Зов разлома

Утро полностью вступило в свои права. Хельга подошла к столу, собрала посуду и сгрузила её в лохань. Тут же нашлась и совсем высохшая крапивная мочалка — видимо, мытьём посуды в доме себя не утруждали. Щёлкнув пальцами, сложив вместе три красных искорки, она направила их на лохань, подогрев воду. Сзади что-то грохнулось на пол. Хельга повернулась и увидела огромные от удивления глаза домового, он пытался что-то произнести, показывая пальцем на лохань. — Проша, ты чего? Ударился? — на всякий случай поинтересовалась она. — Ты колдовать умеешь! Как домовой! — восстановив дыхание и встав на ноги, выпалил Прошка. — Так и ты умеешь, — пожала плечами Хельга и вернулась к лохани, — но я же от этого не падаю. — Но ты человек, не домовой, — не унимался Прошка. — Не доступна тебе наша магия, не бывает так! — Шумный ты, Проша, — вздохнула Хельга. — Я всегда с домовыми жила, они меня всему и научили. Может, вы просто раньше не учили никого, поэтому никто и не умеет? Сколько ты знаешь людей, кого домовые в своей семье вырастили? Прошка задумался. Он и правда никогда не слышал про домовых, которые приняли бы в семью человека. Даже в сказках, преданиях, песнях, частушках. А всё потому, что домовые намного меньше людей, какое тут воспитание? Значит, его хозяйка особенная. Прохор довольно расправил плечи. Он теперь не просто княжеский домовой, он домовой внучки князя, которой доступна магия. Пусть это и магия домовых, но покажите ему ребёнка, который в шесть лет колдовать умеет! Разве что младший сын Рорика, которого все гением считают, так тот в пять лет уже магию освоил. — Хозяюшка, а как давно ты магией нашей владеешь? — Да что себя помню, — не поворачиваясь ответила Хельга. Когда Хельга закончила, домовой уже отдышался, и его вид стал торжественно-важным, словно его назначили как минимум хранителем земель Восточных. Правда Хельга на столь важную деталь внимания не обратила. Во-первых, она не считала свои возможности уникальными (то ли дело младшая дочь дяди Архипа, вот кто и правда умеет всё). А во-вторых, ей предстояло впервые выйти на улицу к людям. До вчерашнего дня она знала лишь дом, где жила с домовыми, и дом тётушки Ненилы, да ещё лес, куда водила её тетушка, показывая всякие травы. — Проша, а скажи мне, цены тут на продукты какие? Лавочник меня не обманет? И дорогу к нему ты знаешь? — обратилась девочка к домовому. — Да как же не знать? Я тут в граде все дороги знаю, да и лавочник, хоть и хитёр, родню князеву обмануть побоится. А цены на продукты разные, — на одном дыхании выпалил Прошка. — А коли сомневаешься, давай до базара прогуляемся, цены узнаем, разговоры послушаем, а там и до лавочника дойдём. Хельга согласно кивнула. Наконец-то она город увидит и людей, и как они за пределами домов живут, о чём говорят. Это ж интересно-то как. В тот момент, когда князь выходил от лавочника, Хельга, посадив Прошку в свою корзинку, вышла из дома и пошла к причалам, где с утра открывался базар. — Так, тут налево поверни, а тут через дорогу, а теперь прямо, пока в ворота не упрёшься — это и будет базар, — руководил из корзинки домовой. Хельга, хоть и старалась выглядеть невозмутимо, да где там. Она с интересом рассматривала дома, огороды, дорожки, детей, играющих в непонятные для неё игры; женщин, которые шли на рынок за покупками; мужчин, что с серьёзными лицами плелись по своим делам. Возле трактира спал, видимо, хорошо погулявший ночью выпивоха. Всё это было так ново и интересно, что Хельга только чудом не врезалась в прохожих. Наконец они дошли до рынка, и Хельга восхищённо замерла: чего тут только не было — рыбаки прямо с лодок продавали только что выловленную рыбу: белугу и осетрину, стерлядь и севрюгу — для тех, кто побогаче; плотва, сомы, судаки, сельдь — для людей попроще. А на прилавках можно было найти яблоки, сливы мочёные, капусту свежую, капусту солёную, репу, брюкву, редьку, горох, бобы. Торговали мясом и крупами, пряниками и коврижками, калачами и гречневиками с маслом, мёдом и патокой. Хельга тихонечко стояла около прилавков, слушая торговцев и покупателей. Те бились за каждую вешку в цене, и, видимо, этот процесс доставлял удовольствие как одним, так и другим. Там, где торговали специями, народу было меньше, но и цены были выше: это товар не для каждого. Девочка пропустила ряды с тканями и украшениями. Сарафанов у неё было два, а в украшениях она так и вообще не понимала ничего. Какая в них польза, если съесть нельзя? В молочных рядах было много женщин. Хельга оглядела творог, сметану, сливки, молоко, варенец, ряженку, предлагаемые молочницами, и погрустнела: денег у неё не было. Не только ни одной резаны, но и мелкой вешки, что уж говорить о ногате и гривне. — Пойдём, Проша, я всё запомнила, иначе с обедом опоздаем. Куда идти? — позвала она домового. — Как выйдешь из ворот, направо и прямо, до площади. Увидишь каменный дом, это и будет лавка Елисея. Все известные семьи в городе там закупаются — любую диковину там найдёшь, — развалившись в корзинке, сообщил домовой. — Да не бойся, я с тобой, в обиду не дам. Как и сказал домовой, минут через двадцать Хельга вышла на городскую площадь. Кроме известной лавки, тут располагались: лавки травников, дом мага-погодника и гильдия бытовых магов. Рядом стоял навес, под которым по вечерам выступали приезжие комедианты. Но пока была тишина: слишком рано для веселья. Девочка робко заглянула в лавку. Какая огромная! Конечно, не как базар, но продукты были такие же да ещё и красиво уложены. — Что тебе тут надо, мелкая? — спросил мальчишка-подручный. — С родителями приходи, если у них деньги есть, а так не мешай. — Мелкий тут только ты! Да ещё и глупый, и сопливый, — показался из корзины домовой. — Ты глаза свои протри, не видишь, внучка князя пред тобой! Это ж что за тунеядцев Елисей набрал, которые покупателей гонят? — Проша, успокойся. Девочка попыталась засунуть домового в корзину, правда безуспешно. Оскорблённый до глубины души Прошка прятаться не желал, а вот продолжать словесную битву — как раз наоборот. — Откуда же ему знать, кто я? — снова пыталась угомонить воинствующего домового Хельга. — Он и видит меня впервые. — Откуда? Да князь же сказал, что зайдёт к лавочнику, предупредит про тебя. Это ж, получается, злодеи против слова княжеского пошли! Да я к воеводе жаловаться пойду! К стражникам, к дружинникам! — Прошка на секунду замолчал, пытаясь вспомнить, кому он ещё может пожаловаться, а Хельга, воспользовавшись моментом, закрыла домового косынкой. — Вы извините Прошу, уж очень он интересы князя блюдёт, вот и не сдержался, — улыбнулась она. На шум уже вышел сам лавочник Елисей. Увидев маленькую девочку в зелёном сарафане с корзинкой, из которой слышалась отборная брань, он наклонился к посетительнице. — Так это ты у нас внучка князева? — с улыбкой поинтересовался лавочник. — Глаза свои протри… — Из корзинки показалась голова Прошки, готового продолжать, но, увидев Елисея, он моментально убавил воинственность. — Здравствуй, Елисей, что ж ты за работников набрал? Нас из лавки чуть не выставили. — Ну прости малого, не узнал он вас, — лавочник продолжал улыбаться, разглядывая девочку и домового. — Так чего изволите? — Муки по полпуда пшеничной, овсяной, гречишной, ржаной. Мёду четверть ведра, патоки столько же. Овощи — репа, брюква, морковь, лук, капуста. Крупа — ячневая, перловая, гречневая, пшено, рис. Мясо — свинина, курица, говядина. Специи — перец, гвоздика, тмин. Слива сушёная, солёная; яблоки мочёные и сушёные; абрикосы, если есть; хмеля фунт. А ещё мне молока две бутылки надо. — Хельга наморщила лоб, вспоминая, не забыла ли чего. — Да изюм и орехи; яиц два десятка; бочонок стоялого мёда; капусту квашеную пластовую; хлеба два каравая. Масло — сливочное, льняное, конопляное. Окорок небольшой. Лавочник изумился. Когда князь предупреждал о её приходе, Елисей не сомневался — будет девочка ленты, игрушки да бусики выбирать. Но эта, словно ключница, перечисляла список продуктов. Никакими игрушками тут и не пахло. Всё серьёзно и по делу. Чудные вещи на этом свете творятся. — Идёмте, посмотрим, что у вас есть, — позвала девочка, вывев лавочника из оцепенения. Что ещё удивило лавочника — девочка торговалась за всё: за каждый пучок зелени, за каждое куриное яйцо. — И это свежая курица?.. — насупившись вещала Хельга. — Да она первомагов ещё помнит, причём детьми. Нет, так не пойдёт. Какая резана? Пятьдесят вешек ей красная цена. — Да вы что! — втянулся в спор Елисей. — Она ещё утром бегала, свежайшая, уверяю вас. И одна резана — отличная цена. И то! Только из-за моего глубокого уважения к князю. — Утром какого года? — не сдавалась Хельга. — Когда мой дедушка ходить учился? Охотно верю. Но согласна за беспокойство накинуть ещё десять вешек. Через час довольные собой Хельга и Елисей стояли у большой кучи продуктов. Девочка ещё раз глянула на список и цены, забрала себе копию и поклонилась лавочнику. — Спасибо вам, дяденька Елисей, за науку и помощь. — Да я что ж, мы всегда за радость, — растерялся внезапному проявлению такого уважения лавочник. — Сейчас и вас, и покупки ваши сразу к дому доставим. Лавочник открыл портал и заклинанием отправил покупки к дому князя; вслед за ними отправилась и девочка. — Хороша внучка у князя, — улыбнулся лавочник и, дав подзатыльник мальчишке, с которым ругался домовой, добавил. — Учись, как торговаться надо. — Батя, да откуда ж я знал, что она внучка княжеская… — насупился мальчишка. — Маленькая, в сарафане простом и торгуется как тётка на базаре. — Может и маленькая, а вот что семье нужно — знает как взрослая: ничего лишнего не взяла и ничего лишнего не заплатила. Да и собой хороша — глаза большущие, а коса какая. Эх, а ты всё «сарафан, сарафан». — Лавочник потрепал сына по голове. — Тебе десять лет, а ты даже на репу цену не запомнишь. — Да как её запомнить, если она постоянно меняется, — возразил мальчик. — И вообще, это просто убыток, а не покупательница. Хельга вышла из портала почти напротив крыльца. Удобно-то как! — Проша, мясо на ледник, крупу и муку в амбар, овощи в погреб, — распорядилась она. — Мёд простой и патоку мне на кухню, а стоялый тоже в погреб, вдруг гости к дедушке приедут. И давай побыстрее. Я пока готовить пойду, а то не успеем к обеду. Прошка с рвением бросился наполнять пустые закрома, а Хельга отправилась на кухню. К полудню на столе дымилась ароматная похлёбка, в латке шипела и брызгала маслом запечённая брюква. Хельга собрала несколько искорок, кинула их на нож, и тот как по команде тонко нарезал окорок под немое восхищение Прошки. — Похлёбка пусть ещё часок настоится. — Хельга вернула горшочек в печь. — А ты, Проша, хлеб порежь да посуду приготовь. На двоих возьми: дядюшка Эйрик ведь тоже там. — «Дядюшка Эйрик» и дома может поесть, — буркнул домовой, — у нас тут не харчевня. — Не жадничай, — девочка улыбнулась, — посмотри, какой я горшок похлёбки наварила — нам с тобой на два дня хватило бы. Через час Прошка, взяв корзинку (видимо, зачарованную, ибо в неё влезли и посуда с едой, и окорок, и хлеб), направился к порталу. Хозяюшка дала задание накормить князя, а кто с этим лучше справится, если не он, Прохор, домовой работящий и хозяйственный. Хельга поместила в печку горшок с гречневой крупой, предварительно щедро посыпав её жареным на сале луком. Потом поставила выпекаться на жаровне колобки с тмином. Поскольку до вечера времени оставалось порядочно, Хельга решила осмотреть садик перед домом и огород. И тут её ждало полное разочарование. В садике если когда-то и росли цветы, то это явно было ещё до её рождения. Сейчас тут цвели одуванчики, злодейски выглядывали уже большие листья лопуха и призывно тянула свои листья крапива. «Ну хоть в лес не надо за травами идти, — постаралась найти хоть что-то позитивное в этой ситуации девочка. — Хоть бы кто обкосил мне эту красоту…» Только она собралась на огород, как послышались какой-то шум с дороги и чьи-то причитания. Судя по голосу, ребёнок. Хельга отложила осмотр огорода и направилась к калитке: посмотреть, что случилось. Однако, как она поняла уже через пару минут, ничего существенного не произошло. У мальчишки-молочника сломалась тележка и укатилось колесо. Он старался удержать тележку ровно, иначе две корчаги с молоком разбились бы. А колесо откатилось довольно прилично, и вернуть его не было возможности. — Что ж ты, дурной, на сломанной тележке молоко повёз? — Хельга подошла к колесу и покатила его к тележке. — Да и кто развозит его в самую жару? Наверное, скисло всё. Тележку ещё чуть приподними. Девочка одела колесо на ось, и мальчик наконец разжал руки. — Не твоё дело. Помогла и топай, — буркнул он. — Да я уйду, а ты что будешь делать? Ступица-то развалилась. — Она развернулась и пошла к дому. Вот и помогай после такого людям. Ещё и нагрубили. Хельга свернула в огород и поняла, что тот мало чем отличается от садика, разве что крапива повыше да лопухи пожирнее. Это значило, что никаких овощей по осени у них с дедушкой не будет, придётся всё покупать впрок. Заглянула она и в баню, большую-высокую, поняв, что ей тоже не пользуются. Печка вся растрескалась, а бочка для воды совсем рассохлась. Хорошо хоть колодец рабочий, иначе воду пришлось бы с улицы таскать. А где же бельё стирают? А как же баня по шестицам ? Что ж у дедушки всё не как у людей? На обратном пути увидела странное шевеление возле калитки. Молочник всё ещё копошился со своей телегой. Правда, корчаги с молоком он предусмотрительно снял и поставил в тень забора. Хельга аккуратно сорвала несколько самых высоких кустиков крапивы, оборвала с них листья и разложила в тени дома. Чуть позже она разживётся листьями смородины и мяты и сделает сурью . Благо мёда взяла достаточно. Дедушкин чай из кипрея ей не особо понравился. Да и смысл в этой траве, если есть квас, компот и прочие напитки? Занятая своими мыслями, Хельга даже не повернула голову в сторону мальчика. Она стояла, вспоминала рецепты. Затем продолжила начатое — нашла возле амбара подходящую деревяшку, обстучала об неё стебли крапивы и ловко сплела новую мочалку, чтобы мыть посуду. Осмотр сада и огорода не принёс ничего интересного. Всё забыто и заброшено. Девочка направилась к дому, но услышала всхлипывания возле калитки. Мальчик плакал. Хельга остановилась. «Разве мальчики плачут? Они грубят, толкаются, ругаются, дерутся, играют в свои непонятные игры, дёргают девочек за косы, но никогда не плачут». За свою жизнь Хельга не видела ни одного плачущего домового. Да и хозяин их дома никогда не плакал. Хельга задумчиво потопталась на месте. «Может, уйти в дом? Странный этот молочник: то ругается, то плачет…» Поразмыслив пару минут, девочка всё же направилась к калитке. Мальчик всё так же сидел возле неё. Сломанная тележка стояла рядом. Хельга обошла мальчика, подошла к корчагам и приподняла холст. — Скисло у тебя молоко, — констатировала она данный факт. Мальчик только кивнул. — Родители ругать будут: тут наверняка две дойки — вечерняя и утренняя. И кому ты его вёз? — На рынок, — мальчишка шмыгнул носом. — Рынок? Какой рынок? Уже и обед прошёл. Утром молоком торгуют, по холодку. Можешь корчаги у меня за калиткой поставить, доехать до кузнеца, уделать тележку, а потом забрать. Всё равно хуже уже не будет. — У меня денег нет кузнецу заплатить, — мальчик совсем понурил голову. — И что делать собираешься? Сидеть тут, пока родители искать не станут? — поинтересовалась девочка. — Нельзя мне домой, там мамка и сестрёнка денег ждут: мы сегодня залог за корову отдать должны. Мама приболела, на рынок не смогла пойти, я думал, справлюсь, а оно вон как получилось. Ты извини, что нагрубил. Ты мне помогла, а я… — Мальчишка зашмыгал носом. — Да, некрасиво получилось, — согласилась Хельга. — Только что ж у вас за залог, что двух корчаг с молоком на выплату хватит? — Отец по весне ещё на западные земли за янтарём уплыл, под залог нашей коровы две гривны взял, ладью нанял, только больше мы его и не видели. Глава разрешил нам частями выплачивать: наша корова самое хорошее молоко по всему нижнему городку даёт. Мамка каждое утро на рынке торгует. А тут простудилась, деньги травникам отдали, а долг платить никто не отменял, вот я и решил помочь — забрал молоко и поехал. — Бестолковый ты, — вздохнула Хельга и присела рядом на траву. — Молоко недорого стоит, ну сколько бы ты заработал? Самое большое сорок вешек. Надо было на холод выставить, сливки снять, из них сметану сделать, а с обрата творог — тут уже на резану мог бы рассчитывать. А на сыворотке бы блинов испёк. Да, плохой из тебя хозяин. Раз отца нет — ты за главного. А ты на матушку всё свалил. Мальчик молчал: права девчонка. Он сам не понимал, с чего вдруг решил, что сможет сам продать молоко, да ещё и так поздно. — Я бы забрала молоко, хоть оно и скисло, да вот денег у меня нет, — поразмыслив, сообщила Хельга, — а дедушка поздно придёт. Можешь за деньгами утром прийти? Тридцать вешек у него возьму. — За две корчаги тридцать вешек?! — изумился мальчик. — Да ты просто грабитель. — А ты посчитай. Молоко скисло — не продать, а к дому повезёшь, так вообще испортится, — пожав плечами, ответила девочка. Мальчик задумался. Деньги, которые предлагала девочка, совсем не большие, но выбора у них нет, иначе корову, их кормилицу, заберут. — А как мне тебя завтра найти? — поинтересовался мальчик. — Ты чьих будешь? — Здесь я и буду, — девочка показала рукой на терем, — князь Гостомысл — дедушка мой. — У князя только внук — всем известно, — насмешливо хмыкнул мальчик. — Проша! — громко крикнула Хельга, повернувшись к дому. Не прошло и минуты, как на крыльце появился рыжий домовой. А увидев девочку, поспешил к ней. — Хозяюшка, да что ж вы на земле-то сидите, простынете же, дедушка ваш опечалится, — запричитал он. — Проша, скажи этому мальчику, кто я, — попросила девочка. — Как кто? — изумился Проша. — Внучка князя. А это кто вообще такой? Что у нашего дома забыл? — Молочник это, вот за молоко торгуемся, — пояснила Хельга. — Надо у дедушки тридцать вешек взять и завтра за молоко заплатить. — Надо так надо. Скажу, как вернётся, — домовой успокоился. — А молоко куда? — На кухне поставь, потом решу, что делать с ним, — Хельга махнула рукой в сторону дома. — А ты про меня можешь у лавочника Елисея спросить или у дядюшки Эйрика. — Я и так тебе верю, — кивнул мальчик. — Кто же рыжего домового нашего князя не знает? Он на весь город такой один. Меня Северин зовут. — А меня Хельга. — Девочка встала. — Ты иди домой. Матушка наверняка переживает, куда ты пропал, а у меня теперь работа. Девочка вошла в ворота, а мальчик аккуратно потащил сломанную тележку домой. «У князя внучка есть… Вот это новость так новость. А по виду и не скажешь: маленькая, шустрая, почти как обычная девчонка». Хельга тем временем отлила в большой горшок кислое молоко и кинула туда корочку хлеба (чтобы простокваша к утру поспела). Остальное разлила по крынкам: пусть стоит на творог. Закончив с молоком, достала колобки, выложила их на деревянную доску, смазала маслом и накрыла льняным полотенцем. Довольная, что успела со всеми делами, она собралась прогуляться по дому. Надо же оценить, что тут в порядок привести необходимо. В этот момент раздался стук в дверь. Изумлённая Хельга отворила её. На пороге стояла дородная женщина в годах, а из-за её юбки выглядывала толстенькая конопатая девочка с тонкими, словно лучинки, косичками. Женщина улыбнулась, и Хельга услышала уже знакомый вопрос: — Так это ты у нас внучка князева?