Дороги мои, дороги

После ночёвок в лесу снова спать на чистой постели было охренеть как приятно. И пусть диван немного скрипел и в комнате было душновато — плевать. За окном уже было светло. Я потёр глаза и потянулся за телефоном, чтобы посмотреть время. Но он был выключен и включаться отказывался. Что за хрень, я же поставил его вчера на зарядку. Может, шнур повредился? Мартин позади меня всё ещё сладко посапывал. Я с опаской прислушался к его дыханию — боялся, что его болезнь может перерасти в воспаление лёгких. Но дыхание было более-менее спокойным. В дверь тихонько поскреблись. Я накинул футболку и открыл — за ней стояла Лера с подносом в руках. — Спите ещё, сони? Уже час дня. — Сколько-сколько? — ошарашено переспросил я. — Сколько слышал. Двадцать первое июня, тринадцать ноль-ноль. А я вот вам травяной чай принесла. Белла сама собирала. Ну как вы тут, хорошо вам вдвоём спалось? Не баловались? — Нормально, спасибо, — я пропустил её подколы мимо ушей. — Слушай, можно где-нибудь помыться? — Мы через полчасика баньку затопим — там и помоетесь. Как раз и друг твой пропарится и сразу на поправку пойдёт. Я не был уверен, что Мартину в его состоянии можно париться в бане. Но температуры у него вроде не было, а для горла это явно лишним не будет. После чаепитья Лера проводила нас в небольшую деревянную баню. Вручила нам два махровых полотенца и, к нашему удивлению, рубахи и штаны, покроем напоминавшие те, которые были надеты на рабочих, только белые. Я сначала хотел отказаться, но не стал — у меня в рюкзаке чистой одежды не осталось. Да и настроение было каким-то приподнято-расслабленным. Я был рад, что мы сюда попали, и эти добрые самаритянки нас приютили. Мартин взял протянутый ему комплект одежды молча. С утра он, напротив, был каким-то хмурым. Ему опять нездоровится, или просто встал не с той ноги? Я понадеялся на последнее. В предбаннике он разделся, повернувшись ко мне спиной, сверкнув крепкой поджарой задницей, но тут же повязал на бёдра полотенце. Едрить твою налево, какой стесняшка. Я решил, что в таком случае тоже не буду щеголять голыми гениталиями, и последовал его примеру. — Ты как себя чувствуешь? — спросил, когда мы разместились в парилке на средней из трёх полок — не самой жаркой, но и не самой лайтовой. — Блин, странно, как будто отходняк какой-то словил, — проворчал он. — У тебя нет такого ощущения? — Да вроде нет, — я прислушался к себе. Всё было как будто бы обыкновенно. — Кстати, вчера ты сказал, что хочешь о чём-то у меня спросить. — Я реально так сказал? Забей, видимо, не в себе был. — Опять загадки? — А почему я не имею права на загадки? — Потому что они касаются меня. Он посмотрел на меня и сразу отвёл взгляд. Принялся меланхолично выводить пальцем круг на покрывшейся каплями пота ноге. А мне захотелось взять из стоящего у котла таза дубовый веник и хорошенько его отхлестать. Эта сцена прям представилась мне в ярких красках. Вот я срываю с его бёдер полотенце, властно приказываю лечь на живот и отхаживаю веником. Сначала несильно, почти ласково, а потом луплю со всей дури, до кроваво-красных следов на ягодицах. А он стонет, распластавшись передо мной… Я одёрнул себя, замотал головой, больно ущипнул за запястье. Откуда в моей голове такие идиотские мысли? Никогда не замечал за собой таких наклонностей. Наверное, от жары — не привык я к баням, голову уже напекло. От греха подальше лучше пересесть на полку пониже. Минут через десять в предбаннике хлопнула дверь, а затем в парилку бесцеремонно заглянула веснушчатая физиономия Беллы. Чёрт, могла бы и постучать. Хорошо, что мы были в импровизированных набедренных повязках. Хотя ситуация, похоже, смущала только меня. — Мальчики, долго в парилке не сидите, выйдите и чаю попейте, я принесла. А потом опять заходите, — проворковала она и снова нас оставила. Когда мы вышли, на столе действительно красовались пузатый чайник с заваркой, две кружки с уже налитым чаем и мёд. Я хотел взять кружку, но Мартин вдруг схватил меня за руку и придержал. — Слушай, не пей этот чай, а? — Почему? — Как-то он очень, э-э-э… Расслабляет. Я вчера его выпил и спал как убитый, не просыпаясь, до обеда. Со мной такого никогда не было. — Ты просто устал и ещё не выздоровел. — Нет, дело не в этом. Я вырвал руку, опасаясь, что долбанувшее меня в парилке БДСМ-наваждение снова появится, взял кружку и глотнул горячий чай. Он был таким же приятным на вкус, как тот, который мы уже пили сегодня, и немного отличался от вчерашнего, хотя я не мог объяснить, чем именно. — Ты же его пил полчаса назад. Ничего не случилось, ты не уснул, — сказал я и снова сделал глоток. Он стоял и смотрел на меня, переводил взгляд с кружки на губы, с губ на шею, с шеи на грудь. — И у меня не было никаких отходняков, — продолжил я, глядя прямо на него. Его лицо почему-то немного расплывалось, хотя на зрение у меня жалоб обычно не было. — Я всегда хреново переносил алкоголь и всякие вещества, — пробормотал он в ответ. — Башка потом трещит. А ты? К чему он это? Вообще пьянел я быстро, хотя и отходил тоже быстро, а после чувствовал себя вполне жизнеспособным. Усмехнувшись, я вспомнил, как после пьянки с родственничками Азиза мы с ним, как пара испуганных зайцев, неслись прочь от разъярённого дяди с железной кочергой в руках. Это воспоминание дико позабавило меня. Как же тупо мы, наверное, выглядели со стороны. А Азиз ведь ничего такой был. У него такие приятные пухлые губы и ресницы чёрные, длиннючие… А тело, наверное, просто охуительное. Крепкий пресс и такой же крепкий член. У Мартина небось тоже крепкий. Почувствовав лёгкое головокружение, я сел на скамейку и уставился перед собой. Не знаю, как долго так сидел, пока внезапно не увидел перед собой Кирилла. Он стоял прямо напротив меня — самый настоящий, из плоти и крови — и тряс за плечо. Я удивлённо распахнул глаза, а затем бросился на него, как зверь на свою добычу, повалил на мокрый пол и прижался к его голой груди. Его сердце так отчаянно билось о грудную клетку, как пойманный в силки воробей. Или это было моё сердце? Да плевать. Я прижался своими губами к его влажным и горячим. На нём ничего не было, кроме махрового полотенца на бёдрах, и на мне тоже. Я заскользил руками по его телу, тёплой коже, сорвал эти несчастные полотенца, отбросил их в сторону. Он мой и только мой. И между нами не будет преград. Кир сначала не отвечал на поцелуй, но я не сдавался, я держал его, раздразнивал своими прикосновениями. Орфей посмотрел на свою Эвридику, и она вернулась обратно в царство Аида. Но я не глупый Орфей, я буду держать крепче, моя Эвридика от меня никуда не денется. И я добился своего, он начал отвечать на мои поцелуи с такой же страстью, как и раньше. Взял меня за талию, перевернулся, оказался сверху. Припал своими обжигающими губами к шее, вжался своим стояком в мой, выбивая из меня сладкий протяжный стон. — Ки-и-ир, — выкрикнул я, чувствуя, как всё глубже и глубже проваливаюсь в мягкое обволакивающее небытие. — Нет. Эвридике нужен был лишь взгляд, чтобы исчезнуть, вернуться обратно в Аид. А Киру хватило моего голоса. Он растворился, исчез, оставил, отпустил меня. Блять, я оказался ничем не умнее Орфея! Он пропал, вместо его зелёных глаз я смотрел в ореховые. Вместо блондинистых волос — неровно обрезанные дреды. — Где Кир? — прошептал я. Чувствовал болезненное возбуждение, неудовлетворённость и вместе с тем страх. — Он умер, Родь, умер давно. Его здесь не было. Эти суки опоили нас какой-то хренью. Надо отсюда уходить. Мне нужно было раньше догадаться. Погоди, я сейчас… Куда же я его положил… — Нет. Нет-нет-нет, — я забился в его руках, а потом прижался к груди, будто бы желая спрятаться от всего мира. Тело вдруг стало словно чужим, сознание же превратилось в крошечную точку. Но несмотря на эту пугающую безвольность, я почему-то продолжал видеть и слышать, что происходит вокруг. Входная дверь скрипнула. — Ого-го, вы уже готовы! Быстро же, — послышался звонкий девичий голос. — Владыка будет доволен. Владыка… Какой нахер владыка? — Да… Владыка доволен, — прошептал Мартин. — Ладно, до начала праздника ещё есть немного времени. Идемте за мной, я дам вам ещё вкусняшек. Вам будет хорошо. Мартин встал, поднял с пола и меня, но ноги у меня двигались с трудом. Кто-то подошёл сзади, подхватил меня за талию, усадил на лавку. Я видел серые силуэты нескольких человек, они натянули белые штаны и рубаху на меня — Мартин оделся сам. А затем нас потащили куда-то силком. Пока нас тащили, я, кажется, успел несколько раз отключиться и прийти в себя. Картинка перед глазами мелькала, как в слайд шоу — предбанник, бледный, но с нездоровым румянцем на щеках Мартин, какие-то люди. Нас привели в большое помещение с деревянными стенами и высоким потолком. Там я снова отключился и снова пришёл в себя. Вот мы сидим на полу, сидим долго, спина к спине, а помещение постепенно наполняется людьми. А после появился высокий, очень полный мужчина с чёрной бородой и в чёрных одеждах. Людей становится всё больше — кто-то в чёрном, кто-то в сером. Бородатый смачно целует в губы Леру, потом Беллу, потом Лилю, ещё несколько незнакомых девушек, затем поворачивается к нам, в руках у него сверкает острие ножа. Сознание вяло трепещется в оковах, Мартин рядом, мы оба стоим на коленях и смотрим в пустоту. Вдруг сквозь всю ту же пелену слышны крики, скрипят петли распахнувшейся двустворчатой двери. Я падаю на пол лицом, больно бьюсь лбом. Переворачиваюсь и в суматохе среди толпы людей вижу хрупкую фигуру, чёрные длинные волосы цвета воронова крыла. Сначала я решил, что это одна из уже знакомых мне девиц, Лиля, или как там её. Но чёрт, нет, глаза у неё точно как у Кира — прищуренные ярко-зелёные ведьминские глаза. Кажется, она не видит меня, её и ещё каких-то людей пытается смести серая безликая толпа. А потом я окончательно проваливаюсь в небытие.