Ночь перед Рождеством

Марико чувствовала, как её голова медленно раскалывается надвое. Блокнот в толстом переплёте был почти исписан за несколько часов структурирования информации и тщательного анализа действий врага. По-хорошему ей следовало бы созвать срочное совещание всех трёх организаций, но для начала ей хотелось обдумать всё самой. Гениальность Рампо, Фёдора и Дазая начала её бесить. И почему же простые смертные вынуждены часами сидеть над проблемой, а они с первого взгляда понимают, как всё решить? К тому времени, как на улице стемнело окончательно, Марико чувствовала себя настолько уставшей и выжатой, что перестала осознавать происходящее. Рингтон телефона больно ударил по ушам. Не глядя на имя или номер звонящего, она приложила телефон к уху и поморгала, чтобы немного привести мысли в порядок. — Алло, — она устало выдохнула. — Солнышко? — знакомый голос. Сердце забилось чаще, сон как рукой сняло. Это был его сто сорок восьмой звонок. — П-Привет… — Ты писала? Прости, не мог ответить сразу, я такой дурак, пришлось на Маяковского отвлечься! Я недооценил его, телефон отлетел, а потом я его в квартире забыл, мне Блок ночью только привёз, но ты не отвечала… Все в порядке? — А? Д-да… а у тебя? Ты не пострадал? — Этот лысый хер меня немного поколотил, но ничего не сломал! — он говорил быстро и радостно, как будто и вовсе не обижался. Что-то в груди Марико сжалось. Она скучает по этому вечно бодрому и весёлому парню, у которого, в отличие от нее, нет рамок и ограничений. — Я рада, — она тихо рассмеялась. — Я хотела бы извиниться за… — За что? — недоумённо перебил Ник. — Из нас двоих извиняться должен я. — Слушай… я повела себя как импульсивная, инфальтильная дура, когда не проверила десять раз инфу, не выслушала тебя, психанула, а когда узнала правду, то решила, что проще жить всю жизнь одной, чем извиняться, потому что иначе моя гордость будет ущемлена, и можно я не буду это повторять? Ник молчал. Марико нервничала. Он отвергнет ее? Скажет, что раньше надо было извиняться и сбросит трубку? Нет. Она была готова поставить все свои деньги на то, что он просто счастливо пялит в стенку и пытается всё переварить. Марико знала, что могла и не извиняться, но тогда это было бы ещё хуже. Ник не заслужил такого отношения, он был верен ей двенадцать лет с того самого дня, как они в больнице смотрели на звёзды. Так почему она должна делать вид, что не обвинила его в измене? В отношениях важно участие обоих партнёров. Если один будет радостно вилять хвостом и проглатывать все гадости, а второй успешно пользоваться верностью первого и не заботиться о его чувствах, то что это за любовь? — Солнышко… тебе не обязательно было говорить это и в первый раз. Но спасибо. Я не обижаюсь. Ты… правда спасибо… Его голос задрожал. Марико Мори, его Солнышко… он не заслуживает её, самую лучшую девушку на всей планете. — Я тоже должен извиниться. Годами я издевался над тобой, давил свободой, не понимая, что без тебя мне не будет счастья… а ты… ты всегда была на моей стороне, и то, что ты сорвалась после Каннибализма, тех писем и в принципе после Смерти Небожителей, было оправданно. Я тоже хорош, мне стоило спокойно всё тебе объяснить, а не уходить вот так просто… И я благодарен за эти двенадцать лет, и если ты вдруг хочешь этим звонком поставить точку… — он почти плакал, но пытался контролировать голос. Марико — восхитительная, великолепная, прекрасная, шикарнейшая девушка, которую он только встречал. Это была любовь с первого взгляда. Его первая и единственная любовь. — Нет, — тихо ответила она. — Возвращайся. Пожалуйста, будь рядом со мной. Николай Гоголь. Они были друзьями долгие годы. Чувства зарождались постепенно, но с каждым днём она всё больше влюблялась в этого непосредственного и весёлого паренька, рядом с которым всегда было спокойно. Даже когда вокруг гремели снаряды, она могла твёрдо сказать, что этот человек её не оставит. И больше она никого не сможет полюбить даже вполовину так сильно, как полюбила его. — Хорошо. Я приеду, как только разберусь с бабулей, дедулей и Ари, — он улыбнулся сквозь слезы и прижал телефон сильнее к уху. — Солнышко, я слышал о взрыве в новостях. Ты не пострадала? — Я? Н-нет… со мной всё в порядке. — Фух… хорошо, что никто не пострадал! — с облегчение протянул он. Внутри у Марико что-то оборвалось. Как это… никто не пострадал? — Так в новостях сказали? — глухо произнесла она и, дождавшись положительного ответа, продолжила: — В башне были люди. Не один и не десять. На тех этажах тоже… в лаборатории был Син. Он погиб. На последнем слове её голос снова сорвался. Она почти смирилась с его смертью, но боль все равно осталась. Ник молчал, пытаясь осознать услышанное. — Информацию в СМИ передают власти? — риторический вопрос. Гоголь закипал. — Мари-чан, ты давала какие-то комментарии по поводу взрыва? — Нет. — Не против, если Крысы этим займутся? — Мафия поспособствует, — тихо сказала она. — Я не оставлю это просто так. — Ты в порядке вообще? — Ник тут же прикусил язык. Конечно она не в порядке, что за глупый вопрос! — Не совсем… но уже лучше… — Марико говорила неуверенно, но голос не дрожал. Плакать не хотелось. Единственное, что её волновало — ребята. Как они? — Я скоро приеду, только дождись меня. Пожалуйста, Солнышко… я люблю тебя. — Я… я тоже тебя люблю. — У тебя уже вечер, ложись спать… наверняка недосыпаешь эти дни. — Раскусил, — она вяло рассмеялась. В тот вечер она впервые за долгое время уснула спокойным, крепким сном без кошмаров и тревожных пробуждений посреди ночи. На утро болела голова. Марико морщилась, натягивая первую попавшуюся толстовку и первые попавшиеся джинсы. — Я же не пила вчера… — прохныкала она, толстым слоем размазывая тоналку по лицу. В мешки под глазами можно было сложить весь ее гардероб, а сквозь кожу просвечивали кости. Жировая прослойка… о ней Марико давно забыла, но, по ощущениям, сбросила килограмма три. За неделю. А за месяц наверняка все десять. Хироцу любезно согласился привезти ей легкий завтрак. Какао просить она не рискнула — желудок и так скоро попрощается с ней. Весы показали самое маленькое число за последние почти семь лет. Ринтаро будет зол, когда увидит её, но как обычно лишь устало вздохнёт и попросит секретаршу заказать чего-то калорийного, но не тяжёлого, чтобы Марико было немного меньше похожа на скелет. В холле Агентство устроило мини-совещание. Судя по всему, обсуждали Дазая и вчерашний звонок Марико неизвестному контакту. Она особо не вникала и прошла сразу на кухню, где должны были обнаружиться Фёдор с Иваном, однако за круглым столом сидел только второй. — Где Достоевский? — И тебе доброе утро, Солнышко, — Иван меланхолично отхлебнул кофе. — Укатил на работу час назад, там Ник опять чудит… ты знаешь что-то об этом? — А ты разве нет? — Мне соизволили сказать только, что «этот ублюдок со своей любовной драмой скоро доиграется». — А… понятно, — мозг соображал слабо. Марико едва могла уложить в голове, что вчера они поговорили и… помирились? На душе становилось тепло от этих мыслей, и она непроизвольно улыбнулась. — Не, ну я все понимаю, любовь-морковь, счастье, конфетно-букетный период и так далее, но не хочешь поделиться последними новостями? Что такого сотворил этот клоун, что Фёдор взбесился? — Мы вчера разговаривали… — Марико отвела взгляд в сторону. Она прекрасно понимала, как много проблем создала Достоевскому, но ни о чем не жалела. Ей стало легче, перестало постоянно хотеться плакать, больше не возникало желания зарыться в какой-то уголок, где ее никто не найдёт, и навсегда там остаться. — И? — И… — она на одном дыхании пересказала их разговор. К концу монолога ее щеки наверняка окрасились в красный, но этого не было видно под слоем косметики, который удачно скрыл не только следы усталости. Иван некоторое время молчал, осмысливая услышанное. Они определённо справились без помощи Фёдора или кого-то извне с задачей «Поговорить и помириться». Был, конечно, небольшой пинок Нику от дедули и наводка Марико от него же, но это не в счёт. Рад ли Иван за друзей? Безусловно. Прибавит ли это им проблем? Наоборот, часть запар самоустранилась, так что Гончаров определённо в плюсе. А возникшую работу с прессой и российским филиалом пусть Фёдор решает, его очередь. — Чудо снизошло по наши скромные души, — Иван шутливо вознес руки к небу и усмехнулся, пока Марико вяло хихикала. — А если без шуток, то спать он будет в твоей комнате, убирать ещё одну — увольте, я столько денег на клининг в жизни не тратил, сколько мы тратим за один вызов. — Будто бы у нас этих денег мало. — Экономия, Солнышко, это залог богатства. — Что-то я не заметила, чтобы Фицжеральд экономил, но ничего, богатый опять. Кстати о нём… Её мысли вновь вернулись к блокноту с планом. Френсис играл в нём немаловажную роль, но договориться с ним стоит дорого. Вероятно, экономия всё же не будет лишней… — Что о нём? — Работа с ним предстоит, — вздохнула она. — Долгая и муторная, переговорная. — Удачи? — Лишним не будет. В офис Марико соизволила приехать только к двенадцати, и то, учитывая, что завтракала она в машине по дороге на работу. Около башен ее приподнятое настроение мгновенно улетучилось. Теперь издалека были видны только четыре небоскрёба, пятый уменьшился минимум на шесть этажей. И не было больше её уютной лаборатории, менее уютного кабинета и, что самое главное, не было её прежних ребят. Смерть Сина не могла не повлиять на них. Марико боялась, что это раскололо команду, сломало её еще почти не закалённых жизнью детей… а ведь она и вправду считала их детьми. И теперь у неё стало на одного ребёнка меньше. — Хироцу-сан, кто там? — Марико удивлённо вглядывалась в лобовое стекло. На ступеньках пятой башни сидела компания людей в черной одежде… знакомые ярко-розовые волосы. Это её ребята? — Остановите, пожалуйста, тут… не надо к первой башне. Хироцу бросил на неё встревоженный взгляд, но послушался. На ступенях сидела, опустив голову на колени, и его собственная внучка, помочь которой он был не в силах. К нему вдруг пришло осознание, что власть и деньги, да даже сила не решают ничего. Камуи противник куда серьёзней, чем они с ящерицами предполагали в самом начале этой войны. А Мари-сан… её страх и слёзы не были слабостью, как он и многие другие в мафии думали. Скорее неконтролируемым всплеском эмоций. В мафии такое не приветствовалось, но Марико Мори вводила новые стандарты для преступников. Но сама Марико совершенно не думала о себе как о сильной личности. Все ее мысли на тот момент занимал лишь Син… уберечь которого она не смогла. Даже не пыталась. Даже мысли не допускала, что он может пострадать. И вот она сидела на мокрых бетонных ступеньках рядом со всей командой. Медленно накрапывал дождь. Быстро скатывались по щекам слёзы, прятать которые она даже не пыталась. Ребята молчали, хоть и наверняка заметили её. Им всем требовалось время, чтобы морально подготовиться к этому разговору. Разговору, результатом которого станет конец их скорби и оплакиванию молодого паренька, имя которого произнести может только Марико. Для всех он Апельсин — перспективный учёный, не знавший жизни без веселья и заряда хорошего настроения. Он почти никогда не унывал и не терпел, когда окружающие его люди грустили. — Он бы наверняка расстроился, увидев нас сейчас, — словно продолжая мысли Марико, сказал Като. И снова тишина. Все согласились, но сделать шаг от "депрессии" к "принятию" было тяжелее, чем казалось. Отпустить дорогого человека за три дня кажется почти невыполнимой задачей. — Ну так почему эта чертова боль не уходит! — Като перешёл на крик, ударяя себя кулаком по груди. Его руку перехватила Мацуи до того, как он проломил себе грудную клетку, лишив лабораторию второго учёного за неделю. — Психами ты ситуацию не изменишь, — сипло произнесла она. Наверняка не спала и плакала. Прямо как Марико. — Пусть психует. Может, легче станет, — подала голос Минако, лежащая вдоль одной из ступенек, закрыв глаза рукой. — Нет, нельзя, — замотал головой Като. — Хватит этой поеботины! Мы не должны расклеиваться в такое тяжёлое время! Он снова кричал. — Като, блять, ты!.. — вторил ему Луи, со всей силы ударив ногой по ступеньке. Он тяжело дышал, зажмурив глаза. Выходит, уже двое отпустили… Но Марико что-то не пускало. — Мы должны. Ради Сина. Ребят. Пожалуйста, тресните меня кто-нибудь, — стиснув зубы, попросила Ихара. Лежащая рядом Минако подскочила и ударила кулаком по спине подруги. — Теперь ты меня, — безэмоционально сказала она, обратившись к Ихаре. Та мгновенно выполнила просьбу и, уставившись на небо, спросила: — Полегчало? — Полегчало, — выдохнула Минако. Её скорбь была почти незаметна, но болезненный клубок где-то в районе груди не давал вздохнуть. Теперь он растворился. Они шли к этому долгих три дня, чтобы не расстраивать погибшего Сина. И наконец им удалось. — Мы не можем ничего больше сделать. Юи, Мари-сан… — Мацуи осторожно взглянула на них, сидевших без движения. Они даже почти не дышали, заставляя сердца учёных замирать в страхе, что перед ними пустые оболочки, без души и личности. Сломанные люди. Но нет. Марико, сделав два глубоких вдоха, схватила Юи за руку, резко притянув к себе, и закричала. Без слов. Оглушительно. Выплескивая всю боль, которая накопилось. Юи несколько секунд в шоке смотрела на не отпускавшую её руку Марико, пока в какой-то момент не закричала в унисон с ней. Проходящие мимо люди сочли бы их за сумасшедших, но вокруг были только те, кто так или иначе причастен к мафии. И все они знали. И никто не осуждал. Впервые в истории Порта мафиози не теряли уважение к руководству за проявление искренней боли. Возможно, причиной тому было то уничтожение военной базы. А может, все просто уже давно смирились, что эта девушка в любом случае станет их руководителем. Спустя несколько минут крика, прерывающегося лишь когда у Марико и Юи кончался воздух, они обе охрипли. Сидевшие рядом с ними учёные потирали уши, но на их лицах были улыбки. Вялые, но искренние. Вся команда отпустила его, рыжего учёного, который будет вечно жить в их сердцах. — Я отправлю адрес… это безопасное место, — Марико закашлялась. Пожалуй, без голоса ходить она еще несколько дней будет. — Перебирайтесь туда на время, пока всё не закончится. Юи… езжай домой, — она коротко сжала ладонь девушки и встала со ступенек, оглядывая остальных учёных. — Вы тоже лучше отдохните. Нечего тут сидеть, пока я не найду новое помещение для лаборатории… Она отвела глаза и, съёжившись от холода, направилась к первой башне. Марико освободилась только под вечер, когда все бумаги были разобраны, лекции на тему здоровья или его отсутствия у неё выслушаны, а Ринтаро удовлетворён более-менее стабильным психическим состоянием племянницы. На самом деле стабильным оно не было, и оба Мори это понимали, но сделать больше ничего не могли. Марико была на ногах — это в её случае уже подвиг. Оставалось только обсудить с Дазаем ее наработки и… Пожалуй, уже пора действовать.