***
Этим вечером вместо привычных жёлтых и голубых фонариков улицы деревни осветили белые. Их холодный свет струился вниз, и казалось, словно окрестные горы заволокло прозрачным туманом. В жарком летнем воздухе витал едва уловимый аромат церемониальных благовоний. Сжимая в руках узкий прямоугольный листочек с молитвой, Мэй наблюдала за тем, как один за другим члены клана Наито повязывают к дереву свои. Те самые, что они написали вместе с Кадзу. «Кадзу… Он ведь сейчас на задании. Всё ли в порядке?» Прошло несколько дней с тех пор, как ниндзя покинул деревню, но от него до сих пор не поступало вестей. Девушка понимала, что передавать ей через Такао послание о Сино-Одори и Масамунэ мужчина не будет, но она была бы рада получить весть о том, что он выполнил задание, цел… Беспокойство громадной хищной змеёй с каждым днём сильнее опутывало девушку, оставляя всё меньше шансов выбраться из этого плена. Мэй беспрестанно повторяла себе, что это не дурное предчувствие, что жизни ниндзя ничего не угрожает, а её волнение вызвано лишь тем, что он должен найти их общих друзей в тайне от колдуна. Из тяжёлых размышлений Мэй вырвал голос Такао, который ненавязчиво вызвался сопровождать её этим вечером. — Это дерево посадил основатель нашего клана. Для нас это священное место, которому мы поклоняемся. Кицунэ привычно поддержала беседу, всё ещё размышляя совсем о другом мужчине: — Здесь так… спокойно. Очень подходит для того, чтобы побыть в одиночестве и помолиться о тех, кто дорог. Раньше ей не доводилось бывать здесь. Сначала потому, что она была лишь гостьей в деревне, потом — потому что подготовкой к поездке в столицу занималась. А по возвращении в клан ей было не до этого. Поэтому сейчас девушка, пускай и украдкой, чтобы не задеть чьи-то чувства и не нарушить ритуал, с интересом осматривалась вокруг. Расположенное на противоположном краю поселения, несколько в низине, это место вызывало отдающуюся тупой болью в сердце тоску, но в то же время дарило желанное исцеление исполосованной глубокими рубцами душе. Кицунэ отчётливо представляла, как каждый день сюда приходит кто-нибудь, чтобы помолиться о благополучии дорогого человека, что отправился закрывать заказ, или предаться мыслям о том, кого больше нет рядом. Хоть ниндзя и привыкли к тому, что смерть постоянно ходит где-то рядом, они всё ещё оставались людьми, со своей болью, своими печалями и шрамами, что времени не под силу залечить. — Кадзу говорил, клан не так давно стал проводить день памяти? Дзёнин кивнул. — Традицию начал мой отец, я её продолжаю. Надеюсь, следующие поколения клана Наито не отступят от неё. Наконец подошла их очередь совершать ритуал. Такао жестом предложил кицунэ сделать это первой. Поклонившись главе ниндзя, Мэй шагнула к дереву. Выбрав подходящее место, аккуратно привязала свой листок. Закрыв глаза, сначала помолилась за погибших членов клана, затем — о тех, кто жив. А после — отдельно — о Кадзу. Чтобы благополучно вернулся обратно. Чтобы всегда возвращался, что бы ни случилось. Она совсем его не помнила, но после каждой встречи желание увидеть мужчину снова становилось лишь сильнее. Ещё и её вещи, как-то попавшие в дом Кадзу. Мэй долго размышляла об этом, и только одно объяснение казалось ей логичным. Закончив выполнять очередное поручение Чонгана, девушка позвала лекаря, чтобы отчитаться. Внимательно осмотрев результаты её трудов, хозяин дома, как это обычно бывало, принялся рассыпаться в благодарностях. — Ай, да Мэй! Какая молодец! Без тебя я бы эти вещи в жизни не разобрал! Сдержанно улыбнувшись, кицунэ глубоко поклонилась лекарю, а затем осторожно начала: — Дедушка Чонган, позволь спросить, — получив молчаливое согласие, продолжила. — Я всегда здесь жила? Старик пожевал губами, а затем недовольно проворчал: — Ох, бедняжка! Совсем всё что ли забыла? Нет, конечно! Год назад тебя, всю простывшую, сюда принесли! Кицунэ мысленно отругала себя за то, что неточно сформулировала вопрос. — Прости, я не о том хотела спросить. Пока обучалась, я всегда жила в твоём доме? Сколько бы ни перебирала свои воспоминания, моменты, проведённые в гостях у лекаря, обрывались точно после нападения на клан. Где жила после битвы за деревню и до отбытия в столицу, девушка не знала. Ещё и кимоно, которые она носила, почему-то хранились в доме Кадзу. — А где тебе ещё быть? Я тебя не выгонял! — несколько раздражённо пробормотал старик. — Лиса любопытная! Отдыхай давай! В твоём состоянии отдыхать, а не думать нужно! И неожиданно прытко для своего возраста покинул помещение. А Мэй лишь сильнее убедилась в своей догадке: отчего-то она провела несколько недель перед поездкой в столицу под одной крышей с Кадзу. Зная себя, она могла предположить лишь одну причину, по которой она могла переехать в дом молодого одинокого мужчины… Понимая, что слишком задержалась у дерева, Мэй уступила место дзёнину. Сама же, отойдя в сторону, устремила взор к темнеющему небу. Мысли всё ещё вертелись вокруг ниндзя, с которым, как оказалось, она была гораздо ближе, нежели предполагала. И о котором с каждым днём думала всё чаще. Глава клана быстро исполнил ритуал и хотел было уже подойти к Мэй, но его остановил Хонг. Парень, на лице которого теперь навсегда отпечатался шрам от ожога, сказал что-то Такао. Колдун бросил в сторону кицунэ несколько раздосадованный взгляд, а затем, коротко кивнув собеседнику, подошёл к девушке. Хонг остался ждать в стороне. — Мэй, прости. Боюсь, мне придётся оставить тебя ненадолго. Девушка приветливо, как учили в окия, улыбнулась мужчине: — Я всё понимаю, дела клана. Даже не проводив дзёнина взглядом, она осмотрелась вокруг, размышляя о том, что делать дальше. Почти все ниндзя уже покинули священное место. Лишь некоторые, стоя поодаль, задумчиво рассматривали покачивающиеся на ветру ветви могучего дерева. Кицунэ уже собралась было вернуться в дом лекаря, но тут её окликнули. Это был Сатоши. — Мэй, вот ты где! Скучаешь? Неизменно находящийся в приподнятом настроении, он подошёл ближе к кицунэ. Обернувшись на голос, девушка поклонилась парню. — Всё хорошо. Спасибо. Гримёр кивком указал в сторону: — Идём, там еду раздают. Отказываться от предложения ниндзя кицунэ не стала. Вскоре они оказались в центре деревни, где вдоль улочек выстроились ятай, от которых исходил аппетитный запах. Взяв себе жареного угря и немного жареных баклажанов, они прошли к дому парня. Разместившись на веранде, приступили к еде. — Нравится? — поинтересовался Сатоши, когда девушка попробовала каждое из блюд. — Очень, — честно призналась Мэй. — Необычный вкус. Не встречала подобного раньше. Гримёр усмехнулся: — Наш клановый рецепт. Травы брали особые, которые тут в горах растут. — Часто у вас проходят такие праздники? — кицунэ подцепила палочками кусочек угря. Парень покачал головой: — Ещё один летом и один зимой. Ну, на втором ты была. Мэй неопределённо повела плечом. — Я почти ничего не помню. — Да? — гримёр удивлённо вскинул бровь. — И даже то, как мы с Хонгом вас с Кадзу в снежки уделали? Девушка отрицательно покачала головой. — И правда не помнишь… — с неким разочарованием в голосе протянул Сатоши. — Иначе возмутилась бы, что это сделали вы, — бросив на неё сочувственный взгляд, ниндзя спросил уже мягче: — Так ничего и не вспомнила? — Нет. В горле стал ком. Мэй пришлось сделать над собой усилие, чтобы не дать тоске и тревоге пробиться сквозь приветливую маску, которую в последнее время она так часто надевала, что, казалось, та уже приросла к её лицу. — А я думал, раз вы с Кадзу снова часто видитесь, то вспомнили что-то, — невозмутимо протянул гримёр и тут же уткнулся в свою пиалу, делая вид, что ему очень интересен лежащий в ней баклажан. Рука с палочками, между которыми Мэй зажала кусок угря, замерла в воздухе. Игнорируя приличия, девушка вперила в собеседника напряжённый взгляд. — Что такого мы должны были вспомнить? Парень, будто проигнорировав её вопрос, принялся с аппетитом жевать жареный овощ. — Сатоши! — испугавшись, что голос прозвучал слишком требовательно, кицунэ поклонилась ниндзя. Затем продолжила как можно мягче, не особо надеясь получить ответ: — Что мы с Кадзу должны были вспомнить? Гримёр ненадолго задумался, будто решая, стоит ли говорить ей что-то. Затем тихо, чтобы слышала только Мэй, выпалил: — Общались вы хорошо раньше. Близко. Очень. Прости, не могу сказать больше. Мэй прокрутила в голове все имевшиеся у неё детали. Подставила новую. И лишь сильнее укрепилась в возникших у неё подозрениях. «А я ведь решила, что я… с Такао… — мысленно простонала Мэй, вспоминая, как едва не поцеловала дзёнина. — Хорошо, что не стала, — в голове снова всплыл образ Кадзу. — Выходит, мы с ним… были близки? Насколько?» От внезапного открытия сердце зачастило. Догадался ли Кадзу о том, что на самом деле их связывало? И как он относится к этому? А она сама? Какими были их чувства? Чтобы во всём разобраться, нужно дождаться Кадзу с задания, а ещё лучше — поговорить с Сино. Если она всё время была рядом, то наверняка что-то заметила. Или, может, сама Мэй ей что-то рассказала? Мягко улыбнувшись, кицунэ снова поклонилась ниндзя, который, несмотря на запрет, дал ей небольшую, но такую важную сейчас подсказку. — Спасибо тебе, Сатоши. «Не всегда он таким вредным бывает». В ответ парень лишь покачал головой, а потом, кивнув на её пиалу с едой, сухо бросил: — Ешь давай, а то остынет.***
Одной рукой прижимая к груди свёрток с бинтами, травами и целебными мазями, другой Мэй надавила на выступ над дверью. Щёлкнул замок, и девушка смогла попасть внутрь. Пускай её отправил сюда Чонган, всё равно казалось, словно она, подобно тем, среди кого теперь жила, без разрешения вторгается в чужой дом. Хотя, если догадки верны, то она провела здесь несколько недель прежде, чем они отправились в столицу. Возможно, считала это место и своим домом тоже? Внутри было темно. И лишь одиноко горящий фонарь тщетно пытался разогнать по углам опустившийся на деревню вечерний мрак. Чтобы случайно ни обо что не споткнуться, Мэй первым делом зажгла второй светильник. Оставив на столе свёрток с лекарствами, тихо, стараясь не потревожить сон хозяина, подошла к спальне. Беззвучно отодвинула створку двери. Лежащий на окружённой тонкой тканью кровати мужчина даже не шелохнулся. «Спит». Пока она упражнялась в магии с Такао, в деревню с задания вернулся Кадзу. Раненый. В бедро. Об этом девушке сообщил Чонган, успевший к её приходу осмотреть мужчину и дать ему трав. А после того, как кицунэ засыпала бедного лекаря вопросами, тот собрал ей свёрток из лекарств и отправил к раненому ниндзя, чтобы она лично убедилась, что ничего серьёзного с ним не произошло. Заодно целебным настоем напоила, а то Чонган уже старенький, ходить ему тяжело, а Мэй учиться ухаживать за ранеными надо. По словам старого лекаря, ниндзя скоро должен проснуться. Потому первым делом Мэй решила согреть воду. В ожидании, не отходя от очага, позволила себе немного осмотреться в надежде вспомнить хоть что-нибудь о своём прошлом. Тщетно. Всё вокруг казалось совершенно незнакомым. Жилище Кадзу сильно отличалось от замка сёгуна, от его покоев. Не похоже оно и на дом Чонгана. Тут не было предметов роскоши, ваз или картин. Ничего лишнего, всё строго на своём месте. Но при этом помещение казалось Мэй гораздо уютнее. Она, возможно, жила здесь раньше… Вместе с Кадзу… Они ели за одним столом, наводили здесь порядок, вдвоём проводили вечера, спали в одной кровати. Фантазия девушки пошла дальше, рисуя в голове более откровенные картины их совместного времяпрепровождения… «О чём я думаю?» В комнате резко стало жарче. Девушка заставила себя откинуть ставшие слишком откровенными мысли. Пускай в том прошлом, что потонуло в их сознании, они, скорее всего, были близки, сейчас лисица пока не готова была рассматривать мужчину в таком ключе. Слишком мало ей было известно о нём. К тому же неясно, какими были их отношения. Вдруг всё складывалось не настолько хорошо, как хотелось бы, а потому и вспоминать нечего? Может, то, что они всё забыли — знак? Что надо остановиться и разойтись. Или шанс всё исправить? Размышлять об этом в одиночку стало невыносимо. Ей бы обсудить с кем. Вот только единственный, с кем она могла поговорить, — это Кадзу, и ему сейчас явно не до прошлого. Но, может, для начала ей не повредит разобраться в собственных чувствах к нему? По крайней мере, это точно было в её силах. Сняв чайник с огня, кицунэ тихонько прошла в спальню мужчины. Опустившись рядом с кроватью, принялась украдкой осматривать его. Руки, плечи, ключицы, шею, губы… Сердце дрогнуло, когда она задержала взгляд на последних. Невольно представила, как эти губы осыпали её поцелуями, как сама приникала к ним, как касалась его кожи, гладя многочисленные шрамы. Грудь сдавила тоска. «Ниндзя и дочь императора… Было ли у них будущее? А есть ли оно у ниндзя и кицунэ? Точно помню: хотела во дворце остаться, если получится. Может, он не желал от нынешней жизни отказываться? К чему мы шли? Что тогда решили? Нужна ли буду ему теперь? Без трона, без рода, хромая…» Совершенно не представляя, каким был их совместный быт в прошлом, Мэй решила довериться тому единственному, что у неё даже травма не отняла: своим чувствам. Прикрыв веки, попыталась понять, что ощущает, находясь рядом с ним. Первым было беспокойство. В первую очередь из-за ранения, что он получил. И, хоть Чонган и утверждал, что ничего серьёзного нет, Мэй всё равно переживала за мужчину. Следом она смогла выделить разливающийся внутри уют. Душа больше не болела из-за того, что из неё кусок вырвали. Это случалось и раньше: когда тренировались, медитировали, молитвы писали, вместе чай пили. Только рядом с ним её сердце получало долгожданное исцеление. Размышляя об эмоциях, что пробуждались в ней рядом с Кадзу, кицунэ и не заметила, как начала проваливаться в сон. Из мягких лап дремоты её выдернуло лёгкое прикосновение к руке. Разлепив глаза, услышала насмешливое: — Что, у Чонгана плохо спится? Девушка подпрыгнула на месте. — Кадзу… Мужчина сидел на краю постели прямо рядом с тем местом, где она умудрилась задремать. Осторожно поднявшись, низко поклонилась ему. — Прости я не… «Как же стыдно! Пришла лечить, а сама заснула прямо у него на кровати! Молодец, Мэй!» Ниндзя дерзко ухмыльнулся в ответ. — Ладно, расслабься. Чонган прислал? — Да… — стараясь не зацикливаться на охватившем её чувстве стыда, ответила Мэй. Щёки девушки пылали. Взяв себя в руки, она поинтересовалась: — Как ты? — Ерунда. Жить буду. — Сильно болит? Его губы изогнулись в ехидной усмешке: — Сама как думаешь? Девушка замялась, осознавая, насколько глупым был её вопрос. — Чонган трав дал, боль снимающих, нормально всё, — заметив её неловкость, ответил ниндзя. — Не дёргайся. Мэй подавила всколыхнувшееся в душе раздражение. Раз силы дерзить есть, значит, действительно всё не так плохо. — Чонган сказал заварить тебе ещё, как проснёшься. Сейчас принесу, — гордо вскинув голову, произнесла кицунэ и вышла из спальни, оставив створку двери открытой. Воду пришлось греть заново: остыть успела, пока девушка ждала пробуждения Кадзу. Тем временем она насыпала в пиалу трав, точно сколько велел лекарь. Перетёрла их в порошок. Затем залила водой нужной температуры и тщательно перемешала. Привычные действия помогли немного успокоиться, хоть теперь вместо чая она заваривала лекарства. Переживала за Кадзу, а он огрызаться. «Когда были вместе, он тоже такое себе позволял?» — раздражённо подумала Мэй, поднимаясь с места. Нацепив милую улыбку, девушка вернулась к мужчине. Гордость не позволяла показать, что его слова её задели. Когда она вошла в комнату, на кровати лежало ещё одно одеяло и чёрная юката. Не придав этому особого значения, протянула пиалу с целебным напитком. — Спасибо, — с лёгкой улыбкой на губах, поблагодарил её мужчина, и в несколько глотков опустошил ёмкость. Выпив всё до последней капли, как ни в чём не бывало предложил: — Поздно уже. Сам к Чонгану проводить не смогу. Оставайся здесь, утром вернёшься. — Здесь? — переспросила Мэй, не веря, что он так спокойно может предложить ей что-то подобное. Выросшая среди гейш, она считала такое поведение неподобающим для воспитанной девушки. Ведь сейчас их с ниндзя ничего не связывало. Кадзу лукаво усмехнулся: — Не бойся, не трону. Постель одна, ляжешь на другой стороне. Кицунэ поблагодарила ниндзя поклоном. Следя за тем, чтобы голос звучал как можно мягче, ответила: — Спасибо, но я как-нибудь сама дойду. Мужчина недовольно скривился. — Упрямая, поздно уже. Так лучше будет. Никто ничего не скажет. Юкату мою возьми, в ней спи. Кицунэ замялась. Бродить по темноте она не горела желанием. В голове пронеслось: «Воспитанная девушка не должна оставаться в доме мужчины. — Тут же, в противовес этой мысли появилась другая: — Мы были вместе, я жила здесь. Мы явно не просто спали в одной кровати». Мэй стыдливо отвела взгляд в сторону, опасаясь, что Кадзу уловит, о чём она думает. «Я одна из них. Вряд ли куноичи думают о приличиях, когда приходится с товарищами в лесу ночевать. На всякий случай мне нужно привыкать». Девушка вновь поклонилась ниндзя. Пряча не до конца отступившее смущение, произнесла: — Хорошо, я останусь. Спасибо. Другого варианта у неё и правда сейчас не было. Кадзу протянул ей юкату и сразу же лёг на свой край кровати, повернувшись к девушке спиной. Его будто бы совсем не смущал тот факт, что они будут спать в одной постели. Переодевшись, Мэй погасила все фонари в доме и устроилась на противоположной стороне. Сначала сон был нервным, неспокойным, но, спустя какое-то время девушку окутало сладким ощущением уюта. Ей снилось тепло ночного костра и горький запах осенних листьев.***
Мэй проклинала это утро с того самого момента, как разомкнула глаза. А ведь так хорошо всё началось. Кажется, впервые с того момента, как девушке открылась правда об её волшебной сущности, она смогла так хорошо отдохнуть. Сегодня отчего-то её не беспокоили ни ранние гости, часто заходящие к Чонгану за травами или же по другим делам, ни сам лекарь, и Мэй позволила себе понежиться в постели чуть дольше, нежели обычно. А потом ощущение сладкой неги разбилось подобно случайно оброненному на каменную дорожку зеркальцу, когда она почувствовала, как чья-то рука, обвив талию, крепче притянула её… Девушка распахнула глаза. «Кадзу!» Щёки Мэй в момент вспыхнули. От стыда она не сразу вспомнила, как очутилась в его доме. И в его постели… Кицунэ осторожно, чтобы не потревожить сон мужчины, попыталась выпутаться из его объятий. Не вышло. Ниндзя держал крепко. «Говорил, трогать не будет. А сама? Так прижималась к нему. Браво, Мэй! Верх благородного воспитания!» Предприняв ещё одну попытку выбраться, девушка поняла, что так просто всё ещё спящий ниндзя её не отпустит. Удивительно, как она не разбудила его. Или всё-таки разбудила? Кицунэ медленно, опасаясь узнать ответ на свой вопрос, подняла глаза и к своему счастью обнаружила, что Кадзу ещё не проснулся. Видимо, сильные травы ему Чонган дал, раз даже её возня его не потревожила. По-прежнему не желая, чтобы ниндзя знал, в каком положении они проснулись, Мэй прикрыла глаза, медленно вдохнула и… приняла лисий облик. Став в несколько раз меньше, она ловко вывернулась из объятий Кадзу и спрыгнула на пол. Искоса глянула на мужчину. Он лежал всё так же. И не успела она вздохнуть с облегчением, как со стороны кровати раздалось хриплое: — Могла бы попросить. Отпустил бы. На несколько мгновений сердце девушки перестало биться. Всё-таки разбудила. Или на момент её пробуждения он уже не спал? Мэй в жизни ещё не была так рада своему лисьему облику, даже когда у неё впервые получилось по своему желанию превратиться. Ну почему именно она попала в такую ситуацию? — Пушистая, раз не спишь, ногу перевязать поможешь? — невозмутимо попросил ниндзя. «Его совсем не волнует, что мы…? Или он специально, издевается?!» Принимать человеческий облик не хотелось, но иное показало бы её как неспособную справляться со сложными ситуациями девушку. А значит, и среди ниндзя ей делать нечего. Немного успокоившись, Мэй превратилась обратно. Пока она, нарочито долго, давая себе немного времени, чтобы успокоиться, ходила в соседнюю комнату за перевязочными материалами и мазью и мыла руки, Кадзу снял старую повязку. Опустившись перед ним на колени, кицунэ принялась обрабатывать рубец на внутренней стороне бедра. Сражения, с которыми ей пришлось столкнуться на пути к вратам, закалили девушку, поэтому сейчас внутри ничего даже не дрогнуло при виде ранения. Стараясь не думать о недавнем происшествии и игнорируя пристальный взгляд мужчины, делала всё точно, как учил её Чонган. Мэй уже поверила в то, что лимит неприятностей на это утро исчерпан, как с ней приключился новый конфуз. Точно в момент, когда она поднималась с пола, не до конца привыкшая к новому состоянию своего тела, кицунэ дёрнулась и, покачнувшись, уткнулась носом прямо в обнажённый живот Кадзу. «Пусть лучше он просто убьёт меня», — простонала Мэй, предвкушая его дальнейшие издевательства. Глупее ситуации она в жизни представить не могла. Реакция мужчины не заставила себя ждать: — Интересные у тебя методы лечения, ловкая. Не старайся. Мне традиционных достаточно. «Ну почему с ним?! Даже при Такао не было бы так стыдно…» Захотелось прямо сейчас выбежать из его дома, найти в лесу какую-нибудь нору и больше никогда оттуда не возвращаться. Интересно, а в той пещере с подъёмником найдётся место для лисицы-неудачницы, вечно притягивающей к себе неприятности? — Прости, я не нарочно… — кицунэ попыталась встать, но движения вышли снова дёрганными. Она покачнулась, едва не упав, но Кадзу ловко подхватил её под локти. — Не дёргайся так, красивая. Поранишься. Совершенно неожиданно Кадзу вдруг по-доброму улыбнулся. За то время, что они общаются, Мэй ещё не видела его таким. Сердце зачастило. — Спасибо, — вдруг бросил он и, поднявшись с кровати, вышел из комнаты. А Мэй ещё несколько мгновений так и просидела на полу, пытаясь обуздать охватившие её смущение, волнение и ещё одно непростое чувство, которое она испытывала только по отношению к этому мужчине. Вскоре принесла завтрак Кими. Справившись о состоянии ниндзя, женщина оставила их вдвоём. Пока кицунэ накрывала на стол, Кадзу наблюдал за девушкой, подсказывая, где взять посуду. Мужчина поначалу не хотел поручать это ей, но Мэй сама настояла на том, чтобы сделать всё самой. Не из жалости. Просто хотела помочь. А заодно надеялась, что сможет понять себя. Всё это время из головы не шли мысли об их пробуждении. Несмотря на всю неловкость ситуации, ей было… хорошо с ним. Девушка вспомнила свои ощущения от прикосновений Такао. Сравнила с тем, что чувствует, когда её, пусть даже случайно, касается Кадзу, как сжимается всё внутри, как разливается тепло и желание, чтобы он не отпускал. С ним всё было иначе. Мужчина коротко усмехнулся чему-то. Мэй подняла на него вопросительный взгляд, но ниндзя ничего не ответил. Тогда она завела разговор сама. — Тебе удалось что-то узнать о Сино и Масамунэ? Кадзу отрицательно покачал головой: — Пока ничего. Дома у благородного были. Потом куда уехали — неизвестно. Кицунэ плотно сжала губы, давя горечь. Неужели не получится? Неужели им так и останется уповать на то, что однажды воспоминания сами вернутся? Наивная. Думала, так легко сложится? Только зря надежду им обоим дала. Мэй встрепенулась, словно пытаясь стряхнуть с себя отчаяние. — Не кисни, печальная, — его голос прозвучал неожиданно мягко. — Послания своим людям разослал. Заметят кого похожего — сообщат. Пересев ближе, ниндзя аккуратно сжал край рукава её юкаты. — Нормально всё будет. Разберёмся. — А если нет?.. — глядя ему в глаза, тихо спросила Мэй. Кадзу лишь безразлично повёл плечами: — Когда поймём, что не складывается, тогда и подумаем. «А ведь он прав. Зачем волноваться о том, что пока не ясно, что изменить не можем? Может, потом лучше всё сложится?» Мэй вернула мужчине благодарную улыбку. Его слова вселили надежду, что и правда выкрутятся. Ведь найти Привратницу как-то смогли, одолели, и тут выход найдут. Позже, когда Мэй помогала Кадзу убрать со стола, проведать друга заглянул Такао. Сухо поприветствовав девушку, дзёнин поспешил уединиться с хозяином дома для беседы. Из обрывков их разговора кицунэ поняла, что ниндзя ранили, пока он выполнял задание. Цель оказалась непростой, пришлось вступить в бой. Но главное, что заказ исполнен, а Кадзу вернулся живым. Девушка представила себе, сколько раз ниндзя так приходил с задания. Раненый. Как кто-то точно так же заботился о нём, перевязывал. Думать о том, что однажды он может, как и его товарищи, чью память они чтили на недавнем фестивале, и вовсе не вернуться, Мэй себе запретила, хотя ей казалось, что этот страх отныне надолго поселится в её душе. Обсудив с другом ещё несколько вопросов, дзёнин спешно покинул дом. Следующие несколько дней Мэй приходила к Кадзу, чтобы обработать рану и помочь с перевязками. Хоть пришедший в себя ниндзя мог прекрасно справиться с этим сам, девушка всё равно стремилась помочь ему. Просто ей нужен был повод побыть с ним рядом. Мужчина не сопротивлялся. Когда его рана немного затянулась и стала причинять меньше беспокойства, даже предложил кицунэ заняться медитациями. Проводя с Кадзу время, Мэй и не заметила, как привыкла к нему: к его колкостям, немногословности, дерзкой ухмылке и своеобразной заботе, которую с каждым разом он проявлял всё сильнее. А потом, в один из вечеров, когда они вместе пили чай после занятий, мужчина сообщил важную весть: в постоялом дворе одного из его людей остановился воин, прибывший на серой кобыле в компании миловидной девушки в синем кимоно. — Ты уверен, что это они? — переспросила Мэй. В то, что поиски друзей наконец увенчались успехом, верилось с трудом. — Уверен, — твёрдо ответил ниндзя и отпил немного горьковатого напитка. Девушка растерянно посмотрела на Кадзу, пытаясь уловить, что он думает по этому поводу. Теперь, когда возможность узнать правду из призрачной стала реальной, кицунэ всерьёз разволновалась. Что таит их прошлое? Что известно Сино и Масамунэ? Или они сами почти ничего не знают, и все усилия были только зря? Смогут ли они с Кадзу понять, почему их так ювелирно вырезало из воспоминаний друг друга? — И что теперь? — Мэй спрятала руки в рукава и с силой сжала пальцы в кулак, стараясь совладать с волнением. — Араи передал, куда дальше направятся. Сказал, когда и где ждать будут, — мужчина сделал ещё несколько глотков, а затем, поставив на столик пустую пиалу, спокойно произнёс: — Нужно покинуть деревню. Лучше отдельно. — Почему? Девушке казалось, с кем-то из клана Такао вернее отпустит её. То, что одной ей блуждать по окрестным лесам пока никто не позволит, дзёнин дал понять сразу. Впрочем, тогда Мэй ещё была уверена в том, что их с колдуном отношения выходили за рамки «учитель — ученица» и «заказчик — исполнитель». — Криво выходит, — ниндзя поморщился, словно раскусил горькую пилюлю. — Тайн много клепает. Надеюсь, ошибся, но лучше осторожнее. Вдвоём пойдём — подозрения вызовем. Видимо, ему самому не нравился тот факт, что в этой ситуации он не может положиться на близкого друга. Вынужден обманывать, скрываться. Но всё же кицунэ была с ним согласна. В их планы без надобности лучше никого не посвящать. Девушка не знала, чем Кадзу объясняет поведение Такао, а спрашивать пока не решалась. Сама же она связывала излишнюю скрытность дзёнина с его безответными чувствами к ней, а потому только рада тому, что действовать они будут тайно. — Я поняла, — чуть запоздало ответила Мэй. Как объяснить Такао, почему ей вдруг срочно надо покинуть клан, кицунэ не представляла. — Я подумаю, что можно сделать. Ниндзя кивнул. Затем, немного помолчав, прямо спросил: — Боишься? Слабо улыбнувшись, кицунэ честно призналась: — Да… Правда манила и пугала одновременно. Но для себя Мэй уже давно решила: что бы там ни скрывалось в прошлом, она стойко примет это. Замявшись, девушка на одном дыхании выпалила давно волновавший её вопрос: — Кадзу, ты ведь знаешь, что нас связывало раньше? В ответ лишь спокойная констатация: — Догадался. «И что ты думаешь об этом?» — Мэй прикусила нижнюю губу, не решаясь озвучить свой вопрос. Она вдруг поняла, что боится услышать, что теперь не нужна ему. А ещё точно осознала, что, пока заботилась о нём, пока заново узнавала, снова привязалась к Кадзу, и очень сильно. Её взгляд метался по помещению, избегая встречаться с глазами ниндзя. Так страшно было увидеть в них равнодушие или вовсе неприязнь. Чтобы скрыть дрожание пальцев, Мэй принялась перебирать ими край рукава юкаты. Ехидно хмыкнув своим мыслям, ниндзя пересел, устроившись почти вплотную к кицунэ. Узкая ладонь легко коснулась её подбородка, бережно разворачивая голову девушки. Пальцы невесомо погладили щёку. Мэй неуверенно подняла глаза и столкнулась с его взором. Лукавым, но в то же время нежным. Внутри всё затрепетало, словно тысяча бабочек одновременно вспорхнула ввысь. И, будто испугавшись его искренних эмоций, коих мужчина почти не проявлял, сомнения и переживания отступили, забиваясь в самый тёмный уголок её сознания. А на второй удар сердца Кадзу поцеловал её. Уверенно. Жадно. Не сдерживаясь, смело демонстрируя всё то, что скрывалось за привычной маской безразличия. И Мэй поняла: всё это время он точно так же понять не мог, кого так отчаянно сердце зовёт по ночам. Точно так же тосковал по кому-то, не подозревая, что этот человек находится совсем близко. Дрожь прошла по позвоночнику кицунэ, когда мужчина углубил поцелуй, сделав ласку раскованнее. От наслаждения Мэй стиснула пальцами ткань его кимоно. Одна ладонь мужчины опустилась девушке на поясницу, вторая же осторожно поглаживала спину, распаляя желание, заставляя задыхаться от долгожданной нежности. Прикосновения губ, его сбившееся дыхание говорили сейчас даже больше, чем слова. Подавшись вперёд, Мэй обвила руками шею Кадзу. Прильнула к нему всем телом и теперь уже сама перехватила инициативу, смелыми касаниями губ и языка рассказывая, как сильно нуждалась в нём. Мужчина осыпал поцелуями её скулы, щёки, шею, и девушка отдавалась ему без остатка, вкладывая в ответную ласку всё то, о чём не решалась пока сказать. Голова сладко кружилась от пьянящей нежности, но им было мало. Только сейчас в полной мере осознав, что они и были друг для друга той частичкой души, что у них безжалостно вырвали, ниндзя и кицунэ утопали во взаимной нежности. Словно пытались восполнить те мгновения, что они вынужденно провели в разлуке. Темнота заползла в каждый, даже самый отдалённый уголочек деревни, но двух людей, что вновь смогли обрести друг друга, это совсем не волновало. Становящаяся всё откровеннее ласка длилась и длилась. — Не хватало тебя, нужная, — хрипло прошептал мужчина, крепко прижимая девушку к себе и продолжая невесомо гладить её по спине сквозь тонкую ткань юкаты. — Тухло без тебя. Словно в болото угодил. И не выбраться. Мэй приподняла голову, чтобы лучше видеть ниндзя. Слушая, как бьётся его сердце, честно призналась: — И мне тебя не хватало, Кадзу. Этим вечером возвращаться в дом Чонгана особенно не хотелось.