Зов разлома

Игру в «гляделки» проиграл домовой. Девочка быстро перестала интересовать его, и он забегал по комнате. — Где же… Я чувствую, что он тут, — бормотал домовой, заглядывая под кровать и шкафы. Со стороны казалось, что это золотистый мячик катается по комнате. Толстый домовичок явно пытался что-то найти, но это «что-то» не находилось, и толстяк начал ругаться. — Я тебе устрою!.. Пробраться в мой дом, разбудить среди ночи!.. Ну, погоди у меня! — бубнил он, продолжая поиски. Так и не дождавшись нужного внимания, а вместе с ним и уважения к себе как к хозяйке дома, Хельга тоже рассердилась, и ловким движением схватила домового за шиворот, и подняла на уровень своего лица. Теперь она могла рассмотреть его получше. Домовой был высоким (около семи вершков). На курносом лице, как одуванчики в поле, рассыпались веснушки; серые глаза смотрели нагло и сердито. — Ты что, девка, белены объелась?! — домовой вспылил от столь беспардонного обращения. — Я княжеский помощник — одно моё слово, и ночевать не в хоромах будешь, а в овине. Никогда за свою жизнь Хельга не слышала подобного от домовых. В скиту каждый чётко знал своё место и дело. Кто на кухне помогал, кто по дому убирался, кто на скотном дворе работал, кто за детьми присматривал, а кто и мелкую нечисть от домов отгонял. Но чтобы домовой себя в помощники к главе рода определял?! Да о таком и думать кощунственно! — Помощник, говоришь? — поинтересовалась она. — Это с каких пор домовые к людям в личные помощники лезут? Дело твоё — дом и очаг хранить, только вот дом твой как тот овин — грязь кругом. Хозяин с тебя не спрашивает, а сам ты забылся? Девочка поставила домовика на стул и сердито уставилась на него. Правда речь её не произвела на толстячка никакого впечатления. — Соплива ты ещё рассуждать: кто, кому и что должен. Мне князь как самому себе доверяет, а ты, голуба, вылетишь сейчас из дома, за то что посмела меня тронуть. Домовой сделал небрежный жест рукой, но ничего не произошло. То же самое случилось и во второй, и в третий разы. — Что ж такое? Не работает. — Домовой посмотрел на свои руки, а потом на девочку. — Что ты со мной сделала, ведьма проклятущая?! Да князь тебя… — Хватит! — терпение девочки закончилось. — Устроил из дома балаган! Она ткнула пальцем в светлую полоску на руке, а потом поднесла его к носу домового. Тот невольно дёрнулся назад. — Только не говори, что ты это не заметил! — Хельга просто задыхалась от гнева. — И это я вытащила тебя из кровати: на мой призыв ты и не подумал явиться. А сейчас ты меня, хозяйку дома, выгнать хочешь?! Я даю тебе тридцать минут на сборы, и чтобы духу твоего здесь не было. Возвращайся домой — пусть родители посмотрят, кого вырастили! Домовой открыл рот, видимо, пытаясь что-то возразить, но светлая полоска на руке девочки вспыхнула и переместила его в закуток за печкой, где было обустроено жильё толстячка. Стоящий в уголке сундучок открылся, и вещи, которые домовой собирал столько лет, начали укладываться в него. «Выгнали! — ужаснулся домовой. — Как же так? Что же делать? Она и вправду хозяйка? Так ведь соплюха совсем — князь что, с ума сошёл? Как же я теперь семье на глаза покажусь? Это ж позор-то какой!» Домовой плюхнулся на пол. С того момента как князь остался один, домовой не особо утруждал себя делами. Хозяин вечно пропадал по работе, домой заглядывал редко. Сын князя заходил лишь тогда, когда нужны были деньги, а внук и вовсе не приходил. Да и прислуга в доме не задерживалась: слишком тяжело люди переносили тёмную магию князя. И только Прошка жил в своё удовольствие. Не зарос дом грязью — уже хорошо, да и чай в банке всегда был. А что ещё князю надо? Обед? Так вон — харчевня недалеко, там и оттрапезничает. А Проша утром спать любит, как раз до обеда. А теперь вся эта сладкая жизнь в одно мгновение оказалась сломана маленькой девчонкой. Гадкой, противной девчонкой, которую князь по какому-то капризу сделал хозяйкой дома. Хозяйкой… Прошка вскочил на ноги и схватился за голову. Только сейчас до него дошло — не простая она: вытащила его заклинанием, которое лишь домовые знают; и знак хозяйский видит; и выставила его к родителям, а не просто на улицу, откуда он мог в другой дом уйти. Кто ж она такая? Откуда? Что же сегодня произошло? А к родителям Прошке нельзя: не переживут такого позора. Взглянул на часы — у него оставалось ещё 15 минут, после чего приказ хозяйки выставит его из дома. Прошка бросился к комнате девочки. Хельга присела на край кровати. Дядюшка Архип не предупреждал её о подобном. Да и ей самой в голову не приходило, что домовые могут себя так вести. В скиту, наоборот, хозяев уважали, но на глаза старались не попадаться, а детей так и вовсе прятали. Вот она пять лет прожила с дядей Архипом и его многочисленной семьёй в доме единственного в скиту рунного мага, а тот её и не видел ни разу. Зато она его видела часто. Словно зачарованная, смотрела, как тот плетёт рунные печати, щиты, гальдраставы; как вкладывает энергию. Она и руны выучила, чтобы понимать эту красоту. Дядюшка ворчал, мол, глупости это всё: для домовинки самое главное — уметь готовить, а не всяким руническим баловством заниматься. Хельга была с ним полностью согласна, но руны манили, звали, и девочка снова и снова пряталась в комнате мага, наблюдая за его работой. — Хозяюшка… — тихий голос вывел её из раздумий. — Прости меня окаянного, забылся, запутался. Я исправлюсь — вот чем хочешь клянусь, исправлюсь. Домовой с самым жалостливым видом стоял у порога её комнаты. Его рыжие волосы растрепались, а из глаз катились слёзы. — Врёшь ты всё. — Девочка устало посмотрела на домового. — И раскаяния никакого нет, спектакль устроил. Это ты дедушку можешь обмануть, а я тебя насквозь вижу. Домовой всхлипнул, вытер рукавом слёзы и моментально убрал жалостливое выражение лица. — Как «дедушка»? Какой дедушка? Князь — твой дедушка? Так у него один внук. Или уже не один? — ворох вопросов высыпался на девочку. Ей даже показалось, что домовой разговаривает сам с собой: сам вопросы задаёт и сам отвечает. — Ты пришёл зачем? — Хельга напомнила домовому о цели визита. — Ты прости меня, хозяюшка, — домовой наклонил голову, — отвык я тут от людей, сколько лет один живу. Князь домой не заходит, никому тут ничего не надо. Да и метку твою я не увидел. Дай шанс исправиться. Я не подведу. Нельзя мне домой: отец старый, не переживёт такого. Девочка посмотрела на толстячка. Где-то врёт, где-то правду говорит. Может, и надо выставить, да не справится она одна. Значит, придётся работать с тем, кто есть. — Хорошо, — кивнула она, — прощу на первый раз. Второго у тебя не будет. Девочка взобралась на кровать и только сейчас поняла, как устала. А дел нерешённых осталось ещё много. — Звать тебя как? — поинтересовалась Хельга. — Прошка. Хозяин Пронькой кличет, — замялся домовой. — Хорошо, Проша, — кивнула девочка, прикидывая, что называть старшего «Пронькой» — не очень красиво с её стороны, — дедушка во сколько просыпается? — Да поздно, хозяюшка, — затараторил Прошка, стараясь угодить девочке, — часов в восемь. Потом пьёт чай и идёт в харчевню — там его завтраком кормят, а уж потом и по делам служебным направляется. — Почему так? А где прислуга? А ты на что? Или дедушка не глава рода, что по харчевням завтракать ходит? — Хельга совсем ничего не понимала. — Так и обедает там, и ужинает, — сразу же наябедничал домовой. — Твой дедушка — князь, даже не сомневайся. Только не уживается никто с нами, день два и уходят. Вот князь людей и не мучает. Живёт один. А моя еда ему не нравится, говорит, моими котлетами он всех мышей в погребе потравил. Хельга снова взглянула на домового. Откуда такой на её голову взялся?.. Как учить его?.. Она и сама многого не знает. Завтра у неё первый день в роли хозяйки, и везде одни проблемы. — А что в погребе из припасов есть? И что дедушке в харчевне на завтрак дают? — наконец задала она последний вопрос. — А что они с утра подать могут? Яиц пару зажарят да хлеб, если будет испечён. А в погребе у нас чисто и пусто. — Проша, я сейчас спать лягу, а ты уж расстарайся, чтобы к утру на кухне было молоко, яйца, хлеб и из овощей что-нибудь. — Девочка взбила подушку и зевнула. — А сейчас иди, мне ещё подумать надо. Прошка удивился: в девочке чувствовалась хоть и неопытная, но рука настоящей хозяйки, которая установит правила в этом доме. Получив чёткие указания, домовой, захватив мешок, направился по соседским домам. Не откажут же соседи княжескому домовому в небольшом количестве еды? А утром надо к лавочнику идти. Негоже побираться каждый день.

***

Князю Гостомыслу будильник был не нужен. Привыкший организм проснулся ровно тогда, когда первые лучи солнца позолотили макушки двух берёз, растущих перед домом. «Надо бы до харчевни дойти, может, там что есть, девчонку покормить, — уставившись на потолок, подумал он. — И Эйрику надо сказать, пусть его жена заберёт Хельгу до вечера, заодно и накормит. Вечером рассчитаюсь». Он сел на кровати и запустил руку в волосы, пытаясь немного пригладить их. Взяв лежащий на кресле халат, Гостомысл направился к умывальнику. — Доброго утра, князюшка, — раздался сзади тонкий голосок. Резко обернувшись, он увидел стоящего на табурете Проньку. Домовой сиял как начищенный самовар. Гостомысл покопался в памяти и не обнаружил ни одного эпизода, когда домовой хоть раз приветствовал его утром. Не иначе как солнце встало не с той стороны или домового подменили. — Ты тут какими судьбами? Вроде до обеда далеко, — поинтересовался мужчина. — Или случилось что? — Обижаете, князюшка, я же к вам со всей прилежностью. Вот хозяюшкой послан. Велела ждать тут, пока её дедушка не проснётся, дабы сообщить ему, что вода в душе нагрета, полотенца свежие доставлены, а сама она вас к завтраку ждёт, — Пронька аж запыхался, произнося свою речь. — Душ? Хозяюшка? Пронька, ты что, опять свою еду ел? Брось ты это дело, а то в следующий раз не выживешь. — Гостомысл глянул на рыжего болтуна. — Зря вы, князюшка, сердитесь. Хозяюшка наша давно встала, и воду вам подогрела, и завтрак сготовила, так что не спорьте, — домовой явно не собирался сдаваться. — Это Хельга тебя послала? И как она с тобой сладила за одну ночь? Пытала, что ли? — Добрым словом, вниманием и уважением. — Домовой ухмыльнулся. — А мы что ж? Добрым хозяевам всегда служить рады. — До сегодняшнего дня не замечал за тобой подобной самоотдачи, — ехидно заметил князь, но в душевую пошёл. Вчера он упал на кровать и уснул, даже лица не обмыв. Душевая находилась в дальнем конце огромной комнаты, туда вела незаметная дверь. Такая же, как и все в доме, — покрытая резьбой. В самой душевой было чисто, лежала стопка свежих полотенец и висел чистый халат. Князь повернул кран, из лейки потекла вода. Не горячая, не холодная, а ровно такая, как надо, — тёплая. — Сумасшествие какое-то, — покачал головой мужчина, — не может мелкая девочка быть такой хозяйственной. Ей в куклы играть да в салки бегать. Закрыв кран, Гостомысл долго вытирал длинные волосы и не менее длинную бороду. Накинув халат, он вошёл в комнату и на мгновение потерял дар речи: Пронька услужливо стоял возле стола, удерживая поднос с кувшином и стаканом. — Вот, князюшка, кваску испейте, — со счастливой улыбкой сказал он и наполнил стакан напитком. — А я сейчас хозяюшке скажу, что вы проснулись. Вот уж она рада будет. С этими словами домовой исчез. — И что за ерунда здесь творится? — Князь с любопытством заглянул в кувшин. — Надеюсь, квас не Пронька готовил, — и осушил стакан до дна. Но напиток оказался простым квасом — ничего необычного. Князь даже мог поспорить, что он взят из харчевни, где мужчина уже привык завтракать. В дверь постучали, и Гостомысл распахнул её. На пороге стояла вчерашняя девочка — Хельга, его внучка и по совместительству укротительница домовых. Правда, зелёный сарафан в крупный горох сменился на такой же, но в мелкий; на голове была косынка. Девочка улыбалась. Отвесив поклон, она поинтересовалась: — Как отдыхалось, дедушка? Я тут на себя смелость взяла и воду тебе согрела, негоже к людям немытым идти. Завтрак на столе ждёт, никаких больше харчевен: здоровье беречь надо. Я уж за этим прослежу. Гостомысл не знал, как на это реагировать. Отругать вроде не за что, хвалить есть за что, да только не привык он к такому вниманию. Пытаясь собраться с мыслями, он сел на стул и выпил ещё стакан квасу. — Деда, а дай я тебя расчешу, что ж ты как медведь растрёпанный. — Девочка достала из кармана гребешок и направилась к князю. — Кукла, подожди… — начал было он, но в этот момент маленькие ручки аккуратно приступили к расчёсыванию длинных прядей, и князь замолчал: уж больно ловко у неё получалось. Через десять минут волосы князя были расчёсаны, а по бокам девочка сплела их в две косы. Отойдя на пару шагов, она полюбовалась тем, что получилось. — Проша, а повязки какие у вас есть? — чуть повернув голову, поинтересовалась она у домового. — Покажи. — Да вот, хозяюшка, — Пронька перенёс на стол шкатулку, в которой лежали украшения. Гостомыслу захотелось стукнуть рыжего предателя. Девочка вытащила из шкатулки тонкую повязку, украшенную агатом, и ловко зафиксировала ей волосы князя. — Дедушка такой красивый, — довольно произнесла она. — Самый-самый. — Дедушке в обед сто лет, какая уж там красота, — довольный такой лестью произнёс Гостомысл, но мысленно согласился с девочкой: волосы совсем не мешали и смотрелось неплохо. — И где ж ты такому научилась? — Так у дядюшки Архипа четыре дочери и три сына, а лучше меня никто косы не плёл, — гордо сообщила Хельга. — Я ж их всех причёсывала. — Ну спасибо тогда дядюшке Архипу, — князь усмехнулся. — Пронька сказал, там завтрак есть? — Конечно есть, как же без завтрака? — удивилась Хельга. — Утром надо плотно кушать. Князь спустился в столовую и даже присвистнул от удивления: давно забытое столовое серебро важно покоилось на белоснежной скатерти; посреди стола — салатница, наполненная свежими нарезанными овощами, а рядом — две тарелки и кувшины с какими-то напитками; недалеко от них — самовар и кружки; на подносе лежал аккуратно нарезанный каравай, а в маслёнке настоящее масло. — Это что? И откуда? — Завтрак это, деда, — произнесла девочка. — А продукты Проша принёс. Гостомысл вопросительно посмотрел на домового. Тот сначала попытался принять независимый вид, но, когда князь приподнял бровь, сразу сдался. — У родителей занял, — вздохнув сообщил он. — Я же не виноват, что вы, князь, продукты не покупаете. — У родителей? Ну хорошо, — кивнул князь, — только верни сегодня всё, что взял, а я у лавочника счёт открою, будете брать, что надо. Девочка кивнула и показала Прошке на печь. Тот, щёлкнув пальцами, переместил на стол пышный омлет. От него исходил такой вкусный запах, что у Гостомысла заурчало в животе — в харчевне такого не подадут. Князь отрезал себе половину, отложил кусочек девочке и немного Прошке. На вкус омлет был ещё лучше, чем на запах. — Кукла, а готовить тебя кто учил? Тоже дядюшка Архип? — Что ты, деда, — на лице девочки расцвела улыбка. — Дядюшка — мужчина, а готовить меня учила тётушка Ариста, жена его, и тётушка Ненила. — Ну моя благодарность тётушкам. — Гостомысл положил на тарелку приличную порцию салата, потом доел оставшийся омлет. Всё это запил двумя кружками чая, не забывая про хлеб с маслом. И под конец завтрака понял, что объелся. — Что-то тяжко,— грузно вставая из-за стола, сообщил он. — Жрать надо меньше, — без всякого уважения сообщил Прошка, — тут четверых накормить можно было, а вы один всё умяли. — Не слушай его, деда, — девочка одарила домового сердитым взглядом, — пища наша здоровая. Сейчас прогуляешься до телепорта, кусочки улягутся и полегче станет. А обед я с Прошей пришлю. Князь посмотрел на девочку. Она оставалась одна в этом огромном доме. Хоть Пронька и с ней, да толку от такого как от козла молока. «Всё-таки пришлю кого-нибудь её проведать», — решил Гостомысл и направился к выходу. — Деда, береги себя, — подала голос Хельга. Гостомысл кивнул, скрывая улыбку, и вышел на улицу.