Terminus

      Черное кожаное платье обтягивает тело так плотно, что Шепард чувствует себя голой и беззащитной. Каблуки дробно стучат по полу, она идет уверенно, но этой уверенности на самом деле не ощущает. Вокруг бесконечные грязные коридоры, в которых так просто заблудиться. В голове – большие черные глаза, заглядывающие прямо в душу, в ушах до сих пор звучит шелковый голос. Весь мир вокруг поблек, в нем осталось только прекрасное синее лицо, оно так близко, что видны маленькие переливающиеся чешуйки на коже. Губы цвета темной вишни растягиваются в хищной улыбке, когда Шепард, теряя ускользающие остатки разума, говорит, что пойдет на что угодно.       Шепард остановилась перед развилкой, игнорируя очередной писк инструметрона. Коридоры одинаковые, она понимает, что заблудилась. Следовало вернуться на корабль вместе с Самарой, но захотелось пройтись одной и попытаться прийти в себя. Шепард смахнула со лба слегка завитую черную прядь. Запустила пальцы в волосы и чуть взъерошила, окончательно уничтожая и без того подпорченную в драке укладку. Затем повернула наугад направо. Какая разница, куда она идет, рано или поздно все равно выйдет к какой-нибудь стоянке аэротакси.       Моринт смотрела на Шепард так покровительственно, так довольно, словно на долгожданный десерт, который собирается сожрать. А та только и могла смирно сидеть, соглашаться на любую просьбу Моринт, и ждать смерти. Только где-то глубоко билась паника, что она не смогла противостоять ардат-якши, что она больше не может управлять собственным телом и превратилась в жертву. Даже когда появилась Самара и атаковала Моринт, когда Шепард освободилась от влияния, она все равно чувствовала себя омерзительно беспомощной, стоя, как дура, в комнате с летающей мебелью, с бушующими полями эффекта массы, между двумя биотическими монстрами.       Шепард считала себя сильнее. Думала, что сможет сопротивляться силе Моринт. Что она особенная, сильная, способная справиться с ардат-якши. Если бы не Самара, она умерла бы очень глупой смертью. Наивная, самоуверенная идиотка.       Но как бы хреново ни чувствовала себя Шепард, на фоне трагедии Самары все ее переживания казались ей пустышкой, не стоившей и капли внимания. Ее боль и скорбь были так глубоки, что Шепард могла ощутить это почти физически.       Инструметрон снова пискнул. Эти непрекращающиеся уведомления выводили из себя, Шепард ни с кем не хотела говорить. Все, что ей сейчас требовалось – это немного времени с собой, нужно было убедить себя, что ее ничего не волнует, что важно лишь успешно выполненное задание. Шепард активировала инструметрон, намереваясь поставить на беззвучный режим. Случайно врезалась в чье-то плечо, проигнорировала возмущенный вопль и пошла дальше, копаясь в настройках. Раздался грохот от выстрела, пуля врезалась в пол рядом с туфлей, выбив искры. Шепард остановилась и обернулась.        – Ты ослепла, сучка? – злобно крикнул темнокожий батарианец, опуская пистолет.        – У нее всего два глаза, чего ты от нее хочешь? – усмехнулся второй батарианец с темными полосками на голове.       Просто два батарианца без брони, на углу здания с мигающей вывеской бара. Их языки слегка заплетаются, наверняка уже выпили.        – Подойди-ка сюда, – с угрозой в голосе позвал Шепард темнокожий.       Быстро простучав каблуками по полу, Шепард подошла к нему и врезала в морду. Вывернула руку, отбирая пистолет. Мощным пинком сбила с ног, краем глаза заметила неуклюжий замах второго батарианца. От него она с легкостью увернулась, затем схватила за руку, фиксируя положение, и ударила каблуком в живот. К счастью, разрезы на узкой юбке позволили поднять ногу на нужную высоту. Полосатый батарианец схватился за живот, захрипев, и упал на колени.       Темнокожий вцепился Шепард в лодыжку, и она снова ударила его в лицо кулаком. Потом еще раз, и еще. Удерживая за высокий воротник, она била в подбородок, в плоский вывернутый нос, в скулу и в странный хрящ на щеке. Разбивала его гребаную батарианскую рожу и собственные костяшки, укрепленная кожа не выдержала и лопнула.       Инструметрон снова пискнул. Шепард остановилась, медленно разжала руку. Батарианец едва слышно стонал. Ногой перевернув его спиной кверху, она села на него и выключила, наконец, этот проклятый звук. Второй батарианец, все еще держась за живот, поднялся. Мрачно глядя на него снизу вверх, исподлобья, Шепард наклонила голову вправо. Точно так же сделал лидер группы сдавшихся батарианцев на Торфане, когда Шепард уже начала опускать пистолет. У него было очень самоуверенное выражение лица для сдающегося. Шепард это исправила. Пристрелила их всех. Неторопливо, одного за другим, аккуратно целясь в точку прямо между четырьмя глазами.       Губы полосатого батарианца искривились, когда он увидел этот жест в исполнении человека. Но он ничего не стал делать или говорить, просто побрел прочь.       Шепард устало закрыла лицо ладонью. Ну зачем она устроила этот мордобой? Чего хотела добиться? Ощущения контроля над ситуацией? Вымещения злости? Или это последствия потревоженных воспоминаний о Торфане, пробужденных встречей со старым знакомым?       Как бы то ни было, она просто жалкая.        – Эй, – вдруг охрипшим голосом позвала Шепард, – ты живой?       Батарианец чуть сдвинул голову, болезненно кривя разбитые губы. Только первый удар Шепард нанесла всерьез. Потом уже неосознанно сдерживалась. Иначе со своими искусственными мышцами пробила бы дыру в его лице.       Она достала маленькую ампулу панацелина.        – Слезь с меня… тварь, – едва слышно простонал батарианец.       Шепард вколола ему панацелин, тщательно отмерив дозу, чтобы он не потерял сознания. Бросила ампулу с остатками рядом, и поднялась.       В баре, возле которого произошла эта короткая драка, оглушительно играла музыка, отдаваясь неприятной дрожью во внутренностях, в темноте сияли разноцветные лучи прожекторов, вызывающие лишь головокружение и тошноту. И воняло чем-то кислым. Пройдя сквозь толпу, Шепард отыскала уборную. Парочка батарианок возле раковины суетливо спрятали что-то в маленькую сумку при виде Шепард, и выбежали.       Музыка здесь доносилась глухо, лампы горели тускло, словно на последнем издыхании, и моргали. Шепард принялась отмывать руки от своей и батарианской крови. Вода в белой раковине окрасилась в розовый. Костяшки покраснели и кровоточили, под струей воды болезненно щипало. Кажется, Цербер вообще не постарался над укреплением кожи, раз ее можно так легко повредить. Торопливо оттерев кровь с пальцев, Шепард принялась смывать красные капли, попавшие на лицо. Шрамы зудели, импланты жгли кожу, и Шепард приблизилась к зеркалу, вглядываясь в свое отражение. Красных огоньков в глазах, к счастью, не было. Постаравшись не размазать черную подводку на глазах, она провела мокрыми холодными руками по лицу и по волосам, убирая их назад. Инструметрон молчаливо мигнул.       Приведя себя в порядок, Шепард быстро покинула бар, на ходу просматривая список пропущенных вызовов и сообщений. Какого черта Гаррус так волнуется? Зачем названивает? Шепард не хотелось сейчас ни с кем взаимодействовать, но она заставила себя написать, что скоро вернется.       Она не знала, сколько времени пришлось блуждать по лабиринтам коридоров и улиц, ноги уже гудели от усталости после беготни по станции с Самарой, экскурсии с Гаррусом, развлечения в клубе с Моринт, и этой длительной прогулки. Проклятые туфли, эти орудия пыток, судя по ощущениям, натерли ступни до кровавых мозолей.       Когда Шепард, наконец, поднялась на «Нормандию», она услышала какие-то голоса с места Джокера. Видимо, он смотрел фильм.        – Джокер, – позвала Шепард, задержавшись у шлюза, – проложи курс на Амаду. Улетаем, как только все вернутся на «Нормандию».        – Так точно, – отозвался Джокер.       Шепард отправилась к лифту, чертовы каблуки стучали по металлическому полу просто оглушительно.        – Шепард, – позвал Джокер.       Она обернулась и заметила его голову, выглядывающую из-за спинки кресла.        – Шикарно выглядишь.       Конечно. Как привлекательная приманка для злобной убийцы.        – Займись работой, – ответила Шепард.       Слишком мрачный голос.        – Погоди, ты сказала «Амада»? – раздался голос Джокера ей вслед.        – Я что, невнятно выразилась?       Шепард поджала губы, недовольная свей резкостью. Нужно вернуть контроль. Расслабить лицо. Отправить плохие воспоминания туда же, куда и остальные. Выучить урок и идти дальше.       После того, как Шепард приняла душ, залила панацелином содранную кожу на руках и ногах и переоделась в привычную удобную форму, она заставила себя выйти из каюты, чтобы обойти всех, кто сейчас находился на корабле. Больше всего сейчас хотелось лечь в кровать, или хотя бы присесть ненадолго и дать отдых ногам, но в такие моменты плохого настроения обычная болтовня с экипажем всегда помогала, они рассказывали новости, шутили или делились проблемами, и Шепард забывала о своих. К Самаре сегодня она решила не заходить, чтобы не беспокоить, а Гарруса, как самого внимательного и проницательного, оставила напоследок, когда самоконтроль был более-менее восстановлен.        – Ты завалил мою почту сообщениями, – первым делом сказала Шепард, когда вошла в отсек главной батареи.        – Самара вернулась три часа назад одна, я начал волноваться, что тебя опять унесет в клуб напиться какой-нибудь отравы, – сказал Гаррус, глянув на нее и тут же уткнувшись обратно в консоль.       Шепард покачала головой, прикусив губу.        – Ты что, думаешь, что я на своих ошибках не учусь?        – Да, но тут нужно еще учесть, что ты непредсказуема. Я даже в «Загробную жизнь» сходил на всякий случай, но тебя там не нашел.        – Потому что меня там и не было.       Он названивал ей все это время, опасаясь, что на Омеге с ней могло что-то произойти, пока она одна ходила где-то так долго. Шепард сама не могла понять, раздражало ли ее такое излишнее внимание, или это было приятно. Или, может, все вместе. Она слишком привыкла делать то, что ей только в голову взбредет, и никто ни слова не скажет, а если и скажет, то не будет заострять на этом внимание. Полная свобода, никакой нужды отчитываться кому-то о своих действиях.        – Почему ты не вернулась вместе с Самарой? У тебя что-то случилось? – Гаррус отвлекся от своей консоли.        – Нет, – покачала головой Шепард.       Наверное, ей все же это внимание больше приятно, хоть и непривычно, это заставляло чувствовать себя нужной. Как личность нужной, как человек, а не как коммандер и начальник. То, что в ней, как в коммандере, постоянно кто-то нуждался, ей никогда не давали забыть.       Шепард вдруг почувствовала внезапную потребность обнять Гарруса. Жаль только, обнимать его все равно, что обнимать жестяную банку. Он же вечно в броне.       – Задание успешно выполнено, ардат-якши мертва, – добавила она. – Мы просто потом с Самарой разделились, и я немного заблудилась.        – Вот как, – сказал Гаррус с некоторой задержкой.       Шепард сцепила руки за спиной, хоть и ободранных кулаков не было видно в перчатках. На экране консоли вылезло какое-то уведомление, и Гаррус снова вернулся к клавиатуре.        – Я попросил Джокера сообщить мне, как только ты придешь, – произнес он, – и знаешь, что он мне сказал? Что ты потрясно выглядела. А я это пропустил. Уже второй раз. Обидно.       Не думать о Моринт.        – А ты что, хотел посмотреть? – с вымученной усмешкой поинтересовалась Шепард.        – Конечно. Если… Нет, когда ты решишь нарядиться в следующий раз, я же могу рассчитывать, что увижу тебя?       Шепард обошла Гарруса, пока он говорил, и протиснулась между ним и консолью.        – Не «когда», а «если». Это были исключительные случаи, – сказала она, сохраняя настройки и блокируя экран. – Тебя я, между прочим, тоже не видела нарядным.       Шепард села на консоль и притянула Гарруса за воротник. Нужно забыть прикосновения Моринт. Забыть ее голос и черные глаза. Свой страх беспомощности. Избитых батарианцев. Торфан. И все на свете.        – У турианцев стили в одежде не сильно отличаются, – сказал Гаррус, – особенности мили…       Шепард заткнула его поцелуем. Гаррус поначалу замер, но затем ответил, и она закрыла глаза, притягивая его ближе к себе, царапая пластины на затылке и грубоватую кожу. Его язык прошелся по шее, над высоким воротником кителя, трехпалые руки стиснули талию, и Шепард невольно выгнула спину.       Она пыталась полностью погрузиться в приятные ощущения, сосредоточиться только на Гаррусе. Вот же он, стоит напротив, такой реальный, с теплыми трехпалыми ладонями и жесткими серебристыми пластинами. Но, наверное, использовать Гарруса как возможность отвлечься – все равно, что слушать успокаивающую музыку во время пожара. Бессмысленно. И неправильно. Мысли все равно соскальзывали в другую, мрачную сторону, что-то грызло изнутри, не давая расслабиться. Шепард невольно замерла, опустив взгляд, не находя в себе сил хоть что-то делать. Гаррус наклонил голову, коснувшись ее лба своим, словно понимая ее разбитое состояние, и без слов говоря «что бы ни случилось, я всегда рядом с тобой». И Шепард была бесконечно благодарна ему за это.