Сказка о жаровом змее

По пути к избе Лесьяру так и не удалось обогнать Владомира: тот, потирая подмёрзшие от долгого пути ладони, быстро, почти что бегом долетел до крыльца и, трижды постучав, распахнул дверь. Стоило двери распахнуться, как в нос ударил затхлый кислый запах сушёных трав и трухлявой гниющей древесины. Владомир, окинув взглядом крохотную клеть, в которой хватало места лишь для печи да покосившегося стола с лавками, без труда отыскал своими зоркими глазами на печи хозяйку этого дома. Поклонившись, он громко поздоровался: – Здравствуй, бабушка! Холодный ветер, ворвавшись в избу вместе с вошедшими, поколыхал запылившуюся паутину, белым бисером развесившуюся по углам горницы. Кряхтя, старуха села на печи, принюхалась и тут же поморщила нос. – ФУ-ФУ-ФУ! ЧЬИМ ДУХОМ ЗАПАХЛО В МОЕЙ ИЗБУШКЕ?! – вдруг визгливо заворчала она оттуда недовольным голосом, а затем повернула голову ко входу и сощурила свои старые глаза, едва видневшиеся из-под разукрашенных паутинками морщин нависших век. Зрачки забегали по стоящим в дверях путникам, но немощный взгляд старухи будто бы никак не мог сосредоточиться на гостях; однако это не остановило её ворчание. – КТО ТАМ ПОД МАТИЦЕЮ* СТОИТ? ДЕЛО ПЫТАЕТЕ АЛИ ОТ ДЕЛ ЛЫТАЕТЕ?! *матица – деревянная потолочная балка, условно делившая помещение на входную и основную часть; гостям было не принято заходить за матицу без приглашения хозяев дома. Матица, как и печь, и баня – одна из символических конструкций, которую в языческом прошлом славяне наделяли всяческими обрядовыми функциями, поэтому её упоминание часто встречается в русских народных сказках. Лесьяр нахмурил брови… Недовольный голос старухи был громким и то и дело срывался с хрипотцы на скрипучие нотки, невольно напоминая скрежет старых сосен на сильном ветру, оставляя после себя неприятную резь в ушах и заставляя слушателей внутренне невольно поёжиться, будто бы одна из сосен вот-вот грозила упасть им прямо на головы. Выходило, что они потревожили хозяйку этого дома. Неужели и в самом деле никто их тут не ждал? Услышав избитые строчки из сказок, Владомир же не стал обращать внимание на недовольство старухи, а лишь ухмыльнулся. Вот хитрая лиса! Их, значит, сюда заманили и теперь в уши сказки лить собрались! Зубы заговаривать! Да он и сам кому угодно зубы заговорить может! Так что ещё посмотрим, кто кого! Он уж было открыл рот, чтобы что-то ответить, но тут чужая холодная ладонь закрыла его рот, не позволив оттуда вылететь ни звуку. Владомир скосил глаза в сторону, чтобы взглядом выразить возмущение владельцу этой ладони, но Лесьяр, всё ещё держа его рот закрытым, даже мельком не взглянул на него и лишь неотрывно смотрел на старуху из-под сведённых к переносице бровей. – Мы по делу пришли к тебе, бабушка, – сказал он ровным спокойным голосом. Своими крепкими зубами Владомир прикусил ладонь Лесьяра. Ну какого ж хрена, Лесьяр, он же то же самое хотел ответить! Дело в том, что умные заклинательские учебники были не дураками писаны, а сказки в народе не дураками выдуманы: действительно, попав к яге, было необходимо выполнить определённый обряд, состоящий из вопросов и ответов. Однако редко на долю какого человека выпадала возможность попасть к яге, и потому в учебниках была лишь краткие скудные сведения обо всех этих заморочках. У Владомира, в своё время из-за желания мести тщательно вызубрившего все учебники, которые он нашёл в Зеленоборской общине, теперь чесались руки – вернее будет даже сказать, язык – от желания применить эти знания в деле, чтобы разузнать кое-что полезное для себя. Он же не дурачок какой, чтобы такую возможность упустить! Да и красноречия ему не занимать было. Но чужие длинные пальцы, сколько бы Владомир ни кусал ладонь Лесьяра, продолжали удерживать его рот закрытым, заставляя Влада засунуть своё красноречие куда подальше. – Делу, говоришь, – голос старухи вдруг стал тише, будто бы она услышала желаемый ответ. – И какое у вас ко мне дело? – Мы проделали долгий путь к тебе, а потому ты сперва накорми нас, напои, а затем уж спрашивай. Стоило словам Лесьяра долететь до ушей старухи, как она тут же снова взвизгнула: – ИШЬ ЧТО! НАКОРМИ ИХ! – но вдруг одним мигом утихомирилась; вновь по-старчески закряхтев, она начала спускаться с печи, радушно приговаривая себе под нос, будто бы была бабушкой, к которой приехали погостить любимые внуки. – Ладно, ладно, милки, сейчас спущусь и вам чая с блинами сделаю. Только когда она кособоко спустилась с печи, гости сумели рассмотреть старуху целиком. Седые волосы рваными свалявшимися паклями закрывали её лицо, и лишь длинный горбатый нос торчал наружу, а изношенная, выцветшая от времени, десять раз перештопанная одежда висела на старухе как на вешалке. Её скрюченная в три погибели горбатая спина низко клонилась к полу, и пока она накрывала на стол, то едва перебирала ногами, от шарканья которых пыль с пола разлеталась во все стороны. Но не это первым бросалось в глаза в её образе. Стоило старухе развернуться к своим гостям другим боком, чтобы достать что-то из-за печного заслона, как тут же сквозь волосы показалась вторая половина её лица: голый череп, обтянутый ссохшейся кожей так, будто бы кто-то высушил труп под солнцем. Владомир с удивлением наблюдал за старухой; он и понятия не имел, что всё окажется настолько близко скорее к сказкам, нежели к учебникам. Молодой человек внимательно пригляделся, силясь отыскать что ещё любопытного. И правда, хоть никакой костяной ноги за её доходящими до самых щиколоток одеждами он не разглядел, но оказалось, что не только половина её лица представляла собой мертвеца: одна рука её также была больше похожа на голые кости, нежели просто на умаянную старостью руку. Оттого, что в руке этой не было жизни, то и удержать посуду должным образом она не смогла: деревянные и без того покоцанные то ли жизнью, то ли временем тарелки и миски тут же полетели из рук прямиком на пыльный пол. Старуха засуетилась вокруг упавших тарелок: хотя спина её была низко согнута к полу, однако нагнуться ещё чуть ниже, чтобы поднять посуду, у неё никак не выходило, и ей оставалось лишь, охая и кряхтя, кружить около упавшей утвари не в силах подобрать что-либо с пола. Владомир наконец-то убрал руку Лесьяра со своего рта и хотел было помочь старухе, но Лесьяр тут же крепко-накрепко сжал его руку, не дав ни шагу ступить из-под матицы. И ладно бы только это! На естественное желание Владомира возмутиться тот снова закрыл ему рот! Влад по второму кругу стал недовольно кусать его, но Лесьяр, по-прежнему не сводя глаз со старухи, кивнул ему головой немного вперёд, давая знать, чтобы Владомир молча наблюдал вместе с ним. Да разве у него был выбор, когда его так крепко держали? Однако к удивлению Владомира кое-что произошло: стоило старухе ещё немного покряхтеть над упавшими тарелками, как она вдруг выпрямилась, будто бы что-то вспомнив, а затем вдруг ка-а-ак свистнула! От неожиданности Владомир едва не подпрыгнул. Судя по резкой боли, пронзившей его барабанные перепонки, едва ли это был обычный свист! – СЛУГИ МОИ! – вдруг заорала она. – А НУ ПРИБЕРИТЕСЬ ДА НА СТОЛ НАКРОЙТЕ! Едва слова успели вылететь изо рта старухи, как тут же по всей избе загуляла какая-то могучая сила, однако никого было не видать. Пыль мигом исчезла с пола, паутина посметалась из углов, стол сам застелился браной скатертью, на столе водрузились блюда с пышущими ароматным паром блинами, а самовар закипел… – ТО-ТО ЖЕ! – прикрикнула незнамо на кого старуха, а затем обернулась к до сих пор стоящим столбом гостям и, одним уголком рта приветливо кривя беззубую старческую улыбку, промолвила. – Садитесь, добрые молодцы, кушать да сказывайте, что за дело у вас ко мне. Теперь Лесьяр наконец-то отпустил Владомира. Мельком бросив на него взгляд, достоверно прочитать который Владомир так и не смог и потому предположил, что скорее это был взгляд недовольства, – он обтёр свою обслюнявленную ладонь о штаны и первым прошёл ко столу. – Благодарствую, бабушка. Он сел за лавку; рядом с ним плюхнулся Владомир, а за Владомиром и Соловей сел по другую сторону стола. Старуха стала наливать кипяток из самовара*, затем чай из заварника. Лесьяр взял из рук старухи кружку с чаем, отпил из неё и как ни в чём не бывало поставил перед Владомиром, а затем потянулся за второй кружкой и её уж поставил перед собой. Вот это забота! *мало ли кто не знал, но непосредственно в самоваре чай не заваривают, а лишь кипятят воду. Но для Лесьяра, казалось, это было само собой разумеющееся поведение, и потому он своим спокойным голосом продолжил разговор со старухой: – Нам, бабушка, из нави бы на вольный свет выбраться. Старуха опять прикрикнула, продолжая разливать чай: – ОДИН ТУДА ПРОСИТСЯ, ДРУГОЙ ОБРАТНО! ВСЕМ КУДА-ТО НАДО, ВСЁ НА ОДНОМ МЕСТЕ НЕ СИДИТСЯ! От крика её руки дёрнулись, и кипяток перелился через край кружки ей на руку – но старуха не обратила на это ни толики внимания. Капли же пролитого кипятка, пробежав вниз по старческим пальцам, не успели долететь до скатерти: на удивление гостей стоило им сорваться вниз с рук яги, как они в один миг дружно испарились в воздухе. Когда старуха поставила кружку перед Соловьём, она хлопнула в ладоши, прогоняя с них остатки пролитой воды, и её голос вдруг опять переменился: – Дак а я вам разве нужна для того? – А как же без тебя, бабушка, нам отсюда выбраться? – спросил у неё Лесьяр. Она вновь неожиданно прикрикнула, недовольно хлопнув себя руками по бокам: – МНЕ ПОЧЁМ ЗНАТЬ?! ГОЛОВА НА ПЛЕЧАХ ТЕБЕ ДЛЯ ЧЕГО ДАНА?! ТЫ ЕЩЁ СПРОСИ КАК БЕССМЕРТНЫМ СТАТЬ АЛИ ЧЕЛОВЕКА ОЖИВИТЬ! – А можно оживить человека? – вдруг спросил Владомир, отрывая от блина кусок и кладя его в рот. – Я думал, это всё сказки. Лесьяр на этот раз не успел закрыть рот Владомиру, отчего, недовольно сверкая своими серыми глазами, обернулся на него и, протянув руку к его ноге, больно ущипнул на ляжку. Однако слово не воробей. Владомир, довольный тем, что ему наконец-то удалось беспрепятственно открыть свой рот, едва сдерживая победную улыбку, снова бросил свой делано виноватый взгляд на Лесьяра и стал дожидаться ответа старухи. А голос той вдруг вновь стал ласковым: – Можно, милок, отчего ж нет. Побрызгай тело мёртвой водой, затем живой, и будет тебе счастье. – Разве она до сих пор существует? – спросил Лесьяр, снова перетягивая внимание старухи на себя. – Царств, где её в своё время можно было разыскать, больше не осталось в нави. – Твоя правда, добрый молодец, – ответила яга, подкладывая ему в тарелку блины. – А нельзя просто прийти на место, где раньше были эти царства, и откопать там эту воду? – полюбопытствовал Владомир, жуя блин. – Источники разве иссякли? В тот же миг старуха вновь переменилась: – ТЫ ЧТО, БЕЛЕНЫ ОБЪЕЛСЯ?! – вдруг заорала она на него; деревянная ложка, которой она накладывала на блин Лесьяра сметану, со свистом вылетела вон из её руки и, оставив на потолке белый след, глухо стукнулась о пол. – ВОЛОС ДОЛОГ, ДА УМ КОРОТОК! КАКАЯ НАВОЗНАЯ МУХА ТЕБЕ ЭТУ БРЕХНЮ В УШИ НАЖУЖЖАЛА?! Владомира искренне забавляла эта резкая переменчивость настроения старухи. Он всего-то озвучил свои мысли вслух! Но, во-первых, он знал, кто перед ним стоит, а во-вторых, играть с огнём перед Лесьяром, заставляя того волноваться, он не желал, поэтому прикусил язык и отшутился: – Боюсь, бабушка, не смогу я эту муху разыскать. – ЗАТО Я ЗНАЮ, ГДЕ ЭТА МУХА! – она вдруг удивительно резво для своего старческого тела подпрыгнула в сторону Владомира и дала тому подзатыльник: было совсем не больно, но так неожиданно, что даже Лесьяр дёрнулся. – ПОЛОМАННЫМИ КРЫЛЬЯМИ ОТЧАЯННО МАШЕТ! ДА И ИЗДОХНЕТ ОТ СВОИХ УСИЛИЙ! ТЬФУ НА НЕЁ! Казалось, старуха стала совсем себе на уме. В попытке понять о чём речь, Владомир уставился на ягу, от злости снова хлопнувшую себя ладонями по бокам, будто бы действительно недовольная мухой. Как же это было уморительно наблюдать! – Живая и мертвая вода была в царствах из яйца, – стал объяснять Владомиру Лесьяр, и Влад, услышав голос с другого бока, тут же на него обернулся. Но Лесьяр хоть и обращался явно к нему, однако смотрел вовсе в ином направлении: мужчина не спускал глаз со старухи, будто бы готовый всерьёз остановить её руку, если она вдруг опять решит ударить Владомира; а яга, в свою очередь, стоило Лесьяру начать говорить, снова переменилась на добрый лад, но взгляд её удивительно живых старческих глаз теперь сосредоточился на Владомире. – Эти царства – как из сказок – не привязаны к месту: где колдовство применишь, там царство и появится; захочешь перенести царство в другое место: свернёшь его в яйцо и затем поставишь где тебе надо. Колдовством этим владели только царевны, которые выходили замуж за Змеев; говорят, оно передавалось из уст в уста среди этих царевен – но, думаю, это сказки. Скорее всего, тайна колдовства этих яиц была связана с тем, что Змеи владели змеиным колдовством: выйдя замуж за Змея, женщина обретала покровительство этого колдовства и её силы многократно возрастали, отчего она и обретала возможность владеть таким сложным колдовством, как царства из яйца. Лесьяр закончил объяснять. Однако как бы длинна ни была эта речь, старуха продолжала смотреть на Владомира, будто бы слова, вылетающие изо рта Лесьяра, Лесьяру вовсе не принадлежали, и последнему это никак не давало покоя, заставляя сердце не на шутку тревожиться. Дело было в том, что яга не могла их видеть. Вернее, не должна была. Яга, как существо, обитающее между мирами, не могла видеть ни живых, ни мёртвых. Хотя выглядела она человекоподобно, вела себя человекоподобно, было грубой ошибкой воспринимать её чувства как человеческие. Да, глаза у неё были, и эти глаза – из того, что знал Лесьяр – могли видеть, но видела она не как обычный человек. По рассказам она могла воспринимать голос, запах, могла понимать обстановку по колыханию воздуха от малейшего движения предметов вокруг, но как и что видели её глаза – никто не знал. Всё то время, сколько они тут пробыли, бледные глаза старухи, не в силах сосредоточиться на прибывших гостях, смотрели лишь поверх их голов, однако сейчас, стоило Владомиру заговорить, глаза яги будто бы и правда смогли узреть его, и Лесьяру никак не удавалось переманить её внимание на себя. И что это значило?.. – А мы не можем разыскать этих царевен? – спросил ни о чём не подозревающий Владомир, дожёвывая блин. Погруженный в свои думы, Лесьяр даже не сразу услышал, о чём тот спросил, а, разобрав, помотал головой. – Нет. В стародавние времена появился в нави один Змей, который всех остальных Змеев с царевнами поубивал, чтобы единолично в нави царствовать. И потому последняя, кто владела этим колдовством, была его жена. Но она умерла, а с ней и колдовство исчезло с лица земли. Змей, Змей, Змей… У Владомира складывалось впечатление, будто бы в нави никто не обладал достаточным воображением, чтобы придумать этим Змеям хоть какие-то прозвания, а то хрен отличишь одного от другого! Почесав голову, он уточнил: – Это тот Змей, против которого война в нави началась? – Да. – И что совсем никак теперь не добыть эту воду? Лесьяр снова помотал головой, и Владомир понял – нет, никак; а затем вдруг выражение лица Лесьяра поменялось. Он перестал так пристально смотреть на ягу, нахмурился и наконец-то посмотрел в глаза тому, кому всё это объяснял: – А ты вообще зачем об этом спрашиваешь? Владомир на миг замер, будто бы озадаченный вопросом Лесьяра. Он даже открыл рот, чтобы что-то ответить, но оттуда так и не вылетело ни звука. Неужели… Лесьяр не понимает? Да быть того не может! Они оба озадаченно уставились друг на друга, будто бы каким-то чудом таким образом можно было разобрать, что творится в чужой голове. Старуха, до того заботливо хозяйничающая за столом, вдруг опять переменилась и вскрикнула, в который раз заставив своих гостей вздрогнуть: – РАЗГОВОРЫ ВАШИ ЯЙЦА ВЫЕДЕННОГО НЕ СТОЯТ! НЕТ ЧТОБ У МЕНЯ СПРОСИТЬ, ТАК ОНИ ЯЗЫКАМИ ПОЧЁМ ЗРЯ ЧЕШУТ, ПОКА ЕДА СТЫНЕТ! – Мы едим, едим, бабушка! – заверил её Владомир, отвлёкшись от глазения на Лесьяра и запихивая в рот очередной кусок блина со своей тарелки. – А ты и правда что-то знаешь об этом? – ЗНАЮ! – вновь крикнула она, но тут вдруг вновь как по волшебству поменялась и ласково продолжила. – Одно яйцо осталось. Если у вас получится добыть его и открыть, то затем можно взять оттуда и живую, и мёртвую воду. После этой фразы за столом вдруг воцарилась тишина. Лесьяр с Владомиром молча уставились на ягу, ожидая продолжения, но та более не проронила ни слова. – Почему оно не исчезло? – в конце концов нарушил тишину Лесьяр. – Где его искать? – одновременно с ним спросил Владомир. – А Я ЧТО СЛЕДИТЬ ЗА НИМ ДОЛЖНА! – взвизгнула яга. – Чтобы найти воду, вам не обязательно искать яйцо, – вставил слово Соловей, отчего Владомир с Лесьяром единовременно перевели на него свои взгляды. – Эта вода в своё время много по каким рукам ходила: лет сто назад, слышал, она в нави продавалась на рынках за баснословные деньги. Да с тех пор, как царств из яйца не стало, всё растратилась. Кто знает, осталась ли она у кого из тех, кто её однажды купил? Несколько лет назад, пока продавал, среди купцов да торговцев гуляли слухи, что когда-то из нави в явь были доставлены два сосуда с живой и мёртвой водой. Хранились они у одного купца в закромах, но тот так боялся, что их украдут, что перевозил из тайника в тайник каждую новую луну. И в один день во время очередного такого путешествия по слухам один сосуд разбился. Говорят, с живой водой. – Да, я тоже слышал, – ответил ему Лесьяр. – Но купца этого и его семьи в живых нет. Никто не знает даже где они похоронены. – Верно, и такое тоже слышал. Но ценности это не убавляет. Одна капля мёртвой воды дарует человеку вечный покой. Однако опасная штука! Живую воду на себя разлить живому человеку не страшно, а вот с мёртвой надо быть внимательным. Если кто-то по незнанию отыщет эту воду, беды потом не оберёшься. – А про живую воду есть какие слухи? – полюбопытствовал Владомир. Но Соловей лишь пожал плечами. – Нет, не слышал. На этом разговор стих, будто бы каждый задумался о чём-то своём. Пока они молча доедали блины и допивали чай, старуха вдруг прервала молчание, сказав: – Пропущу я вас на другую сторону. Только сперва вы от снега мой двор очистите, а после уж о деле говорить будем. * За окном было уже черным-черно, и лишь глазницы взирающих с тына во все стороны черепов слабо освещали заснеженный двор. Однако белый снег отражал это слабое освещение, благодаря чему не требовалось особо напрягать глаза, чтобы что-то разглядеть в черноте ночи. Трое мужчин вышли из избы наружу, разыскали засыпанные снегом лопаты и стали расчищать двор. Владомир из любопытства нагнулся и заглянул под крыльцо на предмет наличия курьих ножек. – Что ты делаешь? – спросил у него Лесьяр. – Курьи ножки смотрю. – Их не видно отсюда, снегом засыпаны. Разве какой-то снег мог остановить любопытство Владомира? Молодой человек, не теряя времени, подлез под избу и, расчистив руками снег, добрался до одной из ножек. – А-а, – пропел он себе под нос, – так они курьи не от слова «курица», а потому что обкурены. Лесьяр, перестав убирать снег, обернулся на голос Владомира. – А ты думал у избушки куриные ноги? – Ну в сказках же она как-то поворачивается на этих ногах. – Сказки на то и сказки, чтобы всё преувеличивать и выворачивать наизнанку. – Я бы сказал, что уж скорее сказки многое недоговаривают, – сказал Владомир, вылезая из-под избы и отряхивая с коленей прилипший к одежде снег. – Хотя про черепа сказки не соврали. Они и правда как в сказке… – Владомир подошёл к тыну и постучал ногтем по одному черепу, отчего тот звонко бряцнул. – Лесьяр, а почему ты баню не попросил затопить? В сказках всегда же герои просят об этом. – А ты собрался тут остаться? – спросил орудующий неподалёку от них лопатой Соловей. – Нет. – Тогда и печь тебе ни к чему, – Соловей прервал свою работу и опёрся рукой о лопату. – Она бы понадобилась, чтобы окончательно сбить с тебя живой дух. Так ты бы не отличался от нечисти по запаху и мог бы тут разгуливать, не нарушая покоя нави. Представь, если б какой навий дух в яви по рынку прошёлся – живые люди не оценили бы такого шествия и вызвали бы заклинателей. А если этот самый навий дух примет образ человека – как я – то мало кто из живых обратит на это внимание. В нави то же самое. Твой живой дух будет привлекать слишком много внимания. А чтобы слиться с окружающим миром, надо выпить местной воды, съесть местной еды да хорошенько пропариться в местной бане, чтобы от запаха твоего живого духа ни следа не осталось. И вовсе необязательно делать это у яги. – А зачем мы тогда всё это проделали, если в навь как в таковую всё равно нам не нужно? Разве у яги поесть, выпить и помыться – не часть обязательного обряда? В книгах сказано, что это именно обряд, но на деле это больше похоже на посиделки у слегка тронувшейся головой бабушки, – не сдерживая смеха сказал Владомир. Услышав эти слова, Соловей тоже рассмеялся. – Ну да, выглядит это именно так, – ответил он. – Это плата, – откидывая в сторону снег, вставил своё слово Лесьяр. – Плата? – переспросил его Владомир. – Если ты попал к яге, то ей нужно заплатить, – стал пояснять ему Лесьяр, не прекращаю работы, отчего речь его перемежалась с придыханием. – Сперва пришедший говорит простую просьбу ей как хозяйке принять тебя у себя дома. И яга выполняет. Затем яга говорит свою просьбу – черёд пришедшего выполнять. И только после этого можно ожидать получить то, за чем ты изначально пришёл. Нельзя нарушать порядок и нельзя отказываться от просьб, если уж сюда попал. И надо принять любую назначенную цену. – А что будет за отказ? – с любопытством спросил Владомир. Лесьяр пожал плечами. – Не знаю, не слышал о таком, – ответил он, воткнув лопату в снег и вытерев тыльной стороной ладони капельки пота на своём лбу. – Да и какой дурак будет лезть на рожон? Вряд ли такой человек возвращался домой живым. Сказки хоть и ложь, да в них действительно есть намёк: та выгнанная мачехой сестра, что правильно всё говорила да выполняла просьбы яги, получала с собой приданное или ещё какую блажь – по сути яга меняла её долю на счастливую, а та сестра, что, попав к яге, нарушала порядок и просьб не выполняла, в итоге либо умирала по возвращении домой, либо ещё что нехорошее с ней случалось – ей от яги доставалась незавидная доля, если она вообще оставалась жива. – Разве это не есть обряд становления? Там же тоже ты либо обретаешь силу, либо получаешь увечья. – Мг-м. Типа того. Но мы уже заклинатели, нам яга не так страшна. А вот если к ней забредёт обычный человек, то ему лишь можно посочувствовать. Владомир опёрся подбородком о ручку лопаты и скривил губы в сторону, будто бы о чём-то задумавшись, а затем усмехнулся: – Получается, раз мы всё выполнили верно, то сегодня наша доля счастливая. Лесьяр на это хмыкнул себе под нос. – Кто знает. Может, для начала стоит перестать отлынивать от работы? – как котёнка Лесьяр ткнул его носом в самую очевидную вещь: вместо уборки снега они втроём стояли и чесали языками. Владомир улыбнулся. – Ладно, ладно. Твоя взяла! Не тратя больше времени на пустую болтовню, втроём они дружно вновь взялись за лопаты и продолжили работу. * В тот же миг, как работа была окончена, дверь в избу распахнулась и хозяйка шаркающей походкой вышла на крыльцо. – КТО ТУТ СТОЛЬКО ВОЗИТСЯ?! А НУ БРЫСЬ ОТСЮДОВА! – Это мы, бабушка! – ответил ей Владомир. Сердце Лесьяра в который раз неприятно сжалось: старуха вновь посмотрела на Владомира так, будто бы действительно могла его видеть. Но стоило его сердцу сжаться, как яга тут же перевела свой взгляд на самого Лесьяра, и хотя её слепые глаза забегали поверх его русой макушки, владельцу этой самой макушки вдруг кое-что пришло в голову… Яга не видела его, но… возможно… что если… она видела его силу? Видела биение его сердца? Что если она видела его насквозь не только в прямом смысле в силу своей слепоты, но и в переносном?.. Что если всё это было затеяно, чтобы он о чём-то догадался?.. Старуха, глядя всё ещё в сторону Лесьяра, вдруг кособоко улыбнулась, будто бы подтверждая мысли Лесьяра. Её голос, следуя за настроением хозяйки, вновь переменился на ласковый: – Хватит вам, добрые молодцы, молодость тут свою на меня, старуху, тратить. Поспешите уже отсюда на другую сторону. Пущу я вас. Да только вы и без моей помощи туда попасть можете. – Как, бабушка? – То, что вы ищите, есть в сарае. Сарай запрятан в лесу, заперт на двенадцать замков. Ключа от них у меня нет, зато ключ есть у вас. Когда отопрёте сарай, то возьмите оттуда всё, что отыщите. Да только в сарае есть дверь, ведущая чулан. Дверь ту ни за что не отпирайте и внутрь не заглядывайте. Лицо Соловья за маской разглядеть было невозможно, зато на лицах Лесьяра и Владомира отразилось явное недоумение. Ключ? Это какая-то загадка? Вот только старуха не проронила более ни слова. Махнув рукой, она повелела Соловью: – Возьми череп и проводи их. – Сделаю, – поклонился ей Соловей. Яга развернулась и прошла внутрь избы, захлопнув за собой дверь. – Спасибо, бабушка, – поклонился в сторону избы Лесьяр. – Спасибо, бабушка, – по его примеру повторил за ним Владомир. Но изба на их благодарность никак не откликнулась и лишь молча взирала на поклонившихся мужчин своими безжизненными ставнями. Соловей взял один череп; трое мужчин вышли за калитку и пошли дальше, в лес: там, где ещё недавно преграждала путь тяжёлая чёрная завеса, теперь её не стало. Путники оставили коней привязанными к елям и направились вперёд – туда, куда показывал яркий свет, лившийся из пустых глазниц пожелтевшего от старости черепа.