В Таро Повешенный выглядит мрачным пророчеством. Но карта означает необходимость изменить жизнь, отпустить ситуацию и выбраться из ловушки, в которой вы застряли. Важно сохранять спокойствие и проработать ограничения, которые блокируют ваше развитие.
В зеркале отражалась болезненно худая девушка с чёрными кругами под глазами, покрасневшими белками и тремором рук. Точнее, не девушка. Её тень. Марико не помнила, как оказалась в кровати ночью. Вероятно, кто-то оттранспортировал её, уснувшую после долгого и тяжёлого дня, в комнату. Давно она не смотрела на себя в зеркало без одежды. Ребра стали торчать ещё более уродливо. Острые логти и колени без намёка на жировую прослойку. Глупые людишки, не смотрящие дальше собственного носа, скажут, что она больная анорексичка. Да, больная. Но не РПП. Просто работа нервная и энергозатратная, а желания даже перекусить нет. Голова снова кружилась и болела. Последствия пережитого стресса. Марико старательно не думала о вчерашнем дне, но понимала, что на работе у нее выбора не будет. А идти ей туда уже меньше, чем через два часа. Недосып ее вечный спутник. Три часа отдыха и будильник в лице Куникиды Доппо. Кажется, ему что-то нужно было, но она не особо вникала в раздражённые крики детектива. Да и стоит ли стратить силы на что-то столь бесполезное? Ей еще похоронку писать для родителей Сина… тела нет, оно было уничтожено взрывом, а эта глупая бумажка будет им единственным подтверждением звонка, который еще вчера вечером совершил Красный. Он сам вызвался совершить сие ответственное действо, а Марико не возражала. Не до того было. Дресс-код на этот день — траур. Черная юбка, такая же блузка и пиджак, копронки, сапоги на высоком каблуке и сумка с огромным количеством документов и прочей нужной дряни. Интересно, как скоро нагрянут легавые для очередной инспекции и допросов всех работников? В смысле, официальных работников. Марико была именно такой. И к ней было приковано все внимание. Взорвались ее этажи. Погибли ее сотрудники. Были уничтожены ее архивы. В ее лаборатории люди работали не просто сверхурочно. Без перерывов и выходных. И это все повод начать копать под нее. Статья 103. Статья 104. Статья 108 и 109. Статья 117. Статья 158. Статья 197-II и 198. Статья 199. Статья 201. Статья 203. Статья 204, 205 и 206, 207, 208, 208-II. И это только половина. Перечисленного уже хватает на смертную казнь, что уж говорить о безвозвратной утере того качества жизни, которое она имеет сейчас. Она — мафиози высокого ранга. Этого достаточно, чтобы постоянно быть под прицелом у полиции и военных. Ей бы очень хотелось жить спокойно. Руководить лабораторией, проводить исследования, вечерами нянчить Ари или проводить время с друзьями. Переодически выбираться на шоппинг с Ринтаро, пить вино с Чуей и Коё, зарабатывать диабет с Рампо. Когда-нибудь она начнет жить. Но не сейчас. Сейчас ее ждет мафия. Люди наверняка будут ждать от нее решительных действий, самопожерствования и твердой защиты организации. Как вчера. Она даст им, что они хотят. Покажет, на что способна Марико Мори. А потом снова уйдет в тень, но ее репутация уже будет совершенно другой. Ее будут знать не как племянницу Босса, по блату занявшую кресло зама, а как будущего руководителя сильнейшей организации эсперов в городе. И тогда она сможет жить, а не выживать. Вздохнет полной грудью, забыв о проблемах. Ведь проблем больше не будет. Однако опасность не исчезнет. Она — бомба замедленного действия. Рано или поздно каждый, кто на ее стороне, умрет. Камуи, Булгаков, Маяковский… да кто угодно! Она из мафии, у нее полно врагов, которые жаждут смерти ее родных и близких. Син тому живое доказательство. Точнее, уже мертвое. Она ничего не могла сделать. Черт, она даже предсказать этого не смогла, а ведь это было логично. Зачем еще Ищейкам инспектировать мафию, не отчеты же просматривать! Это целиком и полность ее вина. Она не проследила, чтобы все ученые были в безопасном месте еще хотя бы несколько дней. Она уничтожила рабочий график. Это ее враг устроил взрыв. С самого начала, как только Булгаков и Камуи начали делать первые шаги, она была обязана максимально отгородиться от лаборатории, да даже закрыть ее. Но она втянула их, ни в чем не повенных гражданских, в войну. Тяжелую, жестокую и кровавую бойню на выживание. По щекам потекли слезы. Терять близких всегда больно, но… Син был ей как ребенок. У нее было семеро детей, семеро амбициозных ученых, которых ждало великое будущее, а теперь их шесть. Казалось бы, она похоронила достаточно много близких людей, чтобы привыкнуть, но эта боль не то, к чему можно привыкнуть. Она убивает изнутри, разрывая внутренности на мелкие кровавые лоскутки. И она никуда не пропадает, а время не лечит. Оно просто дает возможность приспособиться, чтобы жить полноценной жизнью, не зацикливаясь на потере. Марико едва пережила смерть Бориса. Ей хватило боли. Но Камуи решил по-другому. И теперь все сначала. Слезы в подушку, истерики, бесконечные фотографии, повторить которые уже больше никогда не получится. Но это ночью. А днем она будет как обычно улыбаться, шутить, делать вид, что она ментально стабильный человек и что ей не хочется выпить яд, чтобы вновь обнять их. Просто уже восемнадцать лет с тех пор, как она потеряла маму и папу. Почти пять лет после смерти Марины. Больше года назад на ее руках погиб Борис. Двендацать часов, как мертв Син.***
Куникида был зол. Чертов Дазай не выходил на связь, а никто, кроме Мори, не мог дать ему четкого ответа. Достоевский посоветовал разбудить ее и спросить, Куникида так и сделал, но она не дала ему четкого ответа, да еще и послала на русском, показав средний палец. Доппо мог ее понять, ее ученик погиб от взрыва и спросонья она определенно не понимала, что происходит. Но злость на Дазая перекрывала все другие эмоции. Куникида добросовестно ждал три часа, пока Мори наконец соберется и соизволит спуститься в гостиную на первом этаже, но она не спускалась. И вскоре забеспокоился не только он. — Мари-сан так и не выходила? — спустя шесть часов отсутсвия новостей со стороны Мори спросила Кёка. Кажется, они с Ацуши осматривали особняк, который был больше похож на жилье европейского герцога эпохи Возрождения, чем на дом, купленный для простого существования. Куникида нахмурился и покачал головой. Достоевский, сидящий в кресле, с особенной агрессией застучал по клавиатуре. Доппо заметил, что эмоции Крыса проявляет только при упоминании Мори, Гончарова или Гоголя, в остальное время он больше походит на безразличного к происходящему и помешанного на работе маньяка… порой Куникиде было жутко находиться в особняке, но особого выбора у них не было. — Может, стоит ее проведать? — робко поинтересовался Ацуши. — Нет, — отрезал Фёдор. — Сама выйдет, как в себя придет. — Разве у нее нет дел на работе? — подал голос Одасаку. Он нервничал, потому что не один Дазай пропал. Анго тоже не отвечал. — Мори-сан должен понять, почему она не пришла, а Марико нужно время, или господа детективы не знакомы с болью потери? — Фёдор печатал уже менее агрессивно, его волнение никуда не делось. Марико слишком сильно привязывается к людям и местам, и эта смерть не могла пройти бесследно для нее. Особенно сейчас, когда она рассталась с Ником… Заночевал Фёдор в гостиной, в глубине души грея мысль, что ближе к утру Марико спустится, но нет. Она не ела ничего уже двое суток. Около шести утра Фёдору позвонил Огай, спросив, не выходила ли на связь Марико. На звонки и сообщения она не отвечала, но около десяти вечера была в сети. Достоевский хотел было прошерстить ее аккаунты в мессенджерах и социальных сетях, но вовремя одернул себя. Когда он делал так в последний раз, Марико прочитала ему четырехчасовую нотацию и сменила все пароли, которые он, впрочем, все равно узнал. И лезть в ее пространство будет не самым дружеским поступком с его стороны… — Ты не спал? — спросил спустившийся в гостиную Иван. На часах было шесть тридцать утра, а Гончаров всегда вставал с рассветом, чтобы успеть больше и не сбить режим. — Ждал Солнышко. Фёдор зевнул и снова уткнулся в ноутбук. Казалось бы, простая воровская организация, но ее масштабы были прямо пропорциональны количеству работы у верхушки Крыс. И даже если Ник сейчас был занят в России делами России, оставались другие страны СНГ и не только, которые приносили немало денег и проблем. — Безуспешно, как я понял. — Зришь в корень. Что на завтрак? — У тебя это не завтрак, а сонник. Ты спать собираешься? — Завтра? Через неделю? Когда закончу решать проблему с поставками в Грузию? — Ты меня бесишь. Я закончу, иди спать. Не хватало нам еще две амёбы вместо одной… — Кто вторая амёба? — Марико, идиота ты кусок. — Сам такой, — снова зевнул Фёдор, выключая ноутбук. Ему и правда лучше отдохнуть… В семь утра просыпался Куникида и будил Ацуши, который просто не мог твердо отказать "семпаю", когда тот пытался приучиться бедного тигренка к распорядку. К восьми на завтрак сползало остальное Агентство, кроме Рампо, и Цубаки. Эдогава приходил ближе к десяти. В одиннадцать из неизвестного укрытия, которое по теории Ивано было домом Мори-сана, Огай привёз Фукудзаву, чтобы детективы в полном составе смогли где-то уединиться и все обсудить. К двенадцати Гончаров закончил с Грузией и приступил к Беларуси и Азербайджану, параллельно читая сообщения от Есенина, передающего информацию Гоголя по поводу России. Ровно в два часа дня все дружно спустились на обед, не было видно только Марико и Фёдора. В три Акико пошла с Цубаки перебирать одежду, остальные с Иваном планами не делились, а он и не жаловался. В пять рутина сдвинулась с места. Пожаловал незваный гость, и Гончаров уже успел перебрать всевозможные варианты личности потенциального вторженца, как с лестницы донесся размеренный стук каблуков. И Гончаров мог бы списать все на Цубаки и Йосано, если бы их не сопровождало обязательное щебетание и хихиканье. А больше в доме никто, кроме одной личности, не носил туфли на шпильках. — Привет, — кивнул Иван подруге, когда она проходила мимо гостиной прямо к выходу. Марико остановилась и повернулась к нему. Немного поморгала, чтобы сфокусировать вымотанный взгляд красных от долгого плача глаз, и кивнула. — Привет, — она прочистила горло, чтобы голос звучал менее хрипло, но это не помогло. — Заметно, что я плакала? — Сила макияжа? Синяков под глазами и пигментных пятен — вечных спутников долгого плача — и правда не было. — Только капилляры в глазах полопались. — Сделаем вид, что я работала всю ночь. Снова домофон оповестил всех обитателей особняка о госте. — Это ко мне, — медленно произнесла Марико. — Где все? — В основном на втором этаже, в библиотеке. Позвать их? — Нет… сможешь сделать так, чтобы они сюда не спускались? — Хорошо. С тебя потом подробные объяснения. — Только если заваришь чай с ромашкой, — она слабо усмехнулась. Иван кивнул и вышел из гостиной, сжираемый любопытством. Кто же этот таинственный посетитель, ради которого Марико надела коктейльное платье, каблуки и дорогущие украшения? Тем временем сама Марико, сделав несколько глубоких вдохов, отворила дубовую дверь. — Миленько… — с интересом осматривая интерьер, произнес гость. — Решила шикануть перед решающей битвой? — Выбирал Фёдор, — фыркнула она. — Переходи к делу. Гость только улыбнулся краешками губ и медленно расположился на диване. — Кота не отпускай, у нас уже есть линяющее животное… — Марико брезгливо подняла с дивана белую шерстинку и скинула ее на пол. Вероятно, стоит сказать Ацуши, чтобы он трансформировался только в какой-то определенной комнате, а не по всему дому. — Жестоко с твоей стороны, — Булгаков поджал губы, усаживая черного толстого кота себе на колени. Его же Бегемот зовут? Странное имя для кота, но этому подходит. — Тут слишком тихо для дома, в котором скрывается Агентство. — Ближе к делу. — Ну раз ты настаиваешь… Впервые в жизни Марико ощутила, что была неправа, издеваясь над Одасаку во время конфликта с Гильдией. Потому что Булгаков делал ровно то же самое, и это бесило. У нее не было сил на пустую болтовню, которой занимался Михаил. Хотелось спать. — Наши цели совпадают, Марико, — он говорил на русском, медленно и тихо. Она чувствовала, как хриплый голос проникает под кожу, по сосудам перемещается прямиком в мозг и заполняет сознание. Отвратительно. Отвратительное чувство. — Не думаю. — Почему же? — он изобразил искреннее удивление, в то время как пустой взгляд темный глаз смотрел прямиком в душу Марико. — Ты хочешь убить Фукучи, я хочу того же. Ты хочешь доказать Преображенскому, что исследования эсперов возможны без подопытных живых, я тебя в этом полностью поддерживаю. Ты хочешь выжить… я тоже хочу, чтобы ты выжила. Марико нахмурилась. Подобная расстановка приоритетов пугала. Люди ставят на последнее место то, что должно быть на первом, а последним пунктом в списке Булгакова стоит ее выживание. Он сделает все, чтобы она жила? Жутковато. — Весьма интересные цели. Начнем с Преображенского. Я уже доказала ему это. Ты опоздал. — Ты не докопалась до сути. Я могу поставлять тебе хорошие трупы сильных эсперов… — Не приплетай сюда работу. — Ну, раз не хочешь сотрудничать, я настаивать не стану. — Почему ты хочешь убить Камуи? Вы на одной стороне, — Она напряженно сверлила Булгакова взглядом. Тему выживания ей хотелось оттянуть как можно сильнее. — Ты тоже была с ним на одной стороне, но это было не очень весело, не так ли? Она фыркнула и отвернулась, уставившись на картину времен Ренессанса. Прекрасное творение, репродукция Рафаэля Санти с религиозным сюжетом. Фёдор любит гостиную именно за эти картины, смотреть на которые можно было вечность. Однако вечности у них не было. — Чего ты хочешь от меня? — чуть раздраженно спросила Марико. — У меня есть информация, без которой вам не победить. Я готов поделиться ею в обмен на… — он загадочно улыбнулся, выдерживая паузу, — информацию от твоего дяди. Марико удивленно выгнула бровь. Булгаков продолжал молча смотреть на нее, явно в ожидании словесной реакции или вопроса. — Что конкретно тебя интересует? — закатив глаза, подала голос Марико. — Видишь ли… после экспериментов у меня начали развиваться некоторые патологии. И я бы хотел знать, как от них избавиться. — Какие патологии? Говори прямо. — Мои внутренние органы по одному отказывают, а врачи, работающие на меня, бессильны. Я присоединился к Фукучи в надежде, что мне помогут, но нет. Без знаний об экспериментах я погибну. — Вот и отлично, мне же лучше, — она натянуто улыбнулась и с хлопком соединила ладони. Булгаков скривился, но ничего не сказал. Ее ненависть заслуженна, и он не может отрицать своей вины в по меньшей мере трёх ее ужасных воспоминаниях. — Ты получишь информацию взамен на информацию. Все честно. — Не говори мне о честности. Меньше всего я хочу, чтобы кто-то из вашей веселой компашки выжил, и если информация от Ринтаро поспособствует твоему магическому исцелению, я сделаю все, чтобы она не попала к тебе. — И лишишься ценных сведений. — Все ваши планы базируются на идеях Фёдора, не так ли? — возражает она. — Но, тем не менее, вы до сих пор нас не победили, — он снисходительно смотрит на нее, отчего Марико чувствует, как к горлу подкатывает тошнота. — Я справлюсь и без твоих подачек. — Это помощь. — И в ней я также не нуждаюсь. — Ты не нуждаешься… как самоуверенно. Думаешь, сможешь в одиночку все провернуть? Марико, если ты откажешься сейчас… — Мне плевать. Если бы ты хотел помочь, то сказал бы, что лабораторию собираются уничтожить, — она перешла на гневный шепот. Как он смеет после всего, что произошло, появляться у нее на глазах. Тем более просить о сотрудничестве и помощи. — Я не знал. — Не ври. Без Маяковского они бы не провернули такой трюк, а он — твоя подстилка — не смог бы скрыть такую важную информацию от тебя. — Владимир не моя подстилка. — Оу, так ты снизу? — она хихикнула. Настала ее очередь издеваться. — Ты не знаешь, о чем говоришь. — Я говорю о вас. И если тебе больше нечего сказать — дверь сам найдёшь. — Марико, я правда не знал. И мне жаль. — Заткнись, — она поджала губы. Лжец. — Я не лгу, — он взглянул на нее с плохо скрываемым отчаянием. Умирать боятся все, и Марико понимала его страх, но не могла переступить через себя и помочь. Только не после всего. — А я не верю, удивительный факт, — язвительно пропела она, отворачиваясь к окну. — Лабораторию подорвал не Владимир. Бомбу заложил Дзёно Сайгику, которого Фукучи убедил, что это правильно. Что мафия — зло, и вас надо истребить. — Зачем ты мне это говоришь? — она подняла усталый взгляд рубиновых глаз на него. Эмоции, который она так старательно хоронила, отдавались вялой болью в груди. — Твои слова ничего не изменят, он мёртв. Ей нужно было произнести это вслух. Внутри как будто разжался тяжёлый комок отрицания, смешавшийся с гневом и торгом. Наступила депрессия. Дальше будет принятие, но дорога до него кажется слишком длинной. — Мне жаль, — повторил Булгаков. Возможно, ему правда было не все равно, но какая ей разница. Он — враг, а враги не могут по щелчку пальца стать друзьями. Это долгий путь, пройти через который им не суждено. — Что толку от твоей жалости? — сдавленный смешок сорвался с ее губ. — Я уже сказала, что не соглашусь на сотрудничество. Чего тебе надо? Булгаков напряженно молчал. Его пальцы, до этого перебиравшие шерсть Бегемота, застыли, а на лице отразилось выражение тяжкого раздумья. — Ну? — Марико вопросительно изогнула бровь. — Вспоминаешь, где… — Я расскажу тебе все, — перебил ее Михаил. — Абсолютно все, что знаю. Взамен… К моменту, как Марико все же удалось выпроводить Булгакова, она была абсолютно истощена. Он ушел под яростное шипенье кота, поставив ее перед выбором. Предложение, отказаться от которого, казалось бы, невозможно, но она боялась давать согласие. Он пытается повесить на нее все большую ответственность, о которой она не просила. Марико не искала трудных путей решения своих проблем. Она обычно делала то, что первым пришло в голову, и оно срабатывало, потому что никто ничего подобного не ожидал. Но у нее было знание, что рядом есть дядя, который прикроет и поможет не сесть за что бы то ни было. А Булгаков пытается лишить ее всякой опоры. — Как прошло? — похоже, Иван услышал звук захлопнувшейся дубовой двери. — Стрёмно, — Марико сморщилась и поёжилась. — Нужен звонок другу. — Фёдор спит, Дазай на связь не выходит, у Рампо свидание с По на третьем этаже. — Я про тебя говорила, — закатила глаза она. — Булгаков умирает. — Хорошая новость? — недоумённо спросил Иван. — Ты не выглядишь радостной. — У него есть информация, что в принципе логично, и он готов ею поделиться. — А взамен?.. — Либо Ринтаро расскажет ему, как вылечиться, либо я… — она сглотнула, — либо я полностью возьму на себя руководство всем противостоянием Камуи. — Первый вариант, я так понял, сразу отпадает. — Ага… но Фёдор мне недавно сказал, что вышел на человека, который поможет нам отменить действие странички, не выкрадывая ее у Камуи. Он просил никому не говорить, но… — Я не скажу ему, что знаю, — он мягко улыбнулся. Иван редко улыбался или демонстрировал эмоции. Его часто называли кирпичом, бесчувственным или душнилой, но лишь самые близкие видели его изнутри. И лишь с ними он мог позволить себе проявить чувства. — Верю. Они еще долго могли бы сидеть в гостиной и обсуждать "булгаковскую дилемму", но их прервали спустившиеся из библиотки Куникида и Одасаку. Их удивлению не было предела, когда внизу обнаружился не только вечно хмурый Гончаров, но и улыбающаяся с какой-то его шутки Марико. Куникида уже хотел было начать по привычке ругаться на нее, но вовремя одернулся — она старше, а причина сидеть безвылазно в комнате у нее была. Так что Доппо оставалось лишь молча переминаться с ноги на ногу, пока на Одасаку свалилась священная миссия разузнать, где же оставшийся из детективов, кто не присоединился к остальным. — Рад видеть тебя тут, Марико, — осторожно начал Сакуноске. Его собеседница, недоуменно склонила голову и кивнула. — Ты не знаешь, где Дазай? Он не входит на связь. — Знаю, — отрешенно ответила она. — А он вам зачем? — Дазай — часть Агентства, — подал голос Куникида. — Мы волнуемся… — Не стоит. Он в безопасности, — в ее голове возник портрет этой самой "безопасности". О, он определённо будет в порядке, однако его целостность она гарантировать не может. — И всё же мы бы хотели с ним связаться. Одасаку выразительно посмотрел на нее, Куникида рядом кивнул. Марико закатила глаза и под насмешливый взгляд Ивана включила телефон. — Знал бы ты, кому я сейчас звоню, — пробормотала она другу на русском. Он лишь усмехнулся сильнее, не пытаясь заглянуть на имя контакта, однако любопытство все же закралось в его душу. Размеренные гудки были слышны в погруженной в тишину гостиной, хотя громкую связь Марико не включала. Атмосфера накалялась без видимых на то причин. Одасаку и Куникида заметно нервничали, что резко контрастировало с расслабленными Иваном и Марико. — Алло, — раздался хриплый полусонный голос с той стороны трубки. — Привет, Дазай у тебя? — сходу задала она вопрос. Похоже, у собеседника был отсыпной после нескольких рабочих суток. Которые случились по ее вине. — Тут дрыхнет, а что? — он звучно зевнул. — Его коллеги переживают, что это великовозрастное дитя попадёт в передрягу. — Я ему конечности пообрываю, если очередную хуйню сделает, — собеседник выразительно рыкнул. — Надеюсь на тебя. Прости, что разбудила, на меня надавили и заставили. — Ага… навестить если решишь, он откроет, приезжай завтра. — Хорошо, я на работу еще заеду перед этим… Они еще несколько минут обсуждали рабочие вопросы, но Куникида и Одасаку в них особо не вникали, отойдя в коридор, где тихо переговаривались. — Дазай живёт у Чуи? — вопросительно выгнул бровь Иван, когда Марико сбросила звонок. — Неа, — она загадочно улыбнулась, склонив голову на бок. — Он живёт с Чуей. — В чём разница? — В первом случае он просто временный сожитель Чуи. А во втором они не просто сосуществуют, а параллельно активно устраивают свою личную жизнь. Иван в понимании прищурил глаза и издал протяжное "оу". — Откуда информация? — Чуя-кун не умеет следить за воротником, чтобы тот скрывал засосы, — фыркнула она. — А ты будто умеешь, — саркастически заметил Иван. Марико закатила глаза: — Умею. Просто не вижу смысла делать это при вас. Иван раскрыл ноутбук, поставив его на диван рядом с собой. Работы только прибавилось за то время, пока он слонялся по этажам в ожидании свободной от незваных гостей Марико. Сама же Мори листала накопившиеся за эти сутки непрочитанные сообщения. В чат лаборатории она так и не зашла. Чуя заспамил ее личку фотками стопок документов и папок, которые предназначались ей, но которые сбросили на него. Коё несколько раз поинтересовалась ее душевным состоянием. Двадцать восемь пропущенных от Ринтаро. Три от Фукудзавы. Одиннадцать от Элис. И сто сорок семь от… …Ника. Меньше чем за сутки, пока она не заглядывала в телефон. Булгаков с ней связался, подкинув письмо с прикреплённой к нему железкой через распахнутое окно, поэтому потребности в мобильнике она не испывала. А с утра пропущенных еще не было. — Слушай… — дрожащим от напряжения голосом сказала она, — а в России сейчас все в порядке? Ну там, в офисе проблем нет? — Нет, — Гончаров оторвал удивленный взгляд от экрана и посмотрел на Марико. — А что? — Да так… — она прикусила губу, отворачиваясь к стене. — С Ником что-то? Марико медлила. Она не знала, как сказать о своих чувствах, о страхах и сомнениях касательно их с Ником отношений. Она окончательно и бесповоротно запуталась. — Я не знаю, — Марико вздохнула. — Он слал мне письма каждый вечер, но позавчера я отправила ответ, как раз перед… — она сглотнула тяжелый комок в горле, сморгнув слезы, — и вчера он ничего не прислал. Я написала ему, что хочу поговорить и все обсудить, а он заигнорил. Прочитал и ничего не ответил. А сейчас… Она протянула Ивану телефон, показывая на колоссальную цифру пропущенных. Это было в стиле Ника, но игнор… он никогда никого не игнорировал, даже если не хотел разговаривать. Всегда прямо отвечал и говорил, если что-то не устраивает. И Марико это знала. Прочитанное сообщение навевает тревоги, будто по ту сторону экрана сообщение прочёл вовсе не Ник. — Я уточню у Сергея… позвони пока бабуле с дедулей, может, они знают. Лично мы не связывались уже несколько дней, только по электронке документы слали, так что… Марико кивнула и, украдкой вытерев мокрую щёку, вернулась обратно в комнату. Телефон полетел на незаправленную кровать, платье она забросила куда-то в самые недра шкафа, туфли полетели под журнальный столик. Из камода она выудила мягкую пижаму и, взяв ноутбук, устроилась под одеялом. Звонить или не звонить? Если не позвонит, так и останется в блаженном неведении. Быть может, даже влюбится еще раз, а если нет, то забудет свою первую и единственную любовь. Наступит спокойная жизнь, одинокая и рутинная, наполненная серыми буднями, недосыпом и недоеданием. Хочет ли она забыть все, что было и сквозь уничтожающую боль отпустить прошлое? Она попытается в последний раз. — Алло, дедуль, привет… — она прочистила горло, слушая радостные возгласы Григория Степаныча. — Слушай, у меня вопрос тут… — Про оболтуса нашего что ль? — Да-а, про него, — без особого энтузиазма пробормотала она, пытаясь как можно сильнее оттянуть момент, когда ей все же придётся задать вопрос. — В российском филиале сейчас все хорошо, ты не знаешь? Ну там, работы не много, проблем нет? — Да не, нормально все, — удивленно ответил он. — Там же этот, как его, Блок всем заправляет. Он проблемы решает до того, как они появляются, так что внук только бумажки перебирает. — Понятно, — Марико поджала колени к груди, утыкаясь в них носом. — Хотя стой… у них сейчас какой-то завал, оболтус орёт постоянно на кого-то, ругается, бабка только и успевает в него сковородки запускать, Ари-то слышит всё. — А почему ругается? В отчётах все хорошо было… — Да там сначала телефон посеял, третий день на новый все данные перекачивает, потом еще лысый хер какой-то объявился, внучок его чуть не придушил, но лысый вовремя свалил… — Погоди… лысый? Высокий такой, неприятной наружности, на уголовника похож? – Да, да, да! — откликнулся дедуля. — Я с площадки детской видел, когда Ари выгуливал, так что разговора не слышал. Твое любопытство удовлетворено? — Ага, — задумчиво произнесла Марико. — Спасибо. Пока… Звонок сбросился. Марико задумчиво перебирала в руках телефон. Все сходится. Ник не отвечал ни Ивану, ни ей, ничего не писал, потому что у него не было телефона, а установить все на новый он банально не успевал из-за Маяковского. И Булгаков не наврал, сказав, что Владимир во взрыве не участвовал — того не было в России. Теперь она понимает все их планы.