Сказка о жаровом змее

Видимо, Владомир и сам почувствовал, что с ним происходит: он вдруг молча встал и под стук каблуков своих сапог быстро направился прямиком к выходу, тяжело дыша и сжав руки в кулаки. Он так отчаянно старался держать себя в руках, что даже не заметил стоящего в проходе Лесьяра, и, столкнувшись по пути с ним плечами, просто прошёл мимо. Лесьяр тут же поспешил за ним. – Влад, постой! Влад! Владомир! – закричал Лесьяр ему в спину, но, казалось, тот его не слышал. Широким шагом он пронёсся сквозь палаты к выходу – тому самому, что ещё недавно разыскивал Лесьяр – едва не прищемив ему пальцы тяжёлой входной дверью, слетел вниз по крыльцу во двор и ринулся куда-то вперёд. Только оказавшись снаружи Лесьяру наконец-то удалось его нагнать: он на ходу поймал Владомира за плечи и развернул к себе лицом, таким образом вынудив того остановиться. Но лица он не увидел, так как Влад не поднял глаз, а лишь, приложив руки ко лбу, закрыл ладонями лицо. Тогда Лесьяр попытался отлепить его руки, чтобы хотя бы взглянуть на него: – Владомир? Ты меня слышишь? Пожалуйста, посмотри на меня! – … Лесьяр… – прохрипел Владомир. – Да, я здесь. Это я, поэтому иди сюда, – полушёпотом сказал ему Лесьяр, делая ещё шаг навстречу. Он убрал его руки прочь от лица, а затем обхватил его ладонями и поднял вверх, чтобы заглянуть в глаза, красные разводы в которых так и кричали о том, что внутри Владомира сейчас бушевали неистовые вихри. Он весь дрожал, и его тяжёлое прерывистое дыхание облаками белого пара вырывалось на Лесьяра. Такой выброс силы был следствием внутреннего перенапряжения. Похожие вещи происходили и с другими заклинателями, но Владомир был единственным, кого знал Лесьяр, у которого эти приступы случались с такой силой прямо с самого детства. Так что же нужно было делать в таких случаях? Был один проверенный способ, который подходил и для самопомощи, – он был и простой, и сложный одновременно – а именно надо было… расслабиться. Да, просто расслабиться и отдохнуть. Внутренняя сила заклинателя, какую бы природу ни имела, являлась неотъемлемой частью его тела и потому была связана со всеми внутренними процессами, происходящими в нём. Если где-то что-то шло не так – неожиданная травма, болезнь, испуг – тело перенапрягалось и вытесняло наружу спящую внутри человека силу. Это было похоже на обряд становления, только не в полную силу: если обряд становления вытаскивал силу наружу и таким образом в дальнейшем позволял ею пользоваться, то такие приступы никакой пользы не несли, а лишь портили жизнь, чиня неудобства как самому человеку, так и его окружению. Встречались люди, как Лесьяр, которые никогда от такого не страдали: их сила крепко держалась внутри тела даже при сильных травмах. А встречались люди, как Владомир, чья сила самовольно выливалась наружу, как вода сквозь решето, и определялось это лишь природой, а не какими-то внешними обстоятельствами. Так что тут уж ничего не попишешь: живи с тем, что дано, и как хочешь, так и справляйся со своими трудностями. И вот для таких трудностей в жизни Владомира и был Лесьяр. Его вырвавшаяся сила могла бушевать очень долго, однако Лесьяр был тем, рядом с кем она всегда послушно и быстро заползала обратно внутрь Влада – стократ быстрее, чем если оставить Владомира с его разбушевавшейся силой одного. Потому сейчас без лишних раздумий Лесьяр обнял его как в детстве: прижал его голову к изгибу своей шеи и стал поглаживать по спине. – Давай, дыши. Медленно: вдох и выдох. Он ощутил, как дрожащие руки Владомира медленно обняли его в ответ, а затем вновь стиснулись в кулаки, крепко зажав в них рубаху Лесьяра. Обычно щедрый на проявление чувств Влад некоторое время молча простоял в его объятьях, прерывисто дыша, а затем упёрся носом ему в шею и прохрипел: – Я так… ненавижу эту сволочь… Он всегда говорил, что моя сила может навредить матери... Что я её убиваю... Что это я виноват в том, что мама не смогла хорошо выносить второго ребёнка, потому что я был первым… что я занял место чужого ребёнка… что это моя сила разрушила маму изнутри… Пока он говорил, Лесьяр ощущал, как кружившая вокруг них сила Владомира лишь пуще распалялась, отчего стало нечем дышать, будто бы вокруг них был не зимний студёный воздух, а жаркий летний зной. Но Лесьяр лишь сильнее прижал к себе Владомира, продолжая нежно наглаживать его, как маленького ребёнка, пока тот сквозь стиснутые зубы выдавливал из себя полные гнева и боли слова: – А ещё знаешь что, Лесьяр? Однажды я почти убил своего брата. У меня почти получилось. Я взял подушку из своей спальни, пробрался к его кроватке и, пока няньки отвлеклись, начал его душить… А знаешь почему? Всего-то потому что услышал, как матушка поёт ему мою колыбельную. Ту самую, что пела когда-то только мне. Моя матушка пела ему мою колыбельную… Сказав это, Владомир вдруг истерично засмеялся в объятиях Лесьяра, но тот непрерывно продолжал гладить его по голове и, наклонив губы прямо к уху Влада, стал шептать: – Ты не виноват. – Я так сильно хотел его убить... Я так сильно хотел к матушке, но она была заперта там из-за меня… Этот ёбаный трус запер её из-за меня… – Нет. Даже если бы ты не родился, он бы нашёл другую причину её запереть. Потому что он такой человек, в этом нет твоей вины. Он переложил на твои плечи ответственность за то, на что ты никак не волен был повлиять. Кто бы ни был твой настоящий отец, ты не виноват. Голос Лесьяра был ласковым и тёплым, а руки мягко гладили Владомира по затылку и спине, крепко прижимая его голову к своему изгибу шеи. Словно заклинание он стал повторять ему в ухо одни и те же слова. – Я всегда так ненавидел свои способности… – Ты не виноват. – Я так хотел их из себя вырвать… – Ты не виноват. – Я так хотел его убить… – Ты не виноват. На счастье Лесьяра старый способ до сих пор работал: в его руках разбушевавшаяся сила Владомира постепенно успокаивалась и возвращалась в своё обычное мирное русло. Теперь он наконец-то понял, что же его сегодня так задевало за живое, заставив сердце тревожиться. После разговора с матерью Владомира Лесьяр всё размышлял о каких-то сложных вещах, пытаясь разгадать, отчего на его душе скреблись кошки, но на деле всё оказалось на поверхности: ему приоткрылись двери к той части Владомира, которую он до сего дня в глаза не видел. Отчасти он уже знал, а если не знал, то уж точно обладал достаточно сообразительной головой на плечах, чтобы догадаться, что семья Влада шита белыми нитками* и от семьи тут было одно название. Да, он не знал подробностей, но всегда, находясь подле Владомира с самого его детства, видел ту боль, которую причинила ему семья, и потому сегодняшние события, свидетелем которых ему довелось стать, не были неожиданностью для Лесьяра. Наоборот, он этого и ожидал; он отлично знал, какую картину увидит, стоит ему перешагнуть порог этого дома. *грубая подделка, когда ложь очевидна или неумело скрыта. Но знать – это одна песня, а вот лицезреть собственными глазами, слышать собственными ушами – совсем другая, и по старой привычке Лесьяр не смог не принять долю Влада близко к своему сердцу. Но и поправить… тоже никак не мог, и почему-то это заставило его ощутить какое-то новое мучительное чувство вины. И вот как раз из-за этого чувства вины у Лесьяра и стало так сильно тревожно на сердце, а заодно и чесались руки набить морду этому уёбку, который причинил и продолжает причинять столько боли Владомиру – его Владомиру! Пока он погрузился в свои мысли, одновременно слушая Влада и шепча ему прямо в ухо тихое «ты не виноват», тот вдруг неожиданно снова схватился за лоб руками и застонал. Только-только с горем пополам угомонившаяся сила Владомира снова начала вылезать наружу, и Лесьяр тут же протянул к нему руки, силясь вернуть его в свои объятия. – Что с тобой? – встревоженно спросил он. – Всё в порядке… Блять, нет, только не сейчас… И тут Владомир рухнул ему в руки. Без сознания. И вся его сила мигом улетучилась, словно и не бывало. – Влад? Владомир?.. – Лесьяр приложил ухо к его носу, чтобы проверить дыхание, а обнаружив его, уложил Владомира ровно на снег и похлопал по щекам. – Влад, очнись! Влад? Да почему с тобой вечно что-то случается? От похлопывания по щекам Владомир пришёл в сознание, но тут же опять схватился за голову и застонал, скрючившись на снегу. Лесьяр никак не мог понять, что происходит. Ладно Владомир бы сражался с кем, как это случилось в Змеином царстве или на Масленице, когда он и там и там умудрился по неосторожности влезть в неприятности, но сегодня-то ничего подобного не произошло! Его сила всего лишь начала вырываться наружу, но ведь это давно пройденный урок – это ни разу не приводило к обмороку или боли, а Владомир сейчас, судя по его стону, испытывал именно боль. Не решаясь более медлить, Лесьяр быстро подхватил Владомира и понёсся с ним к сараю, где договорился встретиться с Дарьяной и Дарёном. Ведь Дарьяна ему явно что-то не договорила – что-то, за что Владомир грозился её «убить», если бы она это рассказала Лесьяру. С ноги открыв дверь, он ворвался в сарай с вопросом: – Что с ним? – голос звучал леденяще, что аж Дарьяна и Дарён подпрыгнули от такого появления. – А, опять что ли? – как ни в чём не бывало бросил Дарён. Брови Лесьяра взлетели вверх: – Опять? – он положил Владомира, который снова был без сознания, на солому, и Дарьяна наклонилась к нему и приложила руку к его груди. Дарён пояснил Лесьяру: – Я же рассказывал, что он как выздоровел после обряда становления, то в общине стало просто невозможно спать, ибо Влад упражнялся в заклинательстве круглые сутки. И со временем снова началось вот это вот. Помнишь, его сила же не вылезала несколько лет как ты с войны пришёл? А потом ты покинул общину и у Влада всё по новой пошло-поехало, только теперь тебя рядом с ним не было, чтобы его успокоить. – Разве обряд становления не должен был дать ему бо́льшую власть над собственной силой? Он же должен был помочь ему, а не усугубить его состояние. Ладно он до сих пор не был бы заклинателем и не понимал, как управляться со своей силой. А сейчас-то что? Дарьяна? Что с ним такое? Дарьяна, не поднимая глаз на Лесьяра, ответила: – Дело в том, что он не давал мне его осмотреть. И отказывался пить лекарства. – Что? Почему? – Лесьяр, – впервые её голос прозвучал настолько сурово; она перемахнула свою косу с одного плеча на другое и подняла свои лисьи глаза на Лесьяра, а затем, поменяв голос, съязвила. – Будь добр, спроси у него сам. Лесьяр так и застыл с открытым ртом. Они с Дарьяной буравили друг друга взглядами, а Дарён не выдержал возникшего напряжения и сам стал объяснять, надеясь отвлечь их от этой безмолвной распри: – Да Лесьяр, ты что, Владомира не знаешь? Он же упёртый как баран. За тебя отомстить захотел, но, конечно, ему ходу не дали и заперли в общине. Тогда он, разобидевшись на весь мир, все силы бросил на упражнения, ещё даже не до конца окрепнув. Его буквально было не остановить, он как с цепи сорвался! И тогда пошли эти ухудшения. К тому, что у него вылезала сила пуще прежнего, добавилась головная боль. И он наотрез отказывался от лекарств. Тупо продолжал упражняться до кровавого пота. А немного погодя появились и обмороки… – И за всё это время его никто ни разу не осматривал? – поджав губы, Лесьяр по-прежнему не сводил глаз с Дарьяны, которая ответила ему: – Я ему не мамочка, чтобы носиться за ним после каждого чиха, как это делал ты. – Я никогда не носился за ним после каждого чиха. – Ты понял, о чём я. Всё, что я могла сделать, – это запереть его и предложить свою помощь. Он отказался – это его право. Тут Владомир снова пришёл в себя и, застонав, открыл глаза, и все трое дружно на него посмотрели. Но Лесьяр больше не мог выносить этот вид. От гнева у него уже чесались руки и болели желваки. Хлопнув дверью, он вышел из сарая и направился к трапезной. Он почувствовал, как его душа, ещё недавно лишь тронутая разговором с матерью Владомира, теперь была словно в одночасье выпотрошена наизнанку, оголив свои самые уязвимые места. Верно говорил ключник: как ни крути нет и не бывать в этом мире справедливости – всякий человек гнёт свою палку и не рвётся видеть вещи дальше своего носа. Но это не значит, что этому всякому человеку всё непременно должно сходить с рук. Наплевав на всех, Лесьяр вломился в трапезную, но там никого не обнаружил – лишь убирающие стол служки с любопытством подняли на него головы. Тогда он выбежал обратно на улицу и по наитию двинулся рыскать по двору. В голове Лесьяра всё переворачивалось вверх дном. Он не мог не понимать, что именно благодаря лицемерному сердцу отчима Владомира и его дурному нраву однажды в жизни Лесьяра и появился Владомир. Но и вот так вот взять и проглотить такое положение дел Лесьяру оказалось не под силу: ком в горле мешал. Издалека он увидел уже знакомую светлую макушку, и по ней опознал того подростка из трапезной, который приходился Владомиру сводным братом. Он нагнал его и крикнул: – Где твой отец? – А? Что?.. Кто ты?.. – Я спрашиваю где твой отец?.. А, нашёл. Он прошёл мимо мальчика, а тот едва успел крикнуть ему в спину: – Нет, постой, не надо! Ты друг Владомира? Постой!.. Но Лесьяр и не подумал прислушиваться к его просьбе. Впереди он увидел спину в богатых боярских одеждах, отороченных по воротнику, рукавам и подолу лоснящимися на свету соболиными мехами. Тихомир Вячеславович направлялся куда-то в сторону жилых теремов, и Лесьяр мигом нагнал его. Не успел отчим Влада и пикнуть, как был схвачен за свой меховой воротник так, что воздух едва поступал в лёгкие, затем приподнят над землёй и со всей дури прижат к стене. В него вперились два сверкающих холодом булатной стали глаза, и владелец этих глаз сквозь стиснутые зубы прорычал: – Если ты ещё хоть раз хоть одним своим пальцем тронешь Владомира, если ещё хоть раз твой мерзкий рот откроется, чтобы осквернить его, я тебя – убью. Когда первый испуг прошёл, Тихомир Вячеславович быстро пришёл в себя и даже в таком проигрышном положении, когда Лесьяру ничего не стоило в любой миг его придушить, не струсил показать свой злой язык: – Убьёшь? – он попытался усмехнуться, насколько ему хватило воздуха. – Ты хоть знаешь, кому сейчас угрожаешь? – Знаю, – холодно и с расстановкой ответил Лесьяр, – мрази, которая измывается над всей своей семьёй. – Значит, пришёл в чужой дом и решил, что волен указывать, как жить моей семье? – Жить? – язвительно переспросил Лесьяр. – Ты это искренне считаешь жизнью? Ты хоть знаешь, что после такой «жизни» Владомиру ещё год кошмары снились? Это так ты «заботишься» о своей семье? А что ж ты с ним не спал, когда он ночами просыпался от собственных слёз и звал маму, которую у него отняли? А что ж ты не уговаривал его поесть, когда он отказывался взять хоть крошку в рот целый месяц, как его привезли в общину? А что ж ты такого с ним сделал, что он начинал реветь каждый раз, как кто-то проявлял к нему хоть каплю заботы? Что это за «жизнь» такая была, что хуже смерти? И теперь, значит, когда он вырос и несмотря на свою «любящую» семью встал на ноги, ты вдруг озаботился судьбой пасынка? Стоило ему наконец-то опериться и суметь самостоятельно выпорхнуть из гнезда, как ты опять решил поломать ему крылья? Решил распоряжаться его жизнью из собственной прихоти и уверовал, что тебе это сойдёт с рук? Не бывать этому. – Да что ты знаешь? Возомнил себя самым справедливым? Тем, кто знает, что правильно, а что нет? Я защищаю свою семью, и я буду защищать её любой ценой! – По-твоему, это называется защитой? Запереть свою семью на триста замков и бдить каждый их шаг? – Да ты и сам птенец, раз не видишь, как он сам себе ломает крылья! Из-за всего вбитого в его голову дерьма он слеп и понятия не имеет, что творит! И кто ты ему такой, что знаешь, что ему лучше? Может ты царь, чтобы держать его при себе и оберегать? Может ты колдун, чтобы предвидеть все повороты его судьбы и не дать ступить на опасную дорожку? Может ты бог, чтобы его воскресить, ежели он оступится и погибнет? – Вот именно. Я не царь, не колдун и не бог. И ты тоже нет. Только в отличие от тебя я не пожалею головы ради Влада. Кроме него мне терять нечего, так что если ты ещё хоть раз даже единую мысль допустишь как-либо причинить ему боль – я без разговоров приду и убью тебя. Можешь хоть всё дивноморское войско созвать со всеми его заклинателями, чтобы оно стерегло твою жалкую жизнь, – ты понятия не имеешь, с кем связался: я даже глазом не моргну. Уёбок. * Остановившись в местном постоялом дворе, они сняли комнаты, и наконец-то Лесьяр уложил Владомира не где придётся, а на перину. – Лесьяр, не переживай, это не впервой. Всё с ним будет в порядке. Но эти слова ничуть не утешили Лесьяра. Всё ещё хмуря брови, он бросил через плечо: – Пожалуйста, попроси Дарьяну приготовить ему лекарство. – Но он всё равно не будет пить. Он говорил, они не помогают. – Пусть приготовит. Я его уговорю. Дарён, видя, в каком разладе находился Лесьяр, решил с ним не спорить и послушно пошёл к сестре, и через некоторое время с лекарством в руках в комнату зашла Дарьяна. – Держи. – На самом деле ты же его осматривала, – утвердительно сказал Лесьяр. Дарьяна вздохнула. – Слишком мощная сила. Слишком бурно выливается, и тело не всегда выдерживает. Почему в таких случаях он не останавливается – я не знаю. Может не может, а может не хочет, а может и то и другое. С тех пор, как тебя с ним рядом не стало – он сам себе на уме. Только последний год более-менее стал вменяемым. Лесьяр сглотнул, не поднимая глаз от лежащего без сознания Владомира. – Спасибо. Дарьяна ничего не ответила и, немного помедлив, вышла, тихо закрыв за собой дверь. Через некоторое время Владомир вновь очнулся и схватился за голову, но, учуяв сидящего рядом Лесьяра, опустил руки и попытался приподняться и даже улыбнуться ему, однако его улыбка вышла слишком кривой. Лесьяр окинул его усталым взглядом и протянул кружку. – Пей. – Что это? – Лекарство. – Оно не помогает, от него лишь в сон начинает клонить, – хриплым голосом ответил Владомир. – Не важно. Просто выпей. – Мне уже правда лучше, не надо, – ответил Владомир, вот только собственные слова, эхом жужжащие в черепной коробке, лишь усиливали боль. Может, незнакомый с Владомиром человек бы и поверил бы ему, но Лесьяр даже спустя три года хорошо читал в нём такого рода вещи. Молча посмотрев Владомиру в глаза и углядев в них такое знакомое, если не сказать родное, упрямство, он решил подойти к делу иначе: воспользоваться старым добрым рабочим способом. – Можешь просить у меня, что хочешь, – но, подумав, добавил. – Что-то, что я могу для тебя сделать здесь и сейчас. * Подложив руку себе под голову, Лесьяр молча лежал на боку на краю постели и наблюдал, как грудь спящего на другом её краю Владомира мерно поднимается вверх и опускается вниз. Когда он предложил Владомиру сделать что-то для того в обмен на лекарство, ему думалось, что сегодня его сердце и так настрадалось, и терять ему стало попросту нечего: что бы ни попросил Влад, Лесьяр бы без раздумий сделал, чтобы хоть немного самому успокоиться – и прежде всего – успокоить свою совесть, которая грызла его за то, что пожелание Лесьяра отыскать мать Владомира и вынудило самого Владомира пойти ради него на встречу со своим отчимом и в итоге оказаться в таком плачевном состоянии. Он прекрасно понимал, что ни коим образом не виноват в их внутренних семейных распрях, но, глядя сейчас на бледное лицо Владомира, Лесьяр также не мог просто взять и отпустить гложущие его изнутри чувства. Однако из всего того, что можно было попросить, Владу пришло в голову попросить Лесьяра остаться спать рядом с ним, словно как когда-то они временами вдвоём спали в их ночлежке в Зеленоборской общине. Сперва это показалось Лесьяру лёгкой задачей, вот только рядом с Владомиром после сегодняшнего насыщенного происшествиями дня и без того потрёпанное сердце Лесьяра никак не желало угомониться, а его вечно работающий мозг вновь и вновь перебирал все те новости, что свалились на его голову. Сон, конечно же, в таком раздрае никак к нему не шёл. Тут вдруг дыхание Владомира сбилось и он заёрзал на постели, поморщившись и потерев руками своё лицо: Лесьяр сразу понял, что тот проснулся, и мигом закрыл глаза, на всякий случай притворившись крепко спящим. Он услышал, как Владомир повернулся к нему на бок так, что они теперь оказались лицом к лицу, и едва слышно шёпотом спросил: – Лесьяр, ты спишь? Тишина. – Лесь? Снова не было никакого ответа. Лесьяр не шевелился, старательно сохраняя своё дыхание ровным. Он лелеял надежду, что Владомир устанет его дозываться и просто ляжет дальше спать, но его надеждам было не суждено сбыться: он почувствовал, как Владомир, явно стараясь его не разбудить, без зазрения совести прижался носом к его ключице и глубоко вздохнул. Внутренне Лесьяр успел помолиться всем богам, чтобы Владомир поскорее это прекратил, ибо если тот сейчас прижмётся ещё ближе, то услышит неровный ход его сердца и сразу поймёт, что он не спит. Уж не ясно было, то ли боги и правда услышали его, то ли совесть Владомира нашептала ему прекратить лезть к «спящему», но тот отодвинулся обратно на свою подушку. Лесьяр понадеялся, что на этом всё закончится, однако тут почувствовал, как шершавая подушечка пальца погладила его нижнюю губу. – Лесь? Лесьяр снова промолчал. К своему ужасу, он услышал, как Владомир снова тихонько приподнялся со своей подушки и лёг вдруг очень близко лицом к его лицу так, что чужой нос коснулся его носа, а вниз по губам и подбородку скользнуло горячее дыхание. В этот миг Лесьяр был готов продать душу за то, чтобы действительно оказаться спящим и не помнить об этом утром! Стук его сердца, казалось ему, был слышен во всей комнате – такой громкой барабанной дробью оно застучало в его груди. Он приложил все усилия, чтобы не спалиться с потрохами, но… ничего больше не произошло. Владомир отодвинулся обратно на свою половину, и подушечка его пальца убежала с губы Лесьяра. Уши Лесьяра ловили каждый шорох, и до них долетело, как Влад отвернулся и укрылся одеялом, а затем раздался его тяжелый вздох. Ах, как же ему хотелось тоже вздохнуть, ибо этой комнате срочно требовался свежий воздух, да побольше! Сердце вообще не хотело успокаиваться, а на носу и губе оставалось ощущение испарившегося прикосновения. Приоткрыв глаза, он уставился Владомиру в спину и ещё долго-долго не сводил с неё глаз.