Короли Ист-Сайда

Анжело с отвращением содрал с себя грязные потные тряпки, бросив их прямо на пол и встал под душ. Если уж выслушивать нагоняй от Коррадо, то в нормальном виде, а не грязным и вонючим, словно помоечный пес… Сердце ныло от дурного предчувствия, желудок урчал раненым китом, ноги подкашивались от усталости, но Анжело, позволив горячей воде омывать тело, постарался сосредоточиться на том, что и как он будет говорить Коррадо, которому уже наверняка донесли о их провальном возвращении, не зря привратник внизу проводил его удивленно-ошарашенным взглядом. Взяв в руки мочалку и мыло, Анжело окунулся в воспоминания. После бегства от догорающей машины они с Заком добирались до Нью-Йорка целые сутки. Сначала попросту угнали раздолбанный грузовичок на первой попавшейся ферме, хозяин который еще долго бежал за ними с вилами наперевес. Затем, когда в этой развалюхе закончился бензин, они бросили её в лесу и поймали попутку с тихим, не задававшим вопросы водителем, перевозившим какую-то рассаду… Тот довез их до крошечного городка с непроизносимым названием, но зато — с автобусной станцией, где первым же автобусом они, наконец, доехали до вожделенного города… где и расстались — расстроенный Зак отправился к себе, а Анжело, игнорируя необходимость позвонить и доложиться Коррадо, как положено, направился в свою… в ту квартиру, где был его единственный дом… Анжело едва успел натянуть халат на влажное тело, как гулко хлопнула входная дверь. Вместе с этим звуком тело покинула вся усталость, оно напряглось и приготовилось защищаться. Анжело прекрасно знал, кто и зачем к нему явился. Вздернув подбородок, он вышел из душевой. — Почему сам не позвонил? — спросил Коррадо без экивоков. Анжело понял, боссу уже все доложили… может быть, сам Зак. Он молчал, даже не пытаясь оправдаться. Что тут скажешь? Что не виноват? А изменит ли это хоть что-нибудь?.. Виноват? — да, виноват. Но это не повод, вообще-то, выслушивать сейчас от задетого его молчанием Коррадо, что он, Анжело, оказывается, годится лишь для постельных утех. — Напрасно я думал, — цедил Коррадо жестокие слова, — сделать тебя полноценным компаньоном и передать часть бизнеса… Неблагодарный! Ты действительно способен лишь раздвигать ноги, для этого не нужно иметь мозги… — А знаешь, о чем я думал, когда все случилось? — вдруг проговорил Анжело, глядя любовнику прямо в глаза. — Я хотел остаться в том грузовике, но не умереть, нет! Я хотел инсценировать собственную смерть, а потом податься куда-нибудь, подальше от тебя… От всей этой… О том, что подобного говорить не следовало, Анжело понял только тогда, когда кулак Коррадо прилетел ему в челюсть. Этого Анжело не ожидал, Коррадо прежде никогда не поднимал на него руку, а потому не успел закрыться. Удар босса был силен — Анжело как подкошенный упал на ковер, но тут же вскочил, готовый обороняться и застыл напротив любовника. Коррадо скинул пиджак, почти рыча от ярости, Анжело тоже злился, слизывая кровь с разбитой губы, потому, решив высказать все, что наболело, он почти кричал: — Может, я и неблагодарный! Но это не я соблазнил шестнадцатилетнего мальчишку! Это не я не оставил ему никакого выбора. Это не я превратил его в куклу-марионетку! В послушную постельную игрушку… — В постельную игрушку?! — прорычал Коррадо, вдруг притиснув любовника к себе, и в следующее мгновение швырнув его на ковер. — Ты не просто неблагодарный, — прошипел он, нависая над застывшим Анжело, — ты еще и недоумок. Что с тобой стало бы, если бы не я? Под каким забором ты бы уже издох с ножом в спине?.. Анжело уже хотел крикнуть в ответ новые оскорбление, но, по блеску темных глаз над собой понял: что-то изменилось. Гнев босса вдруг схлынул, сменяясь другим, не менее темным — похотью. Анжело почувствовал, как что-то твердое уперлось ему в бедро и его вдруг охватило омерзение. Ну уж нет! Хватит! Сегодня он не будет послушной шлюхой. Анжело напрягся, пытаясь вырваться из обхвативших его рук. Тонкий халат затрещал по швам, сползая с плеч, еще сильнее дразня зверя, что протискивал колено между его ног. Анжело продолжил брыкаться, но Коррадо всем своим весом придавил его к полу и перевернул на живот, железной хваткой заводя обе его руки за спину и задирая распахнувшийся во время борьбы халат, обнажая ягодицы. Понимая, что сейчас неминуемо должно произойти, Анжело грязно выругался, пытаясь вывернуться из ненавистных рук. Его трясло от ярости и отвращения, но он продолжал сопротивляться в отчаянной попытке доказать самому себе что он — человек. Анжело понимал, что может ударить любовника всерьез, но что-то внутри — должно быть, остатки былой привязанности, удерживало его от этого. А вот Коррадо ничего не сдерживало. Так было и так будет всегда. Вот только раньше Коррадо никогда не брал его насильно. — Расслабься, — прозвучало прямо на ухо Анжело, мягко, даже ласково. — Тебе же хуже будет, если не расслабишься… Анжело прикусил губу от злости и бессилия, и сдался, роняя голову на пушистый ворс ковра. Он понимал — это его наказание. Унизительное, грубое, лишающее последнего достоинства, и отключился, заставляя себя уплыть в пустоту. Пусть Коррадо берет его тело, с оттяжкой и яростью собственника врываясь внутрь, пусть его внутренний зверь наслаждается его беспомощностью, сам Анжело должен забыться, иначе его просто вывернет наизнанку от стыда и отвращения к самому себе прямо на драгоценный ковер. Очнулся он от шепота Коррадо: — Ну же, поднимайся, малыш. В животе тянуло, в висках било метрономом, меж ног было отвратительно липко, но передернуло Анжело именно от этого нежного, почти интимного шепота. После секса удовлетворенный Коррадо всегда был с ним особенно ласков и когда-то ему это даже нравилось. Когда-то, очень давно, но не сейчас. Проигнорировав протянутую руку уже полностью одетого любовника, Анжело поднялся. — Ну прости… Погорячился… — попытался взлохматить влажные кудри любовника Коррадо, но Анжело уклонился. — Не стоило тебе выводить меня из себя. Заслужил. Уже сделав шаг в сторону душевой, Анжело услышал: — Собирайся, малыш. Поедешь со мной в Магнолию, развеешься. С трудом сдержав рвущейся с языка язвительный отказ, Анжело все же ушел под душ. Он едва успел закрыть за собой дверь, как его измученный пустой желудок неожиданно для него самого исторгнул остатки желчи… оставляя на языке отвратительную горечь. На душе было еще отвратительнее.