Никого вокруг кто бы попросил, Мол, держись, не сходи с ума. Я зажгла огонь, мне хватило сил. Я сумела светить сама.
Нэш не был красивым. Отнюдь. Он был уродливым, измученным, бледным, хилым — можно продолжать этот список до бесконечности, ведь границ его внешним недостаткам не было. Маменька неустанно повторяла, что мужчину для соития нужно выбирать тщательно, даже если после этого его придется убить — необходимо было, чтобы маленькие кицунэ родились красивыми и здоровыми, а до остального дела не было. Но Игни даже не пыталась разглядеть в змее красоту тела, она видела ее внутри. Она видела чудесное свечение на дне его глаза, в его улыбке, в его движениях, в его голосе, в нем самом. Юная лисица не знала, что за болезнь вдруг одолела ее, но не могла ей противиться, и теперь отсутствующие руку и глаз она не замечала, словно бы неведомая пелена вдруг окутала ее, не давая глядеть на вещи в прежнем свете. Она лежала на кровати и думала о том, что даже застарелый уродливый шрам теперь не казался таким страшным, как показалось в первый день. Теперь он был частью его, частью Нэша, неотъемлемой и…необходимой. И осознание это мучило, глодало сердце, Игни не знала, что с этим метанием делать, как быть с ним в этом мире, где ни у кого из них нет прав? Она — пленная лисица, красивая игрушка хозяевов ужасного места, в стенах которого за развлечение считается надругательство над бессильными телами. Она — кицунэ, которую всю жизнь учили охоте и обману, она — обольстительница и лгунья, любимица Летвига Крейза, Лисья Принцесса. Нэш — тело. Игни вздрогнула, и хвост ее беспокойно заметался по чистым простыням. Даже на подсознательном уровне она прекрасно понимала, что серошкурый наг не больше чем просто тело, которое изо дня в день насилуют неустанно. И ясно было одно: помочь ему она ничем не сумеет, и эти чувства, светом пронзившие ее насквозь, рано или поздно утонут в пороках омута, куда затянула ее жизнь. Рано или поздно, но Игни придется смирится с тем, что Нэша будут терзать чужие руки, кусать кривые мужичьи зубы и оговаривать скверные языки. Лисица резко поднялась к кровати, кровожадно уставившись в пустоту собственной обители. Но маменька всегда учила держаться за свое и рвать соперникам глотки, коли они вздумают это забрать. А юная кицунэ привыкла маменькины наставления исполнять. Перед глазами встал образ однорукого нага, и единственный его глаз сиял во тьме клетки, словно желтоокая луна в самую сокровенную из ночей. Игни потянулась за ведением, но тут же отдернула руку и поджала губы, свирепо пронзив мрак комнаты одичалым взглядом. Сегодня возвращаются хозяева, и к этому стоило бы подготовиться. Она не знала, правда ли Флин расскажет о том, что в змеиный корпус повадился шнырять лисий демон, но предпочла бы быть готовой к любым вопросам со стороны Летвига. Лгать она умела искусно, даже искусней, чем залечивать раны, поэтому особого труда обвести вокруг пальца покоренного ее красотой чудака ей не составит. Лисья магия непонятна и чудовищно сильна, но в малых количествах не навредит и муравью. Игни любой ценой возьмет свое, вопреки всему избавит Нэша от страданий, даже если придется очаровать каждого мужчину в этом цирке. Так она решила для себя. Так она поступит, ведь иначе смысла в жизни не останется. Как маменька умерла — и так только тьма клубится по углам сознания. После встречи с нагом ее поубавилось, и лисица даже согласна поверить в то, что кицунэ не целиком состоят из черного эгоизма. Сердце так ноет, все рвется за пределы дома, туда, где прошлой ночью остался Нэш, отданный во власть доктора и загадочного дрессировщика по имени Неро. Игни прошлась до окна, нетерпеливо подметая хвостом пол, и уставилась на грустный пейзаж по ту сторону стекла. Этот Неро ее заинтересовал, хоть от него и пахло ненавистным людским родом. Лиса даже готова признать, что лицо его ее удивило, ведь только сейчас она поняла, что не так было с его глазами, на которые она еще вчера обратила внимание. Один из них, правда, сиял бескрайней синевой, а второй был светло-серым, словно раскаленное на солнце серебро — и это было бесконечно невероятно. Таких среди людей редко встретишь, словно бы мутант, такая же странная тварь, как сама Игни. Лисица никому здесь не доверяла, но Неро, кажется, тоже не согласен мириться с цирковыми устоями и развратными привычками их обитателей. Возможно, их дороги еще ни раз пересекутся, и тогда Игни получше рассмотрит его лицо и навсегда запечатлеет в памяти взгляд разноцветных глаз. Губ ее коснулась мимолетная улыбка и почти сразу исчезла, как только за дверью послышались чужие расторопные шаги, а воздух пропитался запахом господина Крейза. Вот он и здесь. Не сказать, что кицунэ готова была дать отпор любым последующим в ее сторону обвинениям, но в ее крови вдруг вскипела та самая вчерашняя уверенность, и она сжала ладони в кулаки, прищурив зеленые глаза. — Моя драгоценная Принцесса, — с порога произнес Летвиг, смерив свою питомицу с ног до головы обеспокоенным взглядом. — Прекрасна, как и всегда, — объективно заметил мужчина, ослепительно улыбнувшись, а Игни неосознанно сделала шаг назад, упершись поясницей в выступ подоконника. — Как ты здесь поживала? — Просто чудесно, хозяин, — сглотнув, ответила лисица, пытаясь разгадать за этим нежным голосом фальшь. — Но я так скучала, — слукавила она, с удовольствием отметив, как во взгляде человека полыхнуло довольство ее словами. — Без вас. — Мне жаль, крошка, — пробормотал Крейз, шагнув к ней, — но скоро мне опять придется уехать… — Игни старательно изобразила печаль. — Но сегодня я сделаю тебе подарок, — воодушевленно продолжил он, а лиса навострила уши. — Вечером в нашем доме будет большой праздник для всех членов нашей большой семьи. И я разрешаю тебе там быть. Для семьи? Кицунэ не нужно было долго анализировать его слова, чтобы понять, что на торжестве будут только люди, работающие в цирке. Дрессировщики. Доктора. Артисты. Игни незаметно ухмыльнулась самым краем рта. И Флин тоже должен быть там. Она наперед знала, что этот грязный мужлан даже не посмеет заикнуться о слухах, которые ему принесли Седрик и Тревор, а те двое слишком трусливы, чтобы напрямую Крейзам заявить о том, что любимая лисичка одного из них шныряет ночами в змеиный корпус. Игни была во всем этом более чем уверена, но предпочла бы быть более осторожной. О, она обязательно пойдет на это праздник просто за тем, чтобы запомнить каждого мерзкого человека в лицо, увидеть их пьяные рожи и узнать слабые стороны. Кицунэ по натуре своей охотники, поэтому слежка за жертвой для них обычное дело. Лисица намерена подрыть корни этому гнилому дереву, чтобы оно свалилось на такую же гнилую землю, а после самолично сжечь остатки. — Для меня это будет честью, мой господин, — смиренно отозвалась Игни, а в сердце ее возгоралось пламя. — Вот и чудно. Ближе к вечеру накажу Сэну, чтобы принес тебе наряды. Столько накупил тебе в городе, тебе точно понравится, моя драгоценная Принцесса. — О, вы слишком добры ко мне, хозяин, — пролепетала кицунэ, в мыслях расслабившись, ведь, кажется, Летвиг не слышал ни о каких Лисьих Демонах и покусанных циркачах. — Ты заслужила, моя дорогая. Увидимся вечером, крошка, — махнул на прощание рукой в черной перчатке и скрылся за дверью. Игни презрительно фыркнула, обернувшись к окну. В саду буянил ветер, а где-то там в своей клетке томился Нэш. Покидать поместье, пока Крейзы здесь, опасно, но сердце неугомонное так и бьется о кости, порываясь туда, за ограду. Лиса нахмурилась, стиснув манжеты кимоно, и выдохнула сквозь сжатые зубы. Она навестит змея сегодня, обязательно навестит, но для начала побывает на этом празднике. В душу закралась хрупкая надежда, что хотя бы этой ночью Нэш сможет поспать спокойно, ведь все мучители соберутся здесь, в хозяйском поместье. Первородная Кицунэ, твоя дочь умоляет, пусть будет так.***
Когда-то давно странницы рассказывали легенду о прекрасном Венценосном Драконе. Было это лет десять или пятнадцать назад, когда сама Игни была еще несмышленым лисенком, цепляющимся за мамкину юбку. В легенде той говорилось о твари, что разила одним только взглядом всех своих недругов, что видом своей рогатой головы пугала всех человеческих смельчаков, что только пытались ее победить. Дракон был символом надежды, ведь сказки о нем рождали в маленькой Игни светлые чувства и мечты о том, что мутанты однажды обретут свободу на людской земле. Ей нравилось, усевшись у костра, слушать тягучий голос Орлины, — одной из лисиц-странниц, — повествующий о том, как могучий Венценосный Дракон в одиночку одолел целое войско человеческих мужчин, что посягнули на его земли. Она восторгалась этим героем, она тянулась к нему своей детской душой. И сейчас, глядя на себя в зеркало, юная кицунэ отчего-то вспомнила старые легенды, почти позабытые и кажущиеся дурацкими. Она ведь теперь знает, что никто не в силах победить людскую жестокость, никто не в силах стать свободными. Даже помочь тому, чье счастье важнее собственного, — ни один мутант не в силах. Наверное, о Венценосном Драконе ей напомнили вышитые рогатые твари на подаренном Крейзом кимоно. Они глядели свирепыми глазами, и их золотые и серебряные головы были внушительными и величественными, совсем как слова о великом герое, что обещал вернуть справедливость. И где же он сейчас? Игни горько усмехнулась, крутанувшись возле зеркала, и шелковые полы ее одеяния красиво всколыхнулись, словно прозрачные фибры лунного сияния. Она и правда была похожа на Принцессу, коей ее нарек Летвиг Крейз, со всеми этими роскошными заколками, украсившими ее огненные волосы, с длинными блестящими серьгами и браслетами, нанизанными на ее изящные руки. Хозяин не поскупился на дорогие подарки, но что скрывается за этим слепым обожанием? Лисица боялась, что за его доброту и наивность ей придется дорого заплатить в будущем, неспокойным было ее чуткое сердце. И болело оно за Нэша, которого она оставила прошлой ночью на попечение доктора Рейджи. Кицунэ сжала кулаки, спрятав ладони в длинных рукавах, — нельзя, чтобы кто-то заметил ее обломанные когти и пораненное запястье, — и выпрямилась, свысока взглянув на свое отражение. О, она прекрасна, просто великолепна, как сама Первородная Кицунэ, которая вдруг вздумала спуститься с Небес. Видели бы ее маменька и сестры — не узнали бы. Игни грустно улыбнулась, повернулась боком, взмахнула тщательно вычесанным хвостом и растянула алые губы в хищной улыбке. Сэн, что до этого терпеливо ждал у двери и позволял любоваться лисице своей работой, вдруг осторожно кашлянул, намекая, что пора было идти в праздничную залу, где хозяин наказал быть ровно в девять вечера. Лисица зябко передернула плечами, глянула за окно, где уже густым маревом опустились сумерки, и покорно зашагала за фавном, слыша биение собственного взволнованного сердца. На этом празднике будет Флин, она это точно знала, а если он вздумает рассказать о ней, о Лисьем Демоне? Вдруг Летвиг разозлиться и накажет ее или вовсе убьет? Тогда Игни ничем уже не сможет помочь Нэшу, своему сереброкосому нагу. От осознания того, что в первую очередь она побеспокоилась о судьбе Нэша, Игни вздрогнула, широко раскрыв глаза и глянув на спину впереди шагавшего Сэна. Что же с ней такое твориться? Отчего же мысли все заняты не собственной безопасностью, а благополучием урода-нага? Лисица не знала, но догадывалась, что именно эту жертвенность принято называть… любовью. Принято называть самым светлым чувством, давно забытым кицунэ, и тем, что завещала беречь Первородная Кицунэ. И теперь Игни, шедшая по запутанным коридорам человеческого дворца, разодетая в дорогие наряды и несшая в сердце противоречие, попытается напомнить хотя бы самой себе, что значит любить. Сердце ее рвалось тысячами искр только при мысли о Нэше, к которому она стремилась вернуться этим же вечером, рвалось от страха того, что будет, если все всплывет. Но, милая моя, риск — брат любви, поэтому не обессудь. — О, а вот и моя прекрасная Принцесса! — развязный голос господина заставил лисицу вздрогнуть и вернуться в реальность. Оказывается, Сэн раскрыл тяжелые дубовые двери, ведшие в разукрашенный зал, и учтиво застыл на пороге, пропуская Игни вперед. — Заходи, заходи, прелестница моя. Кицунэ вздрогнула еще раз, незаметно выдохнула и улыбнулась так широко и ярко, что могла бы посоревноваться с висящей под потолком люстрой с тысячами горящих огней. — Приветствую вас, хозяин, — смиренно проговорила она, робко прошествовав к Летвигу. Но вместе с робостью была в ее походке непоколебимость, граничащая с дерзостью. Она вошла в зал, где собрались только человеческие мужчины, она, дикарка, тварь, животное. Она посмела быть здесь — и это было настоящим вызовом, ее личным боем. — Ну вы посмотрите, какая необузданная красота, — воскликнул Крейз, от которого так и несло спиртом, обращаясь к своим товарищам. — Покорилась, надо же, — задумчиво проговорил какой-то старик, тут же икнув. — И то верно, — завторили ему. — Дикая кицунэ покорилась вам, господин, диво-дивное! — А какое лицо! Нет, вы видите? Прямо демоническое. А в глаз-то — глядите! — покорность и только. — Моя она, только моя, — важно заявил Летвиг, потянув к лисице руки, и та сиюминутно же подошла ближе, усевшись у его ног на заранее подготовленные подушки и расправив плечи. Роль ее такова, что ничто, даже глаза, не должны выдать ее ненависти, ее неудержимости и ее лжи. — Моя Принцесса, Лисья Принцесса. Огненной Кицунэ он ее не называл очень давно, это Игни заметила, предпочтя громким и горячим словам нежное — Принцесса. Летвиг боялся ее имени, в котором поселился огонь, и это лисица чувствовала лучше, чем его обожание. Она взглянула исподлобья на всех восторженных мужланов и в одночасье ощутила их плохо скрываемую похоть, обращенную сейчас только на нее одну. Боялась ли она? Безумно, но жажда разузнать о цирке больше, нежели ей известно, брало верх над опасениями. Она делала это ради Нэша. — Неро! Неро, мой друг, поди-ка сюда, ты же не видел, какую красоту я купил у прохвоста Блута! Игни не сразу поняла, что в этом имени ее заставило напрячься, а потом вспомнила, что оно принадлежало тому самому дрессировщику с разноцветными глазами. Мужчине, что спас Нэша прошлой ночью. Игни беспокойно поджала уши, напряженно глядя по сторонам, пока Летвиг махал кому-то еле шевелящейся от выпитого алкоголя рукой. Кажется, господин уже на славу перебрал. Лисица волновалась, как бы его не вывернуло, а то и ей достанется. Разговоры на миг затихли, и тогда кицунэ увидела высокую, широкоплечую, статную фигуру главного змеиного дрессировщика, что неспешно приближалась прямо к ней. По-прежнему роскошные кудри сейчас были собраны в изящный хвост на затылке, фигура обтянута черно-синим сюртуком с золотыми пуговицами по периметру горловины, лицо, смуглое, словно бы бронзовая статуэтка, отражало блики многочисленных ламп, и Игни на мгновение залюбовалась. Неро Лапланка был чудовищно красив, словно бы Первородная Кицунэ нарекла своим сыном прекрасного Черного Лиса, что прикинулся человеком. Но пахло от него так же, как и от всех собравшихся, и незадолго до того, как мужчина оказался прямо перед ней и Летвигом, Игни оправилась от минутного наваждения, возвращая своим лицу и позе бесстрастие. Так или иначе, но он был и остается врагом, так что идти на поводу у красоты — глупое занятие, присущие лишь людям. — Чудесное торжество, мой господин, — голос его был бархатистым, тягучим, он окутывал, марево, сластил, будто патока, а лисице показалось, что у нее закружилась голова. — Спасибо-спасибо, друг мой, — закивал Крейз, а его сухая рука вдруг опустилась на плечо кицунэ, и та разом вся подобралась. — Гляди-ка, какая прелестница. Правда, красивая? — Она очаровательна, господин Крейз, — согласился Лапланка и даже опустил взор серо-синих глаз на сжавшуюся лисицу. — Я… никогда раньше не встречал, подобных ей, поэтому потрясен до глубины души. — Казалось, все это он говорил только Игни, и оттого сердце ее застучалось быстрее, будто бы вдруг вздумало оповестить всех о ее чувствах. Это так по-предательски. — Ну-ну, мой друг, — хохотнул Летвиг, а кицунэ в его голосе почудилась угроза. — Только не засматривайся слишком. Знаешь, — заговорщицки прошептал Крез, поманив дрессировщика поближе, — любому, кто посягнет на нее, я оторву голову. Да, крошка? — ласковым голосом обратился к Игни, и она сглотнула. — Я вас услышал, господин, — тихо отозвался Неро, и с лица его разом схлынули все краски. — Но тебе я верю, друг мой, — тут же добавил хозяин, вдоволь насладившись замешательством собеседника, и взял очередной бокал искрящейся жидкости с подноса, учтиво принесенного слугой-фавном. — Тем более что моя крошка вряд ли купиться на твою неземную красоту. Ей по душе, — мужчина сделал глоток, а кицунэ почувствовала, как сердце ушло в пятки, — одиночество. Да, Принцесса? — И общество хозяина, — поспешила добавить лисица, услышав довольное хрюканье. Пожалуй, ее словам могли бы поверить все, собравшиеся здесь. Старик, что первый восхитился ею, одобрительно закряхтел, и за ним устремились восхищенные шепотки. Все, кроме Неро Лапланки. Игни не поняла, что ее так озадачило в его внимательном взгляде, но было в нем что-то такое, на грани с недоверием и цепким изучением. Он не поверил в ее фальшивую преданность. Но думать об этом времени не осталось, потому как острый нюх лисицы уловил знакомый запах, и в мыслях услужливо всплыли воспоминания минувшей ночи. Флин. — Какая честь для меня, мой господин, присутствовать здесь, — елейный голос заставил ее передернуть плечами и поморщиться. В начищенных ботинках, в дорогом костюме и с причесанными волосами к ним вышагивал Флин собственной персоной. На губах его играла доброжелательная улыбка, почти невидимая из-за бороды, и по виду этого статного человека не скажешь, что он вытворял прошлой ночью с беззащитным нагом страшные вещи. Но Игни-то все помнила, она все видела: то, как искрящийся синевой шест впивался в тело ее любимого Нэша, то, с каким хлюпаньем рвалась плоть, с какими стонами выгибался наг, захлебываясь в слезах. Зубы ее скрипнули, но лисица быстро опомнилась, выпрямляясь. — И тебе доброго вечера, Флин. Надеюсь, тебе все нравится? — участливо поинтересовался Летвиг, сделав еще один большой глоток. — О да, господин. Вы — мастер по части праздненств. — Не льсти, — усмехнулся Летвиг, но выглядел он донельзя довольным — это кицунэ заметила, взглянув на мужчину снизу вверх. — А где же господин Летью? — Он решил сегодня не приходить — устал с дороги. — М, понимаю. Эй, слушайте все! — вдруг крикнул Флин, обращая на себя внимание всех присутствующих. — Вижу, господа, вы уже готовы для того, чтобы внимать моим байкам? Зал порвало. Из этого Игни сделала вывод, что байки Флина пользуются у них большой популярностью, и потому только уселась поудобнее, чувствую на своем затылке пьяное дыхание Крейза. А ведь если он вздумает с ней что-нибудь сделать, она не сможет сопротивляться. — Давай нашу любимую, — предложил все тот же старик и громко икнул. — Да-да, Флин, ту самую! — Сказку о Драконе! — О Венценосном Драконе! — поправил кто-то, а лисица вздрогнула, неосознанно найдя взглядом Неро. Тот стоял, облокотившись на колонну и смотрел на толпу безынтересно, но когда прозвучало предложение, он весь подобрался, и даже взгляд его неуловимо изменился, словно бы эта история ему категорично не нравилась. Кицунэ подумала о том, что и ей она вряд ли понравится. Подумала, что от красивой легенды, которую рассказывали странницы сегодня услышанная байка будет разительно отличаться. Драконы на ее кимоно беззвучно разевали пасти, а Игни подалась вперед, готовая жадно внимать последующим словам. Флин оскалился, поймав ее взгляд, и ей почудилось, что он все знает, поверил Седрику и после этого праздника все расскажет хозяину. — Было это несколько лет назад, — начал мужик воодушевленно, и все кругом одновременно выдохнули. — Мы с парнями тогда охотились в горах Угры, и людских поселений там почти не было, ведь все были напуганы монстром, которого называли… «Венценосным Драконом», — одновременно с Флином выдохнула лисица, а сердце ее забилось часто-часто.***
Мы охотились тогда на нагов, чтобы продавать их в бордели да цирки. И я тогда решил, а почему бы нам и этого монстра не словить и не освободить народ наш от его гнета? Сил у меня тогда было достаточно, людей четыре десятка, да оружия с новейшими парализаторами — хоть отбавляй. Парни мои смельчаки видные, затею мою с энтузиазмом приняли, и начали мы готовиться к охоте на Венценосного Дракона. Много месяцев на это ушло — монстр, не хухры-мухры. Так что уповать на удачу и бога нам не приходилось, все своими силенками, и только. Вот и собрались мы, капканы поставили и ждать принялись. Он нас, зараза, сразу почуял, так что должен был приползти, чтобы расквитаться. А мы — хоп! — готовы к этому. Ждали мы три ночи и три дня, пока он с силами и мыслями соберется, гаденыш. Спали в лесу под открытым небом, ели мясо пойманных кроликов и песни у костра пели — в общем, не боялись мы этого урода. А на третий день он выполз из своей помойки. Я хорошо помню, что стояло морозное утрецо, весь продрог за ночь, а тут спросонья слышу — погремушками с песком словно кто-то играется. Шипит, шуршит листами пожухлыми да землей сухой — дождей тогда долго не было — и крадется, будто демон. Я первым соскочил, за ружье с парализаторами схватился. И слышу — ползет кто-то. Парней стал будить, мы потихоньку все оклемались, а урод этот как из кустов выпрыгнет на нас, зараза. Страшен, как дьявол, с рогами, как народ толковал. А на хвосте — гремучка, как шишка, вся в наростах и трепещет еще так омерзительно. Глаза — два желтых огня, хищных, диких и злых. Обнажил клыки и начал на наших кидаться. Мы не успевали отбиваться, не могли прицелиться — так он был быстер и ловок. Кулак с мою голову, грудь в мышцах, увешан побрякушками золотыми, как царь какой. Я и подумал тогда, почему его Драконом-то прозвали, а потому что блестяшки всякие любит, как баба. Рвал он нас, как котят. Думаю, ну, дни мои сочтены, так и сдохну от лап этого гада. Но тут, словно озарение какое, я с силами собрался, сжал ружье и прицелился из последних сил. Прямо в хвост в его могучий попал, а потом еще выстрел — по рукам и шее. Парализатор у нас мощный был, сразу подействовал. И свалилась туша на землю, сверкая на нас дикими глазищами. Мы с оставшимися парнями его связали и наркотой накачали, чтоб уползти не смог. Много тогда наших он завалил — десяток или больше. Всю ночь павших оплакивали, а тварь эта перед нами лежала, дергалась иногда и шипела. Меня тогда ненависть обуяла, думаю, отомстить-то надо за то, что друга моего близкого убил, земля ему пухом. И тогда вот самое интересное-то и началось. Парни все, как один, правосудие совершить согласились. Мы же сильнее, чего боятся, тем более, что парализатора запас большой, да и цепи крепкие — даже такому монстру их не порвать. Мы хоть и пьяные были, а ночь ту я хорошо помню. Первым делом подошел и все его подвески сорвал с него. Он так рычал дико и обиженно, что аж смешно становилось. Помню, ухо ему порвал, когда серьгу выдергивал, и поделом ему, уроду. Парни остальное сняли — тряпье на хвосте да браслеты. И тогда я вспомнил, что с бабой-то его сравнил, стал елозить по хвосту рукой, рыская в поисках дырки, куда вставить-то можно. И нашел. Без жалости сунул палец в омерзительную плоть. Взвыл монстр от боли, парни его тогда с трудом удержали, а я все растягивал сучную дырку, плевал прямо туда в месть. Ногтями изнутри царапал за всех наших и за народ, который мразь поубивала. Но недолго. Что я ему, муж что ли, чтобы долго растягивать? Брюки сорвал с себя и с ходу стояк сунул, тот только выгнулся. Узко было внутри и сухо, туго шло, а он все орал, как резаный. Парни в рот ему пихать боялись — вдруг откусит. Но мы потом железное кольцо додумались вставить, и трахали еще и в горло. А зад у него был странный, совсем нечеловеческий. Кровь почти сразу пошла. Пластины пульсировали, и я рукой прямо под них подлез, хватаясь за его хуи. А их ведь два, представляете? И их ногтями царапал до боли, до визга. Цепи звенели, парни хохотали, а я трахал этого ублюдка, из-за крови входить легче стало. Мы по кругу его пустили. Кто-то в зад имел, кто-то в горло, кто-то ножом додумался надрезы делать и чешуйки с рук да хвоста выколупывать, — находчиво! — а я использованные иглы от дротиков нашел и вдел их прямо в соски, чтобы неповадно было. Вопль разносился по лесу. Он рыдал, как младенец, представьте себе, господа. До меня снова очередь дошла, а дырка до того растрахана была, что я даже подумал, будто рука поместится. Проверил — так оно и есть, до локтя засунул, пока он дергался да визжал, как шлюха. Носок моих грязных сапог тоже влез. И два, и три члена — легко. Кровищи да мочи было только много, но нам-то что — главное чтобы мрази больно было. А ему было больно! О, как он страдал с кольцом во рту и иглами в сосках. Урод ебучий, тьфу! Но самое интересное пришлось на рассвет, когда он уже без сил был и даже не кричал. А нам надо было, чтобы закричал. Я находчивым самым был. Нашел железный прут, какими ружья чистим, развел костер и накалил до красна этот самый прут. Парни расступились, и я взял в руки один из двух змеиных хуев, тот, что поменьше, чтобы больнее было. Я не помню, кончал он тогда или нет, но дырка, через которую ссут, расширена была, так что я рывком сунул прут. И что тогда началось. Он очнулся. Молчал сначала, а потом как заверещит да задергается. Мы специально связали покрепче и парализаторами не пользовались, чтобы он все-все почувствовал. И он почувствовал. Кровь из члена его так и брызнула вместе со спермой и мочой, а я глубже толкал и в глаза его смотрел. Я знал, если сдохнет, то нам только на руку — чучело дороже выйдет. От слез даже гляделок его не видать было. Рот порван, из сосков — кровь. Да, кровища повсюду была, лужи, ручьи текли бело-желто-красные из-за спермы и ссанья. И он лежал в этих лужах, жалкий, грязный, сломанный и охрипший от криков и рыданий. И что вы думаете? Победа была за нами. Мы поймали и поимели Великого Венценосного Дракона как шлюху! Я, помню, тогда отошел полюбоваться: огромная связанная туша с подрезанной чешуей на руках и хвосте, синяя от синяков харя, кровь по всему периметру тела, куда ни глянь. Разинутая оттраханная дырка, красная внутри, пульсирующая, но не закрывающаяся, прут, торчащий из хуя — ну не красота ли? Меня взяла гордость и торжество. Мы с парнями ликовали весь следующий день, в перерывах между сном, выпивкой и едой трахая скотину до потери его сознания. Живучая тварь попалась, да мы и рады были. Спермы он тогда нашей знатно наглотался, кончили внутрь его раз по сто, так, что живот надулся, как у беременной самки. А когда пинали по пузу, все с хлюпаньем вытекало наружу, представьте себе, какое было зрелище. А потом водрузили его в повозку и повезли на торги. Я разрешил тогда привязать его с столбу на рабской площади, и каждый желающий мог трахнуть змея, чтобы проверить насколько он хорош. Отличный ход — покупателей тогда много было. Но так уж случилось, что мы отдали предпочтение самому лучшему из них…***
— Ну-ну, Флин, снова льстишь! — хохотнул Летвиг, опрокинув в себя уже пивную кружку. В какой момент шампанское заменило пиво, Игни не отобразила. Кажется, она разучилась дышать, сидела подле Крейза тряпичной куклой, а в разуме ее не утихали красочные картины произведенного над пойманным нагом зверства. Люди намного хуже, чем думали кицунэ. Намного хуже, чем успела убедиться сама Игни. Она дрожала. Ее тошнило, а люди вокруг хохотали, обсуждая рассказанную историю. Кажется, они хотели поглядеть на этого Венценосного Дракона. — Господин настолько щедр, что разрешает вам этой ночью насладиться телом могучего монстра! — провозгласил Флин, едва ли перекрикивая возбужденную толпу. — За символичную цену, конечно… — О, друг мой, ты просто мастер рекламы! — похвалил его Летвиг, и голос его был ужасно пьяным, но лисица даже не подумала бояться. — Все ради вас, мой господин. Эй, Неро, не хочешь поприсутствовать? — Откажусь, — рыкнул дрессировщик, а Игни обратила на него пустой взгляд. От нее ускользала какая-то важная часть всего происходившего, нечто ужасающее, но она никак не могла поймать разгадку за хвост, все сидела на мягких подушках и глядела на Неро, словно бы искала в нем поддержку, словно бы хотела, чтобы он разделил ее чувства. И он, кажется, понимал. В его взгляде была похожая пустота и бессилие, но он-то точно знал про эту самую важную часть истории. Ну же, Игни, думай! О чем же Флин рассказал таком, что ты упустила? А ведь ты знаешь, точно знаешь. — Венценосный Дракон больше никогда не сможет навредить людям! — Да здравствует Флин О’Кенли! Да здравствует банда Черных Псов! Теперь горы Угры открыты для людей. — Теперь монстр в клетке! — Жалкая шлюха! Тьфу! — Слава Флину, слава Флину и его парням! — Слава щедрости господ Крейзов! — скандировали люди, а лисица медленно выдохнула. Ее любимая сказка закончилась вот так? Унижением Великого Венценосного Дракона, который дарил маленькой Игни надежду и свет? Неужели все было именно так, неужели чудовища истерзали могучее тело нага до уродства? Неужели он правда рыдал той ночью? Кицунэ не верила. Не хотела верить, ведь она жила этой легендой! Ведь она выросла на ней, ведь она, она… хотела быть похожей на Венценосного Дракона гор Угры. Хотела защищать всех мутантов и нести тот самый желанный свет. — Ты устала, милая? — голос Крейза заставил ее вздрогнуть. Она подняла голову, встречаясь с ласковым, хоть и пьяным взглядом. — Я хотела бы… вернуться, — еле разлепив губы, сообщила лисица и демонстративно зевнула. — Я так устала… — Конечно-конечно. Эй, Неро! Проводи-ка ее, а то бедняжка совсем утомилась. — Как скажете, господин. — Муки одноглазому уроду! Слава Флину О’Кенли! И тут Игни разом все осознала. Нэш. Ее любимый Нэш и был тем самым Венценосным Драконом.