Звёздный Предел

      На следующий день Миднайт поднялась сама, еще засветло.       Успев не только умыться, позавтракать в общей столовой (и даже невозмутимо — под столькими-то любопытными взглядами), но также позволить Линто заплести волосы на сложный нолдорский манер. Коса начиналась от темени и имела сложное перекрестное плетение, и ни одна прядь волос не выбивалась из прически. Так заплетались воины, для которых распущенные волосы в бою были непозволительной роскошью.       На плацу было довольно оживленно, с самой предрассветной темени оттуда доносился лязг оружия. Некий Нинквэ предложил ей свою помощь в спарринге. Стоило признаться, её фехтовальные навыки несколько просели за эти два года. Но прошедшие сотни и тысячи километров ноги стали сильнее, тело — выносливее, и куда проще оказалось отключать голову во время схватки.       Все мысли вылетели разом шелухой. В направленном на неё острие чудилась настороженность всего народа нолдор, и каждое уклонение, каждое парирование удара было персональной маленькой победой. На фоне остальных, Нинквэ был несложным соперником. Он был невысокого для нолдо роста, юрким и хлёстким. Он вился вокруг ужом, и стиль боя чем-то напоминал её собственный — когда она пыталась пробить защиту Макалаурэ на немногочисленных совместных тренировках.       … Они закончили лишь когда на площадке появился Файнолмэ. Миднайт разогнулась, поправляя пропитавшуюся потом налобную повязку. Влажная рубашка холодила спину. Вдруг стало очень свежо.       — Да ты ненормальная, — бухтел Линто накануне вечером, когда она, взъерошенная и злая после перебранки с Маэдросом, по привычке вломилась к нему в комнату. — Ты рискуешь потерять последний шанс на свой палантир!       — Пока еще что не мой, — Миднайт, ощущая собственное бессилие, вымещала злобу пинками по валявшемуся шлему Линто. Нечего вещи разбрасывать. Пальцы больно приложились о нолдорскую сталь. — Да не даст мне его, не даст! Ничто на этом свете не разубедит его.       — Но у тебя были идеи?       — И всё еще есть. Я предложу ему то, что даст фору в войне.       Миднайт взъерошила волосы, уставившись в стену. Это был неплохой вариант, лучший из тех, что могли бы быть. Да, у неё не было собственной армии, чтобы предложить эльфам, но были закопанные где-то на просторах Белерианда остатки топлива, плазма, давным-давно прихватизированная Куруфином, и кое-какие идеи в голове. Да, это всё было сопряжено с великим риском, но кто не рискует…       Миднайт добрела до кровати и плюхнулась прямо на чистую постель, потеснив эльфа. Забралась с ногами, с удобством откинувшись на подушки. Линто по привычке отъехал на самый край и буравил её взглядом в ожидании хоть чего-нибудь.       — Ты не думаешь, что твои идеи могут обернуться еще большим злом? — тихо спросил он, читая её мысли. Миднайт закусила ноготь.       — Не знаю, честно, не знаю. Я не Манвэ, чтобы судить о добре и зле, о том что во зло или во благо. Просто отдам всё то, что знаю, Маэдросу, и пусть уже он сам решает.       — Да уж, ты не Манвэ, — в голосе Линто засквозила неприязнь. — Сулимо совсем не ведает зла. Потому-то и не смог разглядеть его в Моринготто, когда выпустил его из темницы в Аман. Уж лучше всего понемногу: и видеть зло, и слышать его, и… всё остальное, наверное… Это должно учить нас разделять черное и белое, что можно делать, а что нельзя. Какие последствия будут у наших решений, чем обратятся ложь и злословие, а чем — преступное молчание.       — Впустил лису в курятник, — пробормотала Миднайт, думая о своем. — Похоже, ты очень его недолюбливаешь.       Линто проигнорировал это, накручивая на палец прядь её волос:       — Постарайся быть сдержанней с лордом Нельяфинвэ. Я обещал… нашему лорду, что сберегу тебя, но от гнева Маэдроса даже он не сможет тебя спасти.        — Я буду той, кем я есть и всегда была, Линталайэ. Не больше и не меньше. Не хочу, чтобы меня считали отродьем или слугой зла. Я и не есть, не была, и не буду.       Эльф тяжело вздохнул.       — Только давай я тебя заплету в следующий раз, не то будешь и впрямь выглядеть, как беглянка из Ангамандо.       Маэдрос без предисловий бросил на стол перед ней старую, потрепанную книжицу. Миднайт с удивлением опознала её. Как долго она не видела это фирменное тиснение и нильскую гравировку, эти тонкие листы синтетической бумаги, эти уголки из углепластика… Пальцы скользили по нетронутому временем материалу. Какой он стал чужеродный.       — Знаешь, что это?       Захваченная воспоминаниями, Миднайт медленно кивнула. Опомнилась — полуденный луч упал прямо на украшенный пояс Маэдроса, и отблеск засветил ей прямо в глаз. Какой контраст — углепластик и тисненые золотом ремни...       — Как мне не знать — это же наш бортовой журнал.       — Бортовой значит, — фыркнул Майтимо и поднял голову, — что? Это имеет отношение к кораблям?       — Ну да, мы же на корабле прилетели… Бортовые журналы содержат записи о состоянии корабля, историю его полетов и информацию о маршрутах и экипаже, обо всех поломках и так далее… обычно всё это хранится в ином виде, но… — Миднайт аккуратно переворачивала страницы, исписанные вдоль и поперек витиеватым убористым почерком — да так, что и просвета свободного пространства не осталось. — Мария записывала тут всё, что хотела.       Миднайт развернула книжицу к эльфу, чтобы он увидел первый разворот, заполненный арабскими цифрами.       — Вот тот самый маршрут, расчитанный Ригой от Нила до Терры. Но именно он привел нас сюда. Здесь записаны координаты самых массивных космических тел для навигации: три планеты конфедерации на момент выхода с орбиты, далее — дыра Тиамат, центр нашей галактики… недалеко от Нила, на самом деле, — Миднайт хмыкнула. И зачем она только это рассказывает? Но Маэдрос внезапно очень внимательно её слушал. — Мы использовали её притяжение, чтобы повернуть в сторону червоточины… Эльпида. «Надежда», — Миднайт фыркнула. — Именно она должна была прослужить короткой дорогой до Терры… Но что-то пошло не так.       Она оглянулась на лорда: на его лице не было сочувствия, да она и не искала. Напротив, в его глазах плясали странные, вроде бы даже неуместные искорки веселья. Н-да уж... Теперь этими страницами только подтереться в час нужды. Или остеклить и оставить «для потомков».       — Удивительно, как Мария запомнила всё это, — заметила она.       — Почему же именно она вела записи, а не Рига Штраус?       — Наш основной журнал был в электронном виде, в компьютерном блоке, и не записан на бумаге. Сведения о корабле бортовой компьютер считывал сам, а Мария голосом надиктовывала все сведения, что нашей Актины не касались. А когда сломался диктофон… Она решила всё перенести на бумагу, пока помнила. Хорошо иметь запасной вариант.       — И что же там написано дальше?       Маэдрос задумчиво тер подбородок.       — Описание нашего пути. Вот, видишь, здесь что-то похожее на карту местности — отдаленно напоминает равнину Тумлахад. Мы приземлились как раз неподалеку оттуда, где-то к югу от леса Бретиль… — какая хорошая оказалась у Марии память. А ведь она не была никогда картографом. Или это рука Джеймса? — А дальше какая-то белиберда…       Химические формулы наползали друг на друга, вертикально слева направо шли какие-то надписи и пояснения, на диалекте Анцвига — Мария когда-то пыталась учить их с Ригой, и Миднайт с горем пополам понимала его. Далее шел подробный отчет о вивисекции особи №11, и он занимал порядка двадцати страниц, со вклеенными свитками эльфийской бумаги, сжатыми между нильских страниц. Миднайт развернула один из таких.       — Это, без преувеличения, настоящее достояние и реликвия, которую не стыдно передать потомкам, — хмыкнула Миднайт, оценив топографию собственно особи №11. Орка, даже неудивительно. Рядом с номером мелкими буквами накарябано какое-то слово — тарабарщина, одинаково что на эльфийских, что на человеческих языках.       Даже несмотря на то, что это были не фотографии, а рисунки, Мария чернилами и пером умудрилась максимально точно изобразить положение органов и тканей на каждом этапе снятия биологических слоёв.       Лорда явственно передёрнуло. Миднайт хмыкнула и свернула рисунок обратно, аккуратно прилаживая его в кармашек между листами.       На следующих страницах снова какие-то схемы, рисунки растений, рецепты, где нилу мешался с анцхе, и даже с синдарином и квенья. Для некоторых названий она использовала тенгвар, для каких-то — дориатский кирт.       Приблизительно треть последних страниц была расчерчена. Миднайт видела столбцы: объёмы добычи, недостача, излишек, колонка, подразумевающая условную единицу обмена для торговли с гномами, наименования…       — Это, — сказал Маэдрос. Но Миднайт и сама уже поняла.       — Похоже на бухучет. То есть… учет добычи ископаемых… так понимаю, в Таргелионе? Разве Мария или Джеймс занимались чем-то подобным?       — Нет. Но Нолтармо — это один из моих советников… не так давно он занимался перераспределением припасов после ухода твоей сестры — он сказал, что цифры совпадают с теми, что он видел в учётных книгах Карнистира.       Миднайт угукнула, углубляясь в цифры и заметки. Не нужно было спрашивать, что именно добывалось, чего недоставало и излишек чего её интересовал. Мария даже не потрудилась записать количество добытой селитры арабскими цифрами — хотя они были куда легче в использовании и более компактны. Наоборот, она использовала изобретение самого Карнистира. До него нолдор предпочитали записывать числа словами, Румиль приводил примеры использования простейшей математики времен Великого Похода — когда эльфы чертили на навощенных дощечках палочки и зачеркивали их, используя кратность чисел три и двенадцать, а Морифинвэ взял из тенгвар отца ключевые тенгвы и использовал элементы начертания, объединив с архаичной системой, выдав что-то совершенно новое.       Она как будто специально для него оставила послание, непрозрачно намекнув выбором инструмента. В одной из пустых строк, под графой «недостача» змеилась латинская «S».       Миднайт ностальгически улыбнулась. Мария-Мария… Оставила подарочек на откуп?       — Так что там? — настойчиво спросил Маэдрос.       — Объемы добытой селитры. Довольно приличные объемы. Для чего Карнистир использует селитру?       — Как для чего? Для удобрения почвы, — фыркнул он. — Северные земли Белерианда бедны, и все же Таргелион расцвел не только благодаря близости озера и лесам на юге, но во многом благодаря тому, как мой брат распорядился богатствами этих скупых земель.       — Земли эти во-овсе не скупы…. И уж в верности Марии ты можешь не сомневаться, — она помахала тетрадкой перед носом. — Она специально записала таким образом, чтобы вы обратили внимание. Видишь, что написано дальше? Она использовала сарати, которые понимают только нолдор.       А написала она... Феанарион задумчиво уставился на страницу.       «Не хватает сульфура. Последний элемент: продукт интенсивного окисления.» Так, это для тех кто понимает термины террианских наук... Ага, ещё ниже нацарапано: «Вулканы??? Подозрительная активность на севере. Гномы. Руда не-металла. «Жир тверди». — Что бы это значило? Опять её шарады. — Последнего много у целителей.»        Маэдрос сдвинул брови, уставившись на полу разборчивые тенгвы.       — Что за чепуха! Что ещё за жир...       — Это же загадка, — Миднайт закусила губу. Даже она бы не догадалась, если бы не мыслила схожим образом. — Очевидно, это чтобы не попало в руки кому-нибудь... Не тому. Интересно, говорила ли она с Морьо, он ведь налаживал торговлю с гномами...       — Ближе к делу. Что это? — Миднайт примирительно подняла ладони.       — Ладно-ладно. На самом деле, всё просто: продукт окисления это пепел. А сульфур это... — а нужное слово на квенья она не знала. А может, его вовсе не существовало, — сера? Словом, третий обязательный компонент.       — Как ты можешь быть уверена?       Миднайт хмыкнула.       — Это ведь рецепт. Несложно догадаться, имея такую грандиозную подсказку, — она раскрыла тетрадь на той самой странице, поделенной на столбцы. — Я не удивлюсь, если Мария в обход Карнистира пыталась разузнать есть ли нужное ей у гномов... Хорошо, что тетрадь попала в твои руки, а не чьи-нибудь еще.       Она нарочно отвернулась, чтобы не видеть его потемневшего взгляда.       — Так для чего это всё?       Миднайт улыбнулась.       — Для пороха, чего же еще.       — Как же хорошо! Я словно проснулась.       От счастья хотелось кричать. Распахнуть руки, как огромные крыла альбатроса, и отдаться на волю шторма и ветров.       Бушующее зимнее море отвечало взаимностью: целые снопы брызг падали на лицо, когда волны разбивались о волнорезы.       — Такой долгий был сон?       Ирма обернулась. Жалящий холодный бриз неистово трепал тяжелые от воды волосы, впутывая колкие хлопья снега. На фоне шумно рокотали волны, нахлестывая одна на другую. Рига подошел достаточно близко, чтобы она смогла расслышать его голос.       — Просто кошмарный. И, к сожалению, здесь нет совсем кофе! Даже той искусственной дряни со вкусом кофе. Есть только горячее вино и сушеные цитрусы.       Несмотря на свои слова, Ирма улыбалась во весь рот. Если бы не её волосы и сверкающие глаза, то её фигура, укутанная в серебристо-серые аглонские меха, запросто потерялась бы на фоне зимнего моря. Штраус невольно залюбовался и крякнул, едва не потеряв равновесие на скользкой брусчатке. Поудобнее переставил палку и перенес вес на здоровую ногу.       — Но ты все-таки отойди от берега — если волны тебя утащат, я ничем не смогу помочь.       — И не надо! — Ирма рассмеялась. Близость моря сделала ее как никогда ранее счастливой. — Мне кажется, будто я домой попала. А ты почему вышел наружу? Сам же говорил, что погода собачья.       — Собачья, — Штраус не стал возражать. — Но из Аглона приехал Арайквэ. Снова. У тебя с ним что, роман?       — Опять мясо и шкуры? — прозвучало одновременно. Лицо Ирмы вытянулось. Нет, Арайквэ, конечно, весьма неплох собой...       — Нет, с чего бы вдруг?       — А шкур он не привёз, — приняв к сведению, продолжил Рига. — Но с ним приехали спутники, — Ирма раздраженно повела плечами. Море разом поблекло и стало зябко.       — Куруфин, не иначе. Проверяет, не бездельничаем ли мы тут и исправно ли ходим на фалатримские приёмы.       — Как будто тут их прорва. Скучно здесь, как на поминках.       Кирдан был довольно приветлив и гостеприимен, как эльфийский правитель: для печально прославившихся раньяр нашлось и жилище, и даже желающие обучать фалатримским традиционным занятиям: Рига, пока восстанавливал ногу, научился весьма неплохо плести морские сети, пеньку и канаты для снастей. Но, несмотря на это, от вылизанных морем поверхностей уже тошнило.       — Пойдем? — предложил Штраус. — Нас уже ждут.       Ирма перевернула ладонь, и о прибрежный камень разбилась вода.       Их жилище было далеко от моря: Ирме пришлось идти на компромисс, потому что Штраус, а в особенности его покалеченные суставы и кости, промозглости не выносили. Зимние Гавани для него были далеко не лучшим местом для восстановления здоровья, но и в Амон-Эреб он почему-то не захотел.       Их дом был небольшим, но добротным, расположенным в северной части города, подальше от причалов и верфей. Здесь не столь был ощутим стойкий морской запах: рыбы, тины и соли. Зато над головой вовсю орали чайки.       Здесь когда-то жила часть народа Финрода, когда нолдор восстанавливали стены Эглареста и Бритомбара после длительной осады.       У ворот, под небольшим навесом, стояли привязанные лошади. Серый в яблоках валинорский конь меланхолично жевал сено. Знакомый конь. Ирма вздернула бровь и прошла вовнутрь, откуда на неё пахнуло теплом и даже запахом еды.       Желудок подвело. Они с Ригой последние месяцы питались рыбой и водорослями, что добывала ван Лейден. Выданное Келегормом добро понемногу обменивалось на крупу и сушеные фрукты, а после Рига приноровился к здешнему ремеслу и уже обменивал сети на полезную мелочь. Ирма училась готовить, но выходило из рук вон. И готовил явно не Рига.       Она застыла в сенях. Туда-сюда сновал Арайквэ — у него были серебристые волосы, и прическа на особый манер: половина волос заплеталась в три косы сбоку, идущих от самого края роста волос, а другую половину он носил распущенной. Арайквэ по-хозяйски возился на её кухне и возмущенно цокал языком, полуразборчиво ругаясь на квенья.       Остальные два гостя расположились на широкой лавке, накрытой аглонскими шкурами. Один был с серебристыми волосами, другой темненький, да еще клацающий зубами.       — Давно не виделись, — Ирма отколола фибулу и повесила плащ на гвоздь. — Ты чего здесь, да еще и с Куруфинвионом?       Тьелкормо развел руками и расплылся в фирменной ухмылке. Появившийся на мгновение Арайквэ сунул Тьелпе в руки чашку, от которой витками шел серебристый пар.       — Мирувор, — выдохнул он, словно это была манна небесная. Ирма смешливо фыркнула. Позади раздались шаркающие шаги Штрауса: он издевательски медленно стянул плащ, повесил его на гвоздь и сел у очага. На сети в накрытой тканью корзине он и не взглянул.       Феанарион смотрел на неё пристально и въедливо. Ирма мотнула головой — мол, чего?       — Хочешь говорить наедине?       — Голову просуши для начала. Не то льдом покроешься.       Арайквэ расставил на стол миски с горячей кашей и мясом. Здесь был даже хлеб, а ведь его пекли только женщины.       — Как много талантов в тебе скрыто, милый нолдо, — Ирма смотрела на некогда нравившегося ей нолдо с лукавизной, подперев голову ладонью. — Точно не хочешь заключить крепкий брачный союз?       Арайквэ только закатил глаза.       — Боюсь, тебе нечего мне предложить.       — Целого Штрауса от сердца отрываю, — Рига даже не среагировал. — Он в хозяйстве полезный: и гончарное дело знает, и сети плетет, и узлы морские вяжет. И много чего еще умеет.       Келегорм рассмеялся. Он снял с огня котелок и разлил по глиняным чашкам мирувор.       — Милая Ирма ван Лейден, — передразнивая, — тогда зачем им ты в этом браке?       — А ты так и норовишь меня уязвить. Турко, я чем-то тебя обидела? — знает же, как он не любит сокращение его атарессэ. Келегорм ожидаемо поморщился, но ничего не сказал.       Давно не было такого тёплого во всех смыслах ужина. Тьелперинквар разговорился: он рассказывал о новых идеях отца, о том, как дядя Карнистир уговаривал наугрим принять нескольких мастеров из народа нолдор, дабы они могли обучить друг друга своим секретам. На стороне нолдор был весомый аргумент в виде настоящих Аулендилей, но наугрим продолжали отнекиваться и, как заметил Рига, «набивать себе цену».       — А с чего вы вообще решили, что они согласятся делиться своими секретами?       — С того, что до нас дошел слух, что некий синда обучался кузнечному мастерству у наугрим, — Тьелпе отхлебнул еще мирувора. Его щеки разрумянились, но хотя бы зубами стучать перестал. Рига ответом не удовлетворился.       — И на чем они основаны?       — У Элу Тингола есть меч прекрасной работы, из небесного железа. Всем известно, что синдар совсем никакие в кузнечном деле, так а всё остальное оружие для них сработали наугрим из Ногрода. Но меч Аранрут был откован эльфийским кузнецом, и имеет близнеца из того же материала, — Тьелпе потер подбородок. — Но о кузнеце этом мало что известно.       — Вы и так довольно много узнали. Но от кого?       — От наших дражайших кузенов, — Келегорм расплылся в елейной улыбке. — Что бывали в Дориате.       Упоминание этого королевства было как ледяная плеть по спине. Ирма отошла к камину — просушить волосы.       Тьелкормо протянул ей новый плащ. Они стояли в сенях, и Ирма с удивлением опознала зимний лисий мех — пышный и толстый.       — Ты, никак, меня балуешь. С чего бы вдруг такое расположение?       — Здесь становится холоднее. Не хотелось бы, чтобы ты околела насмерть.       — Знаешь, за горами зима была куда суровее, и я как-то обходилась.       — Берешь или нет?       Примечательная фибула прилагалась в комплекте — с фамильной восьмиконечной звёздочкой. Точно такая же звезда была вышита бело-золотой нитью на самом плаще. Словно всем демонстрировалось: вот, эти раньяр служат дому Феанора. Проклятому дому. Ирма покачала головой в ответ на собственные мысли.       Плащ был длинноват даже для её немалого роста: полы подметали занесенную снегом брусчатку. Келегорм неторопливо двинулся вперед, скрестив руки за спиной. Ирма вынуждена была догонять его: шаги нолдо были размашистыми.       — Тебе здесь нравится?       — Здесь неплохой воздух, есть море, которое я всегда мечтала увидеть. Но — ты будешь рад это услышать — здесь довольно-таки скучно. Нечего делать.       — Ты могла бы ткань паруса. Штраус же плетет снасти.       — Кажется, мы уже решили, что я совершенно бесполезна в быту.       — Ты хотела бы плавать на корабле?       Ирма пожала плечами. Они шли по безлюдным улицам, в попадавшихся домах всюду горел свет, доносились мелодичные голоса фалатрим. Кое-где в дворах домов проветривалась одежда, на снегу виднелись следы кошачьих лап.       — Я и море-то увидела впервые в жизни, а ты меня уже в плавание отправляешь.       — Всё пытаюсь угадать, окончательно ты отэлерилась или нет, — в голосе его едва уловимо слышалась неприязнь. Не так. Неприятие.       — Мне кажется, у тебя на тэлери есть зуб, — Ирма преувеличенно-задумчиво уставилась на морскую гальку. Извилистые улицы вели в сторону от причала, где она была сегодня утром. Дорога вела к дикому, укрытому разноцветной галькой дикому берегу. Если верить местным — излюбленное место эльфийских парочек в летнее время.       — А ты определенно пришла в себя, снова зубоскалишь, — без видимого недовольства, но зато с налетом усталости парировал Келегорм. — Полагаю, ты готова возвращаться?       Ирма скривилась. Лес, непролазная чаща, обугленные ветки, снега по колено…       — Не готова, — она плотнее запахнула на себе меха с того самого леса. Келегорм взглянул на неё искоса, обеспокоенно. — А ты для чего вдруг прибыл лично? Арайквэ хорошо справлялся и сам.       — Привёз тебе Тьелперинквара. Достаточная причина?       — Довольно-таки весомая. Единственный внук Феанаро — такое сокровище, — Ирма вновь принялась зубоскалить. — Никак погубим вашу деточку… Что он будет здесь делать? Следить за налаживанием добрососедских связей между народами?       — Не только. Куруфин хочет, чтобы ты обучала его, как раньше.       Ирма остановилась. Туркафинвэ прошел чуть дальше, выходя из переулка, и застыл у уличного светильника. Кварцевый кристалл — изобретение наугрим — ловил и приумножал сияние звёзд. Нолдо стал точно под ним. Не иначе, чтобы спутанные после скачки волосы выгоднее смотрелись. Он вопросительно приподнял бровь, а Ирма почувствовала странную неловкость. Вот оно, вот о-н-о. Снова быть кем-то полезным, как инструмент, но не собой.       — Как раньше… — протянула она. — Что такого знаю я, чему не сможет научить собственный отец или любой другой мастер из нолдо?       Келегорм хмыкнул и ответил нарочито-небрежно, растягивая слова. Вновь возвращал себе маску надменного сына Первого Дома:       — Осадным машинам, к примеру.       — Откуда…       Феанарион театральным жестом извлек из складок плаща свёрнутое в свиток письмо, с целой еще печатью.       — Мы будем готовиться к войне, Ирма. Неизвестно, сколько продлится это затишье, да и ваши… приключения добавили тревог. Нельо будет стягивать все ресурсы, что есть. Он хочет заключать союзы, но не только это. Миднайт Скайрайс предложила чертежи. Но они очень приблизительны.       — Жива всё-таки.       Не то, чтобы Арайквэ умолчал об этом. Ирма задавала вопросы — не один раз. Нолдо профессионально увиливал от ответов, точно проходил спецподготовку на шпиона, и в то же время не хотел, чтобы она покидала Гавани, вновь ослушавшись приказа. Но Миднайт была жива, и, очевидно, снова при делах.       — И она указала на меня, — продолжила Ирма, смакуя это новое себяощущение. Она сделала пару шагов навстречу Тьелкормо, выхватив из его рук письмо. Да, действительно, почерк её. И язык их, родной. Не квенья и не синдарин. Интересно, она там постаралась объясниться хоть как-нибудь? Впрочем, зная её… Лучше высказать всё лично. В лицо. Плюнув несколько раз.       — Она хотела приехать, — внезапно добавил Келегорм, — но… сама понимаешь… там от неё больше пользы.       — Теперь это так называется, — съязвила Ирма, дёрнув губой. Глаза защипало, и она поспешила утрамбовать злополучное письмо поглубже в рукав. Голос звучал преувеличенно-бодро: — Наверняка это её Маглор не разрешил.       Туркафинвэ насмешливо вскинул брови.       — «Её»? Вот уж не знаю-не знаю…       Ирма только отмахнулась. Хорошее настроение испарилось окончательно. Даже на небо набежали тучи.       Нолдо тоже это заметил.       — Кажется, не только у меня есть зуб на кого-то, — он цыкнул. — Всякий раз море волнуется, стоит кому-то из нолдор приблизится к берегу.       — И поделом, — буркнула Ирма.       Её злость не имела точного адреса.       Какая разительная произошла перемена! Ранья Миднайт окопалась в библиотеке Химринга — лорд неожиданно дал своё дозволение. В её глазах появился огонёк — еще не пламя, еще не пожар, но видеть её оживленной было радостно. Она не была такой даже в Нарготронде, не была такой даже узнав, что некоторые из её близких живы.       Библиотека, конечно, была лишь укрытием от любопытных ушей и глаз. Своеобразным убежищем послужило множество разнообразных книг, вытащенных наугад (или почти наугад) и разложенных раскрытыми вокруг неё на столе. Её, советницу лорда Врат, старались не тревожить. Сама Миднайт знала рецепт пороха наизусть — изготовление хлопушек было любимым делом в Сити.       Она чертила механизмы. Какие помнила и как помнила — Куруфин всё же не зазря носил отцовское имя, и должен был разобраться. Стоило лишь намекнуть, что так — тоже можно… Из пороха можно было составить горючие смеси, именуемые когда-то «греческим огнем», пороховые бомбы, дымные бомбы… примитивные ракеты — военный аналог фейерверков, в конце концов.       Разумеется, это было опасно. Но рискнула даже Мария, оставляя после себя целый справочник, который при желании особо мудрые из нолдор могли бы и расшифровать. К тому же, Маглор умел немного читать. Она его научила. На свою голову.       Миднайт вздохнула.       Предложенная ею сделка Маэдроса тогда изрядно позабавила — он не сказал «нет», только и хмыкнул что «посмотрим», но с этим уже можно было работать.       — Я хочу заключить с тобой сделку. Я могу прочесть тебе все эти записи, и перевести их на квенья, и даже больше. Я знаю некоторые формулы и могу воспроизвести чертежи машин, которые помогут в грядущих битвах. Только, пожалуйста, используйте их с осторожностью, не доверяйте эти чертежи никому. Пусть этим займется Куруфин.       — Разве не ты говорила, что их использование опасно? Что изменило твое мнение?       Он навис над ней, как скала. Миднайт сощурилась — теперь-то уже она решила не бояться.       — Ты.       — Я? — изящно выгнутая бровь. А так, с отблесками света на лице, с тенями, скрадывающими все шрамы, он действительно оправдывал свое имя. Миднайт слышала его речи. Ежели он хотя бы вполовину так же хорош, как и отец… страшно представить, какой силы была направленная воля Куруфинвэ Феанаро.       И не говорить же, что именно покойный король нолдор послужил ей примером? Вернее, воспоминания Нельяфинвэ о своем отце.       — Ты сам сказал мне, что сомнения убивают волю и разум, что это прямой путь к порабощению духа. Я почти всегда сомневалась и отступала там, где нужно было идти вперед. Правильно ли я поступаю или нет — покажет время. И пусть намерения мои благи, цель эта едва ли оправдывает средства. Но я должна отплатить тебе за доброту. И да, я хочу взглянуть в Палантир, — Нельо понятливо хмыкнул. — Понимаю, почему нельзя. Я хочу просто увериться, что с моими сестрами всё в порядке. Я хочу знать и быть уверенной в том, что я — это я, а не чья-то кукла.       Она набрала в грудь побольше воздуха.       — И это решение — оно моё, ничьё больше. Отвечать буду я и только я.       Маэдрос улыбнулся — именно что улыбнулся, дёрнув изувеченным уголком рта.       — Ты можешь узнать это и другим способом.       — Ты сам сказал, что у меня лишь один шанс.       — Посмотрим, как ты распорядишься им, и насколько полезным окажется твое предложение.       Потом она предоставила ему чертежи — на воскрешение в памяти всего мало-мальски полезного ушло немало времени, еще больше — на попытки изобразить, что это и как оно должно работать. Пришлось признать свое поражение и предложить обратиться к Ирме — она все-таки имела инженерное образование, да и зарядные станции на коленке клепала тоже она. Маэдрос дал добро на план, и обмолвился, что она на самом деле не в Химладе, а в землях Фаласа. Что она там делает ей, конечно же, не сказали. Жива, здорова, Рига там же, и то хорошо.       Немало времени отняло и письмо. Миднайт писала его только Ирме. Обратиться напрямую к … Штраусу уже было выше её сил. Когда-нибудь потом. Им неплохо бы встретиться лично и поговорить. Всем троим.       Оставалось последнее, и самое сложное.       Сера. Если с золой всё было понятно, то с серой дела обстояли куда как сложнее.       Миднайт пришлось обратиться за помощью к смотрителям библиотеки. Поэтому на её столе громоздились труды о минералах, сплавах и соединениях, целые тома задокументированных речей Валар и в особенности — Аулэ, она даже нашла какой-то древний трактат, в поэтической форме описывавший процесс создания первых самоцветов руками нолдор.       Познания о географии собственного мира были куда скуднее. История — та основывалась на словах самих Валар, никаких других источников не было.       И… в Валиноре не было вулканов. Совсем. То есть, в Арде они должны были существовать совершенно точно, не зря ведь Мария указала на них. И слово на синдарине существовало. Но что до источников на квенья... Миднайт продиралась сквозь витиеватый слог Румиля, повествующего об эпохе Светильников, которые были разрушены. И об Эпохе до неё — когда Арда только обретала свою форму, а Вала Мелькор всячески этому мешал: то воду испарял, то вздымал горы, то наполнял недра земли пламенем.       Вот последнее обнадеживало. В Эндорэ должны были быть действующие вулканы. И пусть вулканы, извержения и вулканическая пыль, лава, озера серной кислоты — всё это калаквенди было незнакомо. Однако, Мария точно знала, где это следовало искать.       Миднайт догадывалась тоже, и от этого были искусаны пальцы.       На Севере.       Спустя месяц она положила свои выкладки на стол.       — Здесь только общие положения, но всё, что я знаю. Это пиротехника, в этом больше понимала Эльза, чем я. Большинство формул, описанных здесь — её изобретения.       — Она же целитель? — Маэдрос оторвался от изучения записей. — Она лечила меня.       — Да. Но до того она была пиротехником. То есть… мастером над огнем. Это воистину её призвание… Но я опасалась, что её увлечение привлечет ненужное внимание или она оступится, что еще хуже… Я… — Миднайт чувствовала неловкость. — Я применила все свои связи, чтобы её перевели в медштаб. Там было безопаснее. И знания, добытые там, пригодились. В том числе и тебе самому.       Он снова усмехнулся.       — Это верно. Но сейчас твоей сестры здесь нет.       — Я надеюсь, что могу её отыскать. Только…       — Я понимаю, чего ты хочешь добиться, ранья Миднайт. Ты применяешь много уловок, чтобы добиться доступа к палантиру.       — Однако я тебе ни разу не солгала. Ни здесь, — она ткнула в тетрадь, — ни здесь, — в журнал Марии, — ни в том, кем на самом деле была моя сестра Эльза.       Нельяфинвэ долго, въедливо смотрел ей в глаза. Взвешивал что-то, решал для себя.       — Есть несколько причин, по которым я до сих пор тебе — и не только тебе — отказывал в этом. Я назову их, чтобы впредь не было недопониманий. Первая: ты своевольно наложила руки на палантир моего брата Канафинвэ, — Миднайт поджала губы, — и непреднамеренно установила с ним связь. Мой отец создал множество палантиров, великих и малых. И эти, принадлежащие его семье, являются великими. В них заключена огромная сила, подчас несопоставимая с природой эрухини. Даже я не в силах постичь их пределы до конца. Связь, что создала ты… с палантиром, уже имеющем хозяина, является исключительной. Из этого проистекает вторая причина.       Миднайт кивнула. Нолдо сделал непродолжительную паузу, весьма многозначительную.       — Я не хочу думать, будто кто-то из моих Верных находится под чужой волей. Но я действительно подозреваю это. И это, увы, для тебя многое меняет.       — Это не так, — членораздельно выговорила Миднайт. Сквозь зубы. — Ты и сам не веришь в это.       — Не верю, — Маэдрос не стал отпираться. — Но я не могу себе позволить принимать на веру подобные вещи. Я видел многих квенди, ранья Миднайт, сбежавших из Ангамандо, вообразивших, будто они свободны, когда на деле их выпустила и продолжала вести Темная Воля. Как знать, что было бы, допусти мы их жить в наши поселения и крепости? Если бы они вернулись в ряды воителей? Если бы так же как и ты, нашептывали моим братьям советы? Чем бы это обернулось для нолдор? Доверить тебе палантир — как бы я ни хотел тебе верить — я не могу.       — Тогда… — она понизила голос до шепота. Он предательски сломался. — Ты можешь…?       Нельяфинвэ выдохнул.       — Не могу. Правда, не могу. У меня нет такой связи, чтобы дотянуться до твоих близких. Даже с великим палантиром. Полагаю, — он наклонил голову, и взгляд его в отблеске свечей показался лукавым, — мой брат рассказывал тебе, что для этого нужно?       Миднайт кивнула, как в тумане, уставившись в зеркало. Отражение хмуро буравило её воспаленными от бессонных ночей глазами.       — И да, кстати, постарайся не разорвать своими необдуманными дейтсвиями ту тонкую нить, что еще существует между тобой и моим братом, — донеслось ироничное. Значит, шутить он себе позволить может.       — Звучит так, как будто тебе важно её существование. А учитывая те причины, что ты уже назвал... Ты непоследователен в своих подозрениях и советах.       — Мне важен мой брат так же, как тебе — твоя сестра, — лаконично ответил феаноринг. Он кивнул на разложенные схемы и тетради. — Не жалеешь теперь?       — Здесь не о чем жалеть. Ведь я это делаю не для палантира — не в первую очередь. Я не хочу, чтобы мои сестры… — Маэдрос кивнул с пониманием на лице. в том числе и для них. — И… скажи мне… о каких таких эльфах, бежавших из Ангамандо, ты говорил?..       Со дня на день ждали лорда Маглора.       Маэдрос расщедрился на долгий рассказ — об эльда по имени Азояр. Феанарион рассказал всё, что знал и видел сам: о том, как первым заподозрил неладное Макалаурэ, как он сам вел речи с ним, о том как отрядили Карнистира осмотреть того самого сбежавшего пленника, как пленник умер практически у Морьо на руках.       Карнистир даже зарисовал тело погибшего — копии рисунков хранились в кабинете лорда Химринга. Миднайт невольно сравнивала рисунок застывшего в неестественной позе эльфийского тела с рисунком Марии. Азояр умер тяжело: выгнутая в болезненном спазме спина, на которой отчетливо виднелись следы красной и белой глины, выгнутые суставы, тело, обтянутое одной лишь кожей, выколотые на коже затылка чернильные знаки… Отдельной страницей Морифинвэ срисовал символы с его затылка.       Он был из абайяри. Из тех самых, молчаливых, сожжённых в лесу, вероятность пятьдесят на пятьдесят. Но если вспомнить рассказы Татиэ, то они всё равно являлись двумя ветками одного древа, просто росли в разные стороны. Если подумать, матриархи были и там, и там. Кем была та, убитая ими бабка? Иминье или Энелье? Подумать смешно. Миднайт зареклась впредь думать о них.       Однако её удивило так же и то, что нолдор и не думали ничего предпринимать. Маглор и Карантир просто основали небольшие поселения, где селились в основном воины и лекари из Верных, и где беглецы из Ангамандо могли найти приют и быть под еженощным наблюдением. Сурово, но необходимо. Миднайт бы хотела увидеть эти места. Сравнить.       В ожидании приезда лорда Канафинвэ она по памяти рисовала местность, которую она успела увидеть по ту сторону гор: огромный лес, озеро, зажатое между холмов, цепь гор далеко на севере… Взорвавшаяся огнем гора.       … Нет, отрядить пусть даже небольшой отряд нолдор аж туда на поиски серы попросту опасно и глупо.       … Вряд ли опаснее, чем копаться в Железных Горах с прекрасным видом на Тангородрим.       Миднайт до крови закусила губу. Она смогла уговорить лорда Маэдроса отправиться к Северному перевалу — тот самый, за горой Рерир, отрезавший Синие Горы от Железных. По пути посмотреть поселения тех самых эльдар-беглецов. Расспросить их. Они же видели горы изнутри?       Маэдрос слушал её и качал головой. Еще бы. Ему самому было неприятно и болезненно вспоминать дни плена — но что поделать? Он сам был заинтересован в поисках «той самой серы».       Маглор должен был приехать со дня на день.       Её одолевала болезненная нервозность.