Кровь, Смерть и Обречение

— Майка! Подойди сюда, сын.       Майка жует губы, тушит сигарету о ствол дерева, бросает окурок в траву и идет к обрыву. Их разделяет пять лет, но Датч называет его «сыном» и подзывает к ноге, как собаку.       Что-то мелкое вылетает из-за повозки Пирсона и врезается в него. Майка ухает, опускает взгляд и обнажает зубы, чтобы выругаться. — Прости, Майка! — это мальчишка Эбигейл. Он трет кулаком лоб, которым стукнулся об его бедро, и смотрит растерянно, но без страха. Взгляд Майки перемещается на спину Датча, на Эбигейл, озирающуюся у своей палатки, прикрывающуюся ладонью от солнца, по обыкновению ищущую сына. — Осторожнее, Джеки, — Майка цедит, сдерживаясь, чтобы не отвесить ему подзатыльник. — Не вбегай в людей… — Ага! — Джек разворачивается и бежит к матери. Он не боится Майку. Он вообще ничего не боится. Люди в лагере трясутся над ним, ни разу и пальцем не тронули, даже не повысили голоса. Боятся выразиться рядом с ним покрепче. Месяцев пять назад у него была манера ныть, и его уговаривали — уговаривали — «вести себя лучше». — Утро, босс, — Майка бормочет, останавливаясь рядом с Датчем и щурясь от бледного, но яркого солнца, бьющего в глаза через ветви. Датч сидит на стуле, лицом к обрыву, и на коленях у него лежит раскрытая книга. Майка узнает ее, и ему хочется закатить глаза. Может, они не тем занимаются. Эвелин Миллер грабит людей, не выходя из дома. Он и Датча развел, а Датч сам разводит людей, включая идиотов, которые вокруг него вьются.       Датч бросает взгляд на сверток у него в руках. — Уже уезжаешь? — Нет смысла просиживать штаны в лагере, верно, Датч? — Майка пожимает плечами. — Ты не слишком часто бываешь теперь в лагере.       Майка смотрит на Датча с подозрением. Пытается прочитать скрытое значение в его словах. — Я просто пытаюсь найти способы нас прокормить, Датч. Не думаю, что мое присутствие в лагере помогает…       Датч кивает и поднимает на него взгляд. Его темные глаза сложно читать. — Ты не избегаешь нас, верно, Майка? — Я пытаюсь заработать денег, — Датч молчит, и это нервирует. — Как я сказал… Вы теперь моя семья, Датч. Я никуда от вас не денусь, — он надеется, это нужные слова. — Дай им время, — Майке требуется несколько секунд, чтобы понять, о чем речь. Датч смотрит в сторону где Хавьер, Артур и Чарльз поглощают у костра безвкусную бурду Пирсона. — им нужно кого-то винить. — Коне-е-ечно, босс, — тянет Майка. — Не принимай на свой счет. Прошло несколько лет, и Артур до сих пор не может простить Джона. И Хозэя, — Датч делает глубокий вдох, качает головой и издает слабый смешок, — боюсь, он растряс все терпение на мою кровожадность, когда мы были моложе. — Я, я понимаю, босс, — Майка склоняет голову. — Биллу понадобился год, чтобы вписаться.       Майка поднимает ладони. — Все в порядке, Датч, я понимаю, — он действительно понимает, но это не его дело. Он не хочет ничего понимать. Подыхающий старик стоит у него поперек горла. Моргана он готов терпеть. Морган всегда доводит дело до конца. Если бы Датч кинул в Ад палку и попросил ее принести, Морган и это бы смог. Но его вечно перекошенная рожа и слепая верность начинают ему надоедать. Сравнение с Вильямсоном раздражает. Майка не один из потерянных мальчиков Датча. Датч закрывает книгу, встает и поворачивается к нему лицом. — Ты ведь знаешь, нет ничего важнее семьи, Майка. — Конечно, Датч. Поэтому я остался, — Майка осторожно произносит, изучая его реакцию. — Ради семьи. — Знаю, у тебя свое прошлое. Но теперь все изменится. Единственное, чего я прошу — заботиться о людях. — О, я забочусь, Датч… — Я знаю, — Датч поднимает руку. — Я знаю. Ты попал к нам не в лучшее время…       Сейчас нигде не лучшее время. Правительство взялось «одомашнить» Дикий Запад, и Запад уже не такой дикий. Майка не помнит, в какой момент передвигаться с места на место и оглядываться через плечо стало вопросом выживания, а не спецификой ремесла, когда провалов стало больше, чем удач, потому что в каждом захолустье понатыканы шерифы и законники, а вести распространяются через города и штаты быстрее, чем они успевают перемещаться. — Богатой элите не дает покоя мысль, что где-то может существовать свободный человек. Человек, еще не запряженный в их машины. Мы бежали от этого монстра много лет. Так было не всегда. Но сейчас… люди вымотаны. И этот кошмар в Блэкуотере, с малышкой Дженни и Дейви и Мэком… — Датч хмурится, меж его бровей залегают глубокие морщины.       Майка помнит их первую встречу. Он заходит в бар и первым делом слышит голос Датча. Датч говорит и не затыкается добрых десять минут. Его окружают люди. Они что-то пытаются изредка вставить, но эти вялые попытки разбиваются о поставленный, уверенный голос Датча. Какой-то трюкач, актер или торгаш, Майка решает, пока не поворачивается и не видит, что в центре этих дремучих болванов, которые уже тянутся к железу, стоит долбанный Датч Ван Дер Линде. Ситуация не просто пахнет, она воняет. Майка слышит, как скрипят зубы деревенщин, звучат оскорбления, но Датч ни на секунду не перестает играть.       Иногда ему кажется, что Датч играет постоянно. Но эти синяки под глазами и новые седые волосы на висках — настоящие. Люди ноют, постоянно что-то хотят от Датча, и это давление Майка может понять. Он кладет свое барахло на землю и делает к нему осторожный шаг. — Послушай, Датч, эти вещи случа-а-аются… Это часть игры. Мы забираем силой, что можем, а не перебираем бумажки в офисе… Иногда, ребята умирают… Ты не мог этого предвидеть. Откуда нам было знать, что там окажутся законники… — Да. Ты ведь все тщательно проверил, — проговаривает Датч. Майка выдыхает сквозь зубы. — Я был там с тобой. Я сделал все, что мог. Ты знаешь. — Конечно, — Датч отворачивается. — Я не виню тебя.       Майка щурится. После парома Датч относится к нему холоднее, задает больше вопросов. Дело рук Хозэи, отчасти. Как Датч сказал — «им нужно кого-то винить». Может быть, это было ошибкой, может быть нет. В этом деле было много ошибок. Он не знал такого дела, в котором бы их не было. Но оно не было провалом, как все они говорили.       Наконец, Майка понимает, как он думает, чего хочет от него Датч. — Люди всегда будут недовольны. Всегда. Это не твоя вина, босс. Кто собрал остатки людей и не дал им разбежаться? М? Хозэя? — при имени Хозэи взгляд Датча становится опасным, но он его не останавливает. — Кто указал им, что делать? Банда никого не потеряла после паро… — Кроме Дейви. И Дженни. — Дейви умирал. Ты ничего не мог сделать. И Дженни, — Майка шмыгает носом и втягивает ноздрями воздух, подбирая слова помягче. — Ну, что ж… Не следовало ей там находиться. — Она умерла, Майка, — Датч звучит горько. — Она знала риск, — Майка раздражен. — Если бы Мэк ее не вытаскивал, может… — он осекается, видя лицо Датча. — Ну же, босс! Ты знаешь, что это так. Нечего там было делать бабам. Они все пытаются что-то доказать. А когда доходит до дела, платят все. — Черт побери! — Датч кидает книгу на стул, и секунду Майка опасается, что перегнул палку. — Я не должен был пускать ее туда…       Майка согласен, но это не та мысль, которую он хочет донести до Датча, и он чуть сдает назад. — Это был ее выбор! Что, не брать теперь в работу Ленни и Шона? М?! Они либо научатся, либо… Ты знаешь. Присутствие Дженни ничего не решало. Жаль, — он отвлеченно бормочет, — Артура не было рядом… м-м-м… Он мог бы изменить расстановку сил… — Да, — Датч бросает. — Жаль, — он задумчиво смотрит в сторону палатки Артура. — Или это причина, по которой мы все здесь.       Майка хмурится, и Датч поясняет: — Если бы они не ударили законников в спину… Возможно, мы бы не прорвали оцепление. — Может, это так, — Майка кисло соглашается. — Но мы все здесь благодаря тебе, Датч. Послушай, мы были полностью разбиты, без цента за душой… И посмотри на нас сейчас, — он широко разводит руки. — дела идут на ла-а-ад. Ты вытащил нас… Ты принял верные решения. Эти облигации поставили нас на ноги, — облигации всего лишь отсрочили неизбежное и втянули их в новую жопу, поезд был ошибкой. Но на этих словах лицо Датча становится предельно внимательным, он смотрит на Майку почти с надеждой. — Все что ты сделал — ты сделал ради людей. Какой тут был выбор? С этой уймой народу? Дать им умереть с голоду, м? Ты знаешь, охотой и корешками нам было не протянуть… — Я знаю, знаю, — Датч складывает руки на поясе. — Жаль, не все это видят. — Как только появляются трудности, люди начинают роптать, Датч. Им следовало бы быть благодарнее. Никто не хочет принимать решения. Все ожидают, что за них все устроят, но стоит чему-то сорваться… Мы все совершаем ошибки.       Датч кивает. Он выглядит задумчивым и расслабленным. И Майка не выдерживает — берет риск. — Дай мне исправить мою, Датч. Позволь мне вернуться за деньгами, и я…       Он понимает, что облажался, еще до того, как заканчивает фразу. Задумчиво-умиротворенное выражение покидает лицо Датча. — Вернуться за деньгами? — Датч поднимает брови. — Вернуться за деньгами… Как великодушно с твоей стороны, Майка, что ты готов рискнуть жизнью ради нас всех, — голос Датча сочится ядом, и Майка не может придумать слов, чтобы это починить. Поздно отступать, и ему остается притворяться, что все нормально. — Я готов, Датч, — он делает вид, что не замечает ледяного взгляда. — Предлагаешь сказать тебе, где деньги, сын? — Датч делает к нему шаг. — Чтобы ты смог отправиться туда один?.. — Если сочтешь нужным, босс, — руки почти тянутся к револьверам, на случай, если Датч свистнет Моргану, или Вильямсону, или Эскуэлле, и велит линчевать его на месте. Майка вспоминает, что оружие и боеприпасы лежат в траве под ногами. Датч останавливается прямо перед ним. Повисает тяжелая пауза. Слышно, как стучит по дереву мясницкий тесак Пирсона на кухне. С другого конца лагеря долетают голоса женщин, пацаненок Эбигейл смеется. — Есть много вещей, которые я готов принять и простить. Мне плевать на прошлое людей. Мне все равно, кто они и что сделали. Цветные и белые… Убийцы, воры. Изгои. Если ты верен, твоя рука тверда, и ты заботишься о семье — для тебя всегда здесь найдется место. Но есть вещи, — Датч наклоняется к нему совсем низко, понижает голос, хотя поблизости никого, — непростительные вещи, — Датч молчит, пронизывающе изучает его, и Майка отвечает ему апатичным взглядом. — Я не люблю. Когда. Мне. Врут. И я не прощаю предательства. Я не ценю, когда меня пытаются ограбить. — Ты все неверно понял, босс.       Датч отступает на шаг. — Просто уходи, Майка. Дай мне побыть одному. Пока я не сделал чего-то, о чем пожалею.       Это лучший курс действий. Майка поднимает руки, пятится назад, забирает вещи с земли и идет к коновязям. 2       Он до сих пор не понимал, как позволил так себя одурачить. Как в один момент Датч был в его руках, а в следующий они уже ехали в лагерь. Поначалу все было смешно — Датч, его попытки «вписать» его в «семью». Но юмор быстро улетучился. Датч был вне досягаемости, и большая часть его людей, казалось, видела то, чего не видел, или делал вид, что не видит Датч. В конце концов, половина отморозков в банде пыталась снести ему голову или ограбить. Как идиот Вильямсон или растяпа Шон. Поэтому Майка не был в безопасности. В первую же неделю Кэллендеры выманили его подальше от лагеря, накинули мешок на голову и поинтересовались, черта ему надо. Они надрались втроем в тот же день, ограбили пару-тройку людей и наутро хмурый Хозэя доставал их из офиса шерифа.       И теперь он был с ними повязан. Без денег, с трехзначной суммой за свою голову и законниками всех мастей на хвосте. Не говоря о том, что он никуда не уйдет, пока не получит свои деньги, которые принадлежали ему не меньше, чем Датчу.       Он рассчитывал, что после Колтера они подождут недельку, но прошло больше двух месяцев. Датч уперся, и Майка был бессилен что-либо сделать. Оставалось ждать. Он ждал. Уезжал из лагеря под предлогом «заработков» и «наводок», разбивал лагерь где-нибудь в глухомани и проводил пару-тройку дней попивая пиво, пялясь в огонь, пересчитывая листья на деревьях и звезды на небе. Он сделал достаточно, и не желал делать больше ничего, пока не получит свою долю. Штраус вздумал разговаривать с ним как с одним из своих дуболомов. Заморыш надолго от него отвалится, он об этом позаботился.       Майка поднялся на ноги и с хрустом размял спину и плечи. Датч дал ему дело. Потому что хотел, чтобы Майка узнал пару вещей про Колма, или потому что подозревал, что Майка ни черта не делает с доходяг Штрауса. Так или иначе, Датч ожидал результат. И Майка должен предоставить лучший из возможных. Вернуть его доверие. Потому что весь этот бардак с Валентайном, и с Риггс, и с девкой, и с Мэком отбросили его назад. Но все это — ничего. Он будет в порядке. Осталось продержаться немного, пару недель, может, месяц.       Он свернул матрас, оседлал Бейлока и забрался в седло. 3       В Валентайне ничего не менялось. Он задержал взгляд на эшафоте. Проглотил чувство злости и удовлетворения. Спешился у станции, привязал Бейлока и поднялся по ступеням под завывания очередного попрошайки. Внутри была очередь, но сегодня он не собирался ждать. — На имя Лестера Смита, — он отодвинул старика с седыми баками и наклонился к окну. — Быстро, принеси мне почту. — Прошу прощения, сэр, я… — У тебя проблемы со слухом, мальчик? Двигай, — Майка облокотился на раму и повернулся к старику, пытавшемуся то ли что-то сказать, то ли пролезть под него, рассмеялся, подняв брови. — Ты куда лезешь, дед? — Это возмутительно…       Клерк, смекнув, что быковать не стоит, поджал губы и удалился к ящикам. За спиной раздавались возмущенные комментарии, прозвучало несколько угроз позвать шерифа, но все это были слова. Старик обиженно пыхтел под боком. Клерк вернулся с кислой миной и двумя конвертами, и Майка вытащил еще три из внутреннего кармана куртки вместе с оплатой. — И это отправить.       Спускаясь по ступеням, на ходу он разорвал конверт.       Джо жаловался, что денег нет. О’Дрисколлы вышибают или вербуют одиночек. Они организовали и провалили дело, какой сюрприз. Честера убили. Когда он вернется? Второе письмо было от убитого Честера. Он хотел его выбросить, но затем вскрыл и прочел. Честер сетовал на О’Дрисколлов, на отсутствие денег и на Джо. Собирался двинуться на восток, в Ван Хорн, слышал, там всегда есть подработки. Контрабанда. Лазло собрал свои пожитки и часть чужих, и по-тихому усвистал. Он покойник. Что слышно о Скинни? Майка смял оба письма, поджог и кинул пепел под ноги. Оба ныли и не сообщали ничего полезного. Раздраженный, он направился к Бейлоку. Они хотели, чтобы он вернулся. Он представлял их тупые, пропитые рожи, и его мутило. Парни Датча доводили его до исступления. Но было в каждом из них нечто особенное, даже в Вильямсоне. То, как виртуозно он управляется со своей армейской винтовкой, живучесть. Слепая верность. Кэллендеры, Морган, Эскуэлла, Смит, Марстон, даже мальчишка Саммерс — люди иного сорта, чем его отморозки. И Майка до зубного скрежета желал знать, почему Датч притягивает к себе таких, как Кэллендеры, а он притягивает к себе таких, как Честер и Джо. С Кэллендерами он чувствовал себя почти как в старые дни. И Морган, если бы не его брюзжание и не чертова подозрительность, из-за которой он как на иголках…       И Джо с покойником-Честером хотят, чтобы он к ним вернулся. После Датча. После Кэллендеров. Сами по себе они как цыплята с отрубленными башками — стукаются об стены, жмутся по углам в поисках вожака, который будет говорить, как и что делать, чтобы были деньги, и чтобы законники не сожрали.       Он пнул грязь под ногами, и брызги попали ему на штаны. Он потянул Бейлока за поводья и услышал оклик. Во второй раз, он осознал. Платформа и улица были пусты, но никто не мог его окликать. Он надвинул шляпу пониже и направился к главной улице. — Эй, мистер! Я вас знаю, мистер. Вы — друг Артура, да?       Майка замер на месте и медленно обернулся. Попрошайка в грязной униформе северян тянул к нему единственную руку, тыкал трясущимся пальцем. — Что ты сказал?.. — Я говорю: вы друг Артура, мистер?       Майка перехватил поводья в другую руку и медленно направился к попрошайке, оглядываясь по сторонам и кусая нижнюю губу. Но бродяга не почувствовал никакой опасности. Даже не дернулся, когда Майка остановился перед ним, положив свободную руку на рукоять и угрожающе сдвинув челюсть. — Да-да, точно, я видел вас вместе, — от бродяги остро несло старыми тряпками, потом, мочой и алкоголем. — Послушайте… Вы не дадите мне денег?.. Хотя бы пару центов?.. Я тоже друг Артура. Он всегда так добр ко мне… Я дрался на войне, мистер. Потерял руку. — Друг А-а-артура, м? — Майка еще раз зыркнул по сторонам: парочка бабенок с чемоданами поднималась на платформу. Он отпустил поводья; Бейлок фыркнул. Майка не боялся, что его уведут. Конь никого не подпустит к себе. — Конечно, дружок. Пойдем-ка со мной, — он положил руку на плечо бродяжки и повлек за угол. — Куда мы идем? — Тут неподалеку, — процедил Майка, исподлобья оглядывая улицу, пути и скотный двор. В глазах бродяги промелькнул испуг. Он был умнее, чем казался. Это объясняло, как он до сих пор жив. Жизнь на улице никого не щадит. — Я, я не хочу туда ходить, мистер, я… — На, — Майка сунул в его грязную руку доллар. — Получишь еще, если будешь послушным мальчиком. Идем. Мы все здесь друзья, верно?..       Это не успокоило бродягу до конца, но с места он сдвинулся. Ему не было жаль доллара. Приличная доля всегда уходила на подкупы и взятки, но он может получить доллар обратно, как только узнает, почему Морган называет свое имя кому попало, и где и когда их видел бродяга. К моменту, как он завел его за угол и остановился, вцепившись в рукоять револьвера, бродяга заартачился. — Что мы здесь делаем?..       Майка полез во внутренний карман куртки и вытащил оттуда жестяную флягу. — Вот, выпей за меня, приятель, — он свинтил крышку. У попрошайки вспыхнули глаза, он дрожащей рукой забрал флягу и присосался к горлышку. Они стояли почти вплотную. Чтобы перебить вонь, Майка достал сигарету, сморщился и закурил. — Так ты знаешь Артура, а? — Конечно. Артур — друг Микки, — попрошайка закивал, с жадностью разглядывая сигарету, и Майка глухо рассмеялся, поднимая брови. — Тише едешь, дальше будешь — это не про тебя, а? Бродяга? — он вытащил еще сигарету, прикурил и вставил попрошайке в зубы. — Ну так… Артур, значит? М? Ростом пониже меня, кривые ноги, темные волосы, шепелявит. Это он?       Бродяга, с флягой в единственной руке и сигаретой в деснах, закашлялся. — Что? Нет, нет! Это, это не тот Артур… — О. Я просто уточняю, — Майка прищурился и выпустил дым в сторону. — Знаю нескольких Артуров. — Артур — высокий, высокий человек. Большой. Статный. Большой человек с большим сердцем. — Большой человек с большим сердцем, — Майка издал смешок. — Боже, боже… ирония. — Вы были с ним, мистер, с ним и богато одетым джентльменом. И сердитым человеком с бородой.       Майка сделал затяжку. Бродяга видел его с Датчем, Морганом и Вильямсоном. Морган носится по городу, якшаясь с попрошайками, представляется настоящим именем, Датч приезжает в город, разодетый, как павлин. Они не могли бы быть менее незаметными, если бы хотели. Но во всем снова виноват он. — О нас кто-нибудь спрашивал? — Что? — Бродяга - Микки - легко захмелевший от выпитого, несомненно натощак, спиртного, поднял на него мутные глазки. — Я сказал… О нас. Кто-нибудь. Спрашивал? — процедил Майка, сминая в пальцах сигарету и нависая над ним. Микки заморгал, испуганный резкой переменой. — Н-нет.       Майка вырвал у него флягу. — Ты уверен? — он завинтил крышку. — Никто? Ты не трепал языком направо и налево? Со своими, — он шмыгнул носом, убирая флягу в карман. — бездомными приятелями? — Я ч-что-то сделал не так? — Микки неловко вытащил изо рта сигарету. — Нет. Я просто хочу знать: говорил ты с кем-то о нас или нет. — Нет, сэр. Клянусь Богом, нет. — Хорошо, хорошо, — Майка скривился и выпрямился, сжав рукояти и смерив бродягу взглядом. Микки был большим человеком, больше него. Папаша был человеком маленьким, но всегда казался самым большим в комнате. — Рад это слышать.       Микки не лгал. Но законники рыскали в городе. Первых опрашивают бродяг, подзаборную шваль; если с Микки еще не говорили — это везение. Следовало перерезать бродяге глотку, но Хозэа был прав отчасти — изобилие трупов сложится в картинку, и Микки может быть полезен другим образом. Майка придвинулся к нему. Бродяга дернулся и уткнулся спиной в стену, прячась за сигаретой в трясущихся пальцах. — Послушай… эхем… Микки, — Майка доверительно положил руку ему на плечо и вытащил из кармана вторую монету. — Смотри: я дам тебе еще двадцать пять центов. Чтоб ты о нас не болтал, понимаешь?.. Получишь больше, если будешь держать глаза и уши открытыми для меня. Что скажешь? — он встретился с бродягой взглядом и с отвращением увидел, что его мутные глаза увлажнились. — Вы, вы добрый человек, мистер. — О да, — Майка зло рассмеялся и широко развел руки. — Я просто луч света в этом темном, темном мире… Что ж, вот, держи, друг, — он вложил монету в грязную, трясущуюся ладонь. — Теперь слушай: я хочу знать все, что происходит в этом городе из ряда вон, окей?.. — Зачем? — Не твое долбанное дело, — Майка процедил. Микки сжался, а Майка рассмеялся и хлопнул его по плечу. — Не хочу, чтобы ты пострадал, м? Просто сообщай мне, что услышишь. И все у нас с тобой будет прекра-а-сно. Меня интересуют О’Дрисколлы, законники, кто что спрашивает, за чем охотится, сочные слухи. — Я п-понимаю. — Понимаешь? М? — Майка с подозрением уставился на него. — Да-да, — Микки судорожно затянулся, — Много плохих, безумных людей в городе, — он сунул сигарету в зубы, поправил кепи и шмыгнул носом. — Издеваются над... надо мной. Гоняют. Хотят, чтобы я платил им деньги… — И как? Много удалось собрать? — Они, ох, они забрали все мои деньги, — попрошайка, не заметив издевки, снял кепи, обнажив спутанные, торчащие во все стороны, наверняка кишащие чем-нибудь живым волосы, и расстроено опустил взгляд. Его голос звучал глухо из-за сигареты. — Шестьдесят восемь центов. Валяли в грязи. Заставляли петь «Хотел бы я быть сейчас в землях Дикси».       Майка поперхнулся смешком, но Микки по-прежнему не смотрел на него. Они считают себя очень смешными, а? Ну, в этом было что-то смешное. — Кто? О’Дрисколлы?       Микки кивнул. — Шериф здесь ворон не ловит, а? — Майка шмыгнул носом.       Микки нахлобучил кепи на голову, вытащил сигарету из десен и поднял взгляд. — Шерифу плевать на меня. Он мне не разрешает заходить далеко в город. Говорит, если увидит рядом с магазинами, вышвырнет из города. Говорит, я отпугиваю людей… — Микки, — Майка засмеялся, — от тебя так смердит, я удивлен, что ты своих блох не отпугиваешь. Или этих О’Дрисколлов, — Микки дернулся. — Значит, тебя Мэллой гоняет, но О’Дрисколлов — нет? М? — Он не любит, когда они у-углбляются в город. Но он не останавливает их. Если они не… Не буянят.       Майка посмотрел в сторону города. Что-то держит шерифа у них в кармане, деньги или угрозы. Но слухам Мэллой не смог помешать. В городе по-прежнему валят их грешки на О’Дрисколлов. — Двое как раз направились в Валентайн, мистер… Минут тридцать назад…       Голова Майки резко повернулась к Микки. — В каком направлении?       Бродяга, неуклюже шаркнув, повернулся на месте и показал рукой. Майка обнажил зубы, прикусил губу, замычал. — Ты был, — он поднял ладони и повернулся к попрошайке, — очень полезен, Микки, — его руки опустились ему на плечи, — Теперь… Никому не разбалтывай о нашем разговоре, — попрошайка закивал, и Майка отпустил его, отступил на пару шагов. — О, и Микки, закажи ванную, а? Не хочу, чтобы твои паразиты сожрали тебя до нашей следующей встречи, — он глухо рассмеялся, направился к улице и засвистел: — Бейлок!       Чтобы найти «рычаги» недостаточно было сломать десяток костей и продырявить пару черепов. Микки был началом, но ему нужно было больше. Шериф мог стать хорошим козырем, но к нему следовало подыскать ключик. Другим вариантом было закорешиться с кем-нибудь из парней Колма. Рисковым, потому что этот трюк он проделал в Строберри и оставил необрубленные хвосты. Они не знали, что он с Датчем, но они знали, как он выглядит. Бухать с ними было веселее, чем всю дорогу слышать вопросы мальчишки. И все же он бы предпочел их тупым харям нытье пацана.       Он остановился на перекрестке. Возле салуна Кина стояла на привязи пара пыльных с дороги, поджарых лошадей — О’Дрисколлов, судя по оружию на седлах и загнанному виду. Он привязал Бейлока, снял куртку, убрал ее под седло, снял шляпу, взлохматил волосы на голове, вытащил заправленную в штаны рубашку, откашлялся и неверным шагом направился к салуну.       Мальчики Колма сидели за тем же столом, что они с Датчем, Морганом и Вильямсоном. Майка ввалился внутрь; О’Дрисколлы заткнулись, вылупились на него из своего угла. — Тупица, — один из них развязно окликнул. — Эй, тупица!       Майка направился прямиком к стойке, за которой напряженный бармен протирал стакан, бросил на столешницу деньги и взобрался на стул. — Шел бы ты отсюда по добру, приятель, — пробормотал бармен, нагибаясь за бутылкой пива. Майка не ответил, навалился локтями на стойку. Со спины прилетело еще несколько оскорблений. Он не шелохнулся, и О’Дрисколлы, утратив к нему интерес, вернулись к разговору. Майка откупорил крышку, отхлебнул немного. Благодаря Микки от него самого несло теперь подзаборной швалью. Он положил голову на локти, повернул так, чтобы лучше слышать.       Парней звали Киган и Даллас, один постарше, другой совсем пацан. Обсуждали выпивку, шлюх и еще раз выпивку. Снова лагерных девок; Дейзи — конфетка, а Кристи — после нее у Донела чешется в одном месте, шалава что-то подхватила в городе и не признается, тварь. Опять выпивку. Майка вяло вычленял обрывки пустого трепа. Минут через двадцать его начало клонить в сон. — …Не переношу этого типа. Хочу свернуть его гнилостную шейку. Каждый раз… — …Зак… — …Сраный выродок, я тебе говорю. Не верю ему ни на грамм. Скользкий, как уж…       Майка вынырнул из полудремы и навострил слух. — Знаю, знаю, — тяжелый вздох. — может, когда все закончится, босс даст его порешить… — Я бы не рассчитывал. Ну, может, после пары стаканов он не будет казаться таким дерьмом, а?       Взрыв хохота.       Они перевели разговор обратно на выпивку и просидели еще с полчаса. Потом встали и направились к выходу. Скрипнула, хлопнула дверь. Майка выждал немного, поднял голову — шея затекла, а щеку он отлежал — поднялся и направился за ними. — Что бы это ни было, держите это подальше от моего заведения, окей? — бармен кинул ему в спину.       Майка выглянул наружу. О’Дрисколлы отвязывали лошадей. Он дождался, пока они отъедут, и толкнул дверь. Бейлок ждал его на противоположной стороне. Он подошел к нему, на ходу заправляя рубашку, вытащил из-под седла куртку, накинул ее на себя, отвязал коня и забрался в седло. 4       Они вывели его к одинокой хибаре с небольшим хозяйством в миле от города. Устроившись на холме, он наблюдал, как они спешились, зашли в дом и покинули его спустя полчаса. Он выждал еще минут пятнадцать, решил, что этого достаточно, поднялся на ноги и спустился вниз, оставив Бейлока щипать траву.       Собаки у Зака не было.       Когда он постучал, открыли почти сразу, но заговорили еще за дверью. — Мы закончили, Киган, что еще…       Увидев на пороге Майку, худой, сутулый и невысокий тип с гладким лицом и крупным красным носом осекся и обнажил зубы. — Ты еще кто? — его взгляд переместился к оружию на поясе Майки, и раздражение быстро сменилось испугом. Он попытался захлопнуть дверь, но Майка подставил ногу. Зак попытался вытолкнуть его, но Майка весил больше него раза в полтора; осознав тщетность попыток, мужчина метнулся внутрь, и Майка быстро шагнул за ним, в небольшое помещение с двумя окнами. — Куда, ха-ха, собрался, Заки-и-и?..       Раздался скрип и грохот; Зак перевернул стол. Майка выхватил револьверы, обежал баррикаду и обнаружил, что собрался Зак в подвал; поднял дверь лаза в полу и уже поставил одну ногу в проем. — Нет-нет-нет, — Майка рассмеялся и взвел курки вручную — действие не обязательное, но характерный щелчок всегда производил на людей должное впечатление. Напоминал об их смертности. — Что там у тебя?.. А ну! Назад!       Зак убрал ногу и отшатнулся, подняв руки. Майка шагнул ближе, загоняя человека в угол, глянул вниз, откуда на него дохнуло холодом, металлом, пылью и землей. — Это что?.. — он прищурился, всматриваясь в темноту. — Наковальня? Кто держит наковальню в подвале?.. Как ты вообще спустил туда эту штуку?..       Подошвы шаркнули по полу. Майка поднял голову: Зак подорвался к места к противоположной стене, к ружью над камином. — Ах ты…       Майка пинком опустил грохнувшую крышку лаза, налетел на человека сзади и сшиб на пол. Зак ухнул. Не давая ему опомниться, Майка перевернул его на спину, зажал коленями торс и наотмашь ударил рукояткой по лицу. Кровь брызнула ему на скулу, на рассохшиеся доски пола. Зак харкнул, влажно хлюпнул, осоловело моргая. — Вздумал удирать? — Майка зло рассмеялся, — Хотел меня застрелить? Думал меня застрелить, а, паскуда? — Майка замахнулся. Мужчина загородился ладонью, получил по пальцам, взвыл, отдергивая руку. Майка ударил снова. Потом еще, и еще. Металл с хрустом, влажным чавканьем вгрызался в плоть. И мрачное веселье вымещалось исступлением. Он продолжал наносить удары, с упоением превращая кривящееся лицо в месиво. За всех, кого он не может или уже не сможет ударить. За ноющих Честера и Джо, за женщину с фотографий, за Даунса, за шлюху и Вирджинию из салуна, за Мери-Бет («Просто вы не очень интересны»), за зашуганную овцу Миллер, за Моргана, за О’Дрисколлов, за Кэллендеров, за своего сраного брата, за то, что он застрял с этими придурками и ничего не может сделать.       За то, что эта паскуда решила, что может его убить, что у него есть шанс.       В тишине было слышно, как капает на половицы кровь. Зак не двигался. Майка остановился с занесенным револьвером. В голове начало проясняться. — А, дерьмо, — он выдохнул, тяжело дыша и наклоняясь пониже. — Ты жив, паскуда?..       Зак не ответил, и несколько долгих мгновений Майка переводил дыхание, уверенный, что зашиб его. Ему полегчало, но труп — совсем не то, чего он хотел. Скула Зака распухла, губы и щеки были рассечены в нескольких местах, нос сломан. Но мозги не вывалились наружу, по вискам он не бил, трещин в черепе не видел. Когда его собственное шумное, прерывистое дыхание чуть успокоилось, Майка услышал надсадное, болезненное сопение Зака — он дышал сломанным носом, и его грудь часто поднималась и опускалась. — Эй. Проснись. Подъем, — он убрал пушки и похлопал Зака по щекам. Человек застонал, медленно разлепил веки, уставился на него покрасневшими глазами. Майка осклабился и сел ровнее. — Утро, солнышко. — Сумасшедший, — шамкая разбитым ртом, прошептал Зак, сплевывая кровь вместе с передним зубом. — Чокнутый…       Майка схватил его за грудки и поднялся, увлекая за собой. — Повтори-ка?.. — молчание, злобный взгляд. — Я так и думал.       Глаза Зака вспыхнули. Он ощерился. — Ты понятия не имеешь, с кем свя…       Майка ударил его в челюсть. Человек хрипнул, обмяк у него в хватке, и выплюнул на пол второй зуб. — Ублюдок!.. — Майка замахнулся, и Зак съежился. — Нет, нет, стой! Хватит! П-прошу! — Хорошо, — Майка опустил кулак и швырнул Зака на обшарпанный стул в углу. Тот приземлился, ухнув, а Майка взял другой стул, поставил спинкой к собеседнику и сел на него верхом, сложив локти на спинке. Сзади на спину упал тусклый солнечный свет. — Теперь, друг, давай-ка поговорим об О’Дрисколлах.       Зак застонал. Внезапно лицо его искривилось, он затрясся, и через пару секунд Майка понял, что человек рыдает. — О-о-о, вот давай без этого… — Я з-знал, — Бобби проскулил между всхлипами, вытирая сопливый, кровоточащий нос. — Знал, знал, что этим закончится… Господи… Это б-был последний раз, клянусь… — Ты врешь. Колм ведет с тобой дела, — Зак отчаянно замотал головой, и Майка вопросительно поднял брови. — Хочешь, чтобы я выбил оставшиеся зубы? — он вскинул руки. — Ты этого хочешь?.. М?! — Они убьют меня!.. — Я тебя не только убью, — Майка понизил голос и наклонился вперед. — Я тебе переломаю все кости, ногти повыдергиваю, выебу и насру на твой труп. Понял меня?       В наступившей тишине с подбородка Зака в лужу крови на полу упало несколько капель. — Ты меня понял?! — Майка проорал ему в лицо, и человек подскочил на стуле. — Да! — Что им нужно от тебя, живущего на отшибе? — Майка выпрямился; стул под ним скрипнул. — Я знаю людей. Мой кузен — начальник станции в Валентайне. Я ж-живу в городе. Провожу здесь в-выходные. Встречаю… встречаю… — О’Дрисколлов, — подсказал Майка. — Зовут кузена?..       Зак замялся, но под взглядом Майки быстро сломался. — Мортон, — он уронил голову. — Генри М-мортон. — Мортон? Носите одну фамилию? — кивок. — А это что за херь у тебя внизу? — Майка кивнул себе за спину. — Со времен… Войны, — Зак зажал кровоточащий нос рубашкой. — Мятежники здесь проходили, мой папаша, он прятал северян. Делал для них оружие… — А сейчас ты там ничего не прячешь, м? О’Дрисколлов? — Зак энергично замотал головой. — Оружие? Может, контрабанду?.. — Н-не се-се-сейчас. — Не сейчас? Значит, прячешь? Окей… Окей, — Майка издал смешок, выудил из внутреннего кармана куртки огрызок карандаша и потрепанный блокнот с мятыми, пошедшими волнами от влаги листами. — Вот тебе бумажка — пиши. Имена, кто кого знает, кто с кем повязан… — Не знаю я никаких имен! Они не…       Майка ударил его. Зак завалился на бок вместе со стулом. Тут же вскочил на четвереньки, подобрал карандаш и блокнот, хлюпая и роняя из носа алые капли на бумагу принялся записывать дрожащие закорючки на чистый лист. — Славно. Это было не так сложно, правда? — Майка забрал у него блокнот и карандаш, мельком глянув на страницу. — Слушай, Зак… Ты продолжай работать с О’Дрисколлами. Сообщай мне обо всех их ходах. Что задумывают, где вращаются… — Работать?! И как я это объясню? — Зак ткнул в свое лицо трясущимся пальцем. — Они вернутся через два дня!..       Майка смотрел на него пару секунд, шумно, раздраженно выдыхая через зубы. Лицо продолжало опухать. На месте двух зубов зияли черные дырки. Нос оказался сломан в нескольких местах. Было похоже, что Зака сунули башкой в пчелиный улей, а потом его повалял медведь. Еще было похоже, что кто-то избил его рукояткой револьвера. — Скажешь, что упал. — Упал?! — Зак взвизгнул. — Ты в своем уме?! Посмотри на меня! Это похоже на «упал»?!       Это совсем не было похоже на «упал»; Майка напортачил. Его занесло, он допустил ошибку, потерял контроль. Он тяжело выдохнул через нос. — Будь убедительнее, — мягко предложил он.       Голова Зака упала на грудь. — Я мертвец, — он покачал головой. — Ты не мертвец, Зак, — Майка встал, приблизился и хлопнул его по плечу, глянул еще раз в блокнот. — Стоит поговорить с твоим кузеном, а?       Зак вскинулся. — Он здесь не причем! Он ничего не знает! Я все делаю без его ведома! — Посмотрим, — Майка проглотил раздражение. Защищает брата, а? — И это что?.. — он сузил глаза, разглядывая мелкий почерк. — Виолетта Ричардс? Из салуна Смитфилда? Он тоже у них в кармане?.. — он убрал блокнот и карандаш во внутренний карман куртки. — Сла-а-авно. — Просто осведомитель. Собирает слухи… — И сколько они тебе платят? — Зак не ответил, и Майка ощерился. — Ты слышал меня, Заки; сколько получаешь? — Десять баксов в неделю. Больше, если дело выгорает, информация стоит свеч.       Майка помолчал. Выплачивать столько этому говнюку он явно не мог. — Да-а-а, неплохо, неплохо… Я могу тебе предложить что-то получше, — несмотря на уничтоженный вид, Зак поднял голову, и глаза его жадно зажглись. — Как насчет того, чтобы ты продолжал держать меня в курсе, и взамен каждую неделю я не стану выбивать тебе по десять зубов?..       Лицо Зака дернулось, и он снова затрясся, уронив подбородок, а Майка рассмеялся. — Через два дня, говоришь?.. Я тебя навещу… — он попятился к двери, поглядывая по сторонам, замычал, разглядев здоровенную лужу крови, на месте, где он отделал парня револьвером. На нее падал свет из окна. — Лучше приберись тут хорошенько… Не хочу, чтоб у дружков твоих возникли вопросы. Скажешь, что, — он сделал неопределенный жест, — оступился и свалился в погреб. М?       Зак уставился на него. Выражение его лица резко изменилось. — Постой! — Что? — раздраженно спросил Майка. Голос Зака прозвучал отчаянно, на грани истерики. Глаза его забегали. — Я… Я кое-что еще вспомнил.       Майка помолчал. — Ну, разве ты не добрый самаритянин, сам предлагаешь мне информацию, как славно, — Майка прищурился и отступил от двери. — Во что ты играешь, Зак?.. — Я ни во что не играю, — Майка уставился на него с подозрением, и пальцы правой руки сжали рукоять револьвера. Зак заерзал под его взглядом. — Я просто, я… — Ш-ш! Тихо! — Майка наклонил голову, прислушиваясь. Свет из окна заслонила тень, и он среагировал быстрее, чем его мозг сообразил, что происходит. Дверь вылетела, ударив по спине, и одновременно он выхватил пушки, развернулся и всадил в нее четыре пули. Снаружи завопили. — Ах ты!..       Две пули продырявили дверь, пролетев в опасной близости от его бедра. Он отскочил, чертыхаясь, краем глаза наблюдая, как гаденыш снова метнулся к ружью. Он выстрелил в дверь еще раз, обернулся; дрожащими руками Зак заряжал ружье. Майка пальнул, попал в раму. Пуля срикошетила в потолок, а Зак вскрикнул и выронил ружье. — В следующий раз это будет твоя башка! — Майка прошипел. — Мортон, недоносок! — раздался снаружи, подальше от двери, голос Кигана. — Ты живой?!       Майка приложил палец к губам. — Он здесь! — проорал он, двигаясь вдоль стены в сторону Зака. — Он живой! Это все простое недопонимание! — У твоей мамаши не-до-поминание, недоносок! Выходи! Мы просто хотим поговорить. — Иди сюда, — Майка процедил. Зак, на полу, интенсивно замотал головой. — Сюда, я сказал!.. — Зак не шелохнулся, и Майка подскочил к нему, поймал за ворот рубашки. — Ваш приятель у меня! — он прокричал, рывком поднимая Зака с пола, захватывая локтем под горло и подталкивая ближе к окну. — Еще дышит! — он выбил стекло рукояткой, сунул голову подвывающего Зака в проем. — Но это легко изменить!       Пауза; потом: — Отлично! Убей гаденыша.       Майка хрипло рассмеялся, наклонился к самому уху Зака. — Слышал, — выдохнул он, — как они тебя любят?.. Я не шучу! — проорал он, отдергивая Зака назад и вдавливая дуло ему в висок. — Я продырявлю ему башку!.. — О, мы тоже не шутим, ковбой! Снеси его поганую голову!..       Майка облизнул губы, игнорируя хрипы и вялые попытки сопротивления. Ему придется убить их всех. Их было не двое: они привели приятелей. Он слышал четыре, может, пять голосов, и переть на них вслепую ради придури Датча не планировал. Он снимет одного-двух, но трое останутся. Отсиживаться не выйдет. Они приведут больше людей, или подорвут хибару.       Его раздумья прервали звон, свист и треск — несколько пуль пролетело через окно. Снаружи рассмеялись, и он узнал голос Далласа. Он осклабился. Им весело; сейчас он им устроит веселье. Майка отбросил хрипящего, посиневшего Зака на пол, подобрал с пола ружье и патроны, подскочил ко второму окну и выбил прикладом стекло, разглядев загон и разбегающихся тощих коз. Его немедленно обстреляли. Но к Колму хорошие стрелки не шли, а если шли, не бегали по мелким поручениям. Он выстрелил в ответ и выругался, когда пуля, вместо того, чтобы продырявить Кигану череп, снесла с него шляпу. Пригнулся, и несколько выстрелов прошибло доски под окном, одна пуля улетела в стену. Он придвинул стол к стене, поставил в барабаны на место отстрелянных гильз патроны, пока мальчики Колма воевали с хибарой. Пули, по большей части, застревали в дереве. Но некоторые пробивали залатанные кое-как гнилыми досками дыры. Он зарядил винтовку. Зак вжимался в пол, закрывая руками затылок. Что-то бормотал. Слух уловил обрывки молитвы. Майка подавил желание подскочить, ударить Зака ногой. Вместо этого подобрался к окну, высунулся, вскинув винтовку, выстрелил в силуэт за сараем, услышал сдавленный стон, пригнулся, слушая проклятия в адрес себя и всего своего рода, со смешком переместился ко второму окну.       Игра эта продолжалась минуты полторы. За это время ему удалось поднять настроение себе и порядком разозлить их. Они не могли его достать и не решались сунуться. Ждали, пока у него кончатся боеприпасы. Их было пятеро, одного он почти вывел из строя, попал в живот через дверь. И они не меняли позиций.       Сам он увидел все, что было необходимо, и ждать не собирался. В последний раз обстреляв их из окна, он оставил пустую винтовку на полу, вытащил револьверы и прошел мимо слабо зашевелившегося, приподнявшего голову Зака. Вышиб дверь ногой и выскочил наружу. Человек напротив, не успевший прицелиться, получил пулю в лоб. В два темных силуэта по правую и левую стороны он разрядил оставшиеся одиннадцать патронов. Кто-то заорал. В его сторону полетели беспорядочные выстрелы, и он попятился назад, на ходу вытряхивая гильзы, толкнул спиной дверь и нырнул в помещение, доставая с пояса сзади патроны. Двое осталось. Если у них есть капля мозга, они попробуют свалить. Не то чтобы он мог дать им уйти. Посмеиваясь, он сделал еще пару шагов назад, услышал за спиной лязг и скрип, и нашел под ногой пустоту. Его пальцы спустили крючки, и дважды щелкнуло. Он взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, не понимая, что происходит. Перед носом возникло лицо Зака. — Ты тва…       Зак толкнул его в плечо. Пол ушел из-под ног. Он упал вниз головой и приложился затылком. Зубы щелкнули, прикусив язык, перед глазами вспыхнуло и потемнело. В себя он пришел от удара. В нижнюю часть спины будто выстрелили из пушки. Что-то хрустнуло. Боль отдалась от кончиков пальцев ног до висков. Его тело сползло с того, на что он упал, и он оказался ничком на холодном земляном полу. Понял, что в руках нет оружия. Потом увидел, что до сих пор сжимает его, и понял, что не чувствует рук и ног.       И его охватила паника.       Он не чувствует рук и ног — у него сломан позвоночник; это конец, и как он встретит его? В подвале какого-то хорька, от рук двух неудачников, подобранных Колмом на помойке. И если они узнают его рожу, и у них есть толика мозга, они отволокут его к боссу, а уж Колм-то ему припомнит и Юинг-Бейзин, и Строберри, и Риггс и многое, многое другое.       Он попробовал двинуться, шевельнуть пальцами, приготовился к боли — ничего не последовало. Тело не слушалось. Его голова лежала щекой на холодном полу. Он видел свою руку, по-прежнему сжимающую револьвер, черный подвал, темные силуэты станков, ящиков, очертания горна, инструменты на стене, раскладушку, гору угля. Чувствовал боль — она опоясывала все тело, и он не мог определить источник. Не хватало воздуха, было тяжело дышать, но он видел, как поднимается и опускается грудь, чувствовал, как колотится сердце. Рот наполнился кровью из прокушенного языка, и он сплюнул ее на пол.       Сверху зазвучали шаги, и над ним нависла тень. Он услышал тяжелое, учащенное дыхание Зака и заскрипел зубами. Тень исчезла, застонали половицы. Что-то шаркнуло. Скрипнула дверь. — Не стреляйте! Это я! Я! Зак! Он там! Я взял его! — Руки подними!.. — донеслось глухое. — Руки подними и отойди от двери!..       Они еще препирались, но Майка не слушал. Он пытался заставить тело двигаться. Потому что если оно не начнет его слушаться… ну, тогда…       Бабахнула дверь. Снова зазвучали шаги. Три пары; легкие, шаркающие — Зака, громкие, со звяканьем шпор и тяжелыми каблуками — О’Дрисколлов. На лбу выступила испарина. — Где он? — голос Кигана. — Внизу. Наверное, мертв! Он не шевелится. Я… — Заткнись, — шаркнули подошвы: Киган отпихнул Зака в сторону. Звяканье шпор. Свет исчез, на него упала тень. Молчание. Его разглядывают. И он не может поднять голову, узнать, что с ним произойдет в следующую секунду. — Эй, тупица! Ты жив?.. — У него долбанные пушки! — голос Далласа. — Дырявь ему на хрен башку! Бля, скорее! — Да погоди. — Да чего годить?! Он, сука, положил… — Он без сознания. — Или притворяется! — Зачем, дурак? — Выстрелите ему в руку, — шамкая, подсказал Зак, и Майку захлестнуло бешенство. — Или в ногу. Сразу задергается… — Когда я выберусь, я тебе все конечности отстрелю, обоссыш мелкий! — Майка заорал, задыхаясь от злости и боли. — Шкуру на ремни пущу!.. — Он живой! — голос Далласа сорвался. — Руки от оружия, мразь! Убери руки!..       Они вопили на него в три голоса, угрожая немедленно отстрелить все, что у него когда-либо росло и не росло, если он сейчас же не уберет лапы от револьверов, и Майка не мог шелохнуться. Возможно, было разумнее дать им пристрелить себя сейчас, чем дожидаться, пока они поймут, что произошло, что он как сраная рыба на берегу, может только хлопать ртом и глазами. Но если существовал какой-то призрачный шанс выкарабкаться, он был готов за него ухватиться. И у кого шансов не было — так это у покойников.       Сейчас ему было нужно, чтоб его не застрелили. — Не могу, — он выдавил. — Чего? Че ты там проблеял? — Я не могу! — он прорычал, выдохнул и добавил спокойнее: — не могу пошевелиться. — Что значит — не можешь? — Означает, болван, — процедил Майка, — что я не могу пошевелить ни ногой, ни…       Раздался выстрел, и Майка завопил. Пару мгновений он соображал, отстрелил ли ублюдок ему ногу, или руку, или попал куда-то еще, и он ничего не чувствует. Но способность мыслить вернулась, он с опозданием почувствовал жар на лице, звон в ухе, увидел дырку в земляном полу перед носом и глухо рассмеялся. — Мазила! Не можешь с пяти шагов попасть!.. — Я и не собирался, недоумок. Не хочу, чтоб ты истек кровью. Но повякай еще, и следующая полетит во что-то, что тебе уже не понадобится, — Майка поджал губы, а наверху зашаркали подошвы. — Даже не дернулся! Спускайтесь, парни!..       Свет снова исчез. Заскрипела лестница. Подошвы приземлились на земляной пол, зазвякали шпоры. Тень убралась, стало светло. Кто-то рванул к нему. Он приготовился к удару, но подошвы резко затормозили, обдав его пылью, он зажмурился, заморгал, и высокий голос Далласа рявкнул: — А ну! Назад! — Пусти! — задыхающийся голос Зака. — Он!.. Посмотрите, что он со мной… — Мне насрать.       Шаги. Пара сапог остановилась перед носом. Его пнули — он не почувствовал, но увидел и услышал, тело дернулось. Хмыкнули. Присели на корточки — Киган. Киган протянул руку и вытащил из пальцев, которыми Майка до сих пор пытался пошевелить, револьвер. — О-о-о, как сильно ты об этом пожалеешь, — процедил Майка, скашивая глаза, чтобы увидеть, что делает Киган. Обзора не хватало. — Я тебе… — Заткнись. Фу ты ну ты, какие рукоятки. Жаль, пушки — дерьмо. Но и с них можно соскоблить какую-никакую цену, да, тупица?       От ярости лицо налилось кровью и заложило уши. Он не мог поверить в происходящее. Киган, мелкий, худосочный, с запавшими щеками и тонкой шеей, Даллас — мальчишка со вздернутым носом, не старше Ленни, придурковатый, с россыпью прыщей на физиономии. Шестерки! Если бы он мог двигаться, он свернул бы им шеи. И Зак… хорек мелкий… — Вы покойники! — Замолчи, дурак, — небрежно бросил Киган, и тон этот привел его в еще большее исступление.       Майка хрипло рассмеялся. — Мои приятели скоро будут здесь, и они всех вас… — Ты тут один, недоумок, — его схватили за затылок и вдавили лицом в пол. Он замычал, и вместе с тем на него обрушилось осознание глубины жопы, в которой он оказался. Киган держал его секунд пятнадцать и отпустил, напоследок приложив лбом.       Прокушенный язык распух и ныл, рот снова наполнился кровью. Он сплюнул. Датч послал за мальчишкой-ирландцем, и он пошлет за ним. Майка приносит деньги. Он ему нужен.       Или не пошлет. Когда в этой банде расставлялись приоритеты? Он не припоминал, чтобы они вернулись в Блэкуотер. Датч говорит, денег нет, но деньги есть на пастора, Дядю и кучу девиц. Даже на пьянку по случаю возвращения этого бесполезного болтуна, Шона.       И если он пошлет, это будет Морган. А Морган не скрывал, что хочет от него избавиться. Может, Датч тоже будет рад от него избавиться. Просто делает вид. Подселил его в барак к слабоумному идиоту и кучке темнокожих сопляков, которые в любой другой банде были бы в самом низу пищевой цепочки. Отсылает вместе с щенком. Может, это его способ указать Майке на его место. Забить в подчинение.       Майка представил себе лица женщин, когда он не вернется, и его опалила холодная ненависть. О-о-о, Миллер будет рада, если он исчезнет. Он не хотел доставлять ей этой радости. Он представил, как Карен Джонс перешучивается с Мери-Бет, услышал их смех у себя в ушах. У Карен всегда был грязный рот.       И его сраный брат не узнает, что он мертв. Он даже не знает, что Майка жив.       Щелкнула зажигалка. Загорелся свет. — Сапоги ниче… Мне самое то, — он услышал шевеление, шорох одежды, туловище дернуло назад — с него стащили сапог; но он ничего не чувствовал. Примеряются к его обуви, разделывают, как кролика; тупой Датч и его тупые планы. Вместо того, чтобы быть… где-нибудь с деньгами, он лежит теперь мордой на полу, облепленный колмовскими стервятниками. Его снова дернули; пытаются снять куртку. — Убери от меня свои лапы, — прорычал между тяжелыми вдохами Майка, и его перевернули на спину. Он увидел потолок, Кигана и Далласа, деловито прохлопывающих, прощупывающих его одежду, Зака с расквашенной, заплывшей физиономией, кружащего вокруг них, бросающего на него злобные, торжествующие взгляды, хлюпающего носом, прямоугольное белое пятно лаза наверху. Они расстегнули куртку, вытащили у него деньги, сигареты, часы, залезли во внутренний карман под грудью, выудили записную книжку и конверт. Расстегнули пряжку и выдернули из-под него пояс с ножом и боеприпасами. С беспомощной яростью он смотрел, как Даллас сосредоточенно пялится в книжку, пока Киган разрывает конверт и достает письмо. К лицу и шее прилил жар. В слабом свете керосиновой лампы, Киган прищурился, и на его физиономии постепенно выступило недоумение. — Это что еще?.. Бла-бла-бла… «Не был уверен, что писать, после того, как мы разошлись и так далее, и всего, что произошло, » — Киган оторвался от письма и глянул на Майку. — Разошлись?.. Ну-ка, — он глянул в начало письма. — Амос? Мужику пишешь? Так ты из этих? — он сделал жест, потыкав большим пальцем в кулак. Даллас, по-прежнему мнущий записную книжку загыкал, и Зак выплюнул: — Держу пари. Похож на них, — он плюнул и попал Майке в глаз. Майка яростно заморгал, пытаясь избавиться от слюны. — Я тебе все зубы повышибаю! — он прошипел. — «Но я слегка разобрался с делами теперь. Если все сложится, скоро я навещу тебя.» — Киган щелкнул языком, пробежался по тексту глазами. — Бла-бла-бла… «Меня еще не вздернули». Ну, это ненадолго, я те обещаю, как только мы закончим, будешь болтаться на ветке снаружи… «Было тяжело найти твой адрес. Но я поднял кое-какие связи, потряс нужных людей, разбил пару носов. Дом у моря, а? Надеюсь, у тебя в заднице еще не проросли водоросли, и крабы не свили гнездо». Может, и у тебя будет дом на дне реки, приятель. «Встретил одного чокнутого ублюдка. Он тоже хочет дом у моря. Собирается разводить там кенгуру и так далее. Выращивать манго и черт знает что еще.»       Он продолжил читать, поглядывая на Майку. Майка не слышал и половины. От злости и унижения в ушах грохотала кровь. Его братец умудрился подгадить сильнее, чем сломанная спина и парочка ебаных О’Дрисколлов. Он увернулся от пули, когда идиот свалил со своей тупой шлюхой-женой.