Танец Огненной Кицунэ

Но чем ближе милый я к тебе была, Пустота съедала мой след, Тем острее воздух, непроглядней тьма, И пути назад уже нет

1 месяц спустя.       Её здесь называли Лисьей Принцессой.       По прошествию целого месяца, Игни уяснила несколько уроков, которые помогли ей стать той, кто она есть сейчас, и один из них заключался в том, что братья Крейзы всегда правы. Всегда и во всем. И даже в том, что держали её в красивой золотой клетке на мягкий подушках, присвоив ей почётное звание «хозяйской собачки». Летвиг любил повторять, что его любимой питомице здесь ничего не будет угрожать, и кицунэ только и оставалось, что улыбаться и кивать в ответ, ведь она воочию увидела, что случилось с непокорным алконостом больше двух недель назад — ему просто вырвали крылья. Прощаться с какой-либо частью своего тела она не собиралась, поэтому весьма успешно играла роль красивой лисички и даже пару раз была удостоена сокровенного разговора, суть которого заключался в том, что на самом деле Летвиг не ненавидит мутантов, просто такая у них судьба. Игни не смеялась, Игни сдерживала рык, потому что ложь и хитрость — это её стезя, и уличать их она умела лучше всего на свете. И Летвиг лгал ей, и, может, он сам об этом даже не подозревал, ведь сам верил в свой обман, но лиса-то знала правду. И ей она категорически не нравилась.       Кицунэ скучала на своих многочисленных подушках, обложившись ими, словно вдруг решила возвести вокруг себя неприступную крепость. Только вот эта крепость не защитит её от грязи и смрада, что правили этим прогнившим до основания цирком. Здесь не было света, все было до того чёрно, что даже Игни чувствовала себя слепцом, невзирая на лисье зрение. И тьма эта была не физически-осязаема, а духовно-непреодолима. Лисица терялась в лжи хозяев, в криках обитателей этого мрачного места, коими разрывались ночи. О, Игни прекрасно слышала, как вопят от боли наги и алконосты — их корпуса находились совсем рядом с хозяйским поместье.       Наверное, кицунэ даже могла бы назвать поименно всех тех, с кем разделяла бессонные ночи, все еще не в силах свыкнуться с полными боли воплями, только вот ничьих имён она не знала, ведь братья Крейзы не выпускали её даже на самую короткую прогулку. И поэтому именно сегодня отличная ночь для небольшого побега. Спустя месяц Игни осмелится на единственное за все время пребывания здесь неповиновение, но оно того стоило. Лисе было невероятно любопытно увидеть кого-нибудь помимо молчаливого Сэна. Безъязыкий фавн приносил ей еду и одежду в её одиночную камеру, а Игни было необходимо убедиться в том, что крики, в которые она вслушивалась каждую ночь, не дурным сном навеянные. Хотя правдоподобности в них было больше, чем в самой кицунэ желания сбежать из этого проклятого места.       А Игни собиралась сбежать, не желая даже думать о последствиях. За этот месяц ей удалось выведать как открыть её комнату без приключений и лишнего шума, а ещё — как так же бесшумно вернуться. Удалось вынюхать каждую щелку, каждую замочную скважину и облазить даже самый темный уголок предоставленной ей обители, весьма внушительной в размерах, нужно сказать. Этот сумасшедший Летвиг и правда верит в то, что красавица-кицунэ областит его ноги и уляжется на коврике рядом. Игни даже позволила себе ухмылку, обнажив острые лисьи клыки. Первородная Лисица глядит на свою наследницу и заходится нервным смехом, уж в этом несчастная пленница была уверена. И маменька тоже смотрит, ругается, небось.       Кицунэ еще раз хмыкнула, выпуталась из вороха подушек и замерла посеред богатенькой комнатушки, навострив рыжие уши. Да, сегодня она делает отсюда ноги, но лишь на одну ночь. Она не могла сбежать сейчас, ведь ее хватятся и пустят погоню, а ей это без надобности. Маменька учила осторожности, и Игни соизволила совету ее последовать, здраво расценив, что глупостью будет удрать сегодняшней ночью, гораздо умней будет разнюхать все и за пределами золотой клетки. Побродить вдоль корпусов, поглядеть на собратьев по несчастью, оценить масштабы территории, а там поглядит.       Хитрушка сверкнула зелеными глазами, обратив их в сторону хлипкого окна, единственного выхода из обители, и глубоко вздохнула. Лучшего шанса и предоставиться не могло, ведь оба брата сейчас в отъезде, и огромное поместье сейчас пустовало, если, конечно, не брать в расчет безголосого фавна да сфинкса, что был питомцем второго хозяина. С ним Игни еще видеться не доводилось, но вот Летвиг много рассказывал о парне-пантере, что обитал в огромном вольере на заднем дворе. Хотела бы кицунэ поглядеть на такое величественное существо, ведь в деревне легенды ходили о сфинксах, которых называли гордо и устрашающе — Хищники, а таковыми они являлись до мозга костей в отличие от своих далеких рыжехвостых родственниц. Игни коротко хмыкнула, чутко прислушиваясь к шуму за дверью.       А люди этих Хищников покорили, лишив их свободы, бескрайних степей и густых лесов. Кицунэ обиду на человечество не держали, ведь считали, что те платят за прочие неудобства возможностью обзавестись потомством, но вот сфинксы… Лисица слышала от паломницы, что как-то забрела в селение с Западной равнины, что сфинксы раз за разом восстают против людей, устраивая немыслимые бойны, пытались отвоевать принадлежащие им территории, только вот тщетно все. Игни этой их глупости не понимала — против человека идти глупо и бесполезно, ведь так или иначе все окончится победой оружия, которым обладали общие враги всех тварей-мутантов. Да и если вглубь смотреть, то планета эта со всеми своими морями, океанами, полями и даже ухабами целиком и полностью принадлежала людям с самого начала. Полузвери здесь чужаки, выведенные безумцем искусственным путем, так что без обид. Игни это понимала, поэтому никакого желания разрушить этот цирк до основания не испытывала. Кто попал — тот попал, кто смог сбежать — тот сбежал.       Тем более, что, кажется, мутанты здесь жили неплохо. Ее комната великолепна. Лиса задумчиво оглядела каменные стены, увешанные людскими картинами, глянула на мягкий пуф, обтянутый темно-красной тканью, на ковер под ногами, в длинном ворсе которого утопали лисьи ноги, тщательно вымытые и обработанные маслами, к слову. Метнула взгляд на зеркало в богатой кованой раме в виде сплетенных между собой виноградных лоз, задержалась на своем отражении, и обратила взор на кровать, с которой только что сама же вскочила. Расшитые цветными нитками подушками явно не тянули на бедность и плохое обращение. А у мутантов, что выступают на арене, и вовсе апартаменты должно быть королевские. Это вам не рабские ряды и не публичные дома, о которых рассказывали старые лисы. Да и таковых, наверное, уже и не осталось — сколько лет минуло уже? Люди изменились с того времени, как старейшина побывала в их руках. Хоть и обезумели слегка, а может, всегда такими были.       Игни встряхнула головой. Она не была уверена в собственных выводах, но для пущей уверенности неплохо бы вспомнить и Сэна — фавн хоть и лишен языка, но выглядит здоровым и ухоженным, вечно ходит в новеньких сюртучках. А голоса лишили потому что болтал много — наверняка так и было.       Смысла в поднятии восстания и уж тем более в начале войны против людей Игни не видела, ей бы главное чтоб спокойно и привольно было, где-нибудь в густых лесах на берегах быстрых рек. А человечество если хочет глазеть на диковинных тварей, пусть смотрит в своих цирках и зоопарках, раз уж ценить чужие жизни научилось. Кицунэ не видела в этом зла, сбежать бы самой отсюда, а там — не ее проблемы.       Лисица снова осклабилась и кивнула сама себе, глянув в сторону окна. Темнело уже, пора идти на разведку да и убедиться в том, что тварюги местные еще лучше нее живут, чтоб уж со спокойной душой отсюда уйти.       Изящным жестом оправив дарованное кимоно, Игни получше распахнула тяжелые портьеры, впуская в комнату лучи вечернего солнца. Цепкими лисьими глазами еще раз оглядела много раз до этого осмотренную и прощупанную раму, дабы убедиться, что Летвиг не додумался поставить на окно замки, и, не увидев таковых, шумно вздохнула. Сердце колотилось громко, словно вдруг решило выбить грудную клетку и пробить стеклянную преграду на пути к свободе. Кицунэ впервые за целый месяц выберется наружу, ступит лапами не на холодный каменный пол, а на размытую дождями землю. И это подстегивало еще больше, заставляло торопиться. Лиса подцепила длинными когтями деревянную раму и та, как и было проверено, легко поднялась. Видимо, хозяева надеялись, что в такое узкое окно кицунэ не протиснется, да не тут-то было — она и в барсучьей норе могла сидеть, ждать, когда охотники пройдут мимо.       Игни лихо взобралась на подоконник и полной грудью вдохнула ночной воздух, уловив запомнившиеся с первого дня здесь пестрые запахи цирка уродов. Кажется, сильнее всех пахло тем самым сфинксом — лиса чувствовала шерсть и сырое мясо. Кто-то плотно поужинал. Она усмехнулась и рыбкой нырнула наружу, чуть застряв в груди, зашипела, но все-таки выбралась, мягко спружинив на сырую землю. Ноги мигом утопли в грязи, и кицунэ воровато оглянулась, беспокойно завертев ушами, но по близости, кажется, никого не было. Тогда она убедилась, что окно до ее прихода не захлопнется и потрусила к ближайшим кусточкам, выглядывая оттуда выход с хозяйского двора. Он обнаружился почти сразу, и радость от близкой свободы омрачало лишь наличие высокого каменного забора. Братья Крейзы не поскупились, а то мало ли какая тварь взбеленится.       Прошипев проклятия сквозь сжатые зубы, Игни перебежками устремилась к ограде, то и дело оглядываясь на оставшийся позади дом.Темные провалы окон внимательно наблюдали за ней, и лиса даже поверила на мгновения, что поместье сможет рассказать хозяевам о ее маленькой шалости. Но глупые мысли пришлось отогнать, как только высокий забор вырос перед ней суровой громадой. Игни секунду поразмышляла, а потом взяла и вцепилась когтями рук и задних лап в щербатую поверхность, тесно прижавшись всем телом. Вроде, двигаться можно.       Чем выше она лезла, тем настырнее ветер трепал рыжие кудрявые волосы, то и дело бросая пряди прямо в глаза их обладательнице, отчего Игни пару раз чуть не рухнула назем плашмя, но все же удержалась. Вокруг было тихо, даже шорох не потревожил обширный сад Крейзов, которым беглянка даже полюбоваться не успела из-за спешки, но добравшись до вершины, уселась на каменный забор, обведя взглядом представившийся ей вид. Поместье из красного кирпича в своих окнах отражало лучи закатного солнца, и Игни мигом обернулась, закрывшись от яркого света когтистой лапой и шумно выдохнув.       Она и не знала, что сердце может так трепетать от одного лишь вида солнца отражающегося в водной глади. Не озера и не реки. Это было море, самое настоящее, о котором только путешественницы и рассказывали. Игни шумно втянула носом воздух, осторожно подогнув под себя колени, и не сводила взгляда с бесконечной воды, золотой от лучей, купающихся в ней. Хотела бы и лиса окунуться с головой в тихое море. Лиса еще раз вдохнула воздух, уловив терпкий запах соли, что доносил до нее ветер. А после ее взгляд опустился ниже. На цирк, на его окрестности.       Грязь и серость не вязались с только что увиденной красотой, и Игни даже брови вскинула — такого она не видела по приезду, эти бесконечные клетки и пристройки, закрывшиеся ларьки с погашенными вывесками. Было слишком порочно. Кицунэ металась взглядом по рядам фургонов, сидя на заборе, словно невидимый наблюдатель, и какой-то задней мыслью осознавала, как же ничтожны были ее предположения о «лучшей жизни». Образы не вязались, и кицунэ выдохнула через нос, нахмурив брови. Пора бы спуститься и самой на все поглядеть. Взвесить. Подумать. Убедиться. Только — в чем? В людской бессердечности?       Лисьи когти легко заскользили по выступающим камням изгороди; спуск получился быстрее, чем подъем, и через пару минут Игни уже стояла на земле по ту сторону хозяйского сада, а сердце ее неистово колотилось в страхе от того, что она может здесь увидеть. Не королевские хоромы, это точно. И кицунэ двинулась вперед, крадучись и прислушиваясь к каждому звуку. Солнце окончательно зашло, накрывая беглянку покровом густого мрака, словно вуалью, пыталось спрятать от чужих глаз. Минуя еще один забор, на этот раз хлипкий и полуразвалившийся, лисица пожалела о том, что ничего кроме расписных кимоно Летвиг ей не предоставил — теперь весь подол был в бурой грязи, это Игни даже в полумраке увидела, невольно задумавшись о том, как объяснит это Сэну или чего хуже — Крейзу.       Тяжко вздохнув, тихушница сделала еще шаг, но тут замерла — совсем рядом разило человеком, сразу двумя. Она притаилась, а совсем скоро услышала и голоса, развязные и тягучие. К людскому запаху добавился и острый аромат спирта.       — Крейзы уехали, ты слышал?       — Угу. Утром еще, кажется. Я видел, как отъезжала их машина. Поговаривают, умчали в Бурж, смотреть отловленных в пещерах Урги нагов. Тамошние охотники устроили торги.       — Купят кого?       — Не знаю, но вроде как должны. У нас же их пять, один скоро окочурится, надо бы замену ему, — в голосе говорившего промелькнули презрение и злобное ликование. — Да и однорукому пора на тот свет. На шлюху эту и смотреть гадко.       — А трахать его тебе нравится, — собеседник его, кажется веселился, а Игни почему-то сглотнула, отступив дальше в тень фургона, за которым спряталась. — На-ка, чтоб не гадко было, — некоторое время было тихо, а потом раздалось булькание, словно кто-то отпил из горла. Вновь запахло спиртом.       — Трахать и смотреть — разные вещи, — философски заметил голос, став немногим приветливее. — Но раз ты настаиваешь, то и посмотрю на него. Все равно недолго осталось. Видел, как отымели его городские богатеи? Червяк два дня стонал как сука. Не от удовольствия правда, — злой смешок, — от боли.       — Господин Рейдж тогда чуть ли не рядом ночевал, — усмехнулся второй человек. — Все не оставит его умирать. Добрый доктор.       — Пусть лечит тех, кто работает. Еще скажи, что я не прав, Тревор. Шлюха, конечно, хорошо, но жрать только потому что дает себя трахать — неправильное это дело.       — Когда ты пьян, Седрик, то говоришь разные умные вещи, знаешь? — заметил тот, кого назвали Тревор, а голоса начали понемногу отдаляться, вынудив Игни осторожно последовать за их обладателями. — Да и не дает он, согласись, мы сами берем.       — До сих пор рыдает, сученыш, как дите малое, — сквозь зубы проговорил Седрик и на мгновение затих, кажется, опять приложился к бутылке. — Извращенцы городские после себя ремни диковинные оставили, я их припрятал. Сегодня опробуем.       — А ты прям воодушевился. Дай-ка я тоже хлебну.       Грязь вперемешку с песком хлюпала под тремя парами ног. Игни не знала, зачем за ними следовала, но отчего-то шла не отставая, скользя в тени все новых фургонов, ящиков, ларьков, как ветер. Они говорили о наге, которому пророчили смерть, и вместе с этим пониманием кицунэ позабыла все свои недавние размышления. Кажется, в этой жизни повезло только ей, потому что приглянулась хозяину сего кошмарного места. Теперь лисица не видела разницы между цирком уродов и публичным домом, где так страшилась оказаться. Люди из всего сделали одно. В голове было пусто и шумно, а шагала она словно бы по наитию, ведомая даже не сердцем — каким-то диким неправильным инстинктом.       Она должна была все увидеть своими глазами.       Только — для чего же? Игни не знала, все шла, не теряя из виду рядом мелькавшие тени людей, чьи имена запомнила на всю оставшуюся жизнь. Тревор и Седрик. Мужчины, которые с бутылкой спиртного шли, чтобы изнасиловать нага. Лисица помнила себя на его месте, когда пьяные охотники отымели ее прямо на опушке, приговаривая, какая же она красивая, и капали слюнями ей на лицо. Больно. Тогда было невыносимо больно и страшно, благо маменька вовремя подоспела и разорвала обоим глотки. А вот несчастного змея никто не спасет, это лисица хорошо знала.       За что же Первородная Кицунэ так несправедлива?       Но Игни мигом сообразила, что вряд ли лисица-прародительница стала бы заботиться о потомках первого нага, но вот времени воззвать и к нему тоже у беглянки не осталось — шаги затихли впереди, и ей пришлось замереть вместе с ними, изучая место, куда они ее привели. Здесь пахло затхлостью из-за кучи старого тряпья. Лисица нагнулась к земле, принюхиваясь, и даже отшатнулась, уловив смердящий запах крови, испражнений и… спермы. Да, это была мужская сперма, ведь ее вонь она узнает из миллиарда запахов. К горлу подкатила рвота, и кицунэ едва подавила желание удрать отсюда обратно в свои мягкие подушки. Но вместо этого она шагнула к единственному источнику света — щели меж пристройкой и большой клеткой, кое-где прикрытой брезентом, натянутым и закрепленным тросами. За прутьями никто не шевелился, сколько Игни ни вглядывалась.       — Ну, не выходишь встречать, сучка? — Седрик прошел совсем рядом так, что едва не задел высунутый лисий нос. — А мы вот к тебе пришли. Гостинец принесли, — добавил он чуть погодя, потреся в воздухе почти допитой бутылкой с чем-то бурым и вязким. — И это твоя благодарность?       — И чего ты сразу с наездами? — весело осадил приятеля Тревор, громыхая замком. Игни поежилась, потому как все еще не оставляла надежды, что по пьяни мужчины забудут про ключ и замок и просто уйдут ни с чем. Глупо, так по-детски. Кицунэ словно бы на пару лет назад перенеслась, утопая в воспоминаниях. Сейчас будет больно. Только вот не ей, и это приносило адское удовольствие, запретную жестокую радость. Кто-то другой будет унижен, не Игни. Не Игни.       — Со зверьем ласково надо, — вдруг продолжил Тревор, и от неожиданности лисица даже вздрогнула, вновь обращая все свое внимание на разворачивающуюся сцену по ту сторону темного закутка, где она спряталась. — Ну? Страшно тебе, змееныш? — насмешливо спросил он у темноты клетки, а кицунэ прищурила зеленые лисьи глаза, жаждя увидеть того, кто скрывался в пропахнувшем кровью мраке. — Да ты ж привыкший уже. Мы же по-быстрому.       — Вам нельзя с-с-сюда.       Голос был шипящим и тихим, но твердым. Игни приоткрыла от удивления рот, когда на свет вышел тот, кому принадлежал суровый ответ. Вернее, выполз, едва шевеля серым чешуйчатым хвостом, исписанным многочисленными глубокими, свежими или почти зажившими шрамами, сплетающимися в узор на равне со светлыми природными полосами. Лисица даже на мгновение залюбовалась, ведь никогда не видела настоящего нага вживую — только сказки слышала о бесстрашном народе лесов и пустынь, воинственных, но мудрых полузмеях. Маменька бы тоже была в восторге. Невольно Игни глянула на небо, а потом вновь опустила глаза на людей и нага, в чью клетку они так бесстрашно забрались, закрывшись изнутри. Ведомая какими-то своими соображениями, кицунэ оглянулась и, приметив стремянку у самой пристройки, ведущую на крышу, лихо взобралась наверх, обеспечив себе прекрасный вид на все происходящее в вольере.       — Тебя никто не спасет, — гаденько усмехнулся Седрик, шагнув к поддавшемуся назад змею. У него были длинные серые, как и хвост, волосы, собранные в небрежную косу и отливающие серебром. Игни прищурилась, наверное, так казалось из-за лучей луны. Она немного расслабилась, ведь против такой твари даже двое человеческих мужчин не выстоят — на что они надеются, глупцы? Он же порвет их, как полевых мышей, на мелкие кусочки.       — Твоего дрессировщика сейчас нет, — подхватил Тревор, сделав еще шаг. — Никто тебя не защитит, — повторил за товарищем пугающую фразу, а лиса невольно вцепилась когтями в черепицу, от напряжения не зная, куда деть колотящееся сердце. — Он уехал вместе с хозяевами. Бросил тебя, да?       — Вам нельзя с-с-сюда, — упрямо прошипел наг, тряхнув копной серебристых волос и высунув раздвоенный язык, а во тьме сверкнул его желтый глаз. Глаз? Игни нахмурилась. На месте второго красовался уродливый шрам, начинавшийся где-то под копной седых волос и кончавшийся под подбородком. Так он полуслепой. Кицунэ принялась жадно изучать открывшееся лицо, с каким-то восторгом отмечая небольшие рожки, едва ли прикрытые прядями. Догадка скользнула в мыслях, и она метнулась взглядом снова к хвосту, к самому кончику. Да, его венчала увесистая шишка-погремушка. Странницы как-то привозили в селение рогатых гремучников, мертвых, правда. Уверяли, что чучела уберегут деревню от всех напастей.       — Да ладно тебе, — Тревор покачал головой. — Мы же почти друзья, старина Нэш.       — Трахаем тебя с завидной регулярностью, — поддакнул Седрик, а Игни все никак не могла понять — что это, спектакль какой? Полный нелепости. Да им бы ни за что не совладать с этим нагом. — Еще скажи спасибо, что такого уродца, как ты. Вторую бы ручонку отпилить, так вылитый червяк выйдет, — раздался булькающий смех, а лисица, наконец, увидела уродливый отросток на месте правой руки. Да и хвост, она заметила, был сломан в некоторых местах, не сможет он им биться, как поговаривали странницы. Ублюдки человеческие раненого и истощенного нага трахать собирались, ведь он даже отпор дать не сможет.       — Вы поплатитес-с-сь, — все так же убийственно спокойно произнес хозяин клетки, и в голосе его не было и капли страха, только — перезвон холодных льдинок.       — Еще скажи, что нажалуешься Неро, — хохотнул Седрик, уже даже не глядя на свою жертву — изучал вольер и, что-то обнаружив, двинулся к другому углу. — И чего господину Лапланке не плевать на тебя? Все нянькается, как будто ему за это платят… но, смирись, змеюка, — мужчина вдруг хмыкнул, — он ведь тебе не помогает, когда господа Крейзы продают твою дырку важным шишкам из города? Не-е-ет, — хищно протянул тот, не дождавшись ответа. — Потому что нахер ты ему сдался в самом-то деле.       — У доктора Рейджа больший резон, — заметил некоторое время молчавший Тревор, будничным жестом направив жезл в грудь беззащитного нага. Только сейчас сидящая на крыше в паре метрах от чудовищного зрелища Игни заметила в руках пьянчуги оружие, конец которого сиял искрами. — Ему хотя бы платят за твою вылеченную задницу.       — И то верно. Подкинем-ка ему работки, а то господин Рей все скучает… со вчерашнего дня, — даже видя лишь его спину, лисица словно на яву увидела мерзкую ухмылку, а сердце ее взмыло под самое горло.       Она увидела обнаженные клыки гремучника, а потом Седрик вдруг наступил на сломанный хвост, прокрутив каблуком по старой ране, на которой не доставало чешуек. И Нэш зарычал, словно сфинкс, только вот даже с места не сдвинулся, смотрел прямо стоящему перед ним Тревору в глаза, на что тот лишь ухмылялся. «Бейся!» — хотелось крикнуть Игни, но она вовремя опомнилась и устыдилась, ведь сама в похожие минуты только могла, что жалко всхлипывать и просить о пощаде. Но ведь он змей! Мужчина. Ужас пронзил ее тело, когда она поняла, что во всем этом ее чудовищно пугает — все они мужчины. Природа-мать накажет их за такое богохульство, точно накажет!       Лиса вцепилась когтями в черепицу, едва ли не дырявя крышу, а Седрик тем временем проделывал какую-то сложную операцию — подложил под брюхо нага кожаные ремни, затягивающиеся цепями, а после тросы, крепившиеся к ним, неторопливо продел через прутья клетки где-то на самом верху.       — Ш-ш-што вы делаете? — змей вдруг выгнулся, и вот тогда в его голосе Игни узнала страх, липкий такой, омерзительный.       — Пробуем новую придумку, — весело отозвался Седрик и вдруг резко потянул за торсы, заставив бесполезный хвост Нэша взмыть в воздух и замереть над землей. — Хорош вид, — прокомментировал мужчина, облизнувшись на что-то. Лиса прищурилась и увидела в хлам растормошенные паховые пластины и практически лишенное чешуи кольцо ануса. Прикрыла рот руками, подавив полный ужаса вздох. — На-ка, привяжи его руку так же, чтоб не вздумал дергаться, — пьянчуга кинул товарищу кусок веревки, а сам ощутимо ударил по спине нага, заставив прогнуться. Тот зашипел, а лиса широко распахнула глаза, не смея и на секунду оторваться.       Поза была унизительна и неудобна; словно мясо, подвешенное на праздничном вертеле, бедняга-Нэш предстал перед своими мучителями, извиваясь от боли в переломанном хвосте. Что же такое происходит с этим гребаным миром?       — Хочешь хлебнуть для смелости? — милостиво предложил Тревор, закончив с привязыванием руки к прутьям, и только сейчас кицунэ заметила, насколько же змей был худощав, бледен и слаб. — Держи, зверюга, — хохотнул мужчина и, схватив нага за растрепанную косу, запрокинул его голову вверх, вливая вязкую жидкость прямиком в нутро. Тот захлебнулся, застонал, задергался, только вот напор это не сбавило — бурые ручейки заскользили по его щекам, сорвались с подбородка, окропив грудь и грязные полы клетки.       — Ну и вонь же, — поморщился Седрик, оглянувшись в поисках чего-то, и Игни проследила за его взглядом, упавшим на шланг по ту сторону прутьев. Она знала, что таким пользуются, чтобы поливать огород — пару раз она видела, как Сэн ходит с таким возле клумб и грядок поместья Крейзов, мощной струей обливая посадки. — Сейчас мы тебя ополоснем. — И с этими словами цирковой ирод потянулся сквозь решетку за инструментом, тут же прокручивая краник. Вода полилась сначала медленно, а потом холодным единым потоком, поднимая столп пыли.       Седрик развернулся, и лиса увидела злую усмешку, торжествовавшую на его лице. Отчего же люди так ненавидят мутантов? Отчего же так жестоки к выведенным ими же самими существам? Игни могла бы заплакать, будь ее сердце более теплым, но на деле лишь смотрела на то, как мужлан направил струю прямо под змеиное брюхо, с наслаждением глядя на то, как в разные стороны разлетаются нежные паховые чешуйки, вызывая полный боли вопль. Лиса перевела взгляд на лицо нага, перекошенное от мучительных ощущений, скользнула по трепетным рожкам, по косе, по шраму и почему-то подумала о том, что и его имя она запомнит на всю жизнь. Нэш.       Змей запрокинул голову, дернув рукой, но лишь натянул крепко завязанную веревку. Его отросток на месте второй конечности нелепо задергался, а сам он завопил, уже не сдерживая всхлипов и слез. Игни подалась вперед. Она выглядела так же жалко? Как омерзительно.       — Да заткни ты его наконец, — гаркнул Седрик, а Тревор зачем-то потянулся к ремню на штанах.       — Вздумаешь укусить — убью, — пообещал мужчина, спустив брюки до самых колен. До кицунэ туго доходил смысл сказанных слов, но когда она увидела обнаженный половой орган, тошнота с новой силой подкатила к горлу. Этим заткнуть?       — Всади ему уже, — приказал Седрик, тщательно промывая холодной водой анус. Игни торопливо перевела взгляд в ту сторону, завороженно глядя на то, как мужские пальцы скользнули по плотно сомкнутым мышцам, с силой надавив на и так изувеченное место. Наг взвыл, но в следующую же секунду заткнулся, а лиса метнулась взглядом обратно к его лицу. Тревор трахал его. Через рот, и это зрелище настолько поразило кицунэ, что она готова была разрыдаться вместе с нагом, по щекам которого мешаясь с ручьями выпивки катились обжигающие слезы. Почему же? Она не понимала.       — Так-то, — одобрил Седрик, а Игни устало повернула голову в его сторону, уже без особого удивления наблюдая за тем, как он сунул внутрь змея шланг, и холодная вода влилась в него бурным потоком, заставив того прогнуться и выплюнуть мужской член, и наг зашелся чуть ли не плачем. Пьянчуга для большего результата прокрутил насадку внутри него, а потом с хлюпанием вынул, позволяя воде пролиться на пол. — Уже лучше. Не так омерзительно. Ну и кровищи, — сплюнул тот, поглядев на лужу у своих ног. — Ты как течная самка, ей-богу, — хохотнул Седрик, потянувшись к своим завязкам на поясе.       Сейчас. Будет. Больно.       Сердце лисье колотилось бешено, слезы стояли у самого горла, а когти скребли по черепице в чудовищном приступе ненависти. Она себя сейчас увидела, беззащитную перед людской жестокостью. Лицо нага, изуродованное шрамом, заплаканное и полное неземной боли, было, казалось, совсем рядом, так, что она слышала его судорожное дыхание, пока он вновь заглатывал увесистый человеческий член, давясь собственной слюной. Ветер взвился в лисиных рыжих волосах, а Седрик с явным довольством пристроился у вздутого ануса, готовясь сделать следующий шаг.       — И никто тебе не поможет, шлюха, — жестоко проговорил мужчина, вонзив ногти Нэшу в бок, а после скользнул к животу. — Как думаешь, когда я всажу в тебе, смогу нащупать его здесь, — человек ткнул кулаком туда, где находился кишечник, а змей истошно заверещал, снова выплюнув Тревора. — Ну-ну, до разрыва пищевода тебя никто не доведет. Хотя не обещаю, — и с этими словами пьянчуга ввел два больших пальца внутрь, раздвигая чувствительные стенки, а Игни вдруг вздрогнула.       Маменька не сидела в стороне, пока двое ублюдков насиловали ее в лесу. Маменька сразу прыгнула на них, порвав глотки и откусив пальцы вместе с истекающими смазкой членами.       — Да вам же место всем в борделях…       — Как смеешь ты прикасаться к собственности господ Крейзов, грязный червь? — голос ее был чужим, таким громким, рычащим и властным, что Игни на миг опешила. — Отойди прочь, животное, пока Лисий Бог не проклял тебя и весь род твой поганый. — И с этими словами кицунэ сиганула вниз, юркой рыбкой нырнув сквозь прутья.       — Ты еще кто…? — начал Седрик, но был отброшен на несколько метров назад, пригвожденный лисицей к решеткам. Зубы у нее были крепкие и острые, мигом прокусили плечо, и Игни вдоволь напилась человеческой крови за пару быстрых глотков, а после огненной стрелой подлетела к замеревшему от неожиданности Тревору и вцепилась тому в пах, насладившись полным боли и страха воплем.       — Пошли прочь, — зашипела Игни, встав возле нага в той позе, в которой матери оберегают новорожденных лисят. Но сейчас она выглядела пострашнее любой мамаши, пекущейся о жизни своих отпрысков. — И не смейте больше приближаться к змею. Лисий Бог бдит за вами, — зловеще пообещала она, издала рык и сверкнула зелеными глазами, на дне которых горели настоящие костры.       — Демон! — в унисон заголосили мужланы и со спущенными штанами на утек бросились вон из клетки, едва ли не пролетая сквозь прутья. А Игни осталась наедине с тяжело дышащим нагом и что делать дальше она абсолютно не знала.