— Весьма опрометчиво было в твоём положении одному выходить на улицу ночью, — первой нарушила тишину Марико.
— И тебе доброго времени суток, — ответил Ник. Улыбка на его лице казалась натянутой, не такой живой, какой Марико привыкла ее видеть. — Чего не спишь?
— Сессия скоро, сон сейчас — непозволительная роскошь, — она усмехнулась и сделала затяжку. — А ты?
— Удивительно, но причина та же.
Они снова замолчали. Разговор не клеился, тишина давила своей неловкостью. Оба боялись заводить разговор, боялись быть отвергнутыми. Оба понимали, что не смогут долго бегать от своих чувств. Обоим казалось, что ничего хорошего из этого не выйдет. Ник скривился и облокотился о стену клиники.
— Тебе плохо? — Марико с беспокойством взглянула на него.
— Пойдёт, — он беспечно махнул рукой и прикрыл глаза.
И снова молчание.
— Видела, как мило заснул Фёдор?
— Предатель. Он не в нашей студенческой тусовке.
Они неловко рассмеялись. Марико вздохнула и подняла взгляд наверх. На небе угадывались созвездия, луна освещала тёмные улочки трущоб Йокогамы. Атмосфера создавала ощущение полной свободы. Свободы от проблем, от работы, от сессии. Свободы от чувств.
— Когда я был маленьким и приезжал в деревню на каникулах к бабуле и дедуле, — шёпотом начал Ник, — один старик, Сергей Леонтьич, часто брал меня ночью к себе на крышу, посмотреть на звёзды. Он показывал мне созвездия, рассказывал про космос. Знаешь, небо в России прекрасно.
— Знаю, — также тихо ответила Марико. — Как бы я хотела еще хоть раз там побывать… особенно в Питере.
Ник молча согласился. У них было много общего: общая Родина, общая тоска по ней, общая мечта туда вернуться, общее понимание, что политики Японии не выпустят из страны детей, знающих так много об ужасах, которые творились в японской армии. Быть может, когда-нибудь… когда-нибудь они все вместе прогуляются по мостовой в Петербурге, покачаются на качелях во дворе, где когда-то жили и познакомились, съездят в города, в которых родились.
Марико хотела увидеть могилу родителей. Посмотреть, что стало с ее прошлым домом. Увидеть бывших одноклассников, улыбнуться еще хотя бы раз тете Зине, продававшей клубнику на рынке возле школы. Воспоминания сковывали грудь железными обручами. Ее жизнь уже никогда не станет такой же спокойной как и прежде. Но, может, оно и к лучшему?
— Осторожно!
Крик Ника вырвал ее из пучины воспоминаний. Марико испуганно обернулась на Гоголя, но тот не дал ей опомниться и оттолкнул. Девушка попятилась назад в попытках сохранить равновесие и напоролась на стену. Ситуация не прояснялась. Мозг отказывался анализировать. Перед глазами все расплывалось от недосыпа и удара о бетон. Раздался выстрел. Марико вздрогнула и попыталась сфокусировать взгляд на Нике. Несколько секунд после выстрела он стоял, тяжело дыша и вытянув руку с пистолетом вперёд. Марико несколько раз моргнула и прощупала карманы халата. Оружие Ник достал, когда оттолкнул ее.
— Ты в порядке? — сквозь стиснутые зубы спросил Гоголь. Он попытался натянуть улыбку, но его лицо скривилось в гримасе боли. Марико едва успела его подхватить прежде, чем он упал на землю.
— Не шевелись, — прошептала она. — Тебя ранили?
— Нет, — его голос звучал хрипло. Марико нахмурилась и осторожно помогла ему подняться на ноги, попутно осматриваясь. В стороне валялась бесформенная хлюпающая куча, которую девушка опознала как напавшего на них человека. Больше никого в округе не было видно.
— Тихо, — рассеянно пробормотала она, когда Ник оттолкнулся от нее и направился ко входу в больницу, — давай я помогу.
— Я и сам… справлюсь… — он зажмурился. Боль сковывала все его тело.
— Тебе нельзя так напрягаться, дурень! — казалось, ее возмущением и страхом пропитался воздух.
Она была бесполезна. Никак не смогла помочь, пока едва стоящий на ногах Ник спас ее. Единственное, что она сейчас могла сделать — оказать ему медицинскую помощь и вызвать старших для допроса нападавшего. Ну или для обследования трупа.
— Надо что-то сделать с тем человеком, — сказал Ник, когда Марико уложила его на кровать. — Я надеюсь, он выжил. Вроде, пуля попала в грудь, но я не уверен, слишком темно.
— П-полежи пару минут, я отправлю его в подвал, — пробормотала она.
— У меня в голове сейчас тысяча шуток про подвалы, — слабо усмехнулся Гоголь.
Он попытался рассмеяться на раздражённое фырканье Марико, но сломанные ребра не давали и вздохнуть без боли, что уж говорить о смехе. Иногда младшая Мори напоминала ему лисёнка — также забавно фыркает, морщит нос, когда злится. Такая же милая и безобидная для своих, но в то же время опасная для врагов. Когда выспится.
— Извини, что была бесполезна, — вздохнула она, когда вернулась. — Повернись. — Ник покорно выполнил просьбу, позволив Марико осмотреть его раны.
— Забей, — бросил он, — это всего лишь справедливая плата за спасение. Теперь мы квиты.
— Ага… к слову, ты так и не рассказал, как все произошло.
— А еще не отчитался Мори-сану об информации, которую могу предоставить.
— Ну, наркотики, которыми тебя обкололи, предоставили нам достаточно доказательств личности Солдата. Сейчас Ринтаро и Фукудзава-сама изображают активную деятельность, чтобы усыпить его бдительность и нанести решающий удар, так что не парься.
— Получается, Солдат связан с наркотой?
— Верно, он известный в узких кругах наркоторговец. Его товар состоит из определённого вида опиатов, которые производят его люди. Они же его и разработали. Всё указывает на него — он воевал, замечен в связях с известными нам террористами.
— Рад, что смог подсобить, — Ник улыбнулся.
— Придурок, ты мог умереть! — громче, чем следовало, воскликнула Марико, тут же прикрыв рот ладошкой и обернувшись на дверь. Будить пациентов поздней ночью ей не хотелось. Однако все спали.
Ник прыснул, а Марико шутливо стукнула его по здоровому плечу. Прежняя неловкость исчезли без следа, казалось, и не было тех месяцев напряжения, они все такие же хорошие друзья. Не было того пустого взгляда, каким Ник смотрел в первые дни своего пребывания в больнице. Все было лишь страшным сном.
Они разговаривали о колледже, о больнице, о прошлом. Очень долго обсуждали старших и смеялись с Достоевского, не проснувшегося даже после выстрела.
Стрелки на часах показывали три часа пятьдесят шесть минут. Час до рассвета. Три недели и четыре часа до первого экзамена. Конспекты давно забыты, сессия казалась далёкой и нереальной.
Марико и Ник сидели рядом и просто молчали. Гоголь старался не шевелиться, чтобы не тревожить раны, а Мори едва ли не засыпала. Адреналин отступил, оставив место лишь стойкому желанию заснуть и не просыпаться в ближайшие несколько суток. Марико даже задумывалась выпросить у дяди справку для колледжа, но вовремя опомнилась — пропускать важные темы в конце триместра не хотелось.
Они сидели рядом и молчали, однако оба думали об одном — небо. Волшебное, зачаровывающее своей глубиной. Мерцающее миллиардами звезд, иссиня-черного бархата, заставляющее замирать сердце от силы мистического притяжения.
— Луна сегодня особенно прекрасна, — едва слышно прошептал Ник.
Марико широко распахнула глаза, не в силах повернуться. Мысли путались, не в силах собраться в кучу. Сердце бешено колотилось в груди, дыхание сбилось.
«Что… как… почему он говорит это? — беспорядочно размышляла она. — Зачем… зачем тогда все это было? Я… мы… нет, этого не может быть!».
Все внутри сжалось в один комочек. Она не была готова к этому.
Марико почувствовала, как слабеют ее пальцы, сжимающие край одеяла. Ей хотелось сжаться в крохотный комочек, исчезнуть хотя бы на пару минут.
— Зачем… ты говоришь это? — дрожащим голосом спросила она. — Почему так поступил тогда?
Ник молчал. Он знал, что Марико не простит его. Знал, но, повинуясь неведомому порыву, сказал. Что он мог ответить? Прости, Солнышко, но моя мать немного чокнутая, поэтому я решил, что буду таким же чокнутым? Она даже слушать не захочет. Он просто все испортил. Опять.
— Это все из-за матери, да? — нарушила тишину девушка. Назад пути не было. Сознание снова прояснялось, в голове всплывали воспоминания, пазл собирался в единую картину.
— Откуда ты..? — но договорить он не успел.
— Она приходила в колледж, когда ты сбежал, — ледяным тоном оборвала его Марико. Страха больше не было, осталась злость. Злость на Ника, на его мать. На себя. — Орала на меня, говорила, что я забрала у нее сына, — Марико усмехнулась. — Фёдор молчать долго не стал, рассказал почти сразу. Прости. Мне не стоило так просто отпускать тебя.
— Нет… нет, ты не виновата! — Ник закрыл лицо руками. — Я… ты… прости, прости, прости! Я не вправе даже извиняться за это, из-за меня ты… господи, я видел, что тебе плохо, видел, и как последний дурак отталкивал тебя еще сильнее!
— Если бы я не начала встречаться с тем придурком Токитой, а поговорила с тобой, всего этого бы не было! — шептала она параллельно с ним. — Да даже до Токиты, я знаю тебя много лет, мне стоило понять, что все нечисто, еще раньше, но я все эти месяцы страдала как все те дуры, которых кинули парни… — она всхлипнула. — И Токита… божечки, ведь, если бы я не согласилась стать его девушкой, он бы не заревновал и не принял бы предложения Солдата…
— Не понимаю, почему я вообще слушал мать, свобода, господи, как тупо, я ведь даже не хотел всех отталкивать, но почему-то продолжал это делать… даже бабуля с дедулей, я понимал, что когда-нибудь они умрут и ждал этого, как момента полной свободы… бля-а-ать, какой я кретин… — он вздохнул и провёл ладонью по лицу, с болью в глазах смотря в потолок. Всю неделю, проведённую в больнице, он думал, анализировал и сжирал себя изнутри. Все, что накопилось в его душе за эти дни, выливалось тоннами сожаления и бесконечного раскаяния. Он только сейчас понял, насколько сильно ошибалась его мать.
Марико внезапно рассмеялась. Все это: слезы, исповеди, Луна и звезды создавали до безумия удивительную атмосферу, такую неповторимую и тёплую. За несколько минут они прошли целый круг принятия себя и своих чувств, признались друг другу в том, о чем даже себе порой говорить боялись. Так просто, но в то же время почти невозможно.
Ник удивлённо покосился на нее. Марико выглядела прекрасно, но при этом жутко, под лунным светом, освещающим ее заплаканное, но счастливое лицо. Глаза цвета багрового ликориса завораживали и отказывались отпускать.
— Знаешь, Луна настолько прекрасна, что и умереть можно, — звонко сказала она, повернувшись к Гоголю.
Время для них остановилось. Казалось, секунды сровнялись с часами. Мгновение зрительного контакта длилось вечность.
Ник чуть подался вперёд, но был остановлен мягким касанием Марико. Она приподнялась на коленях и медленно приблизилась к нему. Девушка нервно сглотнула и облизала засохшие губы. Ник не отрывал взгляда от ее глаз, скулы сводило от предвкушения. Больше они друг друга не отпустят. Никогда.
Марико смотрела на него сквозь полуопущенные ресницы. Его дыхание, сбитое и чуть ускоренное, чувствовалось на щеке. Ник осторожно и нежно прижимал ее к себе за талию. Казалось, все вокруг замерло в предвкушении, даже оглушительно громкий храп какого-то пациента прекратился.
Стоп. Почему?
— Мари-сан! — гулким басом закричал обладатель храпа. Подростки вздрогнули и отпрянули друг от друга, мгновенно заливаясь краской. Марико от смущённости заправила за ухо выбившуюся из причёски прядку и выскользнула из палаты.
— Ч-что-то случилось? — стараясь сохранять спокойствие, спросила девушка у выбежавшего в коридор пациента.
— Ну, эм, тут такое дело… кошмар, короче, приснился, вот… — неловко подтирая затылок, ответил он. Марико тяжело вздохнула и потёрла переносицу.
— Успокоительное? Снотворное? Кипяточка? — она учтиво указала на дверь своего кабинета.
— Эт, второе, наверное… простите, что разбудил…
Марико только покачала головой.
Получив стакан воды с таблетками, мужчина вернулся в свою палату. Спустя несколько секунд послышалось ворчание его соседей, явно недовольных ночными криками товарища.
Марико устало села на стул и положила голову на столешницу, заваленную бумагами. До конца смены оставалось ровно два часа. У нее в подвале какой-то странный тип с простреленной грудью, которого бы надо прооперировать, если она хочет узнать причину его визита. Впрочем, за тот час, в течении которого она занималась своей личной жизнью, он мог благополучно отъехать на тот свет. Однако проверить его стоило — вдруг все-таки откинулся и она может поспать до утра.
Но ее мечтам было не суждено сбыться. Незнакомец с трудом, но продолжал жить. Марико вздохнула и щелчком пальцев активировала способность. Кулон она предусмотрительно захватила из тайника в кабинете, молясь всем богам, чтобы он не пригодился.
Физическая сила никогда не была ее сильной стороной, что было огромным минусом в сложившейся ситуации. Порядка получаса ей пришлось потратить только на осторожную транспортировку странного типа, который весил раза в три больше нее самой. Еще столько же она подготавливала операционную, что следовало бы сделать до транспортировки «больного», но ее дяди поблизости не наблюдалось, а значит, можно нарушать всевозможные правила.
— Ну, странный тип, давай тебя прооперируем? — спросила она у находящегося под наркозом мужчины. Ответа не последовало. Логично.
Достать пулю и зашить рану не составило большого труда, она даже успела закончить до колледжа. К ее уходу в больнице уже были несколько санитаров, которым она строго-настрого наказала ни при каких обстоятельствах не отстёгивать нового пациента от кровати, куда она его привязала во избежание побегов. Для дяди она оставила записку с подробным описанием произошедшего и просьбой расспросить Ника о подробностях.
В колледж она шла с Фёдором. Точнее, он шёл, а она пыталась ползти за ним, ибо, как выяснилось, сон все же необходим для здоровья и нормального функционирования.
— Я так и не понял, что между вами с Ником, потому что пока ты разбиралась с делами, он активно интересовался твоими делами, причём с весьма живым и радостным видом, — сказал Фёдор, пока они ехали в метро. Покосившись на зевающую подругу, он добавил: — В отличие от тебя. Так сразу и не скажешь, кого обкололи наркотой и избили неделю назад.
— Иди в пень, — последовал мгновенный ответ.
— Ну зачем же так грубо? Я ведь всего лишь спросил, встречаетесь ли вы, — на его лице расцвела коварная улыбка. Точнее, оскал.
— Ну типа.
— Значит, вы помирились и проработали все конфликтные ситуации?
— Не морочь мне мозги, Достоевский.
Она снова зевнула и прикрыла глаза. Им выходить на следующей станции, но ведь никто не мешает ей вздремнуть на пару минут. А потом еще на полтора часа на паре по химии. А потом проспать перерыв. И еще одну пару по химии. Сон куда важнее. Впереди ее ждёт еще долгий допрос того странного типа.
Будучи полностью разбитой и уставшей, Марико с трудом добралась до больницы. Старшекурсники продали ей вопросы на экзамен по физике, и видео с нудным профессором, к ее великому счастью, потеряло свою актуальность. Дел стало значительно меньше, чем было еще утром.
— Когда ты в последний раз спала? — настиг Марико вопрос Элис, едва первая успела перешагнуть порог клиники.
— Дня… два назад? — неуверенно произнесла она. — Или три… не помню.
— Тогда иди спать, — малышка сердито надула губы и сложила руки на груди. — Уверена, в семнадцатой палате тебе не помешают.
Последнюю фразу Элис сказала с ехидной усмешкой. Марико же оставалось только вздохнуть и по стенке проползти до кабинета дяди, чтобы переодеться в халат.
— Здрасьте, Фукудзава-сама, — сквозь зевок пробормотала она.
Мечник кивнул и проводил ее задумчивым взглядом. Огай упоминал, что его племянница серьезно относится к учебе и особенно к экзаменам, однако Фукудзава и помыслить не мог, что Марико может загнать себя до такой степени, что она не может нормально на ногах стоять. Конечно, отчасти в этом была вина ее высокой нагрузки в больнице и личные проблемы, но Юкичи все равно не понимал привычку обоих Мори доводить себя до истощения работой.
Марико же чувствовала, как медленно исчезает ее желание делать хоть что-то. Санитары носились из палаты в палату, дяди на горизонте не предвиделось. Все чем-то занимались.
Марико по стене доползла до подсобки, а оттуда через скрытую дверь спустилась в подвал. Его использовали крайне редко, поэтому крысы, тараканы и пауки были его жителями по постоянной прописке.
В одной из комнат подвала горел приглушённый тёплый свет. Тишина настораживала. Обычно при допросах и пытках жертва кричит, но слышны были лишь цоканье крысиных когтей по кафелю.
— Эм… Ринтаро? — Марико осторожно заглянула в освещённую комнату.
— Ага… — не отрываясь от каких-то бумаг, ответил Огай. Кроме него в комнате никого не было.
— А где тот человек? — она подавила зевок.
— Иди спать, я уже допросил его.
Марико медленно кивнула и оторвалась от дверного косяка, к которому прислонилась, когда зашла в комнату.
— В семнадцатой палате как раз есть несколько свободных кроватей! — настиг ее голос дяди уже на выходе из подвала. Вот ведь… карма. Чтоб она еще хоть раз сводила его с кем-то.
***
— Я против! — стоял на своём Рампо.
— Успокойся, ради Бога… — вздохнула Марико. Взрослые молчали. Эдогава категорически отказывался объяснять своё поведение, но и менять мнение не собирался.
— Рампо-кун, — осторожно начал Огай, — послушай… это необходимо для спокойствия в городе. Мы должны его устранить.
— Пусть кто-то другой это делает! — настырно мотал головой подросток.
— Может, тебе амэ купить? Хочешь? Килограмм куплю, — Марико улыбнулась, сменив тактику. Рампо был еще совсем ребёнком, пусть даже гениальным, но таким капризным.
Эдогава замолчал и надул щеки. Карамель амэ была весомым аргументом, Марико пошла с козырей. Но предчувствие подсказывало, что за Солдатом стоит кто-то еще более опасный, кто-то, кому лучше не попадаться на глаза.
— Только если ты никуда не пойдёшь, — обиженно пробормотал Рампо, косясь на названную сестру.
— Она бы и так никуда не пошла, — отрезал Фукудзава. Настала очередь Марико дуть щеки. Посмотреть на Солдата ей хотелось даже больше, чем отдохнуть от учебы и работы, но взрослые точно не пустят их с собой. А жаль.
В день операции им с Рампо оставалось только закупиться карамелью и пойти к приехавшим бабуле и дедуле. Они забрали Ника из больницы, и дом Гоголей стал временной базой всей компании.
Солнце освещало улицы Йокогамы, сверкающие, уже чуть тёплые лучи падали на асфальт, крыши домов и море. Казалось, в такой прекрасный день ничто не может пойти не так.
Марина и Иван усердно спорили о политической ситуации в Японии. Фёдор и Рампо играли в какие-то очень заумные шарады. Марико и Ник обсуждали планы на новогодние каникулы. Бабуля ругала дедулю за то, что он таскал котлеты с кухни и спихивал все на недавно появившегося у них котёнка. Мори Огай и Фукудзава Юкичи думали, в какой момент все пошло не по плану.
Солдат был мёртв. Как и все его подчинённые, включая ту банду подростков.
На стене были выведены большие кровавые буквы.
«ВЫ ЕЩЁ УСЛЫШИТЕ О НАС. А ПОКА ЖИВИТЕ».
***
Студенческая жизнь Марико представлялась совсем не так, как оно получилось на самом деле. Не было шумных ежедневных тусовок, «автоматов» по экзаменам или огромного количества новых весёлых событий. Были ночные зубрёжки конспектов, работа в клинике и полнейшее отсутсвие времени на личную жизнь.
Но было кое-что, благодаря чему Марико чувствовала себя счастливее, чем во время средней школы.
Сугавара Цубаки, оказавшаяся милейшей новой подругой Фёдора. Яркая девушка со временем стала частью «девчачьей тусовки», состоящей из Марико и Цветаевой. И пусть вначале Марина противилась встречам с Цубаки из-за ее высокомерных поступков, когда они искали Ника, но после более близкого знакомства большинство конфликтов было исчерпано.
Были Фукудзава и Рампо, которые все-таки полностью перебрались к Огаю. Редко у старшего и младшей Мори выдавались свободные вечера, но если таковые все же случались, вся… семья собиралась на кухне, чтобы опробовать новый чай или насладиться старым. Огай в подобные дни по просьбам «нуждающихся» детей заходил за тортом в кондитерскую в центре города.
Были ее друзья. Иван, Марина, Борька, Фёдор и… был Ник, благодаря бабуле и дедуле освободившийся от материнского гнёта. Встречи на сто тринадцатой стали неотъемлемой частью ее жизни. Обычно они приходили в заброшенную школу ночью, когда все освобождались от занятий и работы.
И пусть Марико не могла назвать этот год лёгким, но она с уверенностью говорила, что его последние полтора месяца стали самыми счастливыми в ее жизни. Полная семья, живые друзья и зачёты по всем предметам с первого раза. Чего еще может желать подросток в шестнадцать — почти семнадцать — лет?
Марико чувствовала, что она не жалеет о прошедших днях, когда Ринтаро открывал бутылку шампанского на Рождество. Она не могла перестать улыбаться и смеяться с издёвок Элис. Впервые за многие года она отмечала Рождество, всей кожей ощущая эту волшебную праздничную атмосферу. Яркий свет гирлянд, пёстрая ёлка, рождественская курица, ростбиф, пицца и милые онигири в виде Санта-Клаусов, которые они с Рампо и Элис украшали, пока старшие возились с мясом.
В духовке допекалась шарлотка, приготовленная по рецепту Анны Орловой-Мори. Этот рецепт Марико нашла за неделю до Рождества в шкатулке, которую забрала из комнаты матери после ее смерти.
В те праздничные дни юная девушка с говорящей фамилией поняла, что нет ничего важнее семьи. Даже если семья — это дядя с немного капризной способностью, его партнёр и гениальный подросток с заниженной самооценкой и завышенным недостатком внимания.
Никто не говорил, что семья должна быть нормальной.
