☆
2018
- Ты пьяна? - Чт... Что?.. Н-нет. - Ты пьяна. - Н-наташенька, знаешь... ты же знаешь, мне нужно... Что?.. Сделать? Постараться!.. Вот. Чтоб... чтоб опьянеть. А? Да... И мне... мне же это всегда... Представляешь? Всегда нужно стараться!.. Для... для тебя, сестрица. Но - я не... не жалуюсь, ты, Н-на... ташенька, не думай, что я жалуюсь... Мне, признаюсь... признаюсь, нравится... Елена бурчала всё невнятнее - будто язык её тяжелел и тяжелел, но двигалась - прямо и точно: захлопывая за собой входную дверь трейлера, щёлкая замком, потом - аккуратно снимая куртку и ботинки. Она не прятала лица в рваном багровом румянце, смотрела снизу вверх - тускло блестящими в полумраке глазами - на Наташу, усмехаясь совершенно без раскаянья - и даже не стараясь этого скрыть. - Ты ехала такая на машине от города, - сказала Наташа лишь для того, чтобы, кажется, убедить в подобном пренебрежении саму себя, - ночью, по дождю, через горы. Елена согласно затрясла головой, затем, разом, как по команде, грохнув пятками об пол, выпрямилась и вытянула руки по швам. От этого её сильно качнуло к стене узкого коридорчика, но она лишь хихикнула. Наташа чувствовала резкий тёплый запах водки и сигарет: это раздражало. Всё раздражало. Перед ней горделиво глумилась своей глупой выходкой будто незнакомая горячная девчонка - не женщина, не её Елена. - Да! Мэм! Ваша! Машина! В полном! Порядке! Я! Мэм! Скорее! Убью! Себя! Чем! Позво... - Хватит. - Чем позволю!.. - Я сказала... - Ва... - Хватит! Елена вздрогнула от окрика, мелко заморгав - но уже в следующую секунду расплылась в широкой пьяной ухмылке. - Как хотите, мэм. Ей было весело. Наташа потёрла лоб - ей хотелось выругаться. Было ли всё это её виной?.. Они поссорились - быстро, пусто и сильно - ещё днём, и Елена, показно хлопнув дверью на попытку Наташи к примирению, исчезла. Ожидаемо. Наташа знала - Елене обычно нужно сначала остыть: может быть, как тяжёлому злому макарову, отстрелявшему в грудь напротив полный магазин. (- Вали куда хочешь, сестрица, ты же всегда так делаешь, - скалилась она на Наташу, кусая и кусая ту за живое. - Не оставляй меня, Наташенька, я же умру без тебя, - плакала она в плечо Наташи, цепляясь и цепляясь у той за рёбра под сердцем). Наташа чувствовала, как всё больше тяжелеет ноющей болью голова; она думала о предстоящем разговоре весь вечер, но - нет, ничего не выйдет, кроме новой ссоры, если она попытается объясниться сейчас. Не с такой Еленой - кажется, с жадностью желающей лишь одного: испытать, как далеко можно зайти. Верно, им обеим просто нужно для начала выспаться. - Есть ты не хочешь, я так понимаю? Елена мотнула головой. - Мы ужинали с очень милой девушкой, я не говорила? - неожиданно чётко произнесла она, смотря на Наташу. - Хе... Хельга. Да. Знаешь, кто она?.. Угадай, ну же... Нет? Ладно... Местный офицер полиции. Представляешь? Вот же удача... Обменялись с ней номерами в прошлую мою поездку в магазин, когда ты тут... со своими этими созванивалась - и отправила меня, Н-на... Наташа, одну. Да... Одну! Куда подальше. Что... чтоб не мешалась. Я... точно-точно не рассказывала, а? - Точно-точно. Наташа почувствовала, как невольно поджала губы: и Елена следила за этим своим тяжёлым неподвижным взглядом. - Я просто надеюсь, что ты помнишь об осторожности, - тогда, будто оправдываясь, добавила Наташа, - даже с милыми девушками и тем количеством алкоголя... Подожди, как офицер полиции разрешила тебе сесть за руль в таком виде? - А ты бы предпочла, чтобы я осталась у неё на ночь?.. Наташа вдруг поняла, что краснеет: обычное подначивание неожиданно зацепило её прямо за живое. Это не скрылось от Елены - и она вдруг оказалась совсем близко, будто желая рассмотреть. Под водкой и табаком она пахла сладко и нагрето - мёдом: не собой. Кем тогда? Другой женщиной?.. Наташа не считала себя ревнивой. Наташа просто устала: её Елена иногда была такой невыносимой. - О, не переживай, - прошептала Елена вдруг совершенно трезво, обращаясь, конечно, совсем не к беспокойству Наташи. - Смешно. Ты считаешь меня такой беспомощной, а, между прочим, я - Чёрная Вдова. Как одна знаменитая Наталья Романова. Не хуже. - Я не считаю тебя беспомощной... - Ну, так обязательно скажи мне спасибо - я узнала последние новости. В этой части Норвегии нас с тобой точно никто не ищет... Ты же, кажется, сетовала, что мы не можем остаться тут до зимы. - Мы не можем остаться до зимы не из-за этого... А из-за холодов. Это, блять, трейлер. - В чём же проблема? Снимем милую квартирку в городе - бабушка Хельги как раз сдаёт... Я сказала, что изучаю с сестрой птиц во фьордах - и... - Нет. - Почему же? Наташа вздохнула, отворачиваясь; от близости Елены - яростной, напористой, громкой - кружилась гудящая голова: от чужого жара, запаха алкоголя, от сухих искусанных губ, красных щёк, блестящих глаз. Днём Наташа сказала бы всему этому просто и понятно: у меня есть дела, понимаешь?.. И получила бы в ответ, конечно, точно в грудь: раз, другой, последний - контрольный. Но был тихий поздний вечер, и Наташе хотелось лишь одного: может быть, просто любить это всё. - Давай поговорим завтра. А сейчас... Пойдём спать. Пожалуйста.*
Елена так долго ходила туда-сюда, раздеваясь и умываясь, что Наташа, уже улёгшаяся, почти уснула. Мягкое теплое сновидение подкрадывалось к ней, когда Елена наконец, потушив ночник, аккуратно забралась под их общее одеяло в их общую постель, а затем, повозившись, устроилась обычно: тоже на спине, бок о бок с Наташей, прижимаясь той лбом к плечу. - Ты не замерзнешь? - спросила Наташа, сонно ища руку Елены и натыкаясь вместо на голый живот под сбившейся бельевой майкой. - Мне жарко. - Ну смотри. Руки Елены сами нашли руку Наташи - и сжали её там, на животе, мягко перебирая пальцами. Елена, действительно - вся - была горячей, а сильное сердце её билось так, что Наташа чувствовала его мерный пульс будто повсюду: в маленьких ли крепких ладонях, или - из-под кожи твёрдого живота, а может - прямо подо лбом, что упирался в неё. Спокойное ровное течение жизни, почему-то дарованное Наташе: чем же она заслужила наблюдать и ощущать его?.. - Это было не свидание... с Хельгой, - вдруг сказала Елена. - Не думай так. Что-то тёплое и довольное разлилось в груди Наташи. - Я и не думаю. Елена тут же подскочила, раздражённо пихнув от себя её руку. Потом, подумав, сильно толкнула Наташу в бедро коленкой. Наташа нехотя открыла глаза: лицо Елены, блестя глазами, уже нависало над ней. - Это... Что, по-твоему, никто не пошёл бы со мной на свидание? - зашептала она громко и сердито прямо в губы Наташе. К запаху водки теперь добавилась мятная зубная паста. Елена всё ещё была пьяна, конечно - и Наташа какой раз задалась вопросом, сколько же она умудрилась выпить. - Я этого не говорила. - Но подумала. - Я подумала только о том, как мне хочется уже заснуть. Ты сейчас собьёшь мне всё - и я буду злая... Елена со вздохом сползла ниже, опустилась там тяжёлой головой на грудь к Наташе. - Ты всегда злая... Говоришь вот, что меня на свидание никто не позовёт. - Потому что ты там обязательно напьёшься, а потом - предложишь кататься несчастной даме на моей машине в темноте по каким-нибудь ебеням. Елена хихикнула, пробираясь руками под спину Наташи, прижимаясь сильнее, вдавливая. Горячая, тяжёлая, бьющаяся своим громким сердцем прямо Наташе в живот. Наташа не считала это очень удобным - но так был хоть какой-то шанс убаюкать несносное существо, будто ради смеха надевшее сегодня для Наташи свою человеческую личину. Водятся ли в Норвегии фейри? Или кто там обычно спускается с гор к морю по ночам?.. - Ой... тебя, Н-наташенька. Я вот ещё балладу знаю! Значит, представь, свидание... Шампанское, цветочки... И, значит, я!.. - Не кричи ты. - Я деклари... - Декламирую. - Да, декламирую... Так. Не сбивай меня. Декламирую тебе... - А я что делаю на твоём свидании? - Почему на моём... - Ну, сама сказала: шампанское, цветочки, ты. - Может, это - твоё свидание, шампанское, цветочки. Я. - Ты? И что ты там делаешь? Мешаешь? - Нет. Деклари... Декламирую! Балладу. Значит... Н-Наташа, слушай, это - тебе на свидании твоём... любом. От меня. Василий Жуковский, Кубок!.. «Кто, рыцарь ли знатный иль латник простой, В ту бездну прыгнёт с вышины? Бросаю мой кубок туда золотой. Кто сыщет во тьме глубины Мой кубок и с ним возвратится безвредно, Тому он и будет наградой победной». Так царь возгласил и с высокой скалы, Висевшей над бездной морской... Голос Елены жужжал Наташе прямо по рёбрам - монотонная усыпляющая колыбельная. Наташа закрыла глаза, потом - опустила ладонь на чужой высокий лоб; оглаживала и оглаживала с него выбившийся из косы пух, осторожно касаясь тёплого маленького уха и тонких колечек серёжек по его хрящу. - И вдруг, успокоясь, волненье легло; И грозно из пены седой Разинулось чёрною щелью жерло; И воды обратно толпой Помчались во глубь истощённого чрева; И глубь застонала от грома и рева... Наташа ещё ощущала: затылком - подушку, телом - свою Елену, а вокруг - одеяло; но под веками Наташи уже кто-то с разбега нырнул в бушующие волны. Может быть, она сама. Это, конечно, было совсем не страшно: так ведь делают все птицы во фьордах. Что же она принесёт в клюве оттуда, из самой бездны?.. Королеве фейри так нужен её кубок, золотой-золотой, блестящий тускло в полумраке: пить из него водку и мёд, чтоб хоть на день - для кого-то - стать просто женщиной. - Может быть, - шумели волны, - и его. Может быть - и его, может быть - для неё, может быть, может быть, может быть. - Знаешь, Н-наташенька?.. Наташа... На... Спишь?.. Спишь... Спи. А я... я подумала: меня бы если кто попросил прыгнуть со скалы - я бы не прыгнула... Вообще. Хельга там... Или ещё... А ты бы попросила - я да... Прыгнула. Так вот, Наташа.