По предварительному сговору

Таран опустил респиратор на лицо и поставил пистолет на боевой взвод. Остальные последовали его примеру. Затем глянул на часы и, приоткрыв гермодверь, аккуратно осмотрел коридор. Ранний межсменок. Свет приглушен, людей в коридоре почти нет. — Кроме того, что ищем, ничего не забираем, — напомнил он. — Если у терпилы пропадет только то, что он и шопнул, он сам это дело перед мусорами замнет. Усекли? — Да. — Да. — Без балды. Долгий взял на себя несколько баулов из грубой холщи, Яма принял лом и автоген, Кирилл — инструменты электрика и сумку со стяжками и кляпами, а Авдею достались баллон ацетилена и кувалда. Кроме того, Долгому, как самому сноровистому по части оружия, вверили еще и обрез. Пора. — Ходу. Распределитель этажа находился в техническом коридоре. Подельники добрались туда почти без эксцессов. На выходе с жилой части этажа из-за угла на них чуть не налетела какая-то женщина — должно быть, припозднилась на работе. Пятеро скрывающих лица мужчин и полумрак коридора заставили ее вжаться в стену. Таран бросил на нее взгляд, и она застыла, глядя ему в глаза. Пустые. Бесцветные. Попросту никакие — унылое ничто, больше присущее порождению, нежели человеку. Не дающее понять, что его обладатель выкинет в следующую секунду. Мгновения этих гляделок растянулись на вечность. — Иди, куда шла. Торопливо покивав, женщина убралась прочь. Они добрались до комнаты с распределителем и обнажили оружие. По правую сторону от двери Таран, по левую — сначала Долгий, а за ним в ряд и остальные. Долгий потянул ручку и убедился, что герма не задраена. Славно. Не придется ломать комедию. Таран перешел с Долгим на язык жестов. «Я». «Открыть». «На три». «Раз». «Два». «Три». Он потянул дверь, и Долгий ворвался в помещение. Внутри оказался лишь один дежурный — тоже огромного сложения. Долгий направил на него обрез: — Упал на пол! Руки на виду! Дежурный поднял ладони и подчинился. И пока все это происходило, Авдей уже перерезáл кусачками телефонный провод, а Карнач подходил со стяжками и кляпом. Комнату захватили быстро. Быстрее, чем рассчитывали — полагали, что дежурных будет больше. Пока все шло даже с опережением плана. — Карнач, работай. Карнач кивнул и, расчехлив инструменты, принялся копошиться в щитке. Время не подгоняло. Ситуация полностью контролировалась. — Авдей, останешься тут. На всякий. — Угу. — Готово, братва. Пущу сигналку по команде. Таран переглянулся с Долгим и Ямой. По плану было отсечь пятнадцать секунд от запуска тревоги и ломить со всех ног к нужной ячейке. Он завел часы. Яма вкрутил баллон в автоген. — Давай. Карнач замкнул цепь. По этажу пронесся заунывный вой сирены, коридоры озарились ярко-красными вспышками. — ВНИМАНИЕ! ПРИБЛИЖАЕТСЯ САМОСБОР! ВСЕМ ПРИНЯТЬ МЕРЫ БЕЗОПАСНОСТИ! — Десять секунд! — ВНИМАНИЕ! ПРИБЛИЖАЕТСЯ САМОСБОР! ВСЕМ ПРИНЯТЬ МЕРЫ БЕЗОПАСНОСТИ! — Пять секунд! По этажу с лязгом захлопывались двери, вставали в пазы пневмозатворы. И только одна оставалась открыта. — ВНИМАНИЕ! ПРИБЛИЖАЕТСЯ САМОСБОР! ВСЕМ ПРИНЯТЬ МЕРЫ БЕЗОПАСНОСТИ! — Две... Одна... Все, фраера, ходу! Бегом! Затихла сирена, погасли огни. Воцарившаяся тишина могла быть мертвой, если бы не шаги трех мужчин. Никто не посмеет выглянуть. Никто не посмеет открыть дверь. Никто не отважится на любопытство. Немало жизней самосбор сгубил столь знакомым и близким человеку — шагами и голосами, просьбами и требованиями, мольбами и угрозами. Никто не посмеет. Есть законы, писаные кровью. — Долгий, коридор пали. Яма, дверь! Вспышка автогена выхватила силуэты Тарана и Ямы из полумрака. Яма пережег затворы за пару минут, а затем в ход пошли кувалда и лом. Механизм тотчас же подцепили, раскурочили и вышибли. Гермодверь отворилась. Увидев это, Долгий бросил им баулы. Подхватив их, Таран прошел внутрь. Рыжики лежали кучей прямиком на кухне. Яма усмехнулся: — Во терпила отчаянный. Нихера не боится. — Ага. Работать давай. Они принялись сгребать найденное в баулы. Наполненные бросали прямо в коридор. И когда первый из них Долгий уже надел и закрепил поперек груди, тревожная сирена раздалась второй раз. — ВНИМАНИЕ! ПРИБЛИЖАЕТСЯ САМОСБОР! ВСЕМ ПРИНЯТЬ МЕРЫ БЕЗОПАСНОСТИ! Таран похолодел. — ВНИМАНИЕ! ПРИБЛИЖА... — Таран! Слышь, Таран, это Карнач! — ожила рация. — Я ничего делал! Повторяю, я ничего не делал! По ходу, настоящий самосбор идет! Хватайте все и валите оттуда нахер. «А куда валить-то? Красноперым навстречу что ли?» — подумал уже было он, как вдруг в дверях показался Долгий. — Запроси Авдея. Вдруг это лечилово какое. — Может быть, да, — кивнул Яма. Таран втопил тангенту: — Авдей! Авдей, ответь! Тот ответил не сразу: — Я тут. — Ты там с Карначом щас? Что происходит? — Да. Тревога сама сработала. Мы... Мы герму заперли, короче. Че там снаружи, не знаем. — Понял тебя, — Таран убрал рацию. — Валим отсюда. Глядишь, до прихода мусоров успеем. Когда они выбежали в коридор, на другом его конце уже стелился фиолетовый туман. Вернее, не стелился, а скорее даже струился откуда-то, но Таран не мог сказать, нормально это или нет. Вживую начало самосбора он заставал редко и обобщить увиденное точно едва ли смог бы. Одно хорошо — все согласны бежать, и никто не задает идиотских вопросов. Дескать, а что там с Карначом и Авдеем? Когда воет сирена, каждый сам за себя. Пусть радуются, что самосбор ни одной улики не оставит. Может, им еще и без палева свалить удастся после ликвидации. Но даже если и не удастся, они все равно будут молчать. Потому что если не будут, ИТБ сам с ними расправится. Таран и торпеду найдет, которая все сделает, и общак подогреет — добычи-то теперь полные баулы. Плюс авторитет среди воров — тоже со счетов не спишешь. Братва только рада будет глаза на все это закрыть. Стукачей-то не любят. А на зоне только масть решает, кто стукач, а кто честный фраер. Они бросились вниз по лестнице. Узкие марши — двоим не разминуться — и широкие клетки образовывали подобие винтового хода. Марши вверх и вниз отстояли друг от друга на несколько метров, и от пропасти пролеты огораживались лишь хлипкими проржавевшими перилами. Был в этом минус — немудрено сорваться вниз, но и плюс тоже имелся. Даже в таком кромешном мраке без труда просматривались клетки с противоположных сторон. Сверху и снизу. Именно так Долгий и увидел людей пролетом ниже. Литые стволы, потертое дерево прикладов, диски с облупившейся по кругу краской и темно-зеленые, даже почти черные шлемы-хрущевки. Двое. Всего двое, но с ППСами. Красноперые. Мусора. Ликвиды. Серп и молот. Сейчас придется убивать. Иначе ниже не спуститься. — ЛИКВИДАЦИЯ! Бросай стволы и рылами в бетон! — Ты че, солдатик, в уши долбишься? — Долгий как можно тише оттянул курки у обреза. Щелк. Щелк. — Сирену не слышал? Щас нас всех снесет! — Бросай волыну, я сказал! Он краем глаза скользнул по укрывшимся на лестнице Яме и Тарану. Удастся ли спастись в следующие секунды, зависело от того, насколько плотным огнем те его поддержат. Нужны всего лишь мгновения. Лишь пара мгновений — добраться до лестницы. — Ладно, мусор! Ты меня взял! Долгий поднял руку с обрезом и пальнул, почти не целясь. Дублетом бухнули оба ствола. Наобум, уповая на тесноту и разлет картечи. Стальные шарики чиркнули по чугуну и дереву перил. Сыпанули крошкой и краской со стен. Скрежетнули по шлемам. Рванули сдавленное «А-а-а...» из чьей-то глотки. Но не успел Долгий броситься с высокого старта, как автоматы заговорили. По ушам вдарил чудовищный грохот. Щелчки по бетону, резь рикошетов — бешеный огонь, спущенный с поводка, не оставил Долгому и шанса. Еще на излете первого шага очередь проштопала его снизу вверх. От бочины к плечу, от плеча выше, хлестнула каленой плетью по черепу, выбивая на стену мозги и обломки кости. Вспышкой своего первого выстрела он обнаружил себя. А больше ничего ликвидам надо и не было. Яма и Таран открыли огонь из пистолетов. Шквал очередей метнулся на них. Таран вжался в стену подле лестницы. — Наверх! Сваливаем наверх! Яма торопливо кивнул и припустил вверх по маршу. И пока он бежал, Таран высадил остаток магазина не глядя. Пока затвор не застыл на задержке. Яма уже миновал второй марш, как вдруг с этажа выше по нему тоже открыли огонь. Очередь прошла вдоль хребта. И Яма как бежал вперед, так ничком и рухнул на бетон лестничной клетки. Обложили. И сверху, и снизу. Ну нет. Лучше самосбор. Таран подорвался как раз в тот момент, когда стрелок снизу уже начал подниматься вверх по лестнице. — Стой, сука! Громыхнул одиночный, и Тарану рвануло бедро. Сначала хромая, а затем и подволакивая ногу, тот побежал дальше по этажу. Навстречу фиолетовому туману, который за все это время так и не приблизился. Не добежать. Он нырнул в ячейку, дверь которой еще недавно выжег, и повалился на пол. Кровь била в виски, в горле собиралась сухая щербатая мокрота — не иначе как пополам с пылью, которой пришлось глотнуть в этой сваре. Снял ремень, перетянул ногу и, прокашлявшись, подполз к косяку гермодвери. Вот и все. Подловили, как шныря. — Всем Громам, это Гром-один, доложить. — Гром-два цел. — Гром-четыре цел. — Гром-три... Цел. — Что с тобой? — Да брюшину рассадило. Вродь все в мякоть ушло, нормально. — Слышь, ты может это... К санитару, пока комиссара нет? — Не, Серёг. Я теперь эту гниду зубами грызть буду. — Как знаешь. Выстрел. Еще выстрел. — С этими двумя все. Стволы им в руки вложите, кто уронил. И аккуратнее ходите, гильзы, сука, не сметните вниз. Особист потом мозг вынесет. — Есть. Таран усмехнулся. Мусора. Ладно, надо хоть посмотреть, за что умирать шел. Он расстегнул сумку, достал рыжик и, отложив пистолет, развернул упаковку. Не без труда — скользкие от крови пальцы еле с ней справились — но затем откусил от бруска. Медленно прожевал, покатал на кончике языка. Неплохо. Совсем неплохо. Приятный такой, даже сырым идет легко. Эх, щас бы его под этанольчик да в компании корешей. Папиросочку потом. И чтоб после всего бабу потеплей да поласковей. Хорошо бы. — Старший группы, ко мне. Доложить, — произнес новый голос. Властный, но не холодный. Энергичный. — Товарищ комиссар, вступили в бой с бандой блочных воров. В ходе огнево... — Да видел все уже, отставить. Кто-то еще остался? — Так точно. Один на этаже, в ячейку убежал. Ту, которую они ломали. — Он с оружием? — Так точно. Таран достал из нагрудного кармана последний патрон и донес его в ствол. Отщелкнул задержку, донося его в патронник. Назад в колонию — ни ногой. — Гражданин бандит! — голос комиссара эхом разнесся по коридору. — Именем советской власти приказываю выбросить оружие в коридор и выйти с поднятыми руками! Бежать некуда! Сопротивление бесполезно! Или ты сдашься сейчас, или я сам войду и тебя возьму! Таран усмехнулся: — Самосбора-то не боишься, красноперый?! — Нет. Я тут за трудовой народ умираю. А ты, урка, ни за что. Сдавайся. Зачтется. «Ага. Зачтется. Рецидивы зачтутся. Нападение зачтется. Предварительный сговор и группа лиц зачтутся. Пошел ты нахер. Пошла эта система. Пошло оно все. Долбаный хрущ, никак ты кровью не напьешься. И ты тоже нахер иди. Чтоб мои кости в глотке твоей бетонной поперек встали,» — он прижал ствол пистолета к нижней челюсти и решительно потянул спуск. Щелчок. Осечка. С пистолетом все в порядке. До этого стрелял нормально. Значит, некачественный патрон. Капсюль паршивый. Капсюль. Таран засмеялся. Сначала тихо и нервно, но потом захохотал в голос. Истерично и надрывно, надламывая печать над сокрытой даже от самого себя горечью. Пистолет полетел в коридор. Он не мог видеть, как переглянулись ликвидаторы в коридоре. Но их приближающиеся шаги слышал. И слышал отчетливо.