Уязвимость

Нэйт говорит, что поэзия для неудачников. Робби ему не то чтобы верит, но когда в очередной раз сидит и кропает стихи, потому что иначе выражать чувства попросту не научился — слова Нэйта больше не кажутся такими уж категоричными. Ветер треплет тонкие страницы блокнота. Робби отрывается, зависая в попытке выудить более свежую рифму. Это отнимает так много времени, что в конце концов он совсем теряет смысл уже написанной строфы. — Да пошло оно, — и принимается зачёркивать строчки, ненароком корябая бумагу. Словно это она в чём-то виновата. Он слышит, как мягко шелестит трава, когда кто-то усаживается рядом. Робби удивлённо поднимает голову и подскакивает. В это невозможно поверить. — Какого... — Тэмбри усмехается. Она ничуть не изменилась с их последней встречи. Робби выдыхает, опускаясь обратно. — Хрена..? — Может, не стоит начинать свой день с кислоты? — она дёргает острым плечом. Поднимает с земли блокнот и протягивает ему. — Глядишь, и вдохновение вернётся. Робби торопливо убирает его в карман. Его окутывает тяжёлое смятение. — Ты глюк или типо того? — Да? — Тэмбри вздёргивает бровь и отодвигается, когда Робби пытается к ней прикоснуться. — Не замечала. — Ты пропала пять лет назад, — напоминает Валентино и зарывается пальцами в волосы. Он больше ничего не понимает. — Под марками и не такое примерещится, — её лицо становится прозрачным зелёным стеклом. — Отличный вид, — она кивает вдаль. Робби машинально переводит взгляд, будто бы не зная, что он там увидит. Кладбище. В стороне мрачное пятно дома, где живут его родители. Ничего нового. — Тэмбри, а ты.. — он поворачивается к ней и осекается. На её месте трепещет куст. — Срань господня, — Робби поднимается на ноги. Ему не по себе. Но совсем скоро это становится совсем незначительным. Ну, словил измену... Яркую, как никогда. Всякое бывает. Он бредёт в сторону леса. Приходится часто останавливаться, чтобы поймать в ладони цвет льющейся с небес музыки. Робби замирает перед деревьями, на которых танцует ожившая живопись. Сражения. Летающие в воздухе стрелы и копья. Трогательные сцены любви. Юноша целует холодный валун, и тот превращается в прекрасного принца. Картинки огибают ствол, и бесконечно сменяют друг друга. Робби мог бы смотреть бесконечно, но неожиданно его отвлекает потустороннее свечение. Он сходит с тропы. Улыбается в ответ корявому пню, перепрыгивает через мелкий ручей, что поёт ему голосом Оззи Осборна. И наконец выходит к лилово-синему свечению. Оно исходит от серого камня, заросшего мхом и усыпанного сухим валежником. Робби смахивает часть листьев и ветвей, и находит человеческую голову. Он видит полуприкрытые глаза. В голову отдают удары бьющегося сердца — неужели этот камень нечто живое? Время исчезло. Робби совсем потерялся в нём. Ему казалось, что он всю жизнь провёл здесь, всматриваясь в камень. В едва читаемые черты лица. Серые веки дрогнули. Робби в ужасе отпрянул. Лес давил на него брюхом нависшей тишины. Казалось, что крепко оплетённый вьюном каменный человек сейчас двинется с места. И обязательно сделает что-нибудь страшное. Сипло выдохнув, Робби бросился прочь. Ручей окрасился в буро-красный. Он надрывно, беспомощно кричал. Пень — зубастое чудовище — попытался его утащить за собой, но лишь разорвал рукав. Всё превратилось в сплошную какофонию. За ним кто-то гнался. Можно было различить как чужие шаги вгрызаются в рыхлую почву. Не оглядываться. Чёрт знает почему, но Робби знал, что оглядываться нельзя. Он взобрался обратно на холм. Упал на траву. Прикрыл глаза и постарался забыть всё это. Шум в голове притупился. Остался лишь многоголосый шёпот, но его можно было легко и не слушать. В воздухе разливалось раннее лето, под ладонями текла трава. Робби решил, что поспит всего час... Может, два... К тому же такая чудесная песня играет. Каждая нота на своём месте, вот-вот сейчас вступит бас, наполнит смолистой горечью. Чтобы разбавить сахарный перелив клавишных. Не хватает только правильных слов. Поэзии, что сольётся в одно целое с... — О боже, ты в порядке?! Песня оборвалась. Робби с трудом разлепил веки. Судя по оранжевым бликам, сбегающим по волосам Мэйбл — он продрых до заката. Вот чёрт. Ему надо открывать бар. Чёрт! Стоп... Мэйбл? — Чего ты здесь делаешь? — язык отяжелел от жажды, и ворочать им было неудобно. Робби сконфуженно сел, робко надеясь, что не выглядит как чучело. — Мы тебя искали. Мы? Робби перевёл взгляд с её обеспокоенного лица на странного типа зависшего поодаль. И где она только таких находит? — Это Билл, — Пайнс размашисто указала в сторону напыщенного блондина. — Твой новый дружок? — криво улыбнулся Робби, тут же испытав непреодолимое желание покурить. Он поднялся на ноги и принялся рыскать по карманам. — А ты, выходит, старый? — осведомился Билл и тут же отвернулся, оглядывая окрестности. Что он там надеялся увидеть, кроме надгробий — неизвестно. — Ты должен спросить зачем мы тебя искали, — сказала Мэйбл таким тоном, словно он действительно должен. — Ну? Выражение её лица стало очень серьёзным. В самую пору испугаться. — В каких отношениях ты состоял с Тони Глифулом? — Чего?.. — Робби застыл, так и не донеся зажигалку до сигареты. Потом ему стало смешно, и он фыркнул. — Ты меня с кем-то перепутала. Мэйбл закатила глаза, цокнув языком, и схватила его за предплечье. Вынула откуда-то фотографию и сунула ему под нос. — Ты продавал ему препараты или нет? — А, ну было дело, — он наконец-то затянулся. И тут же напрягся. — А что? — А то, что его скрипка была украдена. Мистер Глифул был домоседом, и всем его окружением в последние дни были три человека... — торопливо начала пояснять Мэйбл. — Никаких следов взлома, даже стекло на витрине целое! Значит, это сделал кто-то из приближенных. — То есть либо его сын, либо доктор, либо ты, — закончил Билли и шагнув ближе, улыбнулся так, что привычный вкус дыма показался ужасно горьким. Робби, разумеется, сразу понял, о какой скрипке идёт речь. Чёртов старикашка! Но из чистой вредности решил уточнить: — И почему вы решили, что это сделал я? — Потому что это самый возможный вариант, — пожала плечами Мэйбл. — В старшей школе ты угнал автомобиль. — По пьяни, — отмахнулся Робби. Но, судя по всему, эта отговорка не сработала. На него смотрели выжидательно и даже сурово. — Я ничего не крал, — со вздохом объявил Робби, бросая окурок в траву. — Но скрипка действительно у меня. — Что значит не крал? — насупилась Мэйбл. — Он дорожил ей больше, чем всеми остальными. Вряд ли в один момент в его седую голову пришла мысль оставить её полежать где-нибудь на улице. Робби улыбнулся, находя очаровательной её активную жестикуляцию. Вообще-то всегда находил. Он тут же стёр с лица дурацкое выражение. — В последний раз, когда я принёс ему товар, старикашка уже был под таблетками. Нёс какую-то чепуху, просил не уходить, даже прослезился, — Робби уставился на носки своих кед, заляпанных грязью. Кажется, он был в лесу... — Ты не договорил, — из попыток вспомнить вырвал резкий голос Билла. Валентино раздражённо повёл плечом. — Да... В общем, он достал эту скрипку и попросил сыграть. Ну, я согласился... Всё-таки инструмент очень хороший, если честно, я таких никогда и не держал в руках. — Ещё бы, — раздалась надменная усмешка. Робби пропустил её мимо ушей, продолжая попытки вспомнить, что он делал целую часть дня. Отстранённо он продолжал рассказывать: — Старик пришёл в такой восторг, что решил отдать её мне, — Робби поморщился. — Я не знаю... Это было странно, я хотел отказаться, но не смог. Он поднял взгляд на своих слушателей. Только сейчас полностью осознавая происходящее. — Погодите... А к чему этот допрос? Вы чё, подменяете местных копов или..? — Я собираюсь выкупить эту скрипку, — отозвался Билл и подошёл ближе. Робби испытал странно-знакомое чувство опасности. Глаза у Билла какие угодно, но не человеческие. Плавленый янтарь, горючее топливо, змеиный кинжал зрачка. Билл одним проворным движением вытянул из его волос травинку и спросил: — Так где она сейчас, Робби? Этот приторно-вежливый тон парадоксально не обещал ничего хорошего. Наваждение спало сразу, стоило ему сделать шаг назад. Робби разозлился на свою мнительность. Он указал рукой в сторону дома родителей. — В моей старой комнате. Я не знал, что с ней делать, так что... — он бросил взгляд на почти опустившееся солнце. — Слушайте, я бы сам вам её принёс, но должен бежать. Он бросил Мэйбл ключи, понимая, что даже рад такому исходу. Видеть родителей лишний раз желания не было даже размером с пылинку. — И ничего не попросишь взамен? — вскинулся Билл удивлённо. Робби пожал плечами. — Нет. Он посмотрел на Мэйбл, что выглядела... Подозрительно нормальной, на самом деле. Заметив его пристальный взгляд, она с лёгким налётом смущения улыбнулась. — Я завязала. Никакой радужной пыли. — Рад слышать, — Робби всё-таки позволил себе улыбнуться. Подойдя ближе, он тихо произнёс: — Если тебе с этим помог Билл, я готов вручить ему цветы... Мэйбл усмехнулась и толкнула его в бок. — С могил стащишь? — Хорошая идея... Он хотел добавить что-то ещё, но мысли оказались растерзаны весёлым блеском её глаз. Не той пародией, что он наблюдал последние несколько месяцев. Слова безбожно растерялись. Растеклись чернилами из лопнувшего стержня. Робби замялся и увёл взгляд. — Ладно... Пока. Этот тебя, кажется, заждался... Он небрежно махнул рукой и торопливо ушёл. Всё перемешалось. И горечь, и радость, и обжигающее тепло со слякотной мерзлотой. Думать о Мэйбл по-прежнему было больно. Но всякий раз, когда Робби выгонял мысли о ней — в голове разрастался лес.

*

Свет фар разбился о дорогу, потом поцарапался о сине-зеленую стену деревьев и сгинул. Как только рёв двигателя умолк, Пасифика повернулась к дому. Оставалось надеяться, что Мэйбл не ложится спать рано. Глубоко вздохнув, Нортвест двинулась вперёд. Поднявшись на крыльцо, она услышала приглушённый стенами нежный плач скрипки. По коже проползли мурашки. В голове зароились неприятные воспоминания о том, как матери взбрело в голову, что её дочь обязательно должна уметь играть на чём-нибудь. Фортепиано отмели сразу же за простоту, духовые инструменты за их дешёвость... Пасифика машинально потёрла предплечье, по которому ни раз прилетало смычком от строгой учительницы. Злая карга. Дверь распахнулась, и на пороге показалась Мэйбл с малярной кистью в руке, с которой вот-вот собиралась упасть голубая капля краски. — Оу... — Мэйбл неловко перемнулась с ноги на ногу. — Диппера здесь нет, если ты его ищешь. — Я знаю, что его здесь нет, — усмехнулась Пасифика. — И с какой стати я должна его искать? Мэйбл увела глаза в сторону. Краска всё-таки соскользнула с кисти на пол. Пасифика почувствовала, как щёки задевает тепло. — Я пришла обсудить кое-что важное, — она нагло втиснулась в прихожую. — Ремонт? — Просто крашу стену в мастерской. Музыка доносилась из гостиной, продолжая слегка укачивать нервную систему Пасифики. Мэйбл проследила за направлением её взгляда и улыбнулась. — Красиво, правда? — О да... Душещипательно. Мэйбл кивнула, не уловив тонкую льдинку сарказма. — Что с твоей рукой? — она тут же стушевалась. — Прости, это не очень тактично. — Ерунда, — отмахнулась Нортвест, бросив короткий взгляд на бинты. — Диппер сказал, что утром их можно будет снять. — Диппер? — протянула Мэйбл, и судя по этой многозначительной ухмылке, уже вообразила себе невесть что. — Давай только без этого, — выддержке Пасифики позавидовал бы шотландский виски. Пайнс беспечно пожала плечами. Она оставила её ждать на кухне, умчавшись куда-то, за ней потянулась синяя цепочка брызг. Пасифика приблизилась к окну. Через темноту проступали очертания леса. И странное чувство заставило отступить и увести взгляд. Оно ощущалось невидимой вспышкой тревоги. Засевшей в глубине разума щепкой ожидания... Чего-то глубинно-страшного. То, с чем мы ещё не сталкивались — слова Диппера услужливо выплыли из памяти. Резко обрушившаяся тишина лишь сгущала краски. Пасифика и представить себе не могла, что предпочла бы этому безмолвию звуки скрипки. — Снова вы... В дверном проёме нарисовался Сайфер. — А вот и загадочный маэстро, — усмехнулась Нортвест, радуясь хоть какому-то снижению градуса давящей обстановки. — Стоило догадаться. Билл опустил голову, принявшись щипать струны. Он выглядел безмятежно спокойным, каким-то даже уставшим — полная противоположность Мэйбл. Та как раз влетела на кухню, на этот раз с пустыми руками. — Кто хочет кофе? Она принялась шарить по шкафчикам. Пасифика поняла, что понятия не имеет как вести запланированный разговор. Пайнс выглядела гораздо лучше, чем в прошлый раз. Румянец был ей к лицу. А розовела она всякий раз, спотыкаясь взглядом о Билла, которого, кажется, ничего кроме скрипки в мире больше не волновало. — Мэйбл, — неожиданно заговорил он, по-прежнему не отрывая глаз от грифа. — Пасифика очень хочет тебя о чём-то спросить. Мэйбл сняла с плиты турку и бросила на Нортвест мгновенно затвердевший взгляд. Оставалось только дивиться откуда в Сайфере столько проницательности. — Спрашивай. В комнате вновь образовалась тишина, занятая лишь редким перестуком чашек. Пасифика села на стул и пристально посмотрела на Пайнс. — Человек, который тебя держал... Ты его знала, так? В окно ударился мотылёк. Пасифика успела поймать лишь бледную тень, что сразу метнулась прочь. Плечи Мэйбл хлипко дрогнули. Она не отвечала. И в этом молчании крылось гораздо больше, чем нежелание говорить на выбранную тему. Пасифика коснулась её руки, оплетая слабо дёрнувшиеся в ответ пальцы. — Это был Гидеон... Мэйбл, это был он? Она дёрнула плечом. Ожил угол оцепеневшего рта, но наружу вновь не вывалилось ни слова. С улицы донёсся сдавленный скрип, будто кто-то случайно задел качели. — Ну всё, — вдруг оживился Билл, отложив скрипку в сторону. — Это уже слишком! Сначала эта полоумная женщина, теперь ты со своими... — Гидеон мёртв, — ровным тоном отчеканила Пасифика. — Полиция нашла в лесу останки... Сайфер замер, даже его уродливые острые зрачки вдруг стали почти нормальными. — Не может быть, — произнёс он поражённо. — Экспертиза выявила его личность. Мэйбл высвободила ладонь и порывисто вскочила. Её глаза потерянно заметались по помещению. — Я... Мне нехорошо. Она тут же выбежала прочь, и когда послышался хлопок входной двери — Пасифика грязно выругалась вслух. Это совсем плохо. Она подскочила и на ходу цепляя на себя плащ, схватила Сайфера за руку. — Нужно её догнать. Они оба замерли, услышав звук шагов за окном. Хруст сухой ветки. В темноте двинулся чей-то длинный, неровный силуэт. Там кто-то был. И нечто подсказывало, что это не Мэйбл.