Чонгук пустым взглядом застывших тёмных глаз внимательно наблюдает за тем, как его отец с идеальной выправкой садится в кожаный салон автомобиля. Водитель, облачённый в чёрный официальный костюм, ещё издали завидев силуэт главного альфы, вежливо кланяется господину и спешит открыть мужчине дверь. А после, конечно же, не забывает за локоть подвести партнёршу отца, самую важную омегу их семьи, к противоположной стороне машины, аккуратно помогая ей занять своё законное место рядом с мужем. Женщина всегда неизменно сопровождает альфу, где бы он не находился. Изредка к родителям присоединяются и остальные члены семьи Чон, в чьи прямые обязанности входило посещать светские ужины и деловые встречи, устраиваемые главой семейства.
Ненавистное лицо Ыну мелькает перед глазами младшего змеиного гибрида, пока тот вместе с остальными жалкими, по скромному мнению Гука, отпрысками спешит занять отведённые им места в другом автомобиле. И напоследок, перед тем, как машина плавно выезжает со двора, подросток сквозь тонированное стекло окидывает Чонгука взглядом, полным неприкрытого отвращения, которым он всякий раз щедро одаривает своего братца, когда тот попадается в его поле зрения. Маленький змей в ответ также ненавистно следит за старшим из окна своей детской комнаты. Клан Чон неизменно в полном составе вынуждены были находиться в полном сборе на каждой важной встречи, будь то светская вечеринка, деловой ужин или семейное собрание. Только вот маленькому Гуку, которого вновь оставили дома в абсолютном одиночестве, никогда не было среди них места. Сегодня, к слову, проходит очередной ужин со спонсорами отца, но одному из самых младших сыновей мужчины присутствовать там не положено. Быть козлом отпущения для собственной семьи давно уже вошло в привычку мальчика.
Скуксившийся змей очень медленно возвращается к своей кровати, сильно прихрамывая на одну ногу. У него жутко болит каждый сантиметр тела внутри и снаружи, а причиной тому — огромные синяки и кровоподтёки, неизменно расцветающие на детской коже, не оставляя на ней ни единого просвета. С каждым днём они въедаются намертво в него всё глубже и глубже, напоминая Чонгуку о том, что он снова не справился с ролью способного и прилежного сына.
Ядовитый токсин, который активно выделяет развивающийся внутри Чона хищник, неустанно атакует собственное же тело. И эта каторга длится уже порядком нескольких месяцев, если не дольше. Альфа внутри мальчика видит в нём злейшего врага. А всё от того, что Гук решительно протестует против своей же сущности. Как следствие, змей внутри ребёнка ненавидит юного хозяина настолько, что всеми силами старается его убить.
Почти невесомо Чонгук холодными пальцами касается одной из многочисленных открытых ран и нарочно проводит мягкими подушечками вдоль пореза, слегка надавливая на повреждённую поверхность кожи. А после какое-то время молча следит за тем, как из раны тоненькой струйкой начинает течь кровь. Каждое увечье на его маленьком теле до чёртиков чешется и страшно жжётся. Змей же, невзирая на нестерпимую боль и зуд, намеренно продолжает колупать ногтями травмированную во всех местах сразу кожу. Ведь если он не научится сейчас уживаться со своими уродливыми шрамами, впредь он никогда не станет достойным сыном своего отца.
Сегодня утром младший сын вновь сильно разочаровал главу семейства, и в качестве наказания старшие братья и сёстры повалили провинившегося ребёнка на пол, зверски избив того почти до потери сознания. Для других семей, конечно же, подобные методы воспитания считались совершенно неприемлемыми. Нет, скорее даже ненормальными. Но не для змеиного клана. В их доме строго соблюдались важнейшие принципы и правила, к которым нужно было просто привыкнуть, а если быть точнее, найти в себе силы с ними смириться и вести себя тихо, поступая, как принято. И, по правде сказать, Чонгук давно уже плевать хотел на то, как чудовищно несправедливо относятся к нему старшие отпрыски отца. Единственное, что до жути задевает мальчика — совершенное безучастие отца. Он вообще никогда не заступается за своего младшего сына, молчаливо наблюдая за тем, как над восьмилетним ребёнком издеваются дети постарше, подвергая маленького змея физическому насилию.
Однако змеиный гибрид отродясь никогда не мирился с тем, с чем не согласен. А именно — со своим отчаянным положением в собственной семье. Поэтому хищник, сколько себя помнит, безустанно ищет утешение в далеко не привычных для себя вещах. Но что бы он ни делал, щемящее чувство одиночества, подобно его внутреннему существу, перманентно сворачивается кольцами вокруг тонкой детской шеи и безжалостно сжимает ребёнка в своих объятиях, словно заключая в железные тиски.
К примеру, вот совсем недавно Чонгук подобрал с улицы крошечного котёнка, спрятав пушистый клубочек у себя в комнате, чтобы проводить с ним дни и ночи напролёт. Но, к сожалению, судьба игрушек, попадающих в руки Гука, была неизменно коротка и трагична. Поскольку Ыну, горячо любимый старший брат змея, всегда оставался начеку, готовый в любую секунду собственными руками раздавить всё, чем дорожит младшенький. И уже совсем скоро, пока мальчика не было дома, подросток пробрался в его комнату и убил маленького зверька, оставив выпотрошенное тельце лежать бездыханно на кровати. Вернувшись домой после занятий в удивительно приподнятом настроении, маленькому хищнику, безусловно, видеть мёртвого детёныша было невыносимо больно и грустно.
А в скором времени змеиный гибрид и вовсе привык к тому, что старший извечно отбирает у него всё, в чём так нуждается мальчик.
Казалось бы, всецело вся семья Чонгука относится пренебрежительно только к нему одному, будто бы младший для них — совершенно пустое место. Впрочем, так ли это? Ведь отец ко всем своим отпрыскам с первых дней их жизни настроен весьма нейтрально. У него никогда не было любимчика. Да и Гук, по правде говоря, совершенно не претендует на хорошее к себе отношение. Единственное, что мучит особенно сильно детскую душу змея: почему ему не дано быть счастливым? И отчего он виноват в том, что пока ещё юный возраст и нехватка физических сил не позволяет ему восстать против собственных же братьев? Мальчик всю свою осознанную жизнь жаждал найти ответы на интересующие его вопросы, но в какой-то момент осознал, что их нет. Змеиный гибрид просто родился таким.
И если у каждого ребёнка с момента появления на свет было право выбора, у Чонгука никогда и в помине никаких прав не было.
И ничто никогда ему не принадлежало.
Абсолютно ничего.
Даже те крохи родительской ласки и тепла, которые получает каждый малыш, взрослея.
Ничего.
Единственная козырная карта, припрятанная в рукаве маленького Чонгука. Ему повезло хотя бы родиться сильным представителем хищного мира. Альфой. Но, к сожалению, даже это мало что меняет в глазах остальных членов змеиного клана.
В животе болезненно урчит. И маленький хищник с досадой стискивает зубы.
Ровно через сутки он наконец-то будет освобождён от наказания и сможет вновь есть вместе за одним столом со своей семьёй. Мальчик не принимает пищу уже три дня кряду. Его заперли в детской комнате без еды и воды, с доступом только в туалет, и то по острой необходимости. Казалось бы, Чонгуку быть наказанным не впервой, но маленький змей всё ещё никак не привыкнет именно к этой части наказания. Причина злости отца, повлёкшая за собой подобные меры воспитания, оказалась банально простой — недостаточно хорошая оценка. Девять и восемь десятых из десяти возможных. И даже такого крошечного прокола вполне достаточно, чтобы вывести из себя главу змеиного семейства. Отец ни при каких условиях не прощает ошибок.
Раньше, когда хищник был помладше, он плакал навзрыд, не стыдясь горьких слёз, всякий раз, когда семья грубо обращалась с ним. Но непозволительное проявление слабости осталось в далёком прошлом. Гуку давно уже не пять лет. Теперь же, когда братья позволяют себе отпускать омерзительные насмешки в его сторону, в груди младшего неизменно рождается дикая ярость. И прямо-таки руки чешутся взять биту и начать крушить всё, что попадается на глаза, в частности невыносимые лица кровных родственников. Но, к сожалению, пока что физические возможности змеиного гибрида не позволяют ему этого сделать. Чону ведь пока что даже защититься от их ударов не под силу.
Но, невзирая на всю эту дерьмовую ситуацию, в которой изо дня в день младший вынужден бороться за своё существование, в их семье страдает не один Чонгук. Поскольку отец приучает своих детей к равному отношению друг к другу.
«Твоя семья — твой самый большой враг», — неизменно повторяет он.
Старшие братья змеиного гибрида тоже часто подвергаются жестоким наказаниям, если дети из других семей в чём-либо их превосходят. А особенно ужасные расправы они навлекают на себя, когда Намджун, старший сын Кимов, в школе получает выше оценки. Казалось бы, отец знает обо всех худших проступках и о самых страшных секретах всех своих отпрысков, о которых они никогда бы даже не посмели заикнуться при родителях.
Именно по этой причине Гук предпочитает никому не доверять в попытках обезопасить себя в первую очередь. Хотя сам мальчик нередко становится свидетелем того, как братья и сестры его жалуются матери в тщетной надежде найти небольшое утешение в её руках. Порой они даже скатываются к тому, чтобы попросить толику сострадания у домашней прислуги. Каждую ночь без исключения юный змей с холодной улыбкой наблюдает за ними сквозь небольшую щель приоткрытой двери, такими тошнотворными и жалкими, пока те стоят на коленях со слезами на глазах. Чонгук никогда таким не был. Он ни за что на свете близко к себе не подпустит никого. А особенно эту женщину, которую отчего-то все называют «
мамой»
. От одной только мысли об этом ему становится не по себе.
Самое главное правило маленького хищника просто как мир: чем больше знают другие, тем выше растёт вероятность предательства. В отличие от своих братьев и сестёр, которые позорно поджимают хвостики и бегут прятаться матери под юбку, Чонгук преданно хранит всю свою боль при себе. Как следствие, отец практически ничего не знает о младшем сыне, поскольку тот упрямо молчит. И он даже близко себе представить не может, что же на самом деле творится в голове у его ребёнка.
Единственный человек, который с недавних пор смог вызвать в Чонгуке хотя бы крошку интереса, как ни странно, стал младший брат Намджуна — Тэхён. До недавнего знакомства с ним змей старательно избегал людей, поскольку все они до единого лицемерно улыбались ему в лицо и вкрадчиво льстили, лишь только имитируя хорошее отношение. Ким же, в отличие от них, не проявлял к Гуку никакого интереса и вёл себя с ним даже как-то грубовато, гордо взирая на мальчика свысока. Этим то он и привлёк внимание младшего Чона к своей персоне.
Забавно, как чужой человек смог стать юному змеиному хищнику в разы ближе, нежели собственная семья, которая всю осознанную жизнь ощущается ему запредельно далёкой.
Но из пяти своих братьев и сестер на дух Чонгук не переносит только одного — Ыну. Лютая ненависть, которую ребёнок испытывает всякий раз при виде старшего, настолько велика, что иногда хищник изо всех сил сдерживает желание взять и откусить тому голову одним укусом. Стыдно даже посчитать, сколько раз он фантазировал о том, как собственными руками убивает подонка, а после купается в его тёплой крови, напоследок сжигая безжизненное тело подростка.
Змеиный гибрид убирает окровавленный палец от свежей раны и подносит его близь к сухим обезвоженным губам, принимаясь начисто вылизывать кровь. Кровяная плазма, пожалуй, единственное, что ребёнок может позволить себе съесть, будучи наказанным. Густая алая струйка безостановочно стекает по ноге, пачкая белые простыни. Кристально чистая боль заставляет хищника чувствовать себя одновременно и человеком и диким животным.
Сладковатый металлический привкус на самом кончике языка отдалённо напоминает Чонгуку о том, кем же он на самом деле является.
Скорее бессознательно, чем осознанно, будучи крайне возбуждённым от своих мыслей, острыми клыками змей разрывает тонкую кожу на одной из фаланг пальцев и усиленно посасывает свою собственную кровь, восстанавливая силы.
Жгучая горечь.
И ледяной холод.
— Хорошо. Скоро буду, — резко отрезает Чонгук в беспроводной наушник, который грозится вот-вот вылететь в приоткрытое окно автомобиля, то и дело колеблясь в ухе от бешеного порыва ветра — неизбежное следствие огромной скорости иномарки. Змеиный гибрид первым отключает вызов.
— Брат звонил?
Брюнет медленно переводит взгляд с дороги на хищника, что сидит подле него на пассажирском сиденье, и скептически приподнимает чёрную бровь:
— Отец.
— Ясно. Выносит мозги насчёт моей матери? — Тэхён устало разглядывает смазанное отражение змея в толстом стекле, вот только отвечать ему сейчас на зрительный контакт сил никаких нет. Явное недосыпание Кима порядком туманит ему рассудок и путает мысли.
Чонгук только хмурится, сдерживая недовольство. Откровенно говоря, в его планы никаким боком не входила поездка хрен знает в какой район, расположенный в нескольких часах езды от города. И всё для того, чтобы встретиться с матерью лучшего друга. Змеиный гибрид терпеть не может, когда кто-то начинает распоряжаться его личным временем по своему произволу. Не мудрено, почему он так сильно разозлился, ни с того ни с сего получив уведомление о приземлении частного самолёта в южнокорейском аэропорту и настоятельной просьбе бросить все свои дела и немедленно приехать на встречу.
Остаток пути в машине пролетает незаметно, в абсолютной тишине. Не считая, конечно, попыток Тэхёна поныть, жалуясь на то, что никто в здравом уме встречи в такое раннее утро обычно не собирает. На что брюнет только демонстративно закатывает глаза. На минуточку, змей этой ночью так ни разу век и не сомкнул. И если Ким вдруг спросит «почему?» — Чонгук ни за что в жизни ему не признается.
— Дождь, кажется, начинается, — тяжёлым от усталости голосом гудит пассажир. И в ту же секунду крупные капли принимаются усердно барабанить в лобовое стекло, искажая водителю вид на дорогу. Хищник рефлекторно включает дворники, которые едва ли успевают сгонять мощные потоки воды. Глухой стук дождевых капель в висках змея отдаётся слабым эхом, сильно действуя ему на нервы. Монотонный звук пробирает брюнета ледяным холодом. Аккурат до самых костей.
И он неосознанно крепче стискивает пальцами кожаный руль.
В конце концов, Чонгук паркуется в специально отведённой только для вип гостей зоне. И, ни минуты не медля, вокруг водительской двери молодого господина уже начинают беспокойно крутиться сотрудники ресторана, один из которых держит зонт наготове, терпеливо дожидаясь, когда хищник выйдет из салона машины. И едва ступив за порог хорошо прогретого теплом салона, змеиный гибрид подмечает про себя, что холод на улице стоит страшный. Уже в самом помещении дорогого заведения, который занимает полностью весь первый этаж высотки, улыбчивый хостес проводит альф к забронированному столику. Сквозь панорамные окна открывается красивый вид на ухоженные узенькие улочки. Парни молча усаживаются на свои места, передав верхнюю одежду прислуге. Тэхён тотчас заказывает что-то горячее с одной простой целью: хоть как-то убить время.
На улице в такую рань народу почти нет. Скорее всего, потому, что сегодня выходной день. В воскресенье в целом мало кто горит сильным желанием выбираться с утра пораньше куда-нибудь посидеть, предпочитая высыпаться до победного конца в тёплой постели. Ким серебряной ложечкой помешивает горячий чай, вдумчиво наблюдая со стороны за одинокими, замёрзшими и промокшими до нитки прохожими. Альфа смотрит на них всего пару минут, а затем медленно переводит взгляд на Чонгука. Первая мысль, которая проскакивает у него в голове: змей разительно отличается от всех остальных своим идеальным внешним видом, вне зависимости от условий. Вторая: Тэхёну не хочется совершенно здесь находиться. Но иного выхода, кроме как встретиться с собственной матерью, у него, к сожалению, нет.
— Терпеть не могу всё твоё семейство! — хищно скалится брюнет, и тихий голос его сливается воедино с мерным постукиванием подушечек татуированных пальцев по столу. Зачастившая в последнее время дурацкая привычка змеиного гибрида тарабанить пальцами по всему подряд, обусловленная, наверное, попыткой подавить внутренние порывы агрессии, не на шутку действует его лучшему другу на нервы.
— Моя мать всё же лучше общества Намджуна, — вроде как оправдывается второй альфа, неотрывно наблюдая за пальцами, которые всё никак не могут угомониться. При этом змеиный гибрид строит такую отвратительную мину, что в конце концов, Ким просто не выдерживает прессинга и буквально атакует взрывом собственного негодования нахмуренного Чонгука. — Блять, прекрати ты уже вести себя так, словно я уже в чём-то тебе успел поднасрать! Что с тобой сегодня не так?
Альфа на пару секунд замирает и поднимает заинтересованный взгляд в сторону раздражённого гибрида. Расширенными тёмными зрачками, что удивительно, заполняют целиком всю радужку, он сканирует Тэхёна, анализируя каждую клеточку его напряжённого тела. Чон, конечно же, просьбу лучшего друга прекрасно слышит, но исполнять её спешит не сразу. Хотя всё же длинные пальцы неторопливо расслабляет. Ненадолго, правда. Потому что теперь они беспрепятственно тянутся за пачкой сигарет, чтобы вытащить оттуда очередную и в один короткий момент просунуть её меж тонких губ.
— А что не так? Всё как обычно.
— Попизди мне тут ещё, — Ким похлеще пулемётной очереди выплёвывает на змея всё своё раздражение. И не сказать, что он точно может осязать причину его внезапного возникновения: то ли дело в том, что мать свалилась на голову ни свет ни заря, то ли виной всему одна очень неприятная ситуация, с которой ему пришлось столкнуться в стенах общежития. — Возьми себя в руки сейчас же. Моя мама устроит нам разнос, если заподозрит что-то неладное.
Чонгук на выпад Тэхёна реагирует практически моментально, резко сжимая в руке пачку сигарет. Хищник отчётливо ощущает, как в его широкой ладони сворачивается с едва ощутимым хрустом картонная упаковка, но, пытаясь изо всех сил совладать с собой, он всё же как можно сдержанней другу повторяет:
— Всё в порядке, я же сказал. А твоя мать может смело идти нахер. На кой чёрт она вообще в Сеул припёрлась?
Хороший вопрос.
Что-то подсказывает Киму, что женщина просто захотела повидаться с драгоценным сыном. Недолгий уик-энд женщины в Италии, к слову, избавил Тэхёна от живой петли в виде его главной обязанности, как младшего сына — выслушивать бесконечные материнские жалобы и нередкие нотации. По правде говоря, альфа до сих пор очень удивлён, что его сводный отец вообще отпустил свою жену куда-либо в одиночку. Пусть он и смутно догадывается, что за подобным жестом «доброй воли» со стороны отчима скрывалось лишь простое желание беспрепятственно трахать каждую доступную дырку, пока мама подолгу нежится под лучами палящего солнышка далеко за пределами Кореи.
— Ты взъелся на меня так, будто я сам от этой женщины в восторге. Встречи с ней — твоя ответственность, как прямого наследника клана Чон. Вини своего отца, а не меня! — практически шипит хищник, стреляя укоризненными взглядами в сторону змеиного гибрида. Тэхён ведь неспроста почти сразу же подметил, что Чонгук сегодня какой-то слишком взвинченный: челюсть крепко накрепко стиснута, чёрные глаза блестят сталью, попеременно пуская в Кима молнии. А сам змей весь будто бы наэлектризованный, натянутый как тонкая струна. И, судя по всему, альфа в таком паршивом настроении вернулся из ночного клуба. Может ли быть такое, что у него что-то произошло несколько часов назад? Кошачий гибрид совершенно без понятия, где всю ночь напролёт тынялся его лучший друг, но в общежитие он так и не явился. — Я знаю, что тебе уже всё порядком заебало, но сегодня ты особенно сильно
заёбанный.
— Да ты что? — язвительно усмехается в ответ Чонгук.
— А я что? Я ничего, — бросает нарочито незаинтересованно Тэх
ён, поглядывая мельком на пепельницу, серым пеплом заполненную доверху. Она покоится посредине стола, ближе к змею. Рядом с ней валяется смятая пачка сигарет. Гук полностью выкурил всё её содержимое, и часа не прошло. Нет, его друг, конечно, всегда курил часто и много, но точно не в таких количествах и не с такой бешеной скоростью. — Ты явно о чём-то тревожишься.
— Сначала Намджун, теперь мать твоя... — немедленно вторит ему Чонгук, выдыхая из прожжённых лёгких горький никотин прямиком в лицо лучшего друга, а тот, в свою очередь, весьма показательно морщится от удушающего запаха дыма. — Мне нужен отдых от всего этого дерьма.
Пнуть хищного гибрида кулаком аккурат в недовольное лицо Тэхёну хочется неистово. Но в таком случае, зная змея вдоль и поперёк, тот не станет распускать руки в ответ. Не при свидетелях точно. Однако и с рук так просто этого не спустит. Чон обязательно найдёт способ отомстить кошачьему гибриду похлеще. И месть его будет наверняка в стократ хуже, чем попросту нанести в ответ физическое увечье. Ким в этом уж точно не сомневается.
— Лёгким твоим отдых нужен, а не тебе, — и добавляет тихое. — Дурак.
И в сию же секунду едва различимые слова задевают точно за живое того, кому они были адресованы. И Тэхён нагло соврёт, если скажет, что у него по позвоночнику табуном не забегали неприятные холодные мурашки, как только чёрные точки суженых зрачков Гука резко тронулись в его сторону. Альфа прекрасно видит, что спровоцированный им же хищник желает съязвить как-то ему в ответ, с диким огоньком глядя прямо в зелёные кошачьи глаза. Ким давно сам для себя уяснил, что с Чонгуком вообще следует всегда быть на стрёме, поскольку всего одно неаккуратно брошенное в него слово — и змей, можете не сомневаться, с удовольствием откусит руку по самое плечо.
— Не еби мне мозги, а лучше и вовсе перенаправь свою неугомонную энергию на то, чтобы провести любимой мамочке экскурсию по нашему общежитию. Уверен, ей точно придётся по душе маленький подарочек в твоей комнате.
— Захлопни свою варежку, пожалуйста. Я тебя по-человечески прошу, — грубо просит Тэхён, но внимательного взгляда со змеиного гибрида не сводит, подмечая, что тот с завидной частотой заладил проверять время на экране смартфона. Змей, что ль, куда-то спешит?
Но куда?
Возможно, его о чём-то срочном попросил отец? Хотя что-то слабо в это верится, поскольку Чонгука просьбы старшего альфы никогда особо не напрягали. Его жизнь и без этого расписана вплоть до секундочек. И тотчас у Кима пролетает другая, совершенно шальная мысль: а не опаздывает ли змей на свиданку? Однако и этот вариант отпадает почти сразу же. Потому что Чон ни за что в жизни не согласится кому-либо принадлежать. Желание всецело завладеть его вниманием — и вовсе гиблый номер.
— Почему ты дёргаешься каждые две секунды?
Альфа вновь оборачивается к кошачьему гибриду, лениво прогудев:
— Тебе показалось.
Чёрта с два Тэхёну
показалось, потому что Чонгук реально ведёт себя странно.
Может, у него гон не за горами? Хотя что-то не особо похоже на это, ибо в таком случае на его члене неизменно скакала бы какая-нибудь смазливая омежка. Знаем, проходили. Что-что, а вот змеиный гибрид в этом плане совершенно не меняется. И когда Ким наконец-то устаёт гадать, что, как и почему, он на свой страх и риск решает идти ва-банк, резко хватая покоящуюся руку хищника под столом за крепкое запястье. Змей же едва ли сдерживает жуткий утробный рык, рвущийся наружу из его дрожащей от злости груди. Хищник на дух не переносит, когда невидимые границы его личного пространства нарушают настолько грубо и безрассудно.
— Не выводи меня из себя, Тэхён, — выплёвывает до крайности агрессивно брюнет, и альфы тут же принимаются метать друг в друга убийственные взгляды. А в какой-то момент Чонгук практически до крови закусывает нижнюю губу, начиная уже яро сопротивляться своему собственному змеиному существу, чтобы не обратиться в змея прямо здесь, в стенах дорогущего ресторана.
Что за хуйня?
— Неужто ты бесишься из-за…
— Мальчики! — преувеличенно сладкий голос только что в порхавшей в ресторан на высоких каблуках омеги разносится эхом по всему помещению. Змей, едва только завидев в поле своего зрения вычурное платье цвета «вырви глаз», одним резким движением выдёргивает руку из железной хватки друга и спешно оборачивается к направляющейся к их столику женщине, растягивая уголки красивых губ в фальшивой улыбке.
— Отъебись от меня, — напоследок сквозь зубы шипит Чонгук, скрывая сочащийся из него яд за маской вежливой доброжелательности. Потому что неимоверное напряжение, стремительно нарастающее между парнями, омега, идущая в сопровождении крепкого головореза, видеть точно не должна. — И побереги свой пыл. Речь пойдёт сегодня вовсе не обо мне.
Тэхён щедро награждает хищника холодными колкими взглядами, пытаясь утаить то, что слова Гука застали его врасплох. Надо же, он ведь и вправду забыл, что в сегодняшнее воскресное утро ему предстоит пережить не самый приятный разговор между матерью и сыном. А именно, они будут обсуждать грядущие изменения в брачном контракте, давным-давно заключённом между их семьёй и кланом Чон.
Поэтому, быстро взяв себя в руки, кошачий гибрид в последний раз одаривает друга придирчивым взглядом, подмечая, что повышенная нервозность и высокая степень агрессивности, что ещё минуту назад ярко проявлялись в поведении змея, с появлением омеги на пороге ресторана, словно бы исчезли в мгновенье ока. Поскольку Чонгук, как и подобает главному наследнику своего отца, напрочь отключил чувства и оставил только лишь голый разум. И как бы змею не хотелось сейчас плюнуть на возложенные на него обязанности, развернуться и свалить отсюда к чертям, между двумя почитаемыми семьями как-никак, но существовало некоторое подобие взаимоуважения, которому хищник должен был, вопреки своим истинным желаниям, неизменно следовать.
— Надеюсь, твой отец подберёт тебе в пару самую уродливую шлюху на свете.
Хищная улыбка, что красуется на устах змеиного гибрида, не предвещает ничего хорошего:
— Не утони в иллюзиях, Тэхён~а. Я прямой наследник клана. А уродливые шлюхи — это удел таких бастардов, как ты.
*******
Бесчисленное количество попыток омега предпринимал, чтобы выбраться из глухого леса, но он, кажется, уже битый час так или иначе крутится вокруг одного и того же места, окутанного беспросветной темнотой. Загородное пустынное шоссе не имеет ни конца ни края, и Чимин, всё ещё находясь в состоянии полного шока и крайней усталости, совершает некоторую оплошность, сворачивая в лес, в глубине своей души теша надежды найти кратчайший путь.
И почти сразу же жалеет об этом.
Чем ближе подступает ночь и чем плотнее сгущаются над головой кролика грузные тучи, тем невыносимей становится ему терпеть жуткий холод и ледяной ветер, что безустанно пробирает его стройную фигуру практически до костей. К тому же вокруг с наступлением темноты лес словно бы заволокло плотным одеялом густого тумана, и отныне Чимину взаправду ни черта не видно, что происходит даже в ближайших к нему окрестностях. Рядовые посадки густых деревьев, густо насаженных друг на дружку, перекрывают могучими тенями и без этого еле заметные очертания земляной дорожки, ведущей мальчика куда-то в непроглядную глубь. В настолько безвыходной ситуации, в которой омега оказался далеко не по своей воле, он только и может, что время от времени обречённо поднимать голову ввысь, к серым тучам, затянувшим небо до самого горизонта, и сокрушённо выдыхать горячий воздух через покрасневший нос. На каждом шагу Пака окружают угрюмые голые стволы, что возвышаются над потерянной и разбитой добычей, словно самые настоящие титаны. И на фоне их омега выглядит совершенно маленькой и беззащитной мурашкой, нарушающей своим жалким существованием безлюдную гармонию природы, что, кажется, испокон веков царит в этой глухой местности.
С каждым новым шагом сбитые и гудящие от долгой ходьбы ноги парня практически по щиколотку увязают в вязкой грязи. И вскоре Чимин, всё же выбившись из последних сил, в изнеможении падает на полуобнажённую задницу, прислонившись продрогшим телом к грубой коре дерева.
С тех самых пор, как змей бессердечно бросил свою добычу на произвол судьбы на обочине пустой трассы, пролетело уже порядка нескольких часов. И за всё то проведённое среди безлюдной пустоши время, омега приходит к одному единственному выводу: всё, что сейчас окружает его, вызывает в нём невыразимое отвращение и всепоглощающий немой ужас. Начиная от назойливых насекомых, подстерегающих омегу на каждом углу, и заканчивая банальной сыростью в воздухе, что толстым слоем грязи безустанно липнет к некогда обласканной всевозможными косметическими средствами молочной коже мальчика. Где-то вдалеке без умолку перекликаются между собой птицы. И Чимина до смерти пугает возможность наличия в опасной от него близости диких животных. Если это так, от печальной участи быть съеденным хищником его уже, к сожалению, ничто не спасет. Потому что, как ни крути, но добыча в любой своей ипостаси остаётся добычей. А кролик, до чёртиков слабое существо, для более крупных плотоядных, которые так и не превратились в людей в ходе эволюции и которые действуют на чистых животных инстинктах, является таким же источником пропитания, как и вся остальная мелкая живность.
Промозглая влага неприятно пропитывает тонкую ткань шортиков в районе задницы, пуская по телу блондина волны холодных мурашек. К тому же, из-за чрезвычайно высокой влажности на коже Пака то и дело выступают крошечные капельки пота, вынуждая омегу остервенело во всех местах чесаться. И ещё, ко всему прочему, кролик также время от времени улавливает практическую невесомую щекотку на своих лодыжках и бёдрах. А завидев, собственно, и саму причину противного зуда, всяких жучков и тошнотворных паучков, каждый раз истошно вскрикивает от ужаса, шипит тихое «Блять» и тотчас сбивает насекомых с себя резким щелбаном. Чимин, по змеиной милости очутившись во всей этой беспредельно кошмарной ситуации, как никогда сильно чувствует себя главным героем какого-нибудь тупого второсортного ужастика. Вокруг темно так, что хоть глаз выколи, разницы особой заметно не будет. А ещё холодно до омерзения и до боли в животе противно. Для полноты картины не хватает сейчас только внезапно хлынувшего как из ведра проливного дождя. Омега грустно усмехается себе под нос, а уже в следующую секунду безбожно чертыхается, выдыхая сокрушённое: «Вот же гадство». Потому что стоило только кролику подумать о дожде, как он тотчас ощущает упавшую с затянутого тучами неба ледяную капельку, что разбивается, как назло, прямо об его кончик носа. Ну, как можно заметить, Пак особым везением никогда не отличался.
Изначально блондин порывался было найти себе временное укрытие под толстыми кронами деревьев в надежде переждать сильный ливень. Однако тяжёлые капли просачивались даже сквозь широкие листья, постепенно делая омегу до нитки промокшим. Добыча уже даже не контролирует крупную дрожь, исходящую от его промозглого тела. Некогда красивый топ весь всецело промок, прилипнув к болезненно бледной коже. Собственно, такая же печальная участь постигла и короткие шортики. Кто бы знал, как же Чимину сейчас жаль сотни тысяч потраченных вон на все эти абсолютно бесполезные шмотки. А ещё ему крайне некомфортно находиться в собственной шкуре, и оттого хочется от всей души расплакаться навзрыд. Но горючие слёзы попросту больше не желают ни в какую проливаться из покрасневших опухших глаз. Омега выплакал их все до последней слезинки перед ненавистным ему змеем.
Впрочем, всего на долю секунды от страшного отчаяния у блондина проскальзывает в голове безумная мысль обратиться в свою звериную форму, чтобы хоть капельку, но всё же согреть самого себя белоснежным мехом. Вот только в этом случае риск быть съеденным возрастает практически до небес. Пак только сейчас в полной мере осознаёт, каким же глупым он был, раз всю жизнь отрекался от своей смехотворной внутренней сущности, так ни разу и не попытавшись обучить себя хотя бы базовым навыкам выживания в шкуре слабого кролика.
В грузных мыслях и бесконечных угрызениях совести Чимин проводит некоторое время, пока не замечает, что ливень внезапно закончился, оставив после себя собачий холод. Он медленно встаёт на ноги, чувствуя, насколько тяжёлыми ощущаются его собственные голые плечи и совсем уж неподъемными замёрзшие до онемения ступни. Кажется, что ещё совсем чуть-чуть, и его собственная кожа возжелает отделиться от хозяина, сорвавшись с костей, чтобы самолично найти выход из глухого леса и побыстрее оказаться в таком желаемом сейчас тепле.
С большим усилием поднявшись с земли, омега тут же ловит себя на мысли, что всё вокруг него сливается в какую-то коричнево-зеленоватую симфонию, состоящую из густой чёрной грязи под ногами и плотных тёмных листьев, застилающих рябью уставшие глаза. А сами деревья, облепившие мальчика со всех сторон, настолько высокие, что кажется, протяни они пару сантиметров своими острыми верхушками ввысь и смогут беспрепятственно коснуться тяжести бескрайнего серого неба.
Кролик бросает опечаленный взгляд себе под ноги, пытаясь побороть дрожь. Одних только рук, обвитых плотным кольцом вокруг неконтролируемо подрагивающих плеч, явно недостаточно, чтобы отогреть замёрзшее тело. И всё, о чём сейчас мечтает добыча — чудесным образом оказаться у себя в уютной комнатке общежития и с головой укутаться в тёплый плед, спрятавшись под ним от всех своих бед и напастей. Коротенькую курточку, которую Чимин поспешно натянул на себя перед выходом в клуб, предугадывая возможное резкое понижение температуры ночью, он опрометчиво оставил валяться на клубном диванчике, потому что даже представить себе не мог, каким приключением обернётся ему сегодняшнее желание немного развеяться. Остаётся надеяться, что забытую вещь заберёт Сокджин, когда будет отчаливать домой.
Деревья над головой гулко шелестят листьями, и блондину приходится крепко сжать зубы, чтобы насильно подавить в себе сдавленный глухой стон. Потому что сильный ветер без устали хлещет его увесистыми пощёчинами прямо по лицу. Однако спрятаться от резких порывов воздуха кролику попросту негде.
Чимин неуверенно оборачивается на тропинку позади себя, но с того места, где он стоит, опустевшего шоссе уже больше не видно. Возвращаться к нему, скорее всего, будет не так легко, как может показаться на первый взгляд. Светловолосый омега устало вздыхает, пытаясь прикрыться руками. По крайней мере, размягчённая дождём земля под задницей ощущается куда приятней, нежели ледяной твёрдый асфальт. В барабанных перепонках непрерывно свистит яростный ветер, и добыча, в конце концов, вновь приседает под дерево, усаживаясь прямо в грязюку. А после пытается скрутиться в комочек, защищаясь от порывов ветра и серой стены ливня, что опять припустился из чёрных туч, нависших над лесом.
Кролик устал катастрофически. Ему ужасно хочется закинуть чего-нибудь съестного в желудок и надолго забыться сном. Ну и желательно ближайшие пару недель вообще никак не функционировать — это само собой разумеющееся.
По правде сказать, в самом начале омега взаправду тешил совсем крохотную надежду на то, что всё, что вытворяет с ним Чонгук — лишь часть его жестоких шуток. Ужасных, идиотских и лишенных всякой человечности, но всё же шуток. Но вскоре омега осознал, что он попросту неисправимый глупец, каких ещё поискать нужно, раз он упрямо верил в то, что чёрная иномарка обязательно за ним вернётся, и что вопиющий поступок змея был лишь скрытой угрозой, что должна была послужить неким предупреждением, чтобы добычу свою лишь слегка припугнуть.
Однако, так или иначе, глупым надеждам Чимина суждено было расшибиться в лепёшку, потому что хищный гибрид на этот раз не шутил. Чонгук за ним так и не вернулся. Ни через пол часа, ни через час, ни через два. Он, похоже, действительно очень сильно на истеричного омегу разозлился.
Но до того самого момента, как столкнуться лицом к лицу с жестокой реальностью, Паку и вправду хотелось верить в скрытую на самой глубинке проклятой души альфы частичку доброты. Чимину и вправду хотелось верить, что холодное змеиное сердце всё ещё не утратило способность сочувствовать, и он уж точно не оставит омегу одного в беспросветной глуши.
Но как бы не так.
Потому что Чонгук слишком уж верен своим словам и ни в жизнь не отступит ни на шаг от собственных принципов. Так что остаётся лишь одна надежда — на то, что кто-то когда-нибудь заприметит внезапную пропажу Пака. В какой-то момент о нём ведь обязаны объявить в срочных новостях, не так ли? Или, может быть, его начнёт искать самолично отец? Потому что своими ногами кролик до общежития абсолютно точно не дойдёт. Ему бы для начала протянуть хотя бы до утра, ведь все его силы уже давно на исходе. Но солнце, по всей видимости, подниматься над горизонтом пока ещё не спешит.
Вокруг всё также царит оглушающая тишина.
Обессиленная добыча дрожащими пальцами вцепляется в кору соседнего дерева, ощущая, как неприятно липнет мох к его ладони, и от отвращения у него болезненно сводит живот. По стволу, конечно же, бегают крупные муравьи и всевозможные виды жуков, но мальчик больше не обращает на них никакого внимания. Сидя задницей в мокрой грязи, он, наконец, прикладывается затылком к стоящему позади него дереву и пытается хоть как-то восстановить свои силы. Либо так, либо никак. Выбор очевиден. Омега прикрывает тяжёлые веки и через силу заставляет своё воображение работать, представляя, что он находится сейчас в родительском особняке, лежит, распластавшись звёздочкой на огромной кровати, а напротив встроенный в стену камин живым пламенем согревает комнату.
Он невыносимо скучает по дому.
*******
Синие огоньки ярко освещают голые стены зданий на пустой улице. Через дорогу от пестрящего неоном клуба припаркована белая машина, на которой красуется значок городской службы безопасности. Где-то неподалёку рассветную тишину прорезает резкий звук сирены: с минуты на минуту должна приехать на вызов машина скорой помощи.
— Повторюсь ещё раз: наше заведение не имеет к случившемуся никакого отношения. Ни косвенного, ни прямого, — в который раз оповещает полицейского явно уставший после ночной смены бармен. Он, кажется, уже битый час стоит на «месте преступления», успев сменить рабочую одежду на повседневную, пока мужчина в форме не покидает попыток во всём разобраться и упрямо пытается нарыть хоть какую-нибудь улику в тёмной, забытой богом подворотне.
— Мне в любом случае нужно проверить камеры наблюдения, — грубо отрезает он, испытующе взглянув на вконец измотанного работника клуба. Но даже простой бармен прекрасно понимает, что без официального приказа свыше, то бишь ордера, просмотреть плёнку с камеры какому-то проходимцу он позволить, увы, не может.
— Вы уж простите за бестактность, но распоряжения здесь выдаю только я, — грузный голос альфы раздаётся где-то за спинами мужчин, что метают друг в друга маленькие молнии, потому что каждый из них не намерен отступать от своих принципиальных положений. Вот только довольно резкий тон всё же заставляет их одновременно обернуться на быстро надвигающуюся к ним тонкую мужскую фигуру. Гулкий стук каблуков громом грохочет, отбиваясь эхом от голых стен ровно до того момента, пока хмурый блондин, облачённый в строгий приталенный костюм, не присаживается близь к размазанному по асфальту телу. Бармен при виде хорошо знакомого лица облегчённо улыбается.
От навеки окаменевшей жертвы не осталось ровным счётом ничего. По синеватому телу альфы неумолимо расползаются необъятными пятнами уродливые зелёные синяки и сплошные багровые кровоподтёки. Судя по глубоким следам ногтей, оставленных кем-то на ушибленной шее мужчины, он из последних сил порывался встать, однако смертоносный яд парализовал гибрида настолько, что тот буквально за считанные секунды изнутри разложился до костей. Около разорванного рта, что так и застыл в гримасе истошного вопля, виднеются остатки белой пены. Мужчина наверняка давно не жилец, но это уже целиком и полностью забота медиков. Такими темпами рано или поздно владелец данного ночного заведения уж точно понесёт все свои грешки и ответит, наконец, должным образом перед законом.
Однако пока что они смогут разрулить произошедший инцидент и без потустороннего вмешательства.
— Я должен опознать жертву, — тучный лейтенант в голубой помятой форме тотчас оборачивается к весьма самоуверенному незнакомцу.
На что блондин лишь щёлкает раздражённо языком, выгнув скептически прямую аккуратную бровь:
— Я сказал нет, значит нет, — но, несмотря на проскальзывающие стальные нотки в его тягучем низком голосе, владелец клуба грозным с виду совсем не кажется. Возможно, ощущение мягкости его внешности придаёт не присущая альфам стройность фигуры и густые светлые волосы, что на самых кончиках закручиваются небрежными волнами, ниспадая на гладкий лоб. Однако, невзирая на обманчивую с первого взгляда хрупкость мужчины, всё же что-то в нём так и кричит об опасности. Должно быть, дело обстоит как раз таки в розоватом шраме, некрасиво рассекающим половину его бледного лица, и в тяжёлом запахе, окутывающим ореолом подавляющей ауры каждого здесь присутствующего. — Ты, наверное, совсем ещё зелёный, раз до сих пор имеешь наглость стоять прямо передо мной и качать здесь свои несуществующие права.
И словно по щелчку пальцев, в сию же секунду телефон полицейского издаёт лёгкую вибрацию, привлекая к себе внимание. Явно сконфуженный гибрид спешно прикладывает звонящий аппарат к уху, время от времени бросая пристыженный взгляд на стоящих подле него двух абсолютно невозмутимых альф, пока сам он едва ли от стыда не умирает, выслушивая нотации начальства за свои необдуманные поступки и действия. Бармен же, пользуясь тем, что мужчина в форме отвлёкся на звонок, торопливо подходит к блондину и глядит на него вопрошающе:
— Запись... Господин, — бармен звучит удивительно взволнованно, хотя, казалось бы, он давным-давно уже должен был привыкнуть к тому, что происшествия в районе их клуба частенько заканчиваются пьяными драками, жестокими изнасилованиями и многочисленными случаями передозировки. Однако в этот раз дела обстоят гораздо хуже. Потому что невооружённым взглядом видно, что причина смерти гибрида иная. Насильственная. Его явно намеренно умертвили ядом.
И тому, кто это сделал, так легко спустить с рук произошедшее ни в коем случае нельзя.
— Будь так добр, сопроводи нашего милого джентльмена к выходу. И приберись тут, — обращается альфа напрямую к сотруднику и, бросив напоследок нечитаемый взгляд на растерзанного гибрида, распластанного на грязном асфальте, засовывает тонкие запястья в карманы костюма и, впредь больше не оборачиваясь, поспешно входит в клуб. С порога ему в ноздри бьёт запах дезинфицирующего средства. В ночном заведении никого из гостей больше нет, кроме нанятого для поддержки чистоты парочки персонала, работающего в поте лица, чтобы успеть убрать помещение перед его непосредственным открытием.
Мужчина двигается целенаправленно к надёжно укрытому от чужих глаз лифту, что располагается, пожалуй, в самом тёмном уголке клуба. А уже через пару минут, наконец, приблизившись к дверям кабинки, альфа вызывает механизм пластиковой ключ-карточкой, и освещённый изнутри ярким светом лифт открывается, зазывая владельца внутрь. В кабинке виднеется всего лишь одна единственная кнопка, ведущая в подвал. Блондин жмет её одним, давно заученным на зубок движением, глядя всё это время куда-то перед собой. И буквально через считанные секунды он оказывается на нижнем этаже посреди пустого коридора. В конце широкого прохода виднеется высокая дверь, запертая добротным детектором, считывающим отпечатки пальцев. Альфа немедля прижимает подушечку большого к сенсорной поверхности и входит в комнату, после того, как створки медленно разъезжаются в стороны.
Небольшая светлая комнатка полностью выдержанна в минималистическом стиле, сильно контрастируя с кричащей пафосом эстетикой ночного заведения. Здесь полно света, исходящего от множества включённых экранов, и стоит всего лишь один стол перед стационарным монитором компьютера. Под ним задвинуто офисное кресло на изогнутых ножках.
Мужчина опускается в него, удобно вытягивая длинные стройные ноги, и тотчас взгляд его натыкается на чип, оставленный лежать на гладкой поверхности стола одним из самых доверенных сотрудников клуба. Казалось бы, с виду незамысловатое крошечное устройство, но так бережно хранит в себе ответы на все волнующие альфу вопросы. Хотя, по правде говоря, он и так прекрасно осведомлен о том,
кто именно причастен к убийству на территории
его, чёрт возьми, заведения. Однако взглянуть на наглеца своими собственными глазами хотелось неистово.
На включённом экране компьютера, после того, как чип въезжает в гнездо, появляется высокого разрешения видео, на котором воспроизводятся события прошедшего дня начиная с самого раннего утра. В целом в течении рабочего дня около клуба и в нём ничего из ряда вон выходящего не происходит: сотни посетителей приходят и уходят, неизменно мелькая туда и сюда. Изредка персонал выносит разноцветные мусорные пакеты в контейнер. Кто-то курит, выбрасывая окурки прямо себе под ноги, а кто-то просто болтает. Гибрид со скучающим видом перематывает видеозапись на несколько часов вперёд.
Однако те же самые сцены повторяются вновь и вновь. Словно бы жизнь на территории клуба — это ничто иное, как бесконечный день сурка, и тянется он в размеренном темпе вплоть до рассвета следующего дня, пока не происходит то, что, в конце концов, привлекает внимание сидящего за столом мужчины, ненадолго погрузившегося в какие-то свои раздумья.
Из двери чёрного входа, как-то боязливо оглядываясь, выходит стройная фигура. Мальчик на экране выглядит измождённым и усталым. Возможно, такое впечатление складывается как раз таки из-за обнажённых ссутуленных плеч и низко опущенной головы. Одет посетитель крайне откровенно и вызывающе. И по плавным изгибам молодого тела можно сразу сделать вывод о том, что на экране транслируется омега. Он тяжело облокачивается практически голыми ягодицами на голую стену здания, на которой установлена камера наблюдения, и по этой причине разглядеть его лицо получается с большим трудом.
Однако всё вскоре меняется. Через пару минут вслед за омегой выходит крепкий мужчина, и, кажется, между гибридами происходит нешуточная стычка, в ходе которой светловолосого одним резким движением вжимают в противоположную от того места, где он изначально стоял, стену.
И именно на этом моменте альфа ставит видео на паузу.
Потому что перед глазами хищника вдруг предстаёт почти сказочное, настолько мальчик красивый, лицо омеги, замершее в выражении ничем не прикрытого испуга. У него большие блестящие глаза, плюшевые пухлые губки и изящная острая челюсть, плавно переходящая в соблазнительно тонкую молочную шею. Светлые волосы уложены растрепавшимися волнами, но испорченная под конец дня прическа ничуть не умаляет его естественной красоты. Да и о чём тут говорить, если даже макияж, что вот-вот грозится напрочь стереться от слюны насильника, оставляя за собой некрасивые тёмные разводы, нисколько не портят прелестный вид миловидного личика. Конечно же, бесспорно, омеги действительно сами по себе красивы от природы, но этот парень с лёгкостью переплюнул всех, кого когда-то только знавал сидящий перед монитором мужчина. Теперь понятно, почему бедняжка подвёргся нападению хищного гибрида.
Альфа растягивает губы в хищном оскале, вальяжно растянувшись на кресле. Так и замирает, словно бы в предвкушении завораживающего зрелища. Впрочем, ему и видео до конца досматривать не нужно, чтобы догадаться, что же случится дальше.
И в действительности, если быть уж предельно откровенными, блондин крайне удивлён. В его голове никогда даже одной крохотной мысли не мелькало о том, что Чонгук однажды осмелится убить человека, зная, на
чьей территории он находится. Однако самое смешное в этой бредовой ситуации вовсе не то, что змей, как маленький уязвимый мальчик, не смог сдержать своей ревности...
Потемневшие склеры глаз неторопливо возвращаются к экрану, вновь цепляясь за образ красивого омеги, что неустанно сопротивляется хищному альфе, ни за что не желая быть изнасилованным. Кукольные губки кривятся в отвращении, едва только мужская рука исчезает в ложбинке его пухлых ягодиц. Всего один невесомый щелчок мышки — и видео тут же ускоряется в бешеном вихре событий, добираясь наконец-то до неожиданного появления гвоздя сегодняшней программы.
Разъярённый не на шутку змеиный гибрид, как самый настоящий джентльмен, коим он, конечно же, не является, вдруг ни с того ни с сего с готовностью мчится на помощь, разрывая почти с ходу нападавшего на омегу хищника на части. Что уже крайне удивительно. Хотя бы потому, что змеи по истинной природе своей рыцарскими порывами не страдают.
Вследствие чего возникает самый главный вопрос на повестке дня: с каких таких пор хладнокровный и бессердечный хищник Чон Чонгук записался в ряды борцов с несправедливостью и сломя голову бросается спасать честь шлюховатых омег?
Мин Юнги растягивает тонкие губы в ехидной усмешке, невольно срываясь на короткий хриплый смешок.
Смех, да и только.
