Дороги мои, дороги

Вдалеке, почти на самом горизонте, проплывали яхты и баржи. А ближе к берегу, в бухте, какой-то парень рассекал волны на водном мотоцикле. Я сидел на берегу и просто наблюдал за тем, что происходит вокруг, не думая ни о чём. Думать и не хотелось. Из лагеря я свалил, отказавшись обедать с Мартином и его приятелем. Сказал, что хочу прогуляться по городку. На самом деле всё ещё злился на Мартина. Городская набережная начиналась в километре от места для кемпинга. Я прогулялся по ней, дошёл до ещё одного дикого пляжа на противоположном её конце. Проход к воде здесь был неудобным из-за огромных булыжников, поэтому людей почти не было. В гнезде между тремя такими булыжниками я и обосновался. Чтобы заметить меня со стороны берега, нужно было постараться. Но Мартин постарался. В очередной раз каким-то невероятным образом он меня нашёл. — И как ты это делаешь? — спросил я. — Что делаю? — он, держа в руке шлёпанцы, добрёл до меня, намочив ноги в воде по щиколотку, и уселся рядом. — Как ты постоянно меня находишь? Сейчас, и утром в лесу, и тогда в Воронеже, и у пещер, и до этого возле реки, когда я искал свои вещи. — Хм… Кто ищет, тот найдёт. Собака сутулая. Как же меня заманали твои загадки. — Родь… — он пододвинулся совсем вплотную и опустил голову мне на плечо. — Злишься? Я отвернулся и снова принялся наблюдать за водным мотоциклом. — Извини, не надо было мне такую хрень говорить. Давай забудем об этом? — попросил он. — А зачем начинал? — Не знаю. Я дурак, наверное. — Ладно, — я вздохнул и пихнул его локтем. А он в ответ улыбнулся и обнял меня. — Да погоди ты, вдруг кто-то увидит. — Тут никто не купается. Место ты классное нашёл. Уединённое. Но больше никаких поползновений он не делал. Лишь только обнимал меня одной рукой, а другой поглаживал мою ладонь. — А чем ты помог своему этому другу, что он так радушно нас принимает? — вдруг спросил я. — Да ни то чтобы от меня потребовалось многого… Это четыре года назад случилось, летом. Его маленькая дочка, Нина, поздно вечером удрала из лагеря, ну и к морю, естественно. В общем, её накрыло и унесло, а ей пять лет было. Я увидел, вытащил её, начал откачивать. Гога к тому времени её хватился, пошёл искать. Как увидел нас, решил, что я педофил какой-то, но потом понял, что ребёнок захлебнулся. Нинку мы привели в чувство в итоге, всё с ней хорошо… Ну, было, — он грустно замолчал. — Было?.. — Да вот, лейкемию у неё нашли недавно, оказывается. Гога копит деньги, хочет за границу её отвезти на лечение. Он замолчал, принялся что-то выцарапывать острым краем одного камня на плоской поверхности другого. — Родь, может, давай тоже свалим вместе за границу и будем там жить нормально? Ни от кого не прячась, — сказал внезапно мечтательным голосом. — Ага, давай. Только, во-первых, ни у тебя, ни у меня нет паспорта. Во-вторых, нет денег. В-третьих, чем мы там будем на жизнь зарабатывать? — Документы сделаем. Ну а деньги — придумаем что-нибудь. — Да и нас надолго не впустят никуда. Будем нелегально там жить? Я с грустью вспомнил, что у Кира в Грузии жила родная тётка, и он всё планировал её навестить, но как-то не срослось. — Да ничего, сделаем все документы и попутешествуем автостопом. Я давно хотел за границей… В общем, подумай об этом. Не отказывай сразу. Он помолчал. А потом прошептал еле слышно: — Знаешь, мне так классно с тобой… просто быть. От этого неожиданного признания у меня даже голова немного закружилась. Он подвинулся ближе и поцеловал меня, провёл ладонью по щеке, обвёл пальцами скулу, подбородок, опустился к шее. Цикада поёт красиво. *** На следующее утро мы хотели снова отправиться к водопаду. Но не успели мы вылезти из палатки и немного пройтись по лагерю, как Гога сцапал нас под локти и позвал на завтрак голосом, не терпящим компромиссов. Я вообще-то хотел побыть с Мартином вдвоём, но всё же пришлось покорно пойти за его приятелем. — Ната, коза такая, трубку не берёт. Мартин, брат, можешь сходить её позвать? Она там в вагончике у пляжа. А то у меня шашлык сгорит. Мартин кивнул. — Вещи только в палатку закину, — сказал он и забрал у меня тряпичный рюкзак. А после отправился в сторону палаток. Я хотел пойти за ним, но решил, что как-то глупо будет бежать следом, как щеночек. Поэтому я опустился на скамейку рядом с мангалом и принялся сосредоточенно рассматривать свои ноги в сланцах. Лагерь постепенно просыпался, а голоса отдыхающих становились всё громче и веселее. — Хороший Мартин парень, да? — Гога подмигнул. — Ага. Нормальный. — Давно вы знакомы? — Да не особо. — А я вот года четыре уже точно. Парень-то он хороший, но, знаешь, немного, э-э-э… В общем, ты будь поосторожнее с ним. — В смысле? — я напрягся. — Да в том смысле, друг, что у него, того, психическое расстройство есть. Нет, он, может, и не опасен… До сих пор, вроде, не был опасен. Но вот что я тебе скажу, друг, если он тебе что-то рассказывал о том, что за ним гонятся и ищут его, это всё сказки. Есть у него всякие слишком навязчивые мысли. А вообще у него нормальная семья, они просто хотят его найти и помочь. Вылечить его головушку больную, если это вообще возможно. Я смотрел на него и не знал, что ответить. Первой мыслью было послать его к чёрту — с чего это он так говорит о Мартине? А второй — что надо… задуматься. — Да, не удивляйся, кстати, если он вдруг кинет тебя и испарится хрен знает куда. Такое с ним тоже бывает. Хотя ты, может, уже успел это заметить. Мартин вернулся вместе с Натой, и Гога принялся улыбаться и шутить, как ни в чём не бывало. Я же посматривал с подозрением то на него, то на Мартина. Нет, я не собирался слепо верить в то, что наговорил мне малознакомый тип. Хотя, честно говоря, о Мартине я тоже всё ещё знаю очень мало. Можно ли доверять тем его рассказам о трудном детстве, о преследователях и злобных родственниках? Поначалу, может, происходящее и казалось мне бредом сумасшедшего, но позавчера, рассказывая мне о своей семье, Мартин казался таким искренним. И когда он говорил о Косте… Вообще считывать людей и определять, что действительно у них на уме — вот это у меня всегда получалось очень плохо, и произошедшее с Киром — яркий тому пример. Я взглянул на Мартина — он, улыбаясь, подкладывал мясо в пластиковую тарелку передо мной. В тарелке я поковырялся без особого интереса. Съел пару кусков шашлыка и сказал Мартину, что пойду в палатку. Он взглянул на меня обеспокоенно. — У тебя болит что-то? — Нет, всё нормально. Просто хочу отдохнуть. — Я с тобой, погоди… — Не надо. — Мартин, брат, отстань от Родиона, дай человеку отдохнуть! — встрял Гога. — Помоги мне лучше, давай-ка за рыбой на мангале последи, она тут у народа только так разлетается. Мартин остался — наверное, решил хоть немного отработать гостеприимство своего товарища. Я разлёгся на матрасе и попытался хоть как-то разложить всё по полочкам. Да, поведение Мартина за время нашего знакомства действительно порою меня тревожило. Но реальную агрессию он проявлял лишь раз — когда накинулся на незнакомого парня под Горячим Ключом. Хоть причина для этого и была, но всё же… Я от всей души понадеялся, что он его не убил. А что касается мании преследования… Насколько у человека должно быть не всё в порядке, с окружающим миром ли или с головой, чтобы он готов был умереть чуть ли не в канаве за трассой, лишь бы не просить ни у кого помощи? И этот Костя, он ведь реально примчался по первому зову сначала к заправке, а потом в логовище тех шизиков-сектантов. Насколько высока вероятность того, что он действительно хотел не навредить Мартину, а помочь? Я здорово загнался из-за всего этого. Наверное, мне просто не хотелось снова упустить что-то важное в человеке, который стал дорог для меня. А Мартин действительно был мне дорог. Его ореховые глаза, тёплые мозолистые руки, вечная усмешка на губах. То, как он умеет подбодрить меня, и тело, каждую клеточку которого хотелось потрогать, провести губами, прижаться теснее. И уже было плевать, правильно или неправильно. Я решил, что Гога со своими предупреждениями пойдёт нафиг. А вот Мартина я обязательно расспрошу о его друге поподробнее. Может быть, даже намекну, что друг-то о нём не самого высокого мнения и слишком доверять ему не стоит. Перевернувшись на бок, я зашарил руками вокруг себя в полумраке палатки, пытаясь отыскать свой телефон. Напрочь забыл, куда его засунул. Может, забыл на столе, где мы ужинали? Отогнув створку и впустив немного света, я подхватил китайский тряпичный рюкзак, который купил Мартину по дороге сюда. Туда я ничего точно не клал, но мне вдруг стало интересно… Сам не зная зачем, я вытряхнул на матрас его содержимое. Всё, чем мы успели разжиться с тех пор, как лишились своих собственных вещей — полотенце, пара трусов, зубные щётки, ещё несколько мелочей. В потайном кармане нащупал выпуклость — кажется, там лежал дешёвенький внешний аккумулятор, который мы купили в ларьке у трассы. Я расстегнул молнию — кроме аккумулятора, там был ещё и телефон. Синий «Самсунг» с треснутым экраном и покоцанными краями, но, кажется, вполне рабочий. До этого я не видел телефон Мартина. Да и вовсе не собирался даже трогать его, пока внезапно не осознал, что точно такой же телефон был у Кира. Только целёхонький. Машинально я провёл по нему ладонью, нажал кнопку разблокировки — и на экране высветилась моя собственная фотография. Я стоял спиной между деревьями и, кажется, не подозревал, что меня фотографируют. Но это определенно мои тёмные растрёпанные волосы и серая мешковатая куртка. Возможно, меня даже умилило бы то, что моя фотография стоит у Мартина на заставке. Если бы я не был уверен в том, что её сделали задолго до нашего с ним знакомства. Это питерский парк. Петергоф? Да, кажется, он. Я открыл галерею, всё ещё не желая верить в очевидное. Несколько десятков фото, явно сделанных самим Мартином — меланхоличные пейзажи, реки, закаты, тоскливые серые панельки. Наконец, снова моё фото, снятое в суши-баре за пару дней до самоубийства Кирилла. Я не хотел верить в очевидное — в то, что держал в руках его пропавший телефон.