Дети профессора Громова

Апрельским вечером в квартиру Сыроежкиных кто-то позвонил. Трое друзей в это время сидели у себя в комнате и делали уроки. Простодушная Светлана Петровна, Серёжина мама, оказалась к двери ближе, чем ребята, и открыла, даже не спросив, кто там. На пороге стояла какая-то женщина. Стояла она так, что Элек с Элечкой и Сыроежкин из своей комнаты её видели, а она их – нет. И когда они хорошо разглядели гостью, то едва не лишились дара речи. Это была воспиталка! Та самая, что так мучила их в детдоме! Мама Сергея, ничего не подозревая, обратилась к незнакомке: – Доброе утро, а вы к кому? – Я бывшая жена профессора Громова. И пришла, чтобы вы отдали мне Электроника и Электроничку. Суд постановил, что теперь они принадлежат мне. Вот официальная бумага. Давайте их сюда! Ведь они здесь живут, разве нет? Элечка тихо прикрыла дверь в комнату почти до упора, прижалась лбом к оставшейся щели и прошептала: – Нас нет дома! Мы вообще здесь не живём! Не отдавайте нас ей, пожалуйста! Мама Сыроежкина чуть заметно кивнула и сказала как можно спокойнее: – Вы, наверное, ошиблись адресом. Здесь таких нет! – Врёшь, каракатица! – воспиталка так рассердилась, что стукнула кулаком по зеркалу и разбила его вдребезги. – А, чёрт, порезалась! Ну и ладно. Надёжные люди дали мне адрес: Липовая аллея, дом пять, квартира сто двадцать шесть. Разве это не здесь? Светлана Петровна слегка растерялась, но всё же выдала: – Наверное, вы ошиблись городом. Услышав этот простодушный ответ, Регентруда О’Дреба словно взбеленилась. Она схватила стоявшую у стены лыжную палку и начала размахивать ею перед носом Серёжиной мамы, повторяя: – Врёшь! Врёшь! Трое друзей всё это видели и уже не смогли выдержать. Элек сказал Элечке: – Слушай, давай выйдем отсюда, и пускай она нас заберёт. – Давай, – вздохнула Электроничка. – Я тоже не могу этого видеть! Брат с сестрой потихоньку вышли из комнаты в коридор и крикнули чуть не в один голос: – Оставьте её в покое! – Мы здесь, и мы идём с вами! Воспиталка бросила палку: – Вот так-то лучше, детки! Пошли! Вы принесёте мне славу! Регентруда даже не стала проверять, кого из двойников она уводит. Да впрочем, это и не нужно было: Сыроежкин стоял за спиной своей мамы и поддерживал её за плечи, старательно отводя взгляд от злого лица заведующей детдомом. После Макара Гусева – что, впрочем, осталось в прошлом – воспиталка была первым человеком, сумевшим внушить Сергею Сыроежкину страх. …Ещё долго после ухода Регентруды с пленниками Светлана Петровна не могла прийти в себя. Случившееся не укладывалось у неё в голове. Бедная женщина лежала на диване, пила сердечные капли и тихо повторяла: – А они меня пожалели! Что ж с ними теперь станется? – Да ничего особенного, – с фальшивой бодростью заверял её Сергей, сидевший рядом и державший мать за руку. – Они обязательно вырвутся! – Всё равно я за них волнуюсь. Хорошо ещё, ты никуда не делся, а то я вообще бы с ума сошла! Пожалуйста, не убегай из дому и не устраивай самостоятельный розыск. – Мам, ну конечно, не буду! Я тебе нужнее! – Спасибо! Ну, вот раз ты у меня такой хороший – будь добр, вымети осколки! Сыроежкин со вздохом поплёлся за веником, попутно придумывая, что сказать при случае Майе. Он сам не очень-то верил в то, что Элек с Элкой так запросто спасутся. Конечно, будь его воля, удрал бы – но оставалось только ждать… * * * По дороге в Фонтанию воспиталка посвятила Электроника и Электроничку в свои планы. Брат с сестрой до поры до времени сделали вид, что согласны сотрудничать с Регентрудой. В этот раз её присутствие не заставляло их настолько сильно «тормозить»… Детдом встретил их запустением и сломанными замками. Здесь ничего не изменилось со времени побега всех воспитанников и последующего отбытия заведующей на съёмки. Хорошо хоть, здание не заняли ни под что… А судьбой своих освободившихся пленников, как тогда, так и теперь, воспиталка совершенно не интересовалась. Садизм будет потом – сейчас она, Регентруда О’Дреба, поймала за хвост птицу славы! Воспиталка разослала письма во все фонтанийские журналы, которые имели отношение к образованию и воспитанию, и на телевидение – в редакции подобных же передач. Элек с Элечкой видели черновик, с которого она переписывала копии. В бесчисленных одинаковых письмах не было ни слова правды. Там рассказывалось, будто бы Регентруда нашла ребят чуть ли не на свалке. Будто бы не спала много-много ночей, пытаясь их утихомирить. Будто бы похудела на восемь килограммов, пока отучила их от разных вредных привычек. И ещё на двадцать пять, когда взялась научить найдёнышей уму-разуму. Воспиталка писала, что будто бы сначала Электроник и Электроничка, то есть, пардон, Электрон и Элеонора, были ужасными детьми. Они-де кусали и царапали всякого, кто пытался их воспитывать. Но, мол, её, Регентрудина, непреклонная воля сломила их упрямство и заставила их сесть за книги. И вот тут-то её терпение было наконец вознаграждено. Дети схватывали всё на лету. Постигнув азы чтения, они тут же выучили наизусть «Слово о полку Игореве». Едва научившись считать, они уже могли запросто перемножить два двадцатизначных числа, не прибегая ни к вычислениям «в столбик», ни к калькулятору… Здесь уместнее будет поставить пресловутые «и т. д. и т. п.», поскольку всё письмо занимало пять тетрадных листов. Кончалось оно так: «Приезжайте, пожалуйста, ко мне в ближайшее воскресенье к обеду, и вы сами убедитесь, что всё это – правда». Можете себе представить, как смеялись Элек с Элечкой, читая эту безграмотную – ни слова без ошибки – воспиталкину писанину! В другое время Регентруда, конечно, наказала бы их за этот смех, но сейчас она не сделала этого по двум простым причинам. Во-первых, нельзя портить отношения с теми, с кем ты в заговоре. А во-вторых, воспиталке не до того было. Её занимали только мысли о дне её торжества. Она теряла терпение, дожидаясь воскресенья. Она достала из сундука лучшее своё платье, купленное сразу после окончания института на так и не состоявшуюся свадьбу со Стампом и с тех пор ни разу не надетое. Она навесила на себя все украшения, какие только нашлись, начиная с цветных скрепок и заканчивая настоящими бриллиантами. В таком виде она напоминала не то папуаса, не то новогоднюю ёлку. Элек с Элечкой за глаза называли воспиталку пугалом огородным. Но сама она, вертясь перед зеркалом, приговаривала: – Ай, хороша, хороша! Жаль только, не сумею я сама так накраситься, как мне на киностудии сделали! Уж тогда я была бы просто «Мисс Вселенная» этого года! * * * И наконец великий день настал! Когда часы пробили два, в детдом съехались корреспонденты с кинокамерами, чтобы заснять вундеркиндов, и с блокнотами, чтобы всё о них записать. Воспиталка пока спрятала ребят в задней комнате. Приберегала их «на сладкое», а сначала хотела пропихнуть на телевидение свой нелепый рассказ. Сама того не желая, она дала электронным Громовым возможность продумать окончательный план её разоблачения. Элек с Элечкой сидели на подоконнике и размышляли – пока каждый про себя. Но сосредоточиться было трудновато. Слишком громко говорила за дверьми воспиталка. Она рассказывала ту же самую чепуху, что писала в своих письмах. Стрекотали камеры, снимая Регентруду на плёнку. Слышались голоса корреспондентов – они задавали воспиталке вопросы. Да и от присутствия стольких местных жителей, окружённых пусть ослабевшим, но всё же ядовитым полем, у ребят позванивало в головах. Они тщетно пытались сосредоточиться, но ничего не получалось. А рассказ неумолимо подходил к концу. Сейчас воспиталка позовёт их, а они ещё не знают, что сделают! И вдруг Элечку осенило. Она вскочила и скомандовала: – А ну отвернись! Элек послушно устремил взор в окно. Элечка скинула кофточку и юбку (с тремя оборками!). Ловко сорвала с окна штору, разорвала на несколько частей и завернулась в получившиеся лохмотья. Распустила волосы и встрепала их. – Ну всё, можно поворачиваться! Электроник взглянул на сестру квадратными глазами: – Зачем ты, Эля? – Как это зачем? Для успеха задуманного дела. Вот слушай! – она наклонилась к его уху и быстро что-то зашептала. Элек просиял: – Молодчина! – Спасибо, стараюсь. Ой, бедные наши предохранители!.. А теперь быстро, делай как я! Она нас сейчас позовёт! Электроник сорвал вторую штору и с помощью сестры за полминуты тоже превратился в невообразимое чучело. И как раз вовремя. Буквально секунду спустя ребята услышали крик воспиталки: – Детки, идите сюда! Ребята взялись за руки и сказали хором, словно сговорились: – Наш час пробил! И вышли из комнаты. Когда Регентруда их увидела, у неё глаза на лоб полезли. – Это и есть ваши вундеркинды? – ехидно спросил кто-то из корреспондентов. Но воспиталка уже сориентировалась: – Разве дело во внешности? Вот вы их проэкзаменуйте! – Хорошо, – замогильным голосом сказал другой журналист. – Начнём с простого: какую форму имеет Земля? Электроничка улыбнулась: – Форму баклажана! Собравшиеся обменялись странными взглядами. А электронная девочка продолжала: – Открыл это знаменитый учёный Фалес – не носи дрова в лес. В истории есть сведения о том, как это произошло. Однажды он сидел на огороде и считал проползающих мимо гусениц. Тут ему на голову упал баклажан. Фалес его съел и воскликнул: «Как вкусно! Земля такая хорошая, наверное, она такой же формы!» Элек зажал рот рукой, чтобы не расхохотаться на весь детдом. Зато воспиталка пребывала в полной растерянности. А её гости начали злиться и кричать: – Обманщица! – Ты столько про них наплела, а они круглые дураки! – Мы почём зря ехали через полстраны! – На одну дорогу сколько денег ушло! – Вот тебе, получай! В воспиталку полетели кинокамеры и очень скоро сбили её с ног. – Подождите, – сказала Элечка уже нормальным, не дурашливым тоном. – Это ещё самое безобидное из её делишек! У неё на совести есть и настоящие преступления! Дайте-ка чистый лист бумаги! Кто-то вырвал страничку из блокнота и протянул Эле. Минут пять она пристально смотрела на листок, и на нём постепенно проступало изображение: воспиталка машет лыжной палкой перед носом мамы Сыроежкина. Видно было чётко, как на фотографии. На следующем листке Электроничка проявила изображение толпы, стоявшей на лестнице в ночь бегства. Можно было ясно разглядеть, какие худые и бледные эти дети. – Вот видите! – объявила Элечка. – Она их держала впроголодь! А эту женщину – Светлану Сыроежкину – вообще чуть не убила. – Как… как вы это сделали? – еле выговорил кто-то из корреспондентов. От изумления он начал обращаться к девчонке на «вы». – Вы ведь ничего там не рисовали! Только посмотрели – и всё! – Да что там, просто-напросто я – машина нового поколения! И Элек тоже, то есть сначала он, потом я! Нас сделал тот самый профессор Громов, что облагодетельствовал Фонтанию подсолнечным маслом! – на последней фразе Эля шмыгнула носом, но этого никто, кроме её брата, не заметил. …Следующие два часа уцелевшие камеры снимали ребят, повествующих обо всём, что с ними случилось. Несколько корреспондентов держали воспиталку, слабо шевелившуюся под грудой дорогого оборудования. Кто-то позвонил в полицию, и оттуда, по счастью, прибыли не приятели Регентруды и Стампа, а представители новой поросли, свободной от поля Скорпиона… За последние восемь месяцев в Фонтании многое переменилось к лучшему. На суд Элек с Элечкой не остались – спешили домой. Участь воспиталки сомнений у них не вызывала. А вот обрадовать Сергея, его родителей, Майю и всех друзей хотелось как можно скорее. А потом – посмотреть в глаза профессору Громову. Брат и сестра не хотели и не могли поверить Регентруде, которая убеждала их, что Гель Иванович сам и добровольно отдал их ей, своей бывшей жене. – Если ей удалось Сыроежкина за неделю зашугать чуть не до невменяемого состояния… – Да уж, могу себе вообразить, что она сделала с нашим профессором за то время, что мы его не видели!