Танец Огненной Кицунэ

И теперь дарю, тем кто ищет свет, Луч надежды на волшебство, Оттого горю, и должна гореть. Гореть несмотря ни на что.

      Кожа была соленой и мокрой от пота и крови, но Игни, не обращая внимания на рвотные позывы, продолжала зализывать воспаленные раны, щедро слюнявя вспоротые края. Нэш еще не очнулся, так и лежал под ней, и грудь его хоть и медленно, но вздымалась, даруя лисице непонятное облегчение. Она до сих пор не смерилась, что за жизнь нага беспокоилась больше, чем за свою собственную, но зато прекрасно осознавала, что поделать с этим она уже ничего не сумеет. Поэтому только тихо вздохнула, отстранилась на мгновение и вновь провела языком по длинным следам от плети, что тянулись через тощую грудь, живот и до самой поясницы, туда, где нежные редкие чешуйки плавно переходили в мощные хвостовые пластины. Ну или переходили бы, если бы не были вырваны и подрезаны в процессе изощренной пытки, учиненной людьми.       Лисица в порыве странной ласки, что мешалась с неземной печалью и горечью, коснулась самыми кончиками пальцев, чтобы даже малейшей боли не причинить, огладила впалый живот и раскрасневшуюся незримую границу между человеческим телом и змеиным хвостом. Там засохли капельки крови и грязи, как впрочем, и везде, куда ни глянь. Игни вздохнула тяжко, окинув взглядом змея, что распластался перед ней беззащитностью и слабостью. Вот он, тот самый Венценосный Дракон, о котором мама рассказывала вечерами и приговаривала, что рано или поздно, но он освободит мир от людского гнета. Кицунэ ведь безразличны к человечеству, главное, чтоб спариваться можно было, но сокровенными мгновениями даже у них в мыслях проскальзывали мечты о будущем, счастливом и свободном, в котором нет страха.       А сейчас самая светлая надежда запрятана в пропахшей по́том клетке и лежит бездыханная, истекающая кровью. Лисица мотнула головой, прогоняя невеселые думы, и снова нагнулась к змеиной груди, облизав один из множества следов от плети, тут же ощутив уже приевшийся солоноватый привкус на кончике языка. Тихое дыхание Нэша придавало сил, и кицунэ продолжала зализывать его раны, словно бы вдруг поверила, что ей удастся его спасти, вытащить из этого липкого мрака. Удастся защитить своего Венценосного Дракона.       С грустной полуулыбкой Игни подняла глаза на неприметные змеиные рожки, только сейчас замечая, что когда-то они были обломаны. Люди отобрали «венец» так же варварски, как и золотой глаз, как и сильную когтистую руку, с каждым разом отщипывая от некогда бесстрашного и грозного нага все больше, словно бы решили не оставить от него совершенно ничего. Но лисица такого не допустит, она поклялась и себе, и звездам, и покойной маменьке, что сможет стать сильнее ради Нэша. Теперь пришла ее очередь подарить Венценосному Дракону желанную надежду.       Опустив глаза, лисица сглотнула, понимая, что игнорировать кровоточащие соски больше нельзя. Слюна хотя бы убьет часть бактерий, очистит от грязи, поспособствует заживлению — так лекарки учили. Игни хорошо помнила эти уроки, когда она и еще десяток молодых кицунэ слушали нудные лекции об оказании первой помощи. Пригодилось, она могла бы даже усмехнуться, только вот мышцы лица решили скривиться, словно бы от боли. Хотя тут и без «словно» — боль сплошная, она кругом.       Лисица на мгновение замешкалась, вдруг ощутив прилив горячего девичьего стыда, но переборов себя, все-таки приблизилась вплотную. Опалила трепетную алую плоть беспокойным дыханием, ощутила, как что-то дрогнуло внутри, и все-таки на пробу коснулась самым кончикам языка оцарапанного соска. Слишком нежный, слишком мягкий, слишком чувствительный, словно бы Игни вздумала облизывать оголенные нервы. Она мигом отстранилась, словно ошпаренная, и ей даже показалось, будто бы сам Нэш дернулся. Но только показалось, и змей так и лежал без сознания. Трогательные горошинки продолжали кровить, и кицунэ ничего не оставалось, как коснуться их снова, но на сей раз более уверенно. Она накрыла губами левую половину груди, тщательно обслюнявив топорщащуюся плоть, зажмурилась, когда убедилась, что чувствительность и ненормальная мягкость ей не показались. Флин и правда истерзал Нэша до такой степени.       Игни не осознала и сама, когда по щеке скатилась слеза, а сама она начала оцеловывать губами нежные соски, словно таким способом решила умалить всю боль, решила, что сможет рассеять муки, будто их и не было. Было. Все было, и с этим ничего не поделаешь. Но кицунэ, глупышка, продолжала ласково и осторожно целовать бледное слабое тело, усеянное шрамами, вдруг ощутив в этом необходимость. Нэш. Ее милый, ее любимый Нэш.       Слезы сыпались вместе с поцелуями и беззвучными обещаниями все исправить. Только вот напрасными они были, уж слишком страшен и несправедлив этот мир, где бедняжке-лисичке угораздило родиться и полюбить невольника с истерзанным телом, чью гордость, чье желание жить уже никогда не вернуть, ведь такое не забывается. Такое не прощается и после такого прежними не становятся. И где-то глубоко в душе Игни это понимала, только вот никак не могла принять и смириться с этим. Она же юная еще, верит в свет, она сама его несет, словно упрямый маленький огонек в самой кромешной из ночей. Только вот… напрасно все это.       Игни шумно выдохнула, лишь на мгновение отстранившись от изувеченной людьми груди, чтобы оцеловать шрам на лице, обогнуть основания рогов, спуститься вниз к подбородку и снова припасть губами к соскам, удаляя последние капли крови и ошметки кожи. Нэш дышал, и, наверное, это был самый чудесный из звуков, которые приходилось слушать кицунэ. Этот и еще — биение сердца. Лисица прикрыла глаза, прислушиваясь к мерному стуку, коснулась пальцами в том месте, где горело некогда великое сердце. Оно и сейчас велико, только вот спрятано где-то в недрах страхов и унижений, которыми опутали его люди. И Игни поклялась самой себе, что однажды вырвет его из этих сетей. Заставит змеиное сердце гореть так же пламенно, как и прежде, заставит потухший пепел вновь запылать костром.       — Я защищу тебя, Венценосный Дракон, сразу, как стану сильнее, — прошептала лисица, обессиленно отползя в сторону, и, наконец, окинула змея взглядом целиком.       Спица никуда не делась, как бы Игни ни грезила об обратном. Страшное орудие пыток так и торчало из обожженной и опухшей плоти, и кицунэ не смела его вытащить. Она знала, что начнется внутреннее раздражение, которое поведет за собой проблемы выделительной и репродуктивной систем, но так с легкой руки вынуть спицу не получится — прикоптившаяся сталь только обдерет нежные стенки органа, чем не только причинит немыслимую боль, но и может окончиться летально для Нэша. Каждая кицунэ умеет врачевать, так уж повелось, и Игни, вопреки всему, внимательно слушала лекции лекарок.       Лисица тяжко вздохнула, через силу опустив взгляд на обмякшие и кровоточащие змеиные члены, покрытые незначительными ожогами, и в который раз за эту ночь ужаснулась человеческой жестокости. Плоть собралась складками и вяло пульсировала, по каплям, минуя спицу, окропляя землю кровью и чем-то еще, прозрачным и странно пахнущим. Словно сквозь пелену тумана Игни осознала, что это была смесь мочи и спермы.       Ее нежный, милый Нэш.       Эти гребаные лю-у-уди! Как же она их ненавидела, как же презирала!       Маленькая кицунэ снова готовилась зарыдать, протянув дрожащие руки сама не зная к чему, то ли к лицу своего сломленного возлюбленного, то ли к его груди, то ли к волосам, а может ко всему сразу. Где же господин Неро? Игни больше не могла оставаться здесь одна — еще секунда, и она начнет завывать на эту безмолвную луну, что равнодушно глядела с небес на ее горе и ее боль. Лисица подняла голову, встретившись зелеными полыхающими глазами с желтым оком ночной луноликой хищницы. Поверья гласили, что Первородная Кицунэ после смерти своего возлюбленного заковала его дух в луну и каждую ночь пела ему грустные песни, одиноко стоя на самой высокой скале, что ближе всех была к небу. Но эту сказку не рассказывали старейшины, лишь — юные лисицы, которым уж очень нравились истории о любви, такой, как им казалось, странной и недосягаемой.       И вот, Игни ее познала, эту любовь, жгучую и мучительную, но никакого восторга от этого не испытывала, только — необходимость в том, чтобы Неро поскорее вернулся с бинтами и лекарствами, чтобы этот миг перестал пахнуть кровью и минувшим изнасилованием, чтобы Нэш очнулся и увидел, что ему больше ничего не угрожало, чтобы наконец поспал остаток уродливой ночи.       Луноликий! Услышь ее, несчастную дочь свою, внемли ее зову и отпусти ее страдания.       И тут кицунэ услышала шаги, словно бы, правда, Лисий Бог услышал ее мольбы, ускорив ход времени. Игни мигом узнала запах дрессировщика, в котором мешались ароматы человеческого тела, тумана и луговых цветов. Еще там, по ту сторону клетки, она отметила этакое странное сочетание, но не придала этому значения, ведь была всецело занята тем, что вытворяли мужланы с обессилевшим телом. А сейчас у нее было полно времени, чтобы об этом подумать. Неро Лапланка — так кто же ты такой на самом деле?       — Миледи, — шепотом позвал дрессировщик, и лисица оглянулась, различив черты его до одури красивого лица в свете тусклого фонаря. — Не очнулся? — вопрос был хриплым и еле слышимым, но Игни лишь отрицательно покачала головой в ответ, нежно коснувшись змеиного лица и огладив самыми кончиками пальцев. — Тогда нужно этому поспособствовать, — хмуро сообщил Неро, и вдруг что-то заскрипело — дрессировщик повернул запасной ключ в скважине, и дверь жалобно заскрипела, словно жалуясь на слишком большое количество посетителей.       — А не легче, — кицунэ запнулась, сглотнув вязкую слюну. — Не легче ли все сделать, пока он без сознания?       — От боли он очнется, — мотнул головой Лапланка, осторожно присаживаясь рядом с ней на колени, и цепко оглядел измученное тело, задержавшись на раскрытых паховых пластинах и окровавленной спице. — И перепугается. Есть риск шока, а Рейджи в цирке, повторюсь, нет. Не бойтесь, миледи, — намного мягче продолжил дрессировщик, тяжко вздохнув, и вдруг поглядел на нее со всей теплотой, что колыхалась на дне разноцветных глаз. — Я все сделаю, как надо, и не причиню ему… лишних страданий.       Хотелось бы услышать эту фразу без слова «лишних», но Игни была благодарна этому человеку за честность, ведь полностью обойтись без страданий не выйдет ни у кого из них.       Неро принялся вынимать из сумки, которую кицунэ заметила только сейчас, склянки с бурым маревом, рулоны бинтов и даже пару шприцов — такие вещицы ей доводилась видеть в лазарете поместья в первый день нахождения там. Кажется, они нужны были, чтобы вводить лекарства под кожу. Люди существа удивительные, но излишне жестокие. И несправедливые.       — Я не поверил сначала бредням Седрика, — вдруг начал Неро, заставив лисицу зябко повести плечами. — Надо же — хозяйская кицунэ вздумала шнырять по ночному цирку. Не поверил, да. Но когда Рейджи сказал, что мазь, что осталась на теле Нэша прошлой ночью, была прямиком из закромов господ Крейзов — усомнился. Кто-то, правда, вздумал ходить к старине Нэшу.       — Это была я, — немного с вызовом ответила Игни, демонстративно вскинув подбородок.       — Да. Нэш рассказал, — отозвался дрессировщик, тяжко вздохнув, и, когда лисица собралась задать вопрос, продолжил: — Он рассказал, что боги послали ему ангела, который наказал ему продолжать жить. В тот первый день, когда ты пришла к нему, он собирался себя убить. И убил бы, если бы не ты. Ангел. Ангел в дьявольском теле, — хмыкнул Неро, откупорив какую-то банку.       — Убить? — голос ее сел, и Игни безвольно раскинула руки в стороны, не веря услышанному.       — Он долго терпел. Ждал, когда его убьют ненароком. И в какой-то момент попросил меня это сделать, — неохотно поведал Лапланка, а у лисицы сперло дыхание. — Но я отказался. И Нэш поклялся, что сделает это во время моего отъезда — придушит себя, порежет вены остатками бутылок, что угодно. У него бы хватило смелости. Но в тот самый день появилась ты, словно бы из ниоткуда, пылающая, живая — так он мне говорил. Прекрасная кицунэ. Ангел. И я готов, клянусь, поверить во всех богов разом, но ты не просто спасла ему жизнь. Ты вернула ему тягу к жизни.       Неро вдруг поднялся с колен с той самой склянкой в руках. Жидкость в ней пахла резко и отрезвляюще, и лисица вся подобралась, наблюдая за тем, что произойдет дальше. Но Лапланка почему-то медлил, и вновь посмотрел на нее.       — Я все это рассказываю за тем, чтобы ты продолжила творить свою лисью магию, плутовка. Не говори ему о том, что знаешь, — кивок в сторону Нэша. — И если ты отговоришь его от самоубийства, я весь мир брошу к твоим ногам.       — Но… почему? — едва разлепив губы, спросила Игни, все еще переваривая услышанное. — Почему вы так волнуетесь о нем?       — По той же причине, что и ты, — хмыкнув, ответил дрессировщик, и поднес странно пахнущую жидкость к лицу нага, и не успела Игни понять смысл его последних слов, как Нэш вдруг дернулся и поморщился, стирая все ее мысли в ноль.       Очнулся.       Игни подорвалась к нему, но вовремя остановилась, здраво расценив, что сначала ему дать бы освоиться. Змей едва открыл глаз, как тут же застонал от боли и взвился, и вот тогда лисица пала на его грудь, взяв лицо в ладони и заставив сфокусировать на себе взгляд.       — Ш-ш, я здесь, Нэш, все хорошо, — судорожно заговорила она, краем глаза заметив, как Неро отошел куда-то ей за спину.       — Ис-с-са, — прошелестел наг, все же остановив на ней свой мечущийся взгляд и скривил губы в болезненной улыбке. — Это ты, прекрасная кицунэ?       — Да, я, — с такой же мучительно-счастливой улыбкой подтвердила Игни, нашарив его ладонь и приложившись к ней губами. — Здесь, с тобой.       Кожа его была холодной, но до больного желанной, и лисица все целовала тонкие пальцы с обломанными когтями, прикрыв глаза и чувствуя на себе его взгляд. И даже странная шипящая интерпретация ее имени не озадачило кицунэ так сильно, чтобы прекратить порыв ласки. Она прекрасно знала, что Неро где-то здесь, рядом, но лисица бы не хотела, чтобы он ушел, напротив, пусть остается здесь, с ними как можно дольше. Пусть и дальше остается свидетелем их странной, такой болезненно-неправильной любви. Игни почему-то решила, что Неро Лапланке она готова доверить любой свой секрет.       — Послушай, — заговорил дрессировщик, обратившись, кажется, к ним обоим. — У меня с собой есть обезболивающее, но для начала нужно вытащить эту хрень, — моток головой в сторону спицы, и лисица сжала ладонь змея сильнее, почувствовав и его напряжение тоже.       — Делай, что считаешь нужным, — тихо-тихо проговорил Нэш, а во взгляде его промелькнул страх вновь почувствовать чудовищную боль. Но теперь-то Игни будет рядом. Теперь-то разделит его боль пополам.       — Будьте начеку, миледи, — наказал Неро кицунэ, мимолетно на нее поглядев, и она серьезно кивнула, боле не испытывая смешного девичьего стыда. Только холод и бесстрастность — вот, что хранила она на дне своей души в этот миг. Сейчас важно помочь Нэшу. Вытащить спицу. Залечить раны. Остальное — пустое, остальное — забудется. Игни на мгновение стала взрослее.       И слов больше не осталось. Неро вытащил из сумки очередную склянку, в которой бултыхалось самое настоящее масло, и щедро облил им свои ладони. Кицунэ обернулась к Нэшу, поймав его взгляд, и ласково улыбнулась, огладив свободной рукой белоснежные пряди. Кажется, когда-то они были золотисто-пшеничными, как поля осенью, но с появлением людского гнета в змеиной жизни окрасились серебряной сединой, навсегда впитав в себя ужасы бесконечных ночей. Любовно, сокровенно, Игни потерлась своим носом о холодную щеку нага, отвлекая все его внимание на себя, дохнула пламенным дыханием на ухо, скользнула пальцами по шее, огладив вздрогнувший кадык.       Она знала, что вынуть спицу из невозбужденного органа будет сложно. Практически невозможно, ведь собранная складками кожа будет только препятствовать сему действу и причинит немыслимые страдания. А кицунэ с раннего возраста знают, как соблазнить мужчину так, чтобы он даровал лисьему роду самое сильное и здоровое потомство. По крайней мере, в это верили старейшины, а вместе с ними — и все обитательницы Котлована.       И Игни хорошо помнила маменькины уроки.       Рука ее скользнула по змеиной шее к груди, пока наг лежал под ней, раскрыв от удивления свой единственный глаз. Жаркий вздох, взмах пушистым хвостом, и даже Неро на мгновение замер, не в силах понять, что она собралась делать. Лисица закусила губу острыми клычками, и древняя магия кицунэ вспыхнула на кончиках ее пальцев, которыми она ласкала исцарапанную змеиную грудь. Нэш не отмирал, все глядел на нее, завороженный ее движениями, ее касаниями, танцем ее огненного хвоста и всполохами зеленых глаз. В сущности своей Игни практически ничего не делала, лишь колдовала осторожно и по-немногу, так, чтобы не перелить чужое возбуждение через край.       — Господин Неро, прошу вас продолжить, — прошипела она сквозь сжатые зубы, словно бы затылком видела, что и дрессировщик застыл в странном оцепенении, загипнотизированный ее магией.       Маменька называла это странно и по-ученому — «феромоны», но на деле Игни знала, что это всего лишь запах, который испускают кицунэ, когда ищут пару. А ищут они ее всегда, независимо от периода течки, разве что тогда — аромат становился сильнее, а лисицы — беспокойнее. Кицунэ сводили с ума умело и безжалостно.       — Что ты сотворила? — беспокойно спросил Неро, но все же опустился на колени, и масло меж его пальцев громко хлюпнуло.       — Помогла вам. Прошу, поторопитесь, — взмолилась Игни, оцеловав длинный шрам на лице нага. Тот дышал хрипло и судорожно, словно бы ему отчаянно не хватало воздуха, и глядел на нее не спуская единственного глаза. Сознание его сейчас всецело занято образом пламенноволосой искусительницы, и поделать с этим Нэш ничего не сумеет.       — Плутовка, — шепотом проронил Лапланка, а лисица только хмыкнула, ослабляя действие колдовства, и через плечо взглянула на происходящее позади себя.       Пронзенный спицей змеиный член встал под воздействием возбуждающего запаха, но Игни знала, что через пару минут наваждение спадет, поэтому господину Неро следовало поторопиться. Впрочем, дрессировщик и сам прекрасно знал, что нужно делать. Блестящие от масла пальцы осторожно обхватили обожженный орган, аккуратно смазывая каждый его сантиметр. Нэш глухо застонал и взвился, а потом лисица ощутила его пальцы на своем подбородке. Змей мягко развернул ее голову, заставив смотреть не на окровавленный член, а на себя. И лисица повиновалась, сама же будучи безумно счастлива целовать впалые щеки, а не глядеть на кровь и ожоги. Сейчас она полностью доверяла Неро.       «По той же причине, что и ты».       Мир полон странностей и загадок. В нем бок о бок живут жестокость и нежность, страх и одуревшая храбрость. И юная лисичка не может знать того, что именно отчаянная смелость томилась в сердце черноволосого дрессировщика, такого искусного немного в другом деле, нежели в избиении уродов-мутантов. Господин Неро Лапланка хранит множество секретов, и своих, и чужих, о которых не в праве рассказать никому. И одним из них был тот, давний, пропахший кровью и ночной прохладой. Тот, в котором он охотится на Венценосного Дракона вместе с Флином О’Кенли. Тот, о котором жалел вот уже на протяжении двух лет, и грех которого не сможет замолить никогда.       Он был тем, кто подстрелил Нэша.       Ни Флин, ни кто-либо еще, он сам это сделал, отдав славу и почет своему бывшему другу.       И было в этом поступке что-то омерзительно-трусливое, что-то поистине стыдное, ведь именно по вине Неро над змеем надругались той ночью. Спорам этим нет конца, кто прав, кто виноват, но дрессировщик абсолютно точно уверен в том, что виноват не меньше самого Нэша, убившего добрый десяток людей Флина той ночью. Виноват прежде всего в том, что не смог совладать с собственными чувствами, горевшими в его сердце огнем.       Спица шла туго. Нэш стонал и извивался, целуемый лисицей, а Неро только и мог, что обмазывать облепиховым маслом обожженную плоть и по миллиметрам извлекать обляпанный кровью стальной прут. Кожа рвалась вопреки стараниям кицунэ, но стоит согласится, что без этого все было бы намного, намного хуже. Возбуждение спало, но Лапланка продолжал аккуратно вытаскивать спицу, сквозь сжатые зубы наблюдая за тем, как бугрится раскрасневшаяся плоть, мучимая изнутри. Глубоко сунули, ироды. Неро бы рад засунуть эту самую хрень глубоко в Флиново горло, чтобы он долго дергался, рыгая кровью. Мудак.       — Ш-ш, — приговаривала Игни, через плечо глядя на проделываемое Неро действо. Губы ее были поджаты, ресницы дрожали, и в уголках глаз мужчина заметил слезы. Он бы все отдал, чтобы эта молодая лисица никогда и ни за что не увидела все это, но так уж решила судьба, послав измученным душам робкий лучик надежды. Дрожащий язычок спасительного пламени.       Неро не верил в богов, но сегодня готов был молиться любому из них, молиться и благодарить за то, что рыжая кицунэ забрела в змеиный корпус и осталась здесь, осталась в сердце Нэша и… кажется, в его собственном тоже. Молодая душа была невероятной, такой наивной и хрупкой, жаждущей жить. Она была прислана им небесами, и в этом Лапланка был уверен. Бывший охотник на нагов и плененный полузмей ждали ее прихода очень давно. Ее, дарящую свет, несущую надежду. Теперь Неро почему-то был уверен, что их сердца, всех троих, лежат на одной наковальне, готовые слиться воедино. Самая странная сказка тысячелетия готовится свершиться этой ночью.       — Еще немного, — прошептал дрессировщик скорее для себя, нежели для кого-то еще, но он заметил, как лисица вскинула на него полный боли взгляд, и душа его завыла.       — Господин Неро, — проронила она и вновь метнулась к лицу застонавшего Нэша. И мужчина сделал последнее резкое, но аккуратное движение. Спица с хлюпаньем вышла до конца, и обмякший член пустил на земь кровавую струю. Раскаленная сталь выжгла на внутренних стенках вечное напоминание об этой, кажется, бесконечной ночи.       Мглу рассек вопль, хриплый от усталости и безнадежный, как плач ветра. Игни вздрогнула вместе с нагом, когда Неро вынул прут и отшвырнул его куда-то в сторону. Змей под ней взвился, но лисица удержала его за плечи, приговаривая нечто ласковое и бесконечно нежное, такое, что никому и никогда не говорила. Эти минуты показались ей вечностью, и юная кицунэ не могла поверить в то, что самый страшный миг на сегодня закончился, оставляя лишь нужду обработать раны и наложить бинты на, кажется, все тело целиком.       Она тяжело вздохнула, бессильно наклонившись к искаженному от боли лицу, и запечатлела короткий поцелуй на бледной щеке. Мыслей не осталось, только лишь — необходимость. Необходимость вылечить. Необходимость быть рядом. Необходимость вернуться в поместье. Этой ночью лисичка убедилась в том, что всплеск ее храбрости здесь никому не поможет.       — Ты как? — оказалось, что Неро, вымыв руки от крови, подсел к ним, вглядываясь в изрисованное морщинками боли лицо.       — Паршиво, — честно ответил Нэш, прикрыв золотой глаз.       — Верю. Попей, — Лапланка сначала было протянул ему флягу, а потом благоразумно передал ее Игни, здраво рассудив, что она с этой задачей справится лучше. — У нас пара часов до рассвета, — задумчиво сообщил мужчина, вскинув голову к небу.       — Скоро нужно идти, — едва разлепив губы, произнесла кицунэ, сжав пальцами протянутую флягу, а потом, словно отмерев, открутила крышку и аккуратно приставила горлышко к истрескавшимся губам змея.       Тот начал жадно пить, вцепившись рукой в плечо лисицы и слегка приподнявшись, поморщившись от боли во всем теле. Игни поднырнула ладонью под его спину, аккуратно придержав, но нащупав застарелый шрам, что неровностью проходил через лопатки, поморщилась и закусила губу, внимательно наблюдая за тем, как жадные капли катились по змеиному подбородку, срываясь куда-то на землю. Он не пил и не ел… А когда он ест? Кицунэ не видела ни плошек, ни чашек, ни даже остатков еды.       — Ты ел сегодня? — шепотом спросила она, заискивающе глядя в его лицо. Наг содрогнулся, отняв губы от горлышка фляги, и ноздри его расширились.       — Только утром, — нехотя ответил за него Неро, зачем-то снова потянувшись к сумке. — Флин убедил господ, что для сегодняшней ночи лучше было… голодать. И отдал распоряжение Седрику и Тревору.       — Кому лучше? — порычала лисица, сжав когтями несчастный сосуд.       — Не злитесь, миледи, — устало покачал головой Лапланка, мимолетно коснувшись ее плеча. — Здесь вам многое неведомо. К тому же я принес немного хлеба и ветчины.       С этими словами он вынул из сумки внушительных размеров буханку черного хлеба и такой же кусок мяса. Аппетитный аромат Игни сразу уловила и немного расслабилась, только вот сердце все равно гневно стучало о ребра. Как они посмели, эти люди, держать Нэша голодом? Так же, как посмели измываться над ним и насиловать его тело почти каждую ночь. Так же, как посмели рвать его нежную плоть и наслаждаться плачем и криками, кусать его грудь и выдирать чешуйки, бить сапогами хвост и обжигать раскаленной спицей то, сокровенное и слишком стыдное, чтобы об этом говорить.       Нэш взял еду из рук дрессировщика с тем благоговением, с которым принимают дар Господа. Сию же секунду впился зубами в мясо, и только чавканье раздалось в тишине безумной ночи. Игни готова была рыдать, но заметив, как Неро начал распаковывать свежие бинты, подалась в его сторону, вспомнив, что времени у них осталось мало, а дел — очень много.       — Держите, миледи. Обработайте раны. Знаю, что вы хороши в этом деле? — с грустной полуулыбкой хмыкнул дрессировщик, протянув ей какую-то склянку. — Я наложу бинты. У Нэша будет неделя, чтобы полностью восстановиться, — воодушевленно начал Лапланка, но вдруг запнулся. Стало тихо, даже наг перестал жевать, а лисица и вовсе ощутила, как сердце ухнуло в пятки. Даже зная ответ, она все равно, едва разлепив губы, спросила:       — Неделя — до чего?       Она почувствовала чье-то прикосновение к своей руке и заранее знала, что это Нэш отложил поздний ужин и переплел свои пальцы с ее, словно бы успокаивая. Обернулась, заметив его виноватую улыбку. Волосы его, пепельно-серебристые, лежали спутанными прядями на худых плечах, в уголках рта — морщины, губы ярко-красные, рваные, на них застыла кровь, это так страшно смотрелось на болезненно-бледном лице, что хотелось испугаться и спрятаться. Но Игни смотрела в это лицо, не смея пошевелиться.       Бороться, ей хотелось бороться и вдохновить на эту борьбу их обоих: Нэша, поломанного и потерявшего желание жить, и Неро, еще хранящего надежду и позабытое юношеское отчаяние где-то в глубине сердца. Хотела поджечь мертвый пепел и потухшие угли, а за одно и весь этот проклятый цирк.       — Не волнуйся, прекрасная кицунэ, — шепотом произнес змей, неожиданно припав губами к ее волосам. — Все так, как и должно быть…       — Но так быть не должно! — вспылила она, резко соскочив с колен, и обожгла их пламенным взглядом. Изумруды горели.       Ей было больно. Хвост огненный ходил ходуном, взметая пыль, дыхание возмущенно сбилось, оставшиеся когти царапали кожу стиснутых в кулаки рук, уши прижаты в голове, и еще мгновение — Игни начнет рычать и шипеть, словно животное, загнанное в угол. В общем, так оно все и было. Загнали, перекрыли кислород, заперли в этой клетке, даже в двух: в золотой и в ржавой, и не выбраться, не сбежать, хоть бейся головой о поганые прутья.       Игни глядела на них. Они на нее. Нэш печально и подавлено. Держал в рука обкусанный кусок ветчины, горбился, поджимал израненный хвост, кривил губы. Неро смотрел прямо и хмуро. Глаза его, цвета морского тумана, цепко изучали лисицу, такую огненную, такую красивую и обозленную на несправедливость и жестокость этого мира. Ей так хочется куда-то бежать, с кем-то сражаться и защищать. Кого-нибудь. Нэша ли, любую другую ущемленную цирковую тварь — это уже значения не имело. Сейчас ей руководила злость, лютая и горячая, как дикий пламень. Только вот ничего таким образом не выйдет.       — Сейчас нужно раны обработать, — вдруг произнес Неро, нахмурившись еще пуще. — А там видно будет — что должно, а что не должно быть, миледи. Помогите мне, — дрессировщик снова протянул ей склянку с мазью, которую она так и не взяла, и Игни ее приняла, чувствуя, как пыл немного отступил, давая место здравому смыслу.       — Хорошо, — прошептала она, тяжело вздохнув. — Хорошо.       Кицунэ откупорила крышку, и в нос ударил пряный травяной запах. Потом опустила глаза на воспаленные края многочисленных ранений, и прикусила губу. Слюна хоть немного, но помогла, так что полегче будет. От воспоминаний того, что она проделывала несколько минут ранее, тут же вспыхнули щеки, и Игни опустилась обратно на колени, обтерев руки протянутой Неро марлей. И вновь настала тишина.       Наг дожевывал свой ужин, пока господин Лапланка готовил бинты, а лисица задумчиво обмакивала пальцы в густую мазь. Она была похожа на ту, которую она украла у Крейзов, но чем-то все же отличалась. Дешевизной — сразу догадалась она, аккуратно намазав первый слой на самую небольшую из красных полосок, пересекающих грудь.       Нэш зашипел и прикрыл глаза, а Игни поморщилась, продолжая втирать лекарство. Кожа тонкая, едва-едва натянутая на кости. Лишнее движение — порвется. Эти люди, эти гребаные люди. Боль пронзила ее сердце, а ночь хранила ее, словно сокровище. Уродливое, черное сокровище.       Кицунэ глубоко вдохнула, ощутив еле заметный запах. Руки господина Неро пахли облепиховым маслом, и эту деталь она запомнила на всю жизнь. Облепиховое масло на его ладонях — оно подарило надежду.