Кровь, Смерть и Обречение

1       Лора мыла посуду. Монотонные, тупые движения. Она ненавидела мыть посуду. Хоронить и провожать Мэка она не пошла. Помимо нее в лагере осталась Сэди Адлер, бывшая в банде немногим дольше нее, Майка Белл, Чарльз Смит, О’Дрисколл — Киран — и Суонсон.       Смит заявил, что с Кэллендарами дружен не был, и уже сделал все что мог, а в лагере скопилось много работы. Возражать ему никто не стал.       Мистер Смит принес хорошие доски и гвозди. В молчании, нарушаемом односложными «Осторожнее», «Передай молоток» и «Ровнее» она «помогла» ему достроить курятник. Это заняло у него меньше получаса.       Суонсон должен был отправиться со всеми, как священник, но утром Морган и Тилли обнаружили его под повозками Пирсона в одних грязных кальсонах. Что бы Суонсон не употреблял накануне — это не было алкоголем. По его подбородку текла слюна, челюсть безвольно отвисла, на крики и ругань он не реагировал, и смотрел на всех таким взглядом, будто не понимал, где находится. Морган тряс его, хлопнул пару раз по щекам, потом оттолкнул и предложил «привязать идиота к дереву, пока чего-нибудь еще не учудил». Суонсон сидел теперь на окраине лагеря. Ему должно было быть неудобно на сырой земле, обмотанному веревкой, спиной к жесткому дереву. Но ему было все равно. Каково это, довести себя до состояния, когда объективная реальность не имеет значения? Стоило попробовать?       Узнав, что Белл остается, Лора едва не отправилась со всеми, но Гримшоу уже загрузила ее работой, а присутствие Смита означало, что она не останется одна. Смит выглядел устрашающе, имел в себе кровь африканцев и индейцев, тяжелый взгляд, по сложению походил на гору, почти не разговаривал, и в первые недели приводил ее в ужас. При взгляде на него на ум приходили истории про дикарей, про зверства, про лютую, выжженную кровью и войной ненависть белого человека к красному, а красного — к белому. Но, глядя, как он молчаливо и кропотливо работает, бережно забирает у кого-то из женщин ведро, чтобы донести до кухни, заботливо расчесывает гриву своей кобыле, присаживается у огня и играет на гармонике, пока Гримшоу поет, Лора чувствовала, как страх умирает. Внешность обманчива. Черные глаза у мистера Смита не дикие и жестокие, как ей казалось, а спокойные и задумчивые. Лора не боялась поворачиваться к нему спиной и не подпрыгнула, когда он легонько взял ее за плечи, чтобы отодвинуть с дороги. Оставаться с ним в лагере было не страшно.       И Белл уехал почти сразу, как люди ушли, а вернулся за час до возвращения банды.       Лора была на похоронах матери, деда и тетки. Пасмурная атмосфера их ей была ненавистна. Она не знала Мэка, но общее настроение передалось всем.       Пирсон, притихший, мрачный Штраус, Морган и Дядя отправились в город за выпивкой и припасами. Около кухни составили несколько столов. Во главе сидел Датч, справа от него — Хозэа, слева — Молли О’Ше. Время от времени она наклонялась к Датчу, что-то говорила. Датч отвлеченно, неискренне улыбался, но его взгляд был далеким. Взгляд Молли Лоре был знаком; взгляд Рут на длинных вечерах, которые отец устраивал с коллегами. Им приходилось сидеть за столом и слушать скучные деловые разговоры. Иногда Рут играла на фортепиано и пела для гостей. Она любила внимание, но выступать перед сальными, чванливыми людьми, которых отец приводил в дом, пожиравшими ее глазами, она ненавидела.       Если был здесь кто-то больше оторванный ото всех, чем Лора, которую объединяли с другими обязанности и нужда, то это была Молли О’Ше. Молли едва общалась с кем-то, кроме Датча. А Датч отсутствовал по нескольку дней, обсуждал дела с Хозэей и своими стрелками, работал или читал, и только под вечер возвращался в шатер. Все это время Молли проводила одна.       Иногда Датч поднимался, чтобы что-то произнести, а люди подходили и слушали. Голос у него был поставленный. Речи заставляли думать, что он к ним готовился. Он говорил о Мэке, о трудностях, которые они преодолели, и которые еще предстояло преодолеть. Об утратах, о горе, которое их объединяло, и о том, что следует двигаться дальше. О завтрашнем дне.       К нему подсаживались другие члены банды, сдержанно выпивали и переговаривались; вспоминали Мэка, она полагала. Вильямсон, и Эскуэлла, и Шон. И женщины тоже — Гримшоу, Карен, Мери-Бет, Тилли. Не видела она Сэди, и Ленни сидел один с книгой на обрыве, да Белл подошел к Датчу на пару слов и ушел.       К пяти вернулись Пирсон и другие, привезли еду и алкоголь. Суонсон пришел в себя, вяло ворочался и стонал под деревом. Морган отвязал его. Потом вылил ему на голову ведро с водой и велел взять себя в руки, а сам ушел за стол.       Лора чувствовала себя чужой и с ужасом думала о завтрашнем дне. Атмосферу утраты она могла вынести, но праздник представлялся пыткой, и чувство изоляции усилилось. Она полагала, что-то подобное испытывает Сэди. Мери-Бет намекнула, что им стоит поговорить. Но о чем им было говорить? О том, как одиноко чувствовать себя в сплоченной группе людей, с которой у них ничего общего? Или каково это — потерять все, и не понимать, что делать дальше? Это — тема для разговора? Так ли много у них общего? Лора не хотела притворяться, что понимает Сэди, и не думала, что Сэди сможет понять ее. У нее не было сил на чужие чувства. Она едва справлялась со своими. Возможность, которую она ждала, представилась, когда Морган поднялся из-за стола и отошел покурить. Заговорить с ним при всех она бы не решилась, а он не так часто бывал в лагере, и еще реже — один, потому что по любым вопросам и проблемам люди предпочитали обращаться к нему, не тормоша Датча, и не рискуя навлечь раздражение Гримшоу. А вопросов и проблем было много.       Рисунки она увидела случайно. Наткнулась на него, когда искала место, чтобы сесть и почитать. Женщины говорили, что Морган рисует, но рисовали многие. У конюха, который учил ее ездить, была книжка, где он рисовал лошадей и ковбоев, и это было мило, но не более. Рут неплохо рисовала узоры, и одно время, еще до бегства, выказывала желание видеть их в дизайне одежды. От Моргана она ожидала чего-то на уровне детских почеркушек, но случайно бросив взгляд на страницу, увидела незаконченный портрет незнакомого старика, и он был как живой. Морган услышал ее, закрыл книжку, обернулся и нахмурился, а Лора, пробормотав извинения, сбежала. Мысль к ней пришла позже.       Вытерев тарелку, Лора осторожно последовала за ним к окраине лагеря. Он поднял голову на шаги. — Как вы, мисс Миллер? Все в порядке? — Да. Мистер Морган, — Лора вытерла ладони с распухшими пальцами о юбку, не решаясь поднять взгляд выше заросшего бородой подбородка. — Разрешите вы обратиться к вам с просьбой?.. — Что, уже? — ей послышалась насмешка; Лора вздрогнула, подняла глаза, настороженно вгляделась в его лицо, ища любые признаки гнева или раздражения. Морган, ухмыляющийся в бороду, посерьезнел, перестал улыбаться. — Я, кхм… возможно не тот, к кому следует обращаться за помощью… Но если я чем-то могу помочь… — он кашлянул и выпустил дым в сторону. — Чего вы хотели?.. — Я подумала, — Лора снова опустила взгляд. — Девушки говорили… Я хочу сказать… — она осеклась, стиснула зубы, пеняя на свою несобранность. — Вы не могли бы мне кое-что нарисовать?       Морган поперхнулся и закашлялся. — Нарисовать? — он сморщился, отмахиваясь от дыма. — И кто это там про меня говорит такое? — Ну… — она опасливо изучила его лицо. — Все. — Понятно, — Морган хмуро выпустил дым в сторону. — Ну, я не знаю, что эта «все» вам наговорила, но художник из меня так себе.       Лора замялась, размышляя, стоит ему говорить, что она успела увидеть его набросок. — И без обид, мисс, но почеркушки я здесь ни для кого не делаю, — Морган посмотрел на свою сигарету и сщелкнул пепел на землю. — Из принципа, — поймав ее растерянный взгляд, он нехотя пояснил: — не хочу подавать людям дурные идеи. Привыкнут еще. Не хватало мне очереди из желающих получить свои портретики. Ваш род мне прохода потом не даст, — он фыркнул и махнул рукой на повозки женщин. — Ладно, — Лора пробормотала. — Извините.       Морган посмотрел на нее свысока. С видом глубочайшей неохоты огляделся по сторонам, понизил голос и низко прогудел, посасывая сигарету: — Но если вас это так расстраивает… Могу сделать исключение, — Лора встрепенулась, и он резко добавил: — Один раз! И ни слова никому. Ясно? — быстрый кивок. — Так… Что вы хотели?.. — Лора открыла рот и осеклась. Прошла пара секунд. — Ну?       К щекам прилил жар, и, с ужасом, Лора поняла, что может ответить на этот вопрос; она знала, чего хочет, но понятия не имела, как Морган это нарисует, какие слова, какие описания следует подобрать, чтобы он понял, что, как рисовать. — Я, — она нервно поправила волосы. — Это сложно. Я могу немного подумать?.. — Подумать? — брови его взлетели вверх, и он выдохнул дым в сторону. — Окей, — он помолчал, и в его глазах зажегся странный, лукавый огонек. — Окей. Думайте. Надумаете — и за пять долларов я нарисую вам ваше чудо. — Пять долларов?.. — Коне-е-чно. — Ладно, — Лора огорошено кивнула, гадая, откуда ей взять эти чертовы пять долларов. — Ну, что ж, — Морган потушил окурок о кору дерева и выбросил в траву. — Позже поговорим. И подумайте, что же все-таки вы хотите, чтобы… — Вы каннибалы! — до них донесся незнакомый голос, и Морган осекся. — Нелюди! Людоеды! Вы хуже зверей!.. — Ух ты, — Морган поднял брови. — Думал, мясо в последнем рагу было необычным…       Он сдвинулся с места. Лора различила голос Штрауса, связала два и два и поспешила, почти побежала за ним.       Крики доносились с окраины. Шагов за двадцать Лора увидела осунувшегося, понурого Штрауса, Белла, всклокоченного Вильямсона с бутылкой пива, а напротив них — худосочную женщину в траурных черных одеждах. Белл угрожающе поигрывал ножом, а заросший Вильямсон походил на вышедшего из спячки медведя, но женщина смотрела только на Штрауса. — Его повесили, — она бросила ему в лицо. — Он был хорошим человеком…       Морган остановился в паре шагов, положив руки на пояс, и Лора замерла чуть поодаль. — Сомневаюсь в этом, — пробормотал Белл достаточно громко, чтобы его услышали.       Кусты зашелестели, и из них вывалился, осоловело хлопая воспаленными глазами, пастор. Морган тихо выругался. — … а вы!.. Из-за вас его обвинили в воровстве и повесили!       Пастор налетел на Вильямсона; Вильямсон чертыхнулся, едва не выронив бутылку, прошипел «Идиот» и подхватил Суонсона быстрее, чем тот полетел на землю. — Мне очень жаль, мадам, — натянуто произнес Штраус; Суонсон вырвался их лап Билла и шатким, но решительным шагом направился к Моргану. — Но позвольте… Каким образом это наша вина?.. — А вы спросите у своего головореза!       Штраус бросил косой взгляд на Белла, устало выдохнул, прикрыл глаза и потер виски. — Могу предположить, что при возврате долга возникли проблемы… — Мой муж болел. Этот… психопат выволок его ночью в ливень… — Давайте-ка поаккуратнее со словами, дамочка… — … если бы мистер Даунс соблюдал договоренности и вернул вовремя деньги, которые был нам должен, то моему коллеге не пришлось бы… проявлять физическую инициативу. — Что вы здесь делаете, пастор, — процедил Морган, когда Суонсон, покачиваясь, остановился перед ним. — Похороны, — священник медленно поднял рассредоточенный взгляд, — веренесли на печер, мистер Морган?..       Морган выдохнул, обошел качнувшегося священника, сделал пару шагов к Штраусу. — Какие-то проблемы?       Белл и Вильямсон посмотрели на него, а Штраус поморщился. — Благодарю, все под контролем. Миссис Даунс вернулась, чтобы отдать часть долга и… выразить… претензию. — Выразили? — сухо спросил Морган. — Что-то еще? Это вам что, проходной двор?       Какого черта она вообще делает в лагере? — он махнул рукой. — Кто пропустил?.. — Билл, — подсказал Майка. — Заткнись. — Вы издеваетесь надо мной, — пробормотал Морган. — Ваши деньги, — миссис Даунс кинула связку купюр Штраусу под ноги, и тот досадливо щелкнул языком. — Остальные ваш подонок забрал из церкви! И втянул в свое грязное дело моего мужа!       Пастор, до этого раскачивающийся на месте, и, на первый взгляд, не вникающий в разговор, ахнул: — Вы, вы, мистер Белл, в-вы о-обобрали церковь?! — он шагнул к нему, но Морган процедил «Стоять» и отдернул Суонсона назад. — Вы не знали? Об этом весь город судачит. Мой муж ограбил церковь, — голос женщины зазвенел сильнее. — Он в жизни ничего не крал. До последнего помогал людям. А его назвали вором! Богохульником! Повесили за преступление, которое он не совершал! — Полагаю, — Штраус поправил очки, — если мистер Даунс был в церкви… он, все-таки, его совершил. Был он там… мистер Белл? — О, еще как. Всей своей пресвятой сущностью.       Штраус развел руками. Миссис Даунс покачала головой. — Его повесили, а вам плевать. Убили из-за вас невиновного, а вам все равно, — она обвела их взглядом, остановила его на Лоре, и Лора потупилась. — Стоите здесь с такими лицами… — Мне жаль, — сухо сказал Штраус. — Но это не на… — Мне тоже жаль. Все ваши никчемные жизни!.. — У-у-у-у-у-у-у, — протянул, посмеиваясь, Белл, а Вильямсон хмыкнул. Женщина одарила их бешеным взглядом, развернулась и направилась к оседланной тощей кляче. — Смотрите, — громко окликнул Морган, — чтобы слово не ушло к законникам, мэм. Не то… — Не переживайте за свои шкуры, — она залезла в седло, щелкнула поводьями и скрылась в серых сумерках. — Ладно, что ж, — начал Морган, когда стук копыт затих, но договорить ему не дали. — Вы, мистер! — Суонсон, пыхтя и раздувая щеки, налетел на Белла. — Это… Это… Это новое дно! Даже для вас!..       Белл скривился и попытался обойти его. — Поди прочь, пьяный дурак, ты мне скучен. — Н-ну уж нет, с-сэр, — пастор качнулся, навис над ним, похожий на воткнутый в землю шест. Белл поморщился, оттолкнул его, но Суонсон стойко выпятил тощую грудь, отказываясь сдвигаться с места. Вильямсон, наблюдая за ними с безопасной дистанции, визгливо захихикал. — В-вам это так с рук не сойдет… Я вам. покажу… Вас… Кара Господня… — Суонсон, — опасным голосом сказал Морган. — К-а-а-ара? — ядовито пропел Белл, делая шаг вперед и оказываясь с Суонсоном лицом к лицу. — Я те ща устрою кару, идиот! — Майка, — негромко позвал Морган, жмурясь и потирая переносицу. — Что? Он начал! Посмотри на него. Обдолбался морфия! Ты сно-о-ова обдолбался морфия, свинья, — он приблизил свое лицо к лицу пастора так, что их носы столкнулись; Суонсон дернулся, застучал зубами, затрясся. — В-вы, вы, вы… — Я, я, я, — передразнил Белл, ткнув ему пальцем в грудь. — Ты животное! Хуже, чем животное! Паразит! Пиявка! — Майка, — тихо повторил Морган. — Оставь его.       Белл вскинул руки, развернулся на месте и отошел. Морган перевел взгляд на трясущегося Суонсона. — Идите, проспитесь, пастор. — Мистер Морган! — глаза Суонсона расширились; он качнулся. — И вы?!.       Морган угрожающе обнажил зубы. — Проспитесь, пастор! — неожиданно рявкнул он, и все вздрогнули. — Меня тошнит от ваших пьяных выходок! Увижу с бутылкой — переломаю пальцы! Если вы не можете взять себя в руки, я это сделаю за вас! Всему есть предел!       Лицо Суонсона пошло судорогой, губы задрожали. Он обвел их всех взглядом, часто заморгал; ни одного сочувствующего лица. Он пошатнулся, опустил плечи, и на подкашивающихся ногах побрел прочь, похожий на сломанную марионетку. Лора выпустила дыхание, которое не знала, что сдерживает. — Н-да, — медленно проговорил Морган, почесал затылок и глянул на Штрауса, — Вот как, значит… Повесили. — Я не знаю что сказать, — Штраус развел руками. — Мне об этом известно не было. В любом случае… это не наша вина. — Ну… не знаю, — сухо сказал Морган, и Штраус первым отвел взгляд. — Должен был бежать быстрее, — Белл обернулся. — Святоша взял в долг и получил, что заслуживал. Я никогда не брал в долг. Никогда! — Никогда? — поднял брови Штраус.       Пауза. — Может, пару раз. Но я грохнул их, так что, это не в счет. Эй, тебе следует быть поосторожнее с должниками. М? Герр Крохобор! — Штраус скривился, а Билл захихикал и приложился к горлышку бутылки. — Один утопился, другого повесили, — Морган потер брови, переводя взгляд со Штрауса на Белла. — Эти бедолаги, они и так едва сводят концы с концами, Герр Штраус. Может, как-то помягче, с ними, а, Майка? — Ты мне это дело перекинул, ковбойчик, — отрезал Белл, и от Лоры не укрылся быстрый тревожный взгляд, который Штраус бросил на Моргана. — Не нравится моя работа — делай сам. И я принес деньги, в отличие от Билла.       Вильямсон, до этого лениво ухмылявшийся, вскинулся: — Вы теперь до конца дней мне будете это вспоминать?! — Парень, которого ты стукнул, уже ничего не вспомнит, — заметил Морган. — Откуда мне было знать, что он возьмет да и помрет? — Действительно, Билл, — язвительно протянул Майка. — Прикладом по виску, кто бы мог подумать, что дед откинет копыта, а? — Да пошли вы все, — Вильямсон сплюнул, бросил пустую бутылку в кусты, снял с плеча винтовку и шатко побрел прочь. Белл глухо рассмеялся. — Ладно, — буркнул Морган, — шоу окончено. Герр Штраус… Еще раз увижу, что должники приезжают в лагерь, — он покачал головой и угрожающе замолчал.       Штраус дергано кивнул, прижал купюры к тощей груди и двинулся к центру лагеря. Лора поняла, что давно стоит и пялится на них. Едва она это осознала и задумалась об отступлении, как Морган вспомнил о ней. — На что смотрим? — он прищурился. — Это вам что, представление?       К несчастью, ее заметил и Белл. И Белл не мог просто оставить ее в покое. Он нашел ее взглядом и изобразил улыбку. — А-а-а, а вот и она, — от фальшивого, вежливо-приторного тона к горлу подступила тошнота. — Мисс Миллер… И как вы в этот вечер?..       Ее затрясло от поднимающегося изнутри негодования; от вопиющего фарса. Часть нее ожидала, что его прогонят, накажут. В прежнем мире было бы немыслимо, чтобы ему все сошло с рук. Но прошло больше месяца, и он никуда не делся. И никуда не денется.       Лора думала, что знает этот тип людей. Кровь слишком быстро приливала к его лицу, у него был неспокойный и пустой взгляд человека, не привыкшего думать, неуравновешенного, которого легко вывести из себя.       Она работала с такими. Они не умели себя контролировать, не умели слушать, не терпели чужого мнения, считали, что весь мир им должен, и только им известно, как он устроен и каким должен быть; когда им возражали, и что-то шло не так — они взрывались. Оскорбляли, угрожали, издевались и указывали на ее «место». Доводы и увещевания на них не действовали. Пропахшие дешевым табаком, иногда — алкоголем, глядящие на всех свысока, много думающие о себе, но редко занимающие сколько-то высокое положение в обществе.       В первую же неделю работы один из них зашел без стука в ее кабинет после уроков. Приземистый, неопрятный, с сальными волосами и некой растительностью на лице, он вытащил пачку сигарет, усмехнулся, закурил на просьбу не курить и спросил, где мистер Миллер.       «Ладно, милочка, я занятой человек, так что будь добра, позови-ка мне мистера Миллера, » — он выдыхает ей в лицо дым, глядит свысока насмешливо и выжидающе, и Лора понимает: он знает, что нет никакого мистера Миллера.       Она еще девчонка в окружении мужчин и женщин в полтора-два раза старше себя. Она едва закончила обучение. Насколько может сдержанно и профессионально она объясняет, что преподавателя с такой фамилией в школе нет. Он деланно задумывается на пару секунд и изображает удивление. «Миссис Миллер — это вы?» «Мисс.»       Он окидывает ее взглядом с головы до пят. «Не поздновато для мисс?» — не давая грубости уложиться в ее голове, продолжает: — «Женщины теперь учат детей? Это объясняет, почему мой сын возвращается домой и его голова забита ерундой. Потрудитесь объяснить, » — он тушит сигарету о стол и надвигается на нее, — «Почему вы учите моего сына ерунде?»       Лора поражена. Ни с чем подобным она не сталкивалась. Она не знает этого человека, не знает, чем вызвала его гнев и чей он отец. Когда она находит силы, чтобы открыть рот, язык заплетается, а слова путаются от волнения. Под его уничижающим взглядом остатки уверенности съеживаются, и она забывает, что хотела сказать. Он ждет немного, и начинает задавать вопросы, но ему не нужны ответы — он здесь, чтобы растоптать ее. Через десять минут в кабинет заходит директор — мистер Колдвелл, тонкий, сухой, пожилой человек, и мужчина переключается на него. Проходит меньше минуты, и Колдвелл сбегает, оставляя ее наедине с мужчиной, представившимся Стэкхаузом. Когда Стэкхауз называет свое имя, перед глазами Лоры встает лицо мальчишки, сидящего за последней партой, забитый взгляд и синяки у него на запястьях.       Стэкхауза выпроваживают еще через десять минут полисмены. Он орет что-то про «ебаных северян», разворачивается и разбивает лицо одному из мужчин. Его валят в коридоре, заламывают руки за спину, выволакивают из школы, и Лора неделю не может прийти в себя. Она в ужасе от мысли, что с подобным ей придется сталкиваться постоянно, и всерьез задумывается уйти. Мистер Колдвелл уверяет ее, что это не так. Позже она узнает, что Стэкхауза посадили на несколько месяцев в тюрьму.       Майка слишком похож на Стэкхауза. И на Купера. И на Винни. В чертах его лица, в сальных волосах, пивном брюхе, нарочитой неопрятности, в манерах, шумном дыхании, в том, что они добровольно носят на лице, есть что-то общее.       Различия были у нее под носом с самого Строберри, но Лора предпочла их не замечать.       Белла не поймают и не выгонят, не заломят руки и не отчитают. Потому что кровь действительно быстро приливает к его лицу, у него трясутся руки, а в его глазах Лора не может прочесть ни одной мысли. Но он не разбивает бутылку о затылок Штрауса, когда ему хочется это сделать, и не спорит с Гримшоу. Когда его слова достигают цели, и дело принимает скверный оборот, он разворачивается и уходит. Он огрызается на Моргана, но никогда настолько, чтобы дать повод к драке.       От бессилия и несправедливости ей хотелось взвыть. Хуже могло бы быть, если бы в лагере объявился Купер, или Винни и Вэс восстали из мертвых, и Датч объявил, что они теперь вместе с ними. И Лора должна подыгрывать, притворяться, что это нормально, в порядке вещей. Должна здороваться с ними, вести себя как со всеми. — Она, разговаривает, Морган?       При Моргане Белл не посмел бы ничего сделать, и впервые со Строберри Лора посмотрела ему в глаза дольше, чем на пару секунд. Попыталась передать, выразить скопившийся протест, негодование, заставить его исчезнуть, оставить ее в покое.       Она так многого просила?.. Оставить ее в покое?       Но результатом было: — Что, мисс? Что с лицом? — Белл повернулся к Моргану. — Не знаешь, что с ней, Артур?       Морган не смотрел на него. Он изучал Лору пару секунд, потом достал из куртки пачку сигарет, вставил одну в зубы и пожал плечами. — Тебе лучше знать, — он щелкнул зажигалкой и прикурил.       Белл пару секунд молчал. — И что это должно значить, — процедил он.       Морган поднял лицо и встретился жестким, холодным взглядом с Лорой. Он все понимал, она видела, но ничего не мог сделать. Не до тех пор, пока Белл даст ему настоящий повод. — Это тебе виднее, друг мой, — Морган сдвинулся с места, подошел к Лоре; хотел взять за плечо, но передумал, махнул рукой, негромко сказал: — Идем. — Как скажешь, Морган, — донеслось в спину.       Морган довел ее до повозок женщин, выпустил дым в сторону и почесал затылок. — Ладно, мэм, — он стряхнул пепел с сигареты. — Я знаю, это может быть страшно… Но если есть что-то, о чем мне следует знать… самое время об этом сказать.       Лора замялась. Она посмотрела в сторону, откуда они пришли, снова на Моргана. Тот прищурился. — Мы ничего не сможем сделать, если вы будете молчать, леди. Я знаю, там, в дороге у вас что-то произошло, — он глянул себе под ноги. — По тому, как вы трое себя ведете. Ленни молчит, и я… — сердце ушло в пятки, и Лора затравленно уставилась на него снизу вверх. Что он имеет ввиду? Как они себя ведут? — Я, я не пытаюсь напугать вас, мэм, — Морган поднял руки. — Я пытаюсь помочь.       Во рту пересохло, и Лора сглотнула. Скопившееся рвалось наружу. Хотелось выговориться. Хоть кому-то. О Строберри. О том, как Майка зажал ее в угол в мотеле, и как она боялась выйти на улицу и напороться на него. О том, как он тащил ее за собой по лестнице, как допрашивал отца, как ощупывал взглядом их имущество, и как уже в этот момент Лора чувствовала, что все летит под откос, но еще не представляла, что через несколько часов ее жизнь разделится на до и после. Как он чуть не ударил ее ножом, выволакивал голую из-под скамьи. «Где деньги?!» Как ударил по лицу и толкнул в руки к Ленни. Как перевернул ногой тело Кларка. Как вырывал ржавый гвоздь из раны, удерживал на месте, зажимая ладонью рот, вставил кляп в рот. О его комментариях на дороге и в офисе врача, и грязных взглядах.       Но стоит ей пикнуть, заикнуться, и всплывут другие подробности. Белл видел ее в хибаре. Он не просто видел ее голой. Он видел, что с ней делали. Ленни — нет. И если она скажет одно слово… вся эта грязь, вся эта мерзость всплывет наружу. Что Ленни сказал? И что сказал Майка? И что он может сказать, вывалить, если сочтет нужным? Лора затравленно смотрела Моргану в лицо и пыталась понять, что он знает, о чем он думает. — Ладно, — мягко сказал Морган. — Я не буду настаивать, мэм… Если надумаете — можете обратиться ко мне, или Датчу, или мистеру Мэттьюзу, — он замолчал, подумал. — Лучше, если сначала вы подойдете ко мне или мистеру Мэттьюзу. Идет?.. — Спасибо, мистер Морган. — Можно Артур. Если хотите. Ладно, увидимся. 2       Может, Гримшоу права, и ее стежки никуда не годятся, но рубашка не разваливается у нее в руках, когда она протягивает ее Дяде. Одежда Дяди не бывает ни чистой, ни целой; если бы не Гримшоу, следящая за порядком в лагере, он бы зарос коркой грязи и ходил в рванине. Девушки не спешат без толку штопать и стирать его вещи лишний раз. Дядя уже навеселе, и Лора не уверена, что на следующее утро он что-то вспомнит, но это ее не волнует. — Хе-хе, это мне? Спасибо, девчуля.       Кажется, он простил ее еще вчера, но ей становится легче. 3 — Зря ты это сделала. Он тебе враз на шею сядет. И поубавь-ка рвение с кухней. Так и будешь драить тарелки. Дело твое, впрочем, — Карен сделала большой глоток из бутылки и отошла.       Реальность превзошла ожидания. Тихая унылость вчера отступила, и с самого утра люди напивались, шумели и горланили песни. Она поздно встала, пробовала читать, но не могла сосредоточиться на строчках и спряталась за стиркой, а часам к пяти напросилась у поддатого, с разрумянившимися щеками и красным носом Пирсона на работу. — Да полно вам, отдыхайте, милая. Сейчас праздник… Вы уже вчера все… — Давайте я еще что-нибудь помою, — Лора, почти в отчаянии, бросила взгляд на заливающуюся похабной песней компанию у костра. Пирсон захлопал слегка осоловевшими глазками, хмыкнул. — Мисс, всем бы такое рвение! Впервые вижу человека, которому бы так нравилось мыть посуду!       Лора промычала нечленораздельное и еще на пятнадцать минут скрылась за тарелками, кружками, тазом и тряпкой; пока ее не обнаружил проходящий мимо Датч. — Боже мой, Лора! Что… что вы делаете? — она что-то пробормотала, но он отмахнулся, не дослушав. — Не хочу ничего слышать. Посмотрите на свои руки! Пирсон! — Датч сдвинул брови и завертел головой. — Мистер Пирсон! — Пирсон, пошатываясь, приблизился, без котелка, с сияющей лысой макушкой. — Почему, черт возьми, эта девочка сегодня на кухне? — Я, я полагаю ей просто нравится… нравится, э-э-э, мыть посуду, Датч, — Пирсон поскреб затылок. — Нравится?! — Датч фыркнул. — Чепуха! Ну же, Пирсон, должна у вас быть голова на плечах. Нравится!       Датч взял ее под локоть, повлек за собой, и внутри вспенилась паника. От Датча пахло дорогим одеколоном, табаком, кожей и чем-то еще. Мужская смесь запахов, которая могла пахнуть так только на мужчине. Лора не задумывалась о том, что мужчины и женщины пахнут по-разному. Датч едва держал ее, но она ощущала себя в ловушке, его близость ужасала. Датч может сделать с ней все, что угодно. И его никто не остановит. Ей никто не поверит.       Он отпустил ее возле повозки Моргана, но Лора не успела вдохнуть с облегчением: его ладонь легла ей плечо, пальцы легонько его сжали. Успокаивающий жест, парализовавший ее. — Мисс Миллер, — Датч понизил голос и наклонился к ней. — Вы должно быть думаете, я дурак, и не понимаю, каково вам.       Она нехотя посмотрела ему в глаза и, наконец, поняла, что они ей напоминают. Винни, или Вэса; она не помнила, кто из них кто. Такие же темные почти черные радужки. Но их взгляд — это взгляд сквозь, тупой и невидящий. Таким смотрят на кусок мяса, и Лора была для них куском мяса, вещью, инструментом, телом, которое можно пойти и взять, закрытой книгой.       Взгляд Датча — это взгляд насквозь, и ей кажется, что он знает о ней что-то, чего она сама о себе не знает. Датч ее видит, и от этого не по себе. Его глаза теплые, но в них кроется что-то холодное, жесткое, острое, как лезвие ножа, или направленный на нее револьвер. Датч — убийца, она напоминает себе, и он ведет за собой группу убийц. А опасные убийцы последуют только за еще более опасным убийцей. Может быть, это то, что она видит в нем, то, чего нет в холодных, цепких, но безопасных глазах Штрауса. И вся эта теплота, успокаивающее прикосновение ладони — Лора не уверена, что она настоящая, что за ней не когти и клыки. Она не может понять, издевается он над ней или нет. Иногда ей кажется, они все над ней издеваются.       Она мотнула головой. — Простите, мистер Ван Дер Линде, я… — Датч. Вам не за что извиняться, милая. Вы ни в чем не виноваты. Послушайте… Почему бы вам не присоединиться к другим девушкам?       Лора невольно поморщилась, обдумывая ответ. — Поверьте, наедине с собой дурные мысли только сильнее будут вам докучать. Окажите мне любезность, и попробуйте отдохнуть. И если не понравится, клянусь, я от вас отстану. Хотя бы не загружайте себя сегодня работой. Мы договорились? — Договорились, — она натянуто выдала.       Датч улыбнулся и увлек ее за собой в сторону костра, где помимо Тилли, Карен, Мери-Бет, Эбигейл с Джеком и Сэди Адлер дремал в обнимку с бутылкой Дядя, а мексиканец настраивал гитару. Лора набрала в легкие побольше воздуха. — Гляньте, кого я нашел для вас, леди и джентльмены.       Хавьер Эскуэлла поднял голову и улыбнулся, Джек выдал сонную улыбку и помахал рукой, миссис Адлер бросила на нее короткий пустой взгляд и уставилась обратно в огонь. — Кухонную мышь, — слегка заплетающимся языком подсказала Карен.       Щека Лоры дернулась. Она бросила на Карен злой взгляд. Но, похоже, ее злые взгляды никого в лагере не впечатляли. — Мисс Джонс, — пожурил Датч. — Давайте, люди, развеселите ее. — Садись к нам, Лора, — Тилли подвинулась, и Лора обреченно упала на шкуры между ней и Мери-Бет. Кости еще ломило, но кровотечение и боль в животе почти утихли. Людей было слишком много, но присутствие Джека означало, что они не станут горланить похабщину. Она обвела их, сидящих у костра, взглядом. Если бы кто-то их всех нарисовал и показал ей картинку, она приняла бы их за обычных людей. Они не были зверскими или устрашающими, и напоминали ей истории о ковбоях, о цыганских таборах, которые иногда встречались на дороге, но не были похожи на бандитов. Мексиканец ударил по струнам, запел, и к нему присоединились сразу несколько голосов. — Держи, — раздалось тихое, и в руки ей сунули бутылку пива. Лора подняла взгляд на Мери-Бет. — Нет, спасибо.       Мери-Бет взяла ее за локоть и наклонилась к уху. — Это вода. Я добавила в нее немного пива. Держи, или от тебя не отстанут, — она кивнула на сидящую напротив Карен, и Лора нехотя приняла бутылку.       У Хавьера Эскуэллы был хороший голос, и общее веселье слабо передалось ей. Недостаточно, чтобы она забыла кто она и где, но достаточно, чтобы ее напряженные плечи слегка расслабились. К пению она не присоединялась.       Сэди Адлер поднялась и ушла. Подошел Ленни, увидел Лору у костра, дернулся, уронил взгляд и сбежал. Лора уставилась в огонь, отхлебнула воду со слабым привкусом пива, поморщилась. Жизнь была бы намного проще, если бы все люди, с которыми она не хотела сталкиваться, избегали ее, как Ленни.       Может, она была легка на алкоголь. Может, день был перенасыщен впечатлениями. Ее разморило. Это не было приятно, и не было неприятно. Все происходило не с ней. Она отвлеченно смотрела в огонь, на лица, слушала разговоры. Датч, вероятно, был прав. Дыра в груди никуда не делась, но оцепенение, желание забиться в темное место и закрыть глаза были вымещены нервным мандражом, неуютным, тревожным, но живым чувством. Хотелось подорваться с места, но не умереть.       Очередная песня закончилась. Эбигейл поднялась, попрощалась со всеми и увлекла сонного, трущего глаза кулаком, Джека в сторону палаток, а Хавьер отложил гитару. — Фу-у-ух, — он откашлялся и сверкнул зубами. — Боюсь, мне придется взять перерыв, дамы.       Тилли выглядела разочарованной. — А сколько времени? — спросила она, проводив взглядом его удаляющуюся спину. — Всего семь, начало восьмого, — Мери-Бет пожала плечами. Дядя зашевелился, поднял с глаз шляпу, крякнув, пересел на место мексиканца и потянулся к банджо. — Я бы тоже взяла перерыв… — Чего затихли, ребята? — раздался голос Шона, и сам он рухнул на ящик, бросив быстрый взгляд на Карен. — Вечер, девчушки! Что, некому вас развлекать?.. — Хе-хе, сейчас мы это исправим, — Дядя устроил банджо удобнее на коленях. — Заводи, старик! — Шон махнул рукой. — О Молли, О Молли, все ради тебя, я оставил родных и домашний очаг… — Дядя ударил по струнам; банджо звучало выше, звонче гитары и странно контрастировало с неожиданно меланхоличной мелодией. — Тебя полюбил и по свету брожу, я драчун и бродяга, и Дикси — мой до-о-ом… Карен подперла щеку рукой, отвлеченно мыча в такт мелодии. — Сыграем во что-нибудь? — сказала, недостаточно громко, чтобы заглушить песню, но достаточно, чтобы быть услышанной, Тилли. — … о туз и валеты, валеты и туз, Из-за вас ветер в карманах, и мой кошель пуст. — Только не в домино. — Камни? Шашки? Карты? — Мери-Бет кивнула, и Тилли повернулась к Лоре. — Лора, ты хочешь играть в карты? — Я не умею. — О виски, о виски, коварный злодей… Ты гибели станешь причиной моей… — Совсем? — меж бровей Тилли залегла неглубокая складка. Она выглядела пораженной, но Лоре было все равно. — Ты никогда не играла в карты? — Нет, — Лора безразлично качнула головой. Тилли и Мери-Бет переглянулись. — Отлично. — Мери-Бет улыбнулась. — Хоть кого-то я смогу обыграть. Тилли и Карен всегда меня обыгрывают.       Лора не горела желанием, чтобы ее обыгрывали еще и в карты. — Да не бойся, — Тилли дернула вверх уголком губ, — мы будем поддаваться. — Ударил под дых, сковал по рукам, Опустил на колени, ладонь сжал в кулак.       Дело было не в том, что им так уж хотелось сыграть с ней. Они пытались вытащить ее на свет, отвлечь, потому что Датч так сказал, или потому, что находили это правильным. Лора видела, как они обмениваются взглядами. Она должна была испытывать благодарность, но ее сковывала тупость эмоций, безразличие к происходящему. — Не надо мне поддаваться, — Лора поморщилась. — Это означает «да»? — Тилли хмыкнула и поднялась. — Пойдем. Успеем сыграть в пару партий. Карен, ты с нами? — И вот я в седле, держу поводья, шпоры — в бока, Молли — прощай, прекраснейшая в этих краях. — Че, резаться в карты? Я могу в любой другой день, — Карен отмахнулась, поправляя юбки, и начала хрипло подпевать. Лору это вполне устраивало.       Втроем они удалились к повозкам. Сэди не было. Они сдвинули вместе два ящика, накрыли скатертью и устроились на ковриках на земле. Тилли объявила, что играть будут в фараона на сигареты, перетасовала колоду и сдала карты. Сигарет у Лоры не было, и Мери-Бет дала ей пять штук. Она проиграла четыре в первую партию. Это была простая игра с простыми правилами, но мозг отказывался функционировать. — Я ничего не понимаю, — побежденно выдохнула Лора спустя двадцать минут, проводя по лицу ладонью. Послышалось шипение, и из центра лагеря донеслась музыка. Датч завел граммофон. — Ты умеешь играть в домино? — после долгой паузы спросила Тилли. — Играла, давно, с Рут и,. — Лора осеклась. «С Кларком», она хотела сказать. Она впервые заговорила о них с кем-то кроме мисс Гримшоу и мистера Мэттьюза, и на секунду она забыла, что их нет. Тилли отвела взгляд и помолчала. — Полагаю тогда, — она собрала разложенные на скатерти карты и убрала колоду в коробку, — мы все-таки играем в домино. — Ну, что ж, — Мери-Бет обреченно вздохнула. — Важна игра, а не победа, верно?.. Тилли убрала коробку, поднялась и досадливо щелкнула языком. Мери-Бет прошептала: — Что?.. — Суонсон, — тихо ответила Тилли и кивнула. Суонсон определенно был, и он сидел за столом, где минут двадцать назад Артур Морган и Хавьер Эскуэлла играли с ножом, пока их подначивали и делали ставки мистер Мэттьюз и Дядя. Поверх кальсон Суонсон накинул грязный пиджак. Он ссутулился, уронив лицо в ладони, и в груди вяло шевельнулась жалость. Накануне вечером он сидел возле повозок Пирсона, прижав колени к подбородку и обхватив голову руками, раскачивался на месте и мычал. — Мне жаль человека, но я правда не хочу иметь с ним дело, пока он в таком состоянии, — Тилли завертела головой, пока не нашла взглядом Вильямсона, курящего в тени деревьев неподалеку. — Билл! — тот повернул к ним голову. — Мистер Вильямсон! Вы не могли бы принести нам домино?.. — Я что тебе, мальчик? — Билл фыркнул. — Сама носи себе свое домино, — он демонстративно отвернулся. Тилли раздраженно и расстроено вздохнула. — Вот индюк, — она покусала нижнюю губу, посмотрела по сторонам и остановила взгляд на Киране, сидевшем в тени на тюке сена поодаль ото всех с бутылкой пива в худых руках. — Киран, — Тилли окликнула, и тот вздрогнул. — Ты не принесешь нам домино? Оно в ящике, под столом, с другими играми. — П-под столом? — мужчина бросил нервный взгляд в сторону лагеря, и Лора увидела, как Билл замер и чуть повернул голову, прислушиваясь. — Да. Я бы сходила, да, боюсь, Суонсон прицепится. — Окей, — Киран бросил еще один нервный взгляд на стол, отставил бутылку и неуклюже поднялся на ноги. — Хорошо мисс. Я это сделаю.       Мери-Бет заправила прядь волос за ухо и закурила, а Лора поджала губы. Каким бы забитым, каким бы жалким он ни был… Киран — О’Дрисколл. Сколько еще таких Киранов бегает с ними?.. Скольких в ту ночь положили Ленни и Майка Белл?.. Она невидяще смотрела в его спину, чувствовала запах гари, жар на лице, боль ожогов, видела мечущиеся в темноте силуэты, слышала крики и выстрелы. С трудом отвела взгляд, уставилась на свои сложенные на скатерти руки. Услышала звук удара и вскрик; подняла голову. Билл отвесил Кирану подзатыльник и захихикал, глядя, как тот, споткнувшись, едва не полетел на землю. — Спасибо, — Тилли забрала у Кирана мешочек с игрой и высыпала содержимое на ящики. — Хочешь сыграть с нами? — Я? С в-вами? — Киран облизнул растрескавшиеся губы. Он обвел их нерешительным взглядом, встретился глазами с Лорой и вздрогнул. Она постаралась передать ему: нет, он не хочет сыграть с ними. И, похоже, до Кирана доходило лучше, чем до Карен Джонс и Майки Белла.Он сглотнул. — Я думаю, это не очень хорошая идея. — Брось. Мы тебя не обидим, — не глядя на него, Тилли передала подставки Лоре и Мери-Бет. Лора проглотила раздражение. Не обидят. Киран — взрослый мужчина, но все называют его мальчишкой. У него бегающие забитые глазки, вечно сухие губы и испуганное выражение лица. Его шпыняют все, даже Джек. Он жалок, и Мери-Бет и Тилли его жалеют.       Лора как Киран.       В глазах защипало, и из живота к горлу поднялось отвращение. Захотелось встать и уйти. — Нет, правда, я не умею играть, и… — О’Дрисколл! — раздалось позади, и Киран подпрыгнул. Вильямсон — Билл — смотрел в их сторону. — Отойди от баб! — Отстань от него, Билл, — Тилли поджала губы. — А ты не лезь, Тилли! — проорал Билл, выкидывая окурок на землю. — Я ему не доверяю. Скользкий проныра… Кому сказано, — он тряхнул кулаком, — кыш! — П-простите. Я не хочу неприятностей, — промямлил Киран и крикнул Биллу: — Уже ухожу, с-сэр! — Ха! — Вильямсон довольно кивнул, глядя, как Киран бредет прочь в сторону лошадей. — То-то же! — он сплюнул и, посмеиваясь, ушел. — Похоже, Билл нашел себе, кем покомандовать, а? — Тилли скривилась. — Большой, крутой генерал Вильямсон.       Мери-Бет вздохнула и затянулась сигаретой, отвлеченно выравнивая фишки на подставке. И следующие пятнадцать минут Лора, не задумываясь о стратегии, чтобы только чем-то забить руки и пустоту, ставила кости и отчаянно проигрывала.       Послышались шаги, захрустела трава, и рядом остановился Датч. Он уперся ладонью о повозку и с добродушной улыбкой посмотрел на них сверху вниз. — Играете, девушки? Не будь с ними слишком жестока, Тилли. Эта девочка, — Датч хмыкнул. — Чтобы еще раз я сыграл с ней… Эта девочка сожрет вас и выплюнет, вы можете себе это представить? — Тилли сдержанно улыбнулась. — Мне следует научить тебя играть в шахматы. — О нет. У меня начинает кружиться голова от одной мысли о шахматах, — Тилли хихикнула. — Я чувствую себя полной идиоткой, когда вижу вас с Хозэей за игрой… — Ерунда. Это все страх. Ты ищешь отговорки. Что насчет вас, Лора? Играете? — Немного. Отец учил брата шахматам. Но он… был занят. Так что я, мне приходилось с ним играть, — все трое смотрели на нее, Мери-Бет и Тилли — с любопытством, Датч — все с той же добродушной улыбкой. — Я не очень хороший игрок. — Нам следует сыграть, — заключил Датч, и Лора подавила вздох. Кларк обыгрывал ее, и что-то подсказывало ей, что Датч играет в шахматы лучше тринадцатилетнего мальчишки. Она не любила шахматы. Шахматы — расчет и хладнокровие, и она думала, ей не хватает и того и другого. — Мери-Бет? — О, совсем чуть-чуть, — Мери-Бет опустила взгляд. — Я, наверное, худший игрок на свете. — Девушка не только скромница и расцветает в прекрасную леди, читает и пишет, но и играет в шахматы, — Датч посмотрел на Тилли и Лору, перевел взгляд на зардевшуюся Мери-Бет. Послышались новые шаги и рядом с Датчем, опустив руки на пояс, остановился смутно знакомый мужчина. — Умница Мери-Бет. Умница. Мне нравится, что я вижу. Очень нравится. — Спасибо, — Мери-Бет неловко заправила волосы за ухо. — Разве она не умница, Артур? — Лора моргнула. Человек стоял чуть в тени; она узнала шляпу, опустила взгляд пониже и узнала глаза. Бороды не было, и Лору кольнула легкая тревога, когда она поняла, что без нее не узнала бы Артура Моргана в толпе. Он не был косматым и страшным, больше не походил на вышедшего из леса медведя или бандита, и казался лет на десять моложе. — Конечно, — сказал он. — Все они, Датч. — Ты побрился, Артур, — сказала Мери-Бет. — Мне нравится. — Да, ну, — Артур поскреб ногтями подбородок. — Боюсь, у меня не было выбора. После поездки с Дядей там что-то начало шевелиться… Датч хлопнул его по спине. — Артур! Вот поэтому, сын, ты до сих пор не женат. — Боюсь, не только поэтому… — В любом случае, дамы, — Датч взял Моргана за плечо и увлек за собой в сторону, — не хочу нарушать вашу идиллию… но праздник еще не окончен. Приходите. Домино подождет.       Лора предпочла бы, чтобы день быстрее закончился. Но с включенным граммофоном, хохочущими и горланящими песни людьми уснуть не представлялось возможным. Тилли изъявила желание присоединиться к общему «веселью», и Лора, поразмыслив, побрела за ней. Время текло быстрее, когда она встречала дискомфорт лицом к лицу.       Датч танцевал с Молли — она выглядела счастливой, — Дядя — с Гримшоу. Артур и мистер Мэттьюз негромко переговаривались у шатра. Карен сидела на стуле, наблюдая за танцующими парами. — Полон лагерь мужиков, и не с кем потанцевать, — фыркнула она, когда Лора и Тилли встали рядом. — Посмотрите на этих дураков, — в это время Эскуэлла, Шон, Билл и Марстон возле большого костра разразились хохотом. — Им бы только пулять, да лакать виски… — Да ладно, Карен. Они уже на ногах не стоят, — сказала Тилли, но тоже бросила в сторону костра быстрый, странный взгляд.       Лора прикусила губу. Карен была громкой, раздражающей и слишком часто заставляла ее чувствовать себя глупо. В какой-то мере она пугала ее — в той, в которой людей пугают неловкие ситуации и неудобные люди. Но она помнила влажные дорожки на ее щеках, и во взгляде, которым она смотрела на Датча и Молли, было что-то сродни зависти. Лора перенесла вес с одной ноги на другую; больная ступня неприятно, но терпимо заныла. Еще с минуту Лора наблюдала за танцующими парами и перевела взгляд на Карен. В груди что-то шевельнулось — жалость, может быть. — Хочешь, я с тобой станцую?       Карен подняла взгляд и захлопала глазами, и Тилли посмотрела на нее. — А что, так можно?.. Пф, — растерянность на лице Карен быстро сменилась пьяным весельем. — Канешн. Почему нет?.. — Лора протянула ей ладонь. — Что, прям щас? — Все уже танцуют, разве нет? — Лора пожала плечами и взяла ее за руку. Карен пьяно захихикала и поднялась на ноги. Лора танцевала с Рут и Джин, знала что делает, и от этого становилось легче. Лора увлекла ее поближе к танцующим и, не дав времени взять инициативу, повела. Карен была ниже и весила больше, с пышными, но крепкими формами, но Лора, поджарая от долгих прогулок, которыми увлекалась до Строберри, от работы на ранчо и в лагере, без особого труда опустила ее чуть ли не к земле. — Полегче, полегче! — Карен хихикнула. — Меня щас вырвет…       Лора заглянула ей в лицо, поняла, что Карен не шутит, и решила обойтись простыми фигурами. От движения кровь разогналась по венам, и тугой клубок напряжения слегка ослаб. От Карен пахло пивом и виски, запах алкоголя, духов и сигарет забивался в ноздри, но Лора полагала, что здесь, в этом лагере, от него никуда не деться. На языке оставался слабоватый привкус пива. Пиво было не таким мерзким, как виски, но для нее оставалось загадкой, как люди добровольно глотают эту дрянь.       Она бросила взгляд в сторону их повозок и вздрогнула, увидев Белла. Белл подошел, осторожно оглядываясь по сторонам, и остановился перед Мери-Бет. С расстояния было видно, как напряглись ее плечи. Под ухом у нее охнули от боли. — Эй! — Лора перевела взгляд на Карен. — Осторожнее! Это моя задача, отдаивать… одра… от-дав-ли-вать тебе ноги. Что у тебя с лицом?.. — Ничего, — Лора повернула ее на месте, бросила еще один взгляд в сторону повозок и выдохнула с облегчением. Белл уходил, вцепившись в рукояти своих револьверов. На секунду на его лицо упал свет, и Лоре сильно захотелось знать, что хрупкая девушка вроде Мери-Бет могла сказать Майке Беллу, чтобы настолько вывести его из себя. Мери-Бет, выждав немного, поднялась на ноги, боязливо глянула по сторонам и направилась к ним. — Ты вре-е-е-шь, — почти проныла Карен, вытянула шею, чтобы посмотреть, что привлекло внимание Лоры и увидела идущую к ним Мери-Бет. — Что? И это все?.. Пф… — Ой! — раздалось за спиной. — Мои глаза не обманывают меня! Эта девушка танцует! — Карен состроила интересное выражение лица — смесь гримасы и улыбки, и повернулась к Шону. — Потанцуй со мной, а, радость моя?.. — Пф. С тобой? — Карен качнулась, цепляясь за плечо Лоры. — Ты мне все ноги отдавишь, дурень. — Я? Ноги? Посмотри на меня. Посмотри на меня, женщина! — Карен фыркнула и отвернулась, пока Шон, неверной походкой, приблизился к ним, размахивая бутылкой. — Ты не найдешь в этих краях лучшего танцора, чем Шон МакГуаэйр. Я начал танцевать еще у мамки в животе. — Это объясняет, почему у тебя кривые ноги. — У меня?!       Лора ничего не понимала в ухаживаниях. Ее скромный опыт сводился к ничему не обязывающим разговорам с коллегами и случайным попыткам мужчин познакомиться с ней на улицах и в мотелях. Но она не была тупой или слепой, и весь этот фарс ей порядком надоел. Боль в животе, еще не до конца утихшая, вернулась, ломило спину, а выпитая вода просилась наружу. Она стряхнула с себя руку Карен и толкнула ее в спину. Карен взвизгнула, а Шон подхватил ее, пьяно качнувшись, и заржал. — Какого хера, Миллер?! — Мисс Джонс! — одернул Датч; в его голосе было больше юмора, чем упрека. Артур хрипло рассмеялся.       Но Лора уже не смотрела на них. Она обернулась только у самого края лагеря; Мери-Бет танцевала с Артуром, а Шон и в самом деле с большим успехом отдавливал Карен ноги, и Лора издала вымученный смешок. Еще через пару шагов, мокрая от росы трава захрустела под ногами, в мир ворвался шелест листвы и нестройный хор насекомых, шум и гвалт вечеринки остались позади. Ноздри защекотал запах леса, травы, сена и лошадей, и она вдохнула полной грудью чистый вечерний воздух. Он успокаивал, отрезвлял, холодный, влажный, лишенный присутствия человека. Еще через пару шагов Лора остановилась, не обращая внимания на промокшие от росы туфли и юбку, уставилась в темноту. Она могла шагнуть в нее сейчас. Она не видела рядом дежурных. Ее не хватятся. Часть нее хотела попробовать, узнать, как далеко она сможет уйти. Чернота между деревьев, манящая тишина, была обещающей, сулящей покой, обновление. Она больше месяца не покидала лагерь. Не была в одиночестве. Лора потеряла счет времени. Ее жизнь превратилась в трясину. Ее постоянно окружали люди.       За спиной раздался короткий свист. Лора вздрогнула, обернулась и увидела в тени под деревом Майку Белла. Сердце подскочило вверх и застряло в горле. — Мисс Миллер. Мы можем поговорить? На минуту.       В горле пересохло. Никого поблизости, даже Вильямсона, и с этой точки их невозможно было увидеть из лагеря. Белл оглянулся по сторонам, понизил голос и, отбросив притворную вежливость, процедил: — Я сказал: подойди сюда, быстро.       Лора шевельнулась, чтобы сделать шаг назад. Белл перестал начищать револьвер тряпкой и оттолкнулся от ствола. — Ну-ка иди сюда!       Ноги сами пошли, и Лора приблизилась, ощущая ту же беспомощность, что в Строберри. Белл расслабился, привалился обратно к дереву и продолжил чистить револьвер. Она остановилась в нескольких шагах. — Вы, ха-ха, весьма преуспели, избегая меня, м? — Белл плюнул на револьвер. — Скры-ы-ытная маленькая штучка, эта мисс Лора. — Лора не ответила. Белл чуть поднял голову. Его лица, глаз не было видно под шляпой — только неопрятные усы и заросший щетиной подбородок. — И она не разговаривает. Окей… Окей, — он вернулся к чистке револьвера, шмыгнул носом и голосом, упавшим на пару градусов, спросил: — В чем проблема?       Внутреннее напряжение нарастало. Лора отдавала себе отчет в том, что регрессирует. Что молчание, поджатые губы и лютые взгляды ей не помогут. Она далеко не ребенок, Датч, Морган и Гримшоу — не воспитатели. Белла не поставят в угол, ее не спросят, что случилось. Ее терзал смутный стыд. Но чувства были сильнее здравого смысла. Она не могла открыть рот, не могла выдавить слова. Она знала, что если заговорит, ее голос будет слабым и дрожащим. Что у нее нет не единого шанса за себя постоять. — Слышали меня, мэм? Вы услышали в первый раз.       Лора дергано кивнула. — Что-что? Громче! — Да, — едва слышно выдавила Лора, и что-то внутри сломалось в очередной раз. — Не слышу. Да или нет? — Да! — Лора прошипела, сжимая кулаки так, что ногти впились в ладони, и Белл заглянул ей в лицо. — У-у-у-у-у-у… Что с личиком, пташка? Ну же, улыбнись. Знаешь, после всего, что я сделал, ты могла бы выказать немного больше благодарности…       У нее перехватило дух. Это Ленни ее вытащил, отвез к доктору и не бросил на дороге. Майка оставил бы ее гореть заживо в хибаре. Или закончил, что начали Винни и Вэс. Понял, что она ничего не знает и перерезал глотку. Лора поджала губы и встретила его взгляд со всей возможной яростью, которая не произвела на него никакого впечатления. Белл раскрутил револьвер на скобе, убрал в кобуру и достал второй. — Послушайте, мэм, я знаю, я мог быть слегка, — он прочистил горло, — резок на дороге… Сказать пару лишних слов. И я сожалею… но мы теперь в одном лагере. Я не слишком-то ценю подобное отношение, — он принялся натирать металл, поглядывая на нее из-под полей шляпы, — Люди начинают задавать обо мне самые разные вопросы. Так что лучше бы чему-то измениться и поскорее. «Здравствуйте, мистер Белл» будет неплохо для начала. М?       Лора не ответила. Ее трясло. От негодования, от страха, от несправедливости происходящего, от беспомощности. — Потому что если это не изменится, я могу взять и дать вам причину от меня шарахаться, — он помолчал, давая угрозе осесть у нее в сознании. Потом поднял руку. — Ну, бегите теперь.       Лоре не нужно было повторять дважды. Забыв, зачем шла, она рванула прочь, к свету и людям. Напряжение, в котором она пребывала, взорвалось, и из глаз потекли слезы, губы задрожали. Она кусала их, стискивала зубы, пытаясь вернуть контроль над кривящимся лицом, но ничего не получалось. С кружащейся головой, на непослушных ногах, она добралась до своего закутка, упала на тонкий матрас застеленный одеялом и зарылась дрожащими пальцами в волосы. Ей не хватало воздуха. Любой покой — исчез. Она была унижена, раздавлена. В очередной раз поставлена перед фактом — она ничего не контролирует. И она ничего не может сделать.       Она не в безопасности.       Ее взяли за плечи, и Лора дернулась. Перед глазами очутилось лицо Тилли. — Что? Что случилось? — Ничего, — Лора быстрым движением вытерла глаза. — Что такое? — за Тилли раздался голос Мери-Бет. Тилли изучила лицо Лоры, покусала губу и бросила через плечо: «Ничего», но Мери-Бет уже обошла ее. Лора попыталась отвернуться, не успела. Услышала сдавленное восклицание. — Что случилось? — Не знаю, но не думаю, что она хочет, чтобы на нее глазели. — Принести воды? — Мери-Бет вытянула шею. — Ей плохо? В кровь ударил стыд. Стыд, за то, что она снова в слезах и снова трясется. И злость: это не ее чертова вина. — Белл, — выдавила она. — Белл? — резко переспросила Тилли, убрала одну руку и остранилась. Ее взгляд стал жестким и колючим. Они с Мери-Бет переглянулись. Глаза Мери-Бет округлились, потом лицо ее стало возмущенным. — А что он сделал? — Д-добрый вечер, леди. Или ночь, — Карен, растрепанная, раскрасневшаяся, изрядно навеселе, покачиваясь шагнула к ним и тряхнула бутылкой. — У-у-ф! — она приземлилась на ящик и с трудом сосредоточила взгляд на Лоре. Верхние пуговицы ее блузки были расстегнуты, волосы растрепались, к щекам прилил румянец. — Упс. Э-э-эй, выше нос, леди… Жизнь коротка, — Карен глотнула из горлышка. — Нужно наслаждаться ей, пока… — она задержала взгляд на лице Лоры. — О, ну опять она ревет. Что на сей раз? — Майка, — тихо сказала Тилли.       Лицо Карен скривилось, будто на язык попала горечь. — Он?.. Пф, опять? Этот человек хуже фурункула. — Он что-то сказал? — Тилли внимательно изучала Лору. — Тронул? Тебе больно? Он приставал? Что?       Лора чувствовала на себе их взгляды, пристальное внимание. Самые разные вопросы, он сказал, и блузка внезапно прилипла к спине. Она находилась на очень опасной территории, и почти жалела, что раскрыла рот, но не могла забрать слова обратно. Взгляд невольно метнулся назад, в темноту, в поисках белой шляпы или темного силуэта. Она прислушалась и через несколько мгновений с облегчением услышала голос Белла, доносившийся издалека, со стороны лагеря. Страх слегка отпустил. — Лора, — Тилли сильнее сжала ее плечо. Лора посмотрела ей в глаза, потом на Мери-Бет и Карен. Даст причину. Лора поняла, что пальцы ее трясутся, и вцепилась ими в складки юбки. — Тебе нечего боятся.       Ей легко говорить. Ее там не было, в Строберри, в Риггс, в Валентайне. Она не видела того, что видела Лора. — В лагере полно мужиков, — взгляд Карен резко протрезвел, — ты что, думаешь, кто-то даст этому мудаку тебя тронуть? Давай, девочка… Что происходит?.. — Если Белл что-то сделал, мы все имеем право знать, — Тилли удерживала ее на месте. — Черт, мы все здесь с ним в одном лагере. — Ничего, — Лора, не выдержав, отвела взгляд, помассировала виски. — Ничего? — Карен фыркнула. — На «ничего» далеко не уедешь. — Люди не шарахаются от «ничего», — сказала Тилли, и Лора подняла на нее взгляд. — Думаешь, тут все слепые? Не помнишь свой первый день в лагере? Мы думали, он,.. — она замолчала и обменялась взглядами с Мери-Бет и Карен. К щекам Лоры прилил жар. — Нет! — резко сказала она, и три пары глаз уставились на нее с подозрением. Лора стиснула зубы. Это последнее, что ей было нужно. Ей ненавистна была одна мысль, чтобы случившееся в хибаре стало известно кому-то кроме Ленни и Белла. Ей хватало их двоих. Теперь они думают, Белл с ней что-то сделал? Воображение подставило его на место Винни, и горлу подступила тошнота. Лора мотнула головой. — Что — он?! Я не понимаю! — Успокойся, Лора. Дыши. — Я спокойна, — она огрызнулась, паникуя, чувствуя, как учащается дыхание, и ненавидя себя за это. — Он смотрит на меня, преследует меня. Издевается надо мной. Мне страшно! — она почти проныла, и девушки снова обменялись взглядами. Она не договаривала, и они ей не верили; это доводило до исступления. — Он не хотел везти меня в лагерь. Они с Ленни поссорились. Он хотел меня бросить.       Мери-Бет поджала губы, а Тилли присела перед ней на корточки. — Он — говнюк. Но нельзя просто взять и обвинить его в том, что он… пугает тебя. Послушай, должно быть что-то боле... — Почему нет? — Карен пожала плечами, и Тилли непонимающе на нее воззрилась. — Что, нет причины? Так я могу придумать. — В смысле?       В этот момент из лагеря до них донесся хохот; Лора без труда узнала голос Белла и, кажется, Эскуэллы. — Да достал уже! — Карен вспыхнула. — Вам не надоело? Или нравится? Он, значит, там веселится, а девчонка вся в соплях думает, как бы ее не зажали в угол и не оттрахали? Или еще чего? — Лора дернулась. — Вы его не знаете? Скользкий, как кусок мыла. Эта молчит, как рыба, и вы его не поймаете. — Но нельзя же… — начала Мери Бет. — О, я уверена, он будет очень озабочен тем, что нельзя, если ему подвернется случай с тобой, Мери-Бет, — ядовито сказала Карен. — Не видела, как он на тебя смотрит?       В глазах Мери-Бет появился испуг. — Кончай, Карен, — сухо бросила Тилли. — Без шуток, — Карен перевела взгляд на Лору. — Придумать что-нибудь… И я тебя поддержу. И эта, ик, девочка — Сэди?.. Думаю, она тоже замолвит словечко. Три голоса. Если конечно… — Ты налакалась, Карен, — сказала Тилли. — это все алкоголь. — Я? Трезва, как стеклышко.       Лора перевела дыхание, держась за голову. Раздался звук льющейся воды, и Мери-Бет протянула ей кружку. Лора машинально приняла ее, сделала глоток, поморщилась, и вспомнила, зачем ушла из лагеря — справить нужду; но сейчас нужда ее не волновала. Ее трясло, и она смотрела себе под ноги, чтобы лица ее не отвлекали. Она не задумывалась о том, почему Белл приводит ее в такой ужас. Почему она хочет, чтобы он исчез, и поняла, что причина не только в воспоминаниях, в желании сбежать от них, от любого напоминания о случившемся, страха, что кто-то узнает, что подробности всплывут, ее осудят, вышвырнут, накажут.       Слова Карен вырвали из подсознания целый пласт новых страхов. Белл пугал ее сам по себе. Она боялась его взглядов и слов, боялась, что однажды он подкараулит ее и всадит в горло нож, как Купер сделал это с Кларком. Чтобы она не заговорила. Потому что ей было что сказать. Больше, чем Белл сам мог себе представить. Она видела, как он стоял и смотрел, пока Ленни убивали, как сдвинулся с места, только поняв, что у Ленни есть шанс выжить. У них что-то случилось, и она догадывалась, что, не была оторвана от реальности настолько, чтобы не понимать разговор у реки. Белл не хотел, чтобы ее везли в лагерь. Она была для него опасна. И у нее не было сомнений, что если понадобится, если представится возможность, он уберет ее. Просто убьет? Или придет ночью, сделает то, что с ней уже сделали? Она не знала, на что он способен.       Даже если она все выложит, расскажет, как есть, опорочив себя в глазах всего лагеря, поверят ей?.. Ее убеждали, что Белл не занимает какого-либо положения в банде, но у него было влияние на Датча, Лора видела. И более — Майка Белл был добытчиком, Лора Миллер — лишним голодным ртом. Лагерь прекрасно справлялся без нее. Она приносила расходов больше, чем пользы. Было очевидно, кого предпочтет Датч, если какая-то девка с дороги попытается лишить его одного из лучших стрелков. Тилли, Карен и Мери-Бет в самом деле этого не понимают? Или она не понимает Датча? Лора не хотела проверять.       И если она попробует что-то выдумать? Последствия будут необратимы. Белл этого так не оставит. Шанс велик, что он вывернется. И тогда он точно свернет ей шею. И не без повода. Мысль о том, чтобы кого-то оговорить, была ей омерзительна. Может, лучшее, что она может сделать — убедить его, что она не опасна. — Не о чем говорить, — она побеждено провела дрожащей ладонью по лицу. — Он ничего не сделал. — Дождетесь, дуры, — Карен отвернулась. — Я ничего дожидаться не буду, — сухо сказала Тилли, — но и врать не собираюсь. — Знаменитые последние слова. А потом появляются синяки и слезы и «что же я раньше не сказала». Я об этом неплохо знаю… — Да, я тоже неплохо об этом знаю. Я живу, по-твоему, в башне из слоновой кости, Карен Джонс? — Они уставились друг на друга в течение нескольких тяжелых секунд. Потом Карен пожала плечами, приложилась к горлышку, поморщилась, глянула на пустую бутылку и откинула ее в кусты. — Полагаю, нет, пф. Полагаю, мы все об этом что-то знаем.       Лора не хотела знать, что это значит или задумываться об этом. Ей до смерти надоело шарахаться от Белла, ото всех и всего.       И она знала, что если продолжит вести себя, как раньше, это плохо закончится.