Они как те люди, которые думают,
что будут счастливы, если переедут
в другое место, а потом оказывается:
куда бы ты не поехал, ты
везде берёшь с собой себя.
— Представь, после всего этого, я очнулся у себя в квартире одетый. — сглатывает Тэхён вставший поперек горла ком. — Это ужасало не меньше. Я не знал, что должен делать. Я больше не мог чувствовать себя в безопасности нигде. Вообще ничего не понимал, но первым делом пошел к нему, надеясь, что мне хотя бы поверят. — сухо усмехается, только теперь понимая, как это должно быть выглядело смехотворно. — Я оправдывался, даже не подозревая, что на руках у него имелась запись, выставляющая меня полным идиотом. — качает он головой, немного собираясь с мыслями. — Но самое поганое было то, что тот наркотик искажал сознание: я совсем не помнил о моментах с Чонсоком, когда шел за помощью. Я думал, что… то нечеткое видение было сном, а действующее в нем лицо… Хосок. — заканчивает со вздохом, понимая, что его зайчонку совсем не просто выносить такие подробности, как бы тот этого ни отрицал. Тэхёна же, как ни странно, постепенно накрывало все большими приливами умиротворения, с каждым новым вырванным кусочком из болезненного прошлого, которое он когда-то старательно запирал в самых недосягаемых глубинах, надеясь больше никогда не тревожить, — все оказалось в точности наоборот, словно это именно то, что всегда было необходимо: чтобы кто-то выслушал его историю, разделил с ним его личный горящий котел — тяжесть спадала с души слишком ощутимо. Чонгук стал его освобождением. Однако плохо было то, что, если для Тэхёна все давно оставалось в прошлом, на Чонгука же оно обрушивалось неподъемным настоящим, переворачивающим теплые чувства к родным, как-никак, людям… Чонгук сидел на корточках, потому что все силы уходили на переваривание, сопоставление недостающих, но нисколько не утешающих фрагментов. Отстойно узнавать о настолько отвратительных сторонах своих близких, пусть это и было давно, пусть его самого там даже не было, — злость и обида от этого только больше разрастаются. Он бы не допустил такого. Будь Чонгук там, он бы остановил каждого в его дерьме. Он бы мог спасти Тэхёна. Он бы мог спасти и брата… А теперь… Не знает, как будет смотреть в родные глаза. В глаза брата, от которого никогда бы не ожидал. Хосок знал, что Тэхён должен ему все рассказать по прилете. Только теперь понимает, почему брат не мог смотреть ему в глаза, когда провожал. Чонгук, честно, просто понятия не имеет, как должен поступить… Как будет правильно поступить с каждым из них? Отец ушел, оставив после себя слишком много грязи и побитых судеб, которые ему предстоит исправить. Как? Да, это прошедшие дела, но между его братом и его теперь любимым. Два родных человека, со своей пронесенной болью через года, теперь делали больно ему самому. — А я не понимал тогда, почему, впервые, казалось, встретившись у моего дома, вы оба были готовы вцепиться друг в друга. — вспоминает Гук тот самый день, после которого они перешли на новый этап отношений. — Тогда ты ведь еще не знал, что мы братья? Тэхён неторопливо забирается на холодный капот, оставив ноги свисать, бросает взгляд в темнеющее небо, где уже просыпались ночные светила, и вновь выуживает из заветной пачки палочку короткого никотинового утешителя. Сухие, обветренные губы подхватывают толстый фильтр, поднося играющий от тихого ветра огонек, и первая порция густой прохладной горечью скользит по горлу. Они курят по очереди — Чонгук, когда впитывает в себя, Тэхён, когда выливает из себя. — Не знал. — голос Кима спокойный, но чуточку хрипловатый, от частого этим длинным вечером курения. — Сказать, что я был шокирован, просто не сказать ничего. — усмехается он, выдыхая струйку дыма с уголка губы. — Даже думал оставить тебя, исчезнуть, сбежать, зная, к чему все вновь может прийти. — он чувствует, что на него сейчас смотрели. — Но, не смог. — опускает голову, встретившись с оленьими космическими глазами. Они уже тогда были его небом. — Наверное, я уже тогда понимал, что по уши в тебя влип. — легко улыбнувшись, вновь возвращает взгляд вверх. В черных глазах звезды красивее, там галактика целая. — После этого, мы еще сталкивались с ним пару раз. Твой братец идиот, раз думал, что я хочу отомстить, использовав тебя. — хмыкает сухо. — Было забавно, я ведь даже хотел, чтобы он так думал. Хотел, чтобы он боялся. Хотел причинить боль. Я так ненавидел… — быстро останавливает себя, прикрыв глаза. — Прости, он все-таки твой брат. Чон выпрямляется с заметной усталостью, медленно подходя к спорткару, и останавливается рядом, засунув руки в карманы темно-синих джинсов. Ким делает крупную затяжку и отводит руки назад, упираясь о поверхность так, чтобы оставшаяся половина сигареты между пальцев не задевала железо. — Не извиняйся. Ты имеешь право ненавидеть. — просто произносит Чонгук, облокачиваясь поясницей. — И не обязан прощать кого-либо из-за меня. Даже не думай об этом. Тем более, что я сам не знаю, как с ним быть. — Не нужно, Чонгук. — просит со вздохом Тэхён. — Может для меня он не стал лучшим человеком, но братом тебе является хорошим. Он любит тебя и заботится. — Знаю. Тэхён замечает, как напрягаются чужие скулы, словно тот, в этот же самый момент, вел ожесточенную войну со своими внутренними противоречиями. Все верно. Ким осознает: тяжело, и ему самому больше всего не хотелось бы оправдывать низкий поступок этого человека, но, не может допустить, чтобы из-за него разрушились братские узы. У Чонгука только он остался. — Мы здесь не для того, чтобы возрождать новые трещины поверх старых, а чтобы избавиться от них совсем. — Ким вновь делает затяжку, преподнося весомый аргумент, пока рядом понимающе кивают. — Одни люди приходят в нашу жизнь привнося краски, другие опыт, третьи боль. С этим ничего не поделаешь — жизнь, чтоб ее, любит все усложнять. — Так ты описал каждого побывавшего в твоей жизни Чона? — беззлобно усмехается Чонгук, пытаясь немного разрядить обстановку. — Я простил его. Чонгук тормозит некоторое мгновение, пока в его голове усиленно крутятся мозжечки, пытаясь обработать поступившую информацию, а после резко поворачивается к слишком умиротворенному мужчине, глядя с непониманием и даже ноткой тревоги, словно коря себя за то, что мог являться причиной данного решения. Он сразу понял, что речь шла о Хосоке. — Почему? Тэхён на секунду засматривается вдаль, задумывавшись, приподнимается, затягиваясь глубоко, до самого фильтра, и переводит не моргающий взгляд на наблюдавшего за ним Гука, ощущая, как нижняя часть лица тепло подсвечивается быстро сгорающей сигаретой. Он густо выдыхает и выбросив бычок, притягивает того к себе между колен, руками пролезая под массивную кожанку. Чонгук и кожа — лучшее сочетание, пусть и в костюмах он выглядел великолепно. — Не думай, не из-за тебя. — успокаивает, глядя непривычно тепло. — Просто, я еще никогда не чувствовал себя более свободным, чем сейчас. Понимаешь, я всегда думал об этом: неужели после всей причиненной боли, они не чувствовали ни капли сожаления? Но, недавно понял, что все же был не единственным, кто мучился. Я просто отпущу этот груз, больше не хочу за него держаться. Какой в этом вообще был смысл? Эта обида тянула вниз одного меня, держала за горло, душила. Я с тобой впервые, после всего этого кошмара, так легко задышал. Ты стал моим персональным источником кислорода. — с легкой улыбкой обещает. — Конечно, это не значит, что я смогу спокойно относиться к нему так, будто ничего и не было, но обещаю пробовать воспринимать его, хотя бы как твоего брата. — усмехается он сам себе. — Очень не примечательного брата, которого надеюсь видеть очень очень редко. — и оба эти «очень» тянет с такой ехидной улыбкой, что Чона заражает такой же. — Ты такой молодец, Тэ. — Я мог быть лучше. — в коньячных глазах вдруг мелькает тоска, когда Тэхён поглаживает его поясницу, Чонгук же хмурится, не понимая резкой смены. — Я отпустил тебя, думая, что защищаю твое будущее. — наконец озвучивает свою самую большую ошибку, что до сих пор его терзает. — Так значит… вот, что означали те слова «ради твоей мечты»… — наконец складывает недостающий пазл Чонгук, укладывая руки на расслабленных плечах. Сегодня они оба выжаты. — Думаешь, то было правдой? Тэхён мотает головой в отрицании, продолжая неосознанно водить незамысловатые узоры по широкой спине. — Когда я услышал о смерти твоего отца, хотел сразу же рвануть обратно, уже даже начал собираться, но, одним вечером напоролся на Чхве. Как я узнал только недавно: в одном из твоих отелей, где проходил корпоратив нашей компании. Ким замолкает на минуту, перебитый громким шумом сигнализации, мигалок и ругани, где-то снизу, где прямо под ними, в одной из ночных улиц, кипевшей обычной жизнью, велась погоня между несколькими тачками. — Я решил пройти мимо, иначе, думал сорвусь, вытолкну его в какое-нибудь ближайшее окно. — продолжает Тэхён, стоит склону вновь погрузиться в тихую ночь, и разворачивает Чонгука, усаживая спиной к себе, пока укладывает подбородок на его удобном плече. Поменялись местами. — Он сам остановил меня, сам признался, что документ был поддельный. Оказалось, они не впервые подобным промышляли, поэтому сложности не возникло. Не знаю, зачем он вообще это сделал. Может наделся снова меня остановить, может наоборот подтолкнуть. — Почему ты не приехал ко мне? — поворачивает к нему голову Чон. — Потому что, у меня больше не было причины. В тот день я потерял главный смысл. — горько усмехается Тэхён, встретившись с ним глазами. — Я бросил тебя ни за что, хотя верил, что стал умнее, что больше меня не поймать на крючок. Но, нет же, я глупец, который снова ему поддался. — именно эта часть всего рассказа больше всего царапала сердце. — Так, как я мог вернуться? Ты заслуживал лучшего, чем такого меня… Чонгук видит промелькнувший холод в коньячном взгляде — это сожаление того, что они потеряли четыре долгих года вдали друг от друга, в страхе, в боли, в тоске и ненависти, когда вместо всего этого, могли испытывать, он просто уверен, одно счастье на двоих. Но Чон также осознает, что они прошли через все это, побороли, стали сильнее, увереннее, — теперь они вместе, только это должно было быть важным. — Можно набираться хоть сколько угодно опыта, но все равно найдется кто-то хитрее тебя. Нам всю жизнь предстоит учиться. Так что, перестань, ты ни в чем не виноват. — не устает повторять в тысячный раз Чонгук, развернувшись, чтобы донести прямо в любимые глаза, чтобы ему наконец поверили. — Ни в чем. — Прости. — шепчет Тэхён так искренне. — Дурачок, все хорошо. — слишком ласково улыбается Чон, подхватывая его лицо в прохладные ладони, оставив легкий поцелуй на родинке на кончике носа. — Мы справились со всем, Тэ. — глаза в глаза. — Теперь мы вместе. Мы можем построить будущее с чистого листа, что скажешь? — Ты хочешь свое будущее со мной? — удивленно вскидывает бровь Тэхён, будто действительно не может поверить в такое. — Совсем дурной? — у зайчонка же глаза расширяются и смешок выскакивает, словно он озвучил невероятную тупость. Хотя так и есть. — С кем же еще? — А как же там большое семейство, веселые дни благодарения, наследник? — припоминает ему Ким их разговор в его домике. — А чем мы тебе не семья? — теперь удивляется Чонгук, нахмуривая брови. — Разве мы не можем завести наследника и праздновать вместе все праздники мира? Тэхён так и застывает, глупо моргая. Конечно он немножко в шоке. Кто бы не был? Тут ему понимаешь ли ребенком предлагают обзавестись в его, небольшие, ну или большие, к черту это, двадцать восемь. Двадцать восемь не такая уж большая цифра вообще-то!… — С этим есть какие-то проблемы? — настораживается Чонгук, вскинув бровь. Тэхён только может покачать головой, потеряв дар речи. Вообще плевать, что он даже не планировал. С Чонгуком ему хотелось всего, чтобы бы тот ему не предложил. — Тэ, мы будем лучшими отцами! — обещает ему Гук, громко так, уверенно. — Конечно, годика так через три, не меньше. — договаривает уже без напора. Он даже не представляет, как сейчас облегчил жизнь одному, совсем чуточку, испугавшемуся Ким Тэхёну. Тэхён вдруг начинает негромко смеяться с его прыгающей эмоциональности. И где только столько энергии берет этот хитрый зайчонок… — Да я вижу, ты уже все распланировал. — весело усмехается Ким. — Скажу тебе больше, — Чонгук подается вперед, шепча ему в самые губы: — Я спланировал это еще тогда, на нашем отдыхе на природе, когда загадывал желание на падающие звезды. — Разве ты не возделал стать лучшим директором всех времен и народов? — шутя спрашивает Тэхён, а сам смотрит на расплывающиеся в улыбке губы, которые хотелось касаться абсолютно всегда и везде. Независимо от ситуаций… — Зачем мне это? — усмехается Чон, чуть отстранившись, дабы не дразнить своего очаровательного мужчину. — Я бы добился этого без растраты ценных желаний, потому что был уверен в том, что делаю. — И я очень рад, что все получилось. — Что насчет тебя? — Чонгук наклоняет голову в бок, смотря искренне заинтересованно. — Твое сбылось? — Сбылось. — кивает Тэхён с улыбкой. Знал, что спросит. — Что загадал? — Тебя себе. — так просто. Чонгук закусывает нижнюю губу, моргнув пару раз, и как дернет его за бедра на себя, что Тэхён от неожиданности чуть ли не вскрикивает, съезжая с капота в сильные, тут же подхватывающиеся его, руки, обвивающие талию крепко, крепко. — Я был твоим с самого начала. — бессовестно игриво признается Чон прямо в горящие глаза, забираясь одной ладонью на затылок, пальцами заползая в мягкие волосы. — Еще тогда, на мосту, когда ты не дал мне спрыгнуть. — Что ты сказал? — возмущено пытается отстраниться Тэхён, смотря на него с четко улавливаемым страхом, но зайчонок не отпускает. Никогда не отпустит. — Как… Так это получается… — Да. — обескураживающе шепчет Чонгук в дрогнувшие губы. — Мы спасли друг друга. — и целует, слишком горячо. Любя. Снова спасая и его, и себя заодно.