* * *
Хогсмид выглядел точно так же, как и всегда. Густой снег покрывал соломенные крыши жилых домов и магазинов, выстроившихся вдоль главной улицы. Теплый золотистый свет проникал в окна, пока бледное декабрьское солнце пыталось осветить день. На деревьях, раскинувшихся над улицей, висели заколдованные свечи, а двери украшали венки из омелы и веток вечнозеленых деревьев. Достаточно большое количество жителей деревни гуляло на улице. Скорее всего, предположил Гарри, все дело было в толпах студентов, которые обязательно наводнят Хогсмид в последние выходные семестра, то есть завтра. По пути Гарри не раз замечал, как прохожие при виде него поднимали брови и хмурились. "Эйб был прав. Мне точно нужна новая одежда". Поэтому он решил сначала зайти в "Глэдрэгс". Он был там всего один раз, в прошлом году, когда покупал рождественский подарок для Добби, но подумал, что у них найдется необходимая ему одежда. Он проигнорировал боль, которую вызвали мысли о Добби и выходных в Хогсмиде с друзьями. Когда он вошел в сверкающий магазин, маленький колокольчик над дверью заиграл несколько тактов рождественской песни. Продвигаясь в сторону нужного, как он считал, отдела, Гарри прошёл мимо стеллажей с носками, узоры на которых начинали жужжать, кружиться и приветствовать его, стоило подойти чуть ближе. Носочный ажиотаж привлек внимание довольно молодой продавщицы, которая перелистывала страницы журнала ухоженной, наманикюренной рукой. Гарри заметил, что девушка была довольно красивая, но уж слишком безупречная, слишком прилизанная. Ее нарядная мантия цвета слоновой кости тоже была идеальной, золотистые пряди в прическе лежали волосок к волоску. Возможно, Гарри слишком много времени провел сначала в лесу, а потом в окружении всякого сброда в "Кабаньей голове". Эта чересчур чистая, чересчур совершенная женщина заставила его нервничать. Молодая женщина, на табличке с именем которой было написано "Селеста", восприняла появление Гарри с легким неодобрением, поджав искусно накрашенные губы. — И ты здесь ради?.. — вопросительно протянула она. Гарри неуверенно пожал плечами и опустил взгляд, осмотрев себя. — Мне очень нужна новая одежда, новые мантии. — Это очевидно, — усмешка, отчетливо прозвучавшая в голосе, никак не отразилась на лице женщины. "У Снейпа в 1976 году была горячая сестра-блондинка?" Женщина фыркнула. — Студентов Хогвартса не должно быть здесь до завтра. Гарри опять пожал плечами. — Я не учусь в Хогвартсе. Женщина прищурилась, а потом вернула все свое внимание журналу. — Пошел вон, — пренебрежительно сказала она, рассеянно махнув рукой в сторону двери. — Простите? — Согласно политике магазина "Одежда для магов Глэдрэгс", мы не обслуживаем… — монотонно произнесла она, немного замешкавшись, даже не подняв глаза от журнала, — …таких людей, как ты. Гарри был просто потрясен. В прошлый раз, когда он был здесь, он выглядел не намного лучше, так как был одет в старые вещи Дадли и распахнутой школьной мантией поверх них, но продавщица тогда чуть ли не с ног сбилась, пытаясь помочь ему. "Что, черт возьми, происходит? Таких людей, как я?" — Но… но у меня есть золото. Вот, видите? — он покопался в кармане и достал несколько монет, которые одолжил ему Эйб. Женщина вздохнула. "Она даже не смотрит на меня". — "Одежда для магов Глэдрэгс" не заинтересована в твоих запросах, независимо от покупательских возможностей. Гарри ахнул. Женщина захлопнула журнал. — Послушай, мальчик, это значит, что я не могу тебе ничего продать, так что, пожалуйста, просто уйди. Я не владелец магазина, я всего лишь работаю здесь, понятно? Она наконец-то посмотрела ему в глаза, но быстро отвела взгляд. Гарри тупо кивнул и пошел к выходу. В это время женщина, казалось, спорила сама с собой. — Эй, Фенвикс из "Барахолки" не против торговать... ну, с кем угодно. У них там обычно тонны подержанной одежды. Гарри снова кивнул, но тут же в замешательстве открыл рот, чтобы спросить, что такое "Барахолка" и где он может ее найти. Женщина раздраженно вздохнула и, не дав ему и слова сказать, пояснила: — Прямо по Хай-стрит до самого конца, потом сверни налево. Магазин Фенвикса будет через пару кварталов, не промахнешься. — Спасибо, мисс, — тихо поблагодарил Гарри. Не было никакого смысла вымещать на ней свою ярость. Это все равно ничего не даст. Женщина покачала головой и, опять махнув рукой в сторону выхода, отвернулась, перестав обращать на него внимание. На этот раз, когда он выходил из магазина, звон дверных колокольчиков уже не казался таким веселым.* * *
Гарри облегченно вздохнул, вернувшись наконец-то домой — домой! — в "Кабанью голову". В целом его вылазка оказалась вполне успешной. Ему удалось найти несколько приличных, хотя и довольно поношенных вещей в магазине "Невероятная барахолка Джинки Фенвикса", который, как он выяснил, специализировался на подержанных товарах — старых, потертых и даже грязных. Человек за прилавком любезно разрешил ему переодеться в один комплект новой одежды, избавив Гарри от еще одной позорной прогулки по Хай-стрит. Его новый — но явно бывший в употреблении — грифельно-синий свободный плащ, темно-коричневая рубашка и темно-серые брюки сидели на нем довольно неплохо, но, тем не менее, они не останавливали многих жителей деревни от мрачных взглядов в его сторону. Видимо, все знали, что с подростками, не посещавшими Хогвартс, что-то явно было не так. Его визит в небольшой аккуратный магазинчик, на котором золотыми буквами было написано "Криспин Кордвейн, мастер-сапожник", прошел не очень удачно. Когда он там появился, его сразу же встретил сам мастер-сапожник, маленький привередливый человек с такими тонкими усами, что они, должно быть, послужили образцом для Барти Крауча-старшего. Впрочем, там было больше волос, чем на всей его голове. — А, это из-за тебя старый козел в благотворительность ударился, — прогнусавил сапожник, взглянув на Гарри из-под очков, у которых не было оправы. — Эм… — кажется, речь шла об Эйбе. — Возвращайся назад и напомни ему, что Кордвейны — уважаемая семья. Мы не собираемся иметь ничего общего с такими неудачниками, как ты. Гарри не собирался сдаваться просто так. — Послушайте, у меня есть золото, мне нужна обувь. Здесь ведь даже больше никого нет! Неужели вы не можете просто… — он резко замолчал, когда мужчина достал свою палочку и направил ее прямо на него. "Пошло оно все к черту. Пошло оно все к черту далеко и надолго". Гарри ушел, не сказав больше ни слова. Он едва сдержался, чтобы со всей силы не хлопнуть дверью, разбив тем самым старое стекло. Он помнил предупреждения Эйба. Если он выйдет из себя, независимо от того, насколько это оправдано, то вполне может загреметь в Азкабан. Когда он вошел в паб, Пел вздохнул, пробормотав: — Намного лучше. — Ты почему до сих пор в моих ботинках? — рявкнул Эйб. — Сапожник мне не продал, — просто ответил Гарри. Эйб помрачнел и схватил зимний плащ. — Пел, присмотри за баром. — Эй, я же тут работаю! Я справлюсь, — запротестовал Гарри. Эйб фыркнул, нахлобучил толстую меховую шапку и вышел за дверь. Радостно хихикая, Пел шагнул за барную стойку, доставав себе и своим товарищам внушительную пинтовую бутылку огневиски. — Эй, может, стоит сначала заплатить? — спросил Гарри, выгнув бровь. — Помощник пьет бесплатно, — Пел хитро улыбнулся. "Бред. Попробуй скормить это Эйбу". Когда спустя три четверти часа Эйб вернулся с совершенно новой парой сапог из кожи крупного рогатого скота и бесцеремонно вручил их Гарри, Пел, Далкоп и другие завсегдатаи были пьяны в стельку. — Они заплатили за бутылку? Гарри покачал головой. — Сказали, что помощник пьет бесплатно. — Чушь собачья, — проворчал Эйб под гудение подвыпивших мужчин, распевающих похабную песенку о ведьме, которая могла менять облик и формы по своему желанию. — Ладно, я просто добавлю это в твой долг, парень. — О, это нечестно по отношению к мальчику, Эйбс... — начал Далкоп. — …он даже не наказал ни одного Пожирателя смерти за... два дня? — резко закончил Пел. — Уймитесь уже, алкаши несчастные! — проревел Эйб и указал пальцем на Гарри: — Это за твой счет, парень. "Черт побери, как же все надоело".* * *
20 декабря, 1976 Это был первый студенческий выходной в Хогсмиде после поселения Гарри у Аберфорта. Он не слишком беспокоился о том, что каким-то образом разрушит пространственно-временной континуум. По крайней мере, сегодня. По наблюдениям Эйба, в паб заглядывали лишь немногочисленные семикурсники, а Гарри и так большую часть дня был занят уборкой хлева и комнат для гостей. Коза рысила за ним, пока он выметал стойла, беспечно игнорируя внимание восторженного Сильвануса, который предпочитал прихорашиваться перед Бромой, гораздо менее разборчивой в выборе. Время от времени Гарри наклонялся, чтобы почесать козу. Было странно находиться здесь, убирая навоз и общаясь с козой, когда его родители — его настоящие, не умершие, родители-подростки, — возможно, в эту самую минуту прогуливались по деревне, любуясь тем же самым розовеющим горизонтом, что и он. Он уже давно отказался от мысли приблизиться к ним, но соблазн взглянуть на них был велик. — Парень! Гарри взбежал по ступеням и увидел ожидающего его Эйба. — Рози из "Трех метел" только что передала по каминной сети, что дети почти выпили все ее сливочное пиво, а до возвращения в школу еще три часа. Она заплатит двойную цену за мои бочки. Уверен, что никто из местных не станет пить эту сахарную мочу. Квисби выставит их на задний двор. Нагрузи тележку и довези их до паба. Гарри кивнул и отправился приводить в порядок древнюю тележку Эйба, стараясь при этом не раздражаться. Он ненавидел это дурацкое приспособление. Эта штука была буквально из викторианской эпохи, визжала, как баньши, и половину времени ее нужно было толкать, а не управлять с помощью чар. Гарри был не из тех, кого сильно заботило то, как он выглядит перед другими, но даже он должен был признать, что невозможно казаться крутым в компании этого чудовища. Квисби услужливо отлевитировал бочки через заднюю дверь, а потом отменил заклинание, и они рухнули на землю. "Ну конечно, на них наложены чары несокрушимости, но вот же ублюдок, мог бы и перенести их прямо в телегу", — мрачно думал Гарри, с большим трудом поднимая очередной невероятно тяжелый бочонок. И вот Гарри нервно шагнул в вечерний Хогсмид, нагруженный несколькими бочонками со сливочным пивом и одной очень неудобной тележкой. Студенты проносились мимо него по скользким дорожкам так быстро, как только могли, а Гарри изо всех сил пытался удержать тележку от застревания в глубоких щелях между булыжниками. Каждые несколько секунд он украдкой поглядывал по сторонам, не зная, хочет ли он увидеть кого-то из своих родителей или все-таки нет. В конце концов, он подогнал тележку к "Трем метлам", где его встретила запыхавшаяся, молодая и ослепительно красивая мадам Розмерта, которую сопровождали несколько студентов старших курсов. Без сомнения, ей не составило никакого труда убедить их помочь ей разгрузить тележку. Она была достаточно мила. Конечно, она назвала его "сквибом" — в этот момент студенты вдруг стали искать, на что бы еще посмотреть, — но сказала это совсем не грубо, она поблагодарила его и даже нашла время, чтобы настойчиво вторгнуться своей грудью в его личное пространство. По его мнению, на фоне других жителей деревни, с которыми ему пришлось столкнуться, это делало ее вполне достойным защитником равных прав и возможностей. Квисби ничего не мог поделать с Розмертой, это уж точно. По дороге домой на него подозрительно поглядывали несколько старшекурсников с шарфами Слизерина. У Гарри буквально рука чесалась достать палочку, которой у него не было, потому что они пристроились позади него и держались за его спиной на протяжении нескольких кварталов. Когда они проходили мимо магазина Зонко, то переключили все внимание на витрину, и он вздохнул с облегчением. Солнце почти село, когда он уже почти докатил гораздо более легкую тележку обратно к "Кабаньей голове", но вдруг остановился, увидев, что дорогу ему преградили три девушки. — Ни за что! — заявила одна девушек, стоявшая спиной к Гарри. — Меня не волнует, что в "Трех метлах" закончилось сливочное пиво, я ни за что туда не пойду! Невысокая блондинка с прической в стиле 70-х и с чересчур подведенными глазами умоляюще вскинула руки: — Да ладно тебе, Лилс! Я замерзла, я хочу выпить, и я всегда хотела посмотреть на это место изнутри! Лилс. Черт побери. Гарри замер, как какое-нибудь травоядное, столкнувшееся с хищником. Его разум был парализован. "Остаться? Бежать? Сказать что-нибудь? О черт, это же моя мама!" Тем временем спор продолжался. — Марлен, — потребовала Лили, — скажи ей, что это ужасная идея. Третья девушка — Марлен — лениво теребила в пальцах каштановый локон. — Ну, не знаю, там может быть весело, — сказала она и вдруг оживилась, добавив: — Эй, нас ведь могут даже огневиски угостить. Им все равно… Лила сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. — Марлен, Вана. Я — префект. Меня не должны видеть в таком месте! — она понизила голос до резкого, смертельно серьезного шепота. — Я слышала, что здесь есть проститутки! То, что, произошло следом, случилось буквально само собой, без какого-либо осознанного решения со стороны Гарри. Он засмеялся. Очень громко. Три девушки подскочили на месте. Лили и Марлен повернулись к нему, нахмурившись, а блондинка Вана окинула его оценивающим взглядом. Дерьмо. Гарри неловко кашлянул. — Я… эм, простите. Я не хотел над вами смеяться. Его "мама" пристально смотрела на него, скрестив руки. — Просто было довольно забавно услышать, что студенты думают о пабе, вот и все. В глазах Ваны вспыхнул живой интерес. — О, ты здесь работаешь? Круто! — она улыбнулась ему так, что, казалось, продемонстрировала все свои зубы. — Держу пари, ты знаешь много интересных историй о том, что происходит внутри! Гарри понятия не имел, что на это ответить. "Это она сейчас со мной флиртует что ли?" Лили осмотрела его с ног до головы. — Ты молодой. Почему не ходишь в Хогвартс? — без всяких предисловий спросила она. Марлен легонько шлепнула ее по локтю и прошипела: — Лили! Ты не можешь просто так спрашивать об этом. Гарри неловко улыбнулся. — Ну, обстоятельства, наверное. Лили и Вана выглядели растерянными. Марлен же явно почувствовала себя неуютно. — В любом случае, извините, что прерываю, но не могли бы вы подвинуться, чтобы я мог пройти? Лили дернулась. — Ох, прости. Кажется, мы перекрыли дорогу. Гарри небрежно махнул рукой, заверив, что не стоит извиняться, и, когда девушки отошли в сторону, опять стал толкать тележку вверх по дороге. Завернув за угол и скрывшись из виду, он прислушался, пытаясь уловить продолжение их разговора. — Ну, с этим все ясно — мы точно не пойдем туда! — заявила Лили. Его словно пнули в живот. Что? — Что? — Вана озвучила мысли Гарри. — Что с ним было не так? Он показался мне довольно интересным, ну, в опасном смысле, вроде как... — Конечно, ты так подумала, — съехидничала Лили. — Ты всегда выбираешь таких. Я имею в виду, ты видела его? Он был грязный и какой-то странный, просто пялился на нас, и просто... просто фу! "Что? Что?" — сердце Гарри заколотилось. — Тебе ли говорить о "таких", Лилс, — хмыкнула Вана. — Не стоит на него западать, Вана, — тихо пробормотала Марлен. — Он подросток, в Хогсмиде, не учится в Хогвартсе. Он наверняка сквиб. — О! — судя по тону Ваны, она больше не считала его интересным в том самом опасном смысле. — Забудьте о нем, — заявила Лили, прекращая спор. — Давайте просто вернемся в школу. Становится слишком холодно, чтобы слоняться по деревне. Радостно болтая и кутаясь в шерстяные мантии, три девушки пошли прочь. Тем временем Гарри онемел, причем гораздо сильнее, чем в ту ночь, когда Эйб нашел его в снегу. Он машинально поставил тележку на место, вошел в заднюю часть паба, спустился по лестнице на кухню и начал собирать в мойку грязную посуду. Грязный. Странный. Просто фу! Забудь о нем. Бездумные суждения Лили прокручивались в его голове снова и снова. Они были… они были… они были… они были… его разум заикался вместе с сердцем. Это было невыносимо. Забудь о нем. Меня не должны видеть в таком месте. Такие, как он. "О боже. Это была моя мама. Моя мама говорила такие вещи обо мне. Она... она говорила как..." Гарри не смог закончить эту мысль, хотя точно знал, как именно звучал голос юной Лили. "Она была похожа на тетю Петунию". Гарри покачнулся и уперся руками в ближайшую поверхность, пытаясь прийти в себя. "Это была не моя мама, — его пытался успокоить его собственный внутренний голос. — Моя мама умерла, и мой отец умер. Те две другие девочки, вероятно, тоже мертвы, иначе почему я никогда не слышал о них и не встречал их?" А потом мир стал белым. "И об Эйбе я тоже никогда не слышал и не встречал его". Его желудок сжался. "Господи, он, наверно, тоже мертв. Они все мертвы, все мертвы, все мертвы…" Мертвые, пустые глаза. Все исчезли, все пропали. Мертвые, как Седрик. Все мертвы, все убиты. Но Рон и Гермиона, близнецы, Невилл, Джинни, Оливер, все остальные — они не умерли! "Нет, с ними все гораздо хуже, — шипел жестокий голос внутри него. — Их просто нет, их просто вычеркнули из бытия. Конечно, может быть, они родятся снова, но ты не знаешь наверняка, не так ли? Нет, все они — лишь очередные трупы, оставшиеся позади тебя". Лица его друзей мелькали перед глазами так быстро, что он не успевал их различать. Он не мог дышать. Кухня Эйба исчезла. Слова в его голове становились бессвязными, бессмысленными, ужасными тварями со скрежещущими зубами, которые нещадно вгрызались в него. Трупы. Грязный. Бесполезный. Уродливый. Трупы. Мертвые. Мертвые. Исчезли. До его ушей доносились крики, но их заглушал грохот. Мертвый… Мертвый… Исчезли… Руки на его руках, руки на плечах, руки на лице, руки на затылке, откидывающие его назад. Жидкость во рту. Вниз, в его горло. Грязный… Бесполезный… Уродливый… Трупы… На мгновение перед ним появились голубые со стальным отливом глаза. Эйб. Нет, Эйб был мертв. Так ведь? Он изо всех сил пытался контролировать свой рот и сумел выдохнуть: — Эйб? Ты ведь не труп? — темнота окутывала его. "Черт, это важно!" — Пожалуйста, Эйб! Пожалуйста, не будь трупом! — он падал. — Больше никаких трупов... Я не могу…* * *
Аберфорт долго смотрел на мальчика, на данный момент без сознания лежавшего наполовину на кухонном полу, наполовину на его коленях. Он поднял голову, встретившись взглядом в Пелотером, который в этот раз выглядел крайне серьезным и внимательным. — Какого черта это было, Эйб? Эйб спустился забрать деньги, что передала ему Розмерта, вскоре после того, как услышал, как мальчик вошел через заднюю дверь. Едва он появился на кухне, то сразу понял, что что-то не так. Мальчик стоял абсолютно неподвижно, положив руки на плиту, а запах паленой плоти медленно заполнял тесную комнату. Его кожа горела, но мальчик не двигался, не произносил ни звука, по крайней мере до тех пор, пока Эйб не убрал его руки, развернув его лицом к себе. Глаза мальчика — его такие по-дурацки юные, глупые глаза — были широко распахнуты и смотрели на него, не мигая. С губ мальчика сорвался слабый хнык. — КВИСБ… — ох, блядь — ПЕЛ! Пелотер! Тащи сюда свою пьяную задницу, живо! — прорычал Эйб через плечо. Он осторожно опустился вместе с Гарри на пол. На лестнице раздался грохот и какой-то стук, а затем приглушенное ругательство возвестило о прибытии Пела. Эйб не стал дожидаться вопросов. — Успокаивающее зелье, обезболивающее зелье, паста от ожогов. Верхний левый шкаф у той стены, — рявкнул он Пелу, который тут же принялся рыться в запасах его лечебных снадобий. — По два каждого зелья. Он сквиб, ему понадобится больше, чем нам. — Мертвые, мертвые, исчезли… — оба мужчины резко замерли и уставились на мальчика, который начал что-то бормотать, продолжая смотреть на окружающих невидящими глазами. — Найди их сейчас же! — рявкнул Эйб на Пела. — Парень? Парень, ты меня слышишь? Мальчик опять начал хныкать: — Грязный, бесполезный, уродливый, трупы… — его руки потянулись за чем-то. — Нет, парень! Ты чертовски сильно ранен! Не двигай руками, — Эйб подтянул мальчика поближе к себе и попытался обездвижить его плечи руками. Наконец-то подоспел Пел с требуемыми зельями. Сначала он откупорил и передал Эйбу два флакона с успокоительным. Аберфорт бесцеремонно откинул голову мальчика назад и быстро влил их ему в глотку. Мальчик что-то яростно зашипел, но все проглотил. Когда взгляд мальчика медленно приобрел осмысленное выражение, он посмотрел на Эйба совершенно затравленными глазами. — Эйб? Ты ведь не труп? Пел протянул Аберфорту первый флакон обезболивающего зелья, но мальчик схватил того за запястье, не обращая внимания на жгучую боль, наверняка пронзившую его ладони. — Пожалуйста, Эйб! Пожалуйста, не будь трупом! Аберфорт не знал, что, черт возьми, это значит, но попытался успокоить его: — Я не гребаный труп, Гарри! — с этими словами он опрокинул зелье в хватающий воздух рот мальчика. — Больше никаких трупов... Я не могу… — зеленые глаза опять закрылись. И вот он сидел с потерявшим сознание подростком на коленях и смотрел в серьезные глаза Пелотера Пепста. — Какого черта это было, Эйб? Аберфорт внимательно осмотрел мальчика. — Похоже на какой-то панический припадок. Когда я спустился, он держал руки на плите. Он даже не заметил ожогов. Кстати говоря, передай-ка мне ту пасту. И принеси несколько бинтов из шкафа. Пел подчинился. Когда он вернулся, его взгляд был очень внимательным. Передав бинты, он, казалось, пришел к какому-то решению. — Эйб, мне нравится этот парень, правда нравится. Но что ты на самом деле о нем знаешь? Я имею в виду, что это... это ненормально. Эйб хмыкнул, принявшись наносить толстый слой пасты. — Что я знаю? — несколько мгновений он молчал. — Я знаю, что он провел месяцы — холодные месяцы — в лесу, выживая в одиночку и ни у кого не прося помощи. Я знаю, что он не высовывается и делает свою работу без лишних слов. Я знаю, что он может посмотреть человеку в глаза и сказать правду. Я знаю, что он... достаточно порядочный парень, гордый, хотя у него нет ни имени, на которое он мог бы претендовать, ни имени, которое могло бы претендовать на него, — он помедлил и зачерпнул еще пасты для другой руки Гарри. — И я знаю, что он может видеть призраков. И что эта предательница Амальтея любит его больше всех. Вот что я знаю. Пел медленно кивнул и начал перевязывать ладонь, которую уже обработал Эйб. В конце концов, когда они оба закончили, Аберфорт поднял Гарри на руки. — Я отнесу его в постель. Сделай одолжение, скажи Квисби, чтобы он подежурил в пабе до моего прихода. Не говори ему об этом! Черт, никому об этом не говори. И пусть Данг незаметно расспросит в деревне, не случилось ли чего с мальчиком. Пел ушел, а Эйб отнес Гарри в хлев. Уложив его на соломенную подстилку, он смахнул волосы с его глаз, а потом долго рассматривал странный, глубокий шрам на лбу. Он и раньше то и дело обращал на него внимание, когда тот выглядывал из-за челки, но сейчас он впервые смог рассмотреть его по-настоящему. Шрам определенно был какой-то странный, неестественный. Покачав головой, Эйб уложил мальчика и тихо сказал себе под нос, закрывая дверь хлева: — И я знаю, что те зелья не должны были подействовать на него так быстро.* * *
21 декабря, 1976 На следующее утро Гарри проснулся рано, когда черное небо только-только начало окрашиваться в голубой цвет. Коза прижималась к нему, тихонько похрапывая, ее челюсть работала даже во сне. Он был потрясен, когда, взглянув на нее, увидел Эйба, спящего на соседней соломенной кровати. Он медленно пошевелился, чтобы взять очки, но тут же понял, что обе его руки были плотно обмотаны бинтами. На него нахлынули смутные воспоминания о предыдущем вечере. Он явно психанул, каким-то образом пострадал, и Эйб, видимо, позаботился о нем. Перед глазами вдруг проплыло лицо Седрика. "Мертвые. Я беспокоился о мертвых. Я был напуган тем, что Эйб в будущем мертв". Все остальные воспоминания были лишь бесформенными пятнами глубокой тревоги. Все, кроме его матери. Он действительно встретил свою мать, и она, кажется, осталась о нем невысокого мнения. Мерзкий, уродливый — ее слова вновь прозвучали в его голове, но, как ни странно, уже без той жгучей тяжести, с которой они навалились на него вчера вечером. Гарри закрыл глаза и крепко задумался, но не о матери, а о Лили Эванс. То, что она сказала, было... грубо. "Но, — подумал он, успокоившись, — это было не так уж и подло". Ее слова задели его, ранили до глубины души, это правда, но на самом деле они не должны были причинить ему боль. Они были... Необдуманные. "Вот так, именно так. Это были необдуманные слова человека, который не знал, какую власть она имеет надо мной. Это были просто... слова ребенка. Ребенок, у которого, насколько я знаю, до сих пор была вполне приличная жизнь. Лили Эванс не знает, что значит быть по-настоящему напуганной, или запертой, или одинокой, или голодной, или что-либо подобное. Она просто не понимает". И он вдруг отчетливо осознал, что совершенно не желает, чтобы она это поняла. Он хотел бы, чтобы она думала о нем по-другому, но для этого ей пришлось бы страдать, быть одной, голодной, но он не хотел, чтобы она испытывала все это. "Когда-то моя мама была беспечным ребенком". Это было странное ощущение. Умом он понимал, что сам создал образы своих родителей у себя в голове, и что такая идеализация просто не могла быть правдой. "Черт возьми, мое первое счастливое воспоминание для создания Патронуса было вымышленным разговором с идеальной воображаемой версией моих родителей!" Но теперь у него было весомое доказательство того, что его родители были реальными людьми. А настоящие люди могут быть злыми или легкомысленными, или говорить вещи, которые причиняют боль тем, кому они, возможно, не хотели ее причинять. Черт, достаточно было взглянуть на Рона в прошлом году. То, что она была немного похожа на Петунию, не означало, что Лили бы ненавидела его. Это не значит, что Лили Эванс была плохим человеком. На него медленно накатило чувство спокойствия. "Я могу с этим жить". Что касается всех остальных переживаний, охвативших его накануне вечером, он решил, что на самом деле он мало что мог сделать, поэтому не стоило слишком винить себя. "Я так старался выжить с того самого дня, как вернулся в прошлое, так что, думаю, когда-нибудь я должен был это понять. Черт, меня пытал Темный Лорд, я видел, как умирает Седрик, справлялся с Дурслями, а потом меня поцеловал дементор, я переместился во времени и жил в Запретном лесу, пока чуть не замерз до смерти. Может быть, хоть в этот раз я заслужил поблажку". Он обратил все внимание на козу, которая уже проснулась и теперь смотрела на него своими блестящими глазами, в которых читалось легкое раздражение. — Прости, что разбудил, — сказал Гарри, почесав ей живот. Коза стряхнула с себя его руку, перевернулась и приподнялась на коленях так, что смогла поднести свою морду к его лицу. Она посмотрела на него мгновение, пукнула, а затем наклонила голову и опять принялась жевать его волосы. — Отлично поболтали, коза. Он посмотрел на других спящих коз, а потом его взгляд остановился на Эйбе. "Он остался со мной. На всю ночь". Его охватило теплое чувство, как от шоколада после нападения дементоров, и он слабо улыбнулся. — Ну, я чертовски рад, что хоть у кого-то из нас хорошее утро, — прорычал Эйб, не открывая глаз. Он резко вздохнул и наконец-то сел, уставившись на Гарри. — Прошлая ночь была ужасной. У тебя случился приступ паники или типа того. Ты положил руки на плиту, сжег кожу и даже не заметил. Ты был не в себе, парень, — слова вышли резкими, а вот голос Эйба, наоборот, казался спокойным. Гарри посмотрел на свои забинтованные руки. — Да. Да, наверное, я и правда был не в себе. Но сейчас мне гораздо лучше, — сказал Гарри и торопливо продолжил: — Спасибо вам, Эйб, за заботу обо мне. Еще раз. И простите за неприятности и все такое. Мне правда жаль. Эйб зевнул. — Я не собираюсь допытываться, что привело тебя в такое состояние, — он посмотрел на Гарри ничего не выражающим взглядом. — Данг Флетчер проверил все вокруг, и никто не видел, чтобы на тебя нападали, верно? — Гарри кивнул. — Как я уже сказал, я не собираюсь лезть не в свое дело. — Но? — предположил Гарри. — Но, — повторил Эйб, — я должен спросить тебя, есть ли что-нибудь, что ты хочешь мне сказать, Гарри? Гарри еще не лгал Аберфорту. Конечно, он вводил его в заблуждение с момента их знакомства, не исправлял неверные выводы Эйба и, конечно, не говорил ему важных вещей, но он не лгал ему открыто. И не хотел начинать сейчас. — Да. Да, есть кое-что. — Но? — сухо поинтересовался Эйб. — Но я не могу рассказать, — Эйб хотел было возразить, но Гарри остановил его одним лишь взглядом. — Я не хочу вам лгать. Да, есть вещи, которые я очень, очень хотел бы рассказать. Я даже не могу описать, насколько сильно. Но я не могу. Эйб встал. — Если на тебя наложено какое-то заклятие тайны, я могу позаботиться об этом... — Нет, — Гарри жестом попросил Эйба сесть обратно. — Нет, ничего такого. Я не могу сказать вам, потому что... …это может привести к полному разрушению пространственно-временного континуума… — …потому что я знаю то, от чего люди могут пострадать, очень сильно пострадать. И даже умереть. Да, я хочу рассказать вам, но это потому, что так я буду чувствовать себя лучше. Было бы довольно эгоистично с моей стороны отказаться от, ну, всего, ради собственного душевного спокойствия. Это было бы легко, но неправильно, — Гарри ковырнул солому, прежде чем опять посмотреть на Эйба. — Так что нет, я не собираюсь ничего объяснять. И больше мне сказать нечего. Лицо Эйба исказилось от негодования, и у Гарри перехватило дыхание. — Я знаю, что это дерьмовое объяснение после... того, что случилось прошлой ночью. Я… — у Гарри в горле словно ком застрял. — Я пойму, если вы захотите, чтобы я ушел. Сожалею, что доставил столько проблем. Я могу найти работу в другом месте. Обещаю, что обязательно верну весь долг. Эйб встал и пошел к двери. Сердце Гарри оборвалось. — Иди и принеси Пророк перед завтраком. Слышал, этот ублюдок министр, Минчам, внедряет "новую политику", гарантирующую победу в войне. Давай сделаем яичницу и съедим по вафле. Попытаемся выяснить, насколько он долбанутый идиот. Все было в порядке. — Конечно, Эйб, звучит неплохо.* * *
25 декабря, 1976 К удивлению Гарри, Рождество в "Кабаньей голове" оказалось самым оживленным днем с тех пор, как он переехал сюда жить. Он ожидал, что паб будет закрыт, а если и откроется, то будет стоять пустым. Однако за два дня до Рождества Эйб начал получать посылки с продовольствием большего объема и лучшего качества, чем обычно, хотя, конечно, последнего добиться было не так уж сложно. Аберфорт объяснил, что эти дни были одними из самых прибыльных в году, поскольку на Рождество приезжали практически все, кто регулярно бывал в пабе, и еще куча другого народу. По-прежнему озадаченный таким раскладом, Гарри принялся за работу, готовя то, что должно было стать довольно роскошным пиршеством. По исключительно низким стандартам "Кабаньей головы", конечно же. К обеду рождественского дня в пабе было оживленно, и почти все заказывали обильные, но простые блюда, которые готовили Эйб, Гарри и Квисби, когда ему было удобно. Завсегдатаи паба представляли собой образец великого разнообразия социальных отбросов, свойственных британскому миру волшебников. Старые грымзы, пьяницы, проститутки, негодяи, воры. Гарри был абсолютно уверен, что среди них было несколько вампиров и оборотней — эти две группы держались на значительном расстоянии друг от друга, — а также множество других представителей магической мрази. Все они нашли себе место за столиками, несмотря на то, что паб был зарезервирован для тех немногих постоянных дураков, которых Эйб не так сильно ненавидел. Гарри даже удивился, что Эйб разрешил ему находиться в пабе, учитывая, что большинство завсегдатаев этого дня, похоже, были из тех, кто обычно заглядывает в "Кабанью голову" далеко за девять вечера, когда у Гарри наступает комендантский час. Эйб объяснил, что Рождество — это день перемирия, когда соблюдается традиционное временное прекращение войны; "Он называется Trêve de Noël, невежественный ты плебей", — вставил Пелотер. — Эти люди безграмотные, тупые, безнравственные ублюдки, но даже они не нарушат рождественское перемирие, — заметил Эйб, набирая на поднос стаканы с ягодным вином для компании старух в углу. "Кажется, никто никогда не пытался убить меня на Рождество. Хм". Когда Эйб ушел разносить тошнотворно пахнущие напитки, Гарри покачал головой. — Но я не понимаю. Это же Рождество! Почему все эти люди здесь? — спрашивал он завсегдатаев у стойки, которые казались неполноценными без постоянного присутствия Далкопа. Видимо, легендарной Вере удалось привязать его на день к своему дому. Наппи Кланк насмешливо хмыкнул, а Вигол Палтер, по своему обыкновению, пробормотал что-то совершенно несвязное. Гарри так и не понял, говорил ли он так, потому что был пьян, или просто так. Марциал Сорнер заснул в рождественском пудинге, который он выклянчил у Квисби, и поэтому ничем не мог помочь. Пел вздохнул. — Почему ты здесь, парень? — Я тут работаю, — недоуменно ответил Гарри. Пел закатил глаза. — Хорошо. Почему ты здесь работаешь? — Я должен Эйбу… — Мерлина ради, почему ты должен Эйбу? Гарри закусил губу. — Ну, потому что он спас меня и дал мне жилье, когда… — он замялся. Пел поднял бровь. — Да, когда тебе больше некуда было идти, — он вздохнул и пристально посмотрел на Гарри. — Где бы ты еще был сегодня, если бы тебя не было здесь? — когда Гарри посмотрел на свои ботинки, Пел размашистым жестом обвел паб: — Не нужно стыдиться, то же самое относится ко всем нам, даже если некоторые не хотят этого признавать. Мы здесь, потому что сегодня Рождество, парень, а никто не любит оставаться в одиночестве на Рождество, какой бы мрачной ни была его душа, — он сделал большой глоток пива. — "Кабанья голова" — единственное заведение во всей Британии, открытое сегодня. На Диагон Аллее и в Лютном все закрыто. "Три метлы" закрыт, во всем Кардиффе и окрестностях тоже все закрыто. Думаю, "Соленый каппа" в Корке может быть открыт, но на этом все. Так что мы приходим сюда. Гарри задумчиво кивнул, рассеянно глядя перед собой. Его размышления были грубо прерваны американским вампиром у камина, который начал извергать фонтан яркой неоново-синей гадости. Когда большинство посетителей разразились хохотом, а несколько более деликатных душ издали звуки отвращения, Аберфорт проревел молодому вампиру сквозь шум толпы: — Чертовы маггловские янки! Вас, никчемные куски дерьма, обращают, и ваши треклятые мозги умирают вместе с остальным телом! Какого хрена ты решил, что можешь пить из гребаного корнуэльского пикси? "А, — понял Гарри, — он, должно быть, пытался полакомиться елочными украшениями". Ёлка в "Кабаньей голове" представляла собой печальное зрелище. Гарри был уверен, что Эйб нашел ее уже выкорчеванной и полумертвой. Единственными украшениями на ней были горсть старых козьих рогов, которые Эйб прикрепил к маленьким латунным цепочкам, и перевернутая медная пивная бочка в качестве звезды. За несколько дней до этого Гарри обнаружил в занавесках одной из комнат для гостей гнездо корнуэльских пикси. Эйб их обездвижил, каким-то образом зачаровал на свечение и развесил в виде мрачных елочных гирлянд. Для "Кабаньей головы" дерево вышло идеальным. Пока Эйб продолжал ругать обращенного в вампира американского маггла, в зале поднялся шум и гам. — Мальчик! — "Черт, теперь внимание Эйба приковано ко мне". — Приведи этого болезного в порядок! Гарри не любил жаловаться, правда, не любил, но это было уже чересчур. — Серьезно, Эйб, неужели ты не можешь это просто убрать магией? — Конечно, могу. Ох, слава богу. — Иди уже и вымой все! Веселый смех завсегдатаев "Кабаньей головы" эхом разнесся по пабу. Гарри это все напомнило какую-то странную рождественскую песнь. Вздохнув, он пошел за шваброй.* * *
Где-то после полуночи Гарри сидел в мягком кресле у потрескивающего камина и смотрел на почти опустевший паб. Примерно за час до этого Эйб резко разогнал качающуюся, отплевывающуюся толпу по своим... куда бы они ни ходили, когда не были в "Кабаньей голове". Тех, кто был слишком пьян, чтобы использовать камин, аппарировать или уйти иным способом, свалили в кучи в комнатах для гостей наверху. Причем с каждого из них взяли плату, как за одноместное размещение, независимо от количества отдыхающих. Лишь немногим привилегированным было позволено остаться в пабе. Пел и Далкоп — он с радостью смог улизнуть от Веры, пока та ругалась с матерью — в данный момент оба были в отключке за незаконченной партией в шахматы. Оставшиеся фигуры Далкопа заняли выгодную позицию, поднявшись вверх по спине мужчины, когда тот обмяк. Теперь эти фигуры забрасывали куриными костями и прочими остатками еды черные фигуры Пела, которые укрепились под его креслом и посылали поисковые отряды, чтобы завербовать дополнительные силы. Одной старухе в дальнем углу, белые волосы которой были окрашены в фиолетовый цвет, а все тело покрывала черная кружевная вуаль, было позволено продолжать цедить свой "Оживитель трупов". Гарри понятия не имел, кто она такая, но Эйб, очевидно, питал к ней слабость. Квисби тайком провел мимо бдительного ока Эйба, когда тот массово выпроваживал всех из паба, остроносую полуодетую молодую особу, и в настоящий момент она старательно накладывала чары за столиком рядом с дверью. Гарри подавил улыбку. Тщедушный бармен хвастался, что непременно затащит ее в постель, но Гарри догадывался, что девушку больше интересовал доступ к бесплатной выпивке, чем сам Квисби. Тем временем Эйб исчез на лестнице. Он успел пробурчать какое-то невразумительное оправдание, но Гарри был уверен, что его можно было найти в гостиной, читающим Ариане. Он не стал мешать старику. Это было странное Рождество. Подумать только, год назад он поднимался в общежитие Гриффиндора после своего первого святочного бала, а теперь он был в прошлом и работал в самой захудалой забегаловке в британском мире волшебников. Вспоминая все сегодняшние приключения, Гарри решил, что это было странное Рождество — и кто бы мог подумать, что его первые полноценные обжимания будут с валлийским вампиром с неожиданным прозвищем Пэнти Вакко? — но хорошее. В дверь паба постучались. — Мы закрыты! — крикнули одновременно Гарри и Квисби. — Зкртпрхпф, — пробурчал задремавший в углу Вигол Палтер. — Гарри, это всего лишь я! Могу я зайти на минутку? — раздался безошибочно узнаваемый голос Рубеуса Хагрида. Квисби нахмурился и вернулся к заигрываниям, а Гарри, широко улыбнувшись, бросился через весь зал, чтобы отпереть огромную дубовую дверь. — Хагрид! Рад тебя видеть! Хагрид усмехнулся в ответ. — Ох, да ладно, Гарри. В любом случае, прости, что раньше не заходил проведать тебя. Рождество в Хогвартсе — напряженное время, очень напряженное! Я просто решил заглянуть и поздравить тебя с Рождеством. — Это очень мило с твоей стороны, Хагрид... Ты точно пришел не ради пинты пива? — проницательно спросил Гарри. Хагрид сцепил пальцы и принял слегка виноватый вид. — Ну, я бы не отказался, да! Дети в Хогвартсе, конечно, замечательные, но во время каникул эти маленькие букашки могут быть чересчур шумными, ты же понимаешь. Засмеявшись, Гарри пригласил его зайти внутрь. Через несколько минут они уже сидели вдвоем у камина. — Ну, я тут подумал, не хочешь ли ты сыграть в шахматы, но… — Хагрид запнулся и перевел взгляд на непрекращающееся сражение, которое развернулось над бессознательными телами завсегдатаев паба. В настоящий момент битва зашла в тупик, но ни одна из сторон, похоже, не была заинтересована в перемирии. — Может быть, у тебя есть взрыв-карты? Гарри подошел к старому сундуку в углу — в нем хранились всякие мелочи, собранные в пабе за долгие годы. — ...нет... О, похоже, у нас есть "Эрудит", это маггловская игра, которая... — Да знаю я, что такое "Эрудит"! — прогремел Хагрид к большому удивлению Гарри. — Давай сюда. Когда Гарри распаковывал доску и тайлы, он не мог не почувствовать себя немного виноватым перед Хагридом. Гарри не Гермиона, но он был уверен, что его словарный запас гораздо лучше, чем у полувеликана. "Ну, надеюсь, это не имеет значения, пока нам весело". Не прошло и пяти минут, как Гарри понял, что у него серьезные проблемы. — Хагрид, слова "флаагра" не существует. — Еще как существует! Это гигантское растение из Анд. У него острые как бритва листья, а отростки плюются кислотой. Я всегда хотел такое для своего сада, — признался Хагрид. … Гарри был весьма горд собой, когда смог удвоить счет, поставив слово "бандит", но тут Хагрид использовал его букву "т" и утроил свой результат благодаря сомнительному слову "фекст". — Фекст? Фекст?! Ни за что. — Посмотри сам, если хочешь. Гарри пролистал потрепанный словарь, который он нашел за барной стойкой. — Проклятье. Хагрид серьезно кивнул. — С этими фекстами надо быть осторожнее, Гарри. Мерзкие гады. Они похожи на инфери, только огонь им не вредит. Приходится стрелять в них стеклом. Пару веков назад они натворили немало бед на континенте. Гарри не знал, кто такие инфери, но если Хагрид не считал их очаровательными, это о чем-то говорило. … При виде пустого взгляда Гарри, Хагрид объяснил: — Не могу поверить, что ты не слышал о них, Гарри! Сквадеры — это маленькие шведские зверюшки. Наполовину заяц, наполовину рябчик. Они хороши в рагу. … Блестяще разместив на доске тайлы, Гарри закончил слово "патронус". Тройной балл за букву П! Хагрид выложил слово "иджирак" и заработал 68 баллов. К черту все это. — Хочу ли я знать, что такое иджирак? — вздохнул он. Эйб, спустившийся со второго этажа, усмехнулся. — Я думал, у тебя больше мозгов, чтобы не играть с ним в эту захудалую маггловскую игру, — сказал он, жестом указав на Хагрида. — Скажи мне, что вы не играли с ним на деньги. А то будешь жить здесь и расплачиваться со мной до тридцати лет. Хагрид рассмеялся и сделал большой глоток пива. … — Кикирн? Правда? Правда?! Ну и черт с ним, — простонал Гарри, когда Хагрид поставил последнюю букву. — Это будет еще, ох, я не разбираюсь в цифрах, примерно 108 очков? — невинно спросил Хагрид, считая на пальцах. — А ты должен знать о кикирнах, Гарри. Это лысая призрачная гончая, у которой шерсть есть только на некоторых частях тела — ушах и в пасти, в основном. Страшные гады, но все, что нужно, чтобы успокоить их или прогнать, — это произнести их имена. Никакой магии не нужно. — А как узнать их имена? Хагрид озадаченно нахмурился. — Ну, пожалуй, это может стать проблемой. Гарри проверил финальный счет: 612 против 103. Он больше никогда не будет играть с Хагридом в "Эрудита". — Ну, мне пора спать, да и дорога до замка неблизкая, — сказал Хагрид, вставая. — Ох, подожди-ка, Гарри. У меня ведь для тебя подарок есть, — он порылся в карманах пальто и в конце концов достал небольшую смятую посылку, завернутую в сморщенную красную ткань. Гарри удивленно распахнул глаза. — Спасибо, Хагрид! Не стоило этого делать. Я... э... ничего тебе не приготовил. Мне очень жаль. Хагрид махнул рукой, и Гарри осторожно открыл помятый подарок. Внутри лежал маленький коричневый мешочек на кожаном шнурке. — Это мешочек из ишачьей кожи, видишь? Ты можешь спрятать в него что угодно, и никто, кроме тебя, не сможет это достать. Аберфорт приподнял бровь. — Это редкий дар, парень. — Вау, спасибо Хагрид! Это действительно здорово! Гарри уже планировал положить в мешочек свою рогатку и камни для заклинаний. Он подумывал о том, чтобы зачаровать их на Пожирателей смерти, когда вернется в пещеру и к своей палочке. На всякий случай, конечно. Ему также пришло в голову, что это будет отличное место для цветка, который подарила ему Ариана. Он носил его во внутреннем кармане мантии, но так будет гораздо безопаснее. После многочисленных красноречивых "не упоминай о нем" Хагрид в конце концов удалился. Когда Гарри заключил перемирие между шахматными фигурами и накрыл Пела и Далкопа одеялами, Эйб схватил его за руку и прочистил горло. — У меня для тебя тоже кое-что есть, — он достал из-за барной стойки маленькую плоскую коробку и квадратную побольше, завернутую в старые экземпляры "Ежедневного пророка". Гарри недоуменно посмотрел на него и открыл квадратную коробку. Внутри лежали те немногие вещи, которых не было при нем, когда Эйб нашел его в снегу. Шахматные фигуры Рона и Гермионы. Одеяло и несколько вещей, которые Хагрид оставил для него. Флейта. Его фиолетовая зубная щетка из "Ночного рыцаря". К его облегчению, в коллекции отсутствовала только его палочка. — Пожалуй, это не стоит считать подарком. Это уже твое, но я подумал, что тебе может чего-то не хватать, поэтому я аппарировал в твою пещеру и взял то, что видел. Гарри широко улыбнулся и кивнул. Он открыл вторую коробку и уставился на эффектно выглядящий серебряный кинжал с простой, но отполированной деревянной рукоятью. На одной стороне обоюдоострого лезвия был вырезан угрожающего вида крюк, направленный назад к рукояти. Рядом с кинжалом лежали ножны, явно изготовленные на заказ. Простые, из промасленной коричневой кожи, они были отделаны серебром и имели два ремешка, чтобы можно было прикрепить их к предплечью или, возможно, к ноге. На первом ремешке была петля, а к нижнему ремешку прилагалась маленькая конусообразная вставка. Должно быть, это для палочки. При ближайшем рассмотрении он обнаружил, что на коже были вырезаны изящные шмели. Гарри посмотрел на Эйба, широко распахнув глаза. Старик казался серьезным. — Тебе нужно оружие, парень. Ты живешь в мире, которому не нужны такие, как ты, и эта война станет только хуже, — он помолчал. — Когда-то он принадлежал моему отцу. Он не шикарный, но, думаю, сойдет. Ножны, как и чехол, зачарованы так, что никто не сможет отнять у тебя нож ни с помощью магии, ни собственноручно, особенно если ты будешь держать его пристегнутым к руке, — он сурово посмотрел на Гарри. — Что ты и будешь делать. Гарри кивнул, осторожно проведя пальцами по лезвию. — Это... это невероятный подарок, Эйб. Но если он принадлежал твоему отцу, я не могу… — О, заткнись и пристегни его. Он пролежал в сундуке с гребаного прошлого века, и я могу отдать его тому, кому захочу. — Спасибо, — тихо сказал Гарри, закатывая рукав. Эйб помог ему пристегнуть ножны к правой руке. — На кинжале есть еще одно заклинание, но его нужно практиковать, я серьезно. Ты можешь взмахнуть запястьем или рукой, и кинжал тут же скользнет в твою ладонь. То же самое было бы, держи ты там палочку, но, хм. — Спасибо, — повторил Гарри. — Я обязательно буду практиковаться, обещаю. Эйб покачал головой. — А сейчас иди спать. Уже поздно, а завтра у нас будет адский день уборки. — Подождите! — воскликнул Гарри, вспомнив. — Я вообще-то тоже кое-что приготовил! Не могу поверить, что я чуть не забыл! — он помчался к хлеву и схватил сверток, обернутый в старую футболку с Билливигами. Эйб усмехнулся, увидев упаковку, а затем посмотрел на маленькую деревянную фигурку, которую Гарри, очевидно, вырезал для него вручную. Сосновая коза была более изящной и несколько симпатичнее дракона, которого он сделал для Хагрида, хотя хвост получился неуклюжим. Гарри особенно гордился выражением мордочки у этой грубоватой статуэтки и наклоном ее ушей. Очевидно, это должна была быть конкретная коза. — Неплохо, очень неплохо. Это действительно Амальтея, — сказал Эйб. Его взгляд потеплел. — Коза, — не смог сдержаться Гарри. — Иди уже! — огрызнулся Эйб. — И, Гарри, — добавил он, — не убивай людей в моем пабе этим кинжалом. Если тебе нужно кого-то убить, делай это на улице, понял? Гарри широко ухмыльнулся. — Никаких убийств в пабе, я понял. Это было хорошее, пусть и странное Рождество.