***
Джей был один в гостиной, он вновь завис у приставки и играл в очередную интереснейшую игру. Чонвон давно наблюдал за ним. даже когда они разошлись, каждый по своим заботам, он не мог перестать думать о Паке и не мог перестать корить себя за то, что постоянно шпионит за ним. да, Яну нравился этот горячий парень-американец, но он не знал как понять, что чувствует другой. он то заботится о младшем и обнимает, то устало говорит, что у него дела и девается куда-то, оставляя айдола одного со своими мыслями. и хотя Джей совсем не его парень, русоволосый не может не ревновать. ему кажется, что они созданы друг для друга и что старший должен принадлежать лишь ему. он прекрасно знал, что с ним Чонсон ласковее, чем с кем-либо еще, это давало надежду. ну и конечно, этот парень как сторожевой пес, охранял своего хозяина и не давал никому притронуться, иначе правда загрызет. даже своим энджини на комментарии по типу: "Чонсон-а!! почему ты такой красивый? женись на мне!" он отвечал: "прости, но он не может", а все потому что он себе его присвоил и уже никому не отдаст. он вел наблюдение из щели ванной комнаты, оттуда было видно, как крепкое тело вальяжно раскинулось на мягком синем диване. как сильные, обычно, руки сейчас аккуратно держали джойстик. Вону хотелось написать песню про то, насколько был волшебным этот хён. он действительно был музой и, если бы Джей мог прочитать все те стихи, которые Ян писал в свою романтическую бессонницу, то заплакал бы. ему даже самого себя жаль, что он так безнадежно влюбился. хочется подойти к другу, хочется пообщаться снова, но волнительно слишком. парень влюблен до беспамятства, поэтому каждый вздох Пака кажется чрезвычайно важным происшествием. а говорить с ним так вообще одно удовольствие, он часто приятно массирует кожу головы, играет с волосами, проводит рукой по горящей щеке и заправляет пряди за ухо... такие ласки Чонсона были мечтой. но иногда только мечтать об этом очень надоедало, хотелось почувствовать, а значит нужно было перебороть себя и пойти наконец к нему. Чонвон чувствовал себя влюбленной девчонкой прямо сейчас. парень нерешительно шагает к старшему и тот замечает его, улыбается и хлопает по коленкам, предлагает на него сесть. конечно, кореец с удовольствием соглашается, потому что кто он такой чтобы отказаться? если дают, надо брать. – Чонвон-и.. ты из душа? – так ласково произносит, слишком нежно и любовно, что младший просто тает и мягко приземляется на чужие колени. – он такой мягкий... – думается старшему, как только мягкие половинки касаются его ног. – нет, я умывался. во что играешь? – Пак осторожно за талию держит, чтобы каждому удобнее было, а лидер просто тлеет от этих прикосновений и даже голоса Чонсона. полнейший сюр. – просто гта. хочешь посмотреть как я играю? – говорит не просьбой, а вопросом и скорее спрашивает самого Яна об этом. – очевидно, что да, раз уж я пришел. – младший откидывается назад и падает прямо на раскидистую грудь, маленьким носиком упираясь в смуглую шею. – ох, Вон-и, щекотишь... – а младший нарочно носом трется о чужую кожу и мурашки вызывает своими действиями. еще и ерзает так неаккуратно на чужих бедрах, что прямо своими ягодицами проезжается по паху. это не остается незамеченным, как бы не хотелось. и даже секундами ранее весело и хитро хихикающий айдол, сейчас как парализованный сидел и не двигался на теле темноволосого. – кхм, Вон-и... мне нужно отойти.. – Пак показательно шеркнулся своим возбуждением между двух половинок, что показалось для младшего особенно интимным. он словно током ударенный подскочил с места, ладонями прикрывая горящие жаром щеки. кошачьи глазки русоволосого превратились в две большие пуговицы, которые вот вот бы отвалились. американец лишь грустно взглянул на второго, и направился в сторону ванной. Ян в полнейшем шоке тупо упал на диван, уйдя куда-то в себя. он смог возбудить Джей-хёна? это успех или поражение?***
Сону вернулся в общежитие абсолютно пьяный, как говорится, в стельку. его ужасно шатало в разные стороны, даже ноги еле держали. в родном общежитии он наконец расслабился и обессиленно рухнул прямо в коридоре, с ужасным шумом роняя вещи с полок. Ники был единственным, кто еще не спит и внезапные громкие звуки довольно сильно его напугали. Нишимура крался к прихожей со сковородкой в руках и шлемом и наколенниками от роликов, надетыми на его тело. ни на секунду не расслабляясь, тянется к выключателю и зажигает, наконец, в комнате свет. на полу лежит какой-то человек и по блондинистой макушке японец понимает: – это Сону-хён... взяв старшего за подмышки, парень потащил того на диван в гостиной, снимая верхнюю одежду. все ещё еле мыслящий Ким пытался сопротивляться и ворчать, но получалось плохо. алкоголь слишком сильно развязывал корейца, поэтому он, чаще всего, вообще не пил, но сегодня что-то заставило его набраться. – ты-ы блять кто-о?...отста-ань!! не лезь ко м..мне.. – все нормально, хён! это я... Ники... сейчас разденем тебя и ты пойдешь спать! – не... не надо меня раз-раздевать.. я сам!! и ваще... ты с-сам то че не с-спишь? – сон не идет. все в порядке, скоро ты ляжешь к себе и уснешь!! – Ники-и... – старший выглядел уставшим и очень потрепанным. снимая с него одежду, японец замечал синяки, с каждым разом все больше. возможно, ему их оставили во время какого-нибудь секса, а возможно он успел подраться по пьяне. кто его знает, этого хёна. – м? что такое? – все-е спят? – да, хён. – уа-а-а-у... ты п-первый после Чон-н-вона-а с кем я говорю... как твои дела-а? – на лице блондина сияет лучезарная улыбка, как ни в чем не бывало. такая же лучезарная, как тогда, как в те дни беззаботной влюбленности. это слишком ранило прямо сейчас, что ком поселился в горле и норовил вырваться наружу в горьком надрывном реве. – Ники-и! – неугомонный. что ж ему надо еще? парень итак сам не свой рядом с Кимом, а тут так вообще хочется заживо сгореть. слезы итак уже бегут ручьями по щекам, а руки дрожат судорожно, но продолжают снимать с беспомощного хёна грязную уличную одежду. – что, Сону? – я такая м-мра-а-азь!! прости, а? – дар речи покидает его на несколько секунд, но тянутся они бесконечно долго. он хватает ртом воздух и слезно смотрит в мутные кристаллики чужих глаз. – ты решил сказать это только сейчас? где ты был раньше? и почему не поговорил когда был трезв, раз на то пошло?! – старший откровенно заржал, смотря в чужое детское личико. он вовсе не хотел показаться грубым или издеваться над ним, нет. он сам по себе такой: сначала делаем, потом думаем. – на трез-звую голову-у я бы не с-смог.. – напоследок лишь икает и опрокидывает голову, глаза закрывая. видимо спит. даже интересно сколько он сегодня выпил, и неужели все это было лишь для того, чтобы извиниться? но Сону слишком перебрал, потому и извинений как таковых не было. и черт с ним. Ники не нужны извинения, ему нужно чтобы все стало как раньше. сейчас он несет чужое обмякшее тело в спальню, стараясь не разбудить остальных мемберов. осторожно лезет на второй ярус кровати, кладёт его на матрас и уже хочет спускаться, как видит, второй глаза раскрывает. – Ники-и-и.... – чш!! не ори! потише! – зн-наешь че? – что? быстрее давай уже! и не вопи! всех разбудишь. – Ники.. я... к-короче! старший кладет свои ладони на чужие щеки и притягивает ближе. все происходит за одну лишь секунду и японец даже сначала не понимает, что его губы сейчас взасос втянуты в мокрый поцелуй с нотками крепкого виски. Сону целуется, как никогда, грязно и спешно, звонко причмокивая в поцелуе. отдается страсти, накатившему веселью и жару, втягивает младшего все больше, не позволяя даже отстраниться. Нишимура все ещё любит его, но этот поцелуй самая настоящая ошибка. им правит высокий градус и бывалая любовь к поцелуям, о которой светловолосый прекрасно знал. но оторваться сейчас от столь желанной пары губ было невозможно, они так приятно по-свойски ласкали его, что бабочки сводили живот и терзали все его худое нежное тело изнутри. между ними с Кимом явное притяжение, не более, но это все точно неправильно. так продолжаться просто не может. однако этот поцелуй один из тех, которые Рики никогда не забудет, потому что такой животной страсти у Сону он еще никогда не встречал. и он соврет, если скажет, что целовать Кима ему вовсе не нравилось. и он соврёт, если скажет, что этот поцелуй был плохим.