Чонгук сидит на завтраке, подперев ладонью уже в который раз съезжающий подбородок, и думает о тёплой удобной кроватке, из которой его так безжалостно вытянул звон будильника и щекочущие везде руки самого ужасного на свете лучшего друга. Тот, кстати, сидит рядом и как ни в чём не бывало уплетает кашу за обе щеки, будто не видит страданий ни капли не выспавшегося Чонгука.
А причиной потерянного сна стало не что иное, как подстрекательство директора лагеря, того ещё заводилы. Если Чонгук думал, что главный вожатый у них отпадный, то у Сокджина конкурентов нет и в помине.
Видите ли, по опыту уже пятый год заведующего лагерем мужчины детей крайне тяжело удержать в домиках ночью. Был даже случай, когда несколько подростков ускользнули за территорию после отбоя и потерялись в лесу. Искали их всем лагерем и соседней деревней, лишь бы полицию не втягивать. Так с тех пор директор лагеря и придумал запугивать детей, чтобы те тише воды ниже травы лежали по кроватям и даже не думали соваться за порог по ночам.
Чонгук был только рад лишний раз повеселиться и поведать лагерную страшилку своим бесстрашным, — пока, — детям, только оказалось, что всё не так просто. Вчера после отбоя Сокджин вручил вожатым белую краску и белоснежную простынь с дырками для глаз и заявил, что на территории лагеря уже давно живёт Белая Леди, вылавливающая и утаскивающая в озеро непослушных детей, которые сбегают по ночам вместо того, чтобы спать по комнатам. Вожатые и должны на протяжении смены время от времени слоняться после отбоя по лагерю в её обличии и подпитывать байку, чтобы уж точно обрубить на корню ночные побеги.
По закону подлости, честь первому изображать Белую Леди выпала именно Чонгуку. Чего не сделаешь под страхом получить неудовлетворительную оценку за практику. Даже руки белым обмажешь и будешь обходить домики, шурша под окнами особенно буйных, оставляя отпечатки ладоней и развевая белой мантией-простынёй словно топ-модель на подиуме.
— Поезжай в лагерь, говорили они. Будет весело, говорили они, — бормотал себе под нос Чонгук, зевая и едва не спотыкаясь через каждые два шага от сонливости и откровенного нежелания делать всё это. — Как я до такого докатился?
Только игра, кажется, стоила свеч. Вся столовая с утра пораньше гудит о призраке, расхаживавшем ночью по лагерю, и хотя бы это подбадривает в океане сонливости, которая вот-вот накроет Чонгука с головой. Особенно радует то, что следующим Белую Леди будет исполнять Чимин, всё утро не дающий ему вернуться обратно в домик и уснуть, забивая на детей. Двуличный какой, получается — сам чуть что перекидывает своих мелких на Чонгука, а как тому хочется доспать хотя бы пять минуток, так проснись и пой, бессовестный, как ты смеешь оставлять Миён одну?
Помешивая уже остывшую кашу, Чонгук подавляет зевок и тянется к кружке с какао, отчаянно мечтая о горячем крепком кофе, который тут не подают. Даже хлопок двери и внезапно возросший гул не помогают проснуться, пока рядом вдруг не раздаётся хохот.
— Вы посмотрите на него, — усмехается Юнги, кивая в сторону входа в столовую. Зевая, кажется, в сотый раз за последние пять минут, Чонгук делает глоток какао и переводит взгляд на причину резко всплеснувшего шума, чуть не давясь, когда сонным взглядом находит направляющегося к столу вожатых Тэхёна. И всё бы ничего, если бы не странная полоска чёрного у него над губой. — Чарли Чаплин плачет в сторонке.
— Ну точно пропуск в любые трусики, — смеётся Чимин и даёт Хосоку пять, когда тот едва не падает со стула, хлопая в ладоши.
— Кроме чонгуковых, — добавляет сквозь смех парень, вынуждая Чонгука подавиться во второй раз и вперить в угарающего Хосока возмущённый взгляд, а тому хоть бы что. Ржёт себе с Чимином на пару и ловко уворачивается, когда в него прилетает банан.
Тэхён останавливается у другого конца длинного стола и о чём-то переговаривается с сидящей там Джису, которая сегодня утром в одиночку привела их отряд на завтрак и явно недовольна этой подставой. И ведь он даже не подозревает о раскинувшейся в пяти метрах прожарке своей шкуры.
Ну и друзья у них с Тэхёном, конечно.
— С бритвой поругались? — хмыкает Чонгук, решая забить на этих подонков, стоит королеве бала наконец плюхнуться на стул напротив с тяжёлым вздохом.
— Я проспал, — мученически тянет Тэхён и опускает голову на стол, едва не попадая растрёпанными волосами в тарелку с кашей. Чонгук предусмотрительно отодвигает её в сторону и подталкивает к парню плошку с мёдом. — Зарядка сломалась, и телефон ночью разрядился, вот я будильник и не услышал.
Чимин, Хосок и Юнги продолжают посмеиваться, но постепенно успокаиваются. Дети, особенно отряд сосунков, всё оглядываются на вожатский стол, явно переключившись на новую тему для обсуждения, заинтересованные сменой имиджа одного из вожатых больше, чем терроризировавшей лагерь этой ночью Белой Леди.
— Ля ты крыса, конечно, — Тэхён, кажется, перезагрузился, выпрямляясь на стуле и тут же отправляя в лицо уже атакованному бананом Хосоку салфетку. Тот уворачивается и от второго выстрела, но салфетку с пола поднимает. Уборщицу грех не бояться. — Не мог разбудить?
— Ты так сладко сопел, — тот улыбается и наклоняется через стол, чтобы дёрнуть за гордо восседающее под носом подобие усов. Его руку моментально отпихивают, но Хосок всё равно ухмыляется. — Я что, похож на чудовище, покушающееся на драгоценный сон?
— Скажи это детям, которых ты из кроватей выталкиваешь, лишь бы они успели на завтрак, — хмыкает Юнги, допивая остатки какао. И ведь даже не морщится, хотя сладкое не переносит, предпочитая американо со льдом. Такого в этих краях, к сожалению, нет, поэтому приходится довольствоваться чем дают.
— Завтрак — это святое, — бубнит Хосок, уткнувшись в свою тарелку, явно недовольный смещением фокуса со своего соседа по комнате на себя.
Чонгук не может не согласиться.
В утреннем кипише сонливость сняло как рукой, да и аппетит наконец даёт о себе знать, хоть завтрак и подходит к концу. Чонгук поспешно доедает уже остывшую, но оттого не менее вкусную кашу, пока остальные начинают собирать тарелки и несут их на сдачу около кухни. Только они с Тэхёном, тоже приступившим к завтраку, остаются за столом, в то время как остальные вожатые выуживают своих детей из толпы и ведут собираться в походы.
— Можешь взять у нас в комнате зарядку, если у тебя нет запасной, — предлагает Чонгук, складывая столовые приборы в тарелку и вытирая за всеми ними стол.
— Спасибо, но я уже у Хосока отжал, — отказывается Тэхён, но всё равно улыбается благодарно, чем вновь привлекает внимание к нижней половине своего лица. Чонгук старается не глазеть, но взгляд всё равно приковывает к тёмной щетине, забытой в поспешных утренних сборах. Он не знает, почему от этой картины под кожей что-то шевелится, а пальцы едва сводит от странного желания коснуться.
Чонгук встряхивает головой и кивает, опуская взгляд. Пялиться неприлично. Ещё не хватало, чтобы Тэхён заметил его порозовевшее лицо и сделал неправильные выводы. А какие — правильные, Чонгук и сам не знает.
— Иди побрейся, Гитлер, — бросает в их сторону прошедшая мимо Джису, за которой как утята семенят посмеивающиеся дети. — Я пока прослежу, чтобы все собрались. Встретимся у гамака.
Тэхён смиренно угукает и возвращается к наполовину доеденной каше. Это зрелище настолько душераздирающее, словно все покидают тонущий корабль, а один несчастный застрял на палубе и не может спастись, что Чонгук бы правда остался за компанию, только в дверях маячит Миён и всем своим видом явно намекает, что подражать благотворительности Джису и собирать детей в поход одна она не намерена. Тягаться с ней себе дороже, — её даже их преподы побаиваются, — так что Чонгук только улыбается уголками губ и идёт сдавать свою тарелку.
Прогнозы обещали дождь после полудня, поэтому никто не задерживается в лагере, расходясь по своим походам в разные стороны местности. Чонгуков отряд какое-то время шагает впереди отряда Юнги, пока их пути не расходятся на перекрёстке у магазина. Сегодня очередь старших идти на речку, а младшие направляются в сторону гор, где им обещали красивый пейзаж и лужайку, на которой можно поиграться и отдохнуть.
— Надеюсь, никто не утонет, — вздыхает Юнги, поправляя панамку, спавшую на глаза, когда они прощаются на развилке. — Я первую помощь в последний раз оказывал классе в седьмом.
Чонгук лишь ободряюще похлопывает его по плечу и желает удачно искупаться, прекрасно зная, что Юнги в воду даже под дулом дробовика не сунется. Если его подростки туда не затолкнут, конечно. Некоторые в его отряде выше самих вожатых, что выглядит крайне комично. Не каждый день увидишь, как взрослый гоняет по лагерю пацана метр девяносто с кепкой с ломающимся голосом и акне, хотя сам едва достаёт ему до плеч.
Только при Юнги об этом ни слова, иначе живым не уйдёшь. Сам в речку столкнёт, и будешь рыбу подкармливать, пока не найдут.
Если найдут.
Дорога в этот раз занимает больше времени, чем в первый, но где-то через час они наконец доходят до пункта назначения. Перед глазами раскинулась лесная поляна, закрытая кронами деревьев от пока не скрытого наступающими с горизонта тучами солнца, и дети разбегаются по не истоптанной ещё траве вместе с футбольным мячом. В такие моменты Чонгук искренне завидует их нескончаемой энергии, что раньше тоже текла по его венам, пока он не познал вкус взрослой жизни. Ему сейчас остаётся разве что опираться о дерево в теньке и всё возвращаться мыслями к удобной кровати, что примет его в свои объятия не так скоро, как хотелось бы. Кажется, Чонгук на тихом часе сегодня реально будет спать.
— Кто будет играть в «Море волнуется раз»? — окликает быстро наигравшихся в футбол и развалившихся на траве детей Миён. В ответ ей возносится море рук и раздаются радостные вскрики, и девушка, недолго думая, отправляет Чонгука водить, пока сама с довольной улыбкой устраивается под деревом с книгой и контейнером нарезанных фруктов. И когда она успела?..
По истечении полутора часов Чонгук настолько выжат, что его ноги едва плетутся по дороге обратно в лагерь. Тучи уже сгустились и в воздухе отдаёт сыростью, а на горизонте то и дело мелькают вспышки. Надо было раньше выдвигаться, только по дороге они встретили местного с двумя пони и дети минут пятнадцать крутились вокруг них, по очереди залезая на спины и катаясь несколько метров. Вожатые, взглянув в слезливые, молящие двадцать пар глаз, разрешили. Главное, что денег с них не взяли за этот аттракцион. Только вот Миён пришлось остаток фруктов отдать измучившимся от внимания двадцати детей пони в благодарность за их нежелание лягаться и скидывать особо крепко цеплявшихся за гриву.
К сожалению, радость быстро улетучивается, стоит с неба начать накрапывать. До лагеря осталось минут десять, а укрыться среди редких деревьев вдоль просёлочной дороги не кажется лучшей идеей, поэтому Миён и Чонгук подгоняют детей до лагеря, чтобы успеть до первого раската грома. Никто не взял с собой ничего, чем можно было укрыться, потому что с утра было слишком душно даже для мысли о ветровке или кофте с капюшоном. Чонгуку остаётся только обеспокоенно вздыхать, глядя на промокшие футболки и осунувшиеся чёлки, пока его собственная одежда неприятно липнет к телу. Как бы никто не слёг с температурой.
Когда вдалеке начинают маячить знакомые разноцветные ворота, все выдыхают с облегчением и ускоряют шаг, почти переходя на бег. По территории лагеря уже носятся другие отряды, только вернувшиеся с походов, и Чонгук поспешно отправляет детей по домикам, стоит белой вспышке мелькнуть по ту сторону озера. Последовавший за этим пару мгновений спустя раскат грома пробирает грудную клетку, а с неба начинает лить как из ведра.
Дети наконец скрываются за дверьми в теплоте и сухости, выслушав указания вожатых переодеться и ждать, пока их позовут на обед. Наверное, его придётся отложить, пока не закончится сильный ливень. Чонгук даже не задумывается об этом, несясь на другой конец лагеря к вожатским домикам, где сквозь лезущую в глаза мокрую чёлку замечает машущего ему с одной из веранд Хосока.
Сворачивая с тропинки, ведущей к его с Чимином домику, Чонгук в несколько шагов добегает до старшего в то же мгновение, когда раздаётся очередной оглушительный гром. Несмотря на то, что летний дождь в меру тёплый, всё тело всё равно пробирает озноб, пока Чонгука не укутывают в махровое полотенце и не запихивают подальше от барабанящего по навесу веранды ливня.
В домике его встречают уже обсохший Чимин, устроившийся на одной из двух кроватей, и расхаживающий по комнате и отжимающий волосы Юнги. Его ощетинившееся и крайне недовольное выражение лица невольно вызывает улыбку, спрятанную коконом полотенца. Чонгук даже слова сказать не успевает, как ему вручают чашку с непонятно откуда взявшимся горячим чаем, только оглядывает одетых в сухую одежду друзей и косится на своё промокшее до нитки тряпьё.
— Прости, я бы взял и твои вещи, но не смог открыть твой чемодан, — извиняется Чимин, тщетно пытавшийся угадать код от замка до того, как Хосок забежал в домик и потащил его сюда на незапланированную сходку. Чонгук только хлюпает носом, в моменте проклиная свою чрезмерную обеспокоенность за собственные манатки, и берёт у Хосока любезно предложенные треники и футболку.
Одежда приходится ему как раз по размеру, когда он переодевается в ванной и высушивает волосы полотенцем. В кроссовках неприятно хлюпает с каждым движением, дождевой водой пропитались даже носки. Как бы не заболеть такими темпами… Это было бы феерично. Развязывая шнурки, Чонгук стягивает по одному мокрые кроссы и вытряхивает воду в слив душа, а затем выжимает носки, оставаясь босиком. Наглеть не хочется, но попросить у Хосока ещё и носки, кажется, придётся.
Чонгук только выходит из ванной комнаты и собирается давить на жалость, как входная дверь распахивается, пропуская ослепительный блеск сияющей на небе молнии и шум дождя перед тем, как в домик заваливается второй его житель.
Взгляд чонгуковых глаз косится на него всего мгновение, прежде чем вернуться к завалившемуся на свою кровать Хосоку, как в голове срабатывает сирена и он поворачивает голову обратно к оттряхивающему волосы Тэхёну так резко, что что-то болезненно пережимает в шее.
Потому что на Тэхёне белая футболка, промокшая по самое не хочу так, что прилипает вдоль всего тела, и так и замершего посреди комнаты босиком Чонгука заклинивает на месте.
Озябший вожатый с тихим «спасибо» принимает от Чимина полотенце и отбрасывает волосы с лица под недовольный вскрик оказавшегося окунутым в брызги Пака. Даже до Чонгука долетает пару капель, но тот так и стоит уставившись на просвечивающие сквозь полупрозрачную от воды ткань линии крепкого тела с едва распахнутым ртом. Почему-то моментально вспоминается их поцелуй и то, как Чонгук жадно это самое тело исследовал. Воспоминание кажется настолько свежим, что он буквально чувствует горячую кожу кончиками подрагивающих пальцев.
— Чонгук-а? — слышится словно сквозь пелену, пока его не дёргают за руку и не вкладывают что-то тёплое и мягкое в ватную ладонь. — Держи носки ещё, а то точно простудишься.
Вот это телепатия у Хосока конечно.
Прокашливаясь и едва встряхивая головой, Чонгук улыбается благодарно и чапает к свободной кровати, чтобы натянуть злосчастные носки. То, что ему явно нужно присесть, судя по внезапной ошибке внутреннего сервера, наверняка замечают даже остальные, но когда он оглядывается, то троица беззаботно восседает на кровати напротив, о чём-то болтая, а за Тэхёном захлопывается дверь ванной комнаты.
Пошёл переодеться и привести себя в божеский вид, и на том спасибо. Чонгук касается тыльной стороной ладони своих пылающих щёк и прячет их за кружкой, тепло которой пытается впитать продрогшими пальцами. Вид на него сейчас друзьям открывается прекрасный, поэтому нужно взять себя в руки и не вести себя так, будто такой бред, как просвечивающая футболка, может настолько выбить его из колеи.
Однако это, кажется, не так, потому что Чонгук настолько выпадает из реальности, убаюканный стучащими за окном каплями продолжающегося усиливаться ливня и витающим где-то под веками новогодним воспоминанием, — которое приходит к нему чаще, чем Чонгуку того бы хотелось, — что не слышит шагов, пока Тэхён не останавливается рядом с кроватью.
— Я могу?.. — он кивает на матрац рядом со свернувшимся в клубок парнем, тут же закопошившимся, чтобы отодвинуться и оставить больше места.
— Это твоя кровать, — бормочет Чонгук, не совсем понимая, зачем старший вообще спросил у него разрешения, и упорно игнорирует бесстыдно наблюдающие за ними три пары глаз. Ещё мгновение, и он наплюёт на грозу и побежит прямо под дождём к ним с Чимином в домик, где по крайней мере не будет чувствовать себя как на минном поле.
— Просто уточнил, — Тэхён непринуждённо улыбается, пожимая плечами, и наконец садится рядом. Между ними остаётся расстояние где-то в ладонь. Чонгук подгибает ноги на кровать и утыкается носом в чашку ароматного чая.
Такую же вручают и Тэхёну, когда тот натягивает кофту на молнии для того, чтобы окончательно согреться. Их отряд не успел добраться до лагеря до того, как непогода окончательно разыгралась, и пришлось оставшуюся дорогу бежать под проливным дождём. Вожатому слякоть нипочём, он бы и сейчас постоял на улице, задрав лицо к небу и наслаждаясь тёплым летним дождём, но здоровье детей ставить под угрозу нельзя. Медсестра в лагере работает только через день, да и сами дети расстроятся, если придётся уехать в начале смены из-за чего-то такого нелепого, как простуда.
Помешивая пакетиком в чуть разбавленном кипятке, Тэхён дожидается, пока капающий с него чай почти выжмётся, прежде чем оглядеться по сторонам в поисках плошки или чего-то, что могло бы сойти за мусорку. Замечая дилемму краем глаза, Чонгук забирает чайный пакетик у него из рук и убирает в уже пустую чашку, оставленную кем-то из их друзей, потому что сидит ближе к столу.
Тэхён, кажется, хочет что-то ему сказать, может, поблагодарить, но внимание Чонгука переключается на вибрирующий телефон Чимина, лежащий на столе. Тот ловко ловит мобильник с точной чонгуковой подачи и смахивает уведомление вправо, читая пришедшее от главного вожатого сообщение с нахмуренными бровями.
— Обед переносят до улучшения погоды, но в два придётся зайти в главный корпус и разнести детям перекус.
Выглядывая в окно, за которым не видно даже солнца из-за сгустившихся туч, а единственный источник света исходит от то и дело вспыхивающих поодаль молний, Чонгук морщится и крепче обнимает свои колени. От упоминания обеда у него самого живот предательски урчит, что привлекает внимание всех в домике, вынуждая щёки залиться краской уже по совсем иной причине.
— А чё это мы чаёвничаем без закусона? — тут же поддакивает чонгукову желудку Чимин, тыча пальцем сначала в Тэхёна, затем в Хосока. — Это чё за гостеприимство вообще? Сами притащили сюда, а теперь голодом морите.
— Тебе лишь бы пожрать, — Тэхён закатывает глаза, но нагибается под кровать и вытаскивает спортивную сумку. У Чонгука невольно брови лезут на лоб от мысли, как все вещи парня умудрились туда поместиться, но когда Тэхён расстёгивает молнию, то виду предстаёт настоящий холодильник на лямке.
Юнги, Хосок и Чимин тут же налетают на добычу и спустя двухминутные дебаты выбирают рулет с маком, которого хватит на всех. На вопрос, зачем Тэхён всё это сюда притащил, парень отмахивается словами, что ему эту сумку вручила бабушка прямо на вокзале и даже не дала проверить содержимое, а когда он осознал, какое сокровище попало к нему в руки, то выкидывать в окно машущей на прощанье бабушке не захотелось совсем.
Чонгук может только слюнки завистливо глотать, потому что сам с собой взять из вкусненького не додумался ничего, полагаясь на лагерную столовую и магазинчики. И не то чтобы жалуется, в принципе, просто вот такое богатство тоже хотелось бы иметь прямо под кроватью.
Маковый рулет кое-как разрывают на части за отсутствием столовых приборов кроме одной единственной ложки, которой размешивали сахар в чае. Чонгуку неловко брать самый большой, пусть живот и напоминает чёрную дыру, требующую пищи, но у него не остаётся выбора, когда остальные разбирают куски поменьше, переговариваясь и не обращая внимания на его зависшую над последним кусочком руку. Тэхён только подталкивает упаковку в его сторону, намекая забрать уже несчастный маковый рулет, прежде чем повернуться к что-то говорящему ему Юнги.
Перекус в комплекте с чаем возвращает сонливость, терзавшую Чонгука с самого утра. Краем уха слушая разговор парней, он пододвигается чуть ближе к подушке и едва ёрзает, опуская голову на накинутое на кровать шерстяное покрывало и подкладывая под ухо согнутую руку.
Быстрый взгляд на на мгновение ослепивший экран телефона показывает, что до двух осталось ещё чуть меньше часа, поэтому можно и прикорнуть. Отставляя чашку на прикроватной тумбочке, Чонгук поудобнее устраивается на подушке и поджимает под себя ноги, чтобы ненароком не задеть сидящего у подножья кровати Тэхёна. Чужие негромкие голоса смешиваются со стучащим о стекло и стены домика ливнем, пока тело окутывает сухость, тепло и уют, и веки уже кажутся налитыми свинцом. Ему хватает просто закрыть глаза на одно мгновение, не в силах бороться с наступавшей весь день на пятки сонливостью, чтобы сразу же провалиться в сон.
***
— Красная шапочка, просыпайся.
Осоловело моргая, Чонгук приподнимается на локтях и причмокивает пересохшими губами. Во рту неприятно вяжет, потому что из-за едва заложенного носа он, кажется, спал с открытым ртом, и ему требуется несколько секунд, чтобы прийти в себя и окончательно разлепить веки.
Первый взгляд всё ещё мутных глаз вокруг подсказывает, что сейчас Чонгук явно не в их с Чимином комнате, и только его едва проснувшееся сознание догоняет, что происходит, как слуха вновь касается знакомый мягкий голос.
— Дождь почти прекратился, все идут обедать, — рука Тэхёна зависает над его плечом, так и не касаясь, словно парень хотел растормошить его, но передумал в последний момент. — Минут десять назад ещё Миён звонила, спрашивала, где ты, но мы не хотели тебя будить.
Пару раз кивая скорее себе, нежели Тэхёну, Чонгук мотает головой, отгоняя так отголоски сна, и приподнимается на кровати. Старший убирает руку в последнее мгновение, чтобы его ладонь не встретилась с чонгуковым плечом, и тот долгую секунду пялится на Тэхёна всё ещё едва припухшими глазами перед тем, как встать на ноги и потянуться.
— А где все остальные? — оглядывая комнату, Чонгук не замечает трёх других вожатых, сидевших на кровати напротив, когда его вырубило.
Снимая кофту на молнии, Тэхён встаёт вслед за ним и захватывает со стола упаковку из-под рулета, куда предусмотрительно запихивает и использованные чайные пакетики, чтобы выкинуть всё это в мусорку у входной двери.
— Уже отправились в главный корпус.
Оставили его тут досыпать в кровати Тэхёна, значит. Чонгук хмурится, недовольный тем, что его второй раз за сегодня бесстыдно вырвали из объятий сладкого сна, но за старшим следует, когда тот выходит на улицу и оборачивается, дожидаясь его, чтобы запереть дверь.
Миён уже вывела всех детей из домиков к тому моменту, когда Чонгук доходит до своего отряда, чтобы повести их в столовую. Воздух на улице пахнет свежестью, отдаёт сыроватой землёй и влагой. Первые несколько дней у Чонгука едва кружилась голова оттого, насколько тут свежо по сравнению с выхлопным, пропахшим городской жизнью Сеулом, но организм уже успел привыкнуть и он не знает, как собирается приспосабливаться обратно к столице по истечении смены. Однако до этого ещё больше двух недель, а Чонгук хочет жить настоящим. Нечего сейчас уже задумываться о возвращении домой, пока на обеде его ждёт вкусная лагерная еда, после неё — развлекательные игры с детьми, а потом ещё куча других приятных и не очень хлопот, отделяющих от возвращения в Сеул.
— Все себя хорошо чувствуют? Нет ни соплей там, голова не болит? — спрашивает Чонгук у своих чад, оглядывая всю роту на наличие болезненно выглядящих после сегодняшнего забега под дождём.
Все единогласно качают головой, словно камень с души снимая. Один Донсу поднимает руку, робко смотря на вожатого из-под чёлки.
— Есть хочется только, — мямлит ребёнок так, словно его за голод отчитают и в угол поставят. Чонгук на это улыбается и бросает взгляд на Миён, проследившую за тем, чтобы все встали по парам. Ей это нравится делать, по каким причинам, парень знать не знает, но до тех пор, пока ему самому не нужно с этим заморачиваться, он готов позволять ей делать всё, что она захочет.
Девушка кивает ему, гордо оглядывая своих стоящих в строй недокадетов, и Чонгук улыбается ещё шире.
— Ну так пошли на обед, чего стоим?
Чимин, Хосок и Юнги и правда оказываются за вожатским столом в самом разгаре пира, когда их отряд заходит в столовую и разбегается по своим местам. С прищуром заглядывая в тарелки, Чонгук замечает там какой-то суп и горячее, и всё бы ничего, если бы не плавающие в бульоне грибы. Живот урчит от вкусного запаха всё равно, так что придётся выловить эту, по чонгукову сугубому мнению, отраву и наконец насладиться долгожданным обедом.
Остальные вожатые замечают его только когда Чонгук плюхается на свой стул и сразу же тянется за тарелками, столовыми приборами и стаканом компота. От супа идёт потрясающий запах, и он даже на мгновение зажмуривается, чувствуя, как во всё ещё едва вяжущем рту скапливается слюна.
Чимин на это только усмехается, уже привыкший, да и разделяющий такие высокие отношения с едой.
— Тебе нужна эта плошка? — Чонгук тянется к тарелке из-под супа, который Хосок уже съел, и когда тот мотает головой, пододвигает её к себе, принимаясь усердно вылавливать из бульона кусочки грибов.
Опустившийся на стул рядом Тэхён на это только цокает.
— Чем тебе грибы-то не угодили?
Сосредоточенно нахмурив брови и неосознанно высунув кончик языка, Чонгук продолжает перемешивать суп, уже собрав приличную горстку сероватой слизи.
— Они
скользкие, — красноречивое объяснение вызывает улыбку у всего стола, но ему всё равно. Его миссия заканчивается успешно, все инагенты устранены, поэтому Чонгук с чистой душой принимается за суп, не обращая никакого внимания на смешки друзей. — И вообще, смотри в свою тарелку! — не забывает он добавить в последний момент, легонько пихая Тэхёна плечом для полного эффекта.
— Да он только туда и смотрит, — фыркает Чимин, кивая на вновь магически наполненную тарелку парня. — Опять добавки выпросил?
Тэхён на это лишь ухмыляется и показывает старшему язык, на что тот наигранно ахает и пихает уже принявшегося за вторую порцию парня под столом.
— Не завидуй. Не всем дано находить с людьми общий язык.
— С тобой же как-то нашёл, — Чимин закатывает глаза, но на его губах мелькает улыбка.
Тэхён играет бровями, отправляя в рот ложку супа.
— Твоя роковая ошибка.
Чонгук переглядывается между ними, ухмыляющимися друг другу, и решает, что не хочет портить аппетит этими их выходками, возвращаясь к еде. И куда только Юнги смотрит?
— О, мой ребёнок наебнулся, — в то же мгновение хмыкает Мин, отвечая на немой вопрос, когда на другом конце столовой раздаётся грохот упавшего стула. За этим следует заливистый гогот подростков, включая того, что сидит плашмя на полу и держится за ушибленную пятую точку, сотрясаясь в истерике.
Чонгук болезненно морщится, представляя, каково это, и возвращается к обеду, пока остальные уже допивают компот и собираются нести пустые тарелки на сдачу.
Окна столовой приоткрыты, пропуская свежий воздух после дождя в душное помещение. Вожатский стол стоит прямо у стены, так что волосы колышет время от времени, но Чонгук не обращает на это внимания, лишь откидывая их с лица, чтобы не мешались.
Остальные вожатые обсуждают, чем заняться после тихого часа, который сегодня продлится час вместо привычных полутора, на радость нежелающим тратить время на что-то столь низменное, как сон, детям. Из-за мокрых после дождя земли и травы поиграть на свежем воздухе и порисовать на асфальте не получится, и кто-то предлагает пойти в актовый зал и увлечь ребят плетением фенечек и рисованием, пока несколько отрядов по очереди будут играть в спортивном помещении.
Чонгуку нечего возразить против этих предложений, так что он просто кивает, активно жуя, чтобы опять не уйти из столовой последним.
— Думаете, сегодня ночью придёт Белая Леди? — доносится вдруг до слуха сквозь разговоры других вожатых. Чонгук тут же навостряет уши, прислушиваясь к разговору за соседним столиком.
— Да байки всё это, — фыркает парень, кажется, из отряда Юнги. Яблоко от яблони, что тут скажешь. Мин сразу же отказался во всём этом участвовать и заявил, что пусть кто-то только попробует его ночью заставить расхаживать по лагерю в драной простыни вместо сна. Доказал, что не терпила. Не то что Чонгук… — Нет никакой Белой Леди, это повод держать нас в страхе высовываться из домиков по ночам.
— Я её видела собственными глазами! — настаивает девочка с соседнего стола, из чиминова отряда, и все сидящие рядом с ней согласно кивают. Парень на это только закатывает глаза, складывая руки на груди.
— Принятие желаемого за действительное. Наверняка это кто-то простынь белую повесил сушиться и всё, а вы суету навели на пустом месте.
Чонгук уже хочет было вклиниться в разговор и отстоять свои актёрские навыки исполнять несуществующих лагерных призраков в ущерб собственному сну, как Тэхён рядом поднимается со своего места, возвращая его внимание к их столу.
Макушки троицы кидал уже мелькают в очереди на сдачу. Поспешно запихивая столовые приборы на пустую тарелку и туда же ставя плошку с горкой несъеденных грибов, Чонгук тоже поднимается с места и спешит за Тэхёном, пока по всей столовой раздаётся скрежет задвигающихся стульев о плитку и звон тарелок.
На очередь уходит минут так пять точно, и полные посуды руки начинают ныть, когда они наконец добираются до окошка в кухонную зону, откуда высовываются две руки. Тэхён с Чонгуком тут же вручают им свои тарелки, и руки пропадают, только чтобы мгновение спустя из окна высунулась голова кухарки.
— Это кто грибы не доел? Ты, что ли, Тэхён-а? — отчитывает женщина в возрасте, вперив в замершего от необоснованного обвинения Тэхёна исписанный предательством взгляд. — Я зачем тебе добавки наложила, чтобы ты самое вкусное оставил?
— Это не я, Джию-щи. Вы же знаете, я бы никогда! — отмахивается парень, кладя руку на сердце. Прожигающие глаза кухарки тут же переключаются на Чонгука.
— Ты, значит, — женщина хмыкает, смеряя его взглядом, от которого Чонгуку становится стыднее, чем когда он не доедал мамину еду, в которой тоже мелькали ненавистные ему грибы. Благо, она быстро поняла, что к чему, и с тех пор в их доме грибов не появлялось.
— Я их не люблю... — мямлит Чонгук, борясь с желанием опустить глаза в пол. Чувство сейчас очень явно напоминает провинившегося ребёнка, хотя он ничего такого и не сделал.
Не по мнению кухарки, очевидно.
Фыркая, она вновь открывает было рот, чтобы наверняка отчитать его, как Тэхён вклинивается, чтобы отстоять чонгукову честь и право не есть то, что ему не нравится.
— Давайте я их съем, Джию-щи, — предлагает парень с улыбкой и даже не дожидается согласия, прежде чем за секунду осушает всю плошку с её несчастным содержимым. Чонгук смотрит на это едва округлившимися глазами, не понимая, то ли давиться, то ли восхищаться. — Очень вкусно, как и всегда.
Нахмуренные брови женщины расползаются, забирая с собой и недовольные морщины. На накрашенных фиолетовым губах мелькает улыбка, когда она забирает пустую плошку и наконец ставит их тарелки в стопку ко всем остальным.
— То-то же. Заходи сегодня после ужина, Тэхён-а, я тебе сладенькое дам, — подмигивает кухарка перед тем, как исчезнуть в окне.
Чонгук только смотрит туда, где только что была женская голова, прежде чем перевести на Тэхёна не впечатлённый взгляд.
— Ты такой подлиза,
Тэхён-а.
Имя непривычно мягко звучит на языке несмотря на очевидный оттенок насмешки. Чонгук почти никогда не обращается к парню по имени, разве что подкалывая, и Тэхён, кажется, тоже об этом думает, когда его губ касается улыбка.
— Этот подлиза только что спас твою шкуру, — и даже грудь едва выпячивает, совсем зазнался. Вторая порция супа в голову, видимо, дала.
— Ах, точно. Благодарю, мой рыцарь на белом коне, — ахает Чонгук, закрыв рот ладонью и в шутку кланяясь, чтобы подавить рвущийся из груди смех.
— То-то же, — ухмыляется Тэхён, и это так напоминает только что брошенную кухаркой фразу, что смех всё-таки вырывается наружу, и даже оглядывающиеся на них как на сумасшедших дети не могут его остановить.
***
Лёгкий дождь продолжает накрапывать до вечера, пусть температура воздуха и держится выше двадцати пяти, препятствуя любым задаткам простуды, но и не давая резвиться на свежем воздухе. Детей это, тем не менее, расстраивает не сильно, потому что тусить в четырёх стенах оказывается не так удручаемо, как могло показаться на первый взгляд, особенно в сравнении с улицей.
Наигравшись в уже полюбившийся отряду Чонгука волейбол, его дети, запыхавшись и вытирая испарину, топают в холл, где по столам и диванам уже разбросаны другими ребятами разноцветные нитки и резинки для фенечек. Каждый может плести, что ему вздумается, пока одна из вожатых показывает на своём примере, что нужно делать, и обходит будущих швей, исправляя местами ошибки и распутывая узелки.
Даже сам Чонгук вызывается принять в плетении участие, садясь в самый угол с комком зелёных ниток рядом с Намджуном, уже час мучающимся над никак не желающей тыкаться куда надо ниткой.
Зрелище это крайне забавное, так что Чонгук проводит большую часть времени, помогая главному вожатому и посмеиваясь над его откровенным раздражением и непониманием, почему всё идёт не как надо, вместо того, чтобы делать собственную фенечку. Их впереди наверняка ждут ещё дождливые дни, что так часто накрывают всю страну летом, поэтому время завершить эту крайне тяжёлую работу вполне есть.
— Оппа! — слышится вдруг звонкий голос, когда напротив останавливается Сонхи, держа что-то за спиной. — Я тут кое-что сплела.
Девочка протягивает ему фенечку с первой буквой его имени, сделанной белыми нитками на красном фоне. Чонгук так и замирает с открытым ртом, смотря на украшение в ладони Сонхи, пока к ним не подходит Миён с идентичной самодельной фенечкой на руке, только уже с белой «М».
— Теперь у нашего отряда будет своя отличительная фишка, — вожатая улыбается, приобнимая Сонхи за плечи, когда та гордо выпячивает грудь, словно расфуфыренный воробушек. У Чонгука сердце в груди сжимается, когда он помогает девочке завязать фенечку на своём запястье, оглядывая их детей, уже сидящих с похожими красно-белыми украшениями на руках.
— Когда вы успели? — удивляется он, оглядываясь на часы, перевалившие за шесть вечера. Когда они пришли сюда после тихого часа, было только четыре дня.
— Пока ты тут сидел и помогал Намджуну, все уже успели даже за вторые фенечки приняться. Вон, Ёнсу аж шарф сплёл, — Миён кивает на парня, гордо восседающего на кресле с и вправду обёрнутым вокруг шеи подобием шарфа. Только тонко сплетённые нитки скорее напоминают очень длинный чокер, но да ладно. Ёнсу об этом знать необязательно.
Намджун на камень в свой огород реагирует лишь тяжёлым вздохом, с завистью поглядывая на парные фенечки двух вожатых. Его отряд самый старший, и на предложение поплести шестнадцатилетние подростки заявили, что лучше фильм посмотрят. Выклянчили проектор да ушли на другой конец главного корпуса что-то там смотреть. Лучше не уточнять, что именно. На благо своей хрупкой взрослой психики.
У Чонгука щёки саднит от улыбки. Он всё никак не может перестать трогать фенечку, чем смущает до жути довольную своей идеей сделать похожие украшения всему отряду Сонхи.
— А почему именно красный? — спрашивает Чонгук, наконец отрывая взгляд от фенечки.
Сонхи на вопрос реагирует так, словно ничего нелепее в жизни ей не приходилось объяснять.
— Так ты же красная шапочка, — недоумённо отвечает девочка, хмурясь, когда с другого конца дивана гаркает устроившийся там в окружении вороха ниток Чимин. Чонгук швыряет в друга подобие фенечки, которую плёл всё это время, скорее напоминающую запутанный комок зелёных нитей, и поворачивается обратно к Сонхи.
— Спасибо, мне очень нравится, — искренне говорит он, обнимая девочку, когда та сама бросается навстречу с счастливой улыбкой, прежде чем убежать к остальным детям из их отряда.
Показательно игнорируя просьбы Чимина помочь и ему с плетением, когда Намджун окончательно разбирается в технике и за пятнадцать минут доделывает фенечку, на которую у него ушло больше двух часов, Чонгук потягивается, разминая затёкшую шею и плечи, и выглядывает в окно. Подпортившие день тучи уже мелькают на горизонте, удаляясь с потеплевшим ветерком, и солнце проливается на промокший асфальт и землю, бликами блестя на поверхности луж. Дети и сами поглядывают на улицу, где наконец распогодилось, устав сидеть взаперти, и вожатые, заметив это, начинают собирать свои отряды по всему главному корпусу, чтобы повести на ужин.
Поздний вечер проносится перед глазами так же незаметно, как и послеобеденные развлечения. На ужине Чонгук не попадается кухарке на глаза от греха подальше, прося Чимина сдать за него тарелку и упорно не обращая внимания на полную забавы улыбку Тэхёна. Ему-то обещали передать
сладенькое, и это при наличии портативного супермаркета у него под кроватью. Чонгук пресекает любые подколы, поспешно ретируясь к Миён ещё до окончания ужина и откровенно прикрываясь подругой и отрядом, который надо развести по домикам и уложить в кровати, лишь бы не томиться в этом вареве из дразнящих ухмылок и многозначительных переглядываний друзей.
Ехал отдыхать, а в итоге подбирается больше, чем на зачёте у дотошного препода. Ноль из десяти, не рекомендовано пробовать в домашних условиях.
До отбоя остаются считанные минуты, когда Чонгук наконец заваливается в их с Чимином домик после дискотеки и поздних посиделок с отрядом и плюхается на кровать вниз лицом. Лучший друг пока не вернулся, наверняка разбираясь со своими неугомонными подростками, на которых он сам подписался, поэтому Чонгук решает воспользоваться их единственным тазиком и постирать свои вещи, включая одежду Хосока, которую тот ему одолжил.
Недалеко от домиков есть встроенный прямо в асфальт посреди двора кран со сливом и шлангом, откуда течёт пригодная даже для питья вода. Дети и вожатые используют её для всего подряд, будь то утолить жажду, сполоснуть ноги и лицо или же заняться стиркой. Чонгуку везёт, потому что рядом не оказывается никого, и он присаживается на бордюр и набирает полный тазик воды, прежде чем приняться застирывать небольшое количество вещей, накопившихся за сегодня.
За время стирки солнце успевает окончательно опуститься за горизонт, накрывая весь лагерь мраком с вкраплениями раскинувшихся по небосклону звёзд. Из кустов за забором доносится треск сверчков, а в воздухе отдаёт лёгкой прохладой вместе с наступлением июльской ночи. В домиках детей уже не горит свет, а вот вожатые пока не ложились. Даже Чимин наконец возвращается к ним в комнату, не замечая сгорбившегося над тазиком с почти достиранной одеждой на краю территории Чонгука, когда пробегает по каменной дорожке до их веранды.
Уже завтра ночью ему предстоит расхаживать по лагерю в белой простыне и строить из себя поедающего непослушных детей призрака, а пока Чимин наверняка будет отсыпаться, вернувшись в домик пораньше, чем обычно. Стоит намекнуть ему особенно много внимания уделить домикам отряда Юнги, чтобы тот не верящий в лагерного призрака пацан наконец прозрел. От Белой Леди не скроется никто.
Подушечки пальцев сморщиваются из-за влаги, когда Чонгук наконец заканчивает со стиркой и принимается развешивать мокрое бельё сушиться. Половина натянутых у крайнего домика верёвок уже занята одеждой других вожатых, тоже решивших высушить промокшие в ливне вещи, и он поспешно разбирается со стиркой, прежде чем трусцой вернуться к себе в комнату.
В ночной темноте и тусклом свете уличных фонарей, разбросанных по лагерю, никого не осталось — все уже лежат по своим кроватям и наверняка сладко посапывают, видя десятый сон. Чонгук настолько хочет поскорее оказаться под одеялом, сонно зевая и перепрыгивая скрипящие ступеньки, что не замечает, как дверь одного из домиков его отряда открывается и на порог выходит мальчик в пижаме несмотря на объявленный уже отбой.
И только когда Чонгука поднимают ни свет ни заря, тряся за плечи с встревоженным шёпотом его имени, он узнаёт, что его ребёнок пропал.
