Звёздный Предел

      Лаэгхен отвернулся. Здешняя вода была лукава: здесь еще слабо ощущались отголоски силы Ульмо — значит, воды Белерианда были недалеко. Озеро было небольшим, но глубины приличной. Оно едва плескалось в своих краях, вместо береговой пены рождая легкие туманы.       Эту красоту он видел утром, почти на самой заре. Парящие над водой розово-золотые пузырьки переливались на свету подобно голодримским самоцветам. Хотя эта красота была стократ прекраснее любых голодримских сокровищ. Возможно даже превосходила те самые Сильмариллы, о которых столько говорят…       Лаиквендо выдохнул, прижав руку к груди. Там было больно. Всё здесь было преисполнено странной, щемящей сердце печали: сладкий запах воды, едва ощутимые капли тумана, вкрадчивый шепот густо проросшего камыша и тягучий, пряный запах просыпающейся земли. Согбенная, как беглый раб, ива полоскала свои ветви в воде. Её белое тело скрывала зыбкая тень, у корней закручивался тёплый, как молоко, туман.       Лаэгхен оглянулся, не видел ли это кто-либо еще: Миднайт, презрев присущее девам стеснение, скинула одежды и плескалась в теплой воде. Рига был неподалеку, набирая воду полные ладони и обнюхивая её. Этому страннику всё вокруг было подозрительно. Ирма стирала одежду, позади неё пузырилась вода в котелке.       Но они определенно здесь были не одни. Кто-то скрывался здесь, забывшись крепким сном.       Миднайт выбралась на берег и сразу же обернулась в брошенную на берегу ткань. Она сворачивала в жгут свои черные волосы, и капли воды скатывались по загривку.       Лицо её было сосредоточенным.       — Пожалуй, я бы осталась здесь до тех пор, пока в остальных краях не потеплеет так же, как и здесь. Был ли здесь кто или не был — нам нужен отдых.       Лаэгхен сглотнул и покачал головой.       — Никого здесь нет. Если кто-то и был, то уже ушел, но недавно: всё хранит здесь память о нем. Здесь слишком много неведомой силы.       — Может, это Салмар?.. — пробормотала Миднайт, оборачиваясь к Ирме. Лаиквендо осекся. Салмар? Он только слышал о нем, игривом майа, завлекающего оссириандских детей в сказочный Край Ив, соблазняя их песнями на тростниковых дудочках и морских раковинах. Он и позабыл совсем о нем.       Ирма оторвалась от стирки.       — При чем тут он?       — Он ведь являлся к тебе однажды… дважды… разве не так? Всегда в воде. Может, это он здесь был?       Ирма пожала плечами.       — Если он ушел недавно, то может, и нам стоит? — вмешался Рига.       — Мне не хочется уходить, — не согласилась Миднайт. — Разве мы не можем подождать еще немного? В горах все еще лежит снег, и могут быть оползни. Если мы намерены штурмовать горы, то разумнее всего дождаться месяца цветения.       — Ты слышала, что сказал этот эльф? Здесь нет никого, но был не так давно. Может, еще нагоним.       — В Синих Горах? — с сомнением протянула Ирма. — Странный он, под стать нам: ни лес, ни дол, ни горы ему не по душе. Вечный странник. Почему нет Валы странствий и… ммм… скажем, сказаний? Будь мы обладателями музыкального таланта, весь наш опыт можно было бы положить на рифмы.       — Он был бы более почитаем, — хмыкнул Рига. — К слову, мы так и не знаем, что происходит сейчас в Белерианде.       Миднайт вздохнула, вновь некстати вспомнив о палантирах.       — Надеюсь, что ничего. Лаэгхен, что ты скажешь?       Эльф сидел на берегу, поджав под себя босые ноги. В последнее время он больше молчал и созерцал. Он вытянул руку, и на кончик его пальца села бабочка, устало хлопая крыльями.       — Я бы шёл сейчас.       Рига повернулся к ней, шепнув на ухо:       — Мне кажется, чем ближе мы к Белерианду, тем быстрее тает твоя решимость.       — Прошло так много времени… — на лицо Миднайт набежала тень. — Я боюсь возвращения. Тем более, действительно ли Туво заводит нас туда. Иногда я думаю, существовал ли он на самом деле?       — Теперь и ты задумалась об этом, — Рига утвердительно хмыкнул и повернулся к Ирме — в поисках поддержки. Та неопределенно пожала плечами.       — Мне кажется, я просто искала предлог, чтобы уйти оттуда.       — И всё же… — Рига протягивал что-то на ладони. Миднайт присмотрелась. Это был обрывок его одежды, карта, начерченная углем и натертая воском. — Мы ушли, будучи так близко к Утумно. Аккурат перед тем, как гора загорелась.       — Это тот абайяро, Воин, велел нам уходить.       — Верно.       Рига ткнул пальцем на какую-то точку.       — Посмотри: когда мы спустились и ждали Лаэгхена, то были совсем рядом, в низине. По всем законам физики мы не могли уйти так быстро. Да даже если бы не лава, то нас бы накрыл раскалённый пепел.       — Но он был холодным… — Миднайт пожевала губу и помотала головой: — Рига, это было почти два месяца назад!       Штраус пожал плечами.       — Возможно, что нас и вправду гнали оттуда. И как знать, кто, — он вздохнул и продолжил приглушенно, вдруг подавшись вперед и прижавшись к ней лбом в лоб: — Мы как листья, гонимые ветром: оторвавшись от родного дерева, к другому нам не пристать.       — Я бы так не сказала, — шепнула Миднайт.       Рига усмехнулся.       — Разве существуют деревья, которые примагничивают опавшие листья?       — Как знать… Но я бы не сказала, что мы листья.       — А кто?       — Семена?..       Месяц цветения наступил, принеся с собой дожди. Миднайт предсказывала верно: с неохотой снявшись со своей озерной стоянки и мало-помалу приблизившись к отрогам Эред Луин, они остановились вновь — виной тому были оползни. Дожди, сменявшиеся ливнями и лёгкими грозами, размывали любой грунт и ломали деревья, которыми густо заросли предгорья.       Они были так близко, и в то же время так далеко! Почему-то именно эти горы, заметные еще с древесных вершин в Таур-им-Дуинат и проведшие черту между Белериандом и новыми горизонтами, теперь встали практически непреодолимой стеной. А еще этот месяц цветения… Обилие запахов щекотало нос и Ирма с непривычки расчихалась.       — Дело верное, нам ничего не остается, кроме как понемногу штурмовать Синие Горы, — Рига развернул свои карты. — В прошлый раз мы обогнули их с юга, по течению реки, и мы вышли аккурат к морю. Вплавь и против течения мы их не обогнем, но где-то рядом с этими холмами по ту сторону гор располагаются королевства гномов. Должны быть дороги, переходы и в конце концов — сами гномы. Цивилизация!       Миднайт скрестила руки на груди, обхватив плечи, словно ей было холодно. Закусила губу, потопала ногой. С неохотой спросила:       — Хорошо, но где мы будем их искать?       — Придется идти наверх, — Ирма покусала губы и снова чихнула. — Куруфин рассказывал мне об их крепостях кое-что. У королевства Гунуд-дура было много сторожевых башен и практически невидимых люков, спрятанных в горной породе. Башни и бойницы издали можно и вовсе принять за трещины в скале, а гномьи двери подчас и самим гномам не видны.       — Великолепно. Так как мы к ним попадем?       — А кто сказал, что мы к ним собираемся? Я говорил о том, что Синие Горы обитаемы, и гномы — не орки и не их подземный вид типа гоблинов, которых было очень много в Дортонионских холмах. Должны быть дороги и тропы. Лаэгхен ведь рассказывал, что путешествовал вдоль Синих Гор по обе стороны гряды. Так ведь?       Лаиквендо встрепенулся. Почти как Миднайт — когда та была слишком погружена в себя. Но сама Миднайт была в последнее время бодра как никогда, в то время как эльф становился всё более задумчив и печален. Иногда он даже тянулся рукой к плечу, где обычно сиживала птица, ожидающая угощения.       — Да, я… я бывал там.       Рига коротко взглянул на Миднайт. Та тоже хмурилась, глядя на эльфа. Что-то странное с ним творилось в последнее время.       — А это точно Синие горы? — вмешалась Ирма. — Мы такими кругалями ходили, и вокруг одни только горы. Мне кажется, я скоро забуду что есть в этом мире что-либо кроме гор.       — Скажи спасибо Моринготто за это, — Миднайт уселась на траву и развернула перед собой карту. — По крайней мере, эльдар винят его.       — А ты — нет?       Она пожала плечами, не отвлекаясь от изучения карты. Свободной рукой она потрошила небольшой мешок с набранными орешками — в обыкновенных условиях она их ненавидела люто, но в нынешних условиях выбирать не приходилось.       — Логичней винить его в обвалах, оползнях, гоблинах и троллях, но никак не в наличии гор. Если бы их не было, где бы тогда восседал Манвэ и обозревал всё вокруг?       — Разъезжал бы на облаке, с него бы не убыло, и разнообразие… — Ирма засунула руку в горсть чужих орехов и тоже захрустела.       Рига вздохнул и снова акцентировал внимание на грядущем пути.       — Мы сейчас довольно близко к северу. И — если я правильно прикинул — как раз за горами владения Карнистира.       — Потому что его владения как раз граничат с гномьими городами.       — Я имел в виду непосредственно Таргелион, мы много севернее Оссирианда. Лаэгхен?       Эльф на карту не смотрел: повернувшись к ним спиной, он созерцал пейзаж, на который медленно опускались сумерки. Ирма с наступлением ночи тоже часто смотрела на горы: но она-то пыталась высмотреть огоньки или что-то, что делало бы её обитаемой. И ничего.       — Южнее от нас течет река, она течет под горами и выходит вновь наружу по ту сторону гор. Я узнаю её песнь: это Аскар, первый к северу приток Гелиона.       — И?       — Гномьих залов больше к югу, ведь там много рек, — как ребенку, растолковывал эльф. — Они, как и все живые существа, нуждаются в воде. Насколько я слышал, горные рукава рек они оборачивают в трубы и используют для различных нужд, кроме как естественных.       — Канализация и водонапорные башни! — ахнула Ирма. Лаиквендо шевельнул ушами.       — Я не знаю, что это.       — Плевать, если у них там вода в трубах, то это просто прекрасно! Я хочу к гномам!       Лаиквендо прыснул.       — Боюсь, гномы не хотят гостей, они не любят чужаков, даже если они — гномы, но других родов. Только во дни великих празднеств они отворяют свои врата для иноземцев, и еще в военной нужде. Они сдружились с народом голодрим только по этой причине. Орки слишком близко к их границам, и темные твари так и норовят занять горные чертоги. Незнакомцам они ни за что не отворят.       — Тогда зачем нам идти на юг, если нас не пустят?       — Подгорные пути, — терпеливо объяснил Лаэгхен. — Их там довольно много. Можно воспользоваться, даже не встречаясь с гномами.       — Это как? Если есть подгорные пути, значит, будут и гномьи двери.       — В древние времена существовал Подгорный Тракт — его проложили для торговли с эльдар Оссирианда и Дориата, и с эльдар-нандор по эту сторону гор.       — Это которых мы так и не встретили?       — Да, к северу очень мало заселённых мест. До прибытия голодрим практически все квенди, за исключением иатрим, бежали на юг и восток, а некоторые и вовсе к Куивиэнен, — его голос на мгновение стих. Вспомнил рассказ Татье. — Теперь всё несколько иначе, но когда наш вождь Дэнетор потерпел поражение, то Белерианд пришел в запустение, и тот народ, что еще живет в Оссирианде — лишь малая доля тех, кто жил там прежде.       — Грустно.       — Итак… попытаем счастья и найдем Подгорный Тракт? — предложил Рига, хотя его голос прозвучал неуверенно. Миднайт потерла подбородок:       — А как давно он заброшен? Как знать, в каком он сейчас состоянии…       — Не беспокойся об этом, — заверил эльф. — Мне о нем рассказывали, и немало. И наугрим строят всегда на совесть.       — Но мы, вроде бы, держались следов Туво, поэтому и заворачивали на север… — Миднайт все еще сомневалась. — Мне очень не нравится вариант, где мы пройдем внутри горы…или под ней. Оползни… еще ничего, можно укрыться; но что, если обвал случится внутри или еще какая опасность подстерегает там? Среди нас нет горцев и искушенных в подобных путешествиях.       — Ты права. Так что же решаем?       Миднайт повернулась к лаиквенди.       — Лаэгхен, скажи мне правду: ты вообще ощущал когда-либо его след? Чем дальше, тем больше мне кажется, что ты лукавишь.       Лаэгхен изумился, с орехово-зеленого взгляда пропала дымка и взгляд его прояснился, остановившись на ней.       — Почему ты вдруг усомнилась во мне?       — Не знаю. Наверное, потому, что я не видела никаких следов, никаких доказательств его пребывания. Возможно, озеро и было полно какой-то силы, а возможно мы это придумали потому, что там никого не было. Так что же?       — Ох, Энтеломэ… Его след и впрямь был яснее ясного до того туманного озера, и след там будто бы таял. Я вёл вас по следу, он был отмечен многим: усталостью леса, тишиной равнины и безмолвием птиц; вода в озере молчала, будто бы усыплённая. Если и Туво есть, то он не из майар леса — я в этом уж уверен. Могу утверждать, что он устремлялся от чего-то прочь, не заботясь об оставляемых им знаках. Но у озера… след пропал, но это не значит, что он там был, когда мы пришли.       — Так что же?       — Если он хотел укрыться, нет ничего надежней чертогов гор. Он скрывается, но не от нас. Ибо скрывался и прежде, чем мы устремились за ним.       Рига переводил взгляд с одного на другого:       — Ну уж нет, если нам придется еще в горах блуждать…       — Не придется, — Миднайт вздохнула. — Лично я сдаюсь. Это как искать иголку в стоге сена.       — Но ты сама говорила, что Туво — наш пропускной билет, — вставила Ирма. — Впрочем, я тоже не хочу блуждать в горах.       Скайрайс закусила губу, на лбу ясно было написано: она старательно обдумывала какую-то мысль.       — Иногда… самое верное — вовремя отступиться от затеи, — протянула она. Вовремя… — Лаэгхен, а почему нет ничего надежней чертогов гор?       — Именно горная твердь, не источенная злом, сможет защитить дух и разум. На Севере лишь одна такая оставалась до недавнего времени — теперь нет и её. Там вы спасли свою подругу, — Миднайт неловко почесала затылок. Если бы не та её немощь… как знать, где бы они были сейчас. Может быть, уже нагнали бы Марию и её сестёр. — Синие горы же другое дело. Это вотчина детей Махала, и недра их обители все еще преисполнены его мощи.       Рига свернул карты.       — Мощь или не мощь… Это стоит еще хорошенько обмозговать.       Ирма механически колола орехи. Они были горькими, прелыми, но прекрасно насыщали. В лесу было прохладно, немного сыро и поразительно свежо. Она вдыхала упоительный воздух полными лёгкими.       Миднайт копошилась рядом в траве, в поисках ягод и грибов. Они условились все найденные орехи откладывать в сухпаёк, а все остальное — скоропортящееся — есть. Впрочем, грибы вроде лисичек можно было бы и засушить, если бы было время. Ирма вспоминала, как когда-то, еще в первые годы жизни в Химладе, наткнулась на дикий мёд. Отчего-то накатило.       Она тогда, вообще-то, искала древесную смолу, и подозрительные потёки тёмно-янтарного цвета на стволе привлекли её внимание. Лес для неё, бывшей обитательницы пустыни, а после — военной ставки, был оглушающе шумным: то стрекот птиц, но шорох ветра, но вопли оленей в брачный период. Рядом храпела её кобыла, так что и жужжания пчел она не приметила. А может, и приметила, да только за пчёл не приняла. Она вообще их вживую редко встречала до некоторых пор.       Эта смола была, как полагается, вязкой и очень сладкой. Когда на неё наткнулся отряд Тьелкормо, охотящийся неподалёку, она уже раззадорила пчёл.       Но вот что удивительно — он с ними говорил. Тон был увещевательным, благожелательным и даже извиняющимся — в жизни бы не подумала, что столь яростный в бою мужчина может на полном серьёзе общаться и извиняться перед дикими пчёлами.       Тогда-то она только и могла, что подумать: «ого». И это этому миру они хотели предложить свое оружие, бластеры, стратегии? Ирма, конечно, быстро взяла себя в руки — ибо всякую неуверенность в себе всегда давила в зародыше, и отпустила шутку:       — Надеюсь, их королева не в обиде и не пойдёт на нас войной.       Нолдо фыркнул, ожидая, пока она заберется в седло.       — Не следует нарушать чужие границы.       — Разве не ты только что вломился в чужой лес и настрелял оленины?       — На всех пчёл моих стрел не хватит.       — Тихо, услышат еще. А ты и вправду понимаешь, о чем они жужжат? И умеешь с ними говорить?       — Ты сама видела, — в глазах Тьелко плясали огоньки. Ирма знала, как сильно его забавляет. Впрочем, эльфийские причуды её саму забавляли не меньше.       — А все нолдор так могут?       — Нет. Знания языков зверей и птиц мне передал мой наставник, Вала Оромэ.       — О, значит ты всё-таки больше…мм… как это слово… — Ирма щелкнула пальцами. — Лингвист?.. О! Ланбенголмо!       Тьелкормо фыркнул и расхохотался.       И к чему только она вспомнила этот эпизод? Ирма отковырнула кусок липкой смолы. Миднайт уже ушла куда-то дальше, но её громкое сопение было слышно за версту. Кажется, Лаэгхен говорил, что тоже понимает язык зверей и птиц… Отчего же он позволил тому ворону погибнуть?       Миднайт безрадостно смотрела на дорогу, узкую и каменистую, круто забирающую вверх под приличным градусом. Им предстояло тащиться вверх, цепляясь за корни, проглядывавшие из-под размытой земли.       Сапоги скользили в грязи один крутой подъем за другим. Протоптанных дорожек, или каких-то подобий выдолбленных в породе лестниц не было: скорее всего, к северу и правда горы были практически необитаемы. Или же гномы, как термиты, выгрызли гору изнутри и они сейчас ступали по тонкой скорлупке.       Ручьев здесь, и вправду, было великое множество — не раз и не два им приходилось пересекать их вброд. Но это была уже не зима, и не ранняя весна — на пороге стояло лето. Лаэгхен всё время твердил, что им не нужно идти всё время в гору, достаточно придерживаться юго-запада, где горы более пологи и можно было бы спуститься в Оссирианд, следуя течению ручья, переходящего в бурную реку.       Она же хотела увидеть Белерианд, хоть самый кусочек — как на ладони. И увидеть, наконец, путь. У них не было карты, и даже компаса — ориентировались по звёздам. Сама не зная почему, на сей раз Миднайт поостереглась довериться мудрости лаиквенди: некстати вспомнилось, что именно он посоветовал искать убежища под горой там, в Звёздном Пределе.       Ночами, во снах, её преследовала эта пылающая гора. Рига еще сказал: их действительно гнали оттуда, дескать, как вовремя они ушли. Но было ли это простым совпадением? Нет. И как только Лаэгхен выжил, если не спустился с горы многим раньше них и дал хорошего крюка? А зачем? Не скажет ведь.       Миднайт изо всех сил старалась сохранять холодную голову. И снова и снова снилась эта гора — она горела до ослепляющей белизны, с неё стекало настоящее золото, напоминающее слёзы. А после она раскалывалась как яйцо. Но Миднайт всегда просыпалась до того, как нечто появится из яйца. Чем выше они поднимались, тем яснее она мыслила, и туман, навеянный Татье, окончательно таял. И вместе с тем — эта гора. С каждым шагом вверх она нагревалась всё сильнее, выплескивая из себя всё больше и больше золота. Оно стекало с горы и покрывало землю ровным металлическим слоем, а Миднайт просыпалась в горячем поту, словно бы это она вылуплялась в том неимоверно жарком инкубаторе из огня и золота.       Земля мелко подрагивала. Она смотрела, как подпрыгивает пыль и дрожит трава перед её глазами.       Напротив глаза открыла Ирма. Они у неё были красивые, похожие на сапфиры. Миднайт всё еще находилась в полусне, где гора являла миру свой долгожданный эмбрион. Зевнула. Кто-то стащил с неё плащ. Вокруг уже была суматоха. Она видела мелькающую рыжую верхушку Риги, Лаэгхен сворачивал вещи в кули.       — Землетрясение?       — Не знаю… — Лаэгхен склонился над ней, и его незаплетенные волосы упали ей на лицо, мигом отгородив от мира. Миднайт зевнула. Её отрезвили хлопки по щекам. — Проснись, проснись! Пора идти.       — И куда мы пойдем-то? Не видно же ни зги.       — Нам нужно спуститься.       Где-то на фоне застонал Рига. Миднайт его понимала — чувствовала ровно то же разочарование. Потом опять ведь подниматься…       — Недалеко, — заверил эльф. — Нам нужно добраться до ручья, рядом с ним был небольшой грот. Укроемся там.       — Пользуясь случаем, передаю «спасибо» Моринготто за землетрясения и камнепады, — Ирма прижалась к влажной стене и подтянула к себе колени. Она устроилась у самого выхода, не желая наслаждаться прелыми ароматами застоявшейся воды в пещере. Ручей начинался где-то здесь, в небольшом пруду, который подпитывался подземным источником — довольно тёплым. Так что здесь была настоящая парилка. Рига стянул с себя одежду и стоял на корточках, расплескивая воду на грудь и спину.       — Чем дальше будем идти, тем больше будет подобных случаев, — скорбно заметил эльф.       — С чего ты так уверен? За весь наш подъем он всего лишь первый, а мы идем не один день.       Лаэгхен умолк.       — Он просто не любит горы, — пробормотала Миднайт. — Может быть, Подгорный Тракт был бы быстрее… Но я теперь пещеры не люблю.       — Он проходит в ущелье, и лишь часть пути занимает подгорный тоннель, — возразил Лаэгхен. — Мы бы преодолели уже половину пути!       Миднайт разлепила веки и подперла рукой подбородок. Сон всё никак не шел с головы. Слишком яркий. Слишком… повторяющийся. Она провела языком по зубам. Почему-то чувствовался фантом той старухиной бормотухи. Может потому, что в этом гроте такой же запах — спёртый и с привкусом плесени. Она здесь тоже имелась, противного жёлтого цвета.       — Моргот будет продолжать сотрясать горы, не покидая своих подземелий. Мы могли бы укрыться в пещерах и преодолеть этот путь под горой. Здесь полно выработанных шахт, и залы над ними опустели. Там безопасно. Гномы наверняка оставляли отметины, когда прокладывали свои пути, — продолжал увещевать эльф.       — А ты не думал, что под горой мы ближе к земле, которая сотрясается, а? — ехидно откомментировала Ирма. — Пещера обвалится и всё — finita la cantata, как бы сказали эльфы.       — Я больше удивлена тому, что так говоришь ты, — пробормотала Миднайт.       — Это всё Мария, — отперлась Лейден.       — Ну… — Рига оторвался от водных процедур, — гномы страдают от этих землетрясений? Они живут тоже внутри. Возможно, есть какие-то превентивные меры.       — О чем я и говорю! — воскликнул эльф. — Тракт куда безопаснее!       Возможно, сон был предупреждением… Если есть Вала Ирмо, отвечающий за грёзы, возможно он посылает эти предупреждающие видения… Миднайт почесала затылок. С другой стороны, ей в последнее время ничего не снилось — от слова совсем. Сны под горой напоминали бездну, в которую она проваливалась с каждым разом всё глубже. И тут пробилось, как луч света, такое видение. Или она слишком впечатлилась, хм…       Она приблизилась к озерцу и плеснула воду на лицо. Рига напротив отряхивался и брызгался как собака.       Земная дрожь нарастала. По воде шла заметная рябь. В горле стал ком. Еще немного — и сама земля подбрасывала их, как кровать на пружинах. Миднайт попыталась встать. Нельзя здесь оставаться. Что-то внутри, какое-то седьмое чувство твердило: нельзя здесь оставаться, нельзя.       — Нам надо выйти.       — Шутишь?! — Ирма округлила глаза. — Ты смотри!       Она стояла в самом проеме, и отсюда было видно, как стремительно катятся камни, мелкие и не очень, вздымая клубы пыли. Они не просто катились, они летели, как заведённые тараны, с треском сминая деревья и подпрыгивая на поворотах.       — Мы успели вовремя, — Лаэгхен вздохнул, но мгновение спустя он вдруг насторожился и вскричал: — Ты, назад!       Рига, наполнявший флягу с водой, непонятливо хлопнул глазами, когда порода под ним вдруг начала трескаться.       Ирма успела только вдохнуть — свежего запаха мокрого леса, некстати опять вспомнить дикий мёд — и почувствовать, как земля под ногами вдруг исчезла, прежде чем её закрутило в настоящей каменной центрифуге.       Они катились кубарем, вперемешку — она пару раз приложилась лбом о чьи-то коленки и несколько раз приложила сама, а дальнейшее сделали камни и повороты. Даже осмыслить не успела толком — выкатилась на твердую, холодную землю, наглотавшись пыли. Лёгкие жгло.       Лицо адски болело, всё тело вопило о набитых синяках. Ирма лежала и ждала, пока уйдет головокружение и тошнота. Темно, ни зги не видно. Вокруг какой-то шум, или это кровь сбилась в ушах. Она попыталась выдать звук — свист, шепот, стон — чтобы подать знак, что она жива.       О, вне всяких сомнений, она была жива, когда попыталась перевернуться. Ноги, руки целы, не сломаны. Это хорошо. Натренированное тело на голых рефлексах группировалось где надо и когда надо. Она нащупала чью-то руку. Тёплую.       Рука отозвалась слабым движением, пальцы переплелись. Шум в ушах прояснился: кто-то дышал, кто-то стонал от боли. Сознание таяло, ускользая, но Ирма превозмогла боль и встала. Ничего, в Колизее было хуже. Куда хуже. Она и позабыла, каково это — быть отбивным мясом.       Кто-то рядом дышал с присвистом.       Хоть бы не померли…       В лицо ударил сноп пыли. Ирма отвернулась и закашлялась — лёгкие жгло от каменной крошки. Она кое-как перевернулась на живот и попыталась встать на четвереньки, стараясь если не сплюнуть, то вытошнить гадость. Горло будто бы окаменело и покрылось трещинами.       Кто-то выругался. Ирма отдышалась и прокряхтела. Вновь потянулась к руке, которую нащупала.       Кто-то выругался. Ирма улыбнулась и закряхтела.       — Миднайт, ты?       — Нет… — ответил мужчина, Рига.       — Рука…твоя?       — Что? — он закашлялся. — Нет…       Ирма встала на четвереньки, подползла. Нащупала руку, предплечье, волосы. Длинные… Шея, грудь. Женская. Миднайт отозвалась тихим хрипом.       — Не лапай.       — Живая, — резюмировала Ирма, и осталась сидеть. Спину ломило адски. Но лежать здесь — не выход.       А здесь, это, собственно, где?       Рига захрипел в ответ на её мысли — видно, тоже наглотался:       — Если Подгорный Тракт, то мне сначала будет смешно… а потом….грустно. Эльф…проклятый…       — Где он, — шепнула Миднайт.       — Не знаю, — ответила Ирма, сжав кисти. — Падал с нами.       Лаэгхен не отзывался, но она нащупала вещи. Рюкзаки прикатились с ними, какой сервис! Она наощупь находила рассыпавшиеся предметы и запихивала их обратно. Фляга, должна быть фляга, хотя бы глоток! О, как хорошо… А верёвка? Верёвка-верёвка… Им жизненно необходима была верёвка.       Рига рядом всё пытался откашляться, Миднайт безмолвствовала. Жива, хорошо.       — Руки, ноги, целы? Все?       Они отозвались нестройным хором. Голоса эльфа не было.       — Есть, фонарик? Зажечь огонь.       — Фонарик… откуда фонарик-то…. — бормотала Ирма. — Возьми верёвку…       — Где Лаэгхен…       — Не паникуй, он наверняка где-то рядом, без сознания. Но сначала — верёвка. Темно как в заднице, еще потеряемся.       Миднайт покорно вздохнула, нащупывая пеньку.       — Еще из Дориата, — зачем-то похвасталась Ирма. Голос у неё был нарочито-бодрый. А Миднайт вдруг стало грустно. Она громко шмыгнула носом.       — Ты-то не реви, — пробурчала Ирма. — Побереги нервы. С нашей-то удачей… Неужели такое бывает при землетрясениях?       — Не знаю, не буду, — тихо пообещала Скайрайс. Она протянула руку на голос и наткнулась на тело. Оно было горячим и округлым.       — Уже соскучилась?       — Я должна убедиться, что ты закрепила на себе верёвку. Не хочу, чтобы мы потеряли кого-то еще и здесь.       Ирма приблизилась на шаг, и Миднайт ощутила её дыхание на лице. Странное дело: ощущать всем телом, обонять, касаться, слышать, но не видеть. Миднайт позволила себя повторно ощупать, закрепляя верёвку.       — О чем шепчетесь? — прокряхтел Рига. Его вопрос, заданный скорее в пустоту, так и остался без ответа. Миднайт нашла его наощупь и сунула в ладони верёвку. — Стало быть, будем как собаки на прогулке — в одной связке.       — Главное чтобы — не в одной вязке… — буркнула Ирма, вспомнив шутки Тьелкормо. Эта была его любимая. И чего только вспоминается второй день кряду… Наверняка потому, что Химлад как никогда близко.       — Гав, — вяло отозвался Рига. — Где же чертов эльф… Жаль, у меня нюх не как у собаки…       Торопливые, поверхностные поиски не принесли плодов. Они нашли разбросанные вещи — рюкзаки, разлетевшуюся одежду, еще верёвку, какие-то бутылочки из прочного стекла (Ирма сразу их узнала), котомку с орешками, еще какие-то неопознанные объекты… Звякнула сталь. О, фальката, родимая. Нет, не фальката — по изгибу похоже на шашку — Риги, точно.       Ирма пару раз чувствовала, как верёвка больно впивается в живот (хорошо, что не развязывается) — значит, товарищи расползлись, как полуслепые щенки. Вокруг сплошь была пыль, каменная крошка, щебенка — Куруфин бы сказал точнее, ему, треклятому эльфу, даже не пришлось бы пробовать эти камни на зуб.       Зуб…       — Постойте!       — Что? — уставший голос Риги раздался откуда-то слева. Миднайт была ближе.       — Ты что-то нашла?       — Нет, но я придумала. Подтащите мне все вещи, что нашли. Нужно найти ткань… и что-то, что заменит палку. Мы можем соорудить факел.       — Ткань быстро сгорит.       — Знаю, но у меня достаточно смолы. Только вспомнила… я набрала её еще в лесу.       Рига, судя по звуку, почесался. Ирма сморгнула (как будто это могло помочь), прогоняя видение где он чешет себя задней ногой. Подсказал же про собаку…       — И зачем тебе столько?       — Зубы чистить, Штраус. Ты что же их, совсем не чистил?       — Чистил. Золой.       Ирма вздохнула. Палка всё-таки какая-то нашлась — и, как ни странно, у Миднайт. Впрочем, это мало удивляло. Она была плоская и недлинная, гладко обтесанная, какой-то причудливой формы, с резьбой. Больше наощупь определить не удалось и, как бы она ни мучилась любопытством, Миднайт свет истины не пролила — обошлась угрюмым молчанием.       Пришлось поломать голову. Кусочки смолы завернуть в тканевый кулёк, наломать туда щепок от палки — всё же с таким факелом далеко не уйдешь, а чтобы пропитать смолой ткань, её нужно для начала растопить…       Нашлось огниво и кресало. Пламя вспыхнуло — неровное и чадящее, слабое. Здесь, в подземелье, было немного кислорода, к тому же было влажно. Где-то рядом был водоём.       Они сидели в небольшой камере с низкими потолками. Ирма увидела и бледное, исцарапанное лицо Миднайт, и потёки крови на шее Риги. Он морщился от боли, взгляд едва фокусировался. Лаэгхена не было нигде — вообще: ни тела, ни следов — они разглядели лишь собственные, да капли крови. Их верный проводник словно растворился. Зато отсюда вёл один-единственный выход — по узкому карнизу дальше, в темноту.       Перспектива была безрадостной.       Ирма перетащила костерок, как могла, ближе к выходу.       Пропасть. Там была пропасть — и узкий карниз. Шириной всего лишь в два шага. Достаточно гуманно, чтобы дать самым неловким из них шанс на выживание. Он забирал круто вбок, а дальше была неизвестность.       … а откуда они, собственно, выпали?..       Миднайт тоже смотрела вверх, видимо, задаваясь тем же вопросом. Слабые отсветы чадящего костерка поглощались темнотой.       — Лаэгхена нет, — Ирма озвучила очевидное. — Вообще никаких следов. Ни следов шагов, ни даже тела. Видите те три, в пыли? Те от нас. Четвертого нет. Нас здесь только трое.       — Я вижу, — зло отозвалась Скайрайс.       — Не время ёрничать.       — Знаю, — прозвучало еще злее. Найт была на грани слёз. Или полноценной истерики. Рига сидел и раскачивался, подпирая руками голову. Худо. Сможет ли идти?       Ирма подошла и присела напротив:       — Сколько пальцев видишь? — она растопырила четыре пальца.       Штраус устало посмотрел на неё.       — У меня голова сильно кружится… только и всего.       — Тебе нужно отдохнуть. Там карниз, и это единственный путь. Мы не пойдем, покуда ты не почувствуешь себя лучше.       Ирма сняла куртку, что была под плащом, и соорудила из неё подушку. Рига покорно лёг и закрыл глаза. Миднайт смотрела, не проронив ни звука.       Ей пришлось перетряхивать вещи самостоятельно. Рубашка, разорвать на части. Где у него кровотечение? Затылок, больно приложился. Раз еще жив после того, значит, выкарабкается. Возможно сотрясение… Где-то были травки, порядком запыленные, но ничего. Их обсосать (снова треклятая каменная пыль), прожевать, и кашицу к ране… Спирта нет, обойдется тем, что есть.       Как же тяжко быть нянькой для столь взрослых людей…       Пламя затухало. Когда Ирма закончила, Миднайт всё так же смотрела в стену, подобрав под себя ноги. С виду она была цела. Но сидела, запустив пальцы в корни волос и массируя голову. Голова… Больной голове она была помочь не в силах. Разве что…       Ирма приблизилась к ней, когда последний отсвет пламени чадящей смолы скользнул по щеке и солнечным зайчиком затерялся в смоляных прядях.       — Помнишь, как мы с тобой уже однажды попали в передрягу? Это были скалы.       — Это были пауки, — безэмоциональный, машинальный ответ. Да… И именно ты тогда была живее меня, теперь пришло время выплатить долг. Стало быть. Опять вспомнился Туркафинвэ, вернее, его слова, сказанные много после: «Я хотел оставить вас там». Они тогда, кажется, играли в игру… Тогда она не поверила. А сейчас? Стала бы спускаться за кем-то в непроглядную темноту, голодный каменный мешок? Ирма сжала переносицу и прошептала:       — И скалы, Найт. И мы были там только вдвоем, совершенно одни. Я… — в точности как Туркафинвэ — думала, что ты не выживешь. Не думала, что выживу и я. Я-то крепче тебя, Найт, но если бы ты там умерла, мои дни тоже были бы сочтены. Знаешь, сколько людей умирает попросту от страха и отчаяния? Не дай им себя поглотить. Особенно сейчас. Здесь нас всего трое, и мы влияем друг на друга, хотим мы того или нет.       — А ты бы и вправду умерла? — Миднайт будто бы и не слышала всего остального — того главного, к чему она вела. Ирма выдохнула. И почему она в таких ситуации попадает именно с ней? Арда, Скалы Ужаса, Обугленная гора, теперь вот… Причина ведь явно не в ней самой.       А темнота подзуживала. Она снизила голос до предела слышимости, до интимного шепота.       — Думаю, что да. Я ведь тоже человек, Найт. Пусть другой, пусть с Карвона… Но, когда я рядом с вами — пусть уроженцами Нила, Анцвига, Нарвала… я вспоминаю, что я тоже человек. Всего лишь человек. Всего лишь и прежде всего…       Ирма опустила руки к её плечам и притянула в неожиданные объятия — прежде всего, для себя самой. Миднайт замерла. Ирма окаменела тоже. Она глубоко дышала, словно находясь во сне, между тем руки перебирали волосы Миднайт на загривке.       Всего лишь и прежде всего человек.       — Я понимаю, о чем ты говоришь. Что выбравшись из очередной ловушки, мы уже никогда не будем столь близки, чтобы открыться друг другу. А между тем — мы единственные люди здесь, но это нас почему-то не объединило.       — Человечество — вообще единственный случай на всю Вселенную, по сравнению с тем, что там за звёздами — такое же бесконечно одинокое, — Ирма отстранилась. — Иногда мне самой кажется, что это сон, и вот-вот кто-то расстегнет моей капсулы, и я очнусь от многолетнего анабиоза. Иногда я просыпаюсь и говорю себе: это сон, это сон. Но каждый день эта сумасшедшая реальность заводит меня всё дальше и глубже, в такие дебри, что уже и не выбраться.       — А ты хочешь проснуться?       — Не то чтобы… Здешняя реальность мне нравится куда больше. Здесь больше свободы, ведь никто не знает кто я, не знает кто ты. И кем мы были до этого. Я могу нарисовать себе любое лицо, выкинуть любое безумство… Говоря о безумствах. Пообещай себе кое-что.       — Что именно?       — То, что ты бы себе никогда не позволила в иных обстоятельствах. Обещай себе, что ты это сделаешь, и дальше хоть трава не расти.       — Когда выберусь?       — И когда выберешься тоже. А пока нам нужно поспать. Рига… ему нужно отдохнуть, тебе тоже.       — А ты?       — Я-то точно не засну сейчас. Как он проснется — разбудим и тебя.       Миднайт выдохнула — с облегчением. Сон всегда был эдаким спасением, побегом от реальности. Особенно когда реальность — это пыльный каменный мешок, всякий раз бьющий по голове из-за угла.       Карниз действительно был очень узким. Он цеплялся за него отчаянно, из последних сил борясь с головокружением. Шёл посередине — прямо за Ирмой. Миднайт замыкала, страхуя его сзади. Он то и дело чувствовал на себе её руку — то на поясе, то на боку, то вообще на заднице. Ирма громким полушёпотом сообщала о всех преградах: камень, большой камень, особенно большой камень, неожиданный поворот, скол! — удержаться на ногах, впиться обкусанными ногтями в камень. Выдохнуть.       Рига выдохнул, чувствуя, как скатывается по загривку пот. А может быть и кровь, он давно не менял повязку. Минут, часов, сутки? Ноги от бесконечного напряжения подрагивали, и он бы устало привалился к скале… Если бы мог. Он не мог отставить ноги назад, чтобы полностью откинуться на спасительную стену, и только мог, что обнимать её обеими руками, образовывая угол почти в сто восемьдесят градусов. И так и ступать — с распростертыми руками.       — Стойте, — он послушно замер, напрягая мышцы. В неудобном месте Ирма решила остановиться. — Слышите?       Рига слышал разве что собственную кровь в ушах. И видел её же — пляшущую кровавыми мухами.       — Вода?.. — неуверенно предположила Миднайт.       — И впрямь, вода, — подтвердила Ирма. Со слабым намёком на радость в голосе — насколько это было возможно здесь. — Недалеко. И, кажется, я вижу какой-то отблеск. Руда, что ли… Возможно, откуда-то падает свет!       Но это был не свет и даже не отсвет — а, скорее, свечение.       От водоёма с тучами люминесцирующего планктона. Свет был неярким, приглушенным, но всё же это был свет — и его было достаточно, чтобы отлипнуть от стены и уверенно соскочить на каменную площадку. Но ноги подвели его почти сразу же. Рига отёр пот. Мышцы сводила судорога. Он постарался выровнять дыхание. Озеро, что же еще… Небольшой положительный момент на этом дне. Можно вдоволь напиться. Если, конечно, не опять какая-то заклятая хрень…       Рига поднялся на ноги.       Озеро было громадным. Если, конечно, это было озеро — так-то могло быть что угодно — бассейн, океан, целое подгорное море или сама Вайя (он бы уже ничему не удивился) — а ведь оно простиралось в какие-то невероятные дали. Он приблизился к берегу и осторожно коснулся поверхности рукой. Ледяная… Какая же еще, солнца нет, каких-то термальных источников тоже — иначе бы тут была парилка. Хоть бы чего похуже не было, этого будет более чем достаточно.       — Должно быть, это бассейн, исток рек. Оттого так и шумит, — Ирма встала на корточки и прижалась ухом к земле. — Много вибрации… А там где река, там и выход наружу.       — Думаешь?       — Если это Эред Луин — то их населяют гномы. А гномы не дураки, селиться вдали от воды. К тому же твой эльф упоминал канализацию… прости, Миднайт.       — А я только хотел пить, — скривился Штраус и пнул какой-то камешек. Он отлетел прямиком в озеро и задорно булькнул, отправившись исследовать дно.       — А ты совсем не унываешь, — парировала Ирма. Но её собственные губы сложились в жесткую складку.       — Что ж, поднимаю, — Ирма зачерпнула полные ладони воды, — сию чашу за наше скорейшее освобождение.       Они скинули вещи подальше от «береговой линии», оставив при себе только оружие. Мало ли что. Впрочем, купаться здесь он всё равно бы не стал. Рига придирчиво хлопал по поверхности, разгоняя планктон. Хотелось бы просто воды.       — Ну, как?       — Пить можно. Умойся, посвежеешь. И ты, Миднайт, умойся.       Рига оглянулся. Освещение было неважным: но Миднайт сидела над водой, как над свежим покойником. Лицо было бледным до синевы. Он зачерпнул воду и плеснул на неё.       Миднайт медленно моргнула. Её губы дрожали.       — Я ведь назвала его Витунн, Зрящий…       — Кого? — не понял он.       — Ворона… — Ворона? При чем тут ворон? Рига оглянулся на Ирму, но Миднайт внезапно ударилась в плач. Из горла вырвался рваный, протяжный всхлип, переросший в какие-то немыслимые, истерические звуки. Рига замер, так и не донеся воду до рта. Первой отмерла Ирма.       — А ну-ка перестань реветь! Нашла из-за чего?! Здесь! Сейчас! Нашла время!       — Ви-ви-ви… — но её уже было не остановить — Миднайт зашлась икотой, и пояснила сквозь всхлипы: — Я ве-ведь Зрящ-щим его наз-звала… А вдруг э-это з-знак бы-ыл…       — Вот это ты фаталистка, — протянул Рига, всё-таки зачерпнув воды и плеснув на лицо. Ах, хорошо-то как. — Но мы-то живы, разве нет?       — А Лаэгхен?! — вскричала она. Рига отпрянул. Её голос утробным стоном отозвался под высокими сводами. Ирма зашипела — они ведь ранее, не сговариваясь заранее, говорили лишь шёпотом — как знать, что таится в этой темноте. Но Миднайт — впервые — было не остановить. Она заливалась слезами, которых не было уже очень-очень давно.       — Кажется, кое-кто очень боится замкнутых пространств, — заключила Ирма. Она приблизилась к ней на корточках, зачерпнула воды и, как Рига, плеснула воды той в лицо. А потом еще и еще. — Ты знал? — Рига мотнул головой. — Вот так. Умывайся, пей. Пей же! Это ненадолго, Найт, мы выберемся…       — Но он умер, умер… — сипло проикала Скайрайс. — Умер… Оттого, что шел с нами. Ведь иначе он бы был здесь, Рига сам сказал, что он — как ищейка… Простите, простите меня…       Ирма собрала всё свое терпение (отгоняя не столь давние мысли, где она пришла к тому же выводу) и продолжила, как можно более ласково, хотя и сводило зубы, увещевать:       — В прошлый раз ему понадобилось побольше времени, не так ли? Найдёт он нас, найдёт…       — Даже не нас, — проворчал Рига, — а свою драгоценную Энтеломэ. Не за мной же он ломанулся за Синие Горы?       — Не реви, — тихо напомнила Ирма. — Помни о своем обещании.       — А что пообещала себе ты? — вдруг спросила она все еще гнусавым голосом. Неожиданная для неё самой истерика схлынула, оставив после себя странную опустошенность. Должно быть, просто накопилось… Внутренний пар выбил и без того подрагивающую крышку. И Ирма… Не то чтобы ей было интересно. Возможно, она пообещала себе переспать с каким-нибудь эльфом. Ирма не раз говорила, что хочет узнать, каково это.       Но Ирма улыбнулась — заговорщически и совершенно по-детски.       — Я?.. Я, знаешь ли, нашла цветущий папоротник, — Миднайт икнула.       — Правда?       — Ага, и не так уж давно… Я его аккуратно спрятала, и живу одной только мыслью, что доберусь до этого Тингола и суну ему сей приз под нос. Вот тогда-то я и стребую с него свое желание.       — А какое оно будет?       — Еще не знаю, — Ирма отстранилось и подмигнула. — Главное — увидеть лицо Эльвэ, когда он внезапно поймет, что должен мне, представителю народа нолдор! — она негромко рассмеялась. — А уж потом… потом уж что-нибудь придумаю. Интересненькое.       Миднайт это немного повеселило. Что бы она загадала? Интересненьким могло быть что угодно — вплоть до руки дориатской принцессы. Но вряд ли, конечно… Если только в целях налаживания добрососедских отношений. Наверняка это было бы что-то из ряда вон… Ирма — она такая, непредсказуемая. Отвлеченная этими мыслями, Миднайт отерла лицо и вздохнула. Она ведь тоже пообещала себе кое-что. На что прежде ни за что не хватило бы смелости. Она посмотрела на свои руки. Они тряслись, но уже совсем немного.       Они разбили лагерь, и Миднайт вызвалась поменять примочку на затылке Штрауса и промыть ему наконец рану. Она была неглубокой, но неприятной. Трава, которую захватила Ирма, оказывала действие, но медленное. А еще она была очень горькой. Миднайт аккуратно пережевывала её и сплевывала на свежую тряпицу.       — Соберу-ка я коллекцию вашего ДНК на своем затылке, девчонки.       — Пошути мне тут, — буркнула она. — Вечно вляпываешься….       — А кто в этом виноват?..       Рига осекся, но Миднайт уже умолкла, посмурнев.       — Нужно искать не виноватых, а выход, — донеслось от Ирмы. Она прохаживалась где-то в стороне, обходя озеро по берегу и осматривая затененные уголки. — Мы можем простукивать стены — вдруг наткнемся на пустоты. Тогда можно будет позвать на помощь. Ну и идти дальше — у нас не так много вариантов.       — А вдруг гоблины?       — Тогда точно найдем выход наружу. Они же как-то покидают гору?       — Кричать…что ж еще. У нас почти не припасов. Зато воды вдоволь… Не знаю, водится ли здесь рыба, но даже я проверять не хочу. Мало ли какие твари могли здесь развиться.       — Чтобы они могли развиться, у них должна быть достойная пища, — вмешался Рига.       — А как же киты?       — Они не были обитателями пещер, — Рига почесал затылок, а потом добавил зачем-то: — Ну, может, какие-то доисторические, разве что.       Миднайт оставалась безмолвной, вновь ударившись в безразличное ко всему настроение. Рига потянулся назад, нашарив её руку. Она едва уловимо тряслась. Снова плачет, на сей раз — безмолвно. Сердце болезненно сжалось и замерло на долю секунды.       У него не находилось слов. Утекло много воды с тех пор, когда он в последний раз слышал что-то подобное. Ирма вот никогда не плакала на его памяти. А Миднайт…. Миднайт тогда, когда его поймали на Ниле и посадили за решетку, опечатав приказом о смертной казни.       Им тогда разрешили это последнее, предсмертное свидание. Миднайт плакала, целовала его в щеки, лоб, губы… Он был слишком ошарашен и подавлен, чтобы среагировать на это. А потом… наутро так удачно случилось нападение на Элизиум. Всеобщая разруха, они смогли улизнуть, и больше никогда не вспоминали о том, что было в камере.       Миднайт, будто бы почувствовав его настроение, высвободила руку. От неё доносилось только едва слышно сопение и остаточная икота, постепенно сходящая на нет. Красотка сейчас, должно быть. Он сардонически усмехнулся.       — Давайте поедим и отдохнем, — предложила Ирма. — Нам всем нужно отдохнуть. Может быть… потом все прояснится. Мы совсем без сил.       — Снова? — хмыкнул Рига. — Мы уже отдыхали.       — Сколько пальцев? — на её реплику он только поморщился.       Ирма выдала по полоске мяса и порции орехов. Миднайт от последних отказалась. Она и мясо-то с трудом проглотила.       — Кстати, — Рига громко захрустел, — ты выглядишь довольно уверенной. Ты разве бывала в пещерах?       — Надо же, заинтересовался. Бывала… — Ирма отвела взгляд. — Жила, вернее. На Карвоне еще.       Миднайт тоже навострила уши, и Лейден, вздохнув, начала рассказ.       — В основном, мы жили в неглубоких пещерах. Только под толщей породы мы были защищены от радиации. Катаклизм повредил и атмосферу… А возможно, из-за повреждения атмосферы ушла вода. Кто теперь скажет? Ученые к нам не заезжали. А наши… вымерли.       — А ты умеешь искать воду?       — Каждый карвонец умеет. Каждый, кроме меня. Мой брат был лучшим в этом.       — Он же маленький совсем был.       — Я рассказывала о Вали. Но говорю сейчас о другом — о Гринджо, — Ирма резко выдохнула и сделала продолжительную паузу. — Мы были близнецами.       — Ого, я и не знал, — уронил Рига.       — Я тоже, — прошептала Миднайт.       — Я никому не говорила… его убили, давным-давно.       — За что?       — Когда нас поймали и обратили в рабов нильские госслужащие, и вели в тот проклятый Колизей, — Ирма выплюнула это слово, Миднайт вздрогнула. — Он отказывался идти, бунтовал, даже попытался организовать побег — он успел освободить нескольких заключенных и убить пару надсмотрщиков, и его расстреляли… прилюдно.       Его кровь уходила в песок.       Ирма сглотнула.       — Мы не пили несколько дней. Его кровь была жидкостью под палящим солнцем. Она была спасением, но… он был моим братом. Я надеялась, что умру там, что не дойду до Колизея. Но был еще Вали.       — Это… так ужасно, — пробормотал Штраус. — У нас, в Сити, тоже гибли многие, но от холода и голода. На нас смотрели сквозь пальцы, но не отстреливали.       — Это война, — отрезала Ирма. — И я тоже однажды попыталась сбежать. Я перекинула Вали через последнюю стену, но осталась.       — Почему?       — Я лелеяла надежду отомстить. Была дурой. Гладиатор может куда меньше, чем свободный карвонец за пределами Колизея. Да и Вали… как я могла рассчитывать на то, что он выживет там, в пустыне, один?! Я дура, каких не видел свет!       — Он мог выжить.       Ирма хмыкнула.       — Это эльфы могут выжить, для них же существует Мандос…или как там его. Ты можешь не убиваться так. Ты его уже не увидишь, это правда. Но Лаэгхен все еще здесь, в Арде.       — Ты права.       — Но не Гринджо или Вали. Их кости наверняка уже обглодала пустыня.       Они замолчали. Ирма не плакала, наоборот — она выплевала слово за словом, освобождаясь от многолетнего гноя, застоявшегося в груди.       Ты не умрешь здесь, хотелось произнести Миднайт. Это же была Ирма ван Лейден — она всегда была слишком сильной для них. Крепкой и монолитной. Выточенной из гранита. Гранит не ломается, он осыпается песком. Не хотелось бы увидеть.       И всё же это было неожиданно. Миднайт вспоминала Сити.       Он вспоминал Сити. Он её тогда впервые встретил — только стащив сапоги с последнего своего «брата», ныне мёртвого. Как же его звали? Сид? Рига примерял сапоги и заталкивал в голенища найденную ветошь, чтобы не спадали.       — Где такие взять? — спросила она, едва замаячив в проеме переулка. Мелкая, отощавшая, больше похожая на полудохлого воронёнка с запавшими щеками и лихорадочным взглядом. У неё были тогда расширены зрачки, и он не увидел столь необычной золотой каёмки.       Он безразлично пожал плечами, продолжая раздевать мертвеца: Сиду-то всё равно уже, а на Сити надвигались сезонные холода, и он не хотел точно так же околеть.       Девчонка подошла и схватила его за руку. У неё была очень горячая ладонь, и вся она была как печка. Он тогда подумал, как удобно будет греться о неё морозными ночами, если она всегда такая тёплая. И много чего еще подумал — в конце концов, он был старше и кое-что знал о том, как могут согреваться люди. А ей было всего около десяти на вид. И самое ужасное, он тогда совсем не стыдился своих мыслей.       Взрослый Рига возвёл очи к небу — туда, где оно должно было быть, отгороженное от них толщей породы.       Было тихо. Он слышал ровное дыхание Ирмы, заснувшей почти сразу после своих внезапных откровений, Миднайт шебуршалась неподалёку. Он прислушался: нет, не плачет. Ёлозит, устраиваясь на ночлег, только и всего. Камень холодный… простудится еще.       — Возврата к прошлому нет, у нас есть только это, странное настоящее, — вдруг сказала она. Точно почувствовала, что он тоже не спит.       — Похожее на дурное кино, — согласился он. О чем она думала? Наверняка о том же.       — Иди сюда, — позвал он. Миднайт замерла. Она поднялась и села совсем рядом. Рига поймал её ладони. Они были едва тёплыми. Сердцевинка была горячей и сухой, а пальцы холодными. Он сжал их в собственных ладонях и начал греть.       Зачем?       Миднайт вдруг потянулась к нему и ткнулась головой в ложбинку у ключицы. Подползла совсем близко, переместив ладони к нему на грудь и согревая уже собственным дыханием. Он обнял её, неуверенно. Совсем не умел утешать, никогда. Мария не раз ругала его за это — он был неловок в общении с девушками и больше походил на разумную деревяшку.       Но с Миднайт всегда было немного иначе — они всегда угадывали мысли и настроения друг друга. Он так думал.       Миднайт подтянулась еще ближе и, обхватив ладонью его затылок, ткнулась носом и губами в шею. А он так и замер, не дыша. Билась только жилка под её горячими от слёз губами.       Было страшно сказать хоть слово. Страшно и… дико. Миднайт отстранилась, но потом её руки обхватили его лицо.       Рига таращился в темноту — там, где должны были блестеть лихорадочным золотом такие знакомые глаза. Воображение живо нарисовало её лицо, воскресив в памяти черты, особенности мимики, взгляд — который он видел каждый день в сотне вариаций на протяжении многих лет.       Миднайт подалась вперёд и поцеловала его. Рига чувствовал её дыхание и как шевелятся её губы, едва касаясь его лица. Он поднял руки и обхватил её ладони, отводя от себя. Миднайт отстранилась. Как и он, не произнеся ни слова.       Рига чувствовал смятение и был уверен на все сто процентов — она чувствовала его тоже. С шумом сглотнул, с трудом проталкивая в горле предательский комок. Собственный голос предательски сорвался, и он перешел на едва слышный шепот:       — Это месть эльфу, да?       Миднайт — он практически не видел её лица в темноте, но знал настолько хорошо, что живо представлял эмоции, что рисовало её лицо — выдохнула. Молчала. Её пальцы в его ладонях шевелились. Она не пыталась их забрать или отстраниться. Она была близко, очень близко. Казалось, что он снова в камере смертников. Во всех смыслах. Он смертник. Она смертник.       Он ждал, что она произнесёт. Припечатает, приговорит.       — Когда я закрываю глаза и… представляю, — она тоже сглотнула. Сглотнула и припечатала: — … это твоё лицо. Всегда твоё.       Миднайт высвободила руку и коснулась другой его щеки прохладной ладонью. Правую руку он всё еще лихорадочно сжимал, бешено размышляя. Пальцы Миднайт — тоньше, чем он представлял себе, и намного тверже — прошлись вверх по скуле и затерялись в волосах у виска.       У него во рту стало сухо. Он наклонился, и тут же нашел её губами — вернее, она его нашла, подавшись вверх и обхватив плечи.       Миднайт всегда была рядом, сколько он её помнил: сперва как ноющая, раздражающая девчонка, потом сестра, боевая подруга, любовь к которой перетерпела все мыслимые формы и трансформации, и вызрела, как плод, упавший в подставленные ладони.       Теперь она перебирала его волосы на голове, находясь близко — как никогда близко, прижимаясь своим лицом к его. Это было странно и похоже на сон. На самый странный сон в жизни, и просыпаться совсем не хотелось.       И всё же это было поспешно, лихорадочно, дико неловко, словно они оба были дорвавшимися подростками. Пальцы путались в растрепанных косах, завязках, кололись о булавки, расстегивая плащ. Он испытывал дичайшее облегчение, словно где-то глубоко внутри было высохшее русло реки с наглухо забитой огромными валунами дамбой, и теперь эти валуны сломали дамбу, и с оглушающим рокотом катились вперед, набирая скорость, и плевать, что будет дальше.       Это твоё лицо, всегда твоё лицо, эхо её немного растерянного, тихого голоса будет преследовать всю жизнь.       Миднайт под ним протяжно вздохнула, укусив его предплечье, и воздух со свистом выходил из её судорожно сомкнутых губ.       Всегда твоё лицо.       Что бы ни было потом — всегда его. Его.       Рига остановился, судорожно извернувшись, откатился, судорожно хватая ртом воздух. Кровь набатом стучала в висках, и громче было только её сбитое дыхание. Миднайт пошевелилась рядом — он чувствовал её ищущую руку, но не находил в себе сил протянуть свою в ответ. Она нашла его первой, и на долю секунды сжала самые кончики пальцев — у неё они почему-то опять стремительно похолодели.       В темноте раздались негромкие, почти издевательские, хлопки.       Проклятье, он совсем забыл, что они не одни. Миднайт притихла.       — Мои аплодисменты, господа. Давно пора.       — Я еще у тебя не спрашивал, — его голос предательски дал петуха и Рига закашлялся, сделав вид, что наглотался горной пыли.       Ирма издала смешок — он готов был поклясться, что видел в темноте её оскал. Хорошо, что воды не предложила. Миднайт гордо безмолвствовала.       — Если бы меня кто-то спрашивал, я была бы вовсе не против и присоединиться. Но вы меня в свой уютный мирок не пускаете.       Рига прочистил горло, нашарив наконец собственные штаны.       — Нет никакого мирка, и не было.       — О.       Всегда его лицо… Нет, об этом следовало забыть и как можно скорее. Не думать и не вспоминать.       — Не было, — вдруг напомнила о себе Миднайт. Она уже совсем отдышалась. Её голос звучал ровно. — А ведь, действительно… давно было пора. Но ты могла бы и воздержаться от комментариев.       — У меня есть замечание по поводу «воздержания» и «меня» в одном предложении, но я… последую твоему совету и сделаю исключение из собственных правил. Прости.       — Ничего, — голос Миднайт сошел на нет. Некоторое время еще раздавался шорох её одежды и шорох шагов по земле, когда она устраивалась на ночлег. Она отошла довольно далеко — тепло её тела рядом мгновенно слизал холод, идущий от воды. Зато Ирма была где-то совсем неподалеку.       — Совсем беда? — голос Ирмы на этот раз был куда тише, и без единой тени насмешки. Она, казалось, вложила в него всё своё сочувствие. Рига не ответил. Всегда его лицо. — И давно у вас… так?       — Давно, — отрывисто ответил он. Он даже вспомнить не может, когда это «давно» началось. Просто уже очень давно.       — Что ж… это просто так и не закончится. Вернее, думаю уже не закончится.       — Ты-то что в этом понимаешь?       — О, — её голос прозвучал разочарованно — так же, как звучал совсем недавно. Она притихла, а потом добавила: — Возможно и ничего. А возможно, понимаю слишком уж хорошо. Но я не стану больше говорить об этом, обещаю. Даже Мире.       Мира, вспомнил он. Так странно, её призрак встал перед глазами и тут же растаял. Как назло, обе сестры имели одно лицо — и как часто он об этом забывал. Словно «альтернативной Миднайт» и вовсе не существовало. Ирма, вторя его мыслям, подвела черту:       — Впрочем, ваш брак от слова «брак» — сплошная бутафория, и то неубедительная.       Наутро всё это показалось сном, если бы не истома, волнами прокатывавшаяся по телу. Даже странно. Голова была пуста как колокол. Даже разговор с Ирмой вдруг показался более реальным. Он прочистил горло.       — Миднайт?       Тишина. Спит, наверное. Для неё это наверняка тоже было потрясением, причем немалым. Уж он насколько знал её, для такого шага Миднайт бы потребовались все запасы смелости и душевных сил. Впрочем, он сам бы ни за что не решился.       — Ирма?       Послышался долгий, протяжный зевок. Затем охрипший со сна голос — почти дежавю. Но неприятное чувство заскоблило внутри. Это всегда так… наутро?       — Здесь я, здесь.       — Надо разбудить Миднайт, — сказал он, едва прочистив горло.       — А она разве не вставала? Я слышала шорохи.       Скоблящее чувство превратились в холодные пальцы — холоднее, чем у неё — они сжали сердце. Рига вдруг почувствовал себя абсолютно пустым — холодной, обездушенной куклой, из которой вынули все органы. Опустошенным сосудом. От кончиков ног и до сердца его заполнил один вязкий ужас. Он и не знал, что может издавать такой вой.       — Миднайт…       Она попрощалась.