красная шапочка

      Утреннее солнце пробивается сквозь листву, белыми зайчиками перебегая по коже. Чонгук поправляет солнечные очки, морщась от палящих, бьющих прямо в лицо лучей, и стирает испарину со лба тканью красной шапки.       Аномальная жара даже для июля не остановила директора лагеря, отправившего отряды в походы в тридцать три градуса. Одежда неприятно липнет к телу, и руки сами тянутся за уже почти опустевшей литровой бутылкой воды, которую хорошо бы обновить по дороге мимо круглосуточного магазина, что как раз по пути.       Оглядывая шагающие впереди две дюжины детей, Чонгук обмахивается и вздыхает, уже вымотавшись несмотря на то, что они едва ли прошли пару километров. Чтобы он хоть раз ещё пожаловался на холодную зиму, мечтая об удушающей летней жаре заместо мороза и снега по середине января... — Блять! — доносится вдруг поражённый крик совсем рядом. Чонгук оборачивается вместе с идущими в конце колонны детьми и смотрит на то, как Тэхён вылезает из растущих вдоль дороги кустов, растирая раздражённую, покрасневшую кожу на ноге. — Я в крапиву ёбнулся!       Бросая быстрый взгляд на детей, Чонгук недовольно косится на как ни в чём не бывало матерящегося в голос парня. — Я упал! — исправляясь, тут же подхватывает волну Тэхён и растирает ногу, на которой красуются пластыри с цветочками поверх вчерашних кошачьих царапин. — Вот, бо-бо, больно очень. Нужен поцелуйчик. — А может пописать, как в старые добрые? — Чонгук поднимает бровь, усмехаясь над растирающим ужаленное крапивой место вожатым.       Тот тут же поднимает голову, и на полных губах мелькает озорная ухмылка. — Золотой дождь? А ты, я смотрю, сразу с козырей заходишь, — хмыкает Тэхён, но всё же понижает голос, чтобы слова не долетели до всё ещё стоящих рядом детей.       Моментально заливаясь краской, Чонгук пробует смерить его максимально возмущённым взглядом, но на самом деле выглядит разве что как насупившийся крольчонок. — Извращенец, — бурчит он улыбающемуся Тэхёну и поворачивается к детям, подталкивая их к уже успевшим уйти вперёд во главе с Джису и Миён остальным. — Не извращенец, красная шапочка, а экспериментатор, — исправляет нагнавший его и мягко посмеивающийся Тэхён, заглядывая в румяное лицо, когда Чонгук отворачивается, прячась за торчащими из-под шапки волосами.       Угораздило же их опять оказаться в одном походе, да ещё и на другой конец округа. Карма, видимо, прилетела за полученные вчера холст и краски. Чонгук знал ведь, что хорошего без плохого не бывает. Судьба об этом уж точно позаботилась, когда отправила его в один лагерь с Тэхёном.       Однако кое-что его всё-таки смущает больше, чем все эти едва приличные подколы. Когда Чонгук вчера подошёл к Намджуну после собрания и поблагодарил за оставленный в его комнате сюрприз, главный вожатый лишь с улыбкой качнул головой. — Скажи спасибо Тэхёну, это он для тебя выпросил у директора, — сказал Намджун, прежде чем отойти к другим вожатым, оставив Чонгука посреди холла в поражённом молчании. Так бы он там и простоял до отбоя, если бы выхвативший себе выезд с обедом в качестве похода Чимин не вернулся за ним и не спросил, чего это он так завис ни с того ни с сего. Юноша только отмахнулся, выдавив из себя улыбку и заверив, что всё в порядке, и оглянулся на Тэхёна, увлечённо рассказывающего что-то сидящим рядом Хосоку и Джису. Почувствовав его взгляд, Тэхён обернулся на него, и Чонгук тут же схватил оторопевшего Чимина за предплечье и потащил подальше от главного корпуса. Ему предстояло о многом подумать, и эти карие, вечно блестящие забавой в странной смеси с мягкостью глаза не давали дышать полной грудью, не говоря уже о том, чтобы прислушаться к себе.       Честно, всё это очень сбивает с толку: смена с нахального, заигрывающего Тэхёна на заботливого и тёплого. Чонгук не знает, какая сторона парня выбивает его из колеи сильней, но то, что это делают обе, отрицать бесполезно. Как и то, что ему это, кажется, начинает нравиться.       Второй по счёту совместный поход стал вишенкой на торте его заблуждения в собственных чувствах. Словно жизнь решила продолжить добивать его без передышки, чтобы не получилось ни на мгновение всплыть на поверхность и глотнуть свежего воздуха, дабы прояснить хоть немного голову. Там уже неделю, — на самом деле, годы, — необратимым потоком мелькают мысли о Тэхёне, и Чонгук совсем не знает, что с этим делать.       Намджун решил за него, когда вчера поставил их отряды в парный поход, не дав и слова возразить. Чонгук не то чтобы собирался, но когда их с Тэхёном взгляды встретились поверх стола, сердце пропустило удар. Ему всё это очень не нравится, но остановить не получается. Может, даже и не хочется. — Нельзя было в нормальный поход нас отправить? — ворчит Чонгук, цепляясь за верёвочные поручни вдоль тропинки, проходящей по утёсу крутой скалы. Эту дорожку проложили поколения назад, но безопасностью тут и не пахнет, пока ноги так и норовят съехать по глине на самом краю тропинки, обрывающейся в пропасть. Из-за лёгкого тумана даже толком не видно её дно, и это пугает больше всего.       Чонгуку невыносимо хочется зажмуриться, пока он не доберётся до нормальной дороги, но нужно следить за детьми, поэтому он берёт себя в руки и кое-как перебирается через эту тропу, вспотевшими ладонями вцепляясь в толстую верёвку как в спасительный круг. Идущий за ним следом Тэхён не торопит, когда Чонгук замирает на особенно узких местах и медлит, прежде чем собраться с духом и проделать оставшиеся несколько шагов. Возможно, он чувствует, как младший едва не вибрирует от страха, и потому терпеливо ждёт, выставив вперёд руку на случай, если Чонгук всё-таки умудрится навернуться. — До водопада осталось ещё чуть меньше километра, таких опасных путей больше не будет, — заверяет его Тэхён, взглядом пробегаясь по прошедшим впереди них детям и проверяя, никто ли точно не провалился по дороге. Чонгук очень надеется, что водопад того стоит, потому что плещущегося в крови адреналина ему хватит на ближайшие полгода.       Его ожидания и испытание, через которое пришлось пройти, чтобы добраться до пункта назначения, оправдываются, когда через пятнадцать минут виляний по горным тропинкам они выходят к водопаду. Он раскинулся меж двух расколотых некогда невысоких скал, стекая в водоём с кристально чистой водой, на дне которого переливается красная глина. Каменистая почва под ногами замершего у входа в ущелье Чонгука усыпана мхом и илом, и тот может только оглядывать раскинувшуюся перед глазами картину с едва распахнутым ртом, пока дети уже бегут к берегу и стягивают одежду, чтобы окунуться в воду.       Руки сами тянутся за телефоном, и Чонгук фотографирует всё вокруг, начиная с бурно льющегося водопада и заканчивая усеянными деревьями верхушками ущелья. Кто-то из отрядов купается, кто-то лазает по камням и между рассыпанными ближе к входу в ущелье валунами, пока остальные вожатые краем глаза поглядывают за детьми и просят не убегать слишком далеко.       Заметив телефон у него в руках, несколько детей из его отряда просят Чонгука сфотографировать их в воде, поэтому он наконец спускается к водоёму и поспешно избавляется от кроссовок и носков, чтобы ступить в воду. Несмотря на жаркую погоду, та оказывается такой холодной, что посылает по телу дрожь, и Чонгук даже борется с желанием вернуться обратно на берег. Некоторые ребята уже успели окунуться по голову, наверняка остужаясь от напёкшего за дорогу солнца, и остаётся только удивляться, как у них ещё губы не посинели. — Осторожнее с водой, она очень холодная, — говорит ещё не успевшим намокнуть детям Чонгук, когда уходит ближе к склону ущелья и находит место на скрытом теньком большом камне, с которого свешивает ноги в воду. Миён оставляет вместе с ним свои вещи и задирает сарафан, перепрыгивая по нагретым солнцем камням к берегу, чтобы попробовать на себе, но даже не морщится, когда входит в реку по колено.       Дети из отряда постарше включают музыку во взятой кем-то колонке, продолжая резвиться в воде и играть в прятки выше по тропинке. Чонгук следит за тем, чтобы никто не убежал слишком далеко, покачивая головой в такт играющей знакомой ему песни, и когда убеждается, что дети и правда не собираются исследовать отдалённые части ущелья, достаёт из рюкзака блокнот и карандаш.       Переполненные скетчами страницы мелькают просачивающимися на них солнечными зайчиками, когда Чонгук открывает новый чистый разворот и оглядывается. Удаляющееся вперёд ущелье кажется самым завораживающим из всего, что окружает их сейчас, и его рука уже нависает над бумагой, чтобы нанести первые штрихи, когда до слуха доносится заливистый смех и визги.       Чонгук поворачивает голову, отрываясь от страниц блокнота, и смотрит на кричащую девочку из своего отряда, оказавшуюся закинутой на плечо стоящего в воде по колено Тэхёна. Кажется, она хотела обрызгать вожатого, но провалилась в этой миссии и сейчас рискует искупаться.       Девочка смеётся, колотя ладошками по широкой спине, когда Тэхён крутится на месте и угрожает сбросить её в реку. Стоящие рядом дети только поддерживают эту идею, хором крича окунуть свою подругу, но Чонгук не может оторвать взгляда от широкой улыбки смеющегося Тэхёна и того, как светятся его глаза, когда парень, сжалившись, всё-таки опускает свою жертву на ноги.       Пальцы крепче сжимают карандаш, и Чонгук утыкается в блокнот до того, как вожатый может поймать его взгляд. Ущелье ускользает из сознания, сменяясь кажущимися ещё пухлее от улыбки щеками и блестящими, подёрнутыми солнечными бликами глазами. Пододвигаясь ближе к краю утёса за его спиной, Чонгук задирает колени к груди, на которых складывает блокнот, и принимается рисовать.

***

— Мне страшно идти обратно, — дрожащим голосом бормочет вцепившаяся в его руку Сонхи, когда Чонгук запускает детей на узкую тропинку вдоль пропасти. Весь отряд впереди уверенно держится за верёвку, идя один за другим, и Чонгук поворачивается к замершей в оцепенении девочке и садится перед ней на корточки. — Мне тоже, — признаётся он, накрывая руки Сонхи и ободряюще сжимая. Его и самого от одной мысли об этом крутом пути пробирает тревога, но ребёнка нужно успокоить, как бы страшно Чонгуку не было. — Давай бояться вместе? — Мы тебя подстрахуем, — заверяет с ободряющей улыбкой стоящий рядом Тэхён, как в прошлый раз идущий в самом конце.       Сонхи переглядывается между ними боязливо и сжимает руки Чонгука в маленьких своих, прежде чем поджать губки и кивнуть. Оглядываясь на остальных, Чонгук замечает, что последний ребёнок уже скрылся за склоном, так что им нужно поторапливаться. Беря девочку за руку, он подводит её к началу тропы и ждёт, пока она крепко возьмётся за верёвку. Тэхён следует за ними, ободряюще улыбаясь Сонхи, когда та в последний раз смотрит на них в поисках поддержки до того, как ступить на тропинку вслед за Чонгуком.       Несмотря на рассеявшийся к полудню утренний туман, смотреть вниз не хочется совсем, потому что Чонгук уверен, что потеряет равновесие. Этого допустить совсем нельзя, когда сзади него маленькими шажками идёт Сонхи, полагающаяся на него в уверенности. Поэтому, он крепко цепляется за верёвку и держится подальше от края на узкой тропе, мечтая поскорее оказаться по ту сторону, где их дожидаются остальные.       Дорога обратно пролетает незаметнее, чем туда, и вскоре за поворотом пёстрыми пятнами мелькают ждущие их дети. Возможно, дело в напускной уверенности, которую Чонгук излучает в стремлении успокоить Сонхи. Они как раз доходят до самого конца тропинки, и его рука отпускает верёвку, когда Чонгук делает последний шаг, как сзади раздаётся крик.       Сердце уходит в пятки, и он действует до того, как успевает обдумать происходящее. Оборачиваясь, Чонгук вытягивает руку и чудом ловит за футболку слишком рано отпустившую верёвку Сонхи, кажется, последовавшую его примеру, когда девочка едва не съезжает по глинистой почве в пропасть, задевая торчащую из утёса ветку рукой до болезненного вскрика.       Его ногу пробирает оглушительная вспышка боли, когда в порыве за девочкой он оступается, но Чонгук не обращает внимание ни на что, даже на крики остальных детей, и рывком тянет Сонхи на себя в то же мгновение, когда Тэхён подхватывает их обоих и толкает всем весом туда, где тропа расширяется и встречается с мысом.       Чонгук приземляется на спину, прижимая к себе девочку, когда они оказываются на твёрдой почве подальше от края утёса. Кровь бешено шумит в ушах, щиколотка пульсирует, но он первым делом оглядывает всхлипнувшую Сонхи. Предплечье девочки всё в крови от содравшей кожу сухой ветви, и подоспевшие к ним девушки-вожатые уже достают воду, чтобы промыть рану.       Приподнимаясь в сидячее положение, Чонгук позволяет Сонхи вцепиться в его руку, чтобы побороть боль, когда Джису выуживает из сумки что-то очень похожее на бинт и перекись. Место поражения кожи небольшое, размером с детский палец, но сильно кровоточит. Вожатая всё равно поспешно разворачивает марлю, пока столпившиеся вокруг дети смотрят на всё это перепуганными, поражёнными глазами. — Удерживай её руку, — просит твёрдым голосом Джису, накладывая поверх раны марлевую салфетку, из-за чего Сонхи вскрикивает и жмурится, пряча лицо на груди Чонгука. Тот помогает туго завязать бинт, чтобы остановить кровотечение, параллельно успокаивая тихо плачущую в его плечо девочку.       Опустившаяся на колени рядом Миён помогает ему отмыть покрытые кровью руки, и только когда предплечье Сонхи оказывается туго перевязано, Чонгук обращает внимание на свою ногу. Лодыжка болезненно набухла, словно пульсируя изнутри, и когда он пробует перенести на неё вес, то тело прошивает вспышка такой боли, что он едва сдерживает крик, выдыхая сквозь стиснутые зубы. — Ты как?       Оказавшийся рядом Тэхён осматривает его щиколотку и подстраховывает, когда Чонгук предпринимает вторую попытку подняться. — Кажется, ногу подвернул, — шипит тот, цепляясь за крепкое плечо, когда Тэхён помогает ему наконец встать с земли. Малейшее напряжение в лодыжке отдаётся пульсацией по всей ноге, поэтому он переносит весь вес на левую, опираясь на крепко держащего его Тэхёна.       Стоящие вокруг дети взволнованно шепчутся и с сочувствием поглядывают на тихо всхлипывающую Сонхи, здоровой рукой вытирающую слёзы. Миён и Джису успокаивают её, уверяя, что рана вот-вот перестанет кровоточить и она совсем не глубокая, так что всё будет хорошо. — Что нам теперь делать? — тихо спрашивает кто-то из детей из отряда постарше, встревоженно переглядываясь между вожатыми. Один из них явно не в состоянии идти обратно пешком, а Сонхи двух слов связать не может, смотря на пропитывающий повязку алый и икая из-за слёз испуга.       Чонгук оборачивается к Миён, совсем не зная, что ответить — боль в лодыжке не даёт мыслить здраво. Та переглядывается с Джису и, поджав губы, поворачивается к детям. — Мы вернёмся в лагерь и попросим кого-то забрать Чонгука на машине, — предлагает девушка, смотря на со-вожатого за поддержкой идеи.       Связь здесь не ловит в радиусе нескольких километров, поэтому вызвать подмогу по телефону не получится. С помощью у него получится добраться до ближайшего магазина, что расположен у самого подножья гор, а там можно будет подождать машину. Это кажется самым лучшим, да и единственным вариантом, учитывая его травму. — Я останусь с ним, — говорит Тэхён Джису, когда та начинает распределять закопошившихся, но всё ещё взволнованных детей обоих отрядов по парам, чтобы продолжить путь обратно в лагерь. — Вы справитесь без нас?       До того, как Чонгук может даже открыть рот, чтобы возразить, девушка утвердительно кивает. — Конечно. Медсестра сегодня не в лагере, так что мы пошлём и за ней, — говорит Джису и, оглядев вставших в пары детей и пересчитав тридцать четыре макушки, оборачивается в поисках последнего ребёнка. — Я хочу остаться с ними, — тихо говорит отбившаяся от остальных Сонхи, подходя к Чонгуку и цепляясь за его футболку. Тот переводит на девочку поражённый взгляд, накрывая её здоровое плечо, но та только жмётся ближе, словно думает, что её вот-вот оттолкнут. — Пожалуйста. — Хорошо, — слышит свой голос Чонгук, обегая девочку взглядом, прежде чем повернуться к вожатой. — Если медсестры нет в лагере, то не за чем тащить Сонхи туда сейчас. Её могут забрать вместе с нами.       Джису переводит полный сомнения взгляд с Сонхи на Чонгука, но те вцепились друг в друга так крепко, что вожатая только поджимает губы и, взглянув украдкой на кивнувшего ей в согласии с этой идеей Тэхёна, соглашается. — Можешь идти? — спрашивает у Чонгука вожатый, держа его за талию, когда он пробует перенести вес на правую ногу и тут же болезненно морщится, но всё равно кивает. — До магазина доберусь как-нибудь.       Даже сам Чонгук в это не верит, но других вариантов у них нет. Девушки-вожатые уже выстроили всех детей и, оглянувшись на них обеспокоенно, ведут отряд в сторону лагеря.       Тэхён обегает его сомневающимся взглядом, задерживаясь на опухшей ещё больше лодыжке, и качает головой. — Нет, так не пойдёт, — он осторожно отпускает Чонгука, стоящего на одной ноге, и поправляет свою одежду, прежде чем нагнуться. — Залезай.       Оторопевший Чонгук на это может только рот разинуть, даже забывая про всё ещё ноющую несмотря на отсутствие нагрузки лодыжку, пока Сонхи не дёргает его за край футболки. Тэхён тоже оборачивается через плечо, выжидающе смотря на него, и Чонгуку не остаётся ничего, кроме как согласиться.       Руки парня подхватывают его под коленями, когда он кое-как залезает на спину Тэхёна и цепляется за широкие плечи, чтобы ненароком не упасть назад. Тэхён выпрямляется, перехватывая его покрепче, и даже ведь не кряхтит, хотя сам Чонгук забрался на него со с трудом подавляемым пыхтением, стараясь не задеть больную ногу.       Два отряда с девушками уже ушли вперёд, и они наконец двигаются вслед за остальными. Чонгук спустя долгое мгновение раздумья опускает голову на плечо Тэхёна, прижимаясь щекой к оголённой воротником футболки горячей коже, и смотрит на то, как Сонхи пристраивается рядом так, чтобы не задеть ненароком его ногу.       Спуск со скалы не такой крутой, чтобы слишком напрягать ноги, но ему всё равно неловко перед Тэхёном, несущим на себе не только самого Чонгука, но и оба их рюкзака. Парень даже не возмущается, только дышит чуть глубже, наверняка устав тащить на своей спине шестьдесят с хвостиком килограмм, и от этого становится ещё более стыдно.       Чонгук закрывает глаза, стараясь не обращать внимания на время от времени простреливающую едва болтающуюся ногу боль, и крепче обвивает шею Тэхёна, краем уха слушая, как вожатый болтает со что-то рассказывающей ему Сонхи. Настроение у девочки заметно улучшилось, и ни следа от слёз не осталось на её лице. Она чуть ли не вприпрыжку спускается вместе с ними по горе, лишь время от времени опуская взгляд на свою перебинтованную руку, где белую марлю пропитала ещё недавно сочившаяся из раны кровь.       Остаётся надеяться, что медсестра не отправит Сонхи в травмпункт на операцию, потому что потом девочка навряд ли вернётся в лагерь. Чонгук не знает, что именно делают в случае содранной кожи, но то, что это не простая ссадина, понял сразу.       Когда они наконец добираются до магазина у подножья горы, Тэхён аккуратно опускает его на стоящий под навесом стул и кладёт рядом их вещи, прежде чем сесть перед Чонгуком на корточки и осмотреть его ногу. Джису тоже подоспевает к ним и отдаёт остатки бинта, чтобы Чонгуку зафиксировали лодыжку до похода в медпункт.       Продавщица магазина, увидев перебинтованную руку Сонхи и опухшую щиколотку Чонгука, охает и скрывается в задних комнатах, что-то бормоча себе под нос. Когда остальные дети и вожатые всё-таки уходят, обещав по возвращению сразу же отправить за ними машину, продавщица появляется на пороге с пакетом льда и холодным чаем, а там пропихивает ещё конфеты, от которых Чонгук тщетно пытается отказаться. На предложение денег женщина только отмахивается едва не оскорблённо и заверяет, что они могут позвать её в случае чего, пока ждут машину из лагеря. — Здесь тоже не ловит, — недовольно бормочет Тэхён, поднимая телефон над головой в попытке поймать хоть одну полоску сети. Чонгук приложил лёд к ноге, кожа которой успела опухнуть ещё сильней, и жмурится от малейшего движения, приносящего дискомфорт. — Джису сказала, что нужно зафиксировать ногу, — он берёт в руки рулон бинта и прикидывает, на сколько оборотов хватит марли.       Убирая телефон в карман, Тэхён возвращается под навес и пододвигает стул перед ним, похлопывая по своему колену, чтобы Чонгук положил туда ногу. Тот хмурится, не уверенный, что это хорошая идея, и Тэхён хлопает по колену сильней, поднимая бровь. — Чонгук, я, может, и не врач, но знаю, что делаю. Я подворачивал ноги на тренировках раньше и умею оказывать первую помощь. Без перевязки может стать хуже.       Твёрдость его голоса в сочетании с продолжающей набухать лодыжкой не оставляет выбора. Чонгук всё-таки идёт навстречу и осторожно приподнимает ногу, которую Тэхён перехватывает выше по икре и опускает на своё бедро.       Сидящая рядом и жующая конфеты Сонхи пододвигается ближе и протягивает Чонгуку свою целую руку, пока Тэхён берёт у него бинт и отматывает немного, чтобы приступить к перевязке. — Держись за меня, — предлагает девочка, улыбаясь. Пусть Чонгук и боится, что случайно может пережать её хрупкое предплечье, он соглашается, обвивая едва подрагивающими от волнения пальцами тонкое запястье.       Сосредоточенный Тэхён поглядывает на него на протяжении всей перевязки, пока Чонгук едва подавляет шипение от малейших касаний воспалённой щиколотки, вокруг которой старший туго закрепляет бинт. Выругаться хочется неимоверно, но перед Сонхи он себя сдерживает. Марля стискивает опухшую лодыжку, наконец фиксируя стопу, и Чонгук откидывает голову на спинку пластмассового стула и облегчённо вздыхает, когда Тэхён отпускает его лодыжку и поглаживает кожу над тугой марлей. — Вот и всё.       Он оставляет ногу Чонгука на своём бедре, боясь лишний раз причинить боль, а тот и не спешит её убирать, обмякая в кресле и смаргивая подступившие к глазам от граничащей с невыносимой боли слёзы. — Ты хорошо справился, — подбадривает его Сонхи, сжимая его руку в своей, и протягивает Чонгуку конфету, когда тот наконец поднимает голову и измученно улыбается ей.       Он едва вздрагивает от внезапного холода, когда Тэхён прикладывает пакет с уже успевшим подтаять льдом поверх бинта, не переставая поглаживать здоровую часть ноги, чтобы отвлечь от боли. Чонгук откровенно наслаждается этим несмотря на лёгкую пульсацию в лодыжке и даже не возражает касанию, отправляя в рот конфету и запивая холодным чаем.       Время показывает за час дня, пока солнце за навесом напекает верхушки обрамляющих магазин деревьев. Проходящая мимо в ближайший город дорога пустует, и Чонгук невольно задумывается о том, как этот магазинчик вообще остаётся на плаву. Благодаря радушной продавщице, наверное.       Их отряды вернутся в лагерь только к двум, если дорога сюда заняла чуть больше часа. Учитывая поездку за медсестрой в находящуюся на другом конце округа больницу, приедут за ними только к пяти-шести. Благо, скучать им не придётся, так как продавщица возвращается с завёрнутым в пакет пультом и включает подвешенный под крышей веранды телевизор, который Чонгук сначала даже не заметил.       Сонхи просит включить какой-нибудь фильм, набирая в руки гору конфет, за которые всё ещё чуточку неловко. Тэхён и Чонгук всё-таки умудрились вручить женщине свёрнутые купюры, пока Сонхи увлечённо смотрела какой-то новый ромком по телевизору, только спустя пару минут продавщица вернулась ещё и с горячими булочками и лимонадом. Ну и что тут поделаешь?       За просмотром фильма и обсуждением сюжета незаметно пролетает полтора часа, о прохождении которых свидетельствуют только пустая бутылка лимонада и пакеты из-под еды. Нога уже почти не болит, если ею не двигать, и Чонгук просто надеется, что за ними приедут как можно скорее. Он не сомневается в перевязке Тэхёна, просто хотелось бы услышать мнение человека с медицинским образованием и по поводу своей травмы, и по поводу Сонхи.       Думать о том, что растяжение теперь встанет на пути дальнейших походов и любых развлечений, подразумевающих что-либо, кроме лежания в кровати, очень не хочется, но эти мысли лезут в голову сами собой. Чонгук не хочет расстраиваться преждевременно, пока не услышит диагноз и методы профилактики, но и так очевидно, что в ближайшие несколько дней территорию лагеря он покидать точно не будет. От одного осознания становится очень грустно.       Не хотел Чонгук ни дня этого лета провести, прикованный к постели. Пусть выздоровление и не займёт всю смену, но всё равно чёрной кляксой останется в воспоминаниях, препятствуя походам и веселью. От одной мысли о том, что в ближайшее время Чонгук вряд ли сможет поставить своему отряду танец, настроение падает моментально.       Однако замкнуться в этом негативе не выходит, потому что Тэхён продолжает высмеивать картонных главных героев и крайне неловкие моменты фильма, перетягивая внимание с удручающих мыслей на себя. На лицо просится улыбка каждый раз, когда Сонхи и вожатый передразнивают кринжовые фразы с экрана, не позволяя настроению удерживаться ниже плинтуса.       После окончания фильма Тэхён собирает мусор и хочет выкинуть его, но для этого ему придётся убрать ногу Чонгука. Парень колеблется, бегая взглядом с младшего на его покоящуюся на бедре Тэхёна ногу, и сам Чонгук невольно задерживает дыхание, но продавщица вновь появляется в дверях в то же мгновение и сама забирает у них бутылки лимонада и обёртки от конфет.       Несмотря на продолжающее сиять в небе солнце, время близится к вечеру. Несколько машин всё-таки останавливаются у магазинчика, чтобы купить воды или чего-то перекусить, и некоторые даже заговаривают с вожатыми и Сонхи, спрашивая, что случилось. Так и проходят оставшиеся часы в оглядке на время, всё ещё не ловящие сеть телефоны и каждую проезжающую мимо машину в надежде, что это приехали за ними.       Не желая дёргать продавщицу, Чонгук тянется за своим лежащим на столе рюкзаком и подцепляет лямку, чтобы достать воды, но дёргает слишком сильно и всё содержимое вываливается на землю. Сонхи тут же подскакивает и помогает собрать то, до чего Чонгук не может дотянуться со стула. Её глаза загораются, когда она натыкается на выпавший из рюкзака блокнот. — Можно посмотреть? — просит девочка, смотря с такой надеждой, что Чонгук может только похлопать по стулу рядом и взять у неё из рук блокнот, чтобы перелистывать страницы.       Тэхён тоже наклоняется к ним, чтобы взглянуть на рисунки и наброски, каждый из которых Чонгук поясняет в ответ на расспросы Сонхи и иногда — другого вожатого. Блокнот небольшой, страниц так девяносто, и из них до приезда в лагерь было заполнено чуть больше половины. Сейчас же набросками пополнились ещё полдюжины, и Чонгук совсем забывает про рисунок на самой последней, что появился в блокноте сегодня, показывая несколько скетчей, сделанных уже в лагере. — Это наше озеро, — он показывает на рисунок гелевой ручкой, улыбаясь, когда Сонхи восхищается прорисованностью деталей и сходством рисунка с реальностью.       Чонгук украдкой бросает взгляд на тоже рассматривающего озеро Тэхёна, кусая губы и вспоминая вчерашние слова Намджуна про холст и краски. Он не знает, как поднять это и поблагодарить Тэхёна за подарок, про который тот даже не заикнулся, но его внимание привлекает рука Сонхи, потянувшаяся перевернуть последнюю заполненную страницу, на которой сегодня возник не пейзаж, а портрет.       Блокнот с хлопком закрывается в его руках, и три пары глаз поражённо смотрят на обложку, пока Чонгук не запихивает улики обратно в рюкзак, говоря, что на этом пока всё и больше он не рисовал. Верят ему или нет, не столь важно, как его странная, резкая реакция, от которой Чонгук уходит, беря в руки пульт и переключая каналы, чтобы найти новый фильм.       Сонхи останавливает его на каком-то боевике, который ей точно нельзя смотреть из-за возраста, но в итоге фильм с увлечением смотрят все трое, погружаясь в сюжет настолько, что даже не замечают подъехавшей ближе к шести к магазину машины. Только вылезший с переднего сиденья директор лагеря наконец привлекает внимание, окликая их. — Как вы вообще так умудрились? — спрашивает Сокджин, мужчина не сильно старше их самих, что достаточно удивляет. Чонгуку казалось, что владельцу детского лагеря должно быть не меньше лет сорока так точно, но Сокджин едва выглядит на свои двадцать восемь. — Там ужасная тропинка, — цокает Тэхён, помогая Чонгуку подняться со стула и морщась сочувственно, когда тот болезненно охает. — Никогда не отправляйте туда больше отряды, а то закончится ещё хуже этого.       Сокджин что-то бормочет про то, что наберёт своему знакомому сверху насчёт мер безопасности туристического места, и расспрашивает Сонхи о самочувствии и настроении. Чонгук и Тэхён пока прощаются с продавщицей, давшей им в дорогу ещё конфет несмотря на возражения, и кое-как добираются до машины. Поскольку девочка ещё слишком мала, чтобы ездить на переднем сиденье, Тэхён садится вперёд, в то время как Чонгук и Сонхи залезают на заднее так, чтобы вожатый мог вытянуть ногу и не задеть ею ничего во время дороги. Асфальт тут не самого высокого качества, поэтому трясти будет знатно.       Когда они добираются до лагеря, подпевая играющим из магнитолы песням и непринуждённо болтая с директором лагеря несмотря на то, что он их непосредственный начальник, начинает вечереть. Сокджин заезжает на территорию лагеря, когда охранник, завидев знакомую машину, распахивает для них ворота, но останавливается, не доезжая до медпункта из-за неудобного подъезда. Тот, как назло, расположен на самом краю лагеря, и топать до него придётся ногами.       Не успевает Чонгук высунуть даже голову из машины, как рядом оказываются взволнованные друзья. — Господи Боже, ты бы знал, как мы все перепугались, — восклицает Чимин, осматривая Чонгука и заодно Тэхёна, так, на всякий случай. — Возвращаемся значит с выезда, ищем вас, а тут Миён с новостями, что ты ногу повредил, когда спас своего ребёнка от падения.       Чонгук поджимает губы и оборачивается на Сонхи, топчущуюся рядом в ожидании, когда они наконец отправятся в медпункт. Ей определённо нужно как можно скорее сменить повязку, а Чонгуку — наложить полноценную шину. — Давай поговорим вечером, хорошо? — ему неловко отмахиваться от друзей, когда те так волновались за них и не знали, что с ними и как выйти на связь, но это правда не может ждать. — Нам надо в медпункт. — Конечно, идите. Мы вас подождём, — заверяет его Юнги и, приобнимая Чимина, обнадеживающе улыбается.       Тэхён протягивает ему руку, когда Чонгук наконец поднимается с заднего сиденья и тут же до побеления костяшек цепляется за плечо старшего, чтобы не навернуться. Тот хмурится, оглядывая его ногу. — Может, тебя опять донести?       Опуская взгляд, Чонгук дёргано качает головой. Хватит с него этих носилок, особенно по территории лагеря у всех на глазах. Каким приятным вариантом это бы ни казалось, обнять Тэхёна за шею и позволить отнести себя до медпункта без лишних забот, он не уверен, что выдержит это снова. — Сам дойду, — бормочет он, но за Тэхёна крепче цепляется, поднимая на него неуверенный взгляд. — Просто... поможешь?       Старший только кивает и подхватывает его под рёбра со стороны больной ноги, а свободной приобнимает Сонхи за плечи, чтобы повести их обоих в медпункт.       Медсестра, девушка не сильно старше их самих, встречает их у двери и сразу наклоняется к девочке, осматривая повязку, прежде чем провести всех троих внутрь. Чонгук не без помощи опускается на кушетку у рабочего стола медсестры и свешивает обе ноги с края, ослабляя туго завязанные шнурки на втором кроссовке.       Возвращаясь из задних комнат в медицинских перчатках с небольшим контейнером, девушка садится рядом с залезшей поближе к Чонгуку Сонхи и просит протянуть ей раненую руку. — Совсем ничего страшного, — заверяет медсестра, осматривая поражённую, содранную кожу, пока Сонхи жмурится и отворачивается к Чонгуку, цепляясь за него в поисках поддержки. Тот прижимает голову девочки к себе и заглядывает туда, где медсестра обрабатывает рану, ёжась, когда видит, как девушка накрывает её марлевой тряпочкой. Благо, в рану благодаря первичному обеззараживанию и повязке не успела попасть инфекция, значительно всё упрощая. — Сейчас мы просто перевяжем твою руку, и всё. Никаких больниц и врачей.       Тэхён стоит рядом с кушеткой и кусает костяшки, наблюдая за процессом перевязки. Мнение человека с медицинским образованием успокаивает волнение за девочку, но при взгляде на её поджатые, дрожащие губы и повреждённую руку сердце всё равно сочувственно сжимается в груди.       Закрепляя свежий бинт на предплечье Сонхи, медсестра садится за свой рабочий стол и достаёт из него большую тетрадь с кучей закладок и вложенных бумажек. Перед поездкой у детей обычно собирают копии медицинских карт, которые и хранятся в медпункте на протяжении всей смены. Перелистывая страницы и находя нужную, медсестра заносит туда диагноз перед тем, как повернуться к вожатым. — Каждый вечер в течение десяти дней надо будет делать перевязку. Поскольку я тут через день и приезжать чаще не могу, то кому-то надо будет делать это за меня, — она переводит взгляд с Тэхёна на Чонгука, кивая на убранные в мусорку старые бинты. — Тот, кто оказал первую помощь, справился хорошо.       Тэхён заверяет медсестру, что попросит свою напарницу выделить на это время на ближайшие полторы недели, раз у неё это правда так хорошо получилось. Зная Джису, она будет только рада помочь с перевязкой. Девушка на это кивает и, взглянув на ногу Чонгука, опять уходит в задние комнаты за материалами для шины.       Отстранившаяся от него Сонхи оглядывает свежий бинт, на котором уже не мелькает крови, и проводит по марле кончиками пальцев, поджав губы. — Твоя мама будет ругаться, что ты поранилась?       Чонгук сжимает её руку в своей, заглядывая в лицо девочки, когда та опускает голову, словно сжимаясь в себе. — Я на лето у бабушки живу, она точно волноваться будет… — Сонхи замолкает, наконец опуская руку и взволнованно заламывая вдруг задрожавшие пальцы. — А мама говорит, что боль надо терпеть.       Что-то неприятно сжимается в груди от тихого шёпота. Чонгук переводит оторопевший взгляд на столь же поражённого, замершего Тэхёна, не зная, что и ответить. От одной мысли о том, что скрывается за этими словами, сердце обрывается в груди.       Тэхён берёт себя в руки, прежде чем Сонхи может заметить их странную реакцию и разволноваться ещё сильней, и садится с другого края кушетки, пытаясь поймать её потупленный взгляд. — Когда закончится смена, твоя рука полностью заживёт. Если ты не хочешь, чтобы бабушка переживала, можно ей и не рассказывать, — предлагает он, ободряюще улыбаясь сквозь силу, когда замечает влажный блеск в детских глазах. — А боль терпеть нельзя. Её нужно лечить.       Сонхи на это только тихонько хлюпает носом, перебирая пальцами завязки бинта, и едва вздрагивает, когда Чонгук приобнимает её, утыкаясь носом в заплетённые волосы и крепко зажмуриваясь. Последнее, что ему нужно сейчас, это подступающий к горлу комок волнения, неверия и злости. Маленькие, невинные дети не должны знать, что такое боль и почему её нужно терпеть, от собственных родителей, которые должны оберегать, поддерживать и защищать их, а не... — Можете отвести девочку в домик, — говорит вернувшаяся в приёмную медсестра и протягивает Тэхёну копию своего ключа от медпункта. — Я оставила всё необходимое для перевязки на столе, так что просто передайте это вашей напарнице.       Забирая ключ, Тэхён оглядывается на всё ещё немного зажатую Сонхи, но её глаза больше не блестят. Девочка берёт его за руку и слезает с кушетки, чтобы вернуться к своему отряду. Чонгук не заметил Миён по возвращении в лагерь, но они наверняка сейчас где-то в главном корпусе.       Медсестра пока опускается на кушетку рядом с ним и просит поднять туда же повреждённую ногу, и когда Чонгук слушается, то оборачивается на подошедшего к двери Тэхёна. Хочется попросить его остаться на время перевязки в качестве моральной поддержки, но Чонгук сдерживается и крепче цепляется за край кушетки, готовясь к неминуемой боли.       У Тэхёна есть свои дела и заботы. Он и так потратил полдня, оставшись с Чонгуком посреди глуши, перевязав ему ногу и непрерывно развлекав на протяжении нескольких часов. К тому же, не один раз буквально тащил его на себе. Чонгук не будет наглеть и как несамостоятельное малое дитя просить подержать себя за руку во время перевязки, отнимая ещё больше его времени.       Он ещё ни разу в жизни не подворачивал лодыжку, но ему однажды накладывали шину, когда Чонгук повредил палец ещё в старшей школе. Руку, однако, фиксировать было не так больно, и шина тогда была значительно меньше. Медсестра разговаривает с ним о погоде и своей работе в больнице, чтобы отвлечь от боли, когда натягивает специальную защитную повязку вокруг голеностопа, фиксируя застёжки так, чтобы сильно не пережать лодыжку и стопу.       Девушка даже предлагает ему обезболивающее, когда замечает, как он шипит и вздрагивает от малейшего движения, закусывая щёку едва не до металлического привкуса во рту. Чонгук облегчённо опускает больную ногу с кушетки и вежливо отказывается, потому что не хочет лишний раз употреблять сильные лекарства без критичной надобности. Боль вполне терпимая теперь, когда нога зафиксирована, так что он переживёт как-нибудь. — Через недели так три будет как новая, — говорит ему медсестра, наказав пока не снимать повязку и заглянуть в медпункт через два дня, чтобы обговорить дальнейшую профилактику и упражнения, которые Чонгук должен будет делать в течение месяца для восстановления мышечной ткани.       Несмотря на его возражения, медсестра всё-таки решает выдать ему таблетку обезбола на всякий случай, поскольку не сможет вновь осмотреть травму и помочь до послезавтра. Она как раз поднимается и в третий по счёту раз исчезает за дверью, когда колокольчик над входом в медпункт оповещает о возвращении Тэхёна.       Только потянувшийся завязать шнурки кроссовка на здоровой ноге Чонгук чуть не теряет равновесие от неожиданности, когда Тэхён опускается рядом и помогает ему завязать шнурок. Руки Чонгука едва дрожат, пока он не сцепляет пальцы в замок, смущённо глядя на то, как Тэхён осматривает его надёжно закреплённую лодыжку и кивает словно самому себе.       Весь день парень так трясся над ним, что это немного сбивает с толку, но Чонгук не может отрицать того, что с Тэхёном ему намного спокойнее. Он даже о боли почти не думал, как и о последствиях травмы, потому что Тэхён не давал ему замкнуться в себе, всячески отвлекая от больной ноги. Это правда помогло, даже само его присутствие, желание остаться вместе с Чонгуком, а не вернуться с остальными в лагерь и как ни в чём не бывало провести остаток дня. Чонгук не знает, как бы пережил сегодняшний день совершенно один.       Даже сейчас, пока Тэхён осторожно касается его ноги и помогает справиться с обувью, он чувствует себя спокойнее, чем когда остался в медпункте один. — Тэхён-а, ты же ужин пропустишь, — шепчет Чонгук, бросая взволнованный взгляд на висящие на стене часы. Время уже перевалило за семь вечера, пока они тут возились. Надо же, весь день пролетел как в тумане. То, что Тэхён ради него пропустил обед, тихий час и вот-вот упустит вечернюю программу, кажется, совсем не переживая об этом, обескураживает. — Да ничего. Попрошу потом у Джию чего-нибудь на кухне, — отмахивается парень и помогает ему подняться, забирая и второй чонгуков кроссовок, оставленный на полу.       Цепляясь едва вспотевшими ладонями за Тэхёна, Чонгук забирает у вернувшейся медсестры таблетку и убирает в карман шортов, благодаря за помощь. Девушка лишь улыбается и забирает свои наспех собранные вещи, прежде чем вместе с ними покинуть медпункт и закрыть его на ключ.       Не успевает Чонгук сделать и шагу, как на них буквально со всех сторон налетают дети из его отряда. Миён стоит чуть поодаль, недовольно оглядывая галдящих ребят, весь вечер дожидавшихся своего вожатого, уже прославившегося героем на весь лагерь. Чонгук не считает себя героем. Без Тэхёна и он, и Сонхи непременно сорвались бы в пропасть, но взволнованно расспрашивающие его о самочувствии и тараторящие о том, чем они без него занимались дети не дают и слова сказать, пока Тэхён не прерывает перегружающий измотанный сегодняшними событиями организм галдёж. — Чонгуку сейчас нужно отдохнуть, он никуда от вас не денется, — отчитывает он перевозбуждённых детей, и Миён согласно кивает, разгоняя образовавшуюся вокруг двух парней толпу и подпихивая их в сторону главного корпуса, где вот-вот начнётся дискотека.       Чонгук только едва вымотано улыбается всё ещё обеспокоенно смотрящей на него малышне. — Я правда в порядке. Идите развлекайтесь.       Миён всё-таки удаётся увести унявшийся пока отряд на дискотеку, музыка которой доносится до этого конца лагеря. Даже до соседней деревни, наверное, долетает. Бедные её жители...       По дороге в домик Тэхён с Чонгуком натыкаются на, кажется, дожидавшегося их у веранды Чимина. Кое-как забираясь по ступенькам несмотря на предложение Тэхёна вновь перенести его, Чонгук влетает в крепкие объятия бросившегося к нему лучшего друга, прежде чем тот начинает осматривать его больную ногу. — Как ты себя чувствуешь? Всё хорошо? — старший помогает ему перепрыгнуть через порог и добраться до долгожданной кровати, на которой Чонгук разваливается с тяжёлым вздохом, закрывая глаза. — Жить буду, — устало бормочет он, протирая лицо и наклоняясь к прикроватной тумбочке, чтобы оставить там обезболивающее и взять бутылку воды. Живот урчит, напоминая о том, что там ничего не было с трёх дня, а ужин Чонгук благополучно пропустил, только вот идти в столовую и выпрашивать остатки желания нет совсем.       Остановившийся в дверях Тэхён долгое мгновение смотрит на него и, когда Чонгук оглядывается и встречает его взгляд, поворачивается к Чимину. — Нас Намджун позвал к главному корпусу, — он кивает на выход, и Пак поднимается с кровати Чонгука, похлопав его по плечу и улыбнувшись. — Ты тут пока побудешь? Тебя сейчас никто не будет дёргать.       Чонгук тихо фыркает. — Нет, блять, на марафон отправлюсь.       Чимин зависает на мгновение, явно догоняя, пока Тэхён не сдерживает смеха, переглядываясь с расплывшимся в ухмылке Чонгуком. — Да тут я буду, тут. Куда ж я денусь? — Придурок. Тебе повезло, что я инвалидов не бью, — фыркает Чимин и едва успевает увернуться от тут же прилетевшего в него кроссовка. То, что Чонгук, кажется, не сильно расстроен травмой и может даже отшучиваться по этому поводу, как рукой снимает съедавшее весь день изнутри волнение. По крайней мере, так кажется со стороны. Чонгук на самом деле очень расстроен всем этим, но быть обузой и своей травмой беспокоить и портить всем остальным настроение не хочет.       За Тэхёном и Чимином наконец закрывается дверь после того, как последний приоткрывает форточку, пропуская в комнату свежий вечерний воздух, и грозит Чонгуку пальцем не подниматься с кровати. Тот на это только добродушно закатывает глаза и поудобнее устраивается на матраце, подкладывая под спину подушку и наконец доставая телефон.       По всей территории лагеря ловит сеть, так что ему удаётся ответить на пришедшие ещё днём сообщения родителей, которые пишут по крайней мере раз в день. Чонгук рассказывает о травме и на их мгновенное беспокойство заверяет, что всё в порядке и это ничего серьёзного, так как не хочет лишний раз волновать их, но и совсем скрывать случившееся не видит смысла. У него с обоими родителями прекрасные отношения, особенно теперь, когда он живёт отдельно, и единственный большой секрет между ними это разве что его ориентация. Этот скелет Чонгук готов держать в шкафу до конца, как бы он маму и папу не любил.       Улыбка, прокравшаяся на лицо во время переписки с родителями, блекнет, когда он невольно вспоминает о словах Сонхи в медпункте. Конечно, это всё догадки и девочка не сказала ничего прямо, но то, как дрожал её тихий голос и как блестели глаза, наталкивает только на одно. Чонгук ни за что бы не подумал, что вечно весёлая и озорная Сонхи может терпеть боль в родном доме, но судить по обложке неразумно, ведь она зачастую обманывает. Тэхён — тому доказательство.       Вся забота, которую старший проявлял к нему на протяжении дня, чертовски смущает, пусть Чонгук на его месте наверняка поступил бы так же. Просто когда это обращено на него, он не совсем понимает, как себя вести, особенно с этими успокаивающими словами Тэхёна, его безропотной помощью и стремлением устранить всё, что может доставить ему дискомфорт. Если достаточно сосредоточиться, то Чонгук всё ещё может почувствовать фантомные поглаживания своей ноги, и это смущает ещё сильней.       Отбрасывая телефон, он утыкается лицом в подушку и крепко зажмуривается, закусывая нижнюю губу, чтобы сдержать отчего-то рвущуюся на лицо улыбку. К счастью, его сейчас никто таким не видит. Чонгук и так в шаге от того, чтобы умереть на месте от смущения и переизбытка эмоций.       Живот не унимается, урча и намекая, чтобы его наконец покормили, поэтому Чонгук всё-таки приподнимается на кровати и тянется к тумбочке в поисках чего-нибудь вкусненького. Ему сейчас бы очень не помешала заначка под кроватью, но Чонгук об этом не подумал перед поездкой в лагерь и теперь вкушает плоды своей недальновидности. А мог бы вкушать что-то реально съедобное.       Его рука нащупывает разве что пустоту, но он вспоминает про отданные им продавщицей конфеты, внезапно испытывая сильнейший голод, вышедший на первый план вместо не дававшей думать ни о чём другом весь день боли в лодыжке. Из форточки доносится играющая на всю музыка, и он бы сейчас всё отдал, чтобы как ни в чём не бывало отрываться на дискотеке и просить Намджуна включать свои любимые песни. На главного вожатого отменно действуют щенячьи глазки, что Чонгук уже приноровился использовать для своей выгоды. В пределах разумного, конечно.       Что он додумался сделать перед поездкой, так это закачать на телефон два сезона своего любимого сериала. Подключая телефон к зарядке, Чонгук устраивается на кровати и подкладывает руку под голову, начиная первую серию в ожидании Чимина. Он очень надеется, что дискотека не затянется и скоро лучший друг вернётся. Чонгуку хочется вывалить кому-то накопившиеся внутри за прошедший день чувства, в которых он запутался сам.       Только под конец второй серии в дверь стучится совсем не Чимин, а держащий что-то очень вкусно пахнущее в руках Тэхён. Кажется, сегодня он не намерен переставать заставать Чонгука врасплох своей учтивостью. — Можно? — он заглядывает в домик, выставляя перед собой тарелку и пакет с чем-то словно дань за вход. Приподнимаясь на кровати и подтягивая к себе больную ногу, Чонгук кивает и борется с желанием принюхаться к внезапно пробравшемуся в домик запаху полноценной, приготовленной еды. — Я тут кое-что с кухни забрал, после ужина осталось. Надеюсь, ты не против? — Нет.       Чонгук улыбается уголками губ, чувствуя что-то отдалённо похожее на щекотку в животе, что пробуждалась сегодня каждый раз, стоило Тэхёну уделить ему хоть каплю внимания. Он пытается подавить это чувство и держаться непринуждённо, но выходит из рук вон плохо.       Тэхён переступает порог и спихивает тапочки, прежде чем подойти к стоящему у стены между двумя кроватями столу и пододвинуть его ближе к Чонгуку свободной рукой. Тот садится ближе к краю кровати, заглядывая в тарелку и едва сдерживая довольный стон, когда видит там приличную горку риса с карри. — Без грибов, я проверил, — зачем-то уточняет Тэхён, не встречая его взгляд, когда Чонгук поднимает голову. Старший протягивает ему ложку и палочки и достаёт из небольшого пакета две паровые булочки. Чонгук не знает, для него всё это Тэхён принёс или хочет разделить, и кусает губы, когда тот оставляет булочки на краю тарелки. — Ты уже поел?       Он чувствует себя немного неловко от того, что это всё ему, хотя нормально не ели они оба с самого утра. — Да, только что, — Тэхён качает головой, в то время как Чонгук подцепляет палочки, чтобы перемешать карри с рисом. — Я просто подумал, раз ты дойти до столовой сам не можешь, я могу принести столовую к тебе.       Чонгук тихо смеётся, чувствуя, как скулы саднит от улыбки. Тэхён наконец смотрит на него, наверняка замечая румяные пятна на щеках даже в полумраке комнаты, но Чонгук не находит в себе сил подавить пронизывающий до кончиков пальцев трепет. Не видит в этом смысла. Тэхён был так добр к нему весь день, и меньшее, что он может сделать, это отплатить ему искренностью. — Спасибо.       Он кусает внутреннюю сторону щёки, когда пересекается с Тэхёном взглядом. Уголки губ старшего вздрагивают в улыбке с едва уловимой робостью, которую Чонгук не думал, что парень может испытывать. Сегодня день, полный открытий.       Тэхён чешет затылок под натянутой на голову белой кепкой и коротко оглядывается на всё ещё приоткрытую дверь домика, прежде чем вновь взглянуть на Чонгука. Словно он не знает, стоит ему уйти или остаться, а спросить не решается. Чонгуку бы хотелось, чтобы он спросил, потому что он и сам вдруг не может найти нужные слова, чтобы попросить Тэхёна задержаться и составить ему компанию. Они и так были вместе целый день, но ему, кажется, мало.       Затянувшееся молчание прерывает тихое урчание чонгукова желудка, когда тот почти находит в себе смелость предложить Тэхёну разделить с ним паровую булочку. Чонгук опускает взгляд на предательский живот и краснеет, закусывая нижнюю губу, с которой не хочет слезать эта идиотская улыбка. Он совсем себя не узнаёт. — Что ж, — Тэхён вновь оглядывается на дверь, переминаясь с ноги на ногу, когда Чонгук наконец поднимает на него подёрнутый надеждой взгляд. — Я, наверное, пойду?..       Стараясь не показать своего разочарования, Чонгук сцепляет пальцы покрепче, лишь бы не протянуть руку ко мнущемуся Тэхёну и не наделать глупостей. У него есть свои дела, кроме как составлять Чонгуку компанию круглые сутки, напоминает себе тот. Тем более, для чего Тэхёну вообще тут задерживаться? Он не знает, на что рассчитывал. — Хорошо, — он натягивает на лицо остатки улыбки и вновь пробегается взглядом по манящей со стола еде. — Ещё раз спасибо, правда. И за еду, и за помощь с ногой.       Не знаю, как бы я справился без тебя, фантомным осадком остаётся на губах. Чонгук не находит в себе смелости на такую откровенность. — Пустяки, — Тэхён качает головой, обратным шагом идя к выходу, и залезает в тапочки перед тем, как вновь взглянуть на него с маленькой улыбкой. — Спокойной ночи, Чонгук-а.       Чонгук борется с тем, чтобы не отвести взгляд, и едва заламывает пальцы, пряча их между бёдрами от чужих внимательных, тёплых глаз. — Спокойной, Тэ.       Он говорит тихо, но искренне, улыбаясь, когда Тэхён чуть не спотыкается об порог и выругивается себе под нос, прежде чем вновь взглянуть на него и зачем-то отдать салют. Чонгук с улыбкой морщит нос, глядя на так непривычно неловкого парня, и, когда тот наконец закрывает за собой дверь, делает для себя один единственный вывод.       Такой Тэхён, — робкий, учтивый, полный мягких слов и тёплых взглядов, — ему нравится.