Звёздный Предел

      Следующим условным утром, которое по-прежнему ничем не отличалось от ночи, раньяр вновь препроводили в королевский чертог, но в зал поменьше, вход в который прятался прямиком за троном. Помещение выглядело куда как попроще — обычные стены, выбеленные известью, один-единственный… гобелен? знамя? — раньяр в этом мало что понимали. Это было багровое полотно с вышитой золотой звездой о восьми лучах. Четыре крупные, четыре поменьше. Прямо под звездой расположился высокий резной стул, находившийся во главе длинного стола.       Количество выставленных тарелок и приборов намекало, что они тоже приглашены на трапезу.       Канафинвэ, уже без короны, уже был здесь. А вместе с ним всего двое из тех, что присутствовали вчера вечером: уже известные Туркафинвэ и Морифинвэ.       Король жестом пригласил за стол. Его приближенные заняли места по его левую руку, место же справа ненавязчиво оставалось пустым. Черноволосая женщина замешкалась, и место, предназначавшееся их лидеру, занял рыжеволосый мужчина.       К еде, бесхитростной даже для аманэльдар, странники не прикоснулись. Одна из женщин задумчиво изучала содержимое тарелки, не касаясь даже приборов. Макалаурэ взял кувшин и наполнил кубок рыжеволосого.       — Вчера у нас было мало времени на знакомство. Сегодня же предлагаю продолжить нашу беседу. Меня, я надеюсь, вы помните, — Канафинвэ позволил себе легчайший намёк на улыбку. — Будьте моими гостями. Я поднимаю эту чашу за вас.       Рыжеволосый улыбнулся, вторя его жестам, но взгляд странника оставался острым и трезвым. Он позволил себе лишь один глоток. Остальные настороженно наблюдали.       Наконец, он кивнул. Сказал нечто отрывистое на незнакомом языке.       — Wine.       Макалаурэ видел, как Морьо потемнел лицом. Но рыжий предводитель раньяр повернулся снова к нему и улыбнулся:       — Прошу нас простить. Здешняя пища всё еще непривычна для нас. Лучше сначала её испробует кто-то один, не так ли?       — Настолько непривычно? — тон голоса стал по-королевски жёсток и отрывист. — Из каких же вы дальних краёв?       — Очень дальних, Ваше… — рыжий запнулся, тщательно пытаясь выговорить слова на синдарине, но тонкий слух музыканта слышал непривычный акцент — звуки смешивались в его рту, становясь нечеткими и гулкими, как грохот мелкой гальки в барабане, — Вы-со-чес-тво.       — Ве-ли-чес-тво, — мрачно вставил Морифинвэ. Издевательски, по слогам.       — Прошу прощения, — рыжеволосый коротко дёрнул уголком рта, словно это его ничуть не задело. — Я представлюсь заново. Меня зовут Reega fon Strauss. Имя — Рига. Штраус — моя фамилия.       Рига фон Штраус оглянулся на свою соседку: ту самую черноволосую женщину. Она опустила голову, изображая поклон. Голос её был значительно тише, но выговор был отчетливей.       — Midnite Skyraiss.       Все последовавшие за ними имена были точно так же непривычны слуху. Они совсем не ложились на звучание ни синдарина, ни тэлерина, ни даже архаичного варианта квенья, который еще знал Финвэ и наставник Румиль.       — Eerma van Laiden, — голубоволосая девушка с синими глазами — та самая, с которой вчера говорил Турко.       — Maria di Grantz, — дева с золотистыми, как у ваниар, волосами и голубыми глазами. Вид у неё был почти такой же холодный и надменный, как у кузины Нэрвен. Макалаурэ она показалась неприятной.       — James Hulpast, — юноша, по виду младше остальных, с непривычно тёмной кожей, и примечательным горизонтальным шрамом на щеке. У него были очень тонкие губы, карие глаза и коротко, неровно остриженные черные волосы.       — Meera Skyraiss, — еще одна со свистящим именем. Лицом она так же походила на черноволосую, как Тэльво походил на Питьо. Только вот волосы её были белыми до полупрозрачности, тонкими, а в глазах был тёмно-розовый отсвет. В целом, она выглядела очень болезненной и белой, как утонувшие в окровавленных водах Альквалондэ.       — Elsa Skyraiss, — представилась последняя девушка. У неё тоже были эти необычные золотые глаза и каштановые волосы, и она выглядела более беззаботной и любопытной, чем остальные. Еще одна «Скайрайс». Стало быть, эти три девицы — представительницы одной семьи, если один корень в их именах был дан по принципу, что и «-финвэ» в атарессэ детей Феанаро.       Мира задумчиво изучала тарелку. И Мария, и Эльза уже отметили, что здешняя живность и растительность подозрительно похожи на террианские. И пусть Рига божился, что маршрут был проложен именно до Терры, их взаимные переглядки с Миднайт подтачивали эту уверенность. Тем не менее… Здесь были каша с орехами и изюмом, дикая птица, жаренная на костре, ягоды и… вино. Рига его уже попробовал, и она под пристальным взглядом Марии, так и не притронувшейся к своим приборам, пригубила напиток.       — Ну… как? — шепотом спросила Мария.       — Больше похоже на сладкий разбавленный сок, — пробормотала Скайрайс. Не намеревались же их споить с самого утра? Если они всё еще были нужны для конструктивных переговоров. Яда вроде нет… Вся посуда и приборы — сплошь из серебра, и ни одного темного пятнышка. Но кроме вина не было больше ничего. Одинокий графин с водой стоял на расстоянии вытянутой руки, и потянуться за ним сейчас…       — И кто же из вас предводитель? — король, вертя инкрустированный красными камнями кубок, тем временем полностью сосредоточил свое внимание на Риге. — Должно быть это…       — … это я, — перебила его Миднайт.       Канафинвэ отметил, как эта женщина уверенно положила ладонь на запястье рыжеволосого, сжав с видимой силой.       — Вы? — он выгнул бровь. Непохоже.       — Я старшая по воинскому званию, я же была капитаном корабля, — невозмутимо отвечала Миднайт Скайрайс.       — Так вы воины, — задумчиво акцентировал Туркафинвэ Тьелкормо. — Я не видел у вас мечей.       Она улыбнулась.       — Мечи, очевидно, свойственны вашей культуре. Они эффективны в ближнем бою, особенно, один на один.       — Один на один? — Тьелкормо насмешливо выгнул бровь. — Вы довольно оптимистичны.       — Ничуть. Если на вас нападет противник, вооруженный мечом или хотя бы кинжалом, вы же не будете отстреливаться луком? А если противников больше чем двое или трое, даже меч не столь хороший вариант.       — Однако, я видел у вас нечто похожее на мечи.       — Это мачете. Они полезны и в быту.       — Занятный у вас быт, — негромко заметил Канафинвэ, встретившись с ней взглядом. Миднайт улыбнулась. — И все вы — воины и воительницы?       — В большей или меньшей степени, — Миднайт старалась отвечать обтекаемо. Беседа всё более походила на допрос, и, как бы ни урчал живот, она не собиралась сдаваться лишь бы поскорее набить желудок. — Мы все здесь милитаристы, — употребив незнакомое слово, она тут же пояснила: — Наше государство опирается на свою военную мощь, и представители практически всех профессий имеют воинскую подготовку. Да, мы все здесь можем сражаться, но каждый из нас умеет кое-что еще помимо этого.       — Например?       — Я, — взяла слово светловолосая девушка, сидящая напротив Морифинвэ, — Мария де Гранц, военный медик. То есть, я умею врачевать ранения и составлять лекарства.       — Нас здесь трое таких, — добавила светловолосая Скайрайс, лицом похожая на Миднайт. — Я тоже медик, и наша младшая сестра — Эльза, — самая юная на вид девушка улыбнулась, кивая, — тоже. Мы полевые врачи, работаем на поле боя. Такие, как Мария — в тылу.       — Такие — это какие?       — Умные, — Мария очаровательно улыбнулась. Тьелкормо осклабился, Ирма ван Лейден фыркнула. Она была занята тем, что пилила ребром вилки кусок мяса. Не ела. Просто чтобы себя занять.       — Это довольно сложно объяснить, — Миднайт вновь переняла инициативу, но голос её был напряжённым. Она строго посмотрела на Марию де Гранц и та, ухмыльнувшись, перевела взгляд на своего смуглого спутника. — Мы не знаем таких слов на вашем языке. Но Мария составляет лекарства, может определить любую болезнь и назначить лечение. Она изучает новые… виды, и использует их в лечении. Такие целители у нас высоко ценятся, и их держат подальше от боевых зон.       Канафинвэ кивнул, вновь отпив из кубка. Такой ответ его устроил больше.       — А что же вы?       — Я — пилот в звании первого лейтенанта. Была помощником капитана одно время, при координации военных действий. Рига фон Штраус — диспетчер, второй лейтенант.       — Что это значит?       — Я прокладывал безопасные маршруты для кораблей.       — Стало быть, и сюда тоже вы проложили дорогу?       — Да.       — И вы прибыли сюда на корабле?       — Да.       — Странно… — протянул Канафинвэ, — мои дозорные не докладывали ни об одном корабле, причалившем к берегам Эндорэ за последние несколько лет.       — Такая темень вокруг, — хмыкнул Рига Штраус, — что неудивительно, пропустить один.       Миднайт хмуро взглянула на него.       — И где же ваш корабль? — елейно поинтересовался Тьелкормо.       — Мы уничтожили его. Он был более непригоден.       — Уничтожили?       — Сожгли.       По лицу всех троих — Канафинвэ, Туркафинвэ и Морифинвэ — пробежали тени. Король явственно дёрнулся — несколько капель вина упали на стол. Как будто они сказали что-то очень нехорошее.       — Сожгли? — повторил король.       — Да.       — Мы не видели зарева.       — Не всякое пламя пылает настолько ярко. Это было очень далеко отсюда.       — Я расставил дозорных вдоль всего берега. Прибрежный правитель Кирдан также очень пристально следит за гаванями Фаласа и Бритомбара. Не было. Никаких. Кораблей.       — Мы прибыли не по воде, — спокойно ответила Миднайт. — А по воздуху.       — С неба, — весело заключил Келегорм. — А я думал, «оттуда», — он ткнул пальцем в потолок, — это была шутка.       — К нашему сожалению, это была не шутка. Наша навигация вышла из строя, корабль столкнулся с внеземным телом и получил повреждения. Нам пришлось садиться здесь. Увы, после жесткой посадки он был бесполезен и ремонту не подлежал, — Миднайт говорила очень спокойно, едва ли не монотонно. — Потому мы его уничтожили, чтобы замести следы. Ведь не каждый день пришельцы падают с неба?       — Не каждый день, — согласился Канафинвэ. — Но чем вы подтвердите свои слова?       Миднайт переглянулась с Ригой. Рыжеволосый покачал головой. Многое стояло на кону, однако…       — Есть способы. Однако, на данный момент мы знаем о вас куда меньше, Ваше Величество. Вчера вы говорили о Темном Властелине и о его воинстве. Вы предлагали нам кров и защиту, но вместе с тем вы настаиваете, чтобы мы не покидали границ вашего поселения. Вы неискренны.       Канафинвэ немного приподнялся и наполнил её кубок. Ему это не составила труда — он был очень высок для обычного человека, и рука была пропорционально длиннее. Такой жест от Короля…       — А вы смелы, госпожа Миднайт.       — Я не госпожа, — негромко возразила она. — Я — лейтенант.       После она и Рига имела с Королем и, как оказалось, его братьями, к которым прибавился еще один — Куруфинвэ, еще одну беседу за закрытыми дверьми. Рига был очень недоволен и злился на неё после, но, признаться, выбор был у них небольшой. Миднайт предоставила им документы с корабля, свой личный планшет, имеющий долю заряда, и бластер. Последний — она предупредила — не рекомендовалось разбирать, испытывать на ристалищах и вообще трогать без присутствия кого-либо из рандир. Или раньяр — так это звучало на местном наречии.       Также им выделили небольшую постройку по соседству с королевским обиталищем. Здесь были такие же выбеленные стены, скудная, но сносная походная мебель, были даже лампы — круглые шары, источающие голубоватый или золотистый свет. Природу света «Феанарова светильника» они понять так и не смогли. Разбирать тоже не стали — из уважения, которое нолдор должны были проявить и к их настоятельной просьбе.       За ними, конечно же, следили. Стража состояла из четырех высоких молодых нолдоров, полных энергии, которой хватало чтобы круглосуточно жизнерадостно трещать под окнами, сменяясь попарно дважды в сутки. Стоило кому-либо из пришельцев выйти за порог — один из стражников устремлялся следом, оправдывая это заботой об их безопасности и необходимостью продемонстрировать поселение чужакам. С этим тоже приходилось мириться. Они и вправду были здесь чужаками.       Первые несколько дней не было никаких вестей: им исправно приносили пищу несколько раз в день, но запретили охотиться или промышлять собирательством в лесу под известным предлогом, предоставили местную одежду — пусть из приятных телу, натуральных тканей, но всё же слишком длинную и непрактичную; а также некоторые обязательные мелочи для быта — будь то мыло (точнее, какие-то мыльные корешки), кадки для воды и кусочки смолы для чистки зубов. Здесь также были бани, но в домике раньяр оказалось отдельное помещение для банных процедур.       На них, конечно же, глазели. Мария скрежетала зубами — мало того, что травы не собрать и не разложить по классам и видам, так еще и в бесплатный зоопарк пришлось переквалифицироваться. Король, естественно, осторожничал с ними. Миднайт и Рига терпеливо ждали, пока пятый брат, Куруфинвэ, закончит изучение их вещей.       Еще две недели спустя, Куруфинвэ вернул Миднайт документы и личные вещи, вроде одежды и мультитула — аналога террианского швейцарского ножа, который королевский брат нашел весьма занятной вещицей. Планшет вернулся с окончательно севшим зарядом и слегка поцарапанным титановым корпусом и разошедшимся швом — видимо, Искусник, как его здесь называли, он же в поселении главный кузнец и мастер на все руки, так и не догадался о его назначении, и даже разобрав его на возможные детали, не приблизился к разгадке. В этом Рига и Миднайт помогать ему не стали.       Планшет пришлось отдать во власть Ирмы — оставалось только надеяться, что он еще подлежит ремонту. У их инженера еще оставались кое-какие подручные инструменты. Более того, на Ирме ван Лейден лежала более важная задача: сообразить устройство для поддержания заряда из подручных средств.       Чтобы раздобыть эти средства, требовалось заполучить доверие местной власти. Мультитул пришлось подарить, но это стало лишь каплей в море.       Последними вернули мачете, метательное оружие Джеймса (проводив ножи и звёздочки подозрительными взглядами, но воздержавшись от комментариев), а вот бластеры, запасы плазмы в пуленепробиваемых колбах, и некоторые образцы взрывчатых веществ нуждались в объяснении и наглядной демонстрации их возможностей.       В просторном, но немного захламленном помещении по соседству с кузницей находился сам Его Величество Канафинвэ, а также двое его братьев: пятый Куруфинвэ и, неожиданно, третий Келегорм. Последний появлялся уж подозрительно часто, словно для него не находилось иных дел.       — Это оружие нашего мира, — неторопливо начал Рига, взвешивая массивное и навороченное оружие. Его серебристый корпус также был немного поцарапан, но в целом, было заметно, что Куруфинвэ до предельного был аккуратен — если уж поселок не снесло к чертям под хвост. Штраус ухмыльнулся и передал бластер обратно в руки Канафинвэ.       — Вы обнаружили что-то смешное, Рига фон Штраус?       — Я приятно удивлен, Ваше Величество. Ваш брат оказался настолько прозорлив, что, расковыряв все остальные наши приспособления, всё же воздержался от того, чтобы расковырять именно это — иначе бы все проблемы вашего Темного Властелина были бы разрешены в одно мгновение.       — Звучит впечатляюще, — уж каким-каким, а впечатленным Канафинвэ не выглядел. — И каким образом они были бы решены?       — Взрыв. Все сооружения смело бы в считанные секунды, и на этой живописной местности еще бы долго ничего не росло. С большой долей вероятности плазма отравила бы озеро, а поскольку оно подпитывается подземными источниками — их тоже, а река понесла бы в себе яд по материку. Возможно, его и было бы слишком мало, чтобы убить всех в вашем Эндорэ, но здоровья бы точно поубавилось.       — Из чего сделан этот яд? Разумно было бы иметь противоядие, — вставил Келегорм.       — Это только в переносном смысле «яд», — пояснила Миднайт. — И противоядия у этого вещества тоже нет. Оно создано искусственно, для массового и окончательного разрушения. Всё, к чему прикасается раскалённая плазма — сгорает или же, под его жаром, истаивает на молекулярном уровне.       — Для чего же вам понадобились столь опасные вещи?       — Для чрезвычайных ситуаций. Это оружие не для одинокого противника, а для массового поражения. Я бы не стала её использовать… без надобности.       — Вообще не стоит, — не согласился с ней Рига. — Никогда.       — Возможно ли её уничтожить?       — У нас нет таких средств.       — Я полагаю, — Куруфинвэ повертел колбу в руках. Плазма внутри неохотно плескалась — не доведенная до критических температур, она была практически бесцветной и гелеобразной, — если мы попытаемся уничтожить эту плаз-му — то неминуемо отравим эту землю… А если использовать огонь, случится то, о чем вы говорите.       — Именно, — глаза Миднайт странно поблескивали.       Келегорм повернулся к брату.       — И что делать тогда?       Но Канафинвэ не сводил глаз ни с Миднайт, ни с Риги, медленно переводя взгляд с одного на другого.       — А что вы собирались делать при помощи вашего оружия?       Миднайт неопределенно пожала плечами:       — То же, что и вы делаете со своим. Убивать врагов, — за что получила от Штрауса несильный тычок в спину.       Вперед подался Куруфинвэ, доселе обдумывающий какую-то мысль.       — Какова его мощь?       — Бластера? — Рига приподнял брови. — Я же только что сказал. Но запасы плазмы ограничены, а воспроизвести её производство здесь невозможно. Мы рассчитывали перейти на наши мачете.       — А что тогда с этим собирались делать?       — Спрятать. Использовать в самом крайнем случае. И советую вернуть их нам. Всё равно мы одни в полной мере представляем что это, и как этим пользоваться.       Келегорм яростно хлопнул ладонью по столу, и собирался было возразить, но был безжалостно пресечен старшим братом:       — Хорошо, — Канафинвэ поднял правую руку. — Я всё равно хотел вернуть их вам, но теперь я вижу, что вы честны передо мной и не будете применять его моему народу во вред. Я надеюсь, вы не держите на меня зла за долгое ожидание. Впредь будет иначе.       — Иначе — это как? — Рига подозрительно сощурился. Король посмотрел на него пристально, словно обдумывал правильность уже принятого решения.       — Я надеюсь, вы присоединитесь к моему народу. Я позволю вам изучать наши ремесла и стать здесь теми, кем вы хотели бы. Я слышал, ваши целители негодуют из-за того, что их не пускают в лазарет, — губы короля тронуло слабое подобие улыбки.       Миднайт смотрела на него. Он вообще мало улыбался. Его ненамного младшие братья выглядели стократ моложе, чем он сам, пусть и на его лице совсем не было морщин.       Тяжёл груз ответственности, не так ли? И как давно ты король, Канафинвэ Макалаурэ? И сколько тебе еще отведено?       — Они будут весьма рады услышать эту новость, — сухо ответила она. — Благодарю вас.       — В таком случае, я хотел бы узнать, чего вы хотите взамен на вашу помощь в будущем?       Рига встрепенулся.       Миднайт поймала его встревоженный взгляд и едва заметно качнула головой. Речь ведь не шла о бластерах. Бластеры шли только в приложении к ним — к раньяр. И, зная их силу, никакой владыка не захочет иметь неподконтрольные ему элементы где-то на задворках своих земель, без каких-либо гарантий и уверенности. Их — практически насильно — оставляют здесь. Чтобы изучать, охранять, использовать.       Ничто не ново под луной.       Но, справедливости ради, Канафинвэ Макалаурэ обернул свою королевскую волю во вполне удобоваримую обертку. Даже возразить нечего. Кроме того, как всё еще ничтожно мало они знают об этом мире.       — Мечи и обучение фехтованию, я полагаю, — Рига вопросительно покосился на спутницу. Миднайт кивнула, выдавив слабое подобие улыбки. Эх, Рига. Она повернулась к королю:       — Но я предпочла бы вначале выучиться вашему языку и письму. А также больше узнать о вашем мире и вашей войне. Это будет справедливо.       Король совсем не удивился.       — Хорошо, я лично займусь вашим обучением, леди Миднайт.       «Лейтенант», подумала она, но смолчала, прикусив язык.       — Я буду ждать вас, леди, завтра утром. Я пришлю за вами.       — Хорошо. Я поняла, — Миднайт не чувствовала ничего, кроме смятения.       — Тогда позвольте откланяться, — король кивнул им и своим братьям и размашистым шагом покинул вотчину Куруфинвэ. Келегорм выскользнул за ним, что-то восклицая вдогонку на нолдорском наречии.       — Заберете сейчас? — во взгляде кузнеца сквозила нечитаемая эмоция. Он все еще сжимал колбу с плазмой в руках.       — Да, — Рига потянулся за своей сумкой, лежавшей тут же, на столе. — Я думаю, не стоит затягивать. Миднайт! Прекрати залипать. Держи.       — А? Да, держу…       Пряный запах приближающегося ливня хлынул в лицо, как только они покинули мастерские. Слух моментально наполнился рокотом камней, переворачивающихся под массивными колесами повозок, перестуком подкованных копыт, фырканья лошадей и журчащими переливами квенья — родного наречия нолдоров. Рига облегченно выдохнул и потеребил прилипшую к телу рубаху. Тесемки ворота запутались в распустившихся огненно-рыжих волосах, и он расслаблено подставил лицо теплым каплям.       — Хорошоо-о-о…       — Я первая в душ, — скороговоркой выпалила Миднайт и первая, прижимая к груди объемистую сумку, припустила по стремительно намокающей грунтовой дороге.       — Хорош душ — полутораметровая бадья леденющей воды и ковшик, — пробурчал Рига, наблюдая, как вздымаются комки грязи под сапогами Скайрайс. — Подождала бы! Всё равно там наверняка сейчас Ирма плещется…       Он нагнал её только у самого порога. Остановил, ухватив за локоть, и потянул на себя. Развернул к себе лицом, крепко охватив острые плечи. Сердце гулко колотилось о ребра. Миднайт недовольно проворчала:       — Это не может подождать до того, как мы зайдем в дом?       Из-за угла медленно вынырнула угольная макушка Алассиона — самого трескучего индивида, которого только можно было встретить. Следом за ним выглянул его верный товарищ, прозванный среди своих же Сарнилем — из-за наоборот, вечного перманентного выражения абсолютного ранодушия на лице, в том числе и на товарища по дежурству. Товарищу по дежурству это же никогда не мешало — весельчак Алассион, наоборот, был не только весьма говорливым, но и заядлым любителем слухов и сплетен — с невероятно острым зрением и слухом этого народа он был почти идеальным соглядатаем.       Недовольно зыркнув на прилипчивого стражника, Рига наклонился к Миднайт и перешел на родной язык.       — Он так легко нам поверил. Он не долго продержится королем.       — Он нам и не поверил, — Миднайт фыркнула. — Кто здесь наивный — так это ты. И впредь попридержи язык. Даже если мы говорим на нилу — подозрений возникает к нам еще больше. А нам нужно их доверие куда больше, чем им — наше. Мы совсем ничего не знаем о здешнем мире. Придется подстраиваться. Одно хорошо — кажется, он понимает, что мы не желаем им зла. Он даже согласился обучать меня.       — Он будет следить за тобой, — догадался Рига. Скайрайс кивнула.       — Именно. Он все еще хочет разузнать о нас как можно больше. Как и мы — о них. Вариант с обучением самый… взаимовыгодный. Весьма благородно с его стороны. А ведь на Ниле бы уже пытали.       — Не говори только, что он тебе понравился.       — И в мыслях не было.       — Тогда просто не подведи.       Миднайт презрительно фыркнула, вывернувшись из его хватки, и стремительно зашагала в дом.       — Ну что за изумительная в своей инфантильности насмешка! — Джеймс обернулся. Уже десятое за последний час восклицание, не имеющее адресата. Мария сидела за столом, пытаясь навести порядок в собственных записях и вшить прибавившиеся листы в их бортовой журнал. Но Джеймс отчетливо видел, что её прям распирает от гнева и бешенства.       Джеймс подпер голову рукой.       — Раз уж ты перешла на такой высокий слог, значит, всё действительно плохо.       Мария фыркнула.       — Странно, что этот Канафинвэ одну Миднайт пригласил изучать квенья и письмо. Она ведь просила, чтобы обучили всех.       — Странно, что он сам вызвался на это, — заспорил Халпаст. — В жизни не поверю, что это сделать больше некому. — А ведь он даже не сказал, сколько будет длиться занятие.       — Заняти-я, Джей. Здесь не цивилизация, никакой стимуляции мозговой активности нет и в помине. Придется изучать по старинке.       — Ты злишься поэтому?       — В том числе, — Мария помахала самодельным блокнотом перед его носом. — Я целыми днями только и делаю, что копирую свитки местных целителей, однако я ни объясниться с ними не могу толком, ни прочитать ничего. Мне остается только наблюдать и повторять за ними, будто я мартышка подопытная. Знал бы ты, как это раздражает!       — И всё-таки… Разве он не король? Ты не думаешь, что для Найт это может быть опасно?       — Не разводи панику. Найт не маленький ребенок и у неё своя голова на плечах, — огрызнулась Мария. — Для неё это столь же роскошный шанс изучить местных, как и для них — нас, держа кого-то поблизости. В худшем случае, мы просто станем дополнительными боевыми единицами без права голоса, но это мы уже проходили. Но попади лично мне какой любопытный образец на операционный стол — думаешь, я бы доверила это кому-то другому? Вот так и этот…. Ка-на-фин-нэ… Странное имя.       Джеймс поморщился.       — Но и мы не образцы, а живые люди. Такие же, как и они. Ну ладно, у нас уши круглее. Может, у них мода такая — уши обрезать, или мутация, или еще что…       — Не представляю, ради какой цели могла возникнуть такая мутация, — Мария продолжала задумчиво перелистывать страницы, её бормотание постепенно сходило на нет. — Всё в мире должно иметь свою цель, Джеймс, дабы оправдать свое существование. Что до ушей… что ж, это неплохой повод понаблюдать за ними пристальнее. Это любопытно, раз уж, — она скривилась, — со мной даже на контакт идти не хотят.       — Тогда что ты собираешься делать? Будешь ждать, пока Миднайт сможет перевести всё это?       — Возможно. Здешние врачи те еще… личности. Та девушка, что дала мне это, — Мария помахала тетрадкой, — Кам-пилос-сэ, кажется? — вообще ничего не смыслит в медицине. Когда я была в лазарете, лишь краем глаза удалось взглянуть, что там происходит — запах стоит такой…       Тетрадка хлопнулась на стол и Мария запустила пальцы в волосы.       — Там у нескольких человек предцинговое состояние, а они их лечат молитвами и местным вариантом кваса. Говорят, учениц Эсте среди них мало. И такого не случалось ранее, по их словам, — Мария вздохнула и сплела пальцы, удобно устроив подбородок. — Когда я им посоветовала нарвать шишек и сосновых иголок разве что пальцем у виска не покрутили.       — Цинга это серьезно, — Джеймс задумался. — Но это больше болезнь моряков, а они…       — Уже несколько лет как пересекли море. Я не знаю, как они высчитывают месяцы и года в таких условиях. Я на них смотрела — и кажется, будто это случилось недавно. Но мне сказали, что болезнь свалила их уже на берегу. И прежде такого вовсе не случалось. За всю историю — ты можешь себе такое представить?       — Тогда откуда у них вообще целители взялись? И что за ученицы Эсте?       Мария пожала плечами.       — Видимо, какой-то известный целитель. Но здесь её точно нет. И если это она, или он, научили их танцам с бубном, то мой целителю почет и уважение, — Мария фыркнула. — Это вообще нечто. На что они надеются, перевязывая рваные раны, и воя над ушами свои странные песни? Брр! Среди таких сейчас Мира и Эльза крутятся, видимо, они вызывают большее доверие, нежели я. Но без нормальных лекарств раненым будет трудно стать на ноги.       — Значит, тебе самой придется по памяти составить сборник лекарственных растений и отыскать их, — резюмировал Джеймс.       — Не придется, — Мария кивнула на свитки. — Они у меня уже есть, нужно столько скопировать, перевести и досконально изучить. Знаешь, кто помог их достать?       — Кто?       — Один из принцев. Я запамятовала, как его зовут, но вид у него мрачный и он заведует казной и всеми припасами. Целители, в том числе, отчитываются и перед ним тоже. Спасибо ему, — Мария молитвенно сложила руки, но в её исполнении жест выглядел насмешкой, — за крышу и хлеб насущный.       — Но не будешь же ты к нему обращаться каждый раз?       — Разумеется, что нет. Но и альтернатива в виде этих… певичек тоже не выглядит радужной перспективой.       Мария подперла рукой подбородок. Знакомство, случившееся всего несколько часов назад, началось с не той ноты.       Пятый принц тогда застал их в разгаре спора, из которого выяснил, что Мария пришла с желанием обучаться здешним целительским традициям и помочь своими силами, да только главная лекарша с трудновыговариевамым именем — Кам-пи-лос-сэ, насмерть стала на защите своих позиций.       Мария закатывала глаза и ругалась сквозь зубы.       — Значит, ты хочешь, чтобы я бросила здесь всё, дабы не только сопровождать тебя, но и выделить тебе прислугу?       Она подозревала, что в селении могут обнаружиться личности со стандартным истеричным темпераментов, но встретить кого-то подобного здесь, в лазарете… Кампилоссэ оказалась юной девушкой с не самым простым характером, упрямой, как ослица, и столь же наразумной — это было слишком даже для первого впечатления. Сама она была прямой и плоской, как гладко обтесанная палка, с высоко заколотым пучком темных волос, убранных цветами. Растрепанные пряди только подчеркивали её бледное, будто светящееся лицо с высокими скулами и пронзительно-серыми, будто запавшими глазами.       — Я прошу лишь помочь мне исследовать местность, мне нужно знать, какими травами вы пользуетесь и где они произрастают. Кое-что я знаю и сама, но здесь такая темень, что мне легко ошибиться. Я уже поняла, что у вас зрение острее нашего, когда видела женщин-собирательниц с набитыми корзинами. В конце концов, это ради вашего же блага, — Мария изо всех сил старалась держать лицо и сохранять доброжелательный, увещевающий тон, ведь от нежелательных слушателей их отделяла лишь тонкая серая ткань полога. А ведь ей здесь еще жить и осваиваться. — Разве ты хочешь, чтобы у них выпали все зубы и начали кровоточить челюсти?       — Не смей мне говорить, что делать.       Мария сузила глаза:       — Но я вижу, что ты делаешь. Эти ваши… шаманские пляски и песни не помогают. Твоё так называемое лечение даёт им ложную надежду, и оттого лишь хуже. Кто научил тебя таким методам? Разве тебе не рассказывали о проявлениях болезней и как их лечить?       Целительница скрипнула зубами.       — Откуда тебе знать? Они перестали действовать с вашим появлением.       — Тогда как они должны действовать? Расскажи мне.       — Песни исцеления облегчают душевную боль и телесные муки, направляют силу духа, который исцеляет тело, — вмешался третий. Кампилоссэ сложилась в низком поклоне, а Мария опознала в незнакомце одного из принцев, что и вчера, и сегодня находился подле короля. Как там его? Морьо?       Она решила повторить подсмотренный жест и вежливо склонила голову.       — А если тело не исцеляется, то в чем причина? В неправильном тексте песни или в недостаточной силе духа?       — Прежде нам не доводилось проверять, — отрезал принц. — Но может, ты поведаешь нам, в чем причина?       Он откинул полог, приглашая её войти в святая святых, в лазарет. Кампилосссэ только пискнула:       — Принц Морифинвэ!       Морифинвэ, значит. Ей следует запомнить это сложное имя. Мария аккуратно осматривала спящего юношу, забывшегося неспокойным сном. Он был болезненно худ, но нижние конечности и дёсна отекли, развивался воспалительный процесс. Осторожный расспрос под присмотром принца убедил её: цинга.       — Он ходил в море?       — Что?       — Подобная хворь наблюдается у тех, кто слишком долго находится в изолированном месте, достаточно далеко от источников питания. Это могут быть плавания, разработка особо глубоких шахт, выход в космос, в конце концов. Но в таком случае достаточно лишь правильно питаться, и не доводить до такого. Какой у вас рацион в последнее время?       Кампилоссэ смерила её недовольным взглядом.       — Имеешь в виду, последние несколько лет? Вяленое и сушеное мясо — то, что мы привезли с собой, кончилось, а в здешних лесах дичь с каждым разом редеет. Грибы, если находим… Злаковое — что осталось. Молоко, сыр, рыбу. Овощей у нас практически не осталось, мы экономим, как можем.       — Беда, — Мария покусала ноготь, пытаясь вспомнить террианские источники нужных витаминов. Оставалось только надеяться что здешняя флора больше похожа на террианскую, чем она думает.       — Мне известен целый морской народ, который только и делает, что выходит в море, и прежде подобного у них не было.       — Я говорю то, что вижу сама, принц Морифинвэ.       — Это излечимо?       — Разумеется.       После короткой справки, он и распорядился поделиться с ней свитками и даже выделил помощницу, которая бы сопровождала её за границы поселения в поисках полезных растений. Это была маленькая победа. Кампилоссэ скрежетала зубами и Мария с раздражением осознавала, что попытками бескорыстной помощи она лишь заработала себе врага.       Отдав последние распоряжения, принц удалился, а Кампилоссэ отправилась исполнять выданное поручение. Мария повернулась в сторону коек, на которых временным сном забылись трое нолдор. Их кожа приобрела нездоровый оттенок, испарину, у одного уже наблюдались кровоподтеки.       Один коротко простонал и раскрыл глаза: зрачки заметались, и он попытался приподняться, но не смог.       — Голова болит? — Мария сочувственно посмотрела на него и взяла губку, принявшись оттирать выступивший на лице пот. — А мышцы?       — Ус-тал… — его губы едва шевелились. — Болит…       — А зубы? Зубы сильно болят? Десна?       — Нем-но-го…       Мария вздохнула и отвела тому волосы со лба, приложив прохладную губку.       — Не переживай. Сейчас ваши девушки вместе с обедом принесут чай из шишек и ягод — это поможет вам восстановиться. Жаль, конечно, что у вас нет овощей, но я уверена, ваши правители скоро что-то придумают.       — А вы...?       — Ах, прости, я — Мария де Гранц, та что из раньяр. Недавно ваш король очень помог нам, и теперь мы возвращаем долг, — совесть немного кольнула, будто она нечаянно покривила душой. Но какая разница, что сказать страдающему — правду или полуправду, если ему ничего не важно, кроме скорейшего выздоровления? — Как тебя зовут?       — Хильяран. Прошу прощения, я не могу подняться…       — Лежи, — Мария несильно надавила ладонью ему на грудь, заставив нолдо обратно лечь на подушки, — тебе вредно сейчас вставать. Я не могу точно сказать, насколько прогрессировала твоя болезнь, но тебе прежде всего нужно укрепить кости и хорошенько отдохнуть.       За спиной послышался шелест. Мария обернулась — край полога едва заметно трепетал, впустив толику прохладного воздуха, а в нескольких шагах остановилась незнакомая эльфийка со светло-каштановыми волосами, заплетенными в косы. Она казалась значительно моложе, чем Кампилоссэ. В руках она держала поднос с тарелками и слегка дымящимися чашками.       — Так быстро? Хорошо, очень хорошо. Давай сюда, и буди остальных.       Эльфийка подняла на неё испуганные карие глаза и склонила голову:       — Госпожа Мария де Гранц. Меня зовут Йестэмирэ, и отныне я буду в вашем распоряжении. И можете называть меня просто Йестэ.       — Поняла. Тогда поговорим позже, — Мария забрала поднос и поставила его на стул между кроватями Хильяарана и еще одного полусонного эльфа. Она взяла две небольшие тарелки с жидкой кашей, посыпанной россыпью сушеных ягод, и протянула одному, а затем второму. Йестэ усаживала третьего эльфа, заботливо поправляя ему пышные подушки. — Хильяран, можешь сам есть?       — Конечно, — казалось, он даже немного обиделся, грубовато выдергивая из рук протянутую тарелку. Мария повернулась к другому — тот тоже кивнул, несколько неуверенно принимая тарелку.       — Хорошо, тогда ешьте. После выпейте отвар, позже заберут подносы и заодно проверят ваше самочувствие, — Мария ободрительно улыбнулась и кивком показала Йестэ идти за собой.       — Итак. Что ты знаешь и умеешь?       — Я знаю свойства некоторых трав, могу варить отвары, следить за больными…        — Ясно, ничего особенного. Собирать, засушивать умеешь?       Йестэ смущенно потупилась.       — Ладно. А местность знаешь?       — Знаю. Я много раз ходила в леса с госпожой Кампилоссэ — я знаю места, где есть много растений, самых разных, но большинство из них мне незнакомы. Я знаю хорошо только те, что росли в Амане, но тут таких пока не встречала.       Мария цокнула.       — Тогда бери корзины, ножи, полотенца и идем собирать.       — Прямо сейчас? — Йестэ округлила глаза.       — Прямо сейчас. Заодно расскажешь по дороге, какие такие растения были в Амане и чем вы тут всё время занимались.       Йестемирэ унеслась в сторону складов, а Мария, сложив руки, еще некоторое время наблюдала за Хильяраном, вновь забывшемся поверхностным сном: нутром она чуяла, что здесь что-то не то. Не так они болеют, как она привыкла видеть. И уши эти неправильной формы… Ах, как невовремя нашлась эта девчонка! Но ничего, случай изучить их еще представится.       Стрелка на механических часах показывала без пятнадцати восемь вечера — звезды за окном повторяли вчерашний рисунок, а Миднайт смотрела на ровные столбцы рун — тенгвар, по-здешнему, которые ей предстояло изучить. Она до сих пор не могла свыкнуться с мыслью, что сам король изъявил желание стать ей наставником.       Тенгвар нужно было писать слева направо, как обычное человеческое письмо, однако правила письма были мудрёные.       — Эту письменность изобрел мой ныне покойный отец, Куруфинвэ Феанаро — он значительно упростил руны сарати, которые были придуманы мудрецом Румилем и использовались всеми аманьяр до тенгвара, — Канафинвэ тогда прошел в кабинет сразу после очередного совета и уселся прямо на стол, закинув ногу на ногу. Миднайт со всеми письменными принадлежностями расположилась за соседним, напряженно следя за каждым его движением.       — Значит, у вас две системы письма?       — Верно. Сарати ныне используется нечасто, но прежде это был любимый инструмент мудрецов аманьяр, — Маглор взял навощенную дощечку, предназначавшуюся для тренировки письма, и начертил острым стилусом с металлическим наконечником несколько знаков. — Знаки можно писать слева направо, справа налево, а также сверху вниз, что сослужило службу не только учёным нолдор, но также мастерам, когда потребовалось гравировать рунами камень и металл. Я преподам тебе их позже.       — Так вы используете одну письменность или две? — не поняла Скайрайс.       Маглор повернулся к ней. Он выгнул бровь, смотря на неё пристально ровно с минуту, а после согнал с лица тень легчайшего раздражения.       — Вы слышали, госпожа Скайрайс. Сарати ныне используются для гравировки. Мои клинки покрыты ими, — он указал на стену за своим столом, где висело оружие в ножнах.       Миднайт восхитилась. Ей, как и остальным, только предстояло выучиться прилично махать тяжелой железякой, чтобы при этом не убиться самой. Стоило ли говорить, насколько были поражены местные, узнав, что они не держали в руках «приличного» оружия.       — Вы используете парные мечи? — Маглор не ответил, предпочтя не озвучивать очевидное. — А можно взглянуть поближе? На руны?       Личное оружие — вещь едва ли не священная для солдата. Если, конечно, речь не идет о расходниках вроде метательного оружия, случайно подобранного пистолета и прочего. Джеймс к своему автомату относился трепетнее, чем к любой боевой подруге. Даже выцарапал на прикладе какой-то значок, сугубо символический, просто утверждая свои права на вещь.       А тут настоящие мечи. Миднайт протянула обе ладони, с трепетом принимая королевскую сталь. Навершие рукояти инкрустировано драгоценными камнями, на самом лезвии переплетались искусно вытравленные символы сарати и рисунок из ветвей и листьев.       — Это… очень тонкая работа. У нас бы назвали подобное шедевром, вершиной мастерства. И уж точно не сражались бы подобным... — пальцы скользили по светло-серой поверхности, как если бы проверяли на пыль музейный экспонат. Пыли, естественно, не оказалось. — А что здесь написано?       — Моё имя, «Канафинвэ Макалаурэ». И заклятие, которым мастер скрепил свою работу.       — А зачем заклятие? Чтобы меч убивал лучше?       Она вновь касалась ненароком того, чего не понимала. Темный властелин-бог на севере, искажённые твари, заклятия… Миднайт никогда не видела ничего, что могло бы подтвердить реальность этих безумных утверждений, а здешние, видимо, верили в некое… волшебство? — непоколебимо.       — Эти клинки предназначались мне, и они не станут служить никому иному. Любой, кто присвоит их себе, от них же и погибнет.       — Все, взявшие меч, от меча погибнут, — пробормотала Миднайт, возвращая чужую собственность. Где-то она уже это слышала. — Это же логично. Меч нужен для сражения и войны, и если кто-то выжил в первом бою, совершенно необязательно выживет в следующем. С каждым новым сражением вероятность погибнуть лишь возрастает. А подписать — неплохая идея. Если потеряется, можно узнать, кому нужно возвращать пропажу.       — И часто у вас теряется оружие?       — Всякое бывает. А ты веришь, что рун достаточно, чтобы… ну… заклятие сработало? — Миднайт чувствовала себя неловко, если не полной дурой — еще бы, говорить о таких вещах, о которым-то и детям на её родине говорить стыдно.       — Наш мир создан музыкой и речью, — спокойно пояснил Канафинвэ. — Слова подчас смертоноснее любого меча, и приносят больше бед, чем неосторожный взмах клинка, — он прикрыл глаза, и неожиданно поведал: — Прежде я был известен как поэт и музыкант, и пусть слова и письмена я использовал иначе, нежели тот мастер, что сковал этот меч, сила слов мне ведома как никому другому. Этому же я попытаюсь тебя научить — постичь не только нашу речь, но наши традиции, обычаи и законы, суть вещей, скрытую за словами и рунами, а незнание столь простых вещей может окончиться бедой.       — Что ж… Хорошо, — на самом деле, ни черта не хорошо, ведь казалось бы, чего проще — если хочешь что-то сказать, то скажи. Написать — напиши. Но нет же… Если бы сейчас светило солнце, подобное заявление можно было бы назвать «громом средь бела дня». — Если позволите, у меня последний вопрос. Вы — вождь своего народа, король. Мы лишь пришельцы, гости в вашей стране. Отчего вы пожелали лично обучить кого-то из нас?       — Вождем я не был никогда, — отрезал мужчина таким голосом, что Миднайт едва удержалась, чтобы не попятиться. Голос разрезал паузу, что тот гром, — Пусть ныне я ношу корону, не за мной следовал сей народ… Что до твоего вопроса — у меня есть опыт в этом деле. Теперь же приступим.       Кивком указал на соседний, небольшой стол, немного расчищенный от прежде наваленных на него вещей. Сам же взял кусок какой-то черной пластины в тонкой оправе и мел, принявшись чертить тенгву за тенгвой, сопровождая их произношением, названием тенгвы и инструкцией правильного начертания.       Неожиданно больше всего времени Канафинвэ уделил именно произношению — и Миднайт невольно отметила, что у него необычайно сильный и звучный голос — голосовые связки дребезжали так, что казалось от такой близости лопнут её собственные барабанные перепонки.       — Палатальные гласные… вы меня слушаете, госпожа Скайрайс?       — Да, конечно.       Отчего этот человек не стал оратором? Для этого все задатки. Если бы за пропаганду был ответственен человек с подобным голосом, миллионы бы шли на смерть, как на пьедестал. Ну или гражданским артистом, на худой конец… Канафинвэ проводил её заметки подозрительным взглядом, но ничего не сказал, а сразу же перешел к следующей теме.       Закорючки на дощечке становились более немыслимыми и замысловатыми. Предыдущие двадцать четыре вряд ли можно было сразу распознать в цельных словах и предложениях. Миднайт они все казались одинаковыми, к тому же оказалось, что знаков — то есть, тенгв — для гласных не предназначалось.       — А что насчет гласных?       — Для них отдельных тенгв нет. Гласные обозначаются надстрочными знаками над предыдущей согласной. Они называются техтар.       — Это вот эти точки?       — Да, это эти точки, — Канафинвэ закрыл глаза и сжал переносицу. — Я сейчас объясню вам техтар и как записывать слова. До завтра вы должны всё выучить.       — Да я уже поняла, — Миднайт тихо вздохнула.       — Сложно? — неожиданно услышать в его голосе тень сочувствия.       — Думаю, не сложнее, чем выжить здесь. Я выучу ваши квенья и тенгвар, не беспокойтесь, — она адресовала ему усталую улыбку и, неожиданно, он улыбнулся ей в ответ. — В конце концов, это необходимое условие для жизни среди вашего народа, король Канафинвэ.       — Зови лучше Макалаурэ. Канафинвэ слишком громкое имя, когда мы наедине.       Миднайт буквально почувствовала стадо ледяных мурашек, бегущих по спине. Она нервно усмехнулась:       — Тогда и вы не зовите меня госпожой и леди. Я никогда не была ни той, ни другой.       Но возникшая, чуть дребезжащая теплота пропала, и Макалаурэ только сухо кивнул, отойдя дабы поставить свою учительскую пластину на место. Миднайт явственно ощутила неловкость. Но король смежил веки и потер переносицу, подхватив её дощечку и задумчиво изучая начертанное за урок. Его зрачки совсем не двигались, и создавалось ощущение, что он всего лишь сильно задумался. Или же сильно устал.       Миднайт встала из-за стола.       — Вы, должно быть, устали? Я думаю, тенгвар можно отложить на завтра или на более удобное вам время.       Макалаурэ встрепенулся и отрицательно качнул головой.       — Нет. Я задумался, садитесь обратно, — хотя по нему было видно, что он ни капли не раскаивается и мысленно всё еще не здесь. — Я хочу сегодня завершить с вами азы, они не такие уж и сложные, — нолдо резким движением вернул себе листы и отстранился, удобно устроившись на столе. — Итак, техтар…       Уже поздней ночью Миднайт вырвалась с королевского урока и, одурманенная техтар и лабиовелярными согласными, поплелась по направлению к выделенному им дому, мечтая только о кровати и, быть может, самую малость — о бадье, полной холодной воды, после которой можно заползти под теплое покрывало и отключиться до условного утра.       Планам не было суждено сбыться: единственной бодрствующей в доме оставалась Ирма, и, похоже, она дожидалась именно её.       Лейден сидела в гостиной, отбивая раздраженный ритм по низкой столешнице и сверлила ненавистным взглядом белую отштукатуренную стену, за которой Рига и       Джеймс видели уже десятый сон.       — Чем обязана? — Миднайт широко зевнула и присела рядом на софу.       Ирма заговорила не сразу. Она молча поджимала губы и всячески распространяла вокруг себя ауру гнева и недовольства.       — Слышала твой разговор с Ригой.       — И? — Миднайт лениво приоткрыла веко и повернула голову, чтобы видеть Ирму. — И что тебе не понравилось?       — Он должен был быть конфиденциальным? — резко осведомилась Ирма.       — Нет, с чего ты взяла? Услышала и услышала. Всё равно еще ничего неизвестно, чего волновать вас попусту, — Миднайт вздохнула, почувствовав сверлящий взгляд и села, сонно потирая виски. — Мы здесь одни, понимаешь? Нет ни Карвона, ни Анцвига, ни Нила — нет извечной войны между всеми. Зато здесь есть какая-то другая война. Нужно быть предельно осторожными и не отсвечивать лишний раз.       — У нас это превосходно получилось, — с иронией отметила Лейден.       Миднайт кивнула чугунной головой.       — Есть еще масса всего… Что предстоит узнать и выяснить. Их историю, причины этой войны, что они планируют делать после… Как они планируют воевать. Какой они видят нашу роль? Это очень сложно, это на грани политики — но, увы, нас слишком мало, чтобы быть реальной силой.       — У нас есть оружие, которого нет у них.       — Нет, Ирма. Мы не будем идти на конфликт. Это ясно? — они уставились друг на друга глаза в глаза. Ирма отмахнулась. Она раскинула руки по обе стороны софы и запрокинула голову, вперившись в потолок так, как если бы сквозь него могла видеть звезды.       — Что?       — Нашу первую встречу.       Ослепительный белый свет, голубовато-зеленый кафель. Инициированные баночки с формалином, стоящие на полке вдоль левой стены. Брошюры, мелкие справочки, нескончаемые дневники с лабораторными наблюдениями и бесценными пометками. Стол с микроскопом, рядом расстелена серая ткань с аккуратно разложенными инструментами.       Позади стола, у правой стены — кушетка. На кушетке постепенно отходит от наркоза девушка с обритой головой, повязанная эластичными ремешками.       У кушетки стоит некто в белом бесформенном костюме, белой же дыхательной маске и защитных очках с тонировкой.       Бритая под ноль пленница приоткрывает глаза и тут же зажмуривается, не в силах справится с режущим белым светом. Некто в белом насмешливо фыркает и проявляет проецированную на стену панель.       Девушка, постепенно привыкнув к свету, пристально щурит темно-синие глаза и пытается вспомнить, как очутилась здесь.       Но её тут же отвлекает новое действующее лицо, яростно контрастирующее со всей лабораторной обстановкой — в черных штанах со множеством карманов, которые плотными резинками обхватывали лодыжки, в черной же куртке с отличительными знаками офицерского состава. Это была женщина — более тонкокостная, чем мужчины, но с лицом измождённым, запавшими глазами и лихорадочным взглядом золотых глаз. Ирма узнала её. В прошлый раз она выглядела лучше. Впрочем, нынешний вид черноволосой женщины сочувствия в ней не вызывал. Девушка кивнула надсмотрщику, взъерошила короткие темные волосы и уставилась на пленницу.       Бритая молча смотрела в потолок.       — Обычно у нас всё начинается с допроса, — пленница только фыркнула, но Миднайт невозмутимо продолжила: — Однако ты отдельный случай. Поэтому я просто попрошу тебя представиться и сказать, почему ты находилась на нижнем уровне Железных Казематов Карвона.       — Пленница.       Надсмотрщик фыркнул, но офицер решительным жестом оборвала смешки.       — Это и так ясно. Обычно на нижний уровень помещают особо опасных преступников, которые по некой определенной причине должны пока остаться в живых. Но тебя, очевидно, не щадили. Мария, — девушка кивнула на «белого», — корпела над тобой несколько недель, вытаскивая с того света.       — А покой причине я нужна вам живой?       «Черная» снисходительно усмехнулась:       — Враг моего врага — мой друг. Если ты особо опасна для Карвона, но по-прежнему ценна, для нас ты будешь намного ценнее. И мы не будем обходиться с тобой так жестоко.       — Какая честь, — бессильный яд на языке пленницы. — Меня зовут Ирма. И к этому имени мне нечего прибавить.       — А как же фамилия? — брови «черной» комично сложились домиком.       — Тебя не учили элементарной вежливости?       — Осторожней, ты по-прежнему в моих руках. Меня зовут Миднайт Скайрайс. Но это имя мало что тебе скажет.       — Ван Лейден. Довольна?       Миднайт кивнула надсмотрщице в белом:       — Поищи в базе данных, — а после повернулась к снова завозившейся Ирме. — Осторожней, я же предупредила. Твои раны не так легки, как могло показаться. Карвонцы, признаться, знают толк в изощренных пытках.       По Ирме было видно, что она хочет огрызнуться, но она лишь бессильно откинулась на подушку.       — Чем же ты им так насолила? Тебя нет в их базе данных.       — Вы взломали её?       Миднайт хищно улыбнулась.       — Мы полностью захватили Казематы. Взломать их охранную систему и информационную базу было легко. Но твое имя нигде не числится. Оно точно настоящее?       Ирма обреченно вздохнула.       — После всего… Стала бы я лгать? Для меня смерть желанней всего, но вы меня не отпустите, пока не сознаюсь, верно? — Миднайт смотрела на неё, не мигая. — Я — Ирма из клана Лейденов. Клана больше нет, зато гладиаторские пещеры под Ареной Розы забиты моей родней.       — Уже не забиты, — представленная Марией наконец избавилась от маски и очков, оказавшись блондинкой с прикрытым левым глазом. Голубой правый смотрел лишь с малой каплей исследовательского интереса. Она повернулась к девушке-офицеру, гневно воскликнув: — Какой идиотизм — растрачивать столь редкий, ценный генофонд! Эти твари совсем распоясались…       — Мы всех перебили, — ровно ответила Миднайт Скайрайс. — И посаженных чинуш, и всех, кто с ними сотрудничал их местных.       — А пленные? — взгляд пленницы въедался под кожу.       Скайрайс пожала плечами.       — Возможно, некоторым удалось сбежать. Там был настоящий ад. Итак… сколько ты пробыла в Колизее?       — Шесть лет… Семь, восемь — ты думаешь, у меня доставало сил считать дни и недели? Отправь меня к этим безумцам, — кивок в сторону светловолосой, ощерившейся оскалом, — и они разложат на моих костях и мой биологический возраст, и потенциал генофонда, и даже сколько раз я трахалась с тюремщиками, — злой плевок. Миднайт осталась непроницаемой.       — Немалый срок. Ты пыталась бежать, верно? Иначе бы тебя не посадили на самый глубокий уровень.       — Успела достичь седьмого вала, прежде чем меня схватили.       — Далеко, — во взгляде Марии мелькнуло уважение. — Но, согласно докладу, с тобой был кое-кто еще.       — Мой младший брат. Я успела его перебросить на ту сторону, но меня саму схватили.       Миднайт подала знак, и Мария заткнулась прежде, чем задала следующий вопрос.       — Я услышала достаточно. На самом деле, я пришла с посланием: Великий Консул Валенсиано предлагает тебе гражданство Нила. Ты обретешь свободу, получишь необходимое лечение, и будешь восстановлена в правах, как представитель человеческой цивилизации, — синие глаза пленницы нехорошо блеснули. — У тебя будет испытательный срок, не без этого. Если пройдешь его успешно, получишь место в Элизиуме. Возможно, когда-нибудь, ты сможешь разузнать о судьбе своего брата. Если для тебя это все еще важно.       Ирма лишь усмехнулась пересохшими губами.       Ирма приняла протянутую чашу с местным алкоголем, когда Миднайт решила устроиться рядом, бок о бок.       — Тогда… Ты мне пообещала всё: новую жизнь, стабильность, даже возможность отыскать Вали. Но что в итоге? Я оказалась втянута в новую войну, в новые интриги…       Ты мне пообещала выбор без права выбора, как бы парадоксально это не звучало. У меня не было иного выбора, кроме смерти, но…       — …смерть не была для тебя выходом. Ты жаждала жить и насмехаться над теми, кто когда-то бросил тебя умирать. Незавидная судьба, но лишь одна из многих — тех, кто так же как и ты, пришел однажды в Элизиум. Я увидела в тебе человека похожей судьбы, и не могла не протянуть руку. Это Мария тогда нашла тебя на нижнем ярусе, — Миднайт усмехнулась. — Она рассказывала, как хотела добить тебя — повисшую на цепях, изможденную, в окровавленном гнилом тряпье… Но ты открыла глаза. Ты смотрела на неё с такой злобой, какой нет у истинно мертвых. Тогда она решила забрать тебя на свой страх и риск. Даже я не ожидала от неё такого.       Ирма фыркнула.       — Всё равно веры ей нет.       — В тебе, быть может, веры и не найдется, зато ей верю я, — Миднайт поднялась, опираясь на её плечо, похлопав напоследок. — И смотри: как она дала шанс тебе, так и нам теперь дают шанс на жизнь. Будет здоровой дуростью отказаться от него, как думаешь?       — Ты права. Терпение и вера в лучшее. Что нам еще остается?