Ночь перед Рождеством

Николай Гоголь не считал себя агрессивным человеком. Он контролировал свои эмоции и поступки почти всегда, а вывести его на откровенную и несдерживаемую злость была крайне тяжело. Однако одному индивиду семейства лысых обезьян это всё же удалось. Но обо всём по порядку. Эта история началась не так давно. Ее пролог чрезвычайно прост — Ник потерял телефон. Где? Неизвестно. Как? Он вообще понятия не имеет. Купить новый труда не составило, но вот с восстановлением симки Есенину пришлось потрудиться. Занимался этим Сергей, потому что Гоголь сочинял поэмы. После нескольких "песенных подкатов" дедуля сказал, что пора выходить на новый уровень и писать стихотворные признания в любви самостоятельно, а на аргумент внука о его неумении сочинять рифму ответил, что ходить он тоже раньше не умел. Вот так, перекинув все дела на Сергея, Николай почти все своё свободное время уделял поэзии. Нет, он отправил в тайне от дедули одно письмо со строками песни Марико, потому что просто не успевал придумать новое, а отправлять курьера каждый день было уже традицией. И что, что теперь Сергей не сможет забрать новую симку ближайшие сутки. Еще одним досугом Николая стали игры и прогулки с Ари. Бабуля на старости лет решила открыть бизнес и пекла домашние пироги на заказ, ибо делать все равно нечего, а забота о ребенке свалилась на мужчин. Они особо не возражали, конечно, но порой подавляли желание тоже начать печь пироги. Так, одним весенним мартовским днём они вышли на заснеженную петербуржскую площадку под домом, чтобы выгулять ребёнка. Ник даже на дату обратил внимание — первое число. Ариадна капризным ребёнком не была, да и запросы у нее не высокие, но любая ее просьба всегда выполнялась. Именно поэтому спустя двадцать минут игры на горке Ник пошёл в ближайший магазин за шоколадом. Идя по скользкой дороге с магазина, Ник на автомате поздоровался с каким-то лысым, имени которого он даже не помнил. Лицо знакомое, а где видел — неизвестно. И только спустя десять минут до него дошло, что то был никакой не сосед и даже не электрик. Владимир Маяковский. Сердце бешено застучало. Как он мог так проворонить? Фёдор ничего не писал, значит, они тоже не знали… Он - единственный, кто может защитить дедулю, бабулю и Ари. Найти лысую голову врага не составило труда — тот, будто ожидая, что Ник его заметит, стоял около одного из подъездов и щёлкал семечки. Подавив улыбку, Гоголь сообщил дедуле, что отойдёт по работе, и направился прямиком к Маяковскому. Рискованный шаг, особенно если учесть, что им не известно, насколько силён Владимир. — Какое знакомое лицо! — воскликнул Ник, мгновенно переключившись с волнения на привычный образ шута. — А чего хмурной такой? Маяковский, вынырнув из своих размышлений и посмотрев на Гоголя, расплылся в улыбке. — Тебя жду, думал, уже не придёшь. — Рад, что смог оправдать твои ожидания! Со стороны казалось, что они соревнуются, у кого улыбка шире и наигранней. Как будто два непримиримых врага встретились на мирной территории… хотя почему как будто? Так и было. Устраивать битву насмерть рядом с детской площадкой не собирался ни один из них. — Ну и зачем ты явился? — взгляд Гоголя потемнел, но улыбка осталась такой же беззаботной. — Я в свой законный отпуск в родную страну приехать не могу? — с деланной обидой спросил Владимир. — А любовника где забыл? На этом моменте мог бы влезть дедуля с комментарием об их еврейском диалоге, но он все еще играл с Ари на площадке, чему Гоголь был несказанно рад. — Он не мой… — начал было Маяковский, но, увидев скептический взгляд Гоголя, замолчал и прочистил горло. — С твоей подружкой. — раздражение в его глазах сменилось ехидством и он снова улыбался, глядя на оппонента. — К слову о партнёрах… милые письма. Признаюсь, я даже прослезился… Сердце Ника забилось сильнее, несмотря на то, что внешне он выглядел все таким же спокойным — годы тренировок сделали своё дело. Неужели письма не доходили до Марико? Есенин — предатель? — Я прям-таки вижу, как в твоей голове происходят мыслительные процессы, — рассмеялся Владимир. Он лгал и оба это знали — распознать истинные эмоции Гоголя не представлялось возможным. Маяковский тем временем продолжил, так и не упомянув, что от писем он видел только конверт, и то мельком: — Я тоже скинул Мише свои фотки, но он почему-то их не оценил… — Пф, конечно! — рассмеялся Николай. — Кому вообще могут понравиться твои лысые фотки? — Ну раз Булгаков меня продинамил, может… — он расплылся в гадкой ухмылке, — …может, прежде чем добивать Марико фотографиями, стоило поразвлечься? Или, может, мне стоит звать ее Солнышко? Гоголь почувствовал, как кровь ударила в виски. Здравый смысл отошёл на второй план, уступая место гневу. Кулаки сжались, жалобно захрустев костяшками пальцев, а глаза зло прищурились. Что. Он. Только что. Сказал про Солнышко? Про его Солнышко? — А она кстати милашка, — довольный реакцией врага, Маяковский и не думал замолкать. — Не красотка, но что-то в ней есть… Интересно, а в постели она… Казалось, мир остановился. Вечно шумный двор замолчал. Тишину разрезал противный хруст ломающегося носа. — Совсем жить надоело? — тяжело дыша, произнёс Гоголь. Ему уже стало плевать на находящуюся совсем рядом детскую площадку, хотелось только одного. Убить. — А ведь она бы даже не сразу поняла, что я не ты… — Владимир гундосил, игнорируя хлещущую из носа кровь. Второй удар пришёлся по рёбрам. Маяковский не стал ждать третьего и, резко выпрямившись, ударил кулаком в челюсть противника. Голова Ника резко повернулась в сторону, но с места он не сдвинулся. По подбородку потекла темная струйка крови из разбитой губы. Гоголь попытался схватить врага за воротник куртки, но тот был быстрее и потянул его за косу. Впервые в жизни Николай прочувствовал главный недостаток длинных волос. Второй рукой Владимир сделал несколько ударов по лицу Ника, а ногой пнул его в живот, заставляя закашляться. Придя в себя, Гоголь со всей силы наступил каблуком ботинка на ногу Маяковского. Тот, не ожидавший такого ярого сопротивления от явно побитого и ослабшего врага, выпустил косу и тут же был прижат к земле. Захват Гоголя был идеален, не признать этого Владимир не мог. — Вот теперь ты, тварь, никуда не сбежишь, — злорадно прошептал Ник. Маяковский не видел его лица, но мог с уверенностью заявить, что Гоголь нацепил свой самый жуткий оскал. — А тут ты ошибся, — кровь заливалась в рот и мешала нормально говорить. — Потому что есть еще кое-что… Договорив предложение, он исчез. Испарился прямо из захвата Гоголя. Громкое и чувственное "Блять!" прервало оханье мамочек на детской площадке и бабушек с лавочек. Ускользнул… Причём с помощью способности самого Ника. Гадкое чувство. Сам себя подставил, получается? Даже не заметил плаща, спрятанного под курткой… сам Гоголь о способности даже не задумался — кто ходит гулять с ребёнком, готовясь к битве! Очевидно, это должен был быть Ник, ибо в России он, чтобы охранять этого самого ребёнка, но не будем об этом. На животе наверняка останется огромный синяк, который наверняка будет много болеть. Лицо уже опухло, кажется… особенно губа. И зуб нижний выбит, к стоматологу придётся идти. Чёртов гад. — Ты это, домой иди, не пугай детишек, — Ник вздрогнул от прикосновения дедули к его плечу. — И бабке на глаза не попадайся пока с такой красочной рожей, умойся сначала. Понял? Он кивнул. — Где Ари? — хрипло спросил Ник. — В песочнике с друзьями играет, за ней мамашки другие присматривают, — дедуля покачал головой. Казалось, прошли те времена, когда мелкий Николай приходил домой с прогулок весь побитый и без зубов, но, видимо, еще нет. Во бабка-то причитать опять будет… На следующий день вернулся Есенин, а следом за ним курьер Портовой мафии передал письмо от Марико. Ник даже позабыл обо всех проблемах и бессонной ночи, проведённой с Блоком в поисках Маяковского, — он был слишком счастлив. Но радость продлилась недолго, её перекрыла острая необходимость срочно разобраться с Владимиром. Гнев от его слов не отпускал Гоголя, а после ответа Марико желание убить лысого только усилилось. — Ты б поспал хоть, — сказала бабуля, когда на Петербург уже опустились сумерки, а Ник сидел за ноутбуком и раз в несколько минут созванивался с Блоком по стационарному телефону. Времени вставить симку в новый у него не было. — А то ишь! Сначала вернулся с побитым лицом и злющий, теперь вот из компьютера не вылазишь! — Бабуль, я работаю, — отстранённо пробормотал Ник. — И чем скорее закончу, тем скорее мы сможем вернуться в Японию. Отчасти он соврал — дата их возвращения совсем чуть-чуть зависит от убийства Маяковского, но ведь устранения одного из врагов сделает их на шаг ближе к цели, так что отчасти он сказал правду. — Ой, ну тебя! Работай. Пирожки в холодильнике, а мы спать. Не шуми только. Ник отстранённо кивнул. Вновь зазвонил стационарный телефон, Блок вышел на след Маяковского и уже направил за ним людей. Ночь обещала быть бессонной и нервной. Чтобы не мешать родным, Гоголь плотнее закрыл дверь в свою комнату и вернулся за кресло. Его взгляд упал на аккуратный конверт, лежащий у самого края стола. Марико… интересно, как она там? А ведь у него совсем вылетело из головы, что этой ночью, в два часа по питерскому времени, взорвалась пятая башня. О погибших умолчали, и всю злость на Камуи перекрыла радость от получения ответа Марико, но сейчас, когда он остался наедине со своими мыслями, гнев вернулся. Даже если никто из лаборатории не пострадал… это было детище Марико. Она почти семь лет развивала свои этажи, работала сутками для архивов, но всё оказалось уничтожено. Её импульсивное, по словам Блока, нападение на военную базу, было вполне оправдано. Будь Ник там, он бы шёл по обломкам стен и трупам солдатов рядом с ней. Интересно, а Марико не пострадала? Фукучи мог ее сильно ранить… Вернее, он уже ее ранил, а моральная боль, как известно, сильнее физической. Вновь зазвонил телефон, и Ник поспешил взять трубку, чтобы никого не разбудить. — Ложная тревога, — холодно доложил Блок. Гоголь устало откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. — Я спать тогда, — пробормотал он. — Звони, если появится новая информация. — Связаться с Фёдором Михайловичем или Иваном Александровичем? — Нет. Отправь им липовые отчёты… в Йокогаме и без лысых чертей проблем хватает. — Понял. До связи. — Угу… Проснулся Николай в девять часов сорок три минуты утра от оглушающего звона стационарного телефона все в том же кресле. Тело затекло, каждое его движение сопровождалось хрустом костей. Ужасающе неприятное утреннее комбо, особенно если прибавить ноющее после вчерашней драки лицо и мешающий жить синяк в районе солнечного сплетения. — Алло… слушаю, — охрипшим и еще не проснувшимся голосом сказал Ник, подняв телефон. — Нашли человека, который видел, куда направился человек, кодовое имя которого "лысый чёрт", — усмехнулся в трубку Блок. — Шутки с утра пораньше? Одобряю, — вяло рассмеялся он. — А мне по какому поводу звонишь, если Маяковского еще не нашли? — Свидетель запрашивает круглую сумму, пять тысяч долларов. Без денег показания отказывается давать. — А вы сегодня родились? — чуть раздражённо произнес Гоголь. Из-за такого пустяка будить — верх неуважения. — Сделайте так, чтобы это он вам пять касарей принёс вместе с инфой. — Понял, — вздохнул Блок. Пытки он не любил, даже если пытают не его. Звонок был завершён, а Ник попытался вновь уснуть, но желудок взбунтовался. Бабуля снова готовила пироги, так что в квартире стоял божественный запах свежей выпечки. Кажется, на этот раз шарлотка… жаль, что опять на заказ. — Доброе утро, — отчаянно зевая, Ник зашёл на кухню. — Доброе-доброе, — усмехнулась бабуля, орудующая венчиком. — Пирожки вчера так и не поел. Небось уснул в кресле, я права? — Ник отвёл взгляд под неодобрительное цоконье бабули. — Садись давай, я блины сейчас пожарю. — Бабуль, ты чудо, — сонно пробормотал он. — Сейчас только умоюсь… Завтрак затянулся на несколько часов. Сначала бабуля сделала блины, потом она заставила внука дегустировать оладьи по новому рецепту. А какие оладьи без сырников? Нику пришлось есть и их. Следом проснулись Ари с дедулей, поэтому он остался на кухне, болтая с ними о всякой чепухе. И к концу завтрака до обеда оставалось ровно пятьдесят шесть минут. От Блока новостей не было, поэтому Ник решил загрузить новый телефон и перекачать на него все данные через ноутбук. Впервые он порадовался существованию резервного копирования данных на телефонах. Интернет, как назло, едва шевелился. Всё грузилось крайне медленно, отчего Гоголь ходил кругами по комнате и матерился на вай-фай. Около четырёх часов дня, когда Ник уже наслаждался новеньким телефоном и сериалом на фоне, вновь зазвонил стационарный телефон. Блок говорил быстро, запыхавшись и нервно, что было ему совсем не свойственно. Услышав заветное "Мы нашли его", Ник подорвался с кресла и, кое-как собравшись, поехал по нужным координатам. В квартиру к бабуле, дедуле и Ари уже прибыли доверенные люди, так что он не волновался за них, состредоточившись на первостепенной задаче: убить Маяковского. Машина неслась по дорогам Петербурга, нарушая всевозможные правила дорожного движения. С каждым поворотом Гоголь все больше удивлялся, как он ни с кем не успел столкнуться. Штрафы проблемой не были — денег много, а если отберут права, то он просто купит новые. Маяковский был замечен в одном из тех районов Петербурга, о которых среднестатистический турист и не слышал. Добрался до него Николай только через час сквозь несколько пробок. Благо, Владимир не заподозрил, что его уже обнаружили, а потому Нику не пришлось ехать обратно, матерясь на жизнь еще сильнее. — У вас, надеюсь, уже есть план, — тоном, не предвещающим ничего хорошего, обратился он к Блоку. — Потому что я собираюсь размазать его мозги по стене, как только его завижу. — Наш план заключался именно в том, что Вы его немного помотаете, — с полуулыбкой на губах произнёс Александр. — Мы же перекроем ему всевозможные пути к отсутплению. — Отличный план, получишь премию! — Благодарю. Только оставьте его живым, пожалуйста… нам еще допросы проводить, перед Фёдором Михайловичем отчитываться, да и простая смерть была бы слишком лёгкой для него. — Сам знаю, — Ник кровожадно ухмыльнулся. — Но никто не запрещает мне хорошенько поиздеваться над ним, верно? И, не дожидаясь ответа, исчез в плаще. Блок устало потёр лицо рукой и оглядел подъезд, в котором жил Маяковский. Через некоторое время тут всё будет в крови, а убирать снова ему. И все же Александр ненавидел свою работу. Ник тем временем уже осматривал квартиру врага под взгляд его прищуренных глаз. Маяковский убегать не собирался — а смысл, если этот клоун все равно не отстанет. — Миленькая хата, — цыкнул Ник. — Ага. Так и будешь стоять у порога, как неприкаянная девица? — А ты хочешь, чтобы я зашёл? — Быстрее начнём — быстрее закончим. Маяковский весьма красноречиво хрустнул пальцами и сделал шаг вперед. Ник ухмыльнулся. Победить будет нетрудно. Владимир пробежался взглядом по противнику. Теперь, когда на нём более облегающий наряд, больше напоминающий, правда, клоунский, оценить его физическую подготовку стало проще. Подтянутое тело, широкие плечи, не перекаченные руки и ноги. Маяковский даже был почти уверен, что у Ника есть неплохой такой пресс. Словом, Гоголь определенно за собой следил и походы в качалку не пропускал. Чего не скажешь о Маяковском. Шпала под два метра, худой и жилистый. Сперва может показаться, что преимущество на стороне Гоголя, но Владимир так просто не сдастся. Худшим раскладом было бы, используй Николай свою способность, ибо его плащ был на нем, а плащ Маяковского мирно висел в шкафу, однако тот сбросил ненужную ткань. Хочет честного боя? Неважно. Резкий выпад вперед. Маяковский обхватил врага руками и, крутанувшись на девяносто градусов, впечатал его в тумбу. Ник, несмотря на боль, еще шире улыбнулся и пнул Владимира в живот. Его хватка ослабела и Гоголь, воспользовавшись ситуацией, отцепил Маяковского от себя, отбрасывая в противоположную стену. — Ты сегодня не в форме, верно? — прошептал Ник, ударяя его кулаком по лицу. Маяковский скривился от боли и дернулся в сторону, избегая нового удара. Уворачиваться вечно было бы бессмысленно, поэтому он, блокировав очередной хук слева, попытался схватить Гоголя за косу, но успел захватить только резинку с помпоном. Ошибка стоила ему дорого — ребра пронзила острая режущая боль. — С-сука, — прохрипел Владимир, прижимая руку к окровавленному боку. Ему не дали и шанса на победу. Гоголь пришёл подготовленным. — Грязно играешь… — А теперь поговорим о твоей судьбе, — Ник кровожадно улыбнулся и приставил нож к горлу скатывающегося по стенке Маяковского. По дороге на место у Гоголя был целый час, чтобы придумать, что он скажет Владимиру, когда прижмет его к стенке, и он этим часом воспользовался. Но начать речь он не успел — гробовую тишину квартиры нарушила тихая вибрация телефона. Жесткий взгляд Ника сменился на недоуменный и он, не убирая одну руку с ножом от горла Маяковского, второй достал из кармана телефон. — Кто вообще носит на задания телефон? — прохрипел Владимир. — Заткнись, — тихо сказал Ник. Недоумение на его лице переросло в шок. От: Марико Привет, мы можем поговорить? Марико написала ему? Да еще и с просьбой поговорить? Все налаживается! Сначала ответ, теперь это сообщение… Радостная улыбка Гоголя, казалось, ослепляла. После нескольких месяцев разлуки у него впервые появился шанс услышать ее голос… высокий и тихий, проникающий под кожу, заполоняющий всё сознание. Он был готов слушать ее часами, какую бы пургу она не несла… Маяковский обхватил его руку, держащую нож, отодвигая от себя, и, резко перевернулся так, что теперь в невыгодном положении оказался Ник. Перед глазами Гоголя заплясали тени — приложили его об пол нехило. Сжав отобранный нож двумя руками, Маяковский замахнулся и ударил. В последний момент Гоголь перехватил его запясться, оттягивая от себя. По физической силе он явно превосходил Владимира, поэтому оружие отлетело в комнату, но противники даже не обратили на него внимания. Маяковский снова замахнулся, на этот раз кулаком, однако Ник подался вперед, ударяясь лбом о чужой лоб и перекатился, хватая первый попавшийся под руку предмет. Он даже не успел понять, что это было, прежде чем ударил Владимира по голове. Тот чуть пошатнулся, но ориентир не потерял. Николай останавливаться не собирался — схватив Маяковского за грудки, он потянул его вниз и с силой приложил об пол. Владимир вцепился в запястья врага в попытке оторвать его от себя, но Ник, ослепленный ненавистью и острой головной болью, вновь и вновь ударяя затылком о ламинат, уже давно окрасившийся багровым. — Хва… хватит… — с трудом прохрипел Владимир. Его хватка на запятьях Гоголя давно ослабла, сознание ускользало, удары обрушивались один за другим. — Тебе повезло, что ты нужен нам живым, — презрительно бросил Ник, отпуская ворот рубашки Маяковского. — Но не обольщайся, это ненадолго. С этими словами и он ударил Владимира кулаком по лицу, уже походящему на кровавое месиво, нежели на что-то адекватное. — Отрубился… — пробормотал Гоголь скорее для себя, чем для соседей, высыпавшихся на лестничную клетку, чтобы выяснить причину шума. Блок пытался разогнать толпу, но безуспешно. Дверь была открыта, и свидетелями преступления стали по меньшей мере пять человек. Ник скривился и потёр сначала затылок, а потом и поясницу. Чёртов Маяковский. И так после него всё болело, а тут еще добавились травмы. — Николай Васильевич, Вы как? — Блок взволнованно огоядел растрепанного начальника. Коса расплелась, волнистые волосы спутались и предавали Нику куда более помятый вид, чем было на самом деле. — Порядок, — он потянулся под аккомпанемент хрустящих костей. — Этот мешок, — он потыкал носком туфли в бессознательное тело Владимира, — на базу. Полицию, надеюсь, никто не вызвал? — Нет, тут все привыкшие еще с девяностых. Просто драка, экшн, мафия, ничего серьезного. — Знаешь, последнее предложение не звучало как обыденность для гражданских. — Знаете, не Вам судить. — Но мы осудим, — на его лицо вернулась прежняя усмешка. — Я домой, приберись тут и отчёт мне сделай. Дорога до дома прошла куда более спокойно. В машине играла спокойная музыка, Ник отчаянно зевал, предвкушая вкусный ужин и долгий сон. Все его мысли крутились вокруг Марико и ее сообщения, но кое-что он упустил. Телефон так и лежал у стены в коридоре квартиры Маяковского. К тому моменту, как пропажа была обнаружена, Гоголь спокойно поедал пирожки с картошкой и хвастался дедуле прогрессом с любимой. Блок привёз телефон уже поздно вечером — его забрал дедуля и аккуратно положил рядом с мирно посапывающим в кресле внуком. На утро Ник проснулся с ломотой во всем теле и стреляющей головной болью. Взгляд упал на телефон. Секундная замешка. Гоголь схватил новенький самсунг и в считанные секунды нашел контакт Марико. Вызов. Не отвечает. Она не ответила ни в первый раз, ни во второй, ни в двадцатый… На сорок третий Ник нервно потирал переносицу. Между шестьдесят пятым и шестым вклинился звонок Фёдору — Достоевский тоже не брал трубку. После восемьдесят восьмого Ник едва ли не рвал на себе волосы… Сто сорок семь раз он позвонил ей. Сто сорок семь раз она не ответила. Сто сорок восьмой состоялся спустя три часа после предыдущего. — Алло, — высокий и тихий голос, проникающий под кожу, заполоняющий всё сознание.