красная шапочка

      Несмотря на поддержку Чимина и остальных друзей, оставшийся на день в лагере Чонгук, пока его отряд отправился на очередной поход, не чувствует ничего, кроме грусти, одиночества и разочарования, как бы его не пытались подбодрить. Он ничего не может с собой поделать, пока всё утро ковыляет по комнате, убираясь тут и там, стирает вещи и свои, и Чимина, смотрит сериал и продумывает номер для их с Миён детей. От скуки и обиды на собственную неудачливость едва не опускаются руки, и только мысль о том, чтобы нога зажила как можно скорее, успокаивает в этом омуте безысходности.       Намджун утром предложил привести из районной больницы костыль, но Чонгук отказался. Лучше он в домике пару дней посидит и на одной ноге попрыгает по надобности, но уж точно не костылём туда-сюда будет размахивать. Костыль означает, что его травма серьёзная, а находящийся где-то между стадией отрицания и принятия Чонгук хочет верить в лучшее. — Долго тебе на больничном сидеть? — окликает охранник, когда Чонгук вылезает на крыльцо и присаживается на ступеньки, привлекая бродившую по лагерю так же бездельно Хани. — Пару дней, наверное, — он зарывается пальцами в шерсть кошки и распутывает несколько небольших колтунов, почёсывая за ушами и под головой. — Не расстраивайся, тут тоже бывает весело. Заходи, если скучно будет, в картишки поиграем, — предлагает добродушно мужчина пожилых лет, на что Чонгук с маленькой улыбкой кивает. То, что он не фанат азартных игр, вожатый умалчивает, чтобы не расстраивать обнадёженного потенциальной компанией охранника.       Лагерь оказывается абсолютной скукотищей без походов и гула детей, от которого Чонгук уже подустал. Вот и добился небольшого отдыха, но какой ценой?       Поваляться в кровати и ничего не делать сутки напролёт он мог и дома, а тут хочется лазить по горам, купаться в реке, зажигать на дискотеках и рисовать с детьми. О последнем Чонгук вспоминает как раз вовремя и наверняка сорвался бы обратно в домик за холстом и красками, если бы не нога. Так он может только слишком медленным для него шагом доковылять до кровати, вытащить из тумбочки запакованный холст, краски и карандаш с ластиком и выглянуть в окно, чтобы осмотреть переливающееся на солнце озеро. Погода сегодня как назло замечательная, не слишком жарко, но и не прохладно, а по небу расползлись пушистые белые облака. Чем не прекрасная возможность приступить к пейзажу?       Из полюбившейся беседки вид открывается прекрасный, а крыша закрывает от солнца. Чонгук достаёт из кармана запутавшиеся наушники и перемешивает последний составленный им плейлист, прежде чем распаковать холст и прикинуть первые штрихи в голове. По привычке он делает фото пейзажа, просто на всякий случай, и принимается за рисование.       Вчера Миён одной пришлось следить за детьми и укладывать их, за что Чонгуку очень неловко. Девушка, когда он написал ей прошлым вечером и спросил, как она справляется и точно ли ей не нужна помощь, только отправила палец вверх. Кажется, напуганные травмой своего вожатого дети не хотели доставлять Миён лишних проблем и чуть ли не сами улеглись спать. Хоть какая-то польза из всего этого.       В сегодняшний поход их отряд тоже отправили с другим, а именно с отрядом Хосока. Тому достались дети на год младше, и Чонгук на завтраке взял с него обещание пристально следить за его малышнёй, а в особенности за Сонхи. Девочка утром не хотела идти в поход без Чонгука, но тому удалось уговорить её не упускать возможность гулять и проводить время со сверстниками, наслаждаясь летом, а не сидя в четырёх стенах. Конечно, с Сонхи наверняка было бы не так одиноко, но Чонгук не хочет ущемлять интересы детей из-за собственных хотелок.       До обеда время тянется так медленно, что если бы не рисование, он бы пятый угол на территории лагеря начал искать. Даже с Чимином по телефону не поболтаешь, потому что тот недоступен, да и отрывать от похода друга не хочется. Чонгук и сам может продержаться до полудня в компании одной лежащей рядом на скамейке Хани. — Эй, калека! — пробивается сквозь музыку в наушниках голос, вынуждая вздрогнуть и обернуться. Вспомнил солнышко, вот и лучик. Чимин направляется прямо к нему, пока позади по домикам расходятся постепенно возвращающиеся с походов дети. — Не скучал тут? — По твоей роже? Ни капли, — Чонгук фыркает, но карандаш опускает, оглядывая наброшенные на холст черты озера. Нагнувшийся через край беседки Чимин пытается взглянуть, но он отворачивает холст и показывает язык.       У главного входа в лагерь маячит тёмно-синяя кепка Миён, а в конце толпы скопившихся на входе детей трётся Хосок, разговаривая о чём-то со своей напарницей и пересчитывая ребят из двух отрядов. Чонгук тоже это делает уже на автомате и выдыхает с облегчением, когда понимает, что все его дети вернулись с похода в целости и сохранности. — Чонгук, я тебя, конечно, люблю и готов помочь, пока ты тут застрял, но никогда больше я не попрусь в поход с твоими детьми, — заявляет Хосок, когда они усаживаются за обеденный стол. — Ёнсу меня ещё по дороге туда доконал так, что если бы мы пошли в тот ваш поход вдоль обрыва, в лагерь он бы не вернулся. — Что он там натворил? — смеётся Чонгук, оглядываясь на сидящего поодаль Ёнсу, с как обычно кислой миной рассматривающего еду на тарелке. Наверняка ищет, к чему прикопаться. — Он забыл взять воду, ну я ему и предложил свою. Не умирать же в походе от жажды. Так этот залупыш посмотрел на меня как на кусок говна, заражённый всеми болезнями в мире, и заявил, что лучше утопится, чем выпьет со мной из одной бутылки, — то, как Хосок злобно перемешивает суп, лишь добавляет комичности его нахмуренным бровям и поджатым губам. — Будто я ему в рот плюнуть предложил.       Чонгук не может сдержать смеха даже несмотря на высокую вероятность получить от Хосока кроссовком под столом. Брезгливость Ёнсу не знает границ. Позавчера вечером он заявил, что не будет мыться в одной душевой кабинке со своими соседями, потому что те якобы туда справляют нужду. Миён вручила мальчику банку чистящего средства и губку и сказала, что раз ему принципиально, то пусть натирает до блеска согласно своим стандартам. С тех пор Ёнсу не возникал, вплоть до сегодняшнего похода. — А там магазинов не было, чтобы он зашёл купил? — уточняет Чонгук, от души насмеявшись. Он уже знает способы усмирения вскакивающих тут и там проблем и недоразумений.       Хосок чуть не давится супом в своём негодовании, откашливаясь. — Был, так оказалось, что этот паршивец деньги вместе с водой забыл. Угадайте, что я сделал. — Не дал ему денег, — хором говорят Юнги, Чонгук, Чимин и Тэхён, на что Хосок самодовольно выпячивает грудь. Гордится, что проучил девятилетку. И правда, достижение, заслуживающее аплодисментов. — Именно. Ибо нехуй, — он даже ложкой трясёт, словно пальцем грозит, но горделивость заметно убавляется, когда Хосок косится на сидящую на другом конце стола напарницу Чонгука. — Правда Миён ему потом купила, но неважно. Я своё отстоял. — Горжусь, ветеран детсадовских войск, — усмехается Тэхён, чем вызывает у Чонгука улыбку. Он похлопывает насупившегося лучшего друга по плечу, из-за чего у того чуть суп из ложки не выливается.       Чонгук уже предчувствует зарождающиеся задатки битвы едой, готовясь прятаться под стол от брызг бульона, но Хосок, к счастью, решает не мстить супом. Однако он всё равно пихает Тэхёна в плечо, из-за того тот чуть не промахивается ложкой мимо рта.       Замечая пятно тыквенного супа в уголке его губ, Чонгук собирается сделать замечание, но не хочет отвлекать Тэхёна и Хосока от завязавшегося после пиханий разговора. Поэтому, он не находит ничего лучше, чем наклониться через стол и собрать каплю с его лица подушечкой большого пальца, как ни в чём не бывало возвращаясь к обеду после того, как вытирает руку салфеткой.       Только когда за их концом стола повисает тишина, он отрывает взгляд от своей тарелки и оглядывает уставившихся на него друзей, включая замершего Тэхёна. Парень касается кончиком языка места, которого коснулся Чонгук, и кусает щёку, сдерживая улыбку. То, как лицо юноши стремительно розовеет под бегающими с него на Тэхёна взглядами друзей, ни капли не помогает.       Чонгук открывает было рот, чтобы нарушить неловкую тишину, смотря на не сводящегося с него подёрнутых улыбкой глаз Тэхёна, но Юнги приходит ему на помощь первым. — Как ты себя чувствуешь? Болит нога? — переключает он внимание с внезапного проявления тактильной заботы на насущную проблему, за что Чонгук ему благодарен. — Наступать всё ещё больно, но уже получше, чем вчера, — отвечает он, сделав глоток компота по пересохшему от оторопи горлу. — Медсестра сказала, что для восстановления нужно будет делать упражнения и массаж, а пока я должен избегать всего, где могу сильнее повредить лодыжку. Никаких походов в ближайшие несколько дней.       Друзья сочувствующе поджимают губы. Остаться с Чонгуком в лагере они не могут, поскольку надо за своими отрядами следить и водить в походы, и даже Намджун руками развёл, сказав, что единственное, что можно сделать, чтобы Чонгук тут не варился в собственном соку, это отправить его детей в поход с выездом на автобусе. Только расписание было определено ещё перед началом смены, а чонгуков отряд находится чуть ли не в самом конце последней недели.       Всё-таки лучше немного переждать и потерпеть, чтобы травма прошла поскорее и не портила остаток лета, а то и больше. Чонгук уже смирился с тем, что застрял тут по крайней мере до середины второй недели.       После обеда Тэхён относит за него тарелки на пункт сдачи, лишь улыбнувшись открывшему было рот, чтобы возразить, Чонгуку. Тот и сам чувствует, как уголки губ ползут вверх, когда смотрит Тэхёну вслед, пока Чимин не дёргает его на выход стремительно пустеющей столовой.       Сегодня после тихого часа предусмотрены мастер-классы и киновечер, так что никакой особой физической активности. Начатые ребятами ещё в начале смены рисунки вечером пополнятся штрихами, чтобы к концу устроить конкурс на лучшую картину: Намджун одобрил эту идею и даже предложил в качестве выигрыша выдать путёвку в их лагерь на следующий год. Осталось согласовать этот момент с директором, а пока Чонгук готов руководить процессом рисования и направлять детей в нужное русло.       От сегодняшнего собрания его освобождают несмотря на возражения, и Миён заверяет, что отстоит его права в случае крайне невыгодных предложений. Даже Чимин говорит, что проследит за тем, чтобы все дети улеглись по кроватям, а комната Хесона была закрыта на ключ на время тихого часа. Чонгук на всю эту заботу может только плечами пожать и почапать в сторону бассейна, где устраивается на лежаке вместе с сериалом. Ему не то чтобы много чем можно себя занять.       Тем более, пока есть возможность отдохнуть, он не будет перенапрягаться и сорви голова носиться по лагерю, с большой вероятностью нанося ещё больше вреда растянутой лодыжке. Реабилитация так реабилитация.

***

— Что ты думаешь насчёт того, чтобы поехать завтра в дальний поход с обедом?       Незаметно для себя прикорнувший на шезлонге Чонгук осоловело моргает, отгоняя сон и пытаясь усвоить прозвучавшие чьим-то очень знакомым голосом слова. Ему требуется минутка, чтобы окончательно проснуться и поднять взгляд на остановившегося рядом главного вожатого. — Но мой отряд же стоит в конце смены?.. — он хмурится, вынимая наушники и откладывая их вместе с телефоном, чтобы сесть на лежаке. — Два отряда согласились поменяться, так что мы изменили расписание, — объясняет Намджун, закрывая глаза от солнца и улыбаясь ему. Чонгук и сам не сдерживает улыбки, когда понимает, что завтра всё-таки не придётся торчать в лагере. Похода с выездом он дожидался за смену больше всего. — Я был бы очень рад. — Вот и славно. Выезжаете завтра утром в десять, автобус будет ждать у главных ворот. Всё нужное упакуют другие вожатые, — напоминает Намджун детали выездных походов, с которыми вожатые ознакомились перед началом смены. Туда входит готовка обеда на берегу моря, до которого не добраться от лагеря пешком. Чонгук не может дождаться поездки.       Остаток вечера пролетает перед глазами: он помогает детям дополнить свои будущие шедевры живописи, следит за тем, чтобы все съели ужин, при этом не попадаясь кухарке на глаза, и выдаёт своему отряду батончики перед киновечером. Сегодня показывают Принцессу Мононоке, ещё одну любимую его анимацию, так что Чонгук оставшееся время до отбоя проводит погружённый в происходящее на экране, пусть и смотрит фильм не в первый раз.       Они с Миён договариваются пока на словах продумать номер их отряда, а заняться заучиванием танца, когда Чонгук сможет хотя бы спокойно ходить и наступать на ногу, не морщась. Завтра по возвращении из выезда ему надо будет заглянуть в медпункт на осмотр, а пока он помогает Джису перевязать руку Сонхи оставленными медсестрой бинтом и марлевой тряпочкой, при этом проверив рану. Инфекции там не наблюдается, что не может не радовать, да и выглядит рука получше, чем вчера. Сонхи даже не ёжится, когда Джису перевязывает рану, и вожатая в награду за смелость отдаёт ей специально взятую с собой конфету. — Спасибо, что помогаешь с перевязкой, — искренне благодарит он девушку, когда они отводят Сонхи в домик перед отбоем.       Джису только улыбается. — Главное, чтобы рана поскорее затянулась, а элементарную повязку наложить ума не надо. Я в детстве и не такие болячки и на себе, и на друзьях обрабатывала.       Все отряды уже разошлись по домикам после киновечера, пока вожатые следят за чисткой зубов и вечерней уборкой комнат перед сном. Чонгук замечает, как Миён выходит на веранду одного из их домиков и ждёт, пока дверь изнутри не закроется на ключ, проверяя ручку, прежде чем спуститься на тропинку.       Джису машет окликнувшему её с другого конца первого ряда домиков Тэхёну и поворачивается к остановившемуся в ожидании напарницы Чонгуку. — У нас завтра общий выезд, так что соберите свой отряд к без пятнадцати десять. Мы с Тэхёном проконтролируем, чтобы в автобус загрузили всё для готовки, а на вас тогда продукты.       Чонгук морщится, думая о том, что придётся за пакетами с едой идти в столовую и лишний раз пересекаться со продолжающей смотреть на него так, словно он убил всю её семью и утопил собаку Джию, но мысль о том, что завтра их два отряда опять будут вместе, быстро выходит на первый план. Он на радостях совсем забыл, что по расписанию на выезд завтра были записаны отряды Тэхёна и Хосока, и, кажется, второй согласился поменяться, чтобы уступить Чонгуку.       Разобравшийся со своими детьми Тэхён направляется к ним с улыбкой, дрогнувшей, когда Чонгук поспешно прощается с Джису и ковыляет в сторону своей напарницы до того, как может с ним пересечься. Они и так стали слишком много времени проводить вместе, и это начинает пугать. Чонгук хочет хотя бы остаток вечера провести спокойно без напряга и вечного самоанализа, коим невольно занимается каждый раз, когда Тэхён одной своей близостью пробуждает в нём смущающе противоречивые эмоции. На самокопание у него будет вся первая половина завтрашнего дня, а пока Чонгук хочет перезарядиться.       И неважно, что даже полугода на это не хватило, не то что одной ночи. Главное, что его лицо лишний раз не будет смущённо гореть, а взгляд — бегать в попытке зацепиться за что-то помимо вечно устремлённых на него тёплых карих глаз, в которых он тонет всё глубже с каждым проходящим днём.

***

      Спать в тугой повязке в летнюю жару совсем не удобно, учитывая, что возможные позы для сна и движения в целом ограничены растяжением лодыжки, поэтому с утра Чонгук встаёт не с той ноги. Видимо, та нога — это пострадавшая, и сейчас он не может начать день с неё, вот и хмурится с утра пораньше, пока Чимин помогает ему собраться и упаковать рюкзак на выезд.       Трущего спросонья припухшие глаза Чонгука оставляют охранять вещи, пока дети из двух отрядов упаковывают свои сумки и грызутся за последние ряды в автобусе. Тэхён с Намджуном перетаскивают от чёрного хода столовой пакеты с едой для готовки на выезде, за что Чонгуку крайне неловко, пусть на все его предложения помочь вожатые отмахиваются, вытирая испарину со лба и обмахиваясь под пекущим солнцем.       Миён и Джису заканчивают загружать всё необходимое для выезда в грузовой отсек автобуса, пока главный вожатый разговаривает с водителем, показывая что-то на телефоне. Чонгуку ещё до завтрака перекинули координаты и карту поездки, которую он изучает, едва не клюя носом от недосыпа под галдящих на весь автобус детей. — Дорога займёт полтора часа, — объявляет остановившаяся между передних сидений Джису, привлекая внимание бесновавшихся с самого утра ребят. Перспектива поехать не просто на выезд, а к морю заинтриговала их с самого вечера, когда вожатые поделились деталями поездки на собраниях перед отбоем, и дети всё никак не могут успокоиться, желая поскорее отправиться в дорогу. — За время поездки не покидайте свои сиденья. Если кому-то надо в туалет, то либо шуруйте сейчас, либо терпите до пункта назначения.       На этих словах несколько детей поспешно выкарабкиваются со своих мест и перепрыгивают через ступеньки автобуса, срываясь в сторону домиков. Остальные засовывают бутылки с водой и прочими напитками поглубже в рюкзаки, чтобы не повадно было. В кустики на обочине с жуками и комарами ходить не хочется никому.       Устроившийся в первом ряду Чонгук оборачивается на коленях и мысленно пересчитывает болтающих о чём-то своём детей. Оба отряда за совместные походы успели так сдружиться, что сели даже не по группам, а вперемешку — кто с кем закентовался. Их уже можно считать единым целым, и Чонгук даже не понял, когда это успело произойти и что ему вообще думать по этому поводу.       Сидящих посередине автобуса девочек из его отряда закрывает вылезшая из ниоткуда голова паренька из отряда постарше, когда тот перегибается через спинку своего сиденья и что-то говорит одной из них, Юджин. Девочка на это только закатывает глаза, пока подружка, с которой она всегда ходит в паре в походах, хихикает и пихает её локтем. Мальчуган и не думает садиться нормально, продолжая докучать Юджин, пока девочка силой не опускает его голову, позволяя Чонгуку без преград продолжить пересчитывать детей.       Вожатый посмеивается себе под нос расстроенному выражению лица не сложившегося ловеласа. Будет знать, как подкатывать к девочкам из его отряда.       Плюхнувшийся на свободное сиденье рядом Тэхён нагибается к пристегнувшему ремень водителю и едва не сбивает Чонгука со счёта. Тот пихает его здоровой ногой, хмурясь и вспоминая, на каком числе он остановился, пока Тэхён с водителем, покосившись на сосредоточенного вычислителя, продолжают уточнять детали поездки уже шёпотом.       Джису и Миён усаживаются в соседнем ряду, когда убежавшие в туалет дети возвращаются в автобус. Намджун закрывает за ними дверь, убедившись у закончившего пересчитывать головы Чонгука, что все на месте и никого не забыли. Главный вожатый даёт сигнал охраннику открыть ворота, и они наконец трогаются с места.       Чонгук оторвал себе место у окна, из которого наблюдает за тем, как автобус выезжает с территории лагеря. Дома соседней деревни с растущей скоростью проносятся мимо, и когда они оказываются на главной дороге, то солнце как назло опаляет именно их сторону автобуса. Насупившийся Чонгук задёргивает шторку и оседает в слишком узком сиденье, поджав губы.       Сидящий рядом Тэхён не замечает его недовольства положением солнца и достаёт из кармана шортов проводные наушники и телефон. Косясь на него, Чонгук тоже решает достать свой и досмотреть всё-таки сезон сериала, но с растущим в геометрической прогрессии разочарованием понимает, что забыл взять наушники из оставшегося в грузовом отсеке рюкзака.       Уже успевшие сдружиться за несколько общих походов Джису и Миён о чём-то болтают, изредка поглядывая на навигатор рядом с рулём водителя и проверяя, правильно ли они едут и сколько осталось до моря. Чонгук искренне завидует тому, как легко они общаются и как быстро нашли общий язык, пусть в глубине души и понимает, что в их с Тэхёном общении или, точнее, его почти полном отсутствии виноват только он. И невыносимый характер парня, так долго действовавший на нервы, но в последнее время скорее их сглаживающий.       Как сейчас. Открывший на своём телефоне какой-то фильм Тэхён замечает кислую мину на его лице и скрещенные на груди руки и действует оперативно: без слов протягивает насупившемуся Чонгуку наушник. — Что это? — тот щурится, заглядывая в телефон и нажимая на экран, чтобы увидеть название. — «Десять причин моей ненависти»?       Зародившееся ещё с подъёма недовольство сменяется удивлением, когда Чонгук переводит на Тэхёна озадаченный взгляд. Тот не казался ему человеком, смотрящим подобный жанр фильмов. Сколько Чонгук его знал, пусть и отдалённо, Тэхён обожал европейское кино прошлого века и даже в соцсети регулярно выкладывал скрины с всегда казавшимися Чонгуку старомодными фильмами. — Ничего другого скачать не получилось, — пожимает плечами парень и вертит всё ещё протянутым Чонгуку наушником.       За нечем делать тот, раскрестив руки и поудобней устроившись в тесном сиденье, соглашается.       Поездка знатно укачивает ни капли не выспавшегося за прошедшую ночь Чонгука, поэтому тот незаметно для себя же потихоньку проваливается в сон. Даже галдящие на весь автобус дети, включившие музыку на задних рядах несмотря на просьбы Миён вести себя потише, и играющий в наушнике фильм не могут перебороть его сонливость.       Чонгук просыпается, жмурясь и смутно моргая, когда тёплая ладонь касается его колена. — Мы приехали, — раздаётся совсем близко мягкий голос Тэхёна, и только проснувшийся юноша разлепляет тяжёлые веки и с зевком понимает, что во сне опустил голову Тэхёну на плечо.       Вожатый забирает у него наушник, когда Чонгук наконец поднимает голову и потягивается, разминая затёкшие в поездке мышцы с тихим стоном. При взгляде на ряды позади он видит копошащихся на выход детей и выглядывает в лобовое стекло, так и замирая с разинутым в зевке ртом.       По берегу моря раскинулись здания местной резиденции для туристов, которых вокруг особо не наблюдается несмотря на пик купального сезона. Возможно, дело в отдалённости этого района от густозаселённых, но в любом случае Чонгук такому раскладу только рад — никто не будет совать нос в их дела. Недолгий сон в комбинации с просачивающимся в автобус запахом моря как рукой снимает плохое настроение.       Тэхён протягивает ему руку и помогает спуститься из автобуса, вокруг которого уже собрались гудящие в предвкушении дети со своими сумками в руках. Судя по габаритам, несмотря на указания вожатых взять с собой только одежду для купания, полотенца, головные уборы, воду и солнцезащитные крема, ребята, кажется, притащили сюда половину своих чемоданов. — Я буду ждать вас вон в том отеле, — говорит вожатым водитель, закрывая опустевший грузовой отсек и указывая на здание чуть поодаль. Судя по вывеске, там есть ресторан, караоке и бар, кажущиеся мужчине намного более привлекательными, чем очередная поездка на море с кучей неугомонных детей. — Подходите на это же место в три, я подъеду. Если что, созвонимся.       Тэхён берёт у водителя номер и протягивает ему руку. — Договорились.       Его деловитый вид находит отклик у мужчины, учтиво пожавшего ладонь с коротким кивком, а вот Чонгук отворачивается, пряча улыбку. Дипломат, он и в селе дипломат.       Едва не вибрирующие на месте дети продолжают оглядываться на море, словно щеночки, ожидающие команды. Вожатые посмеиваются между собой, когда с разрешения ребята несутся к берегу, спихивая кроссовки и утопая ногами в горячем песке. — Помогите перетащить котёл в тенёк, — командует Миён, когда некоторые из парней постарше утоляют жажду к морю и возвращаются ко взрослым, предлагая помощь с вещами.       Трое мальчиков из отряда Чонгука вызываются донести сумки с продуктами, пока те, что из отряда Тэхёна, таскают грузы потяжелее, украдкой поглядывая на расстилающих на песке пледы девочек и проверяя, не смотрят ли те на проявление поистине богатырской силы. На это остаётся только закатить глаза и улыбнуться. Лагерные страсти, они такие.       Приближающееся к зениту солнце отражается от едва колышущейся воды. Погода в последние дни выдалась замечательной, и Чонгук искренне рад, что не проводит этот день взаперти в лагере. За возможность развалиться сейчас на раскладушке в теньке и наблюдать за тем, как переодевшиеся в купальники и плавки дети забегают в воду и плескаются, надо будет обязательно поблагодарить любезно уступившего свой день поездки Хосока.       Вдоль берега иногда проходят парочки, семьи и компании друзей, прогуливающиеся навстречу морскому бризу. Пахнет здесь и правда потрясающе, и даже попавший в шину песок не может стереть с лица Чонгука счастливую улыбку. Он пусть и предпочитает горы, но море тоже любит безумно.       Вдоволь накупавшиеся дети обматываются полотенцами и играют в пляжный волейбол, взяв из одной из сумок мяч. На берегу оказывается не только сетка, но и возвышенное, пустующее кресло для спасателя, на которое усаживается Джису. Свистка у них с собой нет, но девушке это не мешает — сама свистеть она умеет прекрасно, да так, что дети вздрагивают и подачу пропускают от её свиста, получая раскалённым мячом по лицу.       Несколько ребят из отряда помладше подбегают к вожатым и упрашивают Чонгука сходить с ними до моря. Вожатый долго колеблется, не зная, стоит ли рисковать возможностью намочить ногу, но Миён под мольбы детей напоминает, что у него она не бинтом перевязана, да и открытой раны там нет. От морской воды и песка ему не убудет. — А здесь водятся медузы? — спрашивает опасливо Донсу, когда они подходят к самому берегу и Чонгук опускается на край пирса, свешивая левую ногу в воду. Та приятно прохладная несмотря на жару, и Чонгук блаженно улыбается, подставляя лицо солнцу. — В этой местности, нет, — говорит он мальчику, пока остальные ребята усаживаются рядом и тоже болтают ногами в воде. — Зато можно наткнуться на угря.       Дети как один высовывают ноги из моря и пятятся подальше от края пирса, смотря на как ни в чём не бывало нежащегося под солнцем вожатого. Тот оборачивается, щурясь от ослепительных лучей, и смеётся над полными тревоги лицами ребят. — Да не водится тут никто, не волнуйтесь.       Чонгук продолжает посмеиваться над так легко купившимися паникёрами, когда те опасливо заглядывают в воду и убеждаются сами, что никаких угрей там нет. Успокоенные, они вновь свешивают ноги в море, но всё равно время от времени проверяют, заглядывая под пирс, не появятся ли там нежданные гости. — Я бы хотел сейчас съесть рис с угрём, — мечтательно говорит один из детей, разглядывая воду так, словно правда может найти рыбу так близко к берегу. — У нас сегодня на обед рыбный суп, так что ты не далеко ушёл, — обнадёживает его Чонгук и косится на детей. — Поможете готовить или играть будете?       Те как по щелчку пальца делают вид, что очень заинтересованы морем и своими плескающимися в воде ногами, избегая его взгляда, на что вожатый тяжело вздыхает. На что он вообще надеялся? Он и сам наверняка выбрал бы играть в пляжный волейбол, а не картошку чистить, но привилегии выбора у него как у вожатого нет. Надо было раньше в лагеря ребёнком ездить.       Ещё позависав на пирсе и наделав фотографий моря, на горизонте которого мелькают тёмные крапинки-корабли, и себя на его фоне, Чонгук с кряхтением поднимается и отряхивает ногу. Это всё равно не спасает оттого, что к ней по щиколотку при шаге на пляж липнет жгучий песок. Остаётся только доковылять до раскладушки, где можно будет полотенцем оттереть ногу.       Обсохшие за это время дети проносятся мимо, направляясь обратно к морю, пока остальные продолжают играть с мячом или разваливаются на полотенцах, загорая. Миён умудрилась конфисковать у одного из детей помладше колонку и поставила на тот стул, откуда судила волейбол Джису, врубив музыку на всю и покачивая прикрытой соломенной шляпой головой на пляжном шезлонге.       Чонгук бесцеремонно плюхается рядом, надев очки и повыше закатав шорты, чтобы солнце оставило свой след на как можно большем участке кожи. Он уже заметил, как та постепенно стала бронзоветь, и не может не радоваться. Только полоска между светлой и загорелой кожей выше по ногам и на плечах немного смущает, но загорать без футболки Чонгук не готов.       То же можно сказать и о пристроившемся чуть подальше от берега Тэхёне. На нём пёстрая гавайская рубашка, визуально делающая парня никак не вожатым, а туристом с очевидно полным отсутствием вкуса, но верхние её пуговицы расстёгнуты, открывая взгляду загорелую крепкую грудь. Проходящих мимо пожилых дамочек, видимо, соблазняет.       Чонгук от греха подальше поправляет съехавшие по носу очки и закрывает глаза, позволяя солнцу ласкать защищённую белёсым слоем крема кожу лица. Нечего засматриваться куда попало.       Миён периодически пролистывает песни и отгоняет детей, когда те пытаются отключить её телефон, чтобы перехватить сигнал блютуза. Маленькие озорники с визгами носятся по песку от угрожающей окунуть их в воду вожатой, когда та ловит очередного ребёнка за попыткой свергнуть её музыкальную тиранию, отвлекаясь от колонки. Сонхи посреди кипиша и улучает момент, подключая свой телефон и включая нечто, ударившее по вискам с первого же оглушительного бита.       Радостные вопли довольных сменой музыки детей уламывают Миён всё-таки согласиться дать ребятам включить то, что они хотят. Единственное условие, это цензурные версии песен и чтобы тексты были хотя бы отдалённо приличными. Не хватало ещё лагерь позорить вседозволенностью и музыкальным выбором неугомонных спиногрызов. — Ну что, разводим костёр? — окликает вожатых отряда помладше Джису, стоящая рядом с подвешивающим котёл над стопкой дров Тэхёном. Те оглядывают зажигающих и подпевающих играющей из колонки песне детей и направляются готовить обед.       Огонь берёт дрова не с первого раза. Чонгуку приходится вылить туда треть средства для розжига, чтобы спичка наконец передала пламя скопленному под котлом дереву. Меню у них на сегодня отменное: помимо ингредиентов рыбного супа на кухне им выдали лепёшки с кимчи из редиски и упаковки яблочного и апельсинового сока. Вожатые раздают детям по стаканчику и утоляют жажду сами, прежде чем приступить к готовке.       Чонгук никогда не был ужасным поваром, да и зачастую готовил себе сам, но незамысловатые блюда. Чистить пять килограмм моркови, картошки и лука ему ещё не доводилось. Хорошо хоть, что рыбу разделывать он умеет, так что этим Чонгук и вызывается заниматься, оставляя овощи на остальных вожатых.       Девушки поспешно приватизируют пакеты с морковью и картошкой, а Тэхёну остаётся чистить лук. На эту подставу парень только тяжело вздыхает и берёт разделочную доску и нож, морально подготавливая себя к нарезке восьми огромных луковиц. — Можно помочь? — предлагают несколько подошедших к ним детей, уставших бездельничать и плескаться в море. Готовка кажется им в разы интереснее, да и за процессом хочется понаблюдать.       Добровольцам выдают ножи и несколько овощей, показывая, как нарезать и куда складывать, пока вода в котле доходит до кипения. Чонгук как раз заканчивает разделывать второго палтуса, когда его внимание привлекают тихие шмыганья.       Одна из вызвавшихся помочь девочек смаргивает слёзы, чистя луковицу, и тянется было вытереть их рукой, держащей нож, но Джису вовремя её останавливает и протягивает салфетку. Сидящий рядом паренёк тоже шмыгает носом, плечом вытирая покрасневшие глаза, а вот устроившаяся рядом с Тэхёном девочка из старшего отряда, кажется, и близко плакать не собирается. — Ты бессмертная? — хмыкает вожатый, с улыбкой смотря на то, как девочка горделиво вскидывает подбородок и отправляет нарезанную половину луковицы в ведро.       Миён и Джису, закончившие разделывать картошку и морковь, в это время отходят к котлу и выискивают по разложенным у костра пакетам упакованные в дорогу специи. — А что мне, из-за лука реветь? — девочка убирает сбившиеся в лицо волосы и продолжает нарезать лук как ни в чём не бывало. — Нашли повод, тоже мне.       Уже благополучно льющие горькие слёзы два ребёнка на это подбираются, оттирая лица и упорно продолжая бороться с ненавистным им теперь овощем. — Откусить слабо, раз смелая такая? — бросает вызов мальчик, пытаясь звучать круто, но его красное заплаканное лицо и льющиеся сопли портят весь эффект. — Вообще без проблем.       Пожавшая плечами смелячка откусывает смачный кусок луковицы до того, как вожатые могут её остановить.       Вокруг костра повисает тишина, в которой вожатые и два заплаканных ребёнка в шоке смотрят на то, как девочка спокойно пережёвывает лук так, словно это яблоко. Тэхён смотрит сначала на надкусанную луковицу в её руках, потом на невозмутимое лицо девочки и неверяще качает головой. — Да быть не может, — он крутит в руке свою луковицу, и когда Чонгук уже понимает, что Тэхён собирается сделать, и пытается остановить его, то вновь не успевает: вожатый сочно откусывает от лука и замирает с каменным лицом.       Чонгук буквально видит в замедленной съемке, как эмоции сменяются на его лице, с уверенности на шок на отвращение. Тэхён давится и вовремя успевает нагнуться над мусорным пакетом, выплёвывая туда толком даже не пережёванный лук со стоном омерзения.       Задавшая тренд девочка на это только усмехается и заканчивает нарезать свою луковицу под откашливания вожатого, прежде чем сложить всё к уже разделанным овощам для супа. — Вы зачем продукты нам переводите? — окликает Джису, когда слышит кашли и замечает хлопающего себя по груди Тэхёна в попытке выдавить из себя остатки гадкого лука.       Чонгук протягивает ему бутылку воды и сочувственно морщится, когда парень незамедлительно набирает полный рот и полоскает его, сплёвывая луковый сок в песок. Доигрался, называется. Закончившие сквозь слёзы и сопли нарезать свои луковицы дети отсыпают их в ведро, вызываясь отнести девушкам-вожатым и никогда больше в своей жизни не смотреть на лук. Готовка обернулась совсем не так, как они ожидали. Уж лучше мячик на берегу гонять.       Наконец откашлявшийся и прополоскавший рот Тэхён убирает бутылку воды в одну из сумок и обмахивается, ухмыляясь, когда замечает вперившийся в него не впечатлённый взгляд одной красной шапочки. — Тебе мама в детстве не говорила за другими всякие глупости не повторять? — Я всегда был тем, кто первым делал эти глупости, — парирует Тэхён. Улыбка на его лице только растёт, когда Чонгук морщится от долетевшего до него запаха лука. — Не дыши на меня, вонючка, — возмущается тот и зеленеет на глазах, когда Тэхён нагибается к нему, чуть не наворачиваясь вместе с раскладным стулом в своём порыве отстраниться как можно дальше. — Иди поцелую, луковка моя, — посмеивается Тэхён, надув губы, когда Чонгук вылезает из раскладушки и пятится по обжигающему ноги песку, прихрамывая. Это нечестно! Он со здоровой ногой вряд ли бы смог от Тэхёна убежать, а тут вообще все шансы профукал своей травмой.       Наступающий парень это тоже прекрасно понимает, и потому улыбка на его лице лишь растёт, когда Чонгук в панике ускоряет ход задним шагом, не желая вновь вдохнуть концентрированный заряд этого запаха.       Однако его побег от лукового монстра длится каких-то жалких два метра: Чонгук натыкается на оставленные кем-то посреди пляжа кроссовки и теряет равновесие, зажмуриваясь и готовясь встретиться пятой точкой с песком. Уж лучше это, чем рисковать больной ногой. Попа у него пока цела, и лучше пусть она подработает подушкой безопасности, чем воспалённая лодыжка.       Гравитация с этим оказывается не согласна. Точнее, она не прогибается под Чонгука из жалости к вожатым с ограниченными способностями. Просто Тэхён успевает поймать его до того, как юноша приземляется на песок, и даже его луковое дыхание не кажется таким неприятным, как едва не ушибленная пятая точка.       Восстанавливая равновесие, Чонгук зачем-то оглядывается назад, хотя в песок он так и не упал, и встречается взглядом со всё ещё держащим его за талию Тэхёном, за футболку которого цепляется и сам. Они так и замирают на долгое мгновение, смотря друг на друга, пока их не окликает своим громогласным голосом Миён. — Ты рыбу разделал? — Нет ещё, — повышая дрогнувший голос, отвечает ей Чонгук, чтобы напарница точно услышала.       Они с Тэхёном наконец отлепляются друг от друга и оба отводят взгляд, пока Миён недовольно цокает и грозит ножом. Это правда вселяющее страх зрелище. — Ну разделывай тогда, а не по песку кувыркайся! Нашли чем заняться. — А зачем им готовить, когда есть мы? Настоящие мужики, всё на нас спихнули, — поддакивает подруге Джису, добродушно закатывая глаза, когда пристыженные парни тащат свои виноватые тушки обратно к позабытым овощам и рыбе.       То, что у них в отрядах матриархат похлеще британской королевской семьи, вожатые возразить не находят смелости. Лучше лишний раз не возникать, если не хочешь оказаться над костром на месте котла.       Всё-таки оказавшаяся перевёрнутой раскладушка Чонгука утопает в песке. Тот старательно отряхивает её, прежде чем усесться и вернуться к увлекательному выниманию косточек из рыбы. Он почему-то уверен, что щёки печёт совсем не от солнца, и когда косится на заканчивающего нарезать несчастную луковицу Тэхёна, то замечает что-то очень похожее на румянец и на его лице.       Смутили несмущаемого. И не поймёшь, были ли это слова девушек-вожатых или забег с фееричным недопадением и спасением Чонгука.       Тот встряхивает головой и фокусируется на рыбе, чтобы не пропустить ни одну кость. Не хватало ещё потом детей откачивать. Кто бы Чонгука откачал...       Вожатые наконец ставят вариться суп, пока собравшиеся вокруг дети наблюдают за добавлением ингредиентов и глотают слюнки от вкусного запаха, исходящего из котла. За полное активности утро они уже успели проголодаться, пусть завтрак и был очень сытным. Чонгук и сам поглядывает на котёл и поскорее хочет приступить к обеду, желая уже попробовать, что они там наварили. — Кто хочет поиграть в волейбол в воде? — придумывает занятие для детей Джису, пока суп не сварится, чтобы они полчаса не стояли над душой словно изголодавшиеся на войне сироты.       Девушки уходят играть с ребятами, подхватывая мяч, и наказывают парням-вожатым следить за супом и время от времени поднимать крышку, чтобы проверять готовность и снимать пенку. Чонгук, как более опытный повар из двух, берёт в руки поварёшку и заверяет, что справится с этой сложнейшей задачей и ни одна луковица при этом не пострадает. Тэхён в ответ фыркает и тут же уворачивается от занесённой над ним поварёшки с испуганным смехом, чем веселит остальных вожатых и детей.       Ухмыляясь, Чонгук вальяжно разваливается в своей раскладушке, пододвинутой к котлу. Только белого поварского колпака не хватает для полноты картины.       Некоторые ребята уходят играть в водяной волейбол, пока подуставшая часть детей остаётся на берегу, ложась на полотенца и загорая. Из колонки продолжает играть какая-то уж слишком молодёжная музыка, пусть Чонгук и сам не то чтобы старый, даже взрослым себя не всегда считает. Главное, чтобы детям нравилось, а жуткие басы и едва понятный мямлящий рэп можно и потерпеть.       В теньке намного приятнее, и даже исходящее от костра тепло не кажется таким палящим, как достигшее зенита солнце. Чонгук, конечно, хочет загореть, но обгореть не стремится, так что с солнечными ваннами придётся пока повременить. Даже его проверенный солнцезащитный крем не справится с июльской жарой и ультрафиолетовыми лучами, особенно опасными в такую безоблачную полуденную погоду.       Горстка детей тоже перекочёвывает к ним в тенёк деревьев, отряхивая свои покрытые песком покрывала и попивая уже успевший нагреться сок. Заглянув под крышку кастрюли и сняв с поверхности пенку, Чонгук оглядывает ребят, перешедших к ним на тёмную сторону, и замечает расположившуюся неподалёку Юджин.       Её подруги плескаются с мячом в море, но она не одна: тот пацан из автобуса останавливается рядом с её полотенцем и, по-видимому, спрашивает, можно ли присесть. Юджин на это опускает голову, позволяя очкам скользнуть на кончик носа, и оглядывает храбреца таким взглядом, что Чонгук едва сдерживает смех.       Паренёк, кажется, сдаваться так просто не собирается и на испепеляющий взгляд только улыбается, доставая из-за спины упаковку чипсов. Где достал, догадаться несложно. Чонгук вспоминает про методы эксплуатации тэхёновых прислуг и обмен детского труда на вредную еду и узнает в пацане того самого массажиста.       То, что выпытывал чипсы он не для себя, а для подката к девочке, конечно, добавляет ему респекта, но с тем, как безрезультатно пока эти самые подкаты подкатываются, его даже капельку жалко.       Юджин из тех, кто знает себе цену. Уже всех мальчиков из их отряда отшила и на этом явно не собирается останавливаться, отказываясь от чипсов и упорно игнорируя продолжающего пытаться завоевать её расположение паренька. — Чё это твой сосунок к моей Юджин липнет? — вырывается у Чонгука, наблюдающего за сей драмой с плохо сдерживаемой улыбкой.       Рассевшийся в соседней раскладушке Тэхён задирает очки, смеряя горе-парочку взглядом, пока мальчик продолжает безрезультатно пытаться впихнуть Юджин чипсы. Что-то это ему напоминает. — Ну понравилась она ему походу.       Он и бровью не ведёт, усмехаясь только, когда девочка что-то на повышенных тонах говорит чипсонному магнату, явно теряя терпение. — У вас все в отряде такие? — хмыкает Чонгук, смотря краем глаза на вожатого, несомненно одобряющего поползновения своего мальчугана к несчастной Юджин. Яблоко от яблони недалеко падает. — Какие? Обворожительные? Харизматичные? Неповторимые?       Чонгук закатывает глаза одновременно с Юджин, всё-таки не выдержавшей и свернувшей полотенце, чтобы утопиться в море подальше от чипсов и неугомонного ухажёра. — Нахальные и самонадеянные, — поправляет он, с чувством внутреннего самодовольства и совсем немного — жалости к пацану смотря на то, как тот заметно расстраивается, но чипсами горе не заедает. Наверное, планирует поджидать Юджин из моря и не отлипать, пока та не примет бесценный по меркам их лагеря подарок.       Закидывая руку за голову и вытягивая ноги по золотистому песку, Тэхён улыбается с блеском в глазах. — Мы видим цель и идём к ней.       Чонгук, зачерпнувший очередной половник не перестающей собираться по краям котла пенки, едва сдерживается, чтобы не вылить её прямо этому целеустремлённому донжуану на голову.

***

      По дороге обратно в лагерь некоторые дети уже клюют носом, объевшись вкуснейшего супа и растратив все свои накопленные за ночь запасы энергии на купание и игры. Как говорится, поели, можно и поспать.       Колонка благополучно разрядилась, так что автобус окутан приятной тишиной, под которую и сам Чонгук начинает потихоньку отключаться. Всё же такие долгие поездки сильно укачивают, но на пути обратно ему наконец досталась сторона автобуса без палящего в окно солнца, так что он приоткрывает форточку и подставляет лицо ветерку, закрыв глаза и едва качая головой в такт играющей в наушниках музыке.       По возвращении всех детей разгоняют по домикам с уже пообедавшими в столовой остальными отрядами на тихий час. Вожатые же в это время отправляются на кухню, чтобы сдать сумки и использованные в походе столовые приборы и посуду. Особенно весело оказывается в шесть рук тащить до здания столовой нагревшийся на солнце и пахнущий рыбным супом котёл. Предложившему помощь Чонгуку вручили две сумки с ложками, вилками и плошками, которые надо будет перемыть, чтобы он сильно не напрягал ногу. — Чей отряд сегодня будет убираться? — спрашивает Джию, осмотрев все принесённые вещи и проверив, вся ли кухонная утварь доехала обратно в лагерь в целости и сохранности. — Наш, — вызывается выкладывающая из сумки грязные плошки Миён.       У Чонгука совсем вылетело из головы, что сегодня их день уборки столовой: вместо мастер-классов придётся оттирать столы и намывать полы. Понятно теперь, чего Тэхён с Джию так спелись, двое эксплуататоров детского труда. И пофиг, что Чонгук уже не ребёнок. Отмывать столовую он особо не горит желанием, но его никто и не спрашивал. — Ты-то хоть шваброй работать сможешь? — кухарка смеряет его недовольным взглядом, задерживаясь на мелькающей из слабо завязанного кроссовка фиксирующей повязке.       Вожатый едва сдерживается, чтобы не закатить глаза. — Гонять балду не буду. — Да ты ничего гонять явно не в состоянии, — цокает Джию, кивая на его повреждённую ногу, прежде чем повернуться к разгружающему столовые приборы Тэхёну с миловидной улыбкой. — Родненький, не перетруждайся, мы всё разберём.       Чонгук фыркает себе под нос и ставит на кухонный стол последнюю сумку перед тем, как прихрамывая направиться к чёрному выходу. Больно надо. Пусть сама тогда и убирается, раз его помощь не устраивает, или родненького своего едой подкупит. Он-то точно не откажется.       Не имея никакого желания задерживаться в этом гнезде двух голубков, Чонгук покидает столовую и тут же замечает вновь гоняющих по полю мяч друзей. Повторения инцидента с бассейном как-то не хочется, пусть он тогда и не искупался, в отличии от остальных. Однако и в баскетбол Чонгук сейчас не то чтобы может поиграть, и единственный вариант помимо развалиться на шезлонге — это пойти в изгнание в домик.       Юнги делает выбор за него, когда замечает ковыляющего мимо юношу и подзывает рукой, прежде чем упереться ладонями в колени и устало согнуться посреди поля. В летнюю жару устаёшь в два раза быстрее, даже если играешь в баскетбол с самого детства. — Как выезд прошёл? — спрашивает Хосок, когда трое баскетболистов садятся рядом с Чонгуком на шезлонгах, оттирая пот с лиц воротниками футболок. Рядом на кафеле стоит литровая бутылка воды, которую парни не без боя делят между собой, чтобы восстановить силы после очередного раунда. — Классно, — Чонгук дожидается, когда бутылка дойдёт до него, и допивает остатки. Чимин прямо перед ним решил охладиться и вылил едва ли не пол литра на своё разгорячённое лицо, оставив лучшему другу жалкие пару капель, но Чонгук не жалуется. Судя по тяжёлому чиминову дыханию, тот сильно заигрался и ему это было нужно. — Обидно только, что я нормально поплавать не смог, а так обед вышел зачётный. Жалко, что это единоразовый выезд. — Я бы сейчас всё отдал за то, чтобы окунуться в море, — мечтательно тянет Юнги, разваливаясь на шезлонге и обмахиваясь от жары.       Чимин косится на своего парня, затем на бассейн и снова на своего парня. — Хочешь, я тебя в бассейн окуну? — радушно предлагает он прикрывшему веки Юнги, который на это только пожимает плечами. — Я бы и сам с радостью запрыгнул, но Намджун за прошлый заплыв выговор сделал, что мы весь лагерь тогда подняли. — Одни вопли Тэхёна чего только стоили, — смеётся Хосок, вспоминая, как тот с прыжка сиганул в воду подальше от напавшей на него кошки. Долго ещё он это не забудет.       Остальные тоже посмеиваются. Чонгук невольно оглядывается вокруг, ища взглядом бело-рыжее пятнышко, но Хани нигде не видно. Время от времени она любит уходить за территорию лагеря и прогуливаться до деревни, так что увидеть её можно будет только вечером после ужина, когда кошке выносят миску с остатками из столовой. — Мне нужно в душ, — хлопнув в ладоши, говорит Хосок и проветривает воротник липнущей к телу футболки, от которой поскорее хочет избавиться. — А я пойду порисую, — не без труда поднимаясь следом, подхватывает Чонгук. При давлении потянутую лодыжку больше не простреливает боль, но наступать на неё всё равно неприятно. Он не может дождаться вечера, когда наконец приедет медсестра.       Чимин и Юнги кивают, но подражать их примеру не спешат. Сдвигаются только на одном шезлонге вплотную и о чём-то шепчутся, уже забывая про ещё не успевших уйти друзей. То, как красноречиво рука Чимина обвивается вокруг шеи Юнги, когда старший наклоняется и что-то говорит ему на ушко, вынуждает Чонгука ускорить шаг и потащить Хосока за собой до того, как они могут стать свидетелями чего-то большего. — Спасибо за то, что уступил нашему отряду сегодняшний выезд, — с благодарной улыбкой говорит Чонгук, когда они направляются в сторону вожатских домиков.       Хосок только пожимает плечами, улыбаясь в ответ. — Фигня вопрос. Мне без разницы было, ехать в начале или в конце, а смотреть на то, как ты тут киснешь, я не мог. Да и дети у тебя хорошие, им уступить не жалко.       Легонько пихая друга плечом, Чонгук усмехается и смотрит на него с озорным огоньком в глазах. — Даже Ёнсу?       Он звонко смеётся с того, как моментально искривляется лицо Хосока при упоминании своего заклятого девятилетнего врага. — Не произноси при мне это имя, — фыркает тот, ёжась всем телом, чем вызывает у Чонгука ещё больше смеха, пока они подходят к развилке у домиков, где расходятся их пути. — Тем более, в конце смены ты бы поехал с теми двумя додиками-вожатыми десятилеток. А тут с Тэхёном.       Чонгук опускает взгляд, рассматривая обвивающую лодыжку повязку, и улыбается сам себе. Даже ехидный блеск в глазах Хосока его не смущает так, как мысль, что тот согласился поменяться походами не столько из жалости к Чонгуку, сколько из личных соображений запихнуть их вместе в очередной поход.       Если ещё в начале смены эта мысль бы его выбесила, сейчас Чонгук может только поблагодарить Хосока вновь. Он правда счастлив, что поехал на выезд вместе с Тэхёном, а не с теми двумя вожатыми.       Обмахиваясь и пытаясь просушить потную футболку, Хосок закрывает глаза рукой от солнца и улыбается ему, когда они останавливаются у развилки. — Ладно, до вечера тогда. Не терпится посмотреть, что ты там нарисуешь. — Увидишь, — загадочно говорит идущий к лестнице своего домика задним ходом Чонгук, уже предвкушая, как нанесёт сегодня первые мазки краски. За вчерашнее утро он успел только набросать эскиз карандашом.       Ему удаётся лишь приступить к заполнению первого слоя неба и раскинувшегося за озером леса до того, как тихий час подходит к концу и наступает время будить детей и вести на мастер-классы. Точнее, все вожатые ведут свои отряды развиваться, а Чонгук с Миён — намыливать столовую.       Под полным сомнения и неприязни взглядом кухарки Чонгук оттирает столы от оставленных после завтрака и обеда пятен еды, параллельно руководя мытьём полов. Несколько детей умудряются пролить ведро с мыльным раствором, а один даже поскальзывается на мокром полу и чудом не разбивает голову об кафель, если бы не подхватившие его вовремя друзья. В общем, пока все развивают творческие навыки на мастер-классах, отряд Чонгука превращается в хозяюшек со стажем в фигурном катании по мыльному полу.       Уборка пролетает быстрее, чем он предполагал. Подушечки пальцев сморщились от работы мокрой тряпкой без перчаток, которые Чонгуку кухарка благополучно не дала со словами, что ей они нужнее, а поясница побаливает от вечного наклонения к ведру. Отработал за выезд, видимо, утреннюю радость.       Сонхи находит его после вечерней викторины, напоминая про поход в медпункт, и они с Чонгуком вместе ковыляют до приехавшей наконец медсестры. Девочке повязку меняют быстро, нахваливая перевязку Джису, а вот Чонгуку приходится попотеть. Медсестра снимает с него шину и осматривает заметно спавший отёк лодыжки, наказывая помыть запревшую из-за фиксирующей повязки ногу и затем надеть её вновь. — Послезавтра, когда я опять приеду, мы опробуем упражнения для восстановления мышц и я покажу, как правильно делать лечебный массаж, — говорит медсестра, протягивая Сонхи леденец за то, как смело та держалась на протяжении своей перевязки. Чонгуку отчасти тоже хочется сладкую награду, но он быстро напоминает себе, что он взрослый и ему конфеты за пустяки не полагаются. А хочется ведь. — Хорошо, спасибо. Хорошего вечера, — желает он ей с вежливой улыбкой, прежде чем взять уже убравшую леденец в карман Сонхи за руку и повести на ужин.

***

— Занято! — раздаётся из-за двери голос Чимина, когда после дискотеки Чонгук возвращается в домик и крутит ручку, пытаясь попасть в свою комнату.       Через приоткрытую форточку выходящего на веранду зашторенного окна доносится копошение, а затем приглушённый смех и стон, и Чонгук отпускает дверную ручку как ошпаренный. — Хоть бы носок повесили, — бормочет он себе под нос, возвращаясь обратно на веранду и плюхаясь на ступеньки.       Холст и краски благополучно заперты в домике вместе с этими двумя похабниками, даже блокнот он попросить их вынести не может. Не хватало ещё своими глазами увидеть подтверждение догадок насчёт того, что происходит в считанных метрах от него.       Не имея ни сил, ни желания топать в беседку на другой конец лагеря, Чонгук усаживается на верхней ступеньке и прислоняется плечом к перилам. На телефоне почти села зарядка, так что в игры порубиться хватит минут на десять. Спрашивать у Чимина и Юнги, сколько они там свои дела будут делать, бесполезно, потому что они наверняка и сами не знают ответ, а простудиться или загнуться от безделья не хочется.       Чонгук как раз раздумывает над тем, чтобы пойти к домику Миён и навязаться на полчасика, когда из-за угла главного корпуса выходят, переговариваясь, Хосок и Тэхён.       Глубже укутываясь в тонкую футболку, в которой не было так прохладно ещё даже полчаса назад, Чонгук прослеживает их взглядом вплоть до того момента, когда парни замечают его. Со стороны, наверное, выглядит грустно — сидит одиноко одинокий одиночка на пороге собственного домика, из которого его выперли, и ёжится от вечерней прохлады.       Хосок что-то говорит Тэхёну, когда они подходят к развилке дорожек к их домикам, и подталкивает его в сторону Чонгука. Тот опускает взгляд на свои сложенные на поджатых коленях руки, играясь с торчащими из шортов нитками, когда Хосок ухмыляется бросившему на него прожигающий взгляд за толчок лучшему другу и благополучно оставляет их одних, скрываясь в своём домике. — Опять они тебя выставили? — спрашивает Тэхён, присаживаясь рядом на верхнюю ступеньку и убирая руки в карманы чёрно-белой ветровки. Хоть кто-то одет по погоде.       Чонгук вздыхает с унылым кивком, оглядываясь на злосчастную дверь, за которой творится чёрт знает что. На этот раз Чимин простым «ну тебе чё, жалко что ли?» не отделается. Они с Юнги встречаются уже пять лет, а конфетно-букетный период у них, видимо, начался только в этом лагере. Чонгук бы позавидовал, если бы не хотел прямо сейчас укрыться одеялом и благополучно уснуть вместо того, чтобы просиживать штаны на собственном пороге. — Хоть кому-то тут перепадает, — усмехается Тэхён, убирая сбившиеся на лоб волосы с лица. Белая кепка за ужином перекочевала на голову Хосока, и потому тёмные кудряшки сейчас торчат во все стороны, растрёпанные ветерком.       Чонгук не хочет признавать, как мило это выглядит. Так, что в них хочется зарыться пальцами и проверить, настолько ли они мягкие, насколько кажется со стороны. — Если бы это ещё не было в ущерб моему сну, то было бы вообще замечательно. Я бы им сам смазку тогда покупал и салфетки подавал, — фыркает Чонгук, обнимая свои колени и растирая покрывшуюся мурашками от холодного ветра кожу.       В смехе откидывая голову, Тэхён собирается что-то ответить, когда вновь переводит взгляд на него, но из-за двери вдруг доносятся заливистый смех Чимина, за которым следует невозмутимый голос Юнги. — Ну чё, становись раком.       У оглянувшегося назад Чонгука невольно округляются глаза. Он даже думает, борясь с подступающим к горлу истеричным смешком, что ему показалось, пока мгновение спустя не слышится ответ. — Но я весы...       Чонгук буквально может представить, как Юнги закатывает глаза. — А я термометр. Встал быстро, пока я сам не нагнул.       Из приоткрытого окна доносятся копошения, о сущности которых думать совсем не хочется, но словесное подтверждение происходящего в домике не оставляет сомнений. — Может, я этого и добиваюсь, — бурчит приглушённо Чимин, за чем следует крайне похожий на шлепок звук и взбудораженный стон. — А может окно закроете? Вас на всю улицу слышно, — вклинивается в эту высокопарную беседу Тэхён, смеясь, когда после долгого мгновения молчания форточка с гулким звуком захлопывается.       Чонгук уже не может сдержать смеха, зажмуриваясь от смущения и нелепости ситуации и утыкаясь лбом в трясущееся плечо прыснувшего Тэхёна. Это так глупо и смешно, что от улыбки начинают ныть горящие алым щёки.       Они постепенно успокаиваются, тихо посмеиваясь, и Чонгук поднимает голову, но отстраняться не спешит. Их с Тэхёном плечи прижаты друг к другу, и парень такой тёплый, что отрываться от него совсем не хочется. Чонгук борется с желанием пододвинуться ближе, чтобы их коленки соприкоснулись, но Тэхён, кажется, замечает мурашки на его коже и отстраняется первый.       Чонгук заметно расстраивается, теряя источник тепла, но в следующее мгновение Тэхён снимает с себя ветровку и накидывает ему на продрогшие плечи. На нём самом остаётся только майка и серые спортивки, и Чонгук уже хочет возразить и попытаться впихнуть ему обратно ветровку, как парень пододвигается ближе, так, что между ними совсем не остаётся пространства, и приобнимает его за плечи, растирая усыпанную мурашками руку. — Ты тут совсем замёрзнешь, пока они знаки зодиака закончат вспоминать, — ворчит Тэхён, помогая ему согреться, и оглядывает погружающийся в сумерки лагерь.       Смущённый, Чонгук глубже укутывается в ветровку и утыкается носом в воротник, вдыхая оставшийся там одеколон. Тэхён не сменил духи с прошлой зимы, и до мурашек знакомый запах вместе с близостью парня возвращают то самое воспоминание, о которым Чонгук тщетно пытался забыть последние полгода. — А ты? — тихо спрашивает он, цепляясь пальцами за края ветровки и притираясь чуть ближе, чувствуя пробирающее до уже приятных мурашек тепло тэхёновой кожи сквозь тонкую ткань. Даже ветровка не согревает так, как сидящий рядом и всё ещё обнимающий его Тэхён. — Я закалённый, — качает тот головой с лёгкой улыбкой, наконец поворачивая к нему голову.       Их лица вдруг оказываются так близко, что Чонгук может пересчитать каждую ресничку, обрамляющую эти завораживающие карие глаза. Его взгляд невольно падает на замершие так близко губы, когда Тэхён зачем-то облизывает их и сам пробегается по его лицу. В его вдруг посерьёзневшем взгляде больше не мелькает смеха, и Чонгук не может взглянуть ему в глаза. Боится, что увидит там что-то, что тогда дало сбой в его выдержке под бой курантов и подтолкнуло к самому опрометчивому поступку в его жизни.       Он не может не думать о том, что бы случилось, нагнись сейчас Тэхён и накрой его губы в поцелуе.       Чонгук не мог оттолкнуть его тогда, Чонгук вряд ли сможет сделать это сейчас.       Взгляд Тэхёна на мгновение отрывается от его едва распахнувшихся губ и взлетает к глазам, когда Чонгук выдыхает в жалкое пространство между ними. В горле комом застревает трепетное волнение, которое юноша испытывал каждый раз, когда вот так оставался с Тэхёном наедине. Именно поэтому он так старательно этого избегал — боялся, что наделает глупостей.       Однако в это мгновение податься ближе, переборов страх и волнение, и встретить Тэхёна на полпути кажется чем угодно, но не глупостью.       Его веки невольно опускаются, подрагивая, когда Тэхён сглатывает и надрывно выдыхает, смотря на Чонгука словно завороженный. Тот пододвигается чуть ближе, забираясь под обнимающую его плечи руку, и робко касается его скрытого спортивками колена, рефлекторно облизывая губы и не отрывая взгляда от тэхёновых, кажущихся ещё ближе с каждым мгновением.       Только когда между ними остаются считанные сантиметры и горячее, тяжёлое дыхание ласкает кожу лица, тишина в домике нарушается гулким ударом чего-то об пол. Чонгук вздрагивает всем телом, задевая кончиком носа замершую так близко щёку Тэхёна, когда переводит едва расфокусированный взгляд на дверь, которая наконец открывается, выпуская на порог натягивающего футболку Юнги. — О, вы всё ещё тут? — он натыкается взглядом на двух парней, хмурясь, когда замечает, как Чонгук поспешно отодвигается, из-за чего рука Тэхёна съезжает с его плеч, упираясь спиной в перила и как-то нервно улыбаясь ему. — Простите за задержку, — доносится из домика голос Чимина, чья голова наконец показывается из-за дверного косяка. Его волосы растрёпаны, а и без того полные губы припухли и покраснели.       Алеющие с каждым мгновением пятна на шее Юнги говорят сами за себя. — Я вышлю счёт для выплаты моральной компенсации, — отстранённо говорит Тэхён, взглядом прослеживая, как Чонгук приподнимается со ступеньки. — Не прошло и года, — бормочет тот, сцепляя подрагивающие пальцы и избегая взгляда смотрящего на него со ступенек Тэхёна, и перешагивает порог, тихо бросая перед тем, как исчезнуть в ванной: — Спокойной ночи, Юнги, спокойной, Тэхён.       Чимин переглядывается с ничего не понимающим, всё ещё раскрасневшимся Юнги и бросает на смотрящего Чонгуку вслед Тэхёна взгляд, замечая его сжимающиеся и разжимающиеся пальцы и то, как парень бессознательно облизывает губы. За Чонгуком с щелчком замка закрывается дверь, прежде чем из ванной раздаётся шум льющейся из крана воды, и Чимин даже не успевает спросить, что у них успело произойти, пока он с Юнги пытался поскорее закруглиться — и тщетно в этом провалился, — но Мин накрывает его скулу и оставляет на и без того исцелованных губах ещё один поцелуй, поддевая кончиком носа его с нежной улыбкой. — До завтра.       Всё ещё залитая румянцем щека теплеет под мягким касанием подушечек пальцев, к которым Чимин ластится разнеженным котёнком. — До завтра, мой термометр, — улыбается он, ловя губы парня в очередном, точно последнем поцелуе.       Когда они отстраняются друг от друга, расставаясь на ночь, в ванной включается душ, а ступеньки веранды уже пустеют.