Turbulent

Утром Джейсон не дожидается никого у входа, а сразу заходит в школу, проходит мимо кабинета, где должно быть занятие у Кинга, не задерживаясь у двери, и направляется в класс, где у него самого будет проходить урок. Впервые за долгие четыре месяца он чувствует себя достаточно свободно, без стеснения болтая с друзьями, не отвлекаясь, не следя за временем и не пытаясь взглядом выцепить знакомую спину или блондинистую макушку в толпе в коридоре. Впервые за четыре месяца его «отношений» с Кингом Колчек дышит полной грудью, чувствует себя полноценным и значимым, не боится сделать что-то не так и высказать то, что у него на уме. Такие перемены его друзьям нравятся. Джейсон рад не меньше. Ещё ночью сомнения разъедали его, с каждой минутой всё настойчивее требуя дать заднюю, отказаться от своих слов, просто пережить то, что будет дальше, но уступили усталости и сну, а после и вовсе сгинули вместе с утренними лучами солнца, проникающими в комнату сквозь жалюзи. Сейчас, сидя в окружении близких ему людей, непринуждённо болтая с ними, заботясь о собственном комфорте, он понимает, что решение, принятое вчера ночью было самым правильным за последние четыре месяца. Впервые за долгое время Джейсон искренне смеётся. Колчеку во многом приходилось себя ограничивать, следить за собой, чтобы ненароком не задеть чем-нибудь Эрика, ведь если тот обижался… Джейсона передёргивает. Об этом он вспоминать не хочет. Игнорирование и прожигающие взгляды означали, что у Колчека сегодня удачный день, в основном же, если он был «виновен» перед Кингом, извиняться приходилось иначе. Возможно, тот раз просто слишком походил на наказание, которое Колчек получил за то, что сказал «нет». Джейсон встряхивает головой. Это в прошлом. Сейчас он снова свободный человек, который может делать то, что хочет. Если это, конечно, не противоречит закону или правилам школы. Он снова может ходить на тусовки, зависать с друзьями, общаться с кем хочет, не брать на себя чужую вину, делать только свою домашку, помогая по собственному желанию, а не потому, что должен. Может жить так, как он сам того захочет. Джейсон буквально чувствует упавшие с него путы «отношений» с Кингом, мешавшие дышать. Эрик перехватывает его, когда Колчек выходит в туалет во время урока. — Хэй, ДжейДжей, почему не отвечаешь на мои звонки? Я уже весь испереживался, ты с самого утра на мои сообщения не реагируешь. Джейсону хотелось бы избежать встречи, но скрыться не получается. Эрик зажимает его в туалете, где, Джейсон прекрасно знает, камер нет, так что заметить их может только тот, кого нужда также позовёт до звонка. И как только нарвался на него во время урока? Хотя, Джейсон совершенно не удивился бы, узнай он, что Кинг прогуливает занятие, чтобы покурить. После прошлого раза, когда директор учуял запах курева, Колчеку пришлось неделю оставаться после уроков и отрабатывать наказание. За эти месяцы он прекрасно усвоил, что встречи с Кингом, особенно когда у него есть претензии, до добра не доводят, и маленький комочек страха сжимается внутри, давит на грудь, лишая способности говорить, но Джейсон берёт себя в руки, собирает остатки гордости, хмурит брови и сжимает кулаки. — А зачем мне отвечать? Всё что хотел, я уже сказал. — А моё мнение тебе не интересно? — Ну, ты ведь к моему никогда не прислушивался, так с какой стати мне интересоваться твоим? Колчеку больших усилий стоит не дать голосу сломаться или задрожать, но ему удаётся совладать с ним, и он продолжает, вываливая все накопившиеся претензии. — Я устал, Эрик, понимаешь? Устал быть твоей игрушкой, про которую ты вспоминаешь только когда тебе нужно помочь с домашкой, прикрыть жопу или потрахаться. — С каждым словом его голос становится всё твёрже, подкрепляемый сдерживаемым всё это время негодованием. — Я живой человек, понимаешь? У меня есть свои чувства, эмоции, переживания, потребности, достоинство, в конце концов. С какой стати, если «мы встречаемся», я должен жертвовать собственным комфортом, собственным, блять, здоровьем, задвигать свои желания и потребности, если ты- — Неужели ты хочешь, чтобы вся школа увидела, как ты сосешь? От неожиданности слова застревают у Джейсона в горле. — Ч-что? О чём ты, чёрт возьми?.. — Ты правда думаешь, что можешь просто порвать со мной, и это тебе никак не аукнется? Думаешь, можешь просто скинуть меня со счетов, и тебе за это ничего не будет? Нет, Джейсон, это не так. От холодного взгляда Эрика по спине Джейсона пробегают мурашки, а ладони начинают потеть. Кинг усмехается хищно, чувствуя оказанный его словами эффект. — О чём ты, блять… — Слушай внимательно. У меня есть фотографии того, как ты сосёшь мне так, будто мой член — самый вкусный леденец на свете. Лицо у тебя при этом просто загляденье, любой бы захотел тебя трахнуть. Если ты не изменишь своего решения и не извинишься передо мной, я разошлю эти фото всем в школе, чтобы каждый мог насладиться этой картиной. Дыхание Колчека учащается, разум парализует страх, и он хватается за последнюю спасительную вразумительную мысль. — Да откуда у тебя взяться этим фотографиям? — Его пробивает на нервный смешок. — Ты ведь так трясся, чтобы про нас никто не узнал, было бы глупо самого себя так подставлять, не находишь? — А кто сказал, что я там есть? — в ухмылке Кинга читается исключительно превосходство над сжавшимся под его взглядом Колчеком. — Только ты, как шлюха сосущий своим грязным ртом член какого-то парня. Джейсон бегает взглядом от глаза к глазу Эрика, надеясь в них найти доказательство того, что он лжёт, что на самом деле никаких фото у него нет, и он просто пытается запугать его, но взгляд Кинга больше напоминает взгляд хищника, нежели лжеца. — Я готов дать тебе последний шанс. Так и быть, забуду об этом досадном недоразумении, может, даже, обижаться не буду, но ты извинишься, и больше никогда не будешь делать подобных глупостей. — Да что ты, чёрт возьми… — Но, если ты ко мне не вернёшься, эти фотки увидит вся школа. Ты этого хочешь? Чтобы вся школа узнала, что ты развратный педик, который любит чужие члены? Джейсон сжимает кулаки так сильно, что на ладонях остаются следы от ногтей. Сейчас в нём борются животный страх, требующий подчиниться, с рациональной частью сознания, понимающей, что он не хочет, не может вернуться к тому, от чего только ушёл. Он не может снова быть питомцем, игрушкой без воли и мнения, которая нужна Кингу лишь для развлечения. Не может снова давить обиду и слёзы, переносить боль и унижение, ведь меняться Эрик явно не собирается. Но пусть нет доказательств существования этих фотографий, также нет и доказательств их отсутствия, и вполне может оказаться, что Эрик не врёт. И это пугает. — Учти, Колчек, я долго ждать не собираюсь. Даю тебе время подумать до вечера. Если к шести ты не встанешь передо мной на колени и не начнёшь молить о прощении, фотографии увидят все в школе. Кинг ухмыляется издевательски-торжествующе: не сомневается в том, что Джейсон выберет вернуться, дабы избежать публичного позора. Ещё несколько секунд Колчек молча смотрит под ноги, пока его грудь нервно вздымается от частого дыхания, и Эрик уже решает, что запугал его достаточно, когда тот, наконец, поднимает глаза и смотрит неожиданно твёрдым взглядом. — Я не собираюсь извиняться перед тобой. А возвращаться к тебе тем более. С меня достаточно Эрик, я тебе уже сказал: я не собираюсь быть твоей игрушкой. Найди себе другого идиота или идиотку, для тебя это явно не составит труда, а с меня хватит. Джейсон слегка отталкивает его, освобождая себе путь к выходу, и замирает у самой двери. — А лучше сходи к мозгоправу. — Бросает через плечо, даже не оборачиваясь. — У тебя явно есть какие-то проблемы. К кабинету он возвращается быстрым шагом и только у самой двери нервно оглядывается, но Кинга, к своему счастью, не видит. Сделав несколько вдохов для успокоения дыхания, Джейсон заходит в класс. Он не видит, что, стоит ему скрыться за дверью туалета, Кинг злобно щурит глаза, обнажая зубы в оскале. Поведение Колчека ему не понравилось. Его нужно наказать. И Эрик даже знает, как.