню, — признаётся Антон, приподнимая голову, чтобы говорить внятно. — Он, конечно, сказал, что вас ничего не связывает, кроме секса, но меня уже после накрыло мыслью… ну, а вдруг ты в него влюблена или что-то такое. Ира фыркает с такой пренебрежительностью, что, если и были у Антона какие-то подозрения по поводу её сентиментальных чувств, в этот момент они развеиваются окончательно. — Если бы я была в кого-то влюблена, ты бы узнал об этом первым, — сообщает Ира. — А Арсений… хорош, конечно, но не настолько, чтобы мне снесло крышу. «А мне вот снесло», — думает Антон обречённо и, видимо, это красноречиво отражается на его лице, потому что Ира понимающе хмыкает. — Понравился? — Антон, поджав губы, коротко кивает. — Ещё раз с ним встретишься? — Да, я хотел бы, он, вроде, тоже был не против. Но у меня нет его номера. Ира без лишних расспросов вытаскивает свой смартфон из сумочки, какое-то время копается в мессенджере, после чего с довольным лицом блокирует экран. — Скинула. И, знаешь, наверное, будет странно, если мы оба с ним будем трахаться, так что дарю. Отрываю от сердца, конечно, но тебе явно нужнее. Приподнявшись на носочках, Ира влажно и звонко чмокает Антона в щёку и, довольно напевая что-то попсовое, уплывает в ванную. Достав свой телефон из кармана, Антон записывает скинутый ей номер и шумно вздыхает. С Ирой ему повезло. Дай бог, чтоб повезло ещё и с Арсением.***
В назначенный день Арсений приезжает минута в минуту, решительно звонит в дверь и рефлекторно поправляет волосы, хотя и знает, что те лежат идеально. Антон открывает не в домашней одежде, как ожидал Арсений, а чуть ли не при полном параде, не хватает только обуви. На нём джинсы, футболка с цветастым принтом, сверху накинута клетчатая рубашка, руки увешаны кучей украшений, волосы явно уложены тонной лака — не могут кудряшки сами по себе быть в таком аккуратном творческом беспорядке. И, хотя они определённо точно договаривались на сегодня, Арсений не может не засомневаться: собрался Антон, что ли, куда-то? Не прихорашивался же специально перед его приходом? — Привет, — улыбаясь, произносит Антон, шире открывая дверь и пропуская Арсения внутрь. — Сорян, я только с работы, пришлось задержаться. А, это всё объясняет. — Ничего, — благосклонно отзывается Арсений, стягивая с себя обувь в прихожей. — Всё успел, надеюсь? Я тебя не отрываю ни от чего важного? — Да не, всё нормально, — отмахивается Антон. Он явно нервничает — это видно по напряжённым плечам и бегающему взгляду. Арсений и сам чувствует лёгкое волнение, но с таким настроем они далеко не уедут. Поэтому он подходит ближе, в очередной раз отмечая непривычную разницу в росте не в свою пользу, нарочито медленно и осторожно обхватывает Антона одной рукой за пояс, как бы давая возможность отстраниться в любой момент. Но тот со смущённой улыбкой охотно поддаётся и наклоняет голову за коротким поцелуем. Арсений едва заметно улыбается ему в губы. Он, может, и не был фанатом закрытых отношений и моногамии, но ненавидел подход, в котором сразу после секса оба забывали о существовании друг друга или старательно имитировали околодружеские чувства. Внимание — даже такое мимолётное, — было важно. Антон ощутимо расслабляется, опускает напряжённые плечи, облегчённо выдыхает. Он разрывает поцелуй, но не делает шаг назад, оставаясь в полуобъятии. — Хочешь что-нибудь выпить? — спрашивает он. — У меня есть вино и пиво, а мне бы ещё в душ сбегать. — Сбегай, — кивает Арсений. — Выпивки не надо. — Окей, давай я тогда тебе покажу, где… Уже было развернувшись, Антон замирает, поворачивается обратно со сконфуженной миной. — Ну да, ты ж тут всё знаешь. — Есть такое, — посмеивается Арсений. — Твоя спальня — слева? Там я ещё не был. — Да, напротив спальни Иры. Располагайся, чувствуй себя как дома, вот это вот всё. Я быстро. Арсений не из робкого десятка, к тому же, ему прямым текстом разрешили поглазеть, поэтому, как только Антон скрывается в ванной, он уверенно идёт в сторону обозначенной спальни. Если честно, у него не было практически никаких ожиданий и догадок по поводу интерьера, который обычно много мог рассказать о хозяине, но увиденное всё равно Арсения несколько удивляет. Спальня — самая обычная, в тёмно-синих тонах, без вычурности и роскоши. И она чувствуется… необжитой, так бы мог выглядеть номер в неплохом отеле. Тут есть шкаф с одеждой, на письменном столе лежит макбук, а на прикроватной тумбочке — шкатулка, видимо, с украшениями, но в остальном ощущение такое, будто бывают тут редко. Ира, кажется, упоминала, что её «парень» много работает — вплоть до того, что дома почти не бывает. Это даже грустно — Арсений встречал таких, кто живёт карьерой, не оставляя времени на себя, и все они были глубоко несчастны. Что ж, как минимум сегодняшний вечер Шастун выделил для себя, и Арсений планирует сделать этот опыт максимально приятным. Антон возвращается спустя добрых полчаса, когда Арсений уже успевает заскучать. — А оделся-то ты зачем? — с беззлобной усмешкой спрашивает он. Антон и впрямь зачем-то нацепил одежду: футболку и мягкие пижамные штаны. С завивающихся волос на плечи стекает вода, что ещё больше придаёт ему домашний вид. На секунду Антон явно теряется, хлопая глазами, а затем бурчит недовольно: — Может, я хочу, чтобы ты меня раздел. — А, — глубокомысленно отзывается Арсений, удивлённо вздёргивая брови. — Тогда ваше желание для меня закон. Он поднимается на ноги с кровати, подходит ближе, и если с кем-нибудь другим — например, с Ирой, ехидно подсказывает подсознание, — Арсений намеренно бы пытался придать себе хищный вид, то сейчас не без оснований опасается, что такое только отпугнёт. Поэтому мягко улыбается, подходит вплотную и протягивает руки. Антон, помедлив, кладёт свои ладони поверх его. — Я знаю, что это звучит как что-то очевидное, но постарайся расслабиться, — негромко произносит Арсений, большими пальцами поглаживая выпирающие костяшки Антоновых пальцев. — Мы здесь ради твоего удовольствия. — И твоего, я надеюсь? — смешно вздёрнув брови домиком, спрашивает Антон. — И моего. Арсений прижимается к его губам осторожным поцелуем, про себя отмечая, что его собственное умение подстраиваться под желание партнёра задаёт сегодня особенное настроение. Не столько страстное, сколько нежное и трепетное, и это, наверное, странно для буквально второй встречи, но рефлексировать на эту тему сейчас нет ни времени, ни желания. Антон то ли устало, то ли облегчённо выдыхает в поцелуй, покорно позволяет Арсению вести и послушно переставляет ноги, стоит потянуть его за собой. Добравшись до кровати, Арсений снимает с него футболку, невесомо касается обнажившейся кожи, бросая мимолётный взгляд, чтобы всё рассмотреть, но не смутить пристальным вниманием. Тогда, в клубе, возможности полюбоваться не было совсем, и Арсений не то чтобы об этом жалел, но планировал компенсировать при первой же возможности. Сейчас эта возможность появилась, и руки на автомате оглаживают остро выступающие ключицы, россыпь родинок на груди, линии рёбер и мягкий живот. Переместив ладони на спину, Арсений с удивлением нащупывает под пальцами чётко проступившие мурашки. В комнате тепло, так что дело исключительно в тактильном контакте — то ли у Антона его настолько давно не было, то ли он сам по себе чувствительный. Напоследок едва ощутимо царапнув короткими ногтями трогательно торчащие лопатки, Арсений опускается на кровать, высоты которой хватает как раз, чтобы коснуться губами солнечного сплетения и, чуть согнувшись, спуститься ниже. Не сдержавшись, Арсений на пробу касается горячей после душа кожи языком, ощущая разве что едва заметный солоноватый привкус. Антон где-то сверху прерывисто вздыхает. — Если у тебя есть какие-то конкретные пожелания, — в перерывах между короткими поцелуями, произносит Арсений, — самое время их озвучить. Он не поднимает голову, не встречается с Антоном взглядом — по себе знает, что какие-то вещи проще произнести, не глядя в глаза. Поглаживает мягко руками, заводит их на поясницу, слегка надавливает, заставляя прижаться ближе и слегка прогнуться. Тишина затягивается, но Арсений не торопит, увлечённо и не спеша обводя губами соблазнительные тазовые косточки, торчащие над резинкой штанов. Явно нерешительно Антон опускает руку на его макушку, слегка зарывается пальцами в волосы. — Я готовился, — сипит он смущённо. — Об этом я догадался, — хмыкает Арсений. Он поднимает голову, ловит взгляд Антона — возбуждённый и взволнованный — и медленно забирается пальцами за кромку штанов, давая шанс в любой момент остановить. — Давай тогда импровизировать. Если что-то не понравится, говори сразу. — Придумаем стоп-слово? — явно бравируя, усмехается Антон. — Может быть, когда-нибудь потом, — пожимает плечами Арсений, спуская с него штаны и не отводя взгляд. — Сегодня тебе достаточно будет просто сказать «стоп». Если Антон и собирается что-то ответить, Арсений не даёт ему шанса, обхватывая его полувозбуждённый член кольцом пальцев и пробуя языком головку. Смазка на вкус горькая и терпкая, Арсений спускается губами вдоль ствола, всё ещё касаясь легко и невесомо. Антон шумно выдыхает, чуть крепче сжимает пальцы в его волосах, вторая рука, свободно висящая вдоль тела, сжимается в кулак, и Арсений тянется к ней, заставляет разжать пальцы, вкладывает свою ладонь. Он неторопливо насаживается ртом, намеренно не давая ни сильных, ни быстрых фрикций, рукой даже не дрочит, только придерживает член для удобства. Эта пытка продолжается недолго — неожиданно для Арсения рука Антона сильнее сжимает его волосы и заставляет насадиться глубже и резче. Эффект, правда, немного портит тот факт, что Антон тут же отстраняется и извиняющимся тоном бормочет: — Прости, я не специально, не надо было… Арсений бросает ему укоризненный взгляд исподлобья, подталкивает макушкой лежащую в его волосах ладонь и демонстративно прячет обе своих руки за спину. Антон пару раз удивлённо моргает, явно пытаясь поверить в происходящее, но потом всё-таки нерешительно толкается бёдрами вперёд. Сперва член входит хорошо если на половину, но то ли Антон набирается храбрости, то ли увлекается ощущениями: толчки становятся быстрее и глубже. Арсений расслабляет горло — хотя для горлового минета поза не слишком удобная, но острое, жгучее желание доставить удовольствие перекрывает всё остальное. Антон издаёт стон — высокий, протяжный и, как надеется Арсений, не последний за сегодня. Его и самого неожиданно кроет: сцепленные за спиной руки едва заметно подрагивают, из горла непроизвольно рвётся одобрительное мычание, тяжёлый горячий член во рту ощущается правильно и приятно. Отстранившись, Арсений переводит дыхание и кивает головой на кровать. — Ложись? Получается почему-то вопрос, хотя привыкший брать на себя ведущую роль в сексе Арсений обычно не спрашивает, а требует. Но какой смысл требовать, если Антон и так с готовностью кивает и, неловко припав на колени, заползает на кровать и укладывается на подушках. Арсений забирается сверху, склоняется за поцелуем — глубоким, но больше нежным, чем похотливым, от него неожиданно приятно тянет в паху. — Можешь раздеться? — тяжело дыша, спрашивает Антон, стоит только отстраниться. Кивнув, Арсений стягивает футболку и возится с пряжкой ремня, не пытаясь даже выглядеть сексуально и соблазнительно — Антон и так следит за ним голодными глазами, нервно облизывая губы. И это не то чтобы удивительно, Арсений знал себе цену, но когда Антон протягивает руки и нерешительно кладёт их ему на плечи, сердце в груди делает предательский кульбит. А вот это уже странно. Нерешительность и скромность Арсению не в новинку: у него были и неопытные партнёры, и даже девственники. В каких-то случаях это умиляло, в каких-то возбуждало — мысль быть у кого-то первым пробуждала первобытный животный инстинкт, — а иногда, наоборот, вызывало раздражение, когда не было желания ничему учить, а хотелось взаимопонимания на уровне рефлексов. И почему смущённость и скованность Антона одновременно заводит и тоскливо тянет сердце — конечно, вопрос. Почему вид распластанного по кровати худощавого тела сейчас будоражит сильнее, чем обычно, и в то же время как будто по-другому? Что не так: взгляд, касания, робкая улыбка? — Арс? Голос Антона звучит озадаченно и слегка напряжённо, и Арсений поспешно стряхивает с себя оцепенение. Нашёл время для самоанализа. — Прости, задумался, — поспешно оправдывается он, стаскивая с себя джинсы и оставаясь пока в нижнем белье. — О чём? — с едва заметной усмешкой спрашивает Антон. Арсений укладывается рядом с ним, слегка нависая сверху, и подключает богатый лексикон из категории «бесстыдный флирт»: — О том, какой ты красивый. Антон тут же отзывчиво краснеет и смущённо бормочет себе под нос что-то невнятное. Арсений возвращает руку на его член, неторопливо, с оттяжкой дрочит, одновременно влажно целуя шею и слегка прикусывая кожу зубами, но стараясь не оставлять следов — публичности Антона это ни к чему. Тот дышит заполошно и будто через раз, кладёт ладонь на шею Арсения сзади и притягивает к себе за поцелуем. Вообще-то продолжение диалога не планировалось, но Антон через несколько минут зачем-то выдыхает хриплое: — Ты тоже красивый. — Спасибо, — с усмешкой отзывается Арсений, приподнимаясь на локтях, а затем перебираясь ниже. Антон догадливо раздвигает ноги — и это, если честно, пиздец. Арсений кусает губы, кладёт едва дрожащие ладони на его колени, легко оглаживает и пытается побороть собственное волнение. Что за херня? Ладно Антон нервничает: у него явно немного опыта, а ещё большой перерыв после предыдущих отношений. А Арсений куда? Арсений, у которого в послужном списке числились такие практики, даже упоминание которых заставляло людей краснеть. Сделав глубокий вдох и медленно выдохнув, он придвигается ближе, с нажимом проводит ладонями по крепким бёдрам, неудобно склоняется, чтобы коснуться губами по-мальчишески острой коленки. Антон едва слышно фыркает — щекотно. Стоит только спуститься пальцами к промежности, он зажимается, резко вздыхает, и Арсений замедляется. Кладёт одну руку на член — всё ещё крепко стоящий, влажный от слюны и смазки, — а вторую почти демонстративно поднимает выше, мол, смотри, всё хорошо, я просто мягко глажу твои бёдра и больше ни на что не претендую. Это, конечно, бессовестный пиздёж. Чего у Арсения с лихвой, так это терпения — он дожидается, пока Антон снова расслабится, перестанет следить за ним взволнованным возбуждённым взглядом и откинет голову назад, закрывая глаза. Воспользовавшись случаем, Арсений склоняется ниже, касается губами его шеи, находит уже привычные чувствительные места, выбивая из Антона прерывистый вздох. В этот раз, стоит опустить руку ниже, Антон не вздрагивает и не зажимается, только хмурится едва заметно. И здесь, видимо, дело именно в доверии другому человеку, а не в самом факте покушения на задницу, потому что палец Арсения проскальзывает внутрь без труда — в ванной Антон явно не терял времени даром. — Ты в любой момент можешь меня остановить, — на всякий случай напоминает Арсений, синхронизируя движения обеих своих рук. — И обломать тебе кайф? — со смешком выдавливает Антон, едва-едва заметно подаваясь бёдрами вперёд. — У меня вечер уже удался, — в тон ему отзывается Арсений. — Дальше может быть только лучше. Он, конечно, никогда не предаст собственные принципы, особенно тот, что гласит: удовольствие партнёра вперёд собственного. Едва получается не представлять, как горячие тугие мышцы, сейчас обхватывающие его палец, будут точно так же обхватывать его член — этого достаточно, чтобы всё бросить и потянуться за презервативом. Почти. Арсений садится обратно, с сожалением отрываясь от поцелуев, но зато получает возможность любоваться на всего Антона целиком: на забавно покрасневшие лицо и уши, на судорожно сжимающие простыни пальцы, на длинные ноги, которые больше всего хочется закинуть себе на плечи. К первому пальцу Арсений добавляет второй, и этого Антон, кажется, даже не замечает — всё так же с закрытыми глазами сосредотачивается на ощущениях, непроизвольно покачивая бёдрами и облизывая пересыхающие губы. Арсений мог бы потребовать смотреть на него, мог бы приказать не пытаться сдерживать явно рвущиеся стоны, но в этот раз молчит. И даже не потому, что ратует за чужой кайф, а потому что увиденного и услышанного хватает. Антон — отзывчивый, открытый, несмотря на смущение — как будто пропускает через себя удовольствие и возвращает обратно, помноженное на два. Когда Арсений двумя пальцами нащупывает простату, в награду слышит протяжный стон, едва не переходящий в скулёж. Антон распахивает глаза, обеими руками вцепляется в Арсения — в предплечья, дальше из такой позы достать не может, хоть явно и пытается. — Ещё, — тихо просит он и, если это возможно, краснеет сильнее. Нашёл время для смущения, конечно. Арсений благосклонно повинуется — мягко массирует двумя пальцами, внимательно следя за реакцией, чтобы не перегнуть палку. Поддавшись соблазну, придвигается ближе и перехватывает одну из рук Антона, кладёт на свой член и с сиплым вздохом толкается вперёд. Антон рефлекторно сжимает пальцы, давая больше стимуляции, и Арсений не сдерживает стона. Открывает невесть когда закрытые глаза, ловит взгляд Антона и понимает — не было там ничего рефлекторного, всё осознанно. Кое-как изогнувшись, Антон ныряет рукой за резинку трусов, обхватывает член в кольцо пальцев — и этого мало, поза неудобная, рука затечёт за секунды, но в голову стреляет не столько физическое удовольствие, сколько сам факт: боже блядский, Антон ему дрочит. — Иди сюда, — просит он, трогательно заламывая брови. — И разденься. С трудом найдя в себе силы оторваться, Арсений слушается, отстраняется, чтобы стянуть с себя бельё, и ныряет обратно, придавливает Антона к кровати своим весом. Тот неожиданно улыбается до появляющихся у глаз морщинок. — Привет. — Привет? — с озадаченным смешком отзывается Арсений. Ощущение, будто он теряет контроль над ситуацией, усиливается с каждой секундой, но почему-то впервые не вызывает панику. Наоборот: что-то вроде предвкушения, когда хочется узнать, что будет дальше. Антон кладёт руку обратно на его член, рвано и неритмично дрочит — то ли сам так любит, то ли не может сосредоточиться, это и не столь важно, Арсению хватает. С трудом собрав мозги в кучу, он возвращается к прерванному занятию, входит одним пальцем, следом — двумя и разводит ножницами. Возбуждение скапливается напряжением, заставляет ноги непривычно дрожать — спасибо, что хотя бы руки не трясутся. Арсений тянется за поцелуем — получается смазанно, влажно и неловко, но в моменте откровенно плевать. Антон шумно дышит ему в рот, сбиваясь на мелкие едва слышные стоны, и, кажется, неосознанно подстраивает движения на члене к фрикциям пальцев Арсения. И вот это уже — преступно хорошо, до дрожи и необходимости закусить губу до боли и думать о чём-нибудь максимально невозбуждающем, чтобы сбить слишком быстро приближающийся оргазм. С недовольным вздохом Арсений отстраняется, перехватывает руку Антона, переплетает их пальцы и прижимает к постели, чтобы не рыпался. Антон хмурится, но секундное недовольство быстро сметается удовольствием — оно отчётливо очевидно в каждой черте лица, в каждой мимолётной эмоции. Есть что-то эйфорическое в том, чтобы наблюдать, как дни, недели и месяцы усталости смываются и забываются. Хотя бы сейчас, хотя бы в этом моменте. Арсений добавляет третий палец, сползает ниже и, улёгшись грудью на кровать, языком обводит сочащийся смазкой член Антона. Тут бы помочь свободной рукой, но она занята Антоновой ладонью, и отпускать её иррационально не хочется. Губами Арсений ощупывает головку, чувствует горький привкус смазки. Пальцы Антона сжимают его руку до боли. — Давай, мой хороший, — почти шёпотом подбадривает Арсений. Он потом подумает, как сюда просочилось это предательское «мой». Уже второй раз. Антон вздрагивает всем телом, не стонет — к сожалению, — но выдыхает шумно будто бы весь воздух в лёгких сразу. Арсений постепенно замедляет движения, в конце концов, вытаскивает пальцы и только касается лёгкими поцелуями живота и груди. Он чувствует, как расслабляется тело под его руками, как уходит напряжение и накопившийся стресс, и это — именно то, ради чего он здесь. И ещё, возможно, ради безмятежной улыбки Антона, слепо глядящего в потолок и пытающегося прийти в себя после оргазма. — Охуенно, — мечтательно тянет он. — Пожалуйста, — хмыкает насмешливо Арсений. Дотянувшись до тумбочки за салфетками, он вытирает руки и стирает сперму с живота Антона. Собственное возбуждение оголяет нервы и мутит голову, но не ощущается острым или судорожным, скорее приятным. И Арсений был бы готов вообще не обращать на него внимания, но Антон приподнимается на локтях, оглядывает его всё ещё слегка мутным, но вызывающим взглядом. — Ты меня трахать-то будешь? Какие мы смелые после оргазма. — А только что мы с тобой в нарды играли? — фыркает Арсений, но покорно тянется за презервативами и смазкой. — Это разве не прелюдия была? Антон следит за его движениями, как заворожённый, и, не будь Арсений так близко к разрядке, обязательно бы устроил шоу, но сейчас только с трудом заставляет себя не торопиться, чтобы, надевая презерватив, не порвать его. — Прелюдия, во время которой ты кончил? — спрашивает он с усмешкой, выдавливая смазку на пальцы и смазывая член. Вот это уже заставляет Антона смутиться — он что-то бормочет невнятно под нос, но шире раздвигает ноги и протягивает вперёд руки. Арсений склоняется ниже, не в силах ему сопротивляться, тянется за коротким поцелуем и приставляет член ко входу. — Не хочешь сменить позу? — спрашивает он тихо, покрывая едва ощутимыми поцелуями лицо Антона от лба до линии челюсти. — Нет, хочу так, — отзывается тот так же негромко. Момент, когда член входит внутрь, Арсений намеренно растягивает, наслаждаясь ощущениями — горячо, тесно, влажно от смазки. Антон едва заметно меняется в лице: приоткрывает рот будто в изумлении, но заворожённый взгляд не отводит, и от этого внутренности скручивает в тугой узел. Несколько фрикций выходят мучительно медленными, причём больше для Арсения — ему уже хочется и быстрее, и глубже, и резче. Но стоит только Антону расслабиться окончательно и полуприкрыть глаза от удовольствия, он выпрямляется, оглаживает крепкое бедро рукой и делает то, о чём думал с самого начала, — закидывает ногу Антона себе на плечо. — Нормально? — на всякий случай спрашивает Арсений, проходясь губами по колену и голени. — Заеби-и-ись, — выстанывает протяжно Антон, второй ногой обхватывая его вокруг пояса. — Двигайся. И Арсений слушается — делает пару неторопливых движений на пробу, после чего набирает темп, перемежая быстрые короткие толчки с медленными, но глубокими. Антон явно силой пытается заставить себя следить за происходящим: взгляд мечется по телу Арсения, поднимается к лицу, но глаза предательски закатываются от удовольствия. Руки двигаются сами по себе — одна по-хозяйски с силой сжимает закинутую на плечо ногу, вторая придерживает за бедро, прижимая к кровати. От открывающейся перед глазами картины Арсению неебически прекрасно: удовольствие Антона ощущается дрожью в теле, гримасой наслаждения, тихими, низкими стонами. И вообще-то, заканчивать происходящее не хочется категорически, даже на грани разрядки Арсений мог заниматься сексом долго и со вкусом. Но Антон, кажется, бессознательно, не отдавая себе отчёта, выдыхает протяжное: — Блядь, как же хорошо… Арсений замирает на очередном толчке, будто спотыкается, зажмуривается от прошившего всё тело оргазма и, кажется, до синяков сжимает пальцы на Антоне. Но тот не жалуется, не пытается отстраниться, а, когда Арсений открывает глаза, выглядит довольным — улыбается, чуть сощурившись. — Тебе, видимо, тоже. — Мне пиздец, — хрипит в ответ Арсений. *** «Мне пиздец», — думает Арсений. Они встречаются ещё раз, и ещё, и ещё, пока эти встречи не превращаются в нечто обыденное. Не рутину — для рутины каждое из таких «свиданий» было слишком насыщенным эмоциями и ощущениями, но Антон становится постоянной величиной, константой — уже сложно поверить, что когда-то его не было в жизни Арсения. Они не давали друг другу никаких обещаний, не клялись в верности и даже не договаривались быть исключительными партнёрами. Но Антон точно больше ни с кем не спит — на это у него банально не было бы времени. Собственно, и у Арсения его тоже нет, всё уходит на Антона. Да и желания, если честно, тоже. Мысли копошатся в голове надоедливым роем, не дают покоя по ночам и преследуют днём. К Антону тянет — физически, конечно, но не только. И если первые встречи они просто занимались сексом, а Арсений, едва вылезши из постели, чуть ли не демонстративно одевался и уезжал, то через пару недель всё начинает меняться. Сперва он задерживается на часок-другой, чтобы поболтать под вино или пиво, иногда на таких посиделках к ним присоединяется Ира — улыбается понимающе и ехидно, но никак происходящее не комментирует. Потом регулярные секс-марафоны перетекают в кино-марафоны, хотя во вкусах с Антоном Арсений не сходится совершенно. А потом он впервые остаётся на ночь, и где-то вот с этого момента что-то неуловимо меняется, такая себе точка невозврата. Святое правило: спать с человеком и просыпаться с ним — две совершенно разные вещи. В какой-то момент их переписка из почти исключительно секстинга и договорённостей о следующей встрече превращается во вполне себе обыденный диалог, какой бы мог быть у двух друзей. Или, скорее, двух любовников — вряд ли друзья просят тебя прислать фотку своего члена. Самое смешное, что Антон — почти тридцатилетний, уже вполне себе успешный стендапер с федерального канала — зацепил Арсения сразу, за что перед Ирой было даже немного стыдно. Сама Кузнецова на это признание только расхохоталась — её самооценка, к счастью, была настолько железобетонной, что подобные вещи её не смущали, а только веселили. Потом она, правда, пообещала сломать Арсению шею, если он вдруг Шастуна обидит. Угроза была серьёзной — почему-то в её исполнении, несмотря на разницу в росте и комплекции, Арсений не сомневается. А вот в себе — сомневается. Когда он говорил о том, что патологически не умеет в отношения, он не врал, не прибеднялся и не приукрашивал. Все предыдущие попытки закончились плачевно, причём для обеих сторон, и после того, как пришлось себя склеивать по кусочкам в энный раз, Арсений решил: хватит. Зачем долго и мучительно выстраивать этот хрупкий карточный домик, если можно просто взять лучшее — постельную часть? Уже после были те, кто на такие условия не соглашались. Те, кто соглашались, а потом всё-таки влюблялись на свою голову — с такими приходилось долго и муторно разговаривать, утешать, успокаивать. Лучшей, по мнению Арсения, категорией людей были такие, как Ира, — прекрасно понимавшие правила игры и безропотно их принимавшие. Антон не вписывался ни в одни рамки. Он определённо точно не был в Арсения влюблён: тут был трепет, было возбуждение, даже восторг и обожание, но не влюблённость — для такого они слишком мало общались в вертикальной плоскости. Правила, конечно, Антон принимал, хоть и явно скрепя сердце. Но неожиданно оказалось, что эти правила перестали устраивать самого Арсения. Ира — проницательная и вовсе не такая глупая, какой пыталась казаться, — заметила это первой. Бросила вроде бы небрежное «Ты ревнуешь», когда они своей странной кривой троицей снова оказались в клубе. Арсений подавил первый порыв огрызнуться и всё отрицать, прислушался к себе и с удивлением обнаружил: да, ревнует. От того, как один из гостей склонился к сидящему на барном стуле Антону и что-то прошептал на ухо, вдоль загривка продрало неприятной холодной дрожью. Возможно, то, что секса у них было с избытком, тоже играло свою роль. С Ирой, конечно, пришлось распрощаться: уж больно нелепо было бы трахать их обоих, но на недостаток постельных утех жаловаться было грешно. Антон оказался идеальным партнёром: принимал ласку, охотно расслаблялся в чужих руках, умел передавать контроль над собой и доверял безусловно — пожалуй, даже слишком. Арсений думает, что с этим надо что-то делать, даже придумывает план: оборвать эти отношения, пока не стало слишком поздно. И обещает себе, что вот сегодня — он точно едет в последний раз, но всё равно возвращается. Естественно, однажды эта пороховая бочка взрывается — во время очередной «встречи». В спальне горит только ночник, его света едва-едва хватает, чтобы хоть что-то разглядеть, и это по мнению Арсения — настоящее преступление, потому что на это произведение искусства он бы мог любоваться часами напролёт. Обхватив подушку руками и уткнувшись в неё лицом, Антон с высоким протяжным стоном приподнимает бёдра, подаётся назад, чтобы глубже насадиться на пальцы, но Арсений в последний момент успевает отвести в сторону руку. Второй ладонью он оглаживает торчащие лопатки, выступающие позвонки, ямочки на пояснице, в которые так и хочется залезть языком — Арсений не отказывает себе в этом маленьком удовольствии, выбивая из Антона ещё один сладостный вздох. Рассеяно оглаживая его спину — ладонь так удобно ложится в по-девичьи изящный изгиб талии, — Арсений неожиданно понимает, что втрескался по уши. Проводит рукой по боку, вырывая из Антона довольный вздох, склоняется, чтобы губами прикоснуться к плечу и шее, прижимается к спине грудью с судорожно бьющимся сердцем. Ворох ласковых прозвищ, комплиментов и пошлых просьб смешиваются в голове в неперевариваемую кашу, из которой выуживается одно только жалкое: я влюблён в тебя. — Арс, не тяни, — недовольно бурчит Антон, приподнимаясь сперва на локтях, а затем и на коленях. От того, как он призывно изгибается в пояснице, в голове Арсения взрываются сверхновые. В последнее время отказывать Антону в чём-либо было непосильной задачей, не справляется с ней Арсений и в этот раз — покорно забирает протянутый презерватив, нашаривает рядом на простынях смазку. Только мысль всё истошно бьётся в мозгу перепуганной птицей, требуя себя выпустить: скажи, вот прямо сейчас, скажи, он должен знать. Арсений молча натягивает презерватив и приставляет член ко входу, едва ощутимо качнув вперёд бёдрами. — Антон, — не своим, хриплым голосом зовёт Арсений, придерживая того за талию. — Слышишь меня? — Если тебя пробило на попиздеть, давай ты сначала в меня войдёшь, — безапелляционно требует Шастун, — а потом говори, что хочешь. Арсений подаётся вперёд, член после долгой и сладкой для них обоих подготовки беспрепятственно проскальзывает внутрь, и с языка тут же срывается предательское: — Я хочу тебя. Сперва Антон стонет, самостоятельно насаживаясь до упора, запрокидывает назад голову, и Арсений рефлекторно тянет руку и сжимает пальцы в его волосах. — Я тебя тоже, — сдавленно сипит Антон, — но мы вроде как уже… — Нет, — раздражённо перебивает Арсений. — Не сейчас. В смысле, и сейчас тоже, но не только сейчас. Антон замирает, его удивление и озадаченность можно с лёгкостью прочитать по вздёрнутым лопаткам и напряжённым плечам. Как только Арсений отпускает его волосы, Антон поворачивает к нему голову с охуевшим выражением на лице. — Я ничё не понял, Арс, — отзывается он, видимо, нутром чуя, что речь идёт о чём-то серьёзном. — Я тоже тебя всегда хочу, но думал, что это очевидно? Слова разбегаются в стороны, не желая складываться в осмысленные предложения. Арсений так и замирает, растерянно встречая Антонов взгляд и не зная, что делать дальше. Хотя, казалось бы, если твой член находится в чьей-то заднице, дальнейший план действий очевиден. Антон вздыхает — так тяжело, как будто ему предстоит разгружать вагоны, — и с явно недовольной гримасой всё-таки отстраняется и сперва переворачивается на спину, а затем садится на кровати. — Ты и твоя дурная манера заводить серьёзные разговоры посреди ебли, — ворчит Антон, но протягивает руки, безмолвно подзывая к себе. Даже не обращая внимания на колом стоящий член, Арсений падает к нему в объятия. — Прости, — тихо произносит он без капли сожаления. — Да чего уж там. Так о чём речь? В этот раз уже не получается ухнуть с головой в холодную воду, в этот раз приходится собирать остатки уверенности и смелости, чтобы выдавить нерешительное: — Мне кажется, я хочу с тобой отношений. Антон молчит долго. В тесных объятиях не разглядеть его лицо, но его руки продолжают мягко поглаживать Арсения по плечам и волосам. — Типа… прям отношений? — наконец неуверенно переспрашивает он. — Настоящих? — А то, что у нас до этого было, ненастоящее, что ли? — фыркает Арсений. — Ты понял, о чём я, — грозно отзывается Антон и в наказание даже несильно щипает его за бок. — Ай! Да, Шаст, прям настоящих. Прям моногамных. Прям вот только ты и я. Словно по команде в этот момент хлопает входная дверь — слышно даже через стенку. — И Ира, — хмыкает Антон. — И Ира, — не спорит Арсений. Он выползает из тёплых объятий, сморщившись, снимает с опавшего члена презерватив — нервы всё-таки взяли своё. Только после этого рискует обернуться и встретить взгляд Антона — тот выглядит задумчивым. — Почему? — Что «почему»? — Почему ты передумал? Вопрос, конечно, интересный. Арсений усаживается на кровати с потерянным видом. Где-то за стенкой слышно, как шебуршит Ира, занятая своими делами. Антон не торопит, подтягивает к себе колени, обхватывая их руками. И не то чтобы Арсений когда-либо стеснялся своей наготы, но чтобы вот так вот разговаривать с другим человеком по душам, будучи полностью обнажённым — такое у него впервые. И раз уж атмосфера располагает к доверчивости, почему бы не раскрыть все карты. — Мне кажется, я в тебя влюбляюсь, — едва слышно произносит Арсений и решительно поднимает глаза. Антон ошарашенно приоткрывает рот, и первые несколько секунд подкрадывается тревога, а затем его лицо светлеет, на губах расползается недоверчивая улыбка. — Серьёзно? — со смешком спрашивает он. Арсений кивает, и сам невольно улыбается в ответ. — Мне никогда ничего такого раньше не говорили, — больше для себя, чем для Арсения, мечтательно произносит Антон. — Буду первым, получается, — нервно сглотнув, выдавливает Арсений. — Хоть где-то, — с насмешливой улыбкой отвечает Антон. А затем, помедлив, подползает поближе, обхватывает Арсения вокруг плеч, мягко целует в висок. — Мне кажется, я в тебя давно уже. Арсений отстраняется с возмущённым видом, но не разрывает объятий. — А почему молчал?! — Так ты же сказал: «никаких отношений», — пожимает плечами Антон. — Я и не лез. Грустно пиздострадал под «Оду нашей любви» по ночам на кухне, Ира меня убить была готова. — Дурак, — нежно шепчет в ответ Арсений, притягивая его за шею и впечатываясь в губы. Почти невинный поцелуй быстро набирает обороты — несмотря на заминку, возбуждение накатывает обратно, даже кажется ещё сильнее, чем прежде. Возможно, потому что из дружеских потрахушек всё происходящее плавно перетекает в секс с… кем, собственно? — Ты так и не ответил, — судорожно шепчет Арсений, опрокидывая Антона на спину и с трудом находя силы на слова между поцелуями. — Не ответил на что? — пыхтит в ответ Шастун, укладываясь на подушки и приглашающе разводя ноги. Потом, видимо, сращивает два и два и продолжает с усмешкой: — Будешь моим парнем? Поставь галочку в окошке, если да. Арсений не отвечает, прячет влюблённую улыбку и заставляет Антона перевернуться на живот и вскинуть бёдра. — Или не ставь галочку, — не спорит тот. — Лучше вставь. Ну ты понял. Арсений понял: что влип по уши. Он уже тянется за новым презервативом, когда раздаётся оглушительный грохот. Арсений вздрагивает, оборачивается к двери и замирает. — Если не обращать внимания, она уйдёт, — тихо шепчет Антон. Несколько секунд проходит в томительной тишине, но стук в дверь раздаётся ещё раз — уже не так громко, но всё так же решительно. — Я знаю, что вы там, — голосит Ира. — Кто из вас двоих мудаков сожрал моё мороженое? Собственно, Арсений никакое мороженое не трогал, но подозревает, что виновник преступления сейчас лежит с ним в одной постели, поэтому продолжает молчать — не выдавать же Шастуна с потрохами. — Что-то не так, — неожиданно серьёзно произносит Антон и садится на пятки. — Я по её голосу слышу. Спорить тут бесполезно, Арсений явно знал Иру не настолько хорошо, чтобы по малейшим интонациям да ещё и через дверь улавливать такие нюансы. Антон уже поднимается на ноги и рыщет по полу, пытаясь найти свою одежду. Арсений откладывает презерватив на место, грустно смотрит на свой всё ещё крепко стоящий член и вздыхает. Он открывает дверь первым, нацепив первую попавшуюся футболку — Антонову — и джинсы — свои. И тут же понимает, о чём была речь: хоть Ира и выглядит привычно устрашающе в гневе, разводы от туши на её лице сложно не заметить. Антон заглядывает Арсению поверх плеча и сочувственно тянет: — Мужик из тиндера оказался уёбком? Ира шмыгает носом, обхватывает себя руками, из-за чего разом кажется младше своих лет, и кивает. Арсений вздыхает, притягивает её к себе в объятия и ласково поглаживает по макушке. Ира не плачет, только зло сопит, но её плечи характерно подрагивают. Спустя минуту-другую передав её на поруки Антону, Арсений отправляется в прихожую и, уже обуваясь, произносит: — Я за мороженым. Вино взять? — Две бутылки, — отзывается Антон. — Три, — недовольно бурчит Ира. Бросив взгляд на них — стоящих посреди коридора в крепком объятии, — Арсений кивает. — Три так три.