***
Агент Арса действительно был кошмарным — резким, категоричным и нетерпимым, с очень своеобразным чувством юмора, носатым, лысеющим и принесшим в дом приторный запах цитрусового парфюма. — Зато он лучший, — возразил Арс после его ухода, будто уловив витающее в воздухе недовольство. — Может и так, но ведет он себя как говнюк, — услышал он тихий ответ, не вполне голос, скорее мысль, но определенно ему не принадлежащую. — Хочешь, я напугаю его, когда припрется в следующий раз? — Как мило, что ты решил поинтересоваться моим мнением, — фыркнул Арс. По его лицу было заметно, настолько он изумлен и даже шокирован происходящим диалогом. Но еще он, очевидно, считал предсказуемые восклицания выше своего достоинства, и решил опустить эту часть. — Ты почти закончил книгу. Не лучшее время, чтобы лишиться агента. — Ты прав. Или… права? — Чего? — Ну, вдруг ты призрак не графа, а графини? — рассудительно объяснил Арс. — По твоему голосу сложно сказать. Смеяться вслух получилось не сразу. Сначала задрожали оконные стекла, потом мелкая вибрация прокатилась по полу, следом Арс поморщился — не та частота. И наконец — что-то похожее на человеческий смех. — Никогда не был ни графом, ни графиней. Так что зови как хочешь, мне все равно. — Даже Кукуцаполь? Или Галактион? Ммм… Алимардон? Даздрамыгда? — Нет. — Прости. Меня самую малость нервируют разговоры с бесплотным голосом. — Предпочел бы меня во плоти? — Не в эту самую секунду, — торопливо попросил Арс, но не смог совладать с любопытством: — А ты можешь? — Тебя надо спросить. — Не пугай, — отмахнулся Арс. — Ты не моя галлюцинация. Галлюцинации другие. — А у тебя бывают галлюцинации? — У моего героя были. — Точно. Понял, о ком ты, — на несколько секунд в холле повисла тишина. — Зови меня Антоном. Мне нравятся «Дозоры». Первые три. — Даже больше, чем мои книги? — ревниво уточнил Арс. — Я не готов зваться Абертофиэлем или кем-то в этом духе. — Еще есть Макс. — Одно человеческое имя за всю библиографию, и тот, как мы выяснили, маньяк. К тому же, если я назовусь именем твоего героя, это действительно будет походить на галлюцинацию. — Ты так трогательно печешься о моем душевном равновесии… — Вообще-то да. Хочу узнать, как закончится книга. К тому же, вдруг у тебя поедет крыша и ты сочинишь мне… не знаю, тридцать ног и обыкновение питаться кокосами? — И так и станет на самом деле? — Кто знает? Ты очень упрямый тип, Арс.***
С тех пор, как Антон завел обыкновение отвечать на вопросы, Арса стало не заткнуть. Очевидно, вынужденное одиночество немало его тяготило, и он сам не осознавал насколько, пока не заполучил собеседника. Арс комментировал буквально каждый шаг, словно опасался, что если замолчит надолго, то потом не получит ответа. Это было трогательно, но также немного утомляло. Антон так об этом и сказал, потому что между ними с самого начала не сложилось чрезмерной предупредительности. — А чем ты занят, когда не рядом со мной? Читаешь? Это был интересный вопрос. На то, чтобы сформулировать интуитивное понимание, потребовалось время, и все равно получилось плохо. — Я могу и наблюдать за тобой, и читать, и присматривать за домом. Точнее… Не могу не делать этого одновременно. То есть могу, но… Я никогда не пробовал заняться чем-то одним. Я и есть этот дом, и все книги в нем, и насекомые в саду, и… в какой-то степени ты. Все происходит одновременно. — Ты все равно не убедишь меня в том, что ты в моей голове. — Нет, — Антон рассмеялся. — Скорее, это ты в моей. — Звучит как идеальные отношения, — фыркнул Арсений. — Ты, кажется, собирался закончить главу. — Помню, помню, видишь, уже сажусь. Слушай, а тебе за все эти годы ни разу не хотелось написать ничего своего? — Ты ведь понимаешь, что мой опыт бытия… — растерялся Антон, — слишком специфический? — Как раз поэтому я и спросил, — пожал плечами Арс и, не став развивать дискуссию, уставился в ноут и застучал по клавишам. А Антон провел ночь… нет, не записывая мысли, до этого было далеко, а просто в попытке облечь в слова то, как проходило его существование. Довольно непросто, когда в течение почти трех веков не задумывался о том, кто, почему и зачем ты. Каким-то образом ему, невзирая на интерес к чтению и какой-никакой аналитический ум все это время удавалось избегать экзистенциальных вопросов. Книги были про людей, но не про него. До недавнего времени он бы твердо отрицал наличие у себя личности, но теперь… То была долгая и непростая ночь, и он настолько увлекся, что не сразу отозвался, когда Арс его окликнул. Банально не услышал, хотя обычно не испытывал трудностей с тем, чтобы находиться везде и фиксировать одновременно все, происходящее в доме. С ним творилось что-то странное.***
— Мне кажется, я плохо на тебя влияю. Ты переехал в этот дом ради уединения, чтобы закончить книгу, а мое присутствие ломает эту концепцию. Кинг писал, что с этой целью заселялся в мотели без телевизора, чтобы не на что было отвлечься. А я отвлекаю. — Нет, — неожиданно всполошился Арс, — что бы ты ни надумал — не смей. В смысле, исчезать. Во-первых, я и в твоем присутствии вполне продуктивен, даже больше обычного. — А во-вторых? — Во-вторых… поздно. Если ты исчезнешь, я не смогу просто писать, будто ничего не было. Наоборот, буду скучать и тратить время на поиски способа тебя вернуть. — Значит, я зря дал знать, что существую, — резюмировал Антон. — Нет! — еще более горячо возразил Арс, вызывая недоумение. — Но ведь у тебя все было нормально, когда ты приехал. И любые… привязанности не идут на пользу твоему делу. — Если бы мог, съездил бы тебе по роже, — сухо бросил Арс, когда обрел дар речи, снова помолчал и продолжил уже мягче: — Прости. Просто… по больному. — Это как? — Да просто… иногда терпимо, иногда совсем тошно. Я… один, Антон. Всю жизнь один, метафорически, разумеется. И борюсь с этим с помощью своих книг. Потому что люди… слишком ненадежные существа, чтобы к ним привязываться. Они могут сделать какую-то глупость и разрушить все… Точнее, люди ни при чем, это у меня слишком острая реакция, но… Но все хорошее, что было с ними связано, потеряет ценность. Испортится. Поэтому я стараюсь вкладывать… чувства и силы в книги, так они в безопасности. Но… Это все равно неидеальное решение. И когда ты относишься к моему одиночеству как к средству получения контента, мне хочется орать. — Арс… я не знал этого и не хотел тебя задеть. Не забывай, пожалуйста, что я даже не человек, чтобы допустить… предугадать… — Знаешь, чего ты еще не предугадаешь? — с мягкой насмешкой над собой спросил Арс. — Я напрягся даже не поэтому. Просто вдруг подумал, что ты правда можешь начать меня игнорировать, чтобы не отвлекать от книги. А я… Я здесь впервые почувствовал, как это — писать не чтобы заглушить одиночество, а для кого-то. Эта книга — она для тебя, Антон. И это… намного более приятная мотивация, чем одиночество. Ты не отвлекаешь. Ты… ты правильно сказал, ты даже не человек, и, скорее всего, не сможешь понять, и я все это себе придумал, но я бы очень хотел… — Арсений умолк, махнув рукой, но все и так было ясно. Слова нашлись не сразу. И Антон сказал не совсем то, что чувствовал, но на что хватило сил: — Ну, ты упертый. Кто тебя знает с твоими желаниями.***
Арс был упертым настолько, что спустя всего месяц или около того, схватил Антона за руку. Офигели оба. Антон, который к тому моменту привык отзываться на это имя и иногда переговариваться, и Арс, понятия не имеющий, что такое возможно, и просто вдруг нащупавший в воздухе чужую конечность. Дело было ночью, он возвращался в спальню после очередной серии «Нулевого канала», когда древний водопровод решил издать нечто среднее между завываниями алкоголика, разбившего заветную бутылку, низким пароходным гудком и хрюканьем французского бульдога. Звук и вправду был жутким, но почему Арсу показалось удачной идеей в поисках спасения хвататься за некую непостижимую сущность — загадка. На долгую минуту оба замерли в плохо освещенном коридоре, и Антон, который прежде был повсюду, вдруг осознал, что восприятие сузилось, но стало неизмеримо ярче. — Как у тебя это получается? — вздохнул он обреченно, и его голос был в большей степени именно голосом, а не подслушанной мыслью. — Я боюсь, что если стану задумываться, ты исчезнешь, — сказал Арсений неожиданно тихо, не поворачивая головы. Антон рассмеялся, и впервые ему не потребовалось секундного усилия, чтобы от его смеха не дрожали окна. — Арс, мне почти три века, я пережил несколько войн, революцию, царей, генсеков и президентов, целую толпу жильцов. Я никуда не исчезну. И тут его окатило холодом осознания. Он-то никуда не исчезнет. А Арс? Мысль принесла столько отчаяния, что он уже сам вцепился в чужую ладонь, чувствуя тепло чуть влажной кожи. Антону редко приходилось наблюдать, как стареют люди — так надолго в этих стенах никто не задерживался. Но Арс… сколько ему? Тридцать восемь? Или уже тридцать девять? К тому же, резанула следующая неприятная мысль, Арс не обязательно проведет остаток жизни здесь. И Антону останется только наблюдать за его успехами через новые книги, если у очередных жильцов будет хороший вкус. Впрочем, ради такого он был готов освоить интернет. Оказалось, он умеет привязываться к людям. Так, как если бы сам был человеком. Или это Арс сделал его таким? Человек, оживляющий целые миры, что ему стоит наделить способностью чувствовать единственное одинокое, запертое, застрявшее во времени существо? — Тебе не больно? — вдруг спохватился Арс, и Антон едва не ответил «да», но понял, что вопрос был не о том. — Все в порядке, — заверил он, не отрывая взгляда от его профиля и изумляясь тому, что полумрак мешает видеть. Тревога на потрясающе красивом лице боролась с любопытством, однако головы он так и не повернул. Антон взглянул на их руки — точнее, руку Арса и сгусток плотной тьмы, которую та удерживала, и решил, что правильно делает. Черт его знает, что за ужас у него вместо лица. — Тебе это, наверное, не слишком понравится, но я привык думать о тебе как о человеке, — пробормотал Арсений, для верности закрывая глаза. — Понимаю, ты — намного больше и сложнее, но я-то устроен просто… Встречаю отличного парня… Просто устроен, ага. — Встречаю — в смысле, овеществляю многовековую злобную сущность, наделяю ее голосом, а теперь и материальностью… Не успею оглянуться, превращусь в долговязого лопоухого юнца с дурацкой рожей, придется есть, мыться, искать работу… — В наше время не так просто завести близкие отношения, — пожал плечами Арсений. — И ты выбрал простейший путь, — понимающе кивнул Антон. Поежился, стараясь ощутить границы окружающего пространства и, прости Господи, тела. Ощущение было… необычным. — Для меня действительно простейший. Я не очень хорошо лажу с людьми. В смысле, если нужно — то могу, но радости немного. Они слишком… — Что? Материальные? — Вот именно, — неожиданно обрадовался Арс. — В том смысле, что не понимают некоторых важных вещей. Антон вздохнул. Потом проанализировал это действие и вздохнул медленнее. Запахи. Пыли и немного старости, а еще — Арса, теплый и домашний. Кроме того — движение ребер, когда легкие наполняются воздухом. Язык. Зубы. Кожа, покрытая мелкими волосками, которые встают дыбом от прохладного ночного ветра: за поворотом коридора открыто окно. Дежа вю одолевало с такой силой, что впору было усомниться, впервые ли ему приходится чувствовать мир как человек. Ноги. Ступни. Двойственность ощущений сбивала с толку, он поколебался, но в итоге все же ощутил ступнями какую-то обувь, а не вытертый ворс ковровой дорожки. Мысль о том, что людям положено носить одежду, помогла ускорить процесс. Антон снова опустил глаза — ладонь Арса теперь сжимала до изумления обыкновенную руку, до середины предплечья закрытую чем-то вроде свитера. А этот дурак все стоял зажмурившись и, кажется, что-то беззвучно бормотал себе под нос. Надо же, колдун доморощенный! Близкие отношения ему непросто найти. Арс заметно вздрогнул, когда Антон поднял их переплетенные руки, и совсем перестал дышать, стоило коснуться губами костяшек. — Антон, — выдохнул он почти жалобно и вздрогнул так, что тот заволновался, не причинил ли боли. Но не запротестовал, так что Антон рискнул сначала спросить, а не просто прекратить: — Что? Ты ведь это имел в виду под близкими отношениями? Арс тихо всхлипнул и вцепился в его руку так, что это стало на самом деле больно. Антон наблюдал за ним с растерянностью и странным щемящим чувством, которое не позволяло нормально дышать. Краем сознания он определил это как психосоматику, а не проблемы в новообретенном организме, и несколько успокоился. А Арс… Арс свободной рукой медленно, неверяще нащупал его запястье, перешел на предплечье, потом повернулся лицом, продолжая жмуриться, и нетвердо шагнул вперед. На этот раз Антон, инстинктивно обхвативший его за плечи одной рукой, расслышал, что же он там бормотал. — Только не уходи. Пожалуйста, пожалуйста не уходи. Мне правда нужно. Я больше никогда и ничего просить не буду. Все сам, все, что будет надо, только пожалуйста… Я больше не могу. — Да не драматизируй ты, — не выдержал Антон, и его голос был почти спокойным, почти насмешливым, невзирая на две слезы, поочередно прочертившие щеки тут же остывшими влажными линиями. — Все ты можешь. — Значит, не хочу, — упрямо буркнул Арс. — Я не хочу больше быть без тебя. Можно хоть раз в жизни будет так, как я очень-очень хочу? — Прям таки всего раз в жизни, — фыркнул Антон, не без труда высвобождая свою руку из отчаянного захвата, тут же перехватил Арса за плечи и прижал к себе. — Вот просто бедный-несчастный. Любопытно узнать, как часто вселенной хватает выдержки сделать что-то вопреки твоей воле? Арсений что-то неразборчиво пробормотал. — Думаю, она тоже твой фанат, ничем другим я объяснить происходящее не берусь, — обреченно вздохнул Антон и, когда Арс завозился в его объятиях, а потом отчаянно прижался губами к его губам, смог только неловко ответить, затаив дыхание. Окончательно принял то, что этот человек всегда получает то, чего хочет. Чужие губы были мягкими и немного солеными.***
Арс отказывался смотреть на него в суеверном страхе, что он исчезнет. Возможно, это была такая постирония, чтобы справиться с неловкостью, но более вероятно, что Арс не паясничал, а действительно переживал. В ином случае у его неуемной натуры просто не хватило бы терпения неподвижно стоять в течение почти целого часа, уцепившись в неизвестно как материализовавшегося Антона, молчать и вдыхать его запах. И только когда у того начала ныть поясница, он убедил Арса переместиться в спальню — неловко, не разрывая объятий, которые этот дурак считал волшебными. Поэтому уснул, обхватив Антона всеми конечностями, так что даже мелкое движение становилось непростым испытанием. Зато утром, когда солнце проникло в комнату через незашторенное мутноватое окно, смотрел во все глаза и даже не моргал. — Лопоухий? — хрипло поинтересовался Антон спустя минуту взаимного разглядывания. Арс прищурился, оценивая, а потом для верности еще и провел по уху кончиками пальцев, щекотно и волнующе. — В разумных пределах. — А рожа дурацкая? — Все как я люблю, — улыбнувшись, подтвердил Арс. — И зачем мне не попался демиург с более-менее вменяемым вкусом? — смиренно вопросил Антон. — А я-то тут при чем? Это ты сам сказал, а я запомнил. — Я обрисовал наименее желательный вариант, — вздохнул Антон, уловил в ярких, чуть заспанных глазах неподдельную тревогу и рассмеялся. — Забудь, подходит.***
Вернувшись домой со свежими булочками из пекарни в ближайшем городке, Арс заметил перед домом машину Стаса, который не предупредил о своем визите — очевидно, надеялся застукать за чем-нибудь любопытным. Судя по выражению лица, последним, чего он ожидал, был Антон — вежливый и гостеприимный, снабдивший его кофе и развлекающий разговорами. Арсений не представлял, о чем они говорили, но его появлению Стас обрадовался неприкрыто и искренне, и тут же увлек в сад для разговора. А там молчал едва ли не пять минут — рекорд как для человека, не отличающегося эмоциональностью и ценящего свое время. Так что Арс даже заволновался, не сломал ли Антон его агента, вполне невыносимого, зато крайне полезного в некоторых ситуациях. — Как книга? — наконец поинтересовался Стас, но когда Арс стал делиться успехами, не дослушал и закивал: — Да, твой… друг так и сказал, — и снова замолчал. Арс окончательно уверился, что Стас посчитал Антона своим конкурентом, который решил переманить известного писателя. Учитывая познания Антона в литературе — ничего удивительного. — Антон — не друг, — поправил Арс, не из хулиганских соображений, а как будто искренне желая поделиться с давним знакомым новостью, которая уже несколько недель поднимала его настроение до невиданной отметки. — Мы спим вместе. И… я люблю его, Стас. Стас побелел, но больше никак не выразил своих эмоций. Только оглянулся в сторону веранды, которая давно опустела. По роду деятельности он в том числе развил в себе отличную память на лица, и теперь эта память подсказывала, что где-то он этого долговязого, кудрявого парня уже видел. И Стас был почти уверен в обстоятельствах: как-то он решил посчитать чужие деньги и выяснить стоимость дома, в который переехал Попов. Видимо, тогда ему и попался древний портрет, хранящийся сейчас в питерской галерее. Разумеется, там первый хозяин дома был изображен в мундире, с бакенбардами и намного менее легкомысленным выражением лица, но лицо было именно это. Прямой потомок? Или Арсений Попов, боль его жизни, выцепил Его Благородие из небытия, за неимением подходящей компании? Зная неуемный характер и оригинальность его клиента, Стас бы не удивился. — Знаешь, Арс, — неожиданно по-человечески, без тени всегдашнего скепсиса и язвительности проговорил Стас, — я вообще-то приехал сказать, что к тебе слишком далеко ездить. Наверное, лучше нам перейти на удаленный формат, как думаешь? Пришлешь рукопись мне на почту, хорошо? И он, не дослушав ответ, попрощался и торопливо направился к своей машине.***
— Что ты ему сказал? — Высказал свое мнение о современном книгоиздании. А ты? — Что мы вместе. Антон едва не подавился булочкой, кашлянул и заметил: — Ну, что-то из этого неслабо его напугало. — Обещал, что больше не приедет, — кивнул Арс, тоже принимаясь за завтрак. — У тебя не будет проблем? — Он не дурак отказываться от меня. Не после того, как у меня появилась персональная муза. Муз. — Не ты ли вчера причитал, что тебя держат в творческом рабстве, а кормят и трахают только за написанные страницы? — Сегодня я считаю это виртуозными способностями к мотивации. И главное — книга дописана, осталась редактура последней главы. То есть, главное не это, — тут же спохватился Арс, хотя Антон не выказал признаков обиды и смотрел с теплой насмешкой. — Главное — это ты и то, что я люблю тебя. Но Стаса интересует совсем другое, так что… — Что ты сказал? — Ну, что Стас ориентирован на прибыль, ему плевать на мою личную жизнь. Главное, чтобы я писал. — Я про другое. — А, ну… я думал, это очевидно. Я люблю тебя, Антон.