Дети профессора Громова

Майя боролась с подступавшими слезами. Слёзы явно побеждали. «Принцесса двора» лихорадочно соображала: кому из двоих, сидящих по обе стороны от неё, вверить своё горе? Электроничке нельзя: от слёз подруги она может испортиться, выйти из строя… Потому-то Майя приникла к плечу Сыроежкина – и разрыдалась безутешно. Сергей просто не знал, что делать. За последний год он не раз грезил о том, как ему пришлось бы спасать отличницу и спортсменку Светлову от немыслимых опасностей. Но сейчас она, Майка, вдруг оказалась невозможно близко и, всегда спокойная и разумная, в эти минуты была абсолютно беспомощна. А он, Сыроежкин, в свою очередь, ничего не мог поделать с их общей бедой… Будь на месте Майи, скажем, Элка – можно было бы пропеть что-нибудь вроде: «Плакса-вакса, гуталин, на носу горячий блин!» Но сейчас на ум не шли никакие слова… А впрочем – так ли они были нужны? Элек с Элечкой, повернувшись от окон на плач, увидели, что рука Сергея обнимает Майю за плечи. Так, словно в целом мире нет и не может быть ничего естественнее… Рыдания Майки постепенно стихали, и, кажется, эти двое были уже где-то не здесь… Электронные дети профессора Громова синхронно отвернулись каждый к своему окну. Эля, кажется, вздохнула и закусила нижнюю губу. Но тут поймала мысль брата: «Всё равно сбежим и докажем суду, что Громов невиновен, а его машина – ценнейшее изобретение!» Пальцы Элечки сжались в кулак, а потом, в боковом кармане спортивных штанов, сложились в комбинацию из трёх пальцев, направленную в сторону водителя машины и его напарника. Полицейские не обращали на возню пленников никакого внимания. Машина ехала своей дорогой, пока не остановилась у какой-то постройки. Её можно было бы с полным правом назвать сараем, не будь у входа вывески: «Образцово-показательный детский дом №1». – Вылезайте, приехали, – объявили ребятам полицейские. Все вышли – причём Сыроежкин всеми силами пытался помочь в этом Майе – и подошли к сараю. Высокий полицейский вытащил из-за пояса рупор и заорал: – Регентруда! Принимай новых воспитанников! Окно на втором этаже распахнулось. Высунулась какая-то всклокоченная рожа и закричала в ответ: – Заходите, не заперто! Полицейский открыл дверь и вошёл. Второй втолкнул внутрь сарая ребят и только тогда вошёл сам. Внутри сарай оказался куда больше, чем выглядел снаружи. Но тем более тёмным и грязным. Во всём первом этаже горела одна-единственная свеча, да и та какая-то обгрызенная. Света от неё было не больше, чем от гнилушки. Майя и Сергей с трудом различали лица друг друга. Зато Электроник и Электроничка прекрасно видели: ведут их по длинному узкому коридору, а по сторонам двери с надписями на них. Чистые иероглифы, но почему-то понятно, что обозначают они: «Тёмный чулан», «Изолятор», «Лаборатория». Электронные схемы, что вложил в свои создания Громов, фиксировали все повороты коридора. Роботы старались не выпускать рук двоих своих друзей. Полицейские, по-видимому, либо были здесь раньше и настолько хорошо всё запомнили, что теперь могли продвигаться ощупью, либо видели в темноте не хуже кошек, сов и Элека с Элечкой. Во всяком случае, «стражи порядка» совершенно безошибочно дошли до лестницы на второй этаж. – Нам наверх, – сказал низенький. – Вот лестница. Сыроежкин и Майя, как ни напрягали зрение, никакой лестницы не видели. – Где? – спросила девочка. – Темно, хоть глаз выколи. – Прямо у тебя перед носом, – довольно нелюбезно отозвался высокий полицейский. – Пошли! С этими словами он ступил на невидимую первую ступеньку. Раздался тонкий, жалобный скрип – лестницу, видно, не чинили уже лет десять. Второй полицейский ворчал из-за спин ребят: – Ну подымайтесь живее, я за всеми вами пойду! Электроник и Электроничка помогли Сергею и Майе найти первую ступеньку и с горем пополам довели друзей до площадки второго этажа. Высокий толкнул какую-то дверь – кто бы знал, как он её нашёл. И в тот же миг золотые снопы света рассекли кромешную тьму, причинив боль уже отвыкшим от света глазам двоих из пленников. Полицейский шагнул в сияние, а его напарник подтолкнул к двери ребят и сам вошёл следом. Когда все уже были внутри, дверь сама собой захлопнулась за ними. – Дураки мы! – еле слышно прошептала Элечка. – Надо было удрать по дороге! – Ничего бы не вышло, – так же тихо отозвался Элек. – Полицейские видят в темноте не хуже нас с тобой. Но дело даже не в этом: нам пришлось бы бросить здесь Сергея и Майку. Они-то ничего не видят и бегают не как мы… Так что пока обождём. Хотя бы до тех пор, когда у нас будет фонарь. – Согласна, – был ответ электронной девочки. – Страдать – так всем вместе! – Эй, вы, там! – послышался чей-то голос. – Не шептаться, когда перед вами начальство! Ребята посмотрели прямо перед собой и увидели какую-то женщину. Судя по голосу, ту самую, что кричала из окна. Волосы у неё были растрёпаны, а глаза злые, как у Бабы-Яги, которая всегда против. Тётка бросила на ребят взгляд, от которого кровь стыла в жилах, и продолжала: – Я в этом детдоме самая главная! И меня все должны слушаться! А кто меня не слушается, того я оставляю без обеда и запираю в изоляторе. Всем ясно? Гробовое молчание было ей ответом. – Молчание – знак согласия. Значит, всем! А теперь я вас запишу. Тебя, девчонка, как звать? – Майя Светлова. – Странно! А тебя, мальчишка? – Сергей Сыроежкин. – Ещё более странно! А тебя? – Эля. Э-э… Элеонора Громова, – с некоторым трудом припомнила «легенду» Элечка. – Электрон Громов, – со вздохом, не дожидаясь, пока к нему обратятся, поддержал сестру Элек. Вообще-то, ещё перед отъездом в Фонтанию, он своей рукой вписывал себя и Электроничку в загранпаспорт профессора, создавая видимость надписи «вечными» чернилами… – Записала, – мрачно сказала тётка. – А теперь объясните мне – как так может быть? У человека по фамилии Громов почти все дети с разными фамилиями. У него что, было три жены? Да притом, раз вы все примерно одних лет, одновременно? Он что, турок, ваш профессор? – Да нет вроде бы. – Тогда я вообще ничего не понимаю. Вы, молодые люди, разве не двойняшки? – Нет, погодки, – сориентировался и Сыроежкин. Всё-таки, в отличие от электронного двойника, он за последний год подрос. – Бред сивой кобылы, – констатировала заведующая детдомом. – Знаете что, идите-ка лучше спать. Я тут на досуге над этим подумаю. Девчонкам налево, мальчишкам направо. Свободные места найдёте сами. Ступайте же, чего вы встали? Выпроводив «детей профессора Громова», воспиталка залезла с ногами в кресло и принялась размышлять. Ничего у неё в голове, конечно, не сложилось, так что вскоре она переключилась на более привычные и приятные мысли. Каким бы макаром ни наплодил опальный профессор своих деток – ей, Регентруде О’Дребе, теперь достались сразу четыре новых объекта для мучений!