Ночь перед Рождеством

Учеба в колледже виделась ей чем-то волшебным: студенчество, вечеринки, новые друзья, никаких школьных заморочек вроде формы или цвета, мать его, белья и прекрасные отношения. Учеба в колледже оказалась той еще подставой, нужные лекции, непонятные семинары, в два раза больше домашнего задания. Вечеринки тоже значительно разочаровали ее обилием наркоты и дешёвого, некачественного пойла. С друзьями все было вообще не радужно, потому что старая компания раскололась на три части, а новых заводить настроения не было. Единственным плюсом оказалась возможность демонстрировать все, что только есть в шкафу, а не одну школьную форму. А отношения… она предпочитала об этом не думать. В больнице, как назло, царила идиллия. В воздухе витали любовь и счастье. Дружеские — или любящие — подколы со стороны Огая и стойкий игнор со стороны Фукудзавы почти доводили Марико до белого каления. И еще Фёдор тупо сидел в уголке, залипая в ноутбук, и изредка советовал просто забить. Последней каплей стала нерешенная проблема с тем терактом, точнее с тем, кто его устроил. Этот Солдат явно был из бывших военных, причём из «товарищей» Марико, потому что иначе он не мог знать, что ее способность пропала. Ринтаро же до сих пор злился на их террористическую компашку за выпитый алкоголь. Еще и Мари пришлось обновлять защиту на неделю раньше, да еще и придумывать какие-то новые способы ограничить доступ посторонних к архиву. Однако это было далеко не первой ее проблемой. — Солнышко, он тебя не заслуживает, — в очередной раз сказал Фёдор, наблюдая, как тихо матерится его подруга, разбившая какой-то пузырёк. — Ты заткнешься сегодня? — со злостью прошипела девушка. — Ни за что, — Достоевский увернулся от очередного рулона бинтов. Фукудзава молча наблюдал. — Ты высшую математику сделала? — Как? — воскликнула она, запихнув папку на стеллаж. Им надо бы купить еще один. — Я не понимаю эти синусы, косинусы, теоремы… мозг вскипает. — Мне один человечек тут сказал, что ты лучшая на курсе, — фыркнул Фёдор. — Только потому что химия и биология мне даются без труда, — пробурчала Марико. — А еще у тебя самые высокие оценки по математике и английскому, ты даже на физкультуре умудрилась выбиться на первое место, — продолжал он. — Да захлопнись уже! — Фёдор увернулся от тетради по гистологии. — Как же меня все заебало… — Хочешь, я с ним поговорю? — Достоевский включил заботливого друга, хотя на его лице была хитрая ухмылка. — Хочу, — неожиданно резко обернулась Марико. — Очень хочу. И спроси, наконец, что между нами происходит, потому что я ни черта не понимаю. Дверь хлопнула, девушка выбежала из кабинета и направилась в сторону больничных палат. Фукудзава молча наблюдал. Он тоже ни черта не понимал. Впрочем, как и Огай. — Понятия не имею, — ответил доктор, когда Фукудзава поинтересовался, все ли в порядке с Марико. Они сидели на кухне и слушали, как девушка пыталась делать домашнюю работу. Слушали, потому что на ее компьютере были включены видео уроки по высшей математике, а компьютер был подключён к колонкам и… это громко. — Вроде, у них что-то с друзьями случилось, но она говорит, что все хорошо, хотя в больнице появляется только один из пяти. — Они сегодня сильно спорили с этим другом, — Фукудзава отпил саке. Он понимал, что это не его дело, но тот факт, что Огай не знал положения дел, его… пугал? Марико — запутавшийся в собственных чувствах подросток, который понятия не имеет, что делать, а взрослого, который мог бы ей подсказать, рядом не наблюдалось. Этот взрослый нажирался виски перед своим единственным выходным в сентябре. Фукудзава никогда раньше не замечал у Огая тяги к алкоголю, да и вряд ли она у него была, но эта неделя выдалась крайне нервной. Мечник даже не удивился, когда Мори поставил на стол огромное количество алкоголя и совсем немного закусок, которые, к слову, не пользовались у него популярностью. — Это не новость, — пожал плечами Огай. — Они с ним всегда спорят. — Тебе не кажется, что она перетруждается? — продолжал Юкичи. — Кажется, — кивнул доктор, опрокинув в себя очередной стакан дорогого виски. — Но я сильно сомневаюсь, что она собирается со мной делиться своей личной жизнью. — Она тебе доверяет, — возразил мечник. — Я обещал прикончить любого, кто ее хоть пальцем тронет, — фыркнул Огай. — Кроме того, Мари-чан ведёт активную социальную и половую жизнь с четырнадцати, но мне ни слова не сказала за это время. Забавно только, что сама она старательно пыталась нас с тобой свести. — И у нее получилось, — Фукудзава кивнул. В том, что именно благодаря Марико их нынешние отношения находятся на уровне «что-то между половыми партнёрами и возлюбленными» он не сомневался — она чуть ли не каждый день ночевала где придётся, лишь бы оставить их с Огаем вдвоём в пустом доме. В какой-то момент терпение доктора лопнуло, и он попросил ее хотя бы несколько раз в неделю не бегать по местам потенциального скопления бездомных. — Я не буду с ней говорить, — спустя несколько минут молчания заявил Огай, мгновенно поймав осуждающий взгляд со стороны мечника. — Но я поговорю с ее другом и попрошу его за ней присмотреть. А теперь, прости, но я спать. Высшая математика отбивает всякое желания напиваться. Он вышел, оставив Фукудзаву наедине с саке и признаком равномерной сходимости Вейерштрасса. Кажется, он начинал понимать, почему Марико была такой нервной в последнее время, с такими-то заданиями и он начнёт кидаться бинтами и книгами. Все-таки математика не его…

***

Она ненавидела математику. Цифры были повсюду — дома, на улице, в университете, даже во сне. Цифры были на пресловутых лекциях по высшей математике, на которые она ходила только из-за профессора Кафу, чудесным образом способного пробудить интерес к наискучнейшему по мнению Марико предмету. Иронично, что при всей ее нелюбви к математике, эти занятия были единственными, на которых она не спала. — Таким образом, мы получаем… — бурчал себе под нос Минабу Фукуяма. Семинар был в самом разгаре, а Марико на пару с Фёдором даже и не старались вникнуть. Если спросили Фукуяму — это надолго. Абсолютно, совершенно тупой парень, способный думать только членом, которого за каким-то чертом родители отправили на факультет биотехнологий. А страдать от этого приходилось Марико — горе-студент оказался тем еще казановой, перетрахавшим весь курс, кроме Мори, к которой старательно пытался подкатывать. К слову, безуспешно. — Садитесь, — вздохнул сенсей. — Мори, ответьте, пожалуйста… Марико без запинки продекламировала цитату из видео, просмотренного накануне. У нее появилась ужасная привычка учить наизусть все, что только можно: лекции, видео, даже сообщения Фёдора. Ну или тупые подкаты Фукуямы, которые ей только мешали относительно спокойно влачить ее жалкое существование. — Ты сейчас куда? — спросил Фёдор. Семинар по математике был последним за понедельник, так что они могли быть свободны. — Ринтаро решил, что нам с Элис срочно надо обновить гардероб, — она мотнула головой, прогоняя сонливость. Эта ночь была крайне увлекательной — признаки равномерности человека со сложной фамилией оказались очень интересным сериалом, она не могла остановиться даже пока заваривала очередную кружку горького и невкусного кофе. — Зато привнесешь что-то новое в жизнь, — на автомате ответил зевавший Фёдор. Кажется, не одна Марико проводила ночь наедине с уроками. — Как дела на программировании? — вопрос, чтобы нарушить тишину. Разговор, чтобы не смотреть в сторону студентов-политиков. — Превосходно, — фыркнул Достоевский, остановивший взгляд на одной слащавой парочке с факультета международных отношений. И ведь даже не стыдятся на виду у… у всех. Чертов Гоголь, видел же, что идёт Марико, так специально засосал какую-то однокурсницу. Марико тоже хороша, заставила Фёдора сказать Нику, что лучше им просто не думать о том поцелуе и их потенциально появляющихся отношений, если ему эти самые отношения не нужны. Другими словами, она его послала. А разбираться с этими двумя голубками Фёдору и Ивану — один с Марико, другой с Ником. А Борьке с Маринкой еще лучше, остались в своей школе и даже вникать не хотят в то, что якобы натворил Фёдор. А почему Фёдор, он только создал необходимую атмосферу, целовались Марико и Ник по собственному желанию. Чтоб он еще хоть раз руководствовался зовом сердца и шипперства, когда дело касается этих двоих. — Завтра у нас философия, — холодный, нет, ледяной тон. Марико пыталась показать, что ей плевать, но Фёдор видел, что ей не плевать. Шоппинг с дядей может послужить ей отличным способом отвлечься, но только при условии, что там не будет Фукудзавы. Мечник не был плохим человеком, он наоборот всячески помогал Огаю с Марико, но ей может стать хуже, если она будет наблюдать за их любовью. И зачем он вообще беспокоится о взаимоотношениях двух глупых подростков… — И английский, — кивнул Фёдор. — Можем вечером встретиться, обсудить завтрашний семинар. — Ага, — Марико отвернулась в противоположную от парковки сторону, смотря якобы на группу психологов, хотя все прекрасно понимали, что она просто не хочет смотреть на… да плевать вообще, он не должен об этом думать. Но он думает. И он влип. Блять. — Твой дядя уже приехал, — будничным тоном заявил Достоевский. Марико резко развернулась и пошла на ту самую многострадальную парковку, избегая смотреть куда-то помимо чёрной машины дяди. Фёдор вздохнул, помассировав виски, и направился к группе психологов, столпившихся у бокового входа. Раз уж разгребать дела сердечные ему, то он хотя бы привлечёт максимальное количество «помощников», а не будет горбатиться в одиночку. Иван не в счёт, он бедный загибается на своём лингвистическом с углублённым французским и немецким. Учитывая, что в школе у них был дай бог один урок английского в неделю, Гончаров пахал как лошадь, а тут еще любовные интриги. Ладно, пусть живет. Сугавара Цубаки. Высокая, крупная девушка с ярко-синими волосами и желтыми линзами. Таких не любят, но она пользовалась большой популярностью. Фёдор с ней познакомился на парах по философии, когда в больнице был завал и Огай достал Марико справку, а Достоевский оказался один за партой. Они никак не афишировали своё знакомство, сойдясь на том, что пока они не слишком хорошо знают друг друга. И Фёдор честно понятия не имел, какие отношения их связывают. Цубаки предложила остановиться на друзьях по переписке, ибо они только переписывались и не особо контактировали вживую, но сейчас Фёдор решил перейти на следующий этап. Сообщники. — Привет, ты Сугавара? — он мило улыбнулся девушке. — Мы с тобой вместе ходим на философию, я Дост. — Привет, — она отвлеклась от крайне неважного и крайне скучного разговора с каким-то чудиком. — Я помню тебя. Ты что-то хотел? — Да, — кивнул Фёдор. Он вдруг уверился, что мог бы без труда сделать приличную карьеру актёра. — Не могла бы ты мне помочь с домашкой на завтра? Я кое-что не понимаю. — Да, конечно, когда? Я сегодня полностью свободна. То, что они ушли сразу после пар, да еще и вдвоём, к тому же к Цубаки домой, ни у кого не вызвало подозрений, потому что эта парочка была известна на весь универ как великие отшельники. Хоть они и оба были популярны, неудивительно, что этих двоих никто не упоминал в одном предложении. Они были почти полными противоположностями: Цубаки — душа компании, популярна у девушек и парней в равной степени, но ни один из ее ухажёров еще не добился успеха; Фёдор — странный парень, общающийся только с девушкой из биотехнологов, с которой они даже не встречались, а всех, кто пытался с ним поговорить, игнорировали таким мастерством и упорством, что даже самые активные души колледжа так и не смогли добиться от него ни слова. — Итак, в чем твоя проблема? — спросила Цубаки, едва они зашли за ворота колледжа. — Уж точно не в философии. — В Марико, — закатил глаза Фёдор. — Я тебе писал об их «бурном романе»… Он ей на зло поцеловал другую, когда мы проходили мимо. — Бля-я-я… — протянула Сугавара. — Бедная девочка, и ты бросил ее одну? — Не бросил, — он потер переносицу, — она с Мори-саном уехала по магазинам. А мы будем за ними следить, потому что я свихнулся. — Меня радует объективная оценка ситуации с твоей стороны, — хмыкнула девушка. — Как ты собираешься скрывать свою личность, чтобы Марико не запалила нашу скромную конторку? — Никак. Она не запалит, в таком состоянии ее обычно интересует только еда и трата денег, а Мори-сан очень удачно подгадал момент для шоппинга. — Тогда пошли, — она пожала плечами, все еще не уверенная, что это хорошая идея. — Угостишь меня, я чертовски голодная. — Без проблем, — хмыкнул Фёдор. — Что будешь? — Имагаваяки с карри, — довольно улыбнулась Цубаки. Пожалуй, идея Достоевского не так уж и плоха, особенно если он раскошелится на что-то ещё. А, нет. Это самая ужасная его мысль, хотя бы потому что он «забыл» упомянуть о том, что дядя Марико — один из опаснейших людей города. Подпольный врач Мори Огай, как-то лечивший отца Цубаки. И Сугавара Юма с трудом смог выбраться из больницы живым, и это совсем не из-за его ранения. Информация — вот валюта клиники, а если пациент не может заплатить, то ему не повезло. — Успокойся, он меня знает, — фыркнул Фёдор. — И прекрасно понимает, зачем я страдаю этой чушью. — Но меня-то он впервые видит! — воскликнула Цубаки. — Мы умрем… господи, он нас заметил! Достоевский обернулся и наткнулся на изучающий взгляд Мори-сана. Тот явно не был настроен дружелюбно, и Фёдор даже почти смирился с тем, что резко отупел, но Огай ничего не сделал. Он спокойно отвернулся к племяннице и заговорил с ней на какую-то отвлечённую тему, а после увёл в сторону, где Марико не смогла бы увидеть горе-следопытов. — Ладно, — вздохнул Фёдор. — Она в порядке. И это была плохая идея. — Да ну, — скривилась Цубаки. — Прости, но больше я в этой игре в шпионов не участвую. — Как ни странно, я тоже, — пробормотал Достоевский, глядя, как Марико старательно бракует предложенные Огаем платья. — Хочешь сходить в кафе? Я свободен до шести. — Пошли, — Цубаки закинула на плечо розовый рюкзачок и пошла за Фёдором. Они живы, они идут кушать, и это хорошо. Даже очень. Пожалуй, ей стоит выпросить двойную порцию вкусностей в качестве компенсации за моральный ущерб.