Звёздный Предел

      Недели стекали неспешной вереницей трудовых будней, пока раньяр старались подстроиться под размеренное течение жизни нолдор. На глазах пришельцев селение стабильно разрасталось, в теплицах всходили первые побеги, склады пополнялись продовольствием. Здешнее население абсолютно точно было знакомо с сельским хозяйством, однако пища поступала на склады и столы только посредством охоты и собирательства. Увеличивалось поголовье овец и коров, которых вначале можно было пересчитать по пальцам, табуны лошадей. Но потомство рождалось слабым и хилым, а приглядывающий за ними — внезапно! — принц Келегорм, мог лишь побороться с нависшими над ними тенью и смертью.       … Должно пройти немало времени и смениться немало поколений, прежде чем потомство заморских лошадей и коров привыкнет к здешнему климату. Ирма что-то слышала о том, что в земле за морем, некоем Амане (или Валиноре) был свет от древ, серебряный и золотой, что делил время на дни и ночи. Светящиеся деревья, подумать только… Какой интенсивности должно быть свечение, чтобы освещать целый материк, пусть и небольшой? Это ненормально. Это уже радиация. Ирма подперла подбородок рукой, остановившись у загона и наблюдая, как высокородный принц принимает роды у кобылы.       … Может, оттого эти мутанты имеют такие странные уши и как будто светящиеся глаза? И светильники их эти… Убрать бы от греха подальше, вдруг они с примесью урана.       Тем временем, кобыла явно умирала, не в силах разродиться. Принц возился рядом, и в конце концов просунул руку в её нутро. Ирма следила за действом, как за редким представлением. Однако. Из того, что она смогла понять из ругательств Келегорма — жеребёнок лежал как-то не так, и его манипуляции были призваны облегчить муки его дорогой породистой кобыле.       Кобыла жалобно взоржала, послышался противный хлюпающий звук и, спустя вечность, уместившуюся в несколько секунд, раздался тонкий, дребезжащий визг новорождённого.       Вскоре жеребёнок уже сосал молоко, покачиваясь на несоразмерно длинных конечностях.       — Ты опять здесь, — Келегорм ополоснул руки в подготовленном тазу и окинул взглядом несколько загонов, с которых слышалось мерное похрапывание. — Почему не на ристалище?       — Прогуливаю, — остроухий шутки, очевидно, не понял, и она пояснила: — На ристалище я закончила. Один выигрыш, проигрыш и ничья.       — Против кого?       — Против Штрауса. Коронвэ всё еще не хочет ставить меня в пару с кем-то из ваших и давать приличный меч, — не оборачиваясь на собеседника, Ирма неспешно двинулась прочь от левады. Эти исполинские создание внушали ей трепет и восхищение, но не признаваться же. Не терпелось поскорее научиться ездить верхом. — Говорит, только покалечиться могу. Джеймс обычно приходит рано утром, а после уходит к Карнистиру. Целыми сутками у него пропадает. Поэтому я могу тренироваться только с рыжим.       — А как же все остальные? — Келегорм говорил лениво, растягивая слова. Он не торопился: животные, один за другим, неспешно подходили к изгороди и тыкались мордами в подставленные ладони. Очевидно, они его любили. Создавалось впечатление, что он из одной вежливости поддерживает беседу.       — Остальные пока не при этом деле. Трое приписались к этим вашим…. — Ирма щелкнула пальцами, выуживая подходящее слово, — лечителям, и они совсем немного заинтересованы в фехтовании, — Ирма вспомнила саркастическую усмешку Марии, когда поступило данное предложение. — Миднайт приходит лишь поздней ночью, а Коронвэ, понятное дело, в это время уже спит. Разумеется, она знает азы, но спаррингов пока не было.       По правде говоря, Ирма подозревала, что и Миднайт тренируется где-то втихую, потому что приходила ночевать не менее взмыленная и с порой отсутствующим взглядом. И как убитая спала до следующих петухов.       Тропинка огибала левады и загоны с мирно жующими коровами, овцами и прочим скотом, далее шли мастерские, кузницы, ближе к центру — склады, жилые помещения, лазарет. Откуда-то доносились звуки стройки. Селение имело четкую планировку и разделение «кварталов», однако в воздухе витал флёр поспешности и временности, что ли.       Они шли в тишине, думая каждый о своем — вернее, Келегорм просто конвоировал её назад, и наверняка оставит в покое, едва они достигнут небольшой площади в центре, подобию городской ратуши. Ирма просто шла, пиная мелкую гальку и вздымая пыль, и раздумывала над тем, как бы провести остаток дня: может, всё же попытаться подступиться к пятому принцу и выпросить не тренировочный, а нормальный клинок?       Что-то подсказывало, что надменный Куруфин ответит отказом. Хотя на днях она как раз побывала в его кузне и видела, что клинков там предостаточно, разной длины, формы, и даже метода ковки — и Искусник даже снизошёл до небольшой лекции об этих самых отличиях. Одни клинки ковались еще его отцом — каким-то очень знаменитым, легендарным мастером, о котором если и говорили, то шёпотом, с толикой то ли ужаса, то ли восхищения, то ли всего сразу. И никогда — в присутствии коронованных особ. Были тренировочные клинки, детские, для женской руки….       Женской руки…       Ядовитая усмешка Марии, хлесткие движения полевых хирургов, полупрозрачная ручка Миры, сжимающая в кулаке пару отравленных игл. Их медики никогда не бывали бессильны. Их тренировали, но тренировали по-особому. Медкорпус всегда учили стоять насмерть.       Ирма остановилась, озаренная внезапной мыслью.       — Знаешь… — она осеклась: принц как раз обменивался приветствиями с кем-то, а она и не заметила, будучи слишком погруженной в себя.       — Я тебя слушаю.       — У вас существует практика рукопашного боя?       — Извини? — его серебристые брови насмешливо изогнулись, а на губах проступила снисходительная усмешка. — Думаешь, без оружия мы бессильны? Эндорэ достигли не школяры с молоком на губах, а воины нолдор, ранья Ирма.       Ирма подняла руки в примирительном жесте. Усмехнулась.       — Спокойнее, Вашество. Я говорю о том, есть ли у вас систематическое обучение. Отработанная система приемов нападения и самозащиты, когда оружия внезапно нет. Или если противник намного крупнее и сильнее, неужели у вас такого нет? Даже для женщин и детей?       — Мы не выпускаем женщин, не умеющих сражаться, а уж тем более детей, за пределы поселения, — надменно ответствовал Келегорм.       Ирма пожала плечами.       — Дело ваше.       Не готовая бить рука даже с ножом в руках бесполезна. Верно, кулаки и подсечки мало чем помогут от вооруженного противника, но одного лишь желания выжить — пусть даже любой ценой — мало. Катастрофически. Мало. «Бей! Бей! Бей! Бей!», скандируют трибуны. Призыв к убийству единогласен с набатом крови в разрывающихся перепонках. Хрупкий, полупрозрачный подросток с разбитой головой лежит вниз лицом на оранжевом песке. «Бей! Бей! Бей! Бей!», кричит сердце, кричит тело, кричит душа, если она есть в этой поверженной клетке из мяса и костей. Полуденный отсвет родной звезды играет на кончике острия. Подросток поворачивает голову. Третье веко слабо мигает, на неё устремлен полуживой взгляд. «Бей! Бей! Бей! Бей!» Ирма знает, что если не убьет его, то умрет сама. И пусть даже мальчишка из родственного клана. Пусть он кровь и плоть от её земли. Ему сегодня суждено умереть, чтобы его кровь напоила её собственную жизнь. Бей!!!       — Сдается мне, ты забываешь, что здешние воины — поголовно мужчины, и мы склонны драться с малых лет, — Келегорм наклоняется к ней, и его тугие незаплетенные локоны хлещут по носу. Взгляд нолдо саркастически искрится. Ирма повела плечами, стряхивая шелуху воспоминаний.       — В детских склоках и мы нередко участвовали, но я говорю об определенных стилях и техниках, о тактике рукопашного боя. Неужели у вас совсем не существует традиции боевых искусств?       Келегорм нахмурился. Искусства? До недавних пор он и Макалаурэ вообразить не мог с чем-то потяжелее концертной арфы или флейты из жадеита, ведь искусство — это дар творения. Но что уж говорить, даже руки певца и менестреля, грубевшие прежде лишь от струн, теперь творили невообразимое с клинками из отцовой кузницы.       — Нет. До некоторых пор у нас и на фехтование смотрели с неодобрением, что уж говорить о боевых искусствах, — а эти странные создания даже убийство возводят в ранг искусства. — А какие они существуют?       Голубоволосая ранья, тоже ускользнувшая в ворох собственных мыслей, задумчиво почесала нос.       — Какие?.. Их сотни, если не тысячи, я знаю всего лишь с десяток приемов, которые мне однажды преподали. В рамках общей боевой подготовки.       — Расскажи, — потребовал Келегорм.       — Ты с ума сошла? — Джеймс вскидывается, едва переступив порог столовой. Наружу из окон льются соблазнительные запахи горячего бульона и печеного на углях мяса, но мужчина не реагирует на них, взглядом впившись на спокойно восседающую в торце стола Ирму. — Я видел тебя с тем… парнем.       — О-о-о, — Мария, заглянувшая на обед, отщипнула кусок мяса и отправила в рот, не сводя со взмыленной карвонки насмешливого взгляда. — Уже успела?       Ирма раздражённо отмахнулась.       — Мы всего лишь тренировались. Если ты не заметила, они поголовно выше и крупнее нас, и мне было интересно, смогу ли я выстоять против подобного врага.       — Они нам не враги, — тихо возразила Миднайт. Ирма оглянулась — старшая Скайрайс устроилась в углу помещения с какими-то конспектами, доселе невидимая и неслышимая.       — И не друзья, — подчеркнул Джеймс, наставив на Ирму кончик вилки, — а ты взяла и не просто помахалась рукавами, а вполне уверенно демонстрировала способы захвата и высвобождения из него. А если они однажды решат от нас избавиться?       Ирма потёрла шею, переглянулась с Миднайт. Та пожала плечами и вновь уткнулась в конспекты.       — Не думаю, что им это выгодно, — Мария ответила слегка невнятно, дожевывая уже третий кусочек мяса. — Они всеми силами пытаются нас завербовать. Мы им не друзья, как и они нам — пока что. Но им этот мир известен, мы же тут совсем гости, нам сейчас выгоднее подстраиваться. Так что…. — она послала Ирме ослепительную улыбку, — Ирма зарабатывает нам баллы доверия. Они увидят нашу искренность, и сбавят обороты слежки, — Мария кивнула на окно, за которым стражники отбывали повинную. — А отказ делиться хоть чем-нибудь только усугубил бы наше положение. Найт, я верно говорю?       Миднайт кивнула.       — Не стоит благодарности, — огрызнулась Лейден. — А ты, Скайрайс? Не рано ли ты сегодня? Приползаешь обычно за полночь.       — Сегодня какой-то военный совет, а я, как ты могла догадаться, не в списке приглашенных, — Миднайт отразила кривую ухмылку. Она выглядела очень усталой. На квенья — языке нолдор, отличном от синдарина, она изъяснялась бойчее любого из них, так как почти всё время проводила подле местного короля, служа мостом между раньяр и нолдор.       Ирме такой широкий жест от представителя власти казался очень подозрительным. В этом она с Марией была удивительно единодушно, но Миднайт как будто наплевала на всё, включая осторожность, с тех пор как они переступили границы селения. Опаивают её там чем?       — Выходит, у тебя сегодня выходной? — цепко ухватилась Мария за нужное.       — Если бы… Мне велено прочесть и пересказать всё это, — Миднайт потрясла кипой листов, — завтра. Так что сегодня я буду ночевать со светильником.       — Не в спальне, — отрезала Ирма. — Этой гадости не должно быть с нами рядом.       — Почему это?       — Я не понимаю принципа его работы. Здесь нет естественных источников света, которые могли бы оправдать свечение, светильник явно не органической структуры, посему выходит что это именно излучение. Ничего хорошего.       — Хм, возможно, ты права. Но прочесть всё равно надо, — Миднайт вздохнула. — Может, и вам успею пересказать.       — Больно надо слушать нолдорские сказки.       — Это не сказки. Если хочешь знать, у них нет художественной литературы, в особенности прозы. Стихи — это сколько угодно, их целые свитки… Но нет ни романов, ни повестей, ни новелл. Это странно. Учитывая, что прочие виды известных искусств в наличии.       — Кроме боевых, — вставил Джеймс и покосился на Ирму. — раньше.       — Нос не дорос меня учить, сопляк.       — Тихо!       Внутрь тяжелым шагом прошел Рига, на ходу избавляясь от перевязи, на которой болтался меч. Ирма пригляделась и мысленно возопила — настоящий, не тренировочный!       — Больше никаких склок, — твердо проговорил Штраус, смерив взглядом всех присутствующих. — Я надеюсь, вы помните, что здесь нет ни Нила, ни Карвона, ни Анцвига. Мы здесь пока еще никто, семеро бродяг, и свары между собой не выставят нас в лучшем свете. С неумеющими держать себя в руках разговор короткий.       — Пристрелят, как бешеных собак, — меланхолично добавила Мария. Потянулась за кувшином. Рига взглянул на это с недовольством, но препятствовать не стал.       — Пьешь среди дня? Разве ты не на дежурстве сегодня?       — Мира и Эльза сами справятся. Им полезно иной раз вылезти из-под моего крыла. Быстрее вырастут.       Гомон нарастал. Голова от переутомления и недосыпа раскалывалась, перед глазами плясали мухи. Канафинвэ Макалаурэ жалости не знал: это Ирма и Мария были уверены, что Миднайт приползала за полночь и уходила с рассветом, на деле же ей приходилось бодрствовать по паре суток к ряду, ведь выносливости у местных было куда как больше… Король Канафинвэ умудрялся принимать приближенных с важными донесениями и прочтениями, составлять какие-то планы с пятым братом, отправлять разведчиков в дальние дали во главе с третьим, обсуждать вопросы довольствия с четвертым… Шестой и седьмой были редкими гостями в поселении.       Миднайт потёрла свинцовые веки. Посему выходило, что их семеро… Но еще одного из старших она прежде не видела. Канафинвэ — он первый или второй? Ах да, он регент… Видимо, все-таки второй.       … Опять мысли уводят не туда. Ей еще вникать в «Краткий очерк истории Нолдор», составленный лично для неё Канафинвэ собственной персоной. Будто у него сто рук и как минимум три головы. Шесть голов, если так подумать.       — .… я же не лезу в твои отношения с Карнистиром, а тот так и вообще взглядом убивать может — так что перестань преувеличивать. И хватит щелкать клювом, Джеймс — пока ты со мной препираешься и тратишь время на аргументы, я съем всё сама. Миднайт правильно говорит — от нас не убудет, а в обмен возможно и мечи нормальные перепадут, — Миднайт поднимает голову, с трудом отвлекаясь от мыслей. Градус напряжения в столовой спал: Ирма весело подмигивает, накладывая себе жирные куски птицы, а Джеймс кисло смотрит на доставшиеся ему печеные плоды и необглоданный копчик. — В наших же интересах, чтобы они смогли правильно отбиваться от врагов — чем больше их, тем меньше орков. Меньше орков — ближе конец войны, верно? — Ирма оптимистично жестикулировала оторванной утиной ножкой, разбрасывая вокруг себя лучи приторной радости и жизнелюбия.       Макалаурэ предоставлял ей тексты, как он утверждал, начиная с самых «лёгких», с легким уклоном в философию, рассуждая об устройстве мира и основных вехах бытия эльдар. Одним из первых изученных текстов были «Законы и Обычаи», что было в целом логично — будучи осведомленным в здешней правовой системе, можно избежать лишних ошибок и недопониманий.       Чего Миднайт не ожидала, так это их библейской простоты и наивности. Не было поправок, призванных закрыть возможные лазейки, не было списка прецедентов для разрешения спорных ситуаций, не было даже каких-нибудь поучительных историй, которые обычно впаривают необразованным новичкам.       Пользуясь возможностью изучить сочинения наставника в его отсутствие, Миднайт хорошо повеселилась, вполголоса комментируя сырые и наивные рассуждения еще, должно быть, совсем юного Макалаурэ о природе жизни и смерти (выходит, понятие смерти им всё-таки известно, но в каком-то совершенно романтическом, даже концептуальном аспекте), о природе речи и тех, кто речью наделён, о цели существования и творения как таковом… Ситуация осложнялась необходимостью постоянно выписывать незнакомые слова и конструкции, которыми обрамлялось и без того отягощенное повествование о Сотворении.       Этот кусок, походивший на летопись, был внезапно выдернут из контекста общего учебного плана, а на справедливый вопрос Канафинвэ ответил, что история важна для понимания существующего положения вещей, причин и мотивов. У Миднайт было стойкое ощущение, что он плавно подталкивает её к нужной ему трактовке истории.       Что ж, пусть так. Но, как там говорила Валенсиано? «Истина всегда одна, любые её версии это ложь»       Миднайт поплелась в спальню, чтобы проспать там до условного утра. Снилась какая-то совершенная фантасмагория, где Валенсиано и король Маглор спорили до хрипоты, убеждая каждый в своей правоте.       — Есть вопросы? — деловито поинтересовался Маглор, едва она явилась в его кабинет. Миднайт бессовестно проспала, но чувствовала себя наконец-то отдохнувшей. Судя по его оценивающему взгляду, остроухий это тоже заметил.       — Что значит ваше бессмертие? Я неоднократно встречала упоминание об этом, как о некоем «даре», но так и не нашла пояснения.       — Бессмертие… — он повертел перо в пальцах. — Вала по имени Намо, Владыка Судеб, однажды поведал моему отцу, что земли за пределами света Амана будут принадлежать Второму Роду — Последышам, Смертным, Гостям на этой земле. Им суждено недолго пребывать в Арде, а после они уходят за круги мира, а куда уж — то даже Валар неведомо. Что до квенди… наш удел навеки оставаться в мире и разделить с ним его судьбу, — текст явно был не его. Словно услышанное сотню раз было всего лишь повторено в сто первый.       — Звучит… — Миднайт вскинула брови, — невесело. Судьба разная может быть. Но здесь, — она вынула листок, где нагло обвела нужный отрывок, — есть конкретное рассуждение о месте смерти в не-смертном мире. Где всё живет и здравствует. Значит, смерть для квенди возможна?       — Твой интерес настораживает, — усмехнулся король-регент.       — Это потому что я прежде не встречала бессмертных существ и мне, по правде говоря, в подобное поверить сложно. Для нас смерть — это бесспорный конец, и никаких «отправлений за круги мира» не существует, так как больше нет того, кто мог бы отправиться куда-либо. Человек умирает, это значит, перестает существовать вовсе. Остается только тело, но в нем жизни нет. Это просто мешок из мяса и костей.       — Даже если это кто-то близкий тебе?       — Люди утешают себя памятью, дескать, в памяти все навсегда живы. Но, по правде говоря, — Миднайт Скайрайс улыбнулась, но как-то необычно: уголками губ вниз, — тот, кто помнит, тоже смертен. Поэтому однажды человек исчезает вовсе. А бессмертие… ну не знаю. Я слышала, — Миднайт прошла к столу и уселась в кресло, — что у вас был предшественник, король Феанаро.       — Нолдаран, — поправил Маглор. — Он мой отец. А до него — Финвэ, наш дед.       — Я слышала, что нолдаран Феанаро, — поправилась Миднайт, — погиб. Значит, как только вы покинули свои бессмертные края, то стали смертны?       — В каком-то роде.       — А если я… если предположить, отправлюсь туда жить — буду ли я тоже жить до конца мира?       Тонкая улыбка тронула его губы.       — Насколько я знаю, вы — не из квенди. Не земля дарует бессмертие, а Эру. Бессмертие для квенди — его дар, равно как и смерть — для Пришедших Следом.       — Странный дар. Ладно… — Миднайт отбила дробь по столешнице. — Что до Пришедших Следом, то где они? Где живут, как они выглядят — похожи ли на нас с вами?       — Признаться, мне думалось, что вы — первые из Последышей, тех самых, которым завещана Арда, но теперь я понимаю, что был далек от истины.       — Почему же? Впрочем... Не знаю. Нас всего семеро, это очень мало для народа. Хотя… двое мужчин на пять женщин, не наоборот. Иначе было бы сложнее.       — Сложнее?       — Преобладающее количество женщин более оправданно с точки зрения размножения.       — Почему?       Миднайт воззрилась на него, не мигая. Канафинвэ хмурил брови, и вправду, казалось, не мог увязать логическую цепь. Да даже с учетом «Законов и Обычаев», предписывающих иметь всего одного супруга на всю жизнь… кто на самом деле в строгости соблюдает законы, особенно касающиеся настолько личного?       — Вы же знаете, как ваш брат Келегорм разводит лошадей? У него есть один племенной жеребец, наиболее перспективный с точки зрения…ммм….генофонда, и целый табун кобыл, которых он будет крыть и плодиться. Хотя жеребцу там дел на пару минут, куда проще за короткий отрезок времени заделать штук двенадцать жеребят, ведь это определяется количеством кобыл в стаде, а не количеством жеребцов.       — Но как это относится к эрухини? Разве может один мужчина иметь больше чем одну женщину… — тут Канафинвэ осекся и закончил, неожиданно быстро: — Это не в наших Законах и Обычаях.       — Но ведь и не запрещено? — догадалась Миднайт.       — Никто не станет брать себе другого супруга, ибо квенди любят лишь раз в жизни. Любовь и определяет их союз. Никак иначе.       — Вот как, — ранья откинулась на кресле и как будто бы задумалась. — Романтично. А если кто-то из супругов погибнет, а потомства у пары нет? Вы же на войне, как будете восполнять войско?       — Мы шли сюда за победой — или смертью. Подлость и несправедливость в высшей степени подвергать свое дитя такому испытанию. Разве ты хотела бы родиться и расти когда Враг в любую минуту может заявиться на порог и забрать твою детскую жизнь? Разве бы пожелала своим родителям лишиться любимого ребёнка?       Лицо раньи было странным. На нём не отразилось и тени тех чувств, что он ожидал увидеть — смущения, растерянности, стыда или печали. Лицо Миднайт Скайрайс демонстрировало равнодушие, поразительное отсутствие сочувствия его словам. Лишь слегка искривилась линия тонких губ.       — Вы, должно быть, будете удивлены, но вот вам первое и нерушимое правило жизни смертных: «плодитесь и размножайтесь». Будь то война, разруха, еще какая-то беда… Не существует ни единого поколения, которое не знало бы войны. Я родилась, была война, я росла — была война, я выросла и стала солдатом, чтобы воевать, — Миднайт пожала плечами. — И число людей моей родины по-прежнему составляет не меньше десяти нулей. Но мы, кажется, отвлеклись от темы. Вы позволите спросить о вашем отце?       — Что именно?       — Насколько мне известно, он именно что умер. Тогда что значит его бессмертие?       — Он пребывает в Чертогах Мандоса, лишенный тела.       — Но как вы можете знать наверняка? Вы не видели этих Чертогов.       — Видел, они находятся на севере Валинора.       — И вы видели души умерших? — с сомнением переспросила ранья.       — Нет, живым туда хода нет. Однако, любой эльда, лишенный тела, может возродиться вновь, стоит лишь ему пожелать этого.       — Тогда вы потому регент, что ждете своего отца?       — Нет.       Миднайт разочарованно откинулась на стуле. Как сложно!       — Я непременно поведаю вам больше, — его голос, казалось, даже взгляд, на мгновение смягчились. — Когда вы будете готовы. Вы жадны до знаний, это похвально. Но всему свое время.       Миднайт показалось, что на миг он решился сказать что-то важное, но их прервал торопливый стук в дверь и взъерошенная макушка Моронвэ, который, лихорадочно сверкая глазами, выпалил, не дожидаясь разрешения:       — Король Канафинвэ! Там, снаружи! Творится что-то странное! Быстрее! — он едва переводил дух. Ненамного моложе своего короля, он нервно вцепился в дверной косяк, едва найдя своим полубезумным взглядом застывшего спиной к окну правителя. Миднайт завороженно уставилась на его, сияющий в полумраке затухающего серебряного светильника, статный силуэт. Посыльный мальчишка-эльф с явной укоризной смотрел, как тот неспешно поднимается на ноги, кивает девчонке из раньяр и широким шагом преодолевает расстояние до дверей.       — Свет! — свистящим шепотом сообщает Моронвэ, не в силах сказать в голос, — много света! Войско!       Макалаурэ решительным жестом отодвигает оруженосца в сторону и черной птицей устремляется наружу. Моронвэ, не медля ни секунды, припускает за ним, забыв выпроводить девушку из кабинета.       Миднайт остается одна, наедине с полуразобранными летописями, ворохом отчетностей и парой свежих пергаментных свитков, растянутых на столе, над которыми трудился Макалаурэ до её прихода. Одна… наедине с первым за долгое время (а должно быть, и в жизни этого мира) алым рассветом.       Расползавшаяся по стене серебристая полоска лунного света постепенно заливала собой комнату, подозрительно гармонируя с разраставшимся снаружи шумом.       Миднайт встрепенулась и перевела взгляд на стол.       Соблазн велик, и она решает повременить с «морем света и войском» и осторожно обходит стол, всматриваясь в полувысохшие тенгвы. Почерк Макалаурэ — предельно четкий для поэта, твердый и немного размашистый.       И кажется… даже немного остервенелый.       Миднайт не решается присесть и быстро-быстро водит глазами по строчкам, улавливая знакомые слова, не забыв мысленно поблагодарить всё того же Макалаурэ за то, что так наседал на неё и грузил все эти недели, выведя её знание квенья на более-менее приличный уровень.       Он описывал события. Не-поэтически сухо, жестко и будто бы жестоко по отношению к самим событиям и их участникам. Вот только… в них фигурировал и он сам.       Изрядное количество места на пергаменте посвящено некой Клятве, текст которой он почему-то не привел, что вполне объяснимо — это могла быть какая-то личная тайна, и на миг Миднайт стало совестно, пока взгляд не зацепил следующий абзац.       Проклятие Валар, по-иному — Рок Нолдор. Рок означает Злую Судьбу, принуждение свободной воли нолдор в выборе своей судьбы.       Миднайт напряглась, вчитываясь. Многое она не могла понять, но и то, что она понимала… «Слезы бессчетные прольете вы; … даже эхо ваших рыданий не перейдет гор. Гнев Валар лежит на Доме Феанора, и он ляжет на всякого, кто последует за ним, и настигнет их, на западе … и на востоке. Клятва …предать их. Всё, что… во имя добра, … лихом; и произойдет то от предательства брата братом и от боязни предательства. Обездоленными станут они навек… …. можете быть сражены и сражены будете… … и не найти сочувствия …. …тенями печали для юного народа, что придет позже. Таково Слово Валар»       Миднайт прошиб холодный пот. Она рванулась к сумке и схватила планшет. Воровато оглядываясь, она сфотографировала отрывок и недочитанные части пергамента и торопливо собрала сумку, не забыв прихватить неоконченные переводы.       Стоит ли верить написанному или нет, но от написанного (задокументированного?) по спине прошелся мороз. Она не была суеверной, но было в этом что-то…       Ей пришлось задержаться в покоях Канафинвэ до самого рассвета, старательно копируя обнаруженные бумаги на планшет. Миднайт от переполнившего её волнения брала все бумаги подряд, рассматривать их времени не было. А Канафинвэ всё не появлялся.       Она вернулась в дом незадолго до рассвета. На улице была сплошная суматоха и толчея, а на законных своих постах у дома раньяр отсутствовали стражники. И пусть рассвет несомненно отделил одну эпоху от другой — из-за стремительно сошедших следом, подобно лавине, событий, Миднайт была надолго выбита из привычной колеи и предоставлена сама себе. Не было времени даже подумать о том, заметил ли Маглор её вторжение в его личные бумаги. Над этими самыми бумагами Миднайт и просидела до настоящего времени.        Смысл, которого она не понимала, вгонял в тоску. Даже если учесть их неверие во всё мистическое и ирреальное, то даже некие Силы были за гранью человеческого понимания.       И даже если всё, что от неё требовалось — это просто попытаться — поверить? Понять? Пропустить сквозь себя? Невозможно. Не для человека, давно похоронившего веру в чудо.       …А ведь этот мир станет их домом на долгие годы. Если не до смерти.       Моронвэ говорил о каком-то войске, прибывшем со стороны рассвета несколько недель назад. В лагере царило непривычное напряжение, но никто не хватался за мечи, молоты и секиры. А некие новопришедшие, или дошедшие — этот момент как раз-таки надо будет прояснить, как воскликнула какая-то эльфийка в общей суматохе, разбили свой лагерь неподалеку от них — почти как раз на том месте, где раньяр оставил когда-то Лаэгхен. Канафинвэ отдал приказ переходить на другую сторону озера, добровольно сдав лагерь им.       — Знаешь новости? — Рига ворвался, как всегда, бесцеремонным ураганом и добродушно хлопнув застывшую над исписанными листами Миднайт по плечу. Та поморщилась и покачала головой.       — Еще одни? Канафинвэ отменяет переезд?       — Если бы, но он определенно застопорится. Но я принес свежие сплетни — за правдивость и непредвзятость ручаться не могу, но наконец в дело вступила политика и всё стало немного понятней, — Рига подвинул табурет и уселся рядом, — Насколько я понял, народ с того берега — предатели, которые подняли бунт против прошлого короля, за что были оставлены на том берегу. А после высадки были сожжены все мосты — то есть, корабли. По приказу предыдущего короля.       — Скорее, пред-предыдущего, — следом за Ригой просочилась Ирма. — Этот «пред-предыдущий» — отец всех этих братьев-принцев, а именно предыдущий — самый старший из них, считается погибшим. Как же его звали?..       — Без понятия. Его младшие братишки очень не любят эту тему — сразу соскакивают с разговора. Ох, и в тёмный переплет мы попали…, — Рига совершенно неуместно хихикнул.       — И от правды-истины не защитит клинок, — с такой же сардонической усмешкой закончила Ирма. Но почему только подтачивает душу смутное чувство, будто они попали в старую, как мир, легенду?       — И не говори, — мрачно вставила Миднайт и подтолкнула к нему планшет вместе со сделанным переводом. — Вот, почитай. А я как раз закончу перевод еще одного любопытного отрывка.       — Да-а-а… ваши занятия явно не для галочки, — протянула Ирма, заглядывая через широкое плечо Риги (благо, была достаточно высокой, чтобы тягаться с ним ростом), и пробегаясь глазами по нервно скачущим строчкам. — Хотя твой почерк по-прежнему оставляет желать лучшего.       — А можно… — Рига нехотя отложил текст. — Краткий обзор непосредственно вживую? Кое-что я понял, но только ты настолько глубоко работала с их документами, чтобы понять…это.       Миднайт сделала глубокий вдох.       — Начнем с того, что нам всем рассказывали о неких Валар, и о том, как была создана Арда. В чем-в чем, а в рассказах о космологии собственного мира они не поскупились. Эти Валар называются еще Силами или Стихиями, соответственно, некоторые из них воплощают собой ветер, свет (точнее, звездный свет), воду, землю-металл, растения-животных и прочее. Помимо конкретно стихийных Сил, существуют также Повелители Скорби, Грёз и Судеб. В принципе их трое, если не считать супругов — не спрашивай, Рига, я до сих пор не разобралась в их родственных отношениях, эльфов бы запомнить для начала, — Миднайт раздраженно мотнула головой. Поискала глазами недавний отрывок. Выдохнула. — Среди этих Сил есть и Короли, они и вершат…ммм…правосудие? Судьбу этого мира? Так или иначе, Король Ветров и Королева Звёзд являются самыми главными, самой последней инстанцией перед, собственно, демиургом, которого они называют «Всеотцом». Насколько я поняла, наши глубокоуважаемые принцы вместе со своим отцом Феанаро что-то натворили в не очень отдаленном прошлом, за что и были прокляты.       — И всё? — Ирма присела на край стола и пытливо уставилась в глаза Миднайт, отчетливо шальные. Вот же тонкая натура. И как её занесло-то в Элизиум?       — А тебя это не пугает? Нет. До того, как это кое-что натворить, они принесли клятву именем этого же демиурга-всеотца, завещая свои души предвечной тьме, если её не исполнят. Но, по словам Повелителя Судеб, который же их и проклял, и текст именно этого проклятия вам я и показала, клятва эта априори невыполнима, так что прокляты они вдвойне.       — Ого. — Рига почесал подбородок. — И что теперь делать?       — А ничего не делать. Всё, что мы могли сделать, мы уже сделали. А именно — примкнули к этой проклятой семейке.       — Ну, проклятой-не проклятой, это еще увидим, — Рига невесело усмехнулся и еще раз взял планшет, бездумно пролистывая сделанные фотографии.       — Что за проклятия? — высокий голос Марии звонко растекся по высоким сводам потолка, прежде чем новоявленная целительница остановилась рядом с ними, окутывая стойкими запахами лазарета и свежесрезанных трав. — Так о чем это вы?       — Рассказывай сам, Рига, — Миднайт развернулась к оставленному тексту.       — Ну… — Штраус перевел озадаченный взгляд со все еще пребывающей в тяжелых раздумьях Ирмы на Марию, терпеливо ожидавшую объяснений. — Если совсем кратко и утрированно, то у нас проблемы с удачей, из-за чего мы в заднице. А наши непосредственные начальники, то есть, принцы — в полной, так сказать, непроглядной, заднице. И эту задницу…       — Могилу, — механически подсказала Ирма.       — …Да, могилу, эти молодцы вырыли себе сами. Информация не то чтобы проверенная, но проверить не помешало бы.       Мария переводила недоуменный взгляд с одного на другую. Рига же, не дав более толковых объяснений, решил поскорее ретироваться, оставив де Гранц наедине с крепко задумавшимися подругами. Миднайт снова ушла глубоко в себя, связываясь с реальностью лишь посредством поскрипывающего грифеля, Ирма же, видимо, поймала ту же волну и все еще пребывала в прострации.       — А источник…?       Небольшой отрывок, имевший гораздо больше лирических оттенков, представлял из себя мало полезного. Это было что-то вроде записной книжки для заметок — странно, как он вообще оказался на том столе, а не под ключом в выдвижном ящичке или вовсе в личных вещах Канафинвэ Макалаурэ.       Здесь были и отрывки недописанных стихов, и наброски мелодий (по крайней мере, все эти длинные и местами прерывистые линии с разномастными точками очень походили на нотные строки), и обрывки чьих-то мыслей. Похоже на дневник.       Миднайт чувствовала себя как никогда грязно, перелопачивая излияния чужой души. Макалаурэ, существующий отныне только здесь, был еще совсем молод и наивен. Сколько этим строчкам лет? Почему за целые столетия чернила по-прежнему остаются такого насыщенного цвета?       Он говорил, был лучшим из менестрелей. Имел честь петь в присутствии Вала Манвэ, Короля Ветров. Сочинял баллады, поэмы, сонеты в честь бесчисленных юных дев Валинора. В кое-каких строках так и сквозило то простое увлечение, то налет юношеской влюбленности…       Она не имела права читать это. Нынешняя — не имела. Но та, кем всегда была Миднайт не могла поступить иначе. Подорвет доверие? Ха. Ей гораздо важнее понять, во что она впутала своих товарищей, неосторожно доверившись капитану Лейно.       Лейно? Томас… Как он выглядел?       Миднайт мотнула головой, заново перевязав выскользнувшие из недлинного хвоста пряди.       Последняя запись начиналась с Клятвы Дома Феанора. Канафинвэ поостерегся и не стал её цитировать. Вот так между строк с поколениями и теряется истинный смысл сказанного, с затаенной горечью подумала Миднайт, перелистывая слайд. Дальше обрывочные сведения о Затемнении Валинора, об убийстве Верховного Короля нолдор Финвэ — это же его имя стало впоследствии родовым? — и, наконец, о резне в гавани Альквалондэ, где проживала другая народность эльфов — тэлери.       Резне и отнятии кораблей была посвящена пара строк: «Вождь тэлери Ольвэ отказался отдавать отцу — взаймы и взамен — корабли ради свершения благородной мести — из трусости ли или из жадности, они отказались помочь нашему народу в нашей нужде, позабыв о том, как сами нолдор и построили их град». Миднайт облизала пересохшие губы. Она не особо умела судить о человеке (личности?) по его стилю письма и по тому, что именно он пишет, но она видела, как мечтательный и даже слегка наивный менестрель превращается в оскорбленного и высокомерного принца, а после — в преисполненное ужаса и раскаяния существо.       «Отец приказал сжечь корабли, после того, как Майтимо спросил, следует ли первым перевезти Финдекано Отважного»       Майтимо. Должно быть, это тот самый потерянный брат. Странно, но почти за всю историю дневника Макалаурэ, это едва ли не единственное упоминание о самом старшем из братьев.       «Отец погиб в первой Битве-под-Звездами»       «Майтимо взят в плен»       «Пусть отныне я и Верховный Король, мне отнюдь не просто сдерживать натиск младших братьев» И наконец…       «Я знаю, что мой народ недоволен и тайно ропщет, но они не были принуждаемы к Исходу, и я, как правитель, не могу позволить им погибнуть напрасно»       Миднайт чувствовала невнятную, едва шевелящуюся в груди жалость. А может, сочувствие? Сопереживание? Но если эльфы и роптали, то этого было почти не видно. Но если взять и эти косые взгляды в их сторону, и малопонятные шепотки, и даже слегка гнетущая атмосфера… Интересно, так ли себя чувствовала Великий Консул Валенсиано Даниэль, когда только-только зарождалась Революция?