Меня похоронил Бог.

— Вы всегда являлись таким сексуальным? — А... А? Вы, кажется, обознались... — Эндрю оступается, делает шаг назад. Этот странный тип продолжает пялить в самую душу, серые глаза Карла напоминают о его... Странном внешнем виде. Стальные, неестественные локоны заплетены в пучок, потрёпанная одежда пропахла химическими смесями, — Я всё понимаю, но это уже перебор. Кресс оступается, грязная от почвы туфля прячется в тени массивного зонта. — Вы та-а-ак схожи с мёртвым простолюдином. Бледная кожа, белые волосы. Вы альбинос, верно? О, так у вас ещё и глаза красные... — Заткнись, — Кресс воткнул лопату в землю, второй рукой еле придерживая зонтик, чтобы не сгореть до тла. Не хочется гнить в этой самой земле, где он сейчас работает, — Я уже наслышался о себе. Палящее солнце поблёскивало на снегу, кустах и надгробиях, задевая и туфли Кресса. До них просто не доставала тень. Самое главное — одеться так, чтобы тело было закрыто от чужих глаз, даже если мертвых. Но даже в такой защите его заметил Эзоп. Его пустой взгляд уже представлял его длинное белёсое тело, слышал сердцебиение. От этого чуда нельзя было оторваться. Руки сами потянулись в сторону этого созданьица, на что получили лёгкий шлепок от предмета своего обожания. — Как грубо, — Эзоп, как ошпаренный, дёргает руки к себе, потирает место удара. Лицо живого трупа даже в тени блестит и светится своей красотой, а его выражение сейчас не столь важно. Хоть это гримаса злости и отвращения. Кого это волнует? — Скоро привезут могилу, ты м-мне дашь спокойно работать? — Эндрю переходит на крик, скалит свои зубы. На что в ответ получает полное одиночество. Карл послушно уходит, оставив у края ямы свою визитку. Вскоре она была погребена в куче земли. Кресс крестится, смотря вслед этому психу. Темнело в этих краях быстро. Полумесяц луны уже был окружён тяжёлыми тучами, изредка можно было различить звёзды. Эзоп не различал красоты природы, не смотрел в небо. Лишь шёл вперёд, в сторону кладбища. В ночи, казалось, намного тише здесь находиться. За каменными стенами продолжали возвышаться плиты, памятники. Карл пробирался сквозь кусты, портил свои новые туфли. Не лучший вариант ходить сюда в такое время суток. Но только тогда можно было застать того прелестного альбиноса за работой во всей красе, узреть его во всем величии. Вот только найти бы то место, где он сегодня работал. Каждый шорох отвлекал от поисков - то ворон украдёт откуда-то конфету, то лопата скрежанёт в земле... Что, лопата? Карл направляется в сторону этого назойливого шуршания почвы, стука по дереву. И впрямь - Эндрю прямо перед его глазами! Прекрасные изгибы его скул всё так же запачканы грязью, руки усердно начали закапывать гроб. О, вот и новость, труп оказался вполне знакомым! «Лука Бальса», - твердила надпись на недавней плитке. Так значит вот что происходит после бальзамирования.. Эзоп медленно подходит к гробовщику. Становится душно, лёгкая испарина проявляется на щеках и шее. Но Карл знает одно - этот мужчина самый лучший в мире. Осталось только заломать его на секс. Руки бальзамировщика дрожат, но, подходя в упор, парень кладёт ладони на ягодицы Кресса. Сжимает его зад сквозь чёрные и грязные лохмотья, нагинается, чтобы узреть каждое движение податливой плоти. — М-молодой человек, — Альбинос отпрял, дёргает своим телом назад. Эндрю чуть не падает в могилу, которую сейчас закапывает. Неприятно, даже через плотный слой одежды можно прочувствовать, как его следы остались жиром по телу, впитываются своим зловонием в самые недры организма, — Вас не гнет-тут свои же проступки? Эзоп долго не реагирует, краснеет. Румяна на его бледном личике выглядят неестественно, будто фарфоровую куклу раскрасили в алый. Руки того крутят локон волос, который выбивается из копны хвостика. — Я запрашивал Вашу руку и сердце, а вы так грубо прогнали меня... — Эзоп звучит тихо, взгляд уставлен в землю, куда-то сквозь Эндрю. Возможно, за его спину, где до сих пор издавал смрад гроб Луки. Его пора зарывать, иначе насекомые могут пробраться и сожрать труп раньше, чем следовалось. — Ты ради этого пришёл сюда? З... За мной? — Кресс не может этого уже терпеть. Вторая встреча не входила ни в какие рамки, так ещё и наглое это дело - сразу брать за зад, как последнее отродье, которое только что узнало о сексе. Могильщик повернулся лицом к Карлу, возвысился над ним, с презрением разглядывает его самодовольное личико. Засранец. — За Вашим благословением. Нервы не выдерживают. Прямо здесь и сейчас Эндрю поднимает руку в небо, со всей силы ударяет Эзопа по щеке. Раздаётся громкий шлепок, Карл дёргается от боли, прижимает к покрасневшему месту свои холодные ладони. Больно. Больно и обидно. Кровь кипит в жилах, жизнь пробивается через эту оболочку. — Сдохни, — Сквозит Карл перед тем, как с тяжестью выпрямляет две свои руки вперёд, пинает по груди Эндрю. Тот пошатывается назад, оступается. Что-то звенит в ушах, могила за спиной оказывается под ногами. Ещё секунда, слышится громкий треск, чваканье. Альбинос падает на спину в самый гроб Луки, пробивает своим весом хлипкую крышку. Оставшиеся жидкости плещут отовсюду, впитывают свои зловония в одежду. Кресс от страха раскрывает рот, задыхается, чувствует, как в его глотку скатывается ручеек трупного яда. Остатки от мертвеца остаются на белых волосах, красят их в розоватые оттенки. Нечем дышать, Эндрю вскакивает с места, откашливает в сторону всю эту дурь. Мертвое тело мягкое, и на плечах могильщика висят остатки плоти, кожа Бальсы. Выглядит Кресс нехорошо. Весь в мясе, крови, открытый глаз дрожит, смотрит на Карла... Что тот делает? Прямо у подножия ямы, его взгляд пересекается со взглядом Эндрю. Бальзамировщик улыбается, не может сдерживать свой смех. Один вид этого живого создания, который покрыт мертвым, возбуждает и радует глаз. Даже тогда, когда белёсое личико кривится в злости, прожигает на лбу Карла дыру. — Т-ты... — Эндрю чувствует на себе влажность, оборачивается назад. Из-под крышки видны останки Бальсы, его пожелтевшие руки, которые издроблены от тяжести. Кишки, которые взорвались, и теперь больше похожи на порванный мешок. И всё это оказалось сейчас на Крессе, который придерживает рот рукой, чтобы не сблевать сегодняшний ужин. Кладбище ожило. Послышались чьи-то крики.