Взрыв в правом полушарии

Лера смотрит перед собой, трет глаза, чешет запястье. Лера пожимает плечами, качает головой и медленно сдается. Ладно. Такого она еще не видела. Пьяный Разумовский в ее представлении – это что-то за гранью этой вселенной, просто не может существовать. Но вот он. Собственной нетрезвой персоной. Такой же рыжий, ярко-одетый и взъебывающий ее нервы одним взмахом темных ресниц. Ничего нового. Кроме чуть шатающейся походки и отвратительного запаха алкоголя, льющегося прямо на Макарову при очередном «Ле-роч-ик-ка…». Она старается не дышать рядом с ним. Не хватало только алкогольных паров голубого цвета, что рискуют заскользить по ее венам. Начнет потом еще на Любу смотреть также, как тот на Волкова примерно всегда. И тогда точно конец и тренировкам, и учебе, и… Покупай потом ананасы и билеты в кино. И все-таки любопытство раздирает ее изнутри. - Что произошло? – интересуется осторожно. - Он выпил. Очень остроумно и информативно. Вполне в стиле Олега Волкова. Лера пробует второй раз. - А из-за чего он выпил? - Ну… Мы немного… Не сошлись во взглядах. - Немного?! Ты просто нагло, бессовестно, без объявления войны разбил мне сердце! Как ты мог?! Разумовский взмахивает в воздухе бутылкой и дорогущее шампанское льется прямо на грязный снег. Олег закатывает глаза. - Серый, я всего лишь… - Отказался быть снизу! Лера давится воздухом. Только таких подробностей их постельной жизни ей не хватало. - Он про… Полку в поезде. Очень хотел на верхней ехать. Волков трет переносицу. Лера думает, что что-то явно где-то сдохло. Волков – и беспокоится о сохранности ее психики?! Новости прекрасные, но как будто из загробного мира. Лера на всякий случай щипает себя за руку. Мир не меняется. Она поворачивается на Олега и разводит руками. Обидно, что это не сон, но делать-то что-то надо. Олег машет телефоном Разумовского в руках. - Я уже вызвал такси. По пути тебя завезем и потом домой… С этим. - Во-первых, я тебе не это, а любимый муж… - Это он шутит, - Волков нервно чешет шею. – вспомнил, как нас в детстве мужем и женой дразнили, вот и шутит… - То есть это ничего не значит, да!? Разумовский машет ладонью в воздухе, усиленно показывает средний палец всем окружающим и тыкает им же в лицо Олега. Лера нервно вздыхает и начинает завидовать терпению Волкова на счет три. Тот спокойно перехватывает запястье «мужа» (Боже, они что, реально уже и расписались?!), смотрит на него строго и уверенно, не дает дернуться из крепкой хватки. Сергей зло выдыхает, поворачивается к Лере, заявляет обиженно: - Вот так и трать все сбережения на кольца, чтобы быть потом «этим». - Но… - Лера усиленно старается не засмеяться и не вдыхать алкогольные пары, витающие в воздухе. – Кольца нет. - А, - Сергей пожимает плечами. – не тот палец. Олег пихает его руку в карман. Разумовский картинно вздыхает и снова отпивает из бутылки. Как еще не расплескал. Лера уверена – сегодня она не одна в клубе дергающегося глаза. Волков явно стремится к ней присоединиться, пока пытается вырвать бутылку из рук не желающего сдаваться Сергея. - Хватит. - Отдай мой телефон. - Такси приедет – и отдам. Не хватало, чтобы ты отменил его. - А может быть… - Разумовский хитро прищуривается, у Леры сжимается сердце, почка и правая пятка. - ты что-то хочешь там посмотреть? – он почти падает ему на плечо, и Лера тактично опускает глаза вниз. Разумовский икает. Волков снова закатывает глаза и качает головой. - Я все про тебя знаю. - Ты меня что, не ревнуешь?! Лера стонет в голос. Конечно. Спустя двадцать с лишним лет вместе – только и осталось, что ревновать. И за что ей эти два деда в комплекте с маразмом, плещущим из горла бутылки шампанского?! - У тебя два контакта в телефоне, - а нет, второй дед без маразма. - Мне к себе или к ней ревновать? Лера видит изменившееся за секунду лицо Разумовского. Вот это разгон от милого пьяного Сережи до ночной фурии, спалившей к чертям половину Петербурга. Лера нервно сглатывает. Лере даже не по себе становится, и хочется дернуть Волкова за рукав. Исправь все это, черт возьми! Волков считывает гейскую панику за считанные секунды. - Очень ревную, - кивает уверенно. – прям безумно. На лице Разумовского расплывается бешеная улыбка мартовского кота, и Лера думает, что это – даже страшнее, чем гейская паника. В подъехавшем такси она падает на переднее сидение. Ну так. На всякий случай. Из динамиков старенькой машины орет Сектор Газа. Разумовский блаженно прикрывает глаза, икает, и устраивает голову на плече у Олега. Лера вспоминает лекции об ускоренном распаде алкоголя в теплом помещении. Такси на теплое помещение мало похоже, но процессу явно помогает ускориться. Улыбка на лице Разумовского становится шире и шире, глаз Олега начинает дергаться, Леры тоже, и она хихикает, отмечая, как они с Волковым синхронизировались за две с половиной минуты. Кажется, даже настроение лучше становится. Становилось бы, если бы не чудесный аккомпанемент. Пьяного Разумовского под завывания Сектора Газа ударяет кривой линией мозга в старые воспоминания. Лера точно о них не хочет знать. Кто бы еще спросил ее мнение. - Вы можете переключить музыку? – она криво улыбается водителю. Тот бьет кулаком по рулю, и Макарова прикусывает язык. Вместо него отвечает Волков. Лера берет слова насчет деда с маразмом обратно. - Эх, Валера, ничего ты не понимаешь! Это ж русский рок! Классика! Лера бьется головой о кресло и трет дергающийся глаз. Классика орет из колонок, кажется на весь Невский. Ангел секса, совратитель баб, Ангел секса, он наш царь и раб, Ангел секса, выбери меня, Птица счастья завтрашнего дня, Ангел секса! * Ооо… - наконец-то подает голос Разумовский, и Лера отчаянно надеется, что хотя бы он окажется на ее стороне. Мечты об адекватном Разумовском разбиваются о хитрый пьяный оскал и икание на всю машину. Он блаженно стонет, откидывает голову на плечо Волкова, машет дурацкой уже пустой бутылкой, выдает так, словно сообщает государственную тайну: - У нас Волче очень русский рок любит. Очень. У нас вся жизнь в детдоме под него прошла. Вот, например, под эту песню мы впервые тра… - Тратили наши деньги, да, Сереж? – Волков сталкивается со взглядом Леры в зеркале заднего вида. Макарова мысленно ставит ему плюс, но из списка маразматичных дедов не вычеркивает. О, Боже мой, - думает она с жалостью. – может и я бы выросла больным на голову террористом, если бы мой первый секс произошел под такое сопровождение… - Вообще вся жизнь – это сплошной Сектор Газа, понимаешь? И в душ, и на физкультуру… ик… И везде под него. Поздравляю, - думает Лера. – очень информативно. Теперь заткнись. Разумовский затыкаться не собирается, но переключает внимание на Олега со сменой пластинки. - Вот, эта вот песня мне очень нравится! – заявляет уверенно, и Лера думает, что надо бы проверить еще и слух. Ну не может Разумовскому нравиться то, что сейчас орет из колонок. Не может же? Как мне с тобой приятно по улицам гулять, Мы сели на облёванный трамвай! Ты мне сказала: "Хочешь конфетку пососать?" "Да ну её, вообще-то давай!"** - Во-олче, помнишь, как тогда давно в кладовке ты мне первый раз как раз под эту песню… - Штаны зашивал, - Олег кашляет в кулак, и Лера думает, что в список маразматичных дедов Волкова надо было записать все-таки карандашом, а не голубым фломастером. Или он так за свои пальцы, не умеющие нормально тыкать по экрану, извиняется? Впрочем, это неважно. - Так во-от… Это было очень сложно, между прочим. Ты стоял на коленях и… - Стульев там не было, - уверенно кивает Волков, и Лера давится воздухом. - Ага… Еще зубами цеплял постоянно, и я вообще думал, что упадет… - Что упадет?! – в драму, разворачивающуюся на заднем сидении, включается даже таксист, и Макарова снова бьется головой о кресло. - Иголка… - Олег смотрит хмуро и укоризненно. Лера переключает взгляд на навигатор. - Я бы не назвал это иголкой! Это даже на морковку не очень похоже. Хотя-я, ты знаешь, бывают такие морковки, которые… - Замолчи. Пожалуйста. Глаз Волкова дергается синхронно с ее собственным. Но на Разумовского, вошедшего в лавину воспоминаний, может подействовать только рухнувший на голову метеорит. А он, к сожалению, не падает. Лера закатывает глаза. До дома остается ехать еще пятнадцать минут.