Продажа с рук запрещена.

      Утро. Начало нового дня. А все тело уже невероятно сильно ломит. От веревок и самого большого груза — вчерашних воспоминаний и чувств. Джотаро наверное даже сидел бы и плакался с сигаретой на пару, был бы он один. Но сейчас он не один и походу никогда и не был. Но сейчас этого не скрывают. Слабый запах чего-то сладкого и вероятно вкусного, но вспоминая вчерашнее принятие ужина, становится так же тошно. Отвратительно, а еще хуже — это придется есть, наверняка насильно и наверняка Джотаро просто послушается.       Стоит перевернуться на бок, как в районе лопаток тянуще болит, заставляет скривиться и с трудом попытаться размяться, двигая плечами и приняв уже вертикальное положение. Веревки на шее, что привязана к изголовью, хватает ровно для того, чтобы сесть, а разминая также шею, опустив голову, его посещают мысли, что красный — не его цвет. Не нравится, вызывает страх и чувство, что вот-вот слезы пойдут без остановки. Не хочется их ощущать на себе, может быть, стоило попросить о каком-нибудь синем цвете?..       Сумасшествие. Хочет попросить поменять верёвки? Хах.       А упомянутый в мыслях человек не остается лишь там, появляется в дверях, словно проклятье. У него уже на голове каждодневная, характерная ему прическа на голове, уже свои вещи, а не племянника. И снова этот красный фартук, словно смотришь на первоклассного шеф повара. Снова, утренняя, теплая улыбка, уж точно первоклассная.       — Доброе утро! — хочется отвернуться. Люди, светящиеся счастьем прямо с утра — чересчур, — Я приготовил запеканку. Я хочу, чтобы вы позавтракали, — улыбка становится шире, но не как вчера — это простая искренняя доброта, — Но сперва ведь нужно умыться и почистить зубы.       Его даже удивляет, что дядя не поступил как-то сумасшедше; не принес какой-нибудь тазик с водой и другой стакан с ней, не принёс зубную щетку и пасту ему в кровать, а развязывает веревки. Правда, не все.       — Если я развяжу руки, ударите меня, да? — говнюк. Спрашивает на слабо, и не просто, а чтобы Джотаро действительно не ударил. Наверняка не сделал бы это, потому что знает, что для его племянника слабость это повестись на такую открытую уловку. И без ответа развязывают, убирают их в полупустую тумбочку.       И Джотаро не был настроен на это, он лишь съеживается, испытывая боль при более свободной попытке размять плечи. Оставляют петлю на шее и прилагающую к ней веревку, привязанную к изголовью, словно ошейник. Студент встаёт с кровати и подолгу пялится. Мужчина не видит его, не поднимает головы, якобы разминая запястья, но все равно чувствуется эта липкая тяжесть наблюдения.       — Знаете, я думаю, вам очень идет быть на привязи, — все-таки не выдерживает Джоске, с попыткой просто увидеть реакцию на слова, но и сам не дожидается, когда на него обратят внимание.       Потянув за веревку, биолог даже спускает ноги на пол, но останавливается, колеблется, не хочет так просто слушаться, недовольно смотря на дядю, по-настоящему желающего этого сопротивления, ведь видно по самодельному лицу, словно получает оргазм от всего этого. Поэтому Джотаро и слушается, встает идет в ванную вслед за своим студентом, ему чистят зубы, самостоятельно умывают лицо. Очень унизительно. Хватит, пожалуйста. Но Хигашикате все равно, не обратит внимание на хмурые брови, совсем не от злости, на поджатые губы.       Стоит Джоске скрыться за дверью, за завтраком, он даже хватает телефон с тумбочки, собираясь позвонить кому-нибудь. Телефон дяди не заблокирован, он с лёгкостью заходит. Но слишком сильно бьется его сердце, словно боится и сомневается, когда нужно просто вбить чей-то номер и попросить о помощи. Элементарно. Но не для Джотаро. Очень сложно заставить себя спуститься и до просьбы о помощи. Заставляя себя отбросить ненужную гордость, он даже почти звонит, но пугается входящего звонка. «Мама».       — Ах, извините, мне позвонили, — слышится где то из коридора. Страх пульсирует в голове так сильно, что будто вот вот взорвется. Сейчас поймают, сейчас раскроют, поругают. Накажут, — Хотите ответить на звонок? — ему по доброму улыбаются, подходят ближе, ничего не говорят о несложной правде, почему в руках Джотаро его телефон. Джоске снова нагнетает, душит, не затягивая веревки, а неприятный звонок продолжает с болью давить на атмосферу не хуже. А хищник садится рядом, самостоятельно нажимает на кнопку принятие вызова, где сразу говорят женским голосом «Ты ведь не спишь, Джоске?». Из телефона ждут ответа своим молчанием, а Джоске взглядом, — Отвечайте, немедленно, — шипят в ухо с раздражением, заставляя дернуться.       — Извините, это Джотаро Куджо, — кое-как подобрав слова отвечают, стараясь вести себя более-менее обычно. И на его жалкие попытки быть равнодушным тихо смеются прямо в ухо. Потому что на самом деле Джотаро выглядит так, будто сейчас у него начнутся припадки, тяжело дышит, он потеет, будучи голым, и сглатывает, стараясь отвести телефон от этих звуков.       — Д-джотаро-кун? Что делает телефон Джоске у тебя? — голос сразу ставится громче и будто даже подорвались с места, что слышно по, наверное, ножкам стула, скрипящим по паркету. И он понимает что Томоко все знает, — Он что-то сделал? — недолго дают паузу на ответ, но тут же, поняв, что Джотаро во всяком случае не сможет рассказать об этом. И думая, что возможно просто позвонила в нужный момент, и если Джоске рядом, он должен вести себя тише, поэтому спрашивает простой вопрос:        — Тебе сейчас больно?       — Да, — Но это произносится только в его смелых мыслях.       Приятно. До стонов.       Его дядя как собака, вылизывает ему шею, кусает, поглаживающе сжимает в одной руке, положив сбоку. Мягко гладит щеку указательным пальцем, преданно шепчет «Как же вкусно вы пахнете». Джотаро сжимает зубы, жмурит глаза, не дай бог поддаться этому сладостратию.       — Джотаро ты тут? Все в порядке?       Вместо стонов выходит шипение, кое-как все еще контролируя себя. Температура тела поднимается, его коротко целуют в губы, касаются полутвердого члена и уже самообладание дает трещины. Из губ исходит стон, сводят брови, заливаются тут же краской от этого.       — Ты не можешь отвечать? Что Джоске делает? Он рядом?       Кажется, в обычной попытке развлечься, поставив племянника в неудобное положение, Джоске сам увлекается и стонет вместе, нетерпимо льнет ближе, шепчет что-то непонятное о любви, почти доводя и самого племянника до такого состояния. Но голос в трубке все еще там, все еще мешает, все еще зовет Джотаро.       — Отвечайте ей. Или вам нравится, что она слушает нас? — волна от голоса Джоске проходится по всему телу. Он говорит как о какой-то незнакомке, — Скажи ей, что я сейчас делаю с тобой.       Джотаро и сам был не очень хорошим ребенком в подростковые годы, но слова парня ставят его в тупик. Его гложет интерес с возбуждением, стыд и смущение с гордостью и простым «так неправильно».       — М-мне больно…       — Черт, — зло выругивается Джоске, нехотя отстает, забирая телефон и, в попытке остыть, приводит тыльной стороной руки по горящим щекам, — Да, мам.       — Что ты делаешь с Джотаро?! Немедленно отпусти его! — словно в истерике кричат в трубку, что приходится отодвинуть телефон, — Я же ведь говорила…!       — Ты что-то хотела? Зачем позвонила? — не обращая внимания на ругань, он кидает короткий взгляд на Джотаро.       Разгоряченный, уже полностью возбужденный, тяжело дышит, пытаясь придти в себя, успокоить свое тело. Стоит посмотреть вниз, взор падает на уретру, из которой вытекает небольшое количество смазки, делая еще более привлекательной яркую головку. А пересекаясь взглядами, на него стыдливо шикают, пытаясь прикрыться одеялом, но не получается, оно было под ним и, запутавшись, не тянется. Хочется помочь ему продолжить чувствовать себя так открыто и развращенно, но лишь убирает прилипшие в поту волосы с чужого лба, проходясь по щеке, довольствуясь тем, что, несмотря на нежелание, лишь прикрывают глаза, недовольно кривя лицо.       — Джоске! Не смей игнорировать мои вопросы! Отдай телефон Джотаро! Что ты ему сделал?! Он говорит, что ему больно! Я слышала!       Нет. Сейчас отдать трубку не может. Джотаро еще не готов сказать, что ему хорошо, а не больно. Не сейчас.       — Разве я могу сделать ему больно? Мы собираемся завтракать. Извини, у меня не так много времени, мне еще на учебу нужно. И пожалуйста, если не хочешь проблем, не донимай меня, — быстро договорив, он сбрасывает вызов, откладывая с громким стуком телефон на тумбочку, — Джотаро-сан, — резко поворачиваются с хмурыми бровями, но почти сразу расслабляются, — Пора завтракать. На выходных я бы хотел пригласить Холли-сан сюда. Я приготовлю ужин, — отходя к дверям, чтобы снова вернуться на кухню, он ненадолго останавливается, — Хочу познакомиться с Джолин. ㅤㅤㅤ       Он снова привязан, но веревки уже короче, не позволяют и сесть на кровати. Появились и другие веревки, ноги уже привязаны к ножкам кровати. Холодно и ужасно неприятно находиться в таком состоянии. Уже второй час, судя по часам на тумбочке, он слушает ужасную тишину, в которой если раньше было комфортно, то сейчас очень напрягает, заставляет чувствовать себя каждую секунду бессильным и на ладони другого человека. А размышляя над тем, что надо сбежать, он ни к чему не приходит. Он связан, и куда профессиональней, чем ранее, стоит задергать руками, как веревка на шее затянется. Не хочется задушить самого себя в попытке сбежать, хотя это звучит даже куда приятнее, чем быть в полной чужой власти.       Хочется уже просто в туалет, но пока Джоске не придет, чтобы развязать, должен терпеть и лежать, все время оставаясь в сознании, терпя настоящую пытку тишиной.       Джоске возвращается только в четыре часа дня. Находя Джотаро с красными, на мокром месте глазами в спальне, что пытались скрыть. Они оба не обращают внимание. Оба знают, это не исправить, не убрать чужих слез.       Он развязывает веревки с ног и рук, оставляя на шее, отпускают в туалет, а после заботливо обрабатывают раны их драки, клеют пластыри, а так же мазью запястья. Джотаро предполагал, что Джоске снова сделает еду, заставит есть, но тот лишь усаживается рядом, так же облокачиваясь на спинку кровати, и достает тетрадь свою и с чьими-то конспектами. Они почти не проронили друг другу и слова. Джоске — потому что знает, сейчас ему не ответят «Добро пожаловать домой», а Джотаро — потому что ему нечего сказать, его не послушают, не откажутся от больного счастья. Наблюдая за студентом, как он щелкает задумчиво ручку или прикусывает ее зубами, пока читает, и как самодовольно, поняв материал, нестарательно криво пишет в своей тетради позже; он думает, как этот человек может быть на самом деле таким ненормальным. От этого происходит внутренний конфликт, что, может быть, его дядя просто обманывает. Он не убийца. Этого не может быть! Просто хочет запугать, но на самом деле Джотаро не особо волнует это, чем то, как сильно этот ребенок пренебрегает собой, чтобы любить своего племянника. А Джоске, подняв взгляд на мужчину, оторвавшись от учебы, по-солнечному улыбается. Хочется плакать и улыбаться в ответ, но ответ лишь игнорирование.       — Кто такой Какеин Нориаки? — неожиданно спрашивают над ухом, еще через некоторое время.       Вопрос заставляет Джотаро забеспокоиться. Откуда он его знает? Неужели в тот день он притворился, что без сознания, и видел все? Они не могли пересечься, он на медицинском, — Коллега, — как можно обычней произносят. Но они это проходили, биолог помнит, сегодня утром подловили на притворстве, боится этого сейчас. Вопросов много, бьются водопадом о плотно сжатые губы и зубы, но нужно молчать.       — Он переживает, — коротко говорит парень и оторвавшись от тетрадей, к нему поворачиваются лицом и улыбаются, — А мне? — вскидывают бровью, — Мне ведь не о чем переживать? — вопрос риторический, уже переживают.       — Джоске, не смей, — на него хмурят брови, пытаются выглядеть строго, на него даже стали смотреть более мягко и послушно. Но Джоске в отличии от Джотаро, не дрессируется.       — А вот если я умру, вы ведь даже будете рады, — с улыбкой трагично продолжают, и приложив руку ко лбу, привстают, чтобы спуститься ниже, — Но что будет потом? Как собираетесь жить, если я снова не буду рядом? — по телу проходится дрожь от чужой руки, скользящей по прессу, заставляют напрячься. Джоске уже между ног Джотаро, лицом на уровне паха, не отрывает взгляда от глаз сверху, наблюдает за мимикой и улыбается на реакцию. Джотаро привстал, кривит рот в недовольстве, уже собираясь прогнать несного дядю, но следом ужасом замирает, — Будете продолжать умирать?       — Я не мёртв. Не говори такими словами.       — Вы знаете о чем я, — весело отвечает студент, прежде чем коснуться члена и уже перевести все внимание туда, потому что ему уже не ответят и не скажут ни одного внятного слова, захлебываясь в стонах.