Пой для меня

      Я не хотел жить, никогда не хотел. Но, при всем при этом, отдавать свое существование в чужое распоряжение у меня не было желания. Да, меня ничего не держало, и, вроде бы, о боже, все равно незачем жить, так почему бы не помочь стране и своей семье? Но, нет. Ни страна, ни семья не вспоминали обо мне до этого момента, так почему я должен помнить о них?       ― Прошу Вас, проходите. Мне жаль, что мы не можем принять Вас более в лучшем виде и…       ― Ничего, это в наших интересах, заключить этот брак. Поверьте, нас не волнует то, насколько Вы бедны, ― перебил мою мать, видимо, Его Величество Маркус.       Дружный топот усилился и, на какой-то момент, замер перед дверью.       ― Ох, проходите, ― послышался характерный скрип, а после, в комнату пробился запах дождя и вишни, довольно странный, немного непривычный обонянию запах, ― а вот и он, мой драгоценный сын.       Я не знал, что мне делать. Я был растерян, и ничего не оставалось, кроме как сидеть, гордо вытягивая шею и опуская плечи вниз.       Кто-то остановился сзади, трое, или четверо, прошли вперед и застыли. Тишина меня пугала.       ― Почему на нем повязка? ― раздался второй голос, грубый, властный, но при этом приятный на слух, с бархатистым тембром. Это была Война.       ― Он слеп, Ваше Высочество, уже давно, ― с толикой сожаления проговорила мать.       ― Мало того, что парень, так еще и дефектный? Если хотите от него избавиться, то просто убейте. Отец, уходим, я не нуждаюсь в инвалидах, ― я молчал. Возможно, все так и пройдет: он просто откажется от меня и тогда, матери придется отдать свою любимую Мирри в лапы Его Высочества.       ― Сынок, вернуть ему зрение ― не проблема. Дорогая Ванесса, я пришел сюда с нашим Оракулом, Вы не могли позвать своего мужа, нам нужно, чтобы он присутствовал при заключении брака, ― спешно проговаривал король.       Все засуетились.       Звук каблуков стал отдаляться, поднимаясь вверх по лестнице. Те, кто стояли сзади, прошли вперед. Они ― эльфы ― говорили на непонятном языке, что-то бурно обсуждая.       «Они могут вернуть мне зрение…» ― ворочалась в голове единственная дельная мысль, за которую я ухватился всеми силами. За десять лет я смогу впервые увидеть солнце, и, я смогу вспомнить, какой он, этот желтый цвет.       Почему же мне не вернули глаза раньше? Почему я должен был проходить через все это? Ненавижу.       ― Да он отвратителен, ― прорычав, принц дернулся в мою сторону и стянул повязку с места, где должны были быть глаза, ― ты видишь это, отец? ― я старался не слушать принца. Мне нельзя было срываться, или говорить ему что-то плохое, иначе… Я потеряю надежду на исцеление, невероятное исцеление.       ― Умерь свой пыл, не хватало, чтобы ты разнес этот и без того мрачный, прогнивший домишко, ― глухо произнес король.       Наш дом, родовой дом, не был маленький, напротив, он был слишком громаден для жилого дома графа, и пусть, что мы находимся под крылом Его Величества.       ― Прошу простите мою грубость, но, Вы можете меня вылечить? ― прикрыв ладонью глаза, скорее даже по привычке, я интуитивно посмотрел в правую сторону, ожидая, что Маркус находиться именно там.       ― Я? Нет, но мой сын может. И не надо так официально, мой неразговорчивый, породнимся, буквально через какие-то две минуты. Хочешь пряник? Кушай-кушай, ― мне в руки положили плотную сладость, слегка похлопав по руке, ― а то совсем исхудал.       ― Отец, прекращай. Я не собираюсь…       ― Тебя никто не спрашивает. Нам не нужно это бессмысленное сражение, глупый, вспыльчивый дурак. Вместо того чтобы знакомиться со своим будущим супругом, нос воротишь? Поверь, уж лучше он, чем ее дочь.       ― Извините, Вы можете меня вылечить? ― повернув голову в сторону наследника, я чуть скривил губы, не надеясь на положительный ответ.       ― Да, могу. Но, это не значит, что хочу, ты уяснил? ― выплевывая каждое слово, ответил мне Война.       То, что о них говорили, те слухи, что я слышал, они были неверны. Маркус был вполне хорошим, да, возможно, хитрым, но хорошо относящимся к семье человеком. Война… Виллиам, напомнил мне маленького ребенка, капризного, нежели отстраненного и холодного тирана, каким представляют его в газетах, на картинках и вообще, на словах. Или, это только первое впечатление?       ― Вот и мы, ― послышались знакомые каблуки и… тяжелые папины шаги, ― простите, что задержались, Джен в плохом состоянии. Охрана, что смотрите? Помогите, ― шаги, шаги и снова шаги. Мир жил отдельно от меня, я не мог сосредоточиться на чем-то одном. Все перемещались, кряхтели, возмущались, и так продолжалось минут пять. Потом, кто-то свалился рядом, видимо, принц, и я, как и положено, почувствовал его нить эмоции, вместе с запахом вишни и дождя.       Это было… страшно.       Его чувства концентрировались лишь на одном: тоска. И больше ничего, никакой злобы, никакой отрешенности, даже та, как я понял, наигранная ситуация с отказом от свадьбы ничуть в нем не пробудила ни злобы, ни азарта, ни сострадания. Он играл. Он придумывал эмоции. Его душа была дырявой, разорванной не по шву. Я понимал, насколько этот человек опасен, насколько он страшен в гневе. Потому, что самый страшный человек тот, кто ничего не чувствует. Да, все было именно так.       ― Тогда, приступим…       ― Подождите, можно попросить Вас об услуге? ― как можно спокойнее произнес я, хотя все выворачивалось наизнанку; из-за событий хотелось орать, бушевать, крушить, ломать, бегать, делать все, но только не спокойно сидеть и говорить ровным, расстановочным голосом.       ― Молчать. Продолжай, отец, ― отозвался Война.       ― Мы все выполним, малыш, не волнуйся. Оракул, приступай, пожалуйста, ― меня потрепали по голове, отчего на душе стало спокойнее.       Вся эта ситуация, в которой я находился, заставляла меня изрядно нервничать. Мне нужны были только глаза, остальное не имело значения. Было все равно, что со мной будет дальше, главное, чтобы я смог видеть, главное, чтобы я смог противостоять миру.       Противостоять Войне.