*
Пятью месяцами ранее
- Если вы планируете выстоять, Господин Пак, то должны быть готовы, – заявляет женщина с адвокатским орденом в кармане. В ее руках кейс из крокодиловой кожи, а волосы, отброшенные в сторону, собраны в косы. У женщины этой решительный взгляд, стальное сердце и непоколебимая уверенность в своих силах. У женщины этой огромный опыт, множество лет обучения и бесконечное число клиентов. У женщины этой крупные гонорары, роскошный лексус и милая собачка в пушистом костюме. Все это можно найти в ее инстаграм. Элизабет Смит не брезгует делиться своей жизнью публично. Она открыта, корыстна, и чрезвычайно решительна. Она адвокат, что Юнги ему нанял. Чимин смотрит на нее с сомнением. На самом деле он не уверен в успехе дела. Никогда не был. Что может он, пусть и сын влиятельной семьи, но без нее за спиной, против Иисуса в глазах общества? Вы можете спросить, почему Чед Гиллиган в принципе оказался подобной фигурой? Он ведь прячется в тени. Он ведь никогда не выходит в сиянии солнца. Он ведь ни разу не был хотя бы порядочным. Это хороший вопрос. Чертовски хороший, и Чимин нашел на него ответ неделю назад, когда впервые включил телевизор. Знаете того анонима, что помог слепой девочке в прошлом году? А как насчет парня с микрофиброзом, что теперь полностью на обеспечении частного благотворителя, пожелавшего сохранить анонимность? А та пара, долгие годы страдающая от мизофобии без возможности оплатить терапию? Вы наверняка их всех помните. Эти истории были резонансны. На слуху у каждого и в сердцах многих. Но как эти случаи связаны с Чедом Гиллиганом, которого Чимин знает, как кровожадного убийцу, насильника, похитителя? Напрямую. Посмотрев в глаза адвокату, Чимин поднимает подбородок выше. Все эти случаи связаны с Чедом Гиллиганом напрямую, так как анонимный благотворитель и есть Чед Гиллиган. Чертовски удобно, что информация была раскрыта именно сейчас. Именно в это время. - Что вы подразумеваете под «быть готовы», Госпожа Смит? – интересуется Чимин, опираясь локтями в края кровати. Они в палате. Чимин очень долгое время проведет в этой палате. - Вас не примут, – просто заявляет женщина, встречая чужой взгляд. – Не мне вам объяснять, как общество относится к наркоманам. Но вы ведь пошли куда дальше, – адвокат хмыкает, раскрывая папку. – Непослушание в школе, отвратительные оценки в классах, дурная компания все время жизни. И еще это, – Смит перелистывает страницу, и Чимин бросает на нее взгляд. – Нападение при отягчающих? Чимин, смотря на фото парня, лежащего в собственной крови с ножевым ранением в животе, хмыкает. Не то чтобы он был паинькой в школьные годы. - Он ударил собаку, – отводит взгляд со страницы. - Как благородно, – поджимает губы женщина. – Это все играет не в нашу пользу. Малолетний преступник, разочарование семьи Пак, обуза на плечах общества. Чонгук, сидящий по правую от Чимина сторону, всем телом подается к парню. Словно сможет защитить его, будь он ближе. Чимина удивляет его поведение. Правда удивляет. Чимин никогда не рассказывал ему об этой части своей жизни, опасаясь реакции. И теперь он так спокойно реагирует, словно это ничего не значит. Словно Чимин, какой он есть, заслуживает того, чтобы принять его прошлое. Каким бы оно ни было. - Не стоит, – подает голос Сокджин, отходя от стены, к которой прижимался с начала разговора. Выглядит он угрожающе, но Чимин перестал удивляться подобному. Прежний Сокджин никогда не встал бы на его сторону, Сокджин же нынешний ведет себя кардинально иначе. На свой счет подобные изменения принимать глупо, и Чимин это понимает. Все, что делает Сокджин, лишь фасад, за которым стоит отчаянное желание показать Намджуну, что он другой человек, что он изменился. Чимин в это совсем не верит. Намджун подходит к Чимину. Им неловко рядом друг с другом. Намджуну с Сокджином. Они так и не уладили свой конфликт, и Чимин знает, уладят не скоро. Это было тяжело для них обоих. Разрыв разбивает сердца и обесцвечивает души, он не дает тебе дышать, не дает мыслить. По ним обоим это видно. Сокджин, тем не менее, смотрит лишь на Намджуна, тот же не поднимает на него взгляда. Чимин этот взгляд знает. Это взгляд глубоко влюблённого человека, совершившего ошибку и осознавшего ее в полной мере. Не раз он видел его у своих знакомых и никогда не понимал его сути. Если ты его любишь, зачем совершил ошибку? Если ты его не любишь, зачем так убиваешься? Чимин и сейчас так считает. И все же… И все же ему Сокджина жаль. Потеряй он Чонгука, что бы ему осталось? Что бы случилось с его жизнью? Адвокат тем временем поднимает в защитном жесте руки. - Не надо так. Я хочу помочь, – говорит с ухмылкой женщина. Она явно Сокджина не боится, даже зная, кто он и что может с ней сделать. Поразительная женщина, правда поразительная. - Каков твой план? – подает голос Юнги. - Нам следует надавить на жалость. Все мы знаем, как чувствительны сердца присяжных, и часто их можно разжалобить слезливой историей. Лучше, чтобы история была настоящей. Проблем не возникнет? – кидает взгляд на Чимина, и тот поджимает губы, отрицательно качая головой. - К сожалению, таких историй у меня масса. - В этот раз это сыграет в нашу пользу, – кивает адвокат, закрывая папку, – и еще кое-что. Я вижу, что вы близки, – кивает на Чонгука, пристроившегося у Чимина под боком. В последнюю неделю Чонгук в таком положении проводит часы и даже недели. Ему совершенно все равно, кто и что об этом подумает. Наверное, так на человека влияет стресс, вызванный переживаниями о потере того, кто ему дорог. Видимо, это тот страх, что не исчезает ни через недели, ни, возможно, и через месяцы. Чимин не возражает. Ни против действий Чонгука, ни против чужих взглядов. Рядом семья, больше никто к нему не заходит. Что ему скрывать? Насчет чего раздражаться? В последние месяцы он научился ценить людей рядом. Если прежний Чимин сделал бы все, лишь бы от Чонгука отстраниться, Чимин нынешний так не поступит. Он ценит каждый жест, каждый вдох, каждое слово. Он ценит слезы Чонгука в ответ на свои слезы. Он ценит смех Чонгука в ответ на свой смех. Он ценит искренность Чонгука в ответ на свою искренность. Он ценит Чонгука и не собирается скрывать это. Переводя взгляд на парня, Чимин кивает. Конечно, они близки. Безусловно, это заметно. - Мы должны использовать это. Не хочу этого говорить, но Чонгук, из-за своего… состояния, – тактично объясняет, – идеальный спутник. Нам нужно лишь правильно разыграть карту, чтобы присяжные увидели в вас сострадающую личность, а не зависимую от наркотиков… падаль. - Вы действительно считаете, что я пойду на это? – сжимает челюсть Чимин, жалея, что ребра его все еще не зажили, и он не может встать с кровати, чтобы показать этой женщине ее место. Ему плевать, как бы к нему ни относились. Но он не потерпит подобного отношения к Чонгуку. Чимин может сколько угодно поражаться чужой смелости, но он никогда, повторюсь, никогда не позволит кому-либо использовать Чонгука. - Не кипятись, – осаживает его Юнги, за что получает полный ненависти взгляд от парня. - Не стоит так реагировать, – спешит вмешаться адвокат, – все не так уж и плохо. Такое происходит постоянно, и это действенный способ. Людям всего лишь нужно показать, что вам можно верить, ничего сложного, – пожимает плечами, и Чимин сжимает в кулаки руки. - Не такой ценой, – он правда не понимает, как такое могло прийти ей в голову. А затем Чонгук подает голос. Чимин не может поверить тому, что он произносит. Просто не может. - Я пойду на это, – говорит Чонгук, и все переводят на него взгляды. Взгляд же Чимина откровенно паникующий, но Чонгук этого, конечно, не видит. Однако чувствует, сжимая чужую руку. - Тебе не нужно… – начинает парень, и Чонгук его прерывает. - Я знаю. Конечно, я знаю, – а следом подносит его руку к своему лицу и, никого не стесняясь, целует тыльную сторону, притираясь щекой после. Чимин от этого жеста краснеет щеками и напряжённо сглатывает. Это так искренне и так в стиле Чонгука. – И несмотря на то, что я знаю, я хочу это сделать, – кивает сам себе, выпуская руку Чимина и опуская голову. – Всю жизнь я был сильным. Мне хотелось показать всему миру, что я, несмотря на свою инвалидность, ничем не хуже, что я тоже чего-то стою. От меня отказался отец через несколько месяцев после моего рождения, – открывает завесу тайны, – и долгое время своим отцом я считал друга матери, владельца отеля, в котором мы с тобой познакомились. Моя семья бедна, и я не знал, где находится мой отец, понятия не имел, что случится, найди я его. Я имел все причины сдаться. Но не сделал этого. Потому что мать учила меня иначе. Она всегда говорила, что сильными нас делает не здоровье и не способность видеть, а мысли, чувства, поступки. Я всегда знал, что буду сильным. - Тогда почему… - вмешивается Чимин, но Чонгук поднимает взгляд, и парень замечает дорожки, текущие по его щекам. Его сердце тянется прижать парня к себе, стереть его слезы своими губами, подарить улыбки и радость. Он так не хочет, чтобы Чонгук плакал. И все же он позволяет тому выговориться. Потому что ему это нужно. Вслушивающиеся в чужую исповедь, понимают это также ясно. Всегда есть время размышлять и время действовать, и сейчас черед первого. Присутствующие сохраняют молчание. Присутствующие вдыхают поглубже. - Потому что мама не сказала мне главного, – Чонгук усмехается, руками стирая слезы со своего лица. – Она не сказала, что порой стоит пожертвовать гордостью, чтобы получить что-то гораздо более важное. - Чонгук… - потерянно шепчет Чимин, но парень отрицательно качает головой. - Не нужно. Я все понимаю, – улыбается сквозь яркую улыбку. Словно радуга после ливня, отстраненно проводит аналогию Чимин. – Ты столько пережил, чтобы быть сейчас здесь. Так сильно старался. Я восхищаюсь тобой, хен, – с благоговением в голосе произносит парень, и всех присутствующих пробирает мурашками от силы в словах парня, что едва начал жить, но уже умеет так чувствовать. – Раньше ты никогда не был со мной таким открытым, таким искренним, таким настоящим. Я хочу помочь тебе. Я хочу сделать для тебя хоть что-то. И тут уже Чимин не выдерживает, поворачивается к присутствующим и взглядом дает понять, чего он от них хочет. Те быстро его понимают, ретируясь из палаты. И тогда Чимин бросается к Чонгуку, как путник, нашедший свой оазис, и как учёный на пути к знаниям. Он бросается к Чонгуку и соединяет их губы в поцелуе. Мягко прижимается к удивленному Чонгуку и обхватывает его щеки руками. Это их первый поцелуй, и чувства, что обуревают обоих, размером с вселенную. Чонгук жмется к Чимину ближе, неловко отвечает, позволяет посасывать, покусывать свои губы. Позволяет вылизывать свой рот с отчаянной жадностью, наслаждаться процессом. Их первый поцелуй совсем не нежен и никогда не должен был таким быть. Они прошли через многое, чтобы разделить его. Они прошли через многое, чтобы он стал возможным. … - Возвращайся завтра, – говорит Юнги Лиз, прикрывая за ними дверь в палату, – наверняка они там надолго. Намджун в это время отходит в сторону, Сокджин следует за ним. Последив за ними взглядом, Юнги хмыкает. Он отлично Намджуна понимает. И вместе с тем… разве может он не понять и Сокджина тоже? Женщина позволяет себе коротко улыбнуться, кивая своим мыслям. - Сколько лет они вместе? - Они еще даже не вместе, – жмет плечами, отходя от двери подальше, – но на пути к этому. - Выглядят, как новобрачные, – замечает адвокат, и Юнги пускает сухой смешок. - Неужели сама Лиз Смит уверовала в любовь? - Все же, я замужем, – пожимает плечами та, и Юнги кивает. - Чудом. Мы оба знаем, какой занозой в заднице ты можешь быть. - Но я всегда права, – становится серьёзной женщина. – И то, что я говорю сейчас, тоже правда. Это лучший выход из положения. Никто не заставляет их разыгрывать клоунаду, им всего лишь нужно выйти вместе к людям. - Только не говори мне, что это единственное, что ты придумала, – вздыхает Юнги, понимая, что Чимин никогда не пойдет на это. Даже Юнги противна мысль о том, чтобы показывать Чонгука слабым. Этот парень всегда был сильнее многих. – Более того, они геи. Мы не в Филадельфии, чтобы позволить себе такой трюк и не получить по морде. - Обижаешь, – отворачивается от него женщина, собираясь уйти. У нее много дел, даже слишком много. Но от нее зависит исход дела, и все это понимают. – Это лишь первый этап. Мы разрушим этого засранца, а затем будем праздновать. Что же насчет твоих слов о реакции публики, то ты прав. Это риск. Но у меня есть козырь и на этот случай. Я уверена в победе. И она будет моей. - Но если у тебя не получится… Женщина отрицательно качает головой, поджимая губы, и Юнги осекается. Все же, он позвонил Курту и привлек его сестру не просто так. Она лучшая. Без сомнений, лучшая. Иначе он Курту о ней бы и не заикнулся. Ему не стоит вести себя так бестактно и сомневаться в ее способностях. Для Лиз, которую они все знают, всегда было лишь две стороны медали. Орел был победой, решка - поражением, и орел выпадал как традиция. - Верь в меня, – отвечает женщина, – я справлюсь. Может, он и хитер, но и мы не лишены логики. С этими словами женщина поворачивается к нему спиной и удаляется по коридору. Стук ее каблуков еще долго звучит в помещении. Что ждет их этим солнечным летом? … - Мы можем поговорить? – просит Сокджин, беря Намджуна за руку. Тот, что ожидаемо, руку вырывает. Ему не нужны слова, не нужны объяснения. Он смирялся слишком долго. С контролем, с токсичной заботой, с приказами. Но никогда до этого Сокджин не мешал ему делать что-либо физически. Никогда не заталкивал его силой в комнату, не игнорировал его мольбы, не смотрел на него с суровостью. Не запирал дверь. Тем более в тот момент, когда Намджуну было важно его понимание. Когда вся его личность горела в огне беспокойства. Намджун хотел, чтобы Сокджин стал его опорой. Сокджин же предпочел стать его клеткой. - Тебе нечего мне сказать, – отворачивается от него парень. - Я боялся за тебя, – пробует тот, заламывая брови. Намджун хмыкает, пожимая плечами. - Прекрасно. Еще что-то? – господь знает, как больно ему говорить такое, но, когда Намджун в принципе выбирал себя? Когда он ставил свои интересы на первое место? Он всегда старался подчиниться. Вечно стремился сыграть личность, удобную Сокджину. Стремился обеспечить ему комфорт, принятие, безопасность. Стремился быть для него лучшим и в те моменты, когда быть лучшим не мог даже физически. Он сидел на диетах, он читал сложные книги, он делал ему массаж. Он старался. Правда старался. Но что значат старания, когда их никто не замечает? Что они значат, когда человек, что должен ценить тебя, поступает таким образом? Намджун разочарован. Не в Сокджине. В себе. Это не первый аморальный поступок мужчины. Не первое нарушение негласных заповедей. Но это стало тем, что никогда не забудется. Любовь, что испытывает парень, никогда не пройдёт. Не иссякнет, не разрушится, не исчезнет. Она навсегда останется с ним и в нем. Но то решение, что принимает он сейчас, намного важнее. Им он выбирает себя. Отныне, и навеки. - Я знаю, что ты разочарован во мне… - начинает Сокджин, снова хватая его за руку, но Намджун ее вырывает. Он заставляет себя отступить на шаг. Воздвигнуть стену, закрыть заслоны, сдвинуть барьеры. Он заставляет себя быть сильным, когда сил на это почти не остается. Но знаете, в чем секрет внутренней силы, что позволяет нам стоять на своем и не прогибаться в сражениях? Когда ты на грани, у тебя всегда открывается второе дыхание. - Ты понятия не имеешь, что я сейчас чувствую, – шипит Намджун, отходя еще на один шаг в сторону. – Ты не представляешь, какого это, знать, что тот, кому ты верил, воткнул тебе нож в спину. В этот момент Сокджин вздрагивает. И его взгляд меняется. Он больше не выглядит отчаянно, целеустремленно, решительно. Теперь он выглядит как человек, вспомнивший о том, что не приснится и в кошмаре. Намджун заставляет себя не жалеть о словах им сказанных. Заставляет подпитывать свою ярость. Он опускает взгляд и шепчет, не в силах сдержаться. - Когда ты запер меня, я почувствовал, что никогда не знал тебя. «Когда ты запер меня, я почувствовал, что не должен был знать тебя». Сокджин подходит к нему ближе, поднимает его подбородок, заглядывает в чужие, цвета горячего шоколада, глаза. Не счесть, сколько раз он думал о них перед заданиями. Не измерить силу любви, обуревающей его. По всему выходит, что будет лучше оставить Намджуна. Дать ему жить свободно и встретить обычного парня. Будь Сокджин обычным, он никогда не поступил бы подобным образом. Будь он обычным, у него не возникло бы необходимости. Он прикрывает глаза, и шепчет, стараясь вложить в слова всю свою искренность. - А что, если я докажу, что мне можно верить? Тогда ты передумаешь? – потому что он не может поверить, что это финал. Потому что подобное не привидится и в кошмаре. - Нет, – отвергает Намджун, мечтая лишь о том, чтобы всего этого не было. Чтобы Сокджин не запирал его в комнате. Чтобы Сокжин остался для него тем парнем, который всегда и всюду на его стороне. Чтобы они проснулись в одной постели и приготовили завтрак. Чтобы они зажгли свечи, и устроили свидание. Чтобы они обсудили день и смеялись в объятиях. Чтобы они были, а вечность расстилалась перед их взглядами. Не всему, что мы хотим видеть, суждено сбыться. Не каждая мечта получает свое воплощение. Сокджин кивает и убирает руки, потянувшиеся было к лицу возлюбленного. Он не станет совершать глупостей. Не скажет, что не сдастся, не заявит, что никогда не отпустит, не убедит в своей преданности. Он не позволит себе даже поцелуя, что может стать последним. Значит ли это, что его решимость погасла? Ох, нет. Конечно же, нет.*
- Вы клянётесь говорить только правду и ничего, кроме правды? – говорит судья, когда Чимин становится за трибуну. Его правая рука на основном законе страны, а вторая высоко поднята в воздух. Он выглядит решительно. Таким он себя и ощущает. Процесс должен быть долгим. Он лишь начался, и ни одна из сторон не пойдет на попятную. Чимин это знает. Он смотрел в глаза Чеда и увидел в них то же, что и в своих этим утром. Чед Гиллиган никогда не потерпит поражения. Никогда не позволит себе сдаться. В этот день ему понадобятся все его силы. - Клянусь, – отвечает Чимин, смотря в глаза человеку, заставившему пройти через ад десятки людей, но не испытавшего и капли раскаяния. Глаза Чеда широко распахнуты, но удивленным он все равно не выглядит. Руки Чимина сжимаются в кулаки, и он поспешно прячет их от тысяч взглядов камер. Этот ублюдок испытывает удовольствие. Он уверен в своей победе. Не допускает и мысли, что все может пойти по негативному сценарию. Чимин заставит его увидеть это своими глазами. А затем он позволит ему увидеть и нечто большее. Справедливость, в которую верит Чимин, восторжествует. Он обещал журналистам именно это. Он обещал себе именно это. А затем к нему подходит адвокат противной стороны. Он будет брать у него показания. Чимин бросает быстрый взгляд в сторону Чонгука, и на секунду его решимость тает. Он не хочет, чтобы тот это слышал. Но Чонгук протянул ему руку, когда даже он сам не понимал, чего он на самом деле хочет. Он заслуживает знать правду. Больше, чем кто-либо. - Когда вы познакомились с Чедом Гиллиганом? – задает первый вопрос адвокат Чеда, и Чимин переводит на него взгляд. Его зовут Роберт Куин, и он прилетел из штатов. Говорят, он один из лучших, но у Чимина не было шанса в этом убедиться. Это мужчина пятидесяти лет, предпочитающий носить бороду. Явно не местный, это заметно по его западному акценту и густым усам над верхней губой. У него решительный подбородок, четко очерченные скулы, зеленые глаза. Он выглядит и смотрит, сурово. Но Чимина это не пугает. Его мало, что пугает в этом мире. - Десять лет назад в клубе «Euphorie». Он подошёл ко мне познакомиться. - Какое впечатление у вас создал подсудимый? - Он показался мне приятным мужчиной. - Вы заметили что-то подозрительное? - Нет, – отрицательно качает головой Чимин. Тогда Чед казался ему обычным. Никаких красных флажков. Красивая одежда, вежливость, приятная внешность. Чимина всегда тянуло именно к таким парням. Чед показался ему отличной компанией на вечер. Как оказалось, этому вечеру суждено было продлиться неделю. - А затем вы ушли вместе, так? - Нет, – отвечает Чимин, переводя взгляд на Чеда и произнося следующие слова, глядя ему прямо в глаза. – Он опоил меня и затащил к себе в машину. А затем похитил и продержал в заложниках семь дней. - Вы сказали ему хоть слово против, когда выходили из клуба? – давит адвокат, склоняясь корпусом к трибуне. Чимин же смотрит на него растерянно. У мужчины во взгляде буквально горит «Только посмей соврать мне». Но Чимин не врет. Он не стал бы. - Я был не в себе, не понимал, что происходит. - Мой подзащитный, – указывает на сложившего на груди руки Чеда, – говорил вам, что вы не можете уйти? - Нет, но… - Он говорил вам, что причинит вред вашей семье, если вы это сделаете? - Нет… - Чимин открывает рот, чтобы сказать больше, но его прерывают. Опять прерывают. - И последний вопрос, Чед Гиллиган хоть раз за то время, что вы шли к машине, применял к вам силу? - Это ничего не доказывает, – смотрит на него исподлобья Чимин, и мужчина ухмыляется, обнажая зубы - Тогда почему все это звучит так, словно ничего противозаконного в тот день не произошло? Следом он поворачивается к судье, и тот дает ему отмашку. Он не против, чтобы с Чимином так обращались. Он поддерживает методы адвоката, и ему всё равно, даже если этот мужчина растерзает главного свидетеля в клочья прямо в зале суда. Но это не значит, что Чимин не станет бороться за себя сам. - Если верить свидетельским показаниям, – обращается адвокат к суду присяжных, – Пак Чимин вместе с Чедом Гиллиганом вышли из клуба, а затем направились к машине моего подзащитного. Чимин не проявил беспокойства по этому поводу. - Вы знаете причину… - смотрит на мужчину Чимин, но тот не обращает на него внимания. – Вы занимаетесь искажением фактов, – пробует еще раз, но результат тот же. - Затем, по словам тех же свидетелей, эти двое, сели в машину и скрылись. При этом Пак Чимин уверенно стоял на ногах, смеялся и был немного выпившим. Но в целом, он полностью контролировал ситуацию, и на него не оказывалось никакого давления. - Я был не в себе, – повышает голос Чимин, бросая взгляд на Лиз, но та взглядом дает понять, что сейчас стоит молчать. Чимин не согласен. - Пак Чимин заявляет, что мой подзащитный, уважаемый человек, похитил его, однако в полицейской системе нет ни единого упоминания об этом случае, и это не подтверждает ни один свидетель. Неужели, случись подобное на самом деле, не нашлось бы никого, кто смог бы подтвердить это? Чимин переводит взгляд на судью, что к нему ближе, и тянется к его мантии пальцами, вовремя одергивая руку. - Ваша честь, он искажает факты. Судья переводит на него взгляд и равнодушно произносит. Чимин не видит в его взгляде и капли жалости. - Дождитесь своей очереди, Господин Пак. И тогда Чимин потерянно от судьи отшатывается. Его лицо пронзает болезненная гримаса, и он кивает. Да неужели? Он переводит взгляд на Юнги, и тот прижимает палец к губам. Молчи, мол, не проявляй неуважение. Да неужели? Он обращается взглядом к Намджуну, и тот отрицательно качает головой. Да неужели? Он возносит взгляд к небу и делает глубокий вдох. А затем говорит то, что должен был давным-давно. То, что может перевернуть весь ход дела. - Прошу запросить данные о моем похищении, хранящиеся в доме семьи Пак. Моя мать не передает их добровольно, и я хочу, чтобы их изъяли принудительно. Фраза приходится на середину речи адвоката, но никого это не трогает. В зале повисает тишина, и все взгляды приклеиваются к парню за трибуной. Даже судьи переводят на него удивлённые взгляды, но Чимин на них и не смотрит. Вот она, точка, которая должна быть поставлена. Вот он, путь к финалу, что будет проложен кровью. Через час документы были доставлены. Через полтора, однако, факт похищения подтверждён не был. Потому что насколько бы совершенной вы не считали судебную систему, ее можно купить. Вопрос лишь в том, о какой сумме идет речь. Чимин знает целых двух человек, у которых может водиться столько денег, и у каждого из них есть свой, корыстный мотив. Проблема лишь в том, что Чимин не отступит. Если нужно, он встанет на колени. Если нужно, он разыграет драму. Если нужно, он лично поднимет всех жертв Чеда с могильных мест, в которых им так неспокойно спится. Он сделает всё, и, глядя на Лиз, понимает, она сделает не меньше.*
Четырьмя месяцами ранее
- Ваши слова, – начинает Лиз, складывая руки на его постели. Сегодня они говорят в одиночестве. Чонгук вышел за чаем, Намджун и Сокджин выясняют отношения, – Чимин понятия не имеет, почему Намджун его не простил, если тот настолько решителен, но друг уже месяц дает отказ на все попытки Сокджина сблизиться. Не то чтобы Чимин его не понимал – Тэхен не появляется вовсе. Кажется, он боится. Возможно, сама мысль о нем его устрашает. Хосок же, в свою очередь, появляется еженедельно. Сегодня он рассказывал ему историю с работы, в прошлый раз притащил плюшевую игрушку ламы, поразительно похожую на Чимина. Чонгук не может успокоиться и постоянно его по этому поводу подкалывает. Ему для этого даже не нужно самому видеть сходства. Достаточно описаний Хосока: «маленький, с большими глазами, и с непомерно раздутым самомнением». Умудрился он это сказать в присутствии половины медсестер, с Чимином работающих. Так что теперь даже они, заходя, всегда бросают на него красноречивые взгляды. Сам же Хосок вины за собой не чувствует, он стал человеком-праздником для всех в больнице. Кажется, что личность мужчины изменилась кардинально. Так бывает, когда ты теряешь что-то ценное, а затем обретаешь его вновь. Чимин не знает, что это. И никогда не узнает. Хосок навсегда останется для него загадкой. Но, как бы сильно Чимин ни ценил Хосока, он хочет увидеть Тэхена. Все же с ним он не виделся с того последнего вечера, который положил начало его испытаниям. Он хочет сказать, что считает его своей семьей и что не желает строить между ними стену. Больше нет. Тэхен просто должен дать ему шанс. - Что с моими словами? – отвлекается от мыслей Чимин. Сегодня он чувствует себя намного лучше. Его раны почти полностью зажили, и лишь ноги и ребра оставляют желать лучшего. Отравление же цианидом будет давать последствия в течение всей его жизни. Ему предстоит долгий путь, но ему есть, с кем разделить его. В этом теперь состоит каждая мысль парня. Он чувствует благодарность за людей, что с ним рядом. - Вы говорили, что вас похитили, когда вы были подростком. - Мне было 17, – кивает Чимин, вспоминая не самый приятный период своей жизни. - Дело в том, что в базе данных полиции нет ни одного упоминания об этом случае. Я запросила данные неделю назад и выяснила, что Гиллиган чист. Ни приводов, ни дурного поведения, ни, тем более, тюремных сроков. Согласно данным полиции, Чед Гиллиган никогда никого не похищал. Чимин смотрит на адвоката в недоумении. То есть как это, не похищал? Чимин был его жертвой, он прекрасно знает, что случилось чуть более десяти лет назад. Он не мог это выдумать. Тогда что, черт его побери, здесь происходит? - То есть как, не похищал? Вы серьёзно считаете, что я поверю в это? Я? – указывает на себя пальцем. - Я сама в это не верю, – сжимает губы в тонкую линию Лиз. – Все подстроено, и нити, которыми оплетена ложь, невидимы. Может, у вас есть мысли, где могут храниться документы? - В полицейском участке, – рявкает Чимин, запуская руку в волосы. Какого черта? Просто какого черта? - Их там нет, – повторяет очевидное адвокат. – Где еще? - Наверное, в нашем доме, – с сомнением тянет парень, стараясь успокоиться. Не время ему срываться на тех, кто в силах помочь ему. Для этого никогда не будет времени. – Моя мать очень тщательно следит за документацией. Вряд ли она не оставила бы себе ни одного документа. - Тогда обратимся к ней, – отвечает Лиз, и Чимин кивает, стараясь не думать о том, что это вряд ли сработает. Его матери не выгодно помогать ему. Успех дела будет значить поражение ее компании. Когда на доске стоят честь компании и справедливость в отношении сына, его мать всегда выберет первое. Он убедился в этом в ту бесконечную неделю, когда еще не потерял способность верить семье, в лоне которой вырос. - Удачи, – отвечает Чимин, и вместе с его словами дверь в палату открывается. В комнату входит Чонгук, неся на подносе две чашки чая. Чимин никогда не привыкнет к тому, что Чонгук настолько самостоятелен. Сейчас, когда он готов бросить к его ногам весь мир, он не может позволить ему испытать и каплю дискомфорта. Он бросает короткий взгляд на Лиз, безмолвно прося ее об услуге. Та усмехается, но все же кивает, подходя к Чонгуку. - Дай это мне, – забирает из его рук поднос женщина. Тот поднимает брови и невольно тянется за ускользнувшим от него подносом, но, в целом, несогласия не выражает. Затем и вовсе кивает, позволяя о себе позаботиться. Чимин удовлетворенно вздыхает. Чонгук, чего доброго, мог обжечься. Такого никогда раньше не происходило, но не то, чтобы Чимин осознавал в себе желание заботиться о младшем ранее. Все бывает впервые. Лиз ставит поднос на столик рядом с кроватью и выходит за дверь, успев заметить робкую улыбку Чонгука и счастливую Чимина, что сразу же потянулся к парню, как только тот оказался в пределах его доступности. - Они такие дети, – смеётся Лиз, прикрывая глаза. Совсем как они с мужем. … - Ты уверен, что хочешь этого? – шепчет Чимин уже глубокой ночью. Они с Чонгуком пролежали рядом весь этот день, не позволяя Юнги войти, и лишь на время прерываясь, когда заходил доктор. Чимину не прекращают ставить капельницы, давать таблетки, делать перевязки. Не выпускают из палаты. Он бы взвыл от неволи, не будь здесь Чонгука. Парень все еще испытывает острое желание быть к нему ближе, Чимин же ощущает силу времени, ускользающую сквозь пальцы. Знает ли Чонгук, что будет дальше? Сказали ли ему? Чимин надеется, что нет. Чимин надеется, что сможет сделать это лично. - Быть твоей опорой в суде? – посмеивается Чонгук, прижимаясь к его груди щекой. Одна его рука запуталась в волосах парня, а другая оглаживает его бедро. В этом нет ничего сексуального, лишь проявление нежности, лишь желание показать, что он рядом. - Быть моим подопечным. Ты знаешь, чего они хотят? – спрашивает Чимин, касаясь чужого виска пальцами. Пульс зашкаливает. От близости ли, от вопроса? Он не знает. Знает лишь то, что Чонгук жмется к нему ближе. Так аккуратно, так нежно. Чонгук относится к нему, словно он ни разу не был травмирован до этого. Словно все его шрамы, что затягивались так тщательно и так упорно, всегда будут в его зоне ответственности. Словно задача Чонгука помочь ему встать на ноги, как физически, так и морально. Чимин ценит все это. Сможет ли он выразить, насколько? - Они хотят выставить меня неспособным о себе позаботиться и сказать, что заботишься обо мне ты. Что ты добрый и великодушный, и помогаешь людям. Что тебе стоит верить, потому что твое прошлое в прошлом. Что теперь ты другой человек, без связи с тем, кем был ты прежде, – на одном дыхании произносит Чонгук, сжимая в кулаки руки. Это неприятная для него тема, и не потому, что ему придётся переступить через свою гордость, но потому, что это доставит дискомфорт Чимину. Чонгук хочет, чтобы после всех этих лет, парень получил всю заботу, которую заслуживает. - Почему ты согласен? – шепчет Чимин, сглатывая ком в горле. Он смотрит в белоснежный потолок со слезами в глазах и с желанием разгромить эту палату. Он старается успокоить дыхание и не напрягаться. Чонгук очень внимателен, он сразу заметит, что с ним не все в порядке, если он хоть на секунду, но проявит слабость. Чонгук всегда очень внимателен к Чимину. Чимин чувствует, что ситуация несправедлива, что сам он несправедлив по отношению к Чонгуку. Что он вынуждает его делать то, чего он делать никогда не стал бы. Чимин чувствует себя как в клетке, из которой нет выхода. Но почему Чонгук выбрал заточить себя в ней с ним вместе? - Потому что ты правда изменился, – отвечает Чонгук, садясь в постели. Он поправляет на Чимине покрывало и укладывает руки на его бедра, поглаживая круговыми движениями. Его губы трогает легкая улыбка. – Ты помнишь нашу первую встречу? - Словно это произошло вчера, – задыхаясь от слез произносит Чимин, и Чонгук кивает. - Ты был грубым, отстраненным, отчаянным. Ты не хотел помощи и не верил в людей рядом. Ты был потерян, а теперь, наконец, найден. Ты изменился, – пожимает плечами парень, – больше, чем можешь себе представить. Я знаю, что ты пошел в Триаду, чтобы спасти меня и остальных жертв Чеда. Я знаю, что ты выступишь в суде, чтобы наказать его и отомстить своей матери. Я знаю, что ты собираешься восстановить связи с Намджуном, потому что искренне считаешь его другом. А теперь, когда мы разобрались с тем, как много я знаю, – усмехается Чонгук, – я скажу еще одно. Я знаю, что сейчас ты плачешь, так что прошу тебя, не заставляй меня зацеловывать твоё лицо, у нас чертовски мало времени. Чимин, не ожидавший подобного, вздрагивает. - Что? – шепчет разбито, на что Чонгук смеется и все же целует его. Правда, только в нос. - Это взятка, – говорит он, вставая с постели. – Ты видишь инвалидную коляску? Чимин, шмыгающий носом, послушно осматривается. - В углу, слева. В следующий миг Чонгук упирается в нее корпусом. Он катит ее по направлению к Чимину и машет руками, поторапливая парня. - Ты хочешь, чтобы я в нее сел? – открывает покрасневшие глаза шире Чимин. - Нет, хочу сам туда сесть, – закатывает глаза парень. – Давай, я помогу тебе. И в следующий миг Чимин оказывается висящим над креслом. Он даже не успевает понять, как это произошло, а Чонгук уже его поднимает. Чимин растерянно оглядывает чужие крепкие руки и впервые осознает, что Чонгук, судя по всему, довольно сильный физически. Как мог он не замечать этого ранее? Но времени размышлять нет, Чонгук прокашливается, и Чимин понимает, в каком положении оказался. Он в руках Чонгука, его ноги в гипсе аккуратно стоят на полу, едва его касаясь, а Чонгук держит вес его тела с легкостью, которой Чимин мог бы лишь позавидовать. Ему осталось лишь скоординировать свое тело, чтобы он мог опуститься точно на сидушку. Что он и делает. - Ты качаешься? – удивленно смотрит на парня Чимин, и Чонгук издает тихий смешок, берясь за ручки и вывозя коляску из палаты. Он никогда не признается, что Чимин, несмотря на прошедший месяц, все еще безумно строен и весит не больше шестидесяти килограмм. Чонгук просто хочет хорошо провести время. Ну, и сказать кое-что важное. Как без этого? Поэтому он приближается к уху Чимина, чтобы обжечь его горячим дыханием. - Направляй меня, хен. Мы идем к выходу. С этими словами они выезжают из палаты. Вокруг никого нет, и они успевают преодолеть длинный коридор, прежде чем Чимин видит пост медсестёр и берет Чонгука за руку. - Притормози. - Что там? – напряжённо отзывается Чонгук, и Чимин осматривающий тучную женщину в белом, вздыхает. Она пока их не заметила, смотря в монитор компьютера, но продвигаться придется осторожно. Женщина в их сторону даже не смотрит, что определенно является плюсом, так что Чимин шепчет. - Нас могут засечь. Осторожно. На это Чонгук кивает, и они начинают двигаться медленнее. Чонгук осторожно передвигает ногами, а Чимин, не моргая, следит за женщиной. Та головы не поднимает, и Чимин считает про себя, чтобы успокоиться. Когда они почти скрываются за поворотом, женщина зевает, и поднимает взгляд вверх. В ушах Чимина загорается сирена, и его сердце начинает биться в два раза быстрее. Если их засекут… Благо, Чимин оказывается быстрее. Он тянет Чонгука на свой уровень, чтобы его не заметили, а сам заталкивает коляску за стойку регистрации. Это даётся ему с трудом, но он делает это, не издав и звука. Они оба дышат тяжело, но тихо. Они не могут выбраться из укрытия какое-то время, обмениваясь испуганными взглядами и сжимая друг другу руки. Они словно попадают в детство, где прятки приобретают особый вкус, а авторитет измеряется способностью спрятаться как можно более тщательно. Они словно попадают в детство, где каждая шалость оканчивается отправкой в постель без ужина, а суровое наказание никогда не бывает строже брокколи на завтрак. Они словно попадают в детство, где ты будешь любим безусловно и бескорыстно. Где ты, это высшая ценность, и ничто не способно изменить это. Они словно попадают в детство, которого ни у одного из них, если честно, не было. Через несколько минут Чимин осмеливается выглянуть и видит привычную глазу картину. Женщина, не отрываясь от ноутбука, набирает текст. Лишь звук стука клавиш наполняет пространство, и парни синхронно выдыхают. Женщина чудом не заметила их присутствия. Чимин кивает Чонгуку, и тот на интуитивном уровне это понимает. И кивает в ответ. Путь чист, пора двигаться дальше. Чонгук берется за ручки коляски и поворачивает его в сторону темного прохода. Сейчас они пойдут дальше. Сейчас они ступят в неизвестность. Когда они оказываются на улице, сердце Чимина стучит до того бешено, что это даже пугает. Он оглядывается на окружающее их пространство и позволяет себе выдохнуть. Они это сделали. Чимин впервые за месяц оказался вне палаты. И все это благодаря Чонгуку. Благодаря Чонгуку, с лица которого не сходит улыбка. - Ты чего так рискуешь? – говорит парень, стараясь понять причину чужого настроения. Однако Чонгук лишь пожимает плечами. - Возможно, меня возбуждает, когда ты беспокоишься о моей гордости? - Боже, – шепчет Чимин, выпуская смешок. – С каких пор ты так несносен? - Я всегда таким был, просто не хотел пугать тебя раньше времени, – отвечает, запуская руки в карманы худи. Его голова поднята в небо, а волосы развеваются в ночном воздухе. Чимин упоминал, что Чонгук бесконечно красив? - Но я не боюсь, – завороженно шепчет парень, потеряв нить мысли. Чимин упоминал, что воспоминания о нем, это единственное, что не дало ему сдаться в моменты отчаяния? - Посмотри на небо, – меняет тему Чонгук, и Чимин послушно поднимает взгляд вверх. – Что ты видишь? - Звезды, – улыбается парень, – такие яркие. «Как твое сердце» не произносит, но думает. - Расскажи мне о них, – растягивает губы в нежной улыбке парень, и Чимин переводит на него удивлённый взгляд. Что? - Ты привёл меня, чтобы поговорить о звездах? - Хочу, чтобы ты отвлекся, – кивает тот, и Чимин взмахивает руками. - Учти, что я ничего о созвездиях не знаю. - Это ничего. Просто опиши их, как видишь. Чимин в задумчивости чешет затылок. Как-то странно все это. И неловко. - Они… белые? – пробует парень, на что Чонгук смеется, но поощрительно кивает. – И круглые. Такие, как стразы. Знаешь, которые девчонки на глаза клеят. А еще они разные по цветам. Есть более яркие, а есть менее. И там луна. Полумесяц, – отвечает Чимин, стараясь проявить чудеса находчивости. - Луна сегодня очень красивая, – внезапно говорит Чонгук, и Чимин поднимает на него недоуменный взгляд. - Ты же ее не видишь. - Ауч, – притворно хватается за сердце тот, – ты меня ранишь. - Но это ведь правда, – отвечает Чимин, складывая на груди руки. Чонгук же пускает смешок. Но в нем не слышно веселья. Чонгуку не смешно, Чонгук предельно серьёзен. Словно то, что он сказал про луну, невероятно важно. Словно… А затем он поворачивается и садится перед ним на колени. Чимин бросает на него быстрый взгляд, и в следующий миг Чонгук ловит его лицо руками. - Ты… Чего? – заикается парень, почти краснея от близости человека, в которого так отчаянно и так беззаветно влюблен. Это чувство для него непривычно. - Это метафора. Означает, «Я люблю тебя», - поясняет Чонгук, и Чимин раскрывает глаза шире. – Если сейчас ты скажешь, «Настолько красива, что и умереть можно», это будет значить, что мои чувства взаимны. Ты скажешь? – улыбается парень, поглаживая щетину на его щеках, и Чимин все же краснеет. - Настолько красива, что и умереть можно, – шепчет, пытаясь отвернуть лицо в сторону. Чонгук не позволяет. Наоборот, держит еще крепче. - Это твое третье признание, – напоминает, касаясь его лба своим. Пока он говорит, его губы касаются чужих, и Чимин сглатывает, испытывая почти непреодолимое желание впиться в Чонгука поцелуем. Но он не смеет перебивать его. Не смеет вставлять свои желания перед желаниями Чонгука. Пока не смеет. – Мне бы хотелось, чтобы ты сказал мне это снова, когда все закончится. Я хочу, чтобы ты знал, что я буду рядом. На каждом шагу я буду идти с тобой рука об руку. Позволь мне. Не отталкивай, – срывается на шепот, оставляя короткий поцелуй на чужих губах, и Чимин потерянно смотрит на чонгуковы трепещущие веки. Если бы мог, взгляд Чонгука превращал бы в камень. Его глаза, полностью белые, не способны выражать эмоций, но вся мимика, вся сущность Чонгука молит о возможности быть ближе. Они столько преодолели, столько прошли, как вместе, так и по отдельности. Неужели они не могут разделить это, последнее, испытание? Неужели в этот момент, они будут порознь? - Чонгук, – шепчет Чимин, позволяя себе прижаться к губам парня в крепком поцелуе, – спасибо. Спасибо, что ты со мной. Спасибо, что ты мой. Суждено ли им преодолеть это испытание? И что ждет их после? … - Я хочу тебе сказать, – говорит Чимин через пару часов после того, как они возвращаются в палату. В этот раз проблем не возникло. Они никого не встретили, и никто не встретил их. Идеально сработано. Чонгук, переодевающийся в пижаму, чтобы после забраться к Чимину, тихо угукает, и Чимин сжимает в кулаки руки. Это нужно сделать. Чонгук заслуживает знать. - После суда… - начинает, сглатывая ком в горле. – После суда мне нужно будет пройти курс терапии для избавления от зависимости. Сейчас они снимают ломку капельницами, но я знаю, что это ненадолго. Я наркоман, – говорит совсем тихо. Ему стыдно. Ему так чертовски стыдно произносить это. – Я всегда буду наркоманом. Мне нужно попробовать жить без наркотиков, и сам я не справлюсь. Ты… - хочет спросить, подождёт ли его Чонгук, сможет ли простить за то, что бросает. Обнаженная спина так к нему и не обернувшегося Чонгука, напрягается. Тот явно испытывает тяжёлый момент. А затем подает голос. - Я дождусь тебя. Более того, я буду с тобой все время, – кивает, явно заставляя себя выдохнуть. – Ты не должен в этом сомневаться. - Ты не обязан, я пойму, если для тебя это слишком. Когда ты в меня влюблялся, ты не знал, что я наркоман, и я пойму, если сейчас твои чувства изменятся, – говорит тихо, и почти себе самому. Ему страшно, до безумия страшно. Он не хочет, чтобы Чонгук бросал его. Не хочет, чтобы Чонгук выбрал более достойного. Более правильного. И вместе с тем, разве может он держать Чонгука рядом, используя его чувство ответственности? Чонгук очень добрый, Чимин это знает. Чонгук остался бы с ним, не люби он его, будь Чимин просто ему дорог. Он не может пользоваться его добротой с жадностью варвара, стараясь получить то, что не его вовсе. - Я влюбился в тебя, – припечатывает Чонгук, очнувшись от ступора и надевая спальную рубашку. – Твои проблемы с наркотиками не влияют на мои чувства. Я не слабак, я могу с этим справиться, – оборачивается к нему Чонгук, и Чимин пугается ещё больше, но теперь по иной причине. У парня нахмурены брови, челюсть сжата, а ладони крепко прижимаются к бедрам. Вся его поза кричит о едва сдерживаемом гневе. - Я не это имел ввиду, – начинает Чимин, осознав свою ошибку, но Чонгук не дает ему вставить и слова. - И не стоит. Я здесь, на твоей стороне, и ты меня с места не сдвинешь, – указывает на него пальцем. – Я, Чон Чонгук, люблю тебя, Пак Чимина. Это все для меня. Ты не можешь оскорблять меня предположениями о том, что я решу уйти. Я этого не заслуживаю, – выпускает эмоции Чонгук, подходя к кровати ближе. Его шаг решителен, и выглядит он, как ангел возмездия. С растрепанными волосами, с сияющей в свете луны кожей, со сжатыми в кулаки ладонями. Чимин смотрит на него в ужасе, но вместе с тем к нему примешивается восхищение. Он восхищен тем, в какого человека Чонгук вырос, и насколько он смел и готов бороться за то, во что верит. За того, в кого верит. Это было в нем прошлом, это есть в нем настоящем, и, определенно, это будет в нем будущем. Потому что это Чонгук. Его Чонгук, и Чимин никогда не был так благодарен вселенной, как в этот момент бесконечного счастья от осознания, он проведет с этим человеком вечность. Они поселятся в центре города. Они станут готовить вместе завтраки. Они начнут ходить на музыкальные концерты и в пиццерии. Они будут жить, забыв о выживании. Вместе. Отныне и навсегда, вместе. Кто-то может сказать, что слепота Чонгука делает его слабым. Кто-то может сказать, что его неспособность видеть, делает его хуже. Кто-то может сказать, но Чимин считает иначе. Чимин считает, что именно слепота сделала Чонгука сильным. К сожалению, ты не сможешь стать таковым, не пройдя испытание. К сожалению, закалиться можно, лишь пройдя через пламя. Смотря на Чонгука, Чимин не может представить, насколько велико его пламя было. Но в горе и в радости. Но в богатстве и в бедности. Но в болезни и в здравии. Они будут вместе. Пока сама судьба не укажет им путь в вечность. Кто-то может сказать, что Чимин не достоин Чонгука. Что Чонгук слишком сильный, слишком красивый, слишком самостоятельный. Кто-то может сказать, что Чимин не достоин Чонгука. Что Чонгук слишком гордый, слишком сочувствующий, слишком целеустремленный. Кто-то может сказать, что Чимин не достоин Чонгука. Что Чонгук слишком верный, слишком хороший, слишком вежливый. И впервые в жизни Чимин бы с этим не согласился. Возможно, Чимин прежний Чонгука был не достоин, но Чимин нынешний, и Чимин будущий, сделают все для того, чтобы разделить с Чонгуком вечность. Потому что главная причина, по которой Чимин был не достоин Чонгука, это его трусость. Потому что главная причина, по которой Чимин был недостоин Чонгука, это его глупость. Потому что главная причина… Чимин с жадностью рассматривает каждую эмоцию на лице парня, а когда тот опускается на кровать, намереваясь продолжить монолог, впивается в его губы своими. Потому что он больше не хочет быть трусливым и глупым. Жизнь коротка для тех, кто упускает шансы, и бесконечна для тех, кто их использует. Он целует его, как чувствует. Долго, страстно, отчаянно, и Чонгук, быстро осознавший, что к чему, отвечает ему тем же. Потому что главное, что вы можете вынести из их истории, это простую истину. Если ваша любовь долгая, страстная и отчаянная, вы ни за что не должны позволять ей растворяться в воздухе.*
- Господин Пак, по данным, которые вы предоставили, 17 апреля 2017 года, вы подверглись сексуальному насилию со стороны подсудимого. Это произошло в тот момент, когда вы жили на Аляске. Это так? – задает вопрос Роберт. - Да, это так, – кивает Чимин, стараясь смотреть только на мужчину. Несколько минут назад в зал вошла его мать, и ей явно не нравится то, что сейчас происходит. Ее глаза горят ненавистью, а руки, спрятанные за стульями, наверняка дрожат от силы, с которой сжимают хрупкий пластик. Журналисты делают массу фото женщины в таком состоянии, но ее это, очевидно, не волнует. Она смотрит лишь на Чимина, стремясь пронзить его насквозь своей яростью. - Когда мой подзащитный предлагал вам вступить в половой контакт, использовал ли он угрозы, чтобы склонить вас к выбору? - Да. - Какого характера были эти угрозы? - Он сказал… - Чимин сглатывает, бросая быстрый взгляд на Чонгука. – На мой вопрос о том, что будет, если я не соглашусь… он сказал, что быстро теряет терпение. - И вы приняли это за угрозу? – уточняет мужчина, и Чимин переводит на него недоуменный взгляд. - Кто-то бы понял этот вопрос иначе? - Только «да» или «нет», Господин Пак, – отбивает мужчина, и Чимин поджимает губы. Он снимает со своей головы шляпу и комкает ее в руках, чтобы чем-то занять руки. А затем поднимает взгляд на мужчину. - Да. - До процесса, во время, или после него, вы дали понять моему подзащитному, что не хотите этого? - Нет, – Чимин опускает взгляд на свои руки, и картинка перед глазами расплывается, – нет, – повторяет вновь. - Можно ли из этого сделать вывод, что согласие вы все же дали? - Протестую! – поднимается Лиз, бросая взгляд на судью. – Домыслы. Судья же дает ей отмашку, прося сесть. - Я хочу услышать ответ, – он оборачивается к Чимину, и на него мигом устремляются все взгляды в зале. Присяжные, семья, мать, судьи, адвокаты, зрители и журналисты. Все на него смотрят. Все желают узнать ответ. - Я не сказал «да», - шепчет Чимин, не поднимая взгляда. Он не видит, что Чед за столом пускает в его сторону ехидный взгляд, пока Чонгук, сжимая руки хенов, пытается удержать себя от желания встать и крепко сжать парня в своих объятиях. После того, как даст этому напыщенному ублюдку пару раз по морде. То, что у тебя есть статус адвоката, не дает тебе право вести себя подобным образом. Так проходит несколько минут. Вопросы следуют один за одним, ответы же подаются все реже. Чимин не хочет говорить об этом. Наверное, самое страшное, что ему когда-либо доводилось делать, это стоять за трибуной и перед всем миром – в лице Чонгука – признаваться в своих постыдных решениях. Он и правда не сказал и слова против, позволив воспользоваться собой. Он и правда послушно имитировал стоны, когда Чед их от него требовал. Он и правда раздвигал ноги в стороны и позволял фиксировать их веревками. Он и правда вел себя доступно и откровенно. Но был ли это его добровольный выбор? Было ли это оправданием изнасилования! Нет. Конечно же, нет. И когда место мужчины занимает Лиз, по щекам Чимина уже стекают слезы. Он не просит паузы. В этом нет нужды. Он больше не может смотреть на Чонгука, ведь капли, что он стирает, мгновенно образуются заново. Также не может он видеть и ликующий взгляд своей матери. Может, это и к лучшему. Лиз подходит к делу основательно. Она задает лишь правильные вопросы, и Чимин дает на них такие же правильные ответы. Постепенно, он успокаивается. Так что, когда адвокат задает ключевой вопрос, он готов к нему. - Есть ли хоть один свидетель, что может подтвердить ваши слова? – говорит Лиз, смотря в его глаза, и Чимин кивает. Есть один человек. - Он сейчас здесь. Чон Чонгук. И все взгляды устремляются ко второму ряду слева.*
Тремя месяцами ранее
Это был обычный день в больнице. Конечно, когда вы не навещаете в ней друга, вряд ли эти слова будут для вас правдивы. Для Намджуна же, приходящего ежедневно, дни слились в одну точку, что никогда не меняется. Это было бы довольно однообразно, если бы не постоянное присутствие Сокджина. Мужчины, который не понимает слова «нет», и которому не писаны правила. Сокджин сам создает эти правила, и Намджун всегда знал об этом. Дело в том, что Сокджин никогда не был парнем-конфеткой, который выглядит и ведет себя мило. Наоборот, Сокджин порой внушал ужас. В их первую встречу Намджун был пьян в дрова, так что не заметил этого. Однако, каким-то образом привлек его внимание. И, конечно же, состоялась встреча под номером два. Встречи повторялись, пока Намджун окончательно не понял, что его судьба именно Сокджин, а не рандомный продавщик зелени на соседней улице. Для Сокджина же все было очевидно с самого начала. Он всегда говорил «нет смысла ждать судьбу, когда можно ее построить». Намджуна он, как и судьбу, построил. Возможно, это не очевидно с первого взгляда, и даже со второго, но тот, кем является Намджун сейчас, не тот человек, кем был он прежде. До Сокджина Намджун был более расслабленным, спокойным, поверхностным. Ему ничего не стоило купить новую обувь, чтобы просто любоваться ей в зеркале. Ему ничего не стоило завести собаку, чтобы просто почувствовать, какого это, заботиться о домашнем питомце. Ему ничего не стоило отправиться в другой город, чтобы просто расширить свои горизонты. Его жизнь была именно такой, простой. Он не зарабатывал много, только начиная строить карьеру, и порой попадал в засаду, потратив последние деньги на встречу с коллегами. Порой Намджун вел себя очень глупо. Но никогда не жалел об этом, потому что именно в эти моменты он жил по-настоящему, потому что именно из этих деталей жизнь, присущая Ким Намджуну, и складывалась. Пока Чимин бороздил просторы других стран и курортов, Намджун бороздил пределы в своей области доступа. Кто-то может сказать, что они с Чимином не похожи, но правда в том, что так было не всегда. Они с Чимином были двумя сторонами одной медали, и вовсе не противоположностями. Когда Намджун был моложе, они все были похожи. Поколение милиниалов, тратящее свою жизнь впустую, но об этом не беспокоящееся. Сокджин же ворвался в его будни стремительно. И вместе с собой принес изменения. Сокджин, которого Намджун узнал тогда, и которого знает ныне, человек совсем иной породы. Сокджин редко смеется. Сокджин почти не улыбается. Сокджин всегда отдает приказы. Сокджин не любит, когда указывают ему. Сокджин сильная личность, и мало найдётся людей, кто не согласится с этим. Оказалось, что Намджун, как полная его противоположность, личность слабая. Потому что прогнулся он мгновенно. Все началось с малого. Все всегда начинается с малого. Сокджин попросил его познакомиться со своими родителями. Чуть позже Намджун узнал, что родителями он считает двух самых старших членов их команды. Тогда же он искренне постарался им понравиться. Так что он согласился начать готовить Сокджину определенные блюда, по просьбе его «матери». Это казалось небольшой платой за возможность сохранить новые отношения. Но это не было хорошим знаком. На самом деле, это значило ровно противоположное. И это положило начало. С того дня закручивание гаек стало набирать обороты. В следующий раз Намджун обязался приходить домой ровно в девять и ни минутой позже. Отклонение от расписания каралось строгим взглядом и мягким выговором. Сокджин всегда старался быть с ним мягким. Затем под раздачу пошла его одежда, его шопоголизм, его коллеги. Единственный, кого смог отстоять Намджун, был Чимин, и их дружба. Иногда нам кажется, что человек, с которым мы рядом, не любить нас не может. Что если он слушает наши слова, вытирает нам слезы и покупает еду, когда мы расстроены, то он автоматически к нам привязывается. Иногда нам кажется, что это хорошие знаки. И иногда так и есть. Порой это означает иное. В случае с Сокджином, контроль стал его второй натурой, и отделить его от любви не представлялось возможным. Он был прекрасным парнем во все моменты, но только если не замечать тех деталей, что, словно зараза, заражают все к ней относящееся. Сокджин контролировал, давил, ущемлял. Сокджин подсказывал, помогал, отстаивал. Сокджин смотрел, слышал и использовал знания себе на пользу. Не было ни хорошего, ни плохого. Со временем все, чего касался Сокджин, стало серым, и выделить из этой массы отличающиеся оттенки, Намджун оказался не в силах. До этого момента. Иногда нам кажется, что контроль романтичен. Что человек, его использующий, ведет себя здраво. Что он защищает, помогает, оберегает. Иногда нам кажется, что это нормально, и в этом нет ничего табуированного. А иногда мы видим реальность. Оказывается, в любви контроль не выражает заботу, и часто он чужд любым отношениям. Оказывается, можно заботиться, не отбирая право выбора и предоставляя альтернативы. Оказывается, может быть иначе, и намного лучше. Смотря на Чонгука, что от Чимина не отходит, Намджун это понимает. Эти двое, олицетворение здоровых отношений, несмотря на то, что здоровье обоих несовершенно. Такая вот ирония. - Мы не можем подтвердить то, что случилось с вами на Аляске, – говорит Лиз, и Чимин кивает. Чимин часто соглашается со своим адвокатом, и, кажется, теперь он относится к ней лучше, чем когда она появилась впервые. Не так настороженно. Не так отчужденно. – Если то, что ты сказал, правда… - Это правда, – отзывается Намджун, сидящий по левую от него сторону. – Он писал мне в день, когда уехал и был не в себе. Я тогда еще подумал, что что-то случилось. Простой вопрос, «почему ничего не сделал, Намджун?» - вопрос, что он продолжает себе задавать. - К сожалению, Господин Ким, ваши слова не могут служить подтверждением. Вы не виделись с Чимином в тот период и не можете дать объективную оценку его состоянию. - А кто виделся? – фыркает Намджун, откидываясь на стуле. Эта ситуация нелепа. Чимин вёл замкнутый образ жизни, и никого, кроме Намджуна, не посвящал в нее. Разве мог он признаться кому-либо в этом? - Я виделся, – подает голос Чонгук, и Намджун переводит на него удивленный взгляд. - Ты? - Мы познакомились на Аляске, – отвечает за него Чимин, путаясь пальцами в чужих волосах. – Но не думаю, что ты что-то знаешь. - Я слышал, – тихо произносит Чонгук, сжимаясь и пытаясь от Чимина отвернуться. – В тот раз, я слышал, о чем вы говорили. Лицо Чимина мгновенно меняется, он замирает, и руку в волосах Чонгука начинает потряхивать. Поэтому он убирает ее и сжимает в кулак. - Как много ты слышал? - Я слышал все, хен, – также тихо отзывается тот, отказываясь поворачиваться лицом. Наоборот, он скрывает его в ладонях. – Прости меня, я не хотел, чтобы ты переживал об этом, поэтому не рассказывал. Но вы говорили громко, а слепые слышат лучше. Я, наоборот, тебе благодарен. - За что? – качает головой Чимин, находясь в прострации. Намджун, смотрящий на него, даже немного пугается. Что происходит? - Я выдержал это благодаря тебе. Благодаря твоему голосу. - Я мог помочь тебе, – шепчет Чимин, и следом отрывает чужие руки от лица. Он явно собирается попросить прощения, но Намджун не выдерживает. Какого черта он ничего не понимает? - Что тут происходит? О чем вы? – он переводит взгляд с одного на другого, ожидая ответа скорее от Чимина, но первым, вопреки всему, отвечает Чонгук. И отнюдь не Намджуну. - Я был рядом до и после изнасилования. Я могу свидетельствовать об этом в суде. Лиз кивает и переводит взгляд на Чимина. - Вы согласны, чтобы Чонгук сделал это? - Он имеет право сам принимать решения, – кивает Чимин, опуская взгляд на покрывало. – Только пусть с ним будут помягче. - Я это обеспечу, – кивает Лиз, поднимаясь со стула. – На сегодня все, думаю, нам нужно собрать еще несколько документов, и к процессу мы будем готовы. - Вы можете дать мне гарантию, что все пройдет, как надо? – говорит Чимин, смотря на нее, и Лиз пожимает плечами. - Я не Господь Бог, господин Пак, не в моей власти давать такие обещания. С этими словами она удаляется из палаты, и лишь стук ее каблуков разносится по коридору. Намджун смотрит на парней и поднимается сам. - Оставлю вас. Им предстоит обсудить очень многое. … - Раздери тебя морской еж, Пак Чимин! - вопит незнакомец, влетая в палату. За ним следом семенит какой-то парень, похожий на эмо, и с таким количеством колец в бровях, что можно занавеску вешать. Чимин, в это время разговаривавший с Чонгуком, переводит на них недоуменный взгляд. Это что еще за... - Фрик, - фыркает Юнги, входя за ними следом. И вот, теперь их двое. Двое человек, которые максимально не нужны здесь. Они с Чонгуком не любят компанию. Особенно в тот момент, когда открытие скелетов в шкафах обоих состоялось, и все это нужно как следует утрамбовать и посыпать землей сверху. Возможно, Чимин и не самый лучший парень в мире, но Чонгук, простивший его за тот случай шестилетней давности, явно считает иначе. Он простил его, давно простил, и теперь Чимину стоит это прощение оправдать. Как ему это сделать, находясь в реабилитационном центре, он знать не знает. Вряд ли им позволят звонить друг другу по видео-вызову трижды в неделю. Главная цель подобных учреждений, научить жить заново. А для этого старое нужно сломать до фундамента. Залить цементом, посадить цветочки, направить солнце. И когда врачи убедятся, что цемент стоит крепко, а солнце не собирается цветы жарить, можно возвращать людей из другой жизни. Черт знает, сколько времени на это потребуется. Поэтому незнакомцы немного… отбирают столь ценное время. - Я Курт, – представляется мужчина, садясь на пол перед кроватью, несмотря на обилие стульев в его окружении. – А это Дейв, – кивает на парня, садящегося на ближайший к Чимину стул. – Мы о тебе много слышали. Ты что-то вроде Геркулеса без божественной силы. Или Зевса без его молний. - Или дерьма без костюма, – закатывает глаза Чимин, все еще не понимающий, что происходит. - Можно и так, – кивает повеселевший Курт. – И не веди себя как мудила с человеком, оплатившим эту палату и вытащившим тебя из того подвала. Чимин, смотрящий на него с недоумением, раскрывает глаза еще шире. - Зачем? - Зачем не вести себя как мудила или зачем я оплатил палату, и спас тебя? – уточняет мужчина. - Второе. - Люблю я, знаешь ли, мальчишек из беды вытаскивать. - Не слушай его, – хмыкает Юнги. – Он втянул тебя в кабалу по моей просьбе. Лиз, его сестра, возьмет тебя помощником, как только ты окончишь два курса юридического. Отплатишь таким образом. Чимин переводит на него возмущенный взгляд. - Я когда-нибудь просил об этом? - Я вижу тебя насквозь, – отвечает Юнги, складывая на груди руки. – Ты никогда не попросишь ни о чем из этого. Но тебе нужен ориентир. Начнешь с этого. Тем более, ты обещал мне. - Я обещал тебе не это, – отвечает Чимин, поджимая губы. И в этот момент Чонгук подает голос. - Может, тебе стоит их послушать, хен? Ты сможешь стать юристом, это ведь не так плохо? - Быть юристом отстойно, спроси Намджуна. Да я и сам это знаю. Пробовал, – кривится Чимин, и Чонгук усмехается. - Но он ведь адвокат по гражданским делам, а Госпожа Смит по уголовным. Наверняка есть разница. - Разница огромна, – встревает Курт. – Моя сестра имеет дело с кишками, а твой Намджун, с бумажками. Скукота, – закатывает глаза мужчина, и Юнги кидает на него острый взгляд. - Как вышло, что вы с Лиз родственники? - Знаю, я слишком прекрасен, – отпускает шуточный поклон мужчина, на что Чимин и вовсе путается. Что за чертовщина тут творится? Они с адвокатом родственники? - Думаешь, почему я здесь? – обращается к нему Курт, и Чимин пожимает плечами. Ему хотелось бы знать. - Собираю информацию по твоему делу. Мы с сестрой работаем бок о бок, так что я часто встречаюсь с ее клиентами. Мне интересно, что ты из себя представляешь. Не волнуйся, много времени я не займу. - Мы подождём за дверью, – встревает Юнги, кивая Чонгуку. Тот же переводит на Чимина настороженный взгляд. Словно еще секунда, и бросится ему на грудь, подставляя под обстрелы свою спину. - Это обязательно? – кивает на Чонгука Чимин. Зачем ему уходить отсюда? - Не стоит слушать эту историю дважды. Лучше мы поговорим только вдвоем. Чимин поджимает губы, зарываясь пальцами в чонгуковы волосы, но все же кивает, позволяя парню от себя оторваться и вместе с Юнги выйти за дверь. Дейв следует с ними вместе. Чимин даже не понял, зачем он сюда пришел. Его максимум, это водить глазами по всему, что его окружает. Чимин немного запутался. Что происходит? Едва дверь за парнями захлопывается, Курт переводит на Чимина сосредоточенный взгляд, и маска шута, так хорошо ему подходящая, слетает с него мигом. - А теперь расскажи о том, что произошло. Побуду твоим психологом. - Я не… - начинает Чимин, но мужчина его перебивает. - И не стоит говорить, что не помнишь. Мы с тобой оба понимаем, такое не забывается. Уверен, своего мальчика ночами ты будишь довольно часто. Чимин, каждую ночь просыпающийся за полночь с криком, прикрывает глаза. Стоит ли ему рассказывать все этому человеку? - Зачем? – задает единственный, на его взгляд, важный вопрос. - Зачем ты его будишь, или зачем я прошу тебя рассказывать? - Второе. - Люблю я, знаешь ли, мальчишек из беды вытаскивать. И Чимин, мучающийся невозможностью поделиться, коротко кивает. Рассказать незнакомцу, это как заново наклеить оторвавшийся пластырь. Проще легкого. … - Хосок? – сонно бормочет Чимин, когда посреди ночи открывает глаза от ощущения тёплых пальцев на своем подбородке. На него в упор смотрит мужчина, которого он видел слишком часто, чтобы остаться к нему равнодушным. Рядом с ним переминается с ноги на ногу Тэхен, и Чимин недоуменно хлопает глазами чаще. Он все еще спит? Бредит? Он оглядывается на соседнюю сторону кровати, что всегда занимал Чонгук, даже если она слишком мала для комфорта двух человек. Ни одного из них это никогда не волновало. Но вторая половина кровати пуста. - Я попросил дать нам время поговорить наедине, – подает голос Тэхен, и говорит он не громче шепота. - Я не понимаю, – растерянно отвечает Чимин, пытаясь сесть в постели, но оба с силой давят ему на плечи. - Лежи, – приказывает Хосок, – мы быстро. - Я хотел извиниться, – говорит Тэхен, и Чимин переводит на него взгляд. С чего бы ему… - За то, что не приходил. Я хотел, но… это сложно. Я мог бы помочь тебе, если бы вовремя заметил, что у тебя проблемы, и я так трусливо вел себя там, – хмыкает, потирая заднюю сторону шеи. – Мне было стыдно. Чимин водит глазами с одного на другого. Это правда, что он хотел увидеть Тэхена, но чего он точно не ждал, так это извинений. Человек, что взял его ад на свои плечи и пол пути пронес на своей спине, извиняться не должен. Это Чимин знает точно. Поэтому он отрицательно качает головой и ловит взгляд Тэхена. - Ты был рядом. Все время. Это мне жаль, что порой вел себя паршиво и что не сказал, что со мной происходит. Ты не мог знать. Я сам поставил себя в эту ситуацию, но ты все равно пришёл мне на помощь. Вы оба, – переводит взгляд на Хосока. – Я не знаю, что мне сделать, чтобы отблагодарить вас. - Ты уже делаешь, – подает голос Хосок, с теплой улыбкой беря его руку и поглаживая большим пальцем. Все царапины на ней уже зажили, и на них нет и следа, что останется в напоминание о том, что он пережил. Ему хватит и воспоминаний. – Ты помогаешь Чонгуку. Возможно, ты не заметил, но рядом с тобой он сияет, – Тэхен рядом пускает смешок, садясь на стул рядом. - Ты бы его видел, когда он говорит о тебе. Ты его мечта, хен, это понятно с первого взгляда. - Это он моя мечта, – отвечает Чимин, опуская глаза. – Он очень сильный. Раньше я понятия не имел, насколько. - Он многое пережил, – кивает Хосок, и поднимает его подбородок указательным пальцем, заглядывая в чужие глаза. – Чонгук притворялся сильным столько, сколько я его помню, а знакомы мы с самого детства. Ключевое здесь, притворялся. Порой он притворяется и сейчас. Не верь ему, иногда ему бывает очень больно, и в такие моменты ты должен быть рядом. Чонгук об этом не попросит, но ты должен знать, – Хосок бросает взгляд на Тэхена, и тот ему кивает. Так, глядя на своего парня, Хосок произносит, не отпуская Чимина. – Ты должен знать, что Чонгук будет любить тебя до последнего вздоха. Это у него от меня, – переводит взгляд обратно. – И, если ты не готов ответить ему тем же, тебе нечего делать с ним рядом. Чимин напряжённо сглатывает, смотря в серьёзные глаза напротив. Это так нереально. Нереально тем, что у него нет выбора, он не может ответить иначе. Но, знаете, даже будь у него этот выбор, он никогда не променял бы его на Чонгука. Так что он кивает. Он кивает и следом произносит. - Я клянусь тебе, хен, мы с ним не расстанемся. Потому что, если и есть кто, в ком он уверен, так это Чонгук. Потому что, если и есть то, в чем он уверен, так это в своих чувствах к нему.*
- Вы были с Пак Чимином шесть лет назад, когда он останавливался на Аляске, так? – задает вопрос Роберт Куин, и Чонгук кивает. - Да, мы были соседями по отелю. - Какие отношения вас связывали со свидетелем? - Мы были знакомыми. - Кто может подтвердить ваше знакомство? - Моя мать. - Она сегодня здесь? - Да. - Она готова дать показания? - Да. - Как долго вы с господином Паком вместе? - Протестую! – вмешивается Лиз, и Чонгук прислушивается к ее голосу. С хрипотцой и властностью. – Вопрос не по теме. - Переходите к сути, – дает отмашку судья. Вопросы летят со скоростью метеорита, и Чонгук отвечает на них не менее стремительно. Он всегда знал, что однажды настанет день, когда он должен будет защитить Чимина. Он был не против. Наоборот. Всеми руками за. Присутствующие в зале вряд ли осознают всю силу их любви, навряд ли они понимают, какого это, любить так, как любят друг друга они. Но это и не важно. Важно лишь то, кого в них увидят присяжные. Безрассудных влюблённых, либо грешников, что вышли к свету. В Южной Корее к однополым отношениям относятся с презрительной отстраненностью. В отношении них не ведется преследования, и никто открыто их не дискриминирует. Однако на вопрос, как бы вы отнеслись к тому, что в вашем близком окружении гей, пять из шести ответят презрительно. На этом построено их общество. На догмах, нарушать которые вы не вправе. Кто-то скажет, что это консервативно, давно устарело, даже не пахнет гуманностью. Но это то, как живёт этот мир. И это то, как живут в нем люди. - По какой причине вы считаете, что мой подзащитный совершил то, о чем говорит господин Пак? – врывается в его мысли адвокат, и Чонгук вздрагивает. Точно. Он дает показания. Он даже не заметил, как адвокат сменился, и теперь он отвечает на вопросы Роберта Куина. Словно закрыл глаза, а прошла вечность. - Я слышал, как подсудимый говорил Чимину, что если он не придет к нему, то ему будет плохо. - Вы всегда запоминаете разговоры шестилетней давности между незнакомыми вам людьми? – напирает адвокат, и Чонгук сглатывает. Вот оно. Пора раскрыть карты. - Я был влюблен в него, так что да, мне было важно то, что он говорил и с кем говорил. В этот момент в зале начинается неразбериха. Люди начинают перешептываться, затворы камер щелкать, даже птицы и те, словно почувствовав чужое настроение, стали активнее биться в окна. Судья бьет молотком снова и снова, призывая к тишине и порядку. Его никто не слушает. Это сенсация. Несомненно, сенсация. Чонгук вдыхает поглубже и поднимает голову выше. Судья объявляет пятнадцатиминутный перерыв спустя минуты безуспешных попыток успокоить публику. Чимин поднимается с места и, не глядя на стоящего за трибуной Чонгука, направляется на выход. Ему нужно подышать. Ему нужно разбить что-нибудь. Ему нужно сделать что угодно, чтобы не чувствовать ярость, вспоминая лицо матери. Та ликовала. Она и сейчас, наверняка, ликует. Их план провалился. Они не добьются симпатии от публики, что готова растерзать их в клочья. Это был рискованный ход, но он не увенчался успехом. Но могли бы они объяснить пробелы в истории иначе? Нет. Точно нет. На пути к выходу Чонгука ловит Лиз. Она хвататет его за руку и шепчет, невзирая на многочисленные камеры на них направленные. Эта женщина кремень, и суд ее стихия. Чимину никогда не забыть об этом. Но правда в том, что даже другие жертвы действий Чеда, на которых так рассчитывал Юнги, не захотели к нему присоединиться. На этом пути Чимин, хоть один и не был, порой чувствовал себя одиноким. Посейдон знает, как он устал от этого чувства. Раньше одиночество было его стихией, но, когда ты борешься в одиночку, это совсем не весело. Чонгук и остальные, помогают ему, стоят за ним, направляют его, но ни один из них не может выйти и рассказать, что происходило, и какие последствия это имеет. Рассказать может только Чимин, и это автоматически делает его уязвимым. Ему нужен перерыв. Тем более сейчас, когда все рассыпается в воздухе. Он бросает последний взгляд на потерянного Чонгука и все же снова рвется на выход. Лиз же не выпускает его руки из своей. - Еще не все потеряно, – говорит она твёрдым голосом, – у нас есть план. Чимин на это усмехается. Он вырывает руку и, без ответа, выходит вон. Не время рассказывать сказки.*
Двумя месяцами ранее
- ОСТОРОЖНО! – кричит Дэйв с другого конца комнаты, и Чонгук вздрагивает. Он едва не летит с кровати и почти пробивает лоб Чимина своим, в последний момент успевая схватить того за руку. Он испуганно выдыхает и прижимает к груди руку. Черт возьми, это было близко! – Простите, что помешал, голубки, – тем временем продолжает парень, оборачиваясь к ним корпусом. – Прямо по курсу, – наводит на них пальцы, – отвратительное зрелище. - Мы старались не замечать твоего присутствия, – поджимает губы Чонгук, отстраняясь от своего парня. Он потирает локоть, которым все же ударился в момент испуга, а затем ощущает чужие пальцы на коже и поцелуи в районе «ранения». Все это, закономерно, вызывает новый приступ возмущений со стороны подростка. Ни одного из парней это не волнует. Это их палата. Чонгук тоже считает ее своей. Странно родниться с больничным крылом и белыми стенами, но какой у них выбор? Они застряли. Еще два месяца они проведут здесь, хотя уже провели здесь три. За это время Чимин почти полностью восстановился. Недавно он даже начал вставать на ноги. Да, он все еще не может обойтись без костылей и обезболивающих, но ноги и ребра все же медленно, но начали заживать. Ему даже сняли гипс. Есть много других повреждений, о которых Чимин не захотел говорить при Чонгуке, и о которых тот, соответственно, не знает, но в целом, все приходит в норму. Чем ближе день икс, тем активнее телеканалы наводят шороху. Страна ожидает шоу, и, несомненно, она его получит. Мать же Чимина с того, последнего раза, так и не появилась. Возможно, она не верит, что Чимин и правда пойдет на это, может, одумалась. Не стоит об этом думать. Им хватает и того, что происходит во дворе больницы. А там… безумие. В последний месяц все как с ног сбились, и ни минуты покоя. У Чимина все чаще берут интервью, журналисты караулят до отбоя, а посетители с самыми разными намерениями заполняют коридоры. Еще и Дэйв вечно рядом, не дает им остаться одним. Почему он в принципе поселился в палате, никто не знает, но выгнать его рука не поднимается. Не после того, как они узнали, что у него нет родителей, друзей, а из родственников – вечно работающий дядя. У Чимина бы поднялась, Чонгук знает. Парень хоть и значительно изменился, во многом остался прежним. Он не любит внимания. Дэйв же это внимание предоставляет в избытке. - Хотите сказать, что не рады мне? – усмехается, подходя ближе. - Мы никогда тебе не рады, – отрезает Чимин, удобнее устраивая загипсованную ногу. - Ауч, как больно, – в голос смеется парень и, Чонгук уверен, держится в это время за сердце. Он такой непосредственный. Ему всего шестнадцать. Самый прекрасный возраст, когда у тебя нет забот, а все проблемы заключаются в страшных учителях и бытовых ссорах с родителями. Однако, не для всех это так. Некоторым из нас приходится справляться с их отсутствием. - Мне нужно, чтобы ты убрался отсюда, – машет рукой в сторону Дэйва Чимин, и Чонгук, приготовившийся издеваться над бесплодными попытками своего парня спровадить Дэйва, даже не начав, замолкает. Потому что Дэйв… - Без проблем, чувак, скажи, как пройдет. Потому что Дэйв и правда выходит. - Где-то метеорит упал? Что с ним? – хмурится Чонгук, втягивая ртом воздух. - Просто не хочет мешать. - Мешать чему? – спрашивает Чонгук, но ответ Чимина прерывает стук костяшек пальцев о дверь. - Открой, – кивает парень, – я немного… - указывает на свои ноги, – не в состоянии. Точно. Он почти не ходит. Чонгук в сомнении переводит взгляд на дверь. В последние несколько недель сюда заходят лишь врачи, да толпы журналистов. Причем никто из них не утруждает себя стуком. И все же он поднимается и подходит к двери, открывая ее и тут же хватаясь за дверную раму. Его едва не сносит аромат различных цветов, забивающийся ему в ноздри. Он ничего не понимает, потерянно водя головой из стороны в сторону. - Чон Чонгук? – вырывает его из транса человек напротив, и Чонгук кивает. Его имя. Все правильно. Ничего не понятно, но правильно. – Распишитесь здесь, пожалуйста. Вам доставка от Пак Чимина и записка. Она в букете. Чонгук, потерянно зависающий в проеме, цепляется за одно слово. - Чимина? Ц… цветы от Чимина? - Да, – отвечает курьер, и в следующий момент ему в грудь утыкается ручка, – распишитесь. - Ну что вы делаете? – цокает языком Чимин, и Чонгук отмирает, отходя от прохода. – Подойдите сюда, я распишусь, вы же видите, что мой парень немного шокирован, – и следом помещение заливает его переливчатым смехом. В последнее время Чимин смеется чаще. В этот момент Чонгук ощущает безграничную благодарность. Чимин не указал на то, что он не видит, и поэтому не сможет оставить подпись. Он нашел другую причину, и за это Чонгук всегда будет любить его. Чимин, каким бы вы его ни считали, человек очень чуткий. В последние месяцы Чонгук узнал эту его сторону еще лучше. Курьер же, тем временем, послушно подходит к Чимину, который оставляет свою подпись. Затем парень передает букет в руки Чонгуку, что потерянно приближает цветы к носу. Аромат насыщенный, но очень нежный. Как… - Розы? – поворачивается в сторону Чимина парень. - В том числе. Желтые розы, белые лилии, красные гвоздики. На языке цветов это значит, что ты мое счастье, радость и пример для подражания. - Даже так, – улыбается Чонгук, подходя к кровати. По его щекам вовсю разливается румянец, но он не обращает на это внимания. Он тянется к Чимину и прижимает его к себе, с цветами между ними. – Ты не говорил, что романтик. - А ты не спрашивал, – хмыкает Чимин, и Чонгук своей щекой ощущает его улыбку. Через несколько минут молчания Чимин шепчет. - Там записка на Брайле. Чонгук, открывая глаза, кивает, и наощупь достает картонку. На ней, по вдавленным точкам, читает: «И если весь мир против нас, сожми мою руку крепче». - Я так и не предложил тебе официально встречаться, так что… это предложение, – продолжает шептать Чимин, и следом от него отстраняется. В этот момент Чонгук прикладывает ладонь к чужой груди и замирает. Под ладонью сердце колотится бешено. А Чонгук внезапно чувствует себя лучше при осознании того, что Чимин взволнован. И тогда он откладывает цветы. Он ложится с Чимином рядом. Он находит его ладонь своей… и сжимает. Этот ответ, он… простой. Нет ничего проще. И не будет. … - Ты спешишь, не думаешь? – говорит Сокджин, когда Чимин послушно слушает наставления медсестры. Это ранее утро, и Чонгук с Тэхеном ушли за вещами. Кажется, он уже перетащил в палату все, что можно, но каждую неделю приносит что-то новенькое. И себе, и Чимину. В последний раз он притащил ему соломенную шляпу. Чимин с ней не расстается. И в зал суда, будьте уверены, придет в ней. С ним остались лишь Намджун с Сокджином. Первый сидит на краю его кровати и читает журнал, Сокджин же наблюдает за процессом физиотерапии. - Думаешь, мне стоит и дальше оставаться прикованным к кровати? Тебе бы это понравилось, – усмехается, послушно сгибая колено. Движение отзывается тупой болью, но Чимин терпит. Терпит, потому что, если не сделать этого сейчас, вряд ли он сможет ходить снова. Не хромая, по крайней мере. - Я про Чонгука. Ты спешишь. Вы друг друга не знаете. - Я знаю его достаточно, – хмурится Чимин, поворачиваясь к мужчине. Намджун тоже откладывает журнал в сторону, но молчит. В присутствии Сокджина он всегда молчит. Они так и не помирились. – Это, конечно же, не твое дело. - Просто заметил, – усмехается, пожимая плечами. – Видел его вчера. Выходил с цветами. Несколько раз в стену врезался, пока нашел вазу, чтобы их поставить. Мне кажется, ты забываешь о главном. Чимин пускает тихий смешок, но не смеет комментировать, все же Намджун рядом. «Не тебе давать советы по отношениям», хочет сказать он. Но, кажется, даже Сокджин уже начинает понимать всю бесплотность своих попыток с Намджуном помириться. Последние месяца два за парнем он следует тенью. Ничего не говоря, ни о чем не спрашивая. Это выглядело бы грустно, не ненавидь Чимин Сокджина так сильно и не будь он так занят Чонгуком. С каждым днем его желание сочувствовать кому-либо вне семейного круга снижается. Когда он только вернулся, то хотел измениться и стать другим по отношению ко всем вокруг. По ходу времени это желание изменилось. Нет никакого смысла растрачивать себя на людей, которые этого не оценят. Нет никакого смысла. - Я пойду, – говорит Намджун, бросая журнал и предупреждающий взгляд на Сокджина, а затем покидает комнату. Ему это все слушать ни к чему, Чимин понимает. Слишком хорошо он подобный стиль поведения понимает. Они только начинают узнавать друг друга заново и дают друг другу максимальную свободу. Теперь это простительно. Теперь Чимин сможет сказать, когда ему понадобится помощь. Он научился. Этому его научил Чонгук. - Что же я упускаю? – спрашивает, потому что почему бы и нет, не правда ли? Почему бы не послушать? Будь он умнее, вряд ли бы стал это делать. Будь он умнее, выгнал бы Сокджина вон. Потому что следующие слова приводят его в ярость. Потому что следующие слова никто говорить не должен. - Он инвалид, – смотрит ему прямо в душу Сокджин, и Чимин вспыхивает уже на этой фразе. Но Сокджин, конечно же, не затыкается. – Ты можешь думать, что сможешь с ним справиться, что ваши отношения будут похожи на сказку, – хмыкает мужчина. – Но это не так. Посмотри на меня? Мы с Намджуном оба здоровы, и все равно у нас проблемы. А что, если бы, помимо этого, нам пришлось бы бороться еще и с несовершенством одного из нас? Давай будем честны, – понижает голос Сокджин, подходя к кровати и не обращая внимания на удивленную медсестру. Та молчит, потому что это не ее дело. Она видит их с Чонгуком каждый день и никогда не упускает случая помочь парню в те редкие моменты, когда он теряется в пространстве. Она добрая душа, безусловно. Но сейчас она молчит. Молчит, потому что интуитивно понимает, нельзя вмешиваться, когда говорит Ким Сокджин. – Давай будем честны, – повторяет, склоняя голову к плечу, – ты не взрослый, чтобы заботиться о ком-то вроде Чонгука. Скорее, это ему придётся заботиться о тебе. И меня правда тошнит от того, что ты тут вытворяешь. А еще от того, что мне приходится притворяться перед Намджуном твоим другом. От того, что мне придётся сделать. - Ты закончил? – хмыкает Чимин, сжимая в кулаки руки. Он не может поверить. Просто не может поверить. Но только он открывает рот, как его прерывают. Дверь открывается, и в палату входит Чонгук. С огромным пакетом. В соломенной шляпе. С широкой улыбкой, обнажающей два передних зуба. Крупнее остальных, к слову. И Чимин затыкается. - Вы не знаете, где мне найти самого красивого парня в мире? Его зовут Пак Чимин. Чонгук ничего не замечает. Словно ребенок, он веселится и разыгрывает сценку, а затем Сокджин проходит мимо него на выход, толкая плечом, в последний момент помогая удержать пошатнувшееся от жеста равновесие. Он оборачивается через плечо и кидает красноречивый взгляд на Чимина. - Он у тебя такой хлипкий. Запомни мои слова, больше тебе этого никто не скажет. А затем выходит за дверь, оставляя после себя молчание. - Что это было? – через несколько секунд интересуется Чонгук, теряя улыбку, и Чимин отмирает. Он протягивает руку к Чонгуку, сдвигаясь на край кровати, и ловит парня за талию, притягивая к себе на колени. Медсестра ругается, что так делать нельзя и что он недостаточно восстановился. Но кого, право слово, это волнует? - Я люблю тебя, знаешь? – шепчет парню на ухо, и затем видит его улыбку, что вновь становится яркой, как солнце. Ему не нужно говорить, что будет сложно. Он это знает. Он знает, что будет за Чонгука волноваться. Он знает, что будет вести себя через чур заботливо, вызывая в парне раздражение. Он знает, что будет следить за каждым его шагом, поддерживая на каждом. Он знает, потому что уже так делает. И его все устраивает.*
- Прости, – шепчет Чонгук, садясь рядом с Чимином, когда его допрос заканчивается. После него допросили соседку Чимина, которая видела, как его похитили. Женщина четко сказала, что произошло, и присяжные к ее показаниям прислушались. Это победа. Одна из немногих. Но все в порядке. Правда в порядке. Они делают все, что могут. Включая Чонгука. Чимин не может не ценить это. Он сжимает его руку, показывая свое отношение к словам, и поднимется, чтобы дать присяжным пищу для размышлений. Чтобы дать им возможность выбрать правильно. Он становится за трибуну и кивает Лиз, что задает ему последний вопрос на сегодня. И тогда с Чимином будет покончено, и тогда он сможет уповать лишь на людей, что его видят. - Расскажите о периоде похищения, которое произошло полгода назад. Вас незаконно удерживали несколько дней. Как это было? Вот он, главный вопрос слушания. То, зачем собрались и журналисты, и граждане. Чимин бросает последний взгляд на мать, и кивает ей. Это финал. Это точка, которую он между ними ставит. А затем начинает говорить. - Меня похитили из моей квартиры в часы, когда я ничего не мог осознать. А затем трое суток, показавшихся вечностью, продержали в неволе. Сейчас я стою перед вами ровно, и мне почти удается не выдавать своего состояния. Но это не значит, что со мной все в порядке. Наверное, вы знаете, что жертвы похищения часто испытывают посттравматическое расстройство. Нас часто мучают кошмары, мы часто лишаемся способности верить. Еще чаще остаемся одни в это время. Это тяжёлый путь, но что к этому приводит? Я бы хотел рассказать вам, что со мной было, и, если я буду говорить невнятно, простите меня, – говорит Чимин, чей голос слегка подрагивает. Он опускает взгляд вниз и расправляет листок бумаги, на котором записал свою речь. Его взгляд скользит по некоторым словам. Словам, что всегда будут вызывать в его сердце ужас. И тогда он принимает решение, поднимая голову. Ему не нужна бумага, чтобы быть искренним. Ему не нужна бумага, чтобы добиться правды. – Я был изнасилован двадцать шесть раз за трое суток. Дважды меня насиловали ручкой от швабры. Пять раз меня связывали. Восемь заставляли глотать мочу. Мне сломали две ноги, четыре ребра, повредили анальное отверстие, а почки восстанавливаются очень медленно, так как их отбили ботинками. Я хорошо запомнил определенные моменты. Большая часть, благо, из памяти стерлась, – он бросает взгляд на Чонгука, что отвернулся от трибуны с самого начала речи парня. Его тихие всхлипы никто не заглушает, и никого они не волнуют. Все слушают историю Чимина, а сам Чимин хочет, чтобы это закончилось. Но он не может остановиться. Не вправе повернуть колесо в другую сторону. В этот момент взглядом он упирается в Юнги. Тот серьёзен, и всем своим видом показывает, что Чимин должен держаться. В нем Чимин и черпает силы продолжить. – Вам всем хочется знать, как это было, и я приведу аналогию, чтобы вы меня поняли. Представьте, что на дворе вторая мировая, и вы во вражеском лагере. Вы не знаете, как попали сюда, и за какие грехи. Вы только знаете, что не можете предать свою родину, и любимого, что ждет вас живым и свободным. Вы должны выдержать все испытания. Вам кажется, что вы с этим справитесь. Ваши мучители жестоки и никогда не проявят к вам милосердия. Каждый день вы проводите в ужасе. Но это не становится для вас неожиданностью. Вы держитесь, не погружаясь в отчаяние. Вам кажется, что проходит век, хотя на деле, едва минует минута. В какой-то момент вы теряете всю свою стойкость, и тогда осознаете, не выдержите и секунды. А затем один из надзирателей говорит, что все будет хорошо, что он вас вытащит. И вы ему верите. Его слова, это все, что у вас есть. Все, за что вы держитесь. Вы живёте этой надеждой, и пока пытки становятся изощреннее, прикрываете глаза и вспоминаете слова того парня. Пока в один день понимаете, что он больше не появляется. Вы начинаете всматриваться в лица. В тех, кто вас пытает, в тех, кого пытают с вами рядом. Но его нет, как бы вы ни искали, – Чимин вздыхает, опираясь руками о трибуну, и переводя взгляд на присяжных. – Его нет, и вы знаете, что это означает. Его перевели. Или он умер. Или решил не сдерживать своего обещания. И тогда вы теряете надежду. Вас больше ничего в этом мире не держит. Домой вы не вернетесь. Вы осознаете это предельно четко. Вы все еще отказываетесь предавать страну, но смысла в предательстве больше и нет вовсе. Вы с ужасом понимаете, что с вами развлекаются. Информация, которую вы считали ценной, никому не нужна. Вас хотят разрушить забавы ради, и тогда вы погружаетесь в пучину отчаяния. И начинаете грезить. Ночами. Днями. Во время пыток. В перерывах. Вы уверены, что видите этого парня, что он снова говорит вам, что вытащит отсюда. И вы снова ему верите. И снова разочаровываетесь. Вновь и вновь. Вновь и вновь, – Чимин усмехается, проводя языком по губам, и позволяя себе отвести взгляд от застывших людей в креслах. Он переводит взгляд на Чонгука, и ободряюще ему улыбается, даже зная, что Чонгук этой улыбки не увидит. Силой мысли стремится стереть его слезы. Всхлипы утихли, и теперь лишь влажный взгляд выдает состояние парня. Он повернулся к Чимину, потому что знает, его лицо, это главная причина, по которой Чимин это выдержит. Так было во время похищения, так есть сейчас, и так будет после. Чимин хочет, чтобы им не пришлось проходить через это. Чтобы Чонгук не был его человеком, а Чимин не был человеком Чонгука хотя бы на этот бесконечный процесс. Чтобы они могли оторвать себя друг от друга и не страдать так сильно. Но, как и все, что дарит нам покой, это вещь, недоступная людям. – Я хотел бы сказать, что в конце вы будете спасены и забудете все, что там было. Но знаете, жизнь слишком жестока, чтобы позволить нам это, – говорит Чимин, переводя взгляд на Лиз. – Вы выберетесь из заточения и встретите человека, который вас любит. Но ваше внутреннее «я» останется там навеки. Ад, это то, что придумали люди. Ад, это состояние, которое настолько ужасно, что с живым произойти не может. Физически, я все еще жив, – говорит Чимин, выпрямляясь, – но загляните мне в глаза, и вряд ли вы сможете забыть то, что вам откроется. Говорят, для того, чтобы узнать, что человек пережил, достаточно увидеть его взгляд. Если вы спрашиваете, какого это, пережить то, что пережил я, будьте готовы к тому, что ответ вас испугает, – поворачивается лицом к присяжным Чимин. Он поднимает руку, как для клятвы, и произносит, смотря в глаза председательствующему, что не может сдержать слез после его истории. – Я, Пак Чимин, гражданин Южной Кореи, двадцати семи лет, и я говорю вам, что причина, по которой я никогда не смогу вернуться из ада, это Чед Гиллиган. Верить мне или нет, ваше дело, – а затем переводит взгляд на молчаливого Чеда. – Не думай, что сможешь избежать ответственности. Твой ад только начинается. … Чимин, словно гонимый демонами, вылетает из зала суда, судорожно хватая воздух. Это было… ошеломляюще. Он не может и описать, насколько. Вместе с тем, это было безумно страшно. Его слова, он надеется, не забудут. Он хочет верить, что смог донести все правильно. - Похвально, – останавливает его поток мыслей мать. Та вышла из зала вслед за ним, и теперь стоит, прислонившись к стене и сжимая в кулаки руки. Чимин кожей чувствует исходящую от нее агрессию. – Но не думаешь же ты, что твои слова что-то изменят? Никто не заставлял тебя напиваться тогда в клубе и ехать с ним. Никто не заставлял тебя спать с ним в тот день на Аляске. И недавно, держу пари, ты попал по своей глупости. Присяжные увидят это. - Ты слепая? – хрипит парень, оборачиваясь к ней всем телом. – Они уже на моей стороне. - То, что несколько пустили слезу, не имеет значения, – шипит, словно змея, подходя ближе. – Просто слишком впечатлительные, чтобы поверить твоей наглой лжи. Красивая история, – хмыкает, беря его подбородок в руку, но Чимин ее стряхивает. – Жаль, что прогнила также, как и ты сам. - Почему ты меня так ненавидишь? – шепчет, заглядывая в чужие глаза, пылающие яростью. – Почему никогда не вела себя, как мать! – внезапно повышает голос, буквально крича в коридоре. Журналисты толпятся у входа в зал заседаний и снимают их на камеры, но Чимина это не волнует. Также, как не волнует его мать, потерявшую остатки самообладания. Она вздергивает подбородок выше и бросает на него резкий взгляд. - Потому что ты всегда меня разочаровывал. Не помню ни одного раза с твоих семи лет, где ты вёл себя правильно. - А если бы я вел себя так, как хочешь ты, что-то бы изменилось? - Возможно, – хмыкает женщина, и Чимин усмехается. - Так вот в чем все дело, в послушании. Дело всегда в послушании. Не думала ли ты, что сама не святая, чтобы требовать соблюдения своих правил? - Что ты сказал, щенок? – ощеривается женщина и поднимает руку в воздух, замахиваясь на Чимина и оставляя на его щеке след. Все знают, у знака предательства пять пальцев. Чимин, секунду безмолвно смотрящий на довольную своим поступком мать, зажмуривается, сжимая в кулак руку. Он не может. Не может поступить также, как она. И когда она уходит, не бросив на него и взгляда, Чимин все еще стоит зажмурившись. Он дрожит и глотает ртом воздух. Он на грани истерики. Он на краю пропасти. И вдруг чувствует прикосновение к своему плечу. Его уводят от столпившихся вокруг стервятников с камерами. От пустых слов, гнилых обещаний. От всего мира, что никогда не станет для него прежним. Его заводят в туалет, и насильно умывают. Затем незнакомец вытирает его лицо полотенцем, и лишь в этот момент Чимин понимает, что это Курт. Мужчина, который знает все. Мужчина, который его не осуждает. И тогда он позволяет себе разрыдаться. Он опускается на пол и зажимает коленями голову. За одной слезой идет вторая, и за одним всхлипом следующий. Он мгновенно оказывается в крепких объятиях и позволяет себе цепляться за чужую рубашку, заливая ее слезами. Ему все равно, что перерыв не больше часа, и что скоро он услышит показания Чеда. Ему все равно, что после суд примет решение, и он сможет вернуться домой. Прямо сейчас он уверен, тот человек, который должен был любить его безусловно, на это не способен. Осознание этого разбивает его в щепки. А затем Курт начинает говорить. Отвлекает его. Удерживает. Помогает. Говорит о своей семье, у него только отец и сестра. Говорит о своем хобби, он шьет куклы и продает их детям. Говорит о своём племяннике, тот любит вмешиваться во все серьёзные дела, в которых он участвует. Говорит о Юнги, с которым познакомился еще в детстве, так как тот защитил его от хулиганов. Говорит, говорит, говорит. И когда Чимин перестает всхлипывать, не прекращает. … - Мы заслушаем показания подсудимого, и затем присяжные примут решение, – говорит судья, смотря в заполненный людьми зал. Чимин смотрит, как человек, задавшийся целью испортить ему жизнь, идет по проходу. Он бросает на парня лишь один взгляд, и он один заставляет Чимина, едва успокоившегося от сорокаминутной истерики в туалете, не поддаться ей вновь. Чед выглядит, как человек, что идет побеждать. А еще он выглядит как тот, кто уже победил. Чимин, на поверку, оказался не таким уж и сильным. Он слаб, когда дело касается выражения эмоций. Он слаб, когда нужно отстоять себя. Он слаб, когда на него давят. А затем Чонгук кладет свою руку на его плечо, и Чимин приходит в себя. Это не так. Он был слаб во все эти моменты, но сейчас, ради Чонгука, он слабым не будет. Больше нет. Это не его ноша, и не роль, ему предназначенная. Чед подходит к трибуне в тот момент, как Чимин приходит к этой мысли. Он поднимает руку. Он произносит клятву. Он смотрит на своего адвоката. Чимин не знает, что сейчас будет. Что Чед скажет. Во время допросов, Чимин слышал лишь свое бешено бьющееся сердце. Он лишь знает, что слова, какими бы они ни были, работали. На стороне Чеда его репутация. На стороне Чеда огромная доказательственная база. На стороне Чеда вера общества в его невиновность. На стороне же Чимина, его семья, и Лиз Смит, лучший адвокат в городе. Кажется, что маятник на сторону Чимина и не взглянет, и знаете? Парень в победе не уверен. - Расскажите о том, что произошло в тот час, когда, по словам Господина Пака, вы его похитили, – просит адвокат, и Чимин сжимает зубы. - Я был дома. Читал книгу, – отвечает Чед, выглядя… - Он, блядь, спокоен, – шипит Юнги, сидящий от него по левую сторону, и Чимин кивает. Да, так и есть. - Что вы делали в первый день его заточения? - Был в отъезде. Навещал сестру. - А во второй? - Там же. - И, наконец, в третий. - Я вернулся спустя неделю после того, как Господин Пак спасся, – а затем он поворачивается в сторону Чимина и протягивает в его сторону руку. И этот жест… о, он выглядит так картинно, так карикатурно. Словно рисунок в альбоме, лишенный искренности. – Мне правда жаль, что по вине людей, которых я знал, вы пострадали. Чимин сжимает зубы еще сильнее и чувствует, как один из них крошится. Он в ярости. О, он в такой ярости, что эта наглая ложь сходит этому человеку с рук. Но он не смеет встать, не смеет сказать и слова. - Расскажите о себе, Господин Гиллиган, – говорит адвокат, и Лиз поднимется с места. - Протестую, эта информация не имеет отношения к делу и есть в свободном доступе. Они все знают, чего адвокат хочет добиться. Сочувствия. Чеду тридцать семь лет, и половину жизни его фейковый образ провел в гетто, помогая родителям и сестре. Но ему, если судить по первым ссылкам в интернете, рано захотелось большего. И уже в восемь он стал неофициальным помощником в церкви. Он помогал всем, кого встречал на пути, и ни один из спасенных не остался равнодушен. Затем, когда ему исполнилось 25, его родители погибли, а сестра обвинила в их смерти Чеда. Именно он попросил родителей за ним заехать. Но они его не забрали, попав по пути в аварию. Автомобиль всмятку, два трупа внутри, кровь даже снаружи. Это была трагедия для всего города, в котором он вырос. Тогда же Чед основал свой первый благотворительный фонд на деньги, полученные со страховки. Он стал помогать жертвам автокатастроф, в одной из которых его семья и погибла. Все пошло по накатанной. Фонд помощи больным раком. Фонд поддержки матерей одиночек. Фонд защиты лесных насаждений. Всевозможные фонды разрастались в геометрической прогрессии, пока не превратились в огромную корпорацию, саму себя финансирующую и не забывающую о своем руководстве. Это та вершина, на которую Чимину не подняться. Та вершина, что непокоренной и останется. Но он не против, пойти по стопам Чеда – последнее дело. Преступники всегда отмывают незаконно добытые деньги, и редко, когда их мучает совесть за кровь, что остается на подоле. В последние месяцы общество превратилось в улей, и слава человека, имени которого никто и не знал прежде, разрослась до невиданных масштабов. Теперь этот человек может позволить себе стоять прямо, и твердить ложь, не пряча взгляда, не боясь разоблачения. У них нет прямых доказательств. Нет даже достаточного количества косвенных. Чимин смотрит на Чеда, переводит взгляд на внимающих его словам присяжных и понимает. Весь эффект, которого он добился своим выступлением, рушится на глазах, и никто не в силах исправить это. Никто, кроме… - Ваша честь, я хочу приобщить к делу показания еще одного свидетеля, – выкрикивает Лиз, когда Чед прерывается, чтобы добрать воздуха перед порцией очередной лжи. Никто, кроме Сокджина, стоящего возле Лиз. Все краски сходят с лица Чимина. Он переводит взгляд на Намджуна и видит, с ним происходит тоже самое. Он не знал, не ожидал, не верил. Сокджин же, занимающий место за трибуной, смотрит перед собой прямо. И решительно. Он сделал выбор, и от своего не отступит. Только… даже если он выступает на стороне защиты, не изменит ли мнение в самый неподходящий момент? Хосок как-то говорил, что Сокджин отличный союзник, когда сражается с тобой бок о бок, и страшный враг, когда направляет кинжал тебе в спину.*
Одним месяцем ранее
- Ты серьёзно? – переводит на него взгляд Чимин, и Юнги пожимает плечами. - Хуже не будет. - Я не думаю, что ночь кино, это то, что нам нужно. Я все еще в больнице, и Чонгук даже не может этот чертов телевизор видеть. - Я могу его слушать, хен, – обиженно бурчит парень, обвивая его за талию. Чимин, смягчившись, кивает, целуя своего парня в макушку. - Конечно, детка, просто мне не кажется это хорошей идеей. Через месяц слушание, мы все напряжены. - Вот именно, – подает голос Намджун, – нам нужен отдых. - А Тэхен-хен с Хосок-хеном придут? – интересуется Чонгук, и Юнги переводит на него взгляд. - У кого ты спрашиваешь? - У тебя. - Они твои друзья, пацан. - Будто вы с Тэхеном друг другу не позируете. Вы так сблизились в последнее время, – хихикает Чонгук, и Юнги бросает на него предупреждающий взгляд, который тот, конечно, не видит. - Ладно, хватит вам, – закатывает глаза Чимин. – Если будет попкорн, я согласен. Только сделайте мне одолжение, никаких романтических комедий. - Ну хееен, – хнычет Чонгук прижимаясь к нему крепче, – я хотел пересмотреть «виноваты звезды». - Это тот фильм про раковую больную? – уточняет, и когда Чонгук кивает, щелкает парня по носу. - Мал ты для таких фильмов. Повредит твою нежную детскую психику. Дохва, жующий чипсы на другом краю комнаты, начинает ржать, и его хохот подхватывают остальные. И лишь Чонгук жалобно возмущается, что ему почти двадцать три, что романтические комедии, это мило, и что все слишком к нему жестоки. Фильм они все-таки смотрят. К вечеру приходят Хосок с Тэхеном, а Дохва заказывает пиццу. Чимин, лежа в объятиях Чонгука, ощущает себя на седьмом небе. А через час получает извинения от Дохва за то, какую роль тот сыграл в его падении. Но знаете, что? Иногда, чтобы что-то получить, сначала нужно что-то потерять.*
- Кем вы приходитесь подсудимому? – задает первый вопрос Лиз, и Сокджин расправляет плечи. - Я был его другом в течение пяти лет. - Как близко вы знакомы? - Довольно близко. - Во время вашей дружбы, случалось ли вам наблюдать, как Господин Гиллиган совершает противоправные или антисоциальные поступки? - Я был свидетелем этому ежедневно, – кивает Сокджин, и Чимин в удивление поднимает брови. Неужели он не понимает, что это будет значить конец не только Чеда, но и его самого? Неужели верит, что выйдет сухим из воды? - Значит ли это, что вы принимали в них участие, или как минимум могли предотвратить их свершение? - Оба случая верны, – говорит Сокджин, и бросает взгляд на Намджуна. И это объясняет все. Сокджин не глупец, и прекрасно понимал, что телега, лишившись колеса у утеса, не сможет миновать опасность. Сокджин решил броситься вместе с ней в пучину. Думаю, вы не удивитесь той истине, что сопровождает нас веками. Ради любви, принято жертвовать, и чем выше цена жертвы, тем больше чувство, лежащее в ее основе. Таким образом Сокджин хочет добиться прощения. Чимин, поджимающий губы, снимает со своей головы шляпу. Соломенную. Совсем, как у сидящего рядом Чонгука. Впервые за то время, что они с Сокджином знакомы, мужчина показал себя человеком достойным. А затем Сокджин начинает рассказывать. - Вы живёте в совсем другом мире, – обращается к присяжным. – Утром вы уходите на работу, вечером возвращаетесь, а ночью ложитесь в постели. Как раз в это время начинают действовать законы моего мира. То, что сказал Пак Чимин… - Сокджин делает паузу, бросая на Чимина взгляд. – Правда. То, что сказал адвокат Чеда, и сам Чед – ложь. Теперь, когда я сказал вам это, у вас может создаться впечатление, что мы монстры. Но это не так. У нас тоже есть любимые, коллеги, семьи. Мы такие же, как и вы, просто избрали иной путь. Чед Гиллиган не монстр, – повышает голос, чтобы перекричать поднявшийся шум, – он человек, который запутался, и решил предать все, во что все мы верили. А затем достает флешку и передает ее Лиз. Та поворачивает к суду присяжных и показывает черный пластик. - Материалы на этом устройстве заранее были приобщены к делу, и их достоверность была подтверждена двумя независимыми экспертизами. С этими словами она вставляет флешку в ноутбук и в два клика открывает одно из видео. Одно из тысяч видео. В кадре мужчины забивают ногами молоденькую девочку. Ее взгляд, совсем как у олененка, и она постоянно зовет маму. Ее тонкое тельце, едва прикрытое футболкой, явно истощено. На лице многочисленные синяки. Под конец двое мужчин вытирают о девушку руки и поворачивается лицом к камере. - Ты все снял? – мужской голос за камерой подтверждает, но не это шокирует публику. Их шокирует нечто иное. Человек, обращающийся с этим вопросом, – Чед. - Все в порядке, босс? – интересуется второй, и Чед кивает, похлопывая его по плечу. - Хорошо сработано, ее отец оценит видео. А затем они выходят из комнаты, прекращая съемку. Девушка остается в одиночестве. Жива ли она? Неизвестно. - Как вы видите, – комментирует Лиз, обращаясь к ошеломленным присяжным, – на этом видео подсудимый совершает античеловечные действия, что разнится с образом, создаваемым его адвокатом до этого. Подумайте о том, можете ли вы этому человеку верить. А я пока включу следующую запись. С этими словами она кликает по еще одному видео, и на экране появляется мужчина преклонного возраста. Над ним, как и в предыдущем видео, стоит Чед, только теперь он его не избивает. Он вырывает ему ногти. Чимин сжимает пальцы в кулаки и фантомно ощущает то, что испытывает мужчина на видео. Он пережил тоже самое. Когда тебе вырывают ногти, ты не можешь мыслить. Ты даже слова вымолвить не можешь. Единственное, что вырывается из твоей глотки… нечеловеческий крик, что обязан быть похоронен в замкнутой комнате. Дальше, от ушей людей к этому не причастных. Как можно дальше от невинных. Поэтому, когда мужчина начинает кричать, Чимин поднимает руки и зажимает уши Чонгука, даже зная, что часть звука все равно будет ему доступна. Но это единственное, что он может сейчас сделать. Следующее видео начинается с необычного кадра. Пустая комната и человек, привязанный к стулу в центре. Он безумен. Это понятно с первого взгляда. Он кричит, разрываясь в агонии, пока перед ним проносятся картинки, порожденные больным сознанием, а на голову ему, капля за каплей, стекает вода. Изощренная пытка, что и здорового превратит в безумца. Был ли этот мужчина таким до того, как попал к Чеду? Ответ на этот вопрос знать не дано. Мимо Чимина проносятся десятки видео, и каждое новое страшнее предыдущего. Кровь, смерти, жестокость. Бессмысленные пытки, в процессе которых не задается ни одного вопроса. Чимин опускает взгляд в пол, и не поднимает его до того момента, как слышит еще один крик. Свой собственный. Он испуганно смотрит в камеру и встречается взглядом с не менее испуганным парнем. Пак Чимин на видео не сидит в зале суда, одетый в синий костюм, начищенные ботинки и соломенную шляпу, подарок возлюбленного. Пак Чимин на видео выглядит и ведет себя, как животное. Он извивается, потому что его ногу выворачивают под неестественным углом, и он кричит, потому что в его анальное отверстие вставляют нашедшуюся так кстати палку. Слава Посейдону, Чонгук не может этого увидеть. Это безумие. Все, что происходит на видео, безумие. Но в кадре, как и на многих предыдущих, присяжные видят Чеда. С его фирменной ухмылкой, в строгом пиджаке, с сигаретой в зубах. А затем он тушит окурок о живот парня, сидящего перед ним, и Чимин опускает руку на место, откуда шрам не исчезнет. Единственное физическое напоминание о том, что было. Лиз выключает видео на моменте, который врежется в память всем присутствующим. Чед расстегивает штаны. Вынимает член. Кончает на оставленный сигаретой ожог, едва к себе прикоснувшись. - Сейчас, когда вы увидели все это, я надеюсь, вы сможете принять решение. Чимин надеется, все в стране смогут принять решение. … - Перед тем, как суд присяжных удалится в совещательную комнату, последнее слово предоставляется подсудимому, Чеду Гиллигану, – говорит судья, и мужчина выходит к трибуне. В этот раз, он не усмехается. Его походка шаткая, а в спину ему несутся проклятья. Он ни на кого не смотрит, ни к кому не обращается. Он становится к трибуне и начинает говорить практически сразу. - Я знаю, что вы, должно быть, меня ненавидите, но я делал все это не потому, что хотел. Я был вынужден, – начинает, опуская взгляд на свои ботинки. – Когда мне было девять лет, меня изнасиловали двое парней, которых я не знал раньше. После этого я не прошёл терапию, и никто не помог мне. Я никому не сказал о том, что было. Но, думаю, в этот момент я и изменился. Я знаю, что не родился злым, я был хорошим сыном, другом, коллегой. Все благотворительные фонды, что я основал, – он поднимает взгляд и смотрит в сторону присяжных, – это было от чистого сердца. Я много раз пытался прекратить, говорил своим друзьям, что перестану этим заниматься и устроюсь на нормальную работу. Но так этого и не сделал. Теперь жалею. Но вы не знаете, какого это, когда всю жизнь об тебя вытирают ноги, а затем ты получаешь власть. Она развращает, поверьте моему опыту. Едва заполучив ее, вы не захотите выпускать ее из рук. Наоборот, вам потребуется больше. Вы станете злее, беспощаднее, бесчувственнее. Я знаю, что не родился злым, но я таким стал. В этом есть моя вина, но на моем месте мог оказаться каждый. Я – жертва обстоятельств, и поэтому прошу понять меня. И простить, если сможете. Я не знаю, какое решение вы примете, но прошу, не приговаривайте меня к смертной казни. Я исправлюсь, и найду путь к свету. Нам всем просто нужен шанс, – заканчивает Чед, сжимая одну руку другой. – Мы должны поддерживать друг друга на этом трудном пути. С этими словами суд присяжных удаляется для вынесения заключения. Если вы ждете комментариев речи Чеда, ее не будет. Решите для себя, что вы о ней думаете. Никто не вправе вмешиваться в ваше суждение. И когда суд присяжных возвращается, финальная черта подводится. Председательствующий встает прямо и, смотря на Чеда, произносит. - Единогласно было принято решение признать Чеда Гиллигана виновным по всем статьям обвинения и приговорить его к смертной казни путем введения смертельной инъекции. Также, я хочу добавить от себя, – говорит этот мужчина в преклонном возрасте. – Ты просил о понимании, и о прощении. Мы услышали твою просьбу, и ответ на нее таков: мы не можем тебя ни понять, ни простить, так как являемся представителями общества, в том числе твоих жертв и их семей. Они тебя простить не смогут. Уповай на прощение Господа, только это тебе и остаётся, – заканчивает мужчина, опускаясь на свое место. И после того, как судьи выносят в отношении Чеда Гиллигана обвинительный приговор, все заканчивается. Все заканчивается, но акт справедливости, который обещал всем Чимин, только начинается.*
Это грязное место. Пыльное, и совсем не похоже на роскошные хоромы, в которых, несомненно, жил Чед раньше. Но камера смертников не предоставляет лобстеров в номер и ежедневное обслуживание. Здесь витает запах отчаяния. Здесь заканчивают путь ужасные из ужасных. И сюда приходит Чимин за своей наградой. Он подходит к камере и открывает ее ключом, переданным ему Куртом. Иногда полезно, когда у тебя есть связи с такими людьми. Чеда он встречает лежащим на койке. Спящим. Парни, пришедшие с ним вместе, мигом его поднимают, и Чимин получает возможность столкнуться с ним взглядом. Никогда прежде такого взгляда у Чеда он не видел. Это взгляд проигравшего, и они оба знают об этом. А затем Чед замечает в руках Чимина молот, и тогда он начинает кричать, но ему вовремя затыкают руками рот. Чимин прицеливается, и в полной тишине наносит свой первый, но далеко не последний на сегодня удар. «Ты же уже посадил меня, что еще тебе нужно?» - наверняка спросил бы Чед. «Справедливость» - наверняка нашелся бы с ответом Чимин.