Сказка о жаровом змее

Если бы не Яшма, вряд ли Дарён сумел скоро выехать хотя бы за ворота Белгорода: белгородцы и гости города, после всех сегодняшних происшествий напуганные колдовством, заполонили все заставы в попытках покинуть город; на улицах царило столпотворение: раздавались брань, плач, причитания, ржание напуганных лошадей. Однако Яшме такая преграда была ни по чём. Перескакивая с крыши на крышу, Яшма с Дарёном на спине миновали одну заставу за другой, без особых усилий оставив позади и Стрелицкую общину, и Белгородский детинец, и окольный город, и понеслись прямо на север. Чем дальше за их спинами оставался город, тем ближе становилась туча змеиного колдовства. Дарён уже мог рассмотреть, как она клубилась, словно кипящий котёл, и всё наползала на небо: стало не то что солнца не видать, а будто случилось затмение – белые поля и луга, ещё недавно сверкавшие от ясного солнечного дня, теперь укрыла тьма; казалось, на дворе был поздний вечер и собиралась буря, и они мчались в самый её центр. Стоило Яшме свернуть с большой дороги в сторону Стрелицы, как Дарён оказался окружённым змеиным колдовством: глаза застлала полупрозрачная серебристая пелена, которая становилась чем дальше, тем гуще. Лихой ветер ударил в лицо, заставляя нагнуть голову и крепче держать поводья, в ушах загудело, воздух потяжелел и отказывался набираться в лёгкие. – Какая мерзость! – вырвалось у Дарёна, однако ему пришлось оставить свои возмущения на потом, так как буквально через два прыжка Яшмы перед его глазами показалась знакомая спина. Яшма громко заржал, оповещая о своём прибытии. Стоило Владомиру обернуться, как Дарён обомлел от его вида: весь красный, но с бледными губами; запыхавшийся так, что дыхание было похоже на хрип; семь ручьёв пота катились по его лицу; вены вздулись на ладонях; челюсть от напряжения убежала в бок, заставляя зубы скрипеть, а глаза стали чёрными, без единого блеску. Протяни руку – откусит и вдобавок потянется за второй. Такой Владомир невольно напомнил ему Владомира того времени, когда тот после нескольких месяцев без сознания узнал о смерти Лесьяра и, не имея возможности отомстить, начал как не в себя упражняться в заклинательстве, наплевав на сон и отдых – столько в нём было отчаяния, столько было злости, столько слепого упрямства, способного сокрушить горы. Владомир ни слова ему ни сказал – тут же отвернулся в сторону реки и продолжил бороться со змеиным колдовством, пытаясь пробраться куда-то вперёд. Меч в его руках разглядеть было невозможно – так быстро он наносил удары, силы его расплясались вокруг и пытались пробить кружившее колдовство. Но что за диво – Дарён впервые видел их настолько истощенными. Да, силы его всё ещё плясали – плясали зло, упрямо, остервенело, – но так скудно, на последнем издыхании… Раньше Дарёну часто приходилось видеть Влада выжатым после его неразумных упражнений, и его усталость ни разу не была связана с отсутствием сил – их всегда было выше крыши – зато не хватало сил управляться со своими силами, хотя и тут надо было отдать должное его невероятной выносливости... Иной раз он творил невероятные вещи! Откуда у него такие бездонные силы – кто б знал; его выносливости вкупе с таким несметным богатством в виде сил, которыми его одарила судьба, рядовой заклинатель мог лишь молча завидовать да слюни пускать. Однако сейчас Владомир казался лишь углём по сравнению с его обычным пламенем, пусть и жарким, но углём, и Дарён, итак, бедолага, запутавшийся в веренице сегодняшних событий, даже не подумал над ним подтрунивать. – Влад, мать твою, хоть ты-то знаешь, что здесь происходит? Где Лесьяр? – заорал Дарён ему в спину, спрыгивая с Яшмы. – Влад! Ты слышишь меня?! – он было бросился вперёд, но тут позади него раздалось ржание Яшмы: конь ломанулся в сторону Владомира и забил копытами лёд, привлекая к себе внимание непрекращающимся оглушительным ржанием, смолкшим лишь тогда, когда Владомир, в который раз не выдержав натиска не пускавшего его к реке колдовства, упал на лёд и разъярённо обернулся. – Блять, скотина ты эдакая!.. – но лишь завидев алые глаза Яшмы, яростно вперившиеся в него, вдруг до чего-то дошёл, и разъяренный взгляд его на миг сменился проблеском разума. – Влад! – снова заорал на него не понимающий за что хвататься Дарён. – Дарён! – после некоторого молчания заорал Владомир в ответ. – Разбей лёд! – Что? – Быстрее! – глаза Владомира сверкнули нехорошим блеском; он выглядел как при приступе и схватился за голову, но голоса не понизил. – Быстрее разбей! – Но там Лесьяр?! – указал Дарён на колдовство. – БЕЙ! – взревел Владомир. Поджав губы, Дарён больше не задал ни вопроса. Руки его за какой-то миг стали медными; ноги оттолкнулись от земли и насколько возможно унесли его по льду от берега в сторону середины реки. Хотя дальше десяти шагов по льду сделать не удалось, однако этого было вполне достаточно, и Дарён со всего маху впечатал правую руку в лёд. Лёд затрещал. Громко, противно. Слышалось, как трещины уползли под колдовство, куда так и не смог пробиться Владомир, а затем вниз по Стрелице, на юг. Там, верстами двумя ниже по течению, уже начался ледоход, и стоило трещине донести свои ледяные стрелы до вскрывшихся вод, как лёд под их ногами разорвало на толстые льдины, вынудив всех отпрыгнуть обратно на берег. Стоило такому случиться, как вдруг клубившееся колдовство замерло, а затем сгустилось над чёрными водами, будто что-то потеряло… – ЛЕСЬЯР! – заорал Владомир. – ЛЕСЬЯ-А-А-А-АР! Крик его разносился далеко-далёко и заглушал собою звуки льда и волн, он был таким измученным, с надрывом, что несмотря на то, что колдовство стушевалось, звучало так, будто бы Владомир ждал беды. И Дарёна вдруг осенило. – Он не ответит! – с круглыми глазами заорал он, и на него обернулись не менее круглые глаза Владомира, у которого даже дыхание остановилось, стоило ему расслышать Дарёна, и тот стал пояснять как мог. – Лесьяр обездвижен! с Дарьяной же случилось то же самое! – скорее для самого себя пояснил Дарён, и потому Владомир его не понял. – Что?! С Дарьяной?! – он побледнел и обернулся снова в сторону реки. – Блять!.. – только и успело слететь с губ Владомира; без лишних раздумий он широкими прыжками перепрыгнул через несколько льдин, с последней оттолкнулся и нырнул в воду. * Поймав глазами какого-то служку, с ужасом вылупившегося на него в ответ, Владомир взревел, но тут же понизил голос, взяв себя в руки: – Мыльню!.. на заднем дворе которая! Затопи, быстрее!.. но не жарко!.. и купель туда, с низким бортом... и вода пусть будет холодной! – добавил он, оборачиваясь. Весь мокрый Владомир шёл по длинному хорошо ему знакомому переходу меж палатами. Из окон долетали крики: который раз за день тут творился переполох, – и только уже низкое к этому времени солнце, отражаясь от золотых крыш, ровными и спокойными лучами освещало ему путь. В руках у Владомира было настолько ледяное тело, что его самого начала бить мелкая дрожь. Хотя, возможно, вовсе не в холоде было дело. Человек, которого он нёс, казался мертвецки тяжёлым. Слабое дыхание его холодило Владомиру шею, но он всё равно прижимал его ещё ближе к груди, ещё крепче, временами приостанавливаясь, чтобы перехватить поудобнее выскальзывающее из рук мокрое тело, и тогда синие губы снова и снова шептали, как от невыносимой боли: – Горячо… как горячо… Владомир сглотнул. Почему-то ему захотелось расплакаться. Он дошёл до мыльни быстрее служек, чем был жутко раздосадован. Пришлось опуститься на колени на пол, всё ещё держа Лесьяра в руках, уткнув его носом в свою шею, и ждать, пока всё приготовят. А пока он ждал, что служки всё сделают как велено, ему делалось всё невыносимее: казалось, вокруг все назло, как по сговору делается медленно, нерасторопно. Наконец принесли купель и стали её набирать, и в это же время в мыльню ворвалась Дарьяна. Она всё ещё была бледна, но уже в чистой сухой одежде. Опустившись на колени напротив Владомира, она, ни слова не обронив, прикоснулась ладонью к груди Лесьяра. – Дарьяна, не надо. Ему больно, – глухо сказал Владомир. – Верю, – хриплым голосом проговорила Дарьяна, несмотря на его слова всё-таки собираясь использовать на Лесьяре свои силы; она чувствовала, как с неё не спускали глаз. – Дарьяна!.. – сквозь зубы процедил Влад, сильно схватив её за запястье. Она подняла глаза на Владомира и встретилась с ним взглядом. Он был мрачен, явно зол, и смотрел на неё из-под тяжело нависших над переносицей насупленных бровей; иней на его чёрных волосах и порванных одеждах начал оттаивать, и стекающие капли воды тарабанили по деревянному полу. Дарьяна тоже была не в духе, и как Влад раздражался от её действий, так и она начала раздражаться от действий Влада, хотя и видела, что у того голова уже слабо работала от переизбытка чувств. Однако иных лекарей тут сейчас не было и не предвиделось. – Влад. Сам подумай. Я должна оценить его состояние. Если для него всё закончится как для меня – хорошо, но ты же сам видел колдовство. Как нам с тобой понять что для него лучше, что хуже, если я его не осмотрю? – она внимательно всматривалась ему в глаза, желая убедиться, что там мелькает хоть толика разума. Однако Владомир только поджал губы и притянул Лесьяра ближе к себе, отчего тот снова застонал, едва перебирая губами: – Больно… Губы Владомира поджались ещё сильнее; он не отпускал руку Дарьяны, а она тянуть кота за хвост не намеревалась. – То, что ты никогда не видел Лесьяра в плачевном состоянии, – начала она, вырвав своё запястье из пальцев Владомира, – вовсе не говорит о том, что Лесьяр никогда в плачевном состоянии не бывал, – Дарьяна всё ж таки вернула руку обратно на грудь Лесьяра, начав расстёгивать его мокрый ледяной кафтан и задрав рубаху, чтобы приложить свою ладонь прямо к сердцу. – Он просто не показывался тебе таким. Но он человек, Владомир, – девушка пустила свои силы по ладоням в Лесьяра, сравнивая то, что наблюдала у себя, с тем, что сейчас колдовство творило с его телом, – и ничто человеческое ему не чуждо. Лесьяр тут же застонал: такая сильная была боль, – а Владомир весь задрожал и снова схватился за руки Дарьяны, но она больше не поднимала на него глаз. – Будь разумен и смирись. Ещё раз схватишь меня за руки – я сделаю так, что ты выйдешь отсюда вон и не увидишь его до тех пор, пока я не позволю, – после этого глаза Владомира странно сверкнули, но Дарьяна этого не увидела, поскольку всё её внимание сосредоточилось на Лесьяре, а даже если б и увидела, то дела бы до этого ей не было: пусть бы хоть обсверкался на неё своими чёрными глазищами. – Давай же, приходи в себя. С Лесьяром тоже случаются неприятности. Имеют полное право случаться. И тогда ему нужна наша помощь, даже если придётся перетерпеть боль. Давай же. Влад. Вдох и выдох. Владомир действительно будто нехотя вдохнул и выдохнул. В полупустой мыльне глухие стены хорошо отражали каждый шорох, и потому было прекрасно слышно, как его дыхание дрожало. Каждый раз, когда Лесьяр стонал, оно ещё и сбивалось – тогда Владомир невзначай дёргался и мешал Дарьяне. Его сердце поливали кипятком, и сил попросту не осталось брать себя в руки. За сегодня случилось неприятностей по самое не хочу, будто бы всё было подстроено, будто бы весь мир обернулся супротив него, и оттого лютая злость клокотала в груди Владомира, вставая комом в горле. А как её сейчас выплеснуть? куда её деть? как хотя бы обуздать её до поры до времени?.. И хуже всего было то, что помимо всего мира, на который Владомир злился, он злился также и на самого себя: к своему ужасу, он даже не мог сосчитать, сколько совершил оплошностей – одна другой хуже, и все они привели к тому, к чему он от всей души не желал бы. Теперь же он даже глаза не смел опустить, и не потому, что иначе бы из них полились слёзы, а оттого, что ему было невыносимо видеть Лесьяра в таком состоянии. Наивный, он всегда полагал, будто Лесьяр ему может доверить абсолютно всё, что Лесьяр ему может довериться. Но вот она неприглядная правда: каждый раз, как Владомир опускал на него глаза, каждый раз, когда видел его бледное лицо, безжизненные губы, дрожащие мелкой дрожью пальцы, когда слышал тихий хриплый стон – глаза Владомира в ужасе убегали от этого зрелища. Какой же он всё-таки трус! Однако и не смотреть на Лесьяра он не мог. Он смотрел. Он держал его. На ощупь Лесьяр был не теплее ледышки, холод его кожи обжигал Владомиру кожу. В мыльне становилось понемногу теплее – затопилась печь – но это никак не сказалось на Лесьяре, и даже наоборот – ему делалось хуже. Его глаза, с трудом разлепляя склеенные инеем ресницы, то открывались, неспособные сосредоточиться ни на чём, то закрывались. Губы дрожали, зуб на зуб не попадал. Владомир протянул вторую руку, чтобы убрать с его лица прилипшие к нему мокрые волосы. Он наблюдал за руками Дарьяны, наблюдал, как от каждого её прикосновения зубы Лесьяра сжимались в немом крике: в нём было столько силы, что он даже умудрялся немного выгибаться спиной, от боли приходя в сознание. А ведь руки Дарьяны не более чем его осматривали!.. Тяжёлая чёрная туча нависла над душой Владомира. Неужели он так долго держался в трезвом уме, упорно воспитывал в себе навык здраво мыслить вопреки чувствам, чтобы в итоге в тот миг, когда оно понадобится, он вот так вот не смог взять себя в руки?.. – Прости, – тихо слетело с его губ, – я перегибаю палку. Но для меня это невыносимо… – Дарьяна ничего не ответила на его извинения, да он и не ждал, и потому спросил наконец то, что на самом деле боялся знать. – Что с ним? Брови девушки были нахмурены. Руки её лежали на груди Лесьяра, но ей приходилось их иногда убирать, так как Лесьяр был как лёд, и она переставала чувствовать свои ладони, что мешало ей работать. – Сердце бьётся слабо, неровно. Колдовство по всему телу – слишком долго пробыл. Трудно сказать, сколько он будет отходить. Недели две-три, однако это же Лесьяр… – Что значит?.. – На нём всё всегда быстро заживало. – Всегда? – Да. Видимо, какая-то особенность его сил. Всегда так было. Поэтому то, что я говорю для обычного человека, для Лесьяра я делю на десять. – И правда, он упоминал как-то… – припомнил Владомир. – Что-нибудь ещё с ним?.. Ты разве с таким же колдовством столкнулась? Нет! Так должна же быть разница. Неужто только во времени на восстановление различие?.. – Влад! – чуть повысила голос Дарьяна. – Всё с ним будет в порядке. – Ты мне не договариваешь? Дарьяна подняла на него глаза. Она действительно недоговаривала, потому что хорошо знала вспыльчивую натуру Владомира. Дела Лесьяра были многократно хуже того, с чем столкнулась она. Если бы Дарьяна стала ему объяснять, какую боль прямо сейчас испытывает Лесьяр от колдовства, что именно творится с его внутренними органами, что засело у него внутри и с чем он невидимо ни для кого из них борется, то Владомир мог бы ещё дел натворить… Пусть он уж лучше будет здесь, с Лесьяром, а не влипает в очередные неприятности на свою дурную голову. – Но мне больше нечего тебе сказать. Колдовство захватило его тело, и я не могу наверняка определить, что с ним происходит, поскольку оно меня едва ли пускает внутрь, – ответила девушка, убирая ладони с груди Лесьяра. – Тогда иди, дальше я сам… – Дарьяна начала приподниматься с колен, но Владомир тут же её окликнул. – Хотя постой! – они посмотрели друг на друга. – Ты его хорошо запомнила? – Уверена, это было не его лицо, а колдовство. Оно будто стёрто из моей памяти. – Вот сука… – выдавил себе под нос Владомир, нахмурив брови ещё сильнее и опустив взгляд на Лесьяра. Дарьяна некоторое время на Влада поглядела, затем тоже опустила взгляд на Лесьяра. – Положи его в холодную воду и медленно грей. Так, чтобы к полуночи вода была едва ли тёплой, а к утру может и отогреешь. Скорее всего после этого у него будет жар – вот тогда позови меня. И вообще если что вдруг, то зови. Владомир поджал губы. Пусть у него и не было никогда особо тесных отношений с Дарьяной, однако Лесьяр был с ней очень даже близок: они понимали друг друга с полуслова, чего сам Влад по юности жуть как не выносил. Но Дарьяна и Лесьяр долгое время проработали бок о бок, чему ж тут было удивляться? – и потому Владомир Дарьяне верил, также как и Лесьяр ей верил. – Спасибо тебе большое, – ответил ей Владомир. – Иди, тебе надо отдохнуть. Дарьяна встала и вышла, закрыв за собой дверь. Пока они возились, печь уже была затоплена, а купель набрана. Во всей мыльне они остались одни. Владомир поднял Лесьяра на руки, встал с колен и пошёл к купели. Стоило ему опустить Лесьяра в холодную воду, как у того вырвался стон, но и того хуже стало, когда Владомир, отодвинув свою руку подальше от тела Лесьяра и едва касаясь воды, стал заклинанием медленно греть воду. – Горячо… Больно… – тут же застонал Лесьяр, и руки Владомира дрогнули. Владомир сглотнул. На него смотрели два огромных серых глаза, которые тщетно пытались сосредоточить свой взгляд, но, подёрнутые пеленой, не могли. Это действительно был первый раз в жизни Владомира, когда он видел, чтобы Лесьяр был в таком плачевном состоянии. Владомир задумался: он не мог припомнить, чтобы за всю жизнь Лесьяр при нём хоть раз, хоть словом упоминал о своих бедах, хоть раз позволял себе занемочь, хоть раз хотя бы жаловался на что-нибудь. Из-за этого у Владомира сложилось обманчивое впечатление, что Лесьяра беды обходят стороной, что ему всё ни по чём, как с гуся вода, что он своего рода неуязвим. Где-то в глубине души Владомир понимал, что это не так, но Лесьяр и правда ни разу рядом с ним не показывал свою слабую сторону. Он даже никогда не видел на его теле ни синяков, ни ран, ни даже шрамов… и, если подумать, была в этом странность, однако на странность эту когда-то давно сам Лесьяр и дал ему ответ. В голове Владомира тут же всплыли слова, которые ему говорил Лесьяр – тот Лесьяр из прошлого с его мягким и добрым голосом – он так и говорил: «На мне всё заживает как на собаке». Потому и не было ничего удивительного в том, что происходящее сейчас на глазах Владомира попросту его пугало. Он поддерживал голову Лесьяра на сгибе своего локтя, не давая ей опуститься в воду, а второй рукой продолжал медленно согревать воду, которая от холода тела Лесьяра очень быстро остывала – как Дарьяна и сказала, заклятие спадало жуть до чего медленно. Владомир нагнулся над лицом Лесьяра и стал тихонько его уговаривать: – Лесьяр, ты скоро согреешься и станет легче… – Вытащи меня, прошу… - сквозь стук зубов буквально по губам читал Владомир. – Нет, Лесьяр, я не могу тебя вытащить. – Вода горит… – Нет, это ты ледяной, а вода едва тёплая. – Горячо, жжёт… – Умоляю, потерпи немного. – Кипяток… вода кипяток… Владомир сглотнул и, поджав губы, помотал головой. Лесьяр сейчас выглядел таким несчастным, а его голос был столь слабым, едва слышным и осипшим, а глаза умоляюще глядели на Владомира… он никогда не видел такого взгляда – даже не предполагал, что Лесьяр умеет так смотреть. Одинокие слезинки невольно всё-таки потекли по щекам Владомира – сердце готово было вот-вот разорваться на части, настолько сильно хотелось повестись на слова Лесьяра и вытащить его, лишь бы он перестал так стонать от боли, причиняемой ему едва ли прохладной водой. Хотелось хотя бы часть его мучений перевести на себя… если бы только такое было возможно! – Владомир, молю… мне больно… От непрекращающихся стонов в груди у Владомира всё переворачивалось: сердце то и дело ухало и переставало стучать. Он не хотел видеть этого, не хотел слышать этого – это было выше его сил. Не имея больше мочи, молодой человек нагнулся и припал губами к губам Лесьяра. – Потерпи, пожалуйста, – сказал Влад и снова поцеловал: и не ясно было, кого он этим успокаивал: Лесьяра или самого себя. Губы Лесьяра были ледяными, зубы стучали, поэтому тот сразу же прикусил Владомиру язык до крови. Но кровь тому не стала помехой. – Лесьяр, я сделаю всё, чтобы больше никто и пальцем к тебе притронуться не посмел! – шептал он, нависнув над Лесьяром, потираясь о кончик его ледяного носа своим. – Я их всех сотру в порошок, никого в живых не оставлю!.. они все поплатятся! Все, все они!.. Я клянусь, Лесьяр, я жизнью тебе клянусь!.. – в сердцах поклялся он и снова поцеловал ледяные губы. Лесьяр что-то промычал в ответ, но в конце концов затих. Всё вокруг затихло; и только поленья трещали в натопленной печи.