Сказка о жаровом змее

Ох вы ж ёбушки-воробушки! Да откуда ж ему было знать, что дверь-то окажется открытой! Владомир мигом поднялся с пола на ноги и огляделся. В большом шатровом зале повалуши ярко горели восковые свечи, резные ставни на окнах были запахнуты, дубовые столы широко расставлены; народу – тьма тьмущая… но стояла звенящая тишина. Все собравшиеся заклинатели в ужасе вылупились на Владомира, явно не понимая, что с этим олухом делать. Ясно теперь, с кого дураки в сказках были писаны! Непрошенный вторженец и сам понимал, что эта оплошность даже для него была уже перебором, но дела никакого ему не было с того, что там и кто о нём подумал. Не в духе Владомира было стыдиться своих оплошностей; скорее для него это чудилось обычной неожиданностью, ни дурной и ни приятной, а оттого и совесть его спала себе тихо-мирно, и не успел он испугаться случившегося, как уже взял себя в руки. Оправив промокший насквозь кафтан, он высоко поднял голову и с улыбкой раскланялся во все стороны, не испытывая даже капельки смущения – а что смущаться-то, коли сделанного не воротишь? – Здравствуйте! Здравствуйте! Ой, вижу, я помешал, – что ж, прошу всех радушно меня простить, кто ж знал, что дверь-то окажется незапертой! А я заплутал на новом подворье… – не краснея врал он, зная, что все знают, что подворье-то он это знал назубок. – Ах, да у нас гости! Здравствуйте! Здравствуйте! Что ж, надеюсь, дорогие гости добрались к нам без происшествий в такую-то распутицу и ливень! Как мы рады видеть вас в наших краях! Как вы прекрасно выглядите!.. От вылетавшей изо рта Владомира нелепицы лица собравшихся становились то белыми, то красными, но, опять же, дуракам закон не писан, если писан – то не читан, если читан – то не понят, если понят – то не так, а даже если понят так, то в душе они ебали этот закон. Не за тем ж он сюда пришёл, чтобы голову свою ерундой забивать! Кланяясь, он всё смотрел по правую руку от себя, а именно в сторону Лесьяра, стоявшего посреди повалуши. По сравнению с мокрым как курица Владомиром тот, прежде чем показаться на глаза гостям общины, умудрился успеть обсушить свою одежду, и только кончики его волос оставались мокрыми – Владомир догадался, что для этого Лесьяр использовал на себе то же заклятие, что сожгло Владу руки, но использовал определённо более успешно, нежели сам Владомир. Как и все вокруг, Лесьяр, замерев на месте, во все глаза глядел на своего друга, направо и налево кланяющегося и разбрасывающего приветствиями. Будучи прерванным данной нелепостью на полуслове, рот его был забавно приоткрыт, а серые глаза широко распахнулись от нескрываемого удивления. Когда Владомир кончил со своими приветствиями, повалушу снова охватило неловкое молчание. В этом щекотливом перед лицом лихолесского царя положении именно Лесьяр первым вернул себе самообладание. Закрыв рот и поджав губы, он вдруг глянул на большое место и тут же подошёл к Владомиру, загораживая его собой. Мягкий голос разорвал тишину повалуши. – Прошу простить моего друга! – склонил он голову перед большим местом. – Я обещал ему встречу, но по причине негаданного прихода царя-батюшки запамятовал предупредить. Владомир почувствовал, как горячая ладонь крепко обхватила его запястье. Он был мокрым до нитки, и это прикосновение пустило приятную волну тепла по его телу, и кожа покрылась мурашками. Ему стало окончательно не важно, что творилось вокруг, он буквально никого не видел; весь его мир, всё его сознание сузилось до одного лишь Лесьяра до тех пор, пока с большого места незнакомый голос не дал Лесьяру ответ, заставив нехорошее предчувствие вновь вернуться в грудь молодого человека. – Что ты, что ты! Дружба – это прекрасно, прекрасно! Тем более когда друг – такая незаурядная личность! Владомир наконец действительно обратил внимание на кого-то помимо Лесьяра. На большом месте в окружении парадно разодетых зеленоборских старейшин с наполненными кубками в руках стояли четверо: первым обратил на себя внимание Владомира тот, кто дал Лесьяру ответ – царь Лихолесский Емельян. Владомиру тогда впервые довелось увидеть самого настоящего царя, того самого, который все сложные загадки разгадал, все суровые испытания прошёл ради царицыной руки, и… Влад остался разочарован! Со своими не исчезающими складочками в уголках глаз и широкой улыбкой на глуповатом плоском лице Емельян выглядел ужасно не по-царски, как шут гороховый, который вырядился в государевы одежды смеха ради. Ужас-то какой – царь оказался не вышедшим из сказок властителем всего и вся, а обыкновенным человеком. Разочарование, да и только! Однако на Владомира царь Емельян смотрел приветливо, без толики укора за его неуместную выходку, даже с неким удовольствием не сводя с него глаз, чего было не сказать о стоящей подле него царице, не удостоившей и взглядом Владомира и лишь тихо хмыкнувшей себе под нос. – Друзья в любой век на вес золота, – продолжал Емельян, погладив свою супругу по локтю, – что скажете, Светозар Владиславович, Ратимир Владиславович? Царь отвернулся от Владомира и посмотрел на тех, к кому обращался. А на большом месте, по другую сторону стола от Емельяна, стояли два богато разодетых заклинателя: один был в золотых одеждах, тучен, с рыжей бородой лопатой, явно по холености её дававший всем знать, что от дел заклинательских давно отошёл; второй же заклинатель одежды носил красные, был подтянут и чисто выбрит. Вид его был могуч: он стоял со спиной ровной, широко расправив плечи и заложив одну руку за спину, а вторую держа на рукояти меча, покоящегося в ножнах на его поясе; заклинатель этот так хмуро и пронзительно бурил взглядом Владомира – разве что молнии из глаз не метал – и гордым внешним видом своим, как Владомир про себя отметил, больше подходил царице в мужья, нежели сам царь. От этой мысли глупая улыбка появилась на лице Владомира, подглядывающего за всем из-за плеча Лесьяра, и улыбка его не ускользнула от этого самого второго заклинателя. Его суровое лицо тут же запылало пуще прежнего, а молнии пообещали вот-вот перестать быть красивым речевым оборотом и воплотить себя наяву. – Дружба дружбой, а работу врозь. Выпороть к вечеру, – гневно выдавил он из себя и махнул рукой на Владомира. – Не серчай, государь батюшка! – Лесьяр снова поклонился. – Моя вина, что Владомир сюда пришёл. Прости его и позволь ему уйти с миром. – Да, Ратимир Владиславович, чего это ты горячку порешь, когда мы даже вина не отпили! – стал на сторону Лесьяра Емельян. – Да и куда ж он пойдёт, мокрый насквозь! Пусть обсохнет да с нами посидит. Не чужой ж он тут! – Вай, действительно, не отпили, не отпили! Негоже нам дорогого гостя нашего, царя-батюшку-то, трезвым так долго держать! – воодушевился вдруг первый заклинатель. – Светозар Владиславович, дело молвишь, дело! Давайте выпьем же! – поддержал его Емельян. Кубки были подняты, вино отпито. Лесьяр оглянулся на всё ещё замерших учеников и служек, понятия не имеющих, что делать, и стал подавать им знаки, чтобы шевелились и продолжали свою работу. Все вокруг завертелись, засуетились и вновь занялись делом. Гул и оживление вернулись в повалушу, и только Лесьяр продолжал стоять рядом с Владомиром и держать того за запястье, явно чего-то ожидая. Но вскоре прояснилось, чего именно он ждал. Некоторое время попеременивавшись вежливостями с главами Зеленоборской общины, Емельян вдруг снова обратил свой взор на Лесьяра. – А как протекают ваши дела с железным орехом? До меня дошли слухи о такой вашей находке и очень уж мне стало любопытно, правда ли? Не покажете ли? Слышал я, что ореховые сады в нави все погибли, одни только скорлупки по миру разбросаны… кто ж знал, что найдётся-таки хоть один целый орех! – Лесьяр, поди принеси, – обратился к нему Ратимир Владиславович, всё ещё зло косясь на Владомира за его спиной. – Да-да, Лесьяр, принеси! – поддакнул брату Светозар Владиславович. – Слушаюсь, – кивнул им Лесьяр, и Владомир почувствовал, как чуть дрогнули его пальцы. Он с удивлением уставился на Лесьяра, а Лесьяр приобернулся к нему в пол-оборота и тихо пошептал, глядя куда-то вниз. – Встань в сторонке и не высовывайся. Мудро решив больше не чинить неприятностей Лесьяру, прилюдно высказавшемуся в защиту Владомира, последний послушно встал там, где ему было велено. Пока Лесьяр вышел из повалуши, ему оставалось только молча слушать скучные разговоры своих глав с царём. – Знаешь ли, знаешь ли, Емельян Доброгневович, – ты же не засерчаешь, ежели мне хочется теперь тебя так величать? – уточнил Светозар Владиславович. – Ох, конечно-конечно! В дружбе нашей негоже будет называть друг друга по чину! – отвечал ему Емельян. – Ты же, Емельян Доброгневович, сам-то знаешь, что волшебные вещицы-то да всякие предметики в разных руках ведут себя по-разному, и иной раз сладить с ними – напасть! напасть! Так вот, Лесьяр наш оказался единственным, кто сумел сладить с этим орехом железным! Никто и в руках его держать-то толком не может, всё в шкатулке храним. А тут нате, смотрим – у Лесьяра в руках ореху-то как в шкатулке сидится! – Надо же! – брови Емельяна взлетели вверх; от удивления царь прихлопнул в ладоши. – И что ж змеиное колдовство из ореха выудить получилось? – Не поверишь! Буквально с месяц назад вышло, родимое! – Талант! Талант! – восклицал Емельян, с удовольствием поддерживая радость Светозара Владиславовича. – Завидую я вам, дорогие мои, мне такие таланты и во сне не снились! Владомир чем дальше слушал, тем внимательнее вслушивался. Слухов о Лесьяре и этом прибывшем после войны с кочевниками вместе с прочими волшебными предметами в Зеленоборскую общину железном орехе в последнее время по общине ходило море, да и Владомир не раз расспрашивал об этом самого Лесьяра, хотя тот и не любил в свободное время говорить о работе. Но зато таким образом Владомир сумел разделить домыслы от истины. Действительно, никто из заклинателей Зеленоборской общины не мог держать орех в руках и только рукам Лесьяра он ко всеобщему удивлению и зависти оказался подвластен. И речь тут даже не об использовании ореха… Лесьяр просто оказался способен держать этот орешек в руках… всего-то держать в руках! Даже с точки зрения Владомира, ни хрена не понимающего в заклинательстве, это была самая бессмысленная вещь из всех бессмысленных вещей, если всё, что с нею было можно делать, это попросту держать. Сам Владомир считал даже себя полезнее для общины, чем этот орех, да хотя бы тем, что его отчим платил общине деньги за его проживание, а орех же тупо отнимал у всех силы и время, при том что толку от него было – как от козла молока. И более того, с держанием железного ореха в руках тоже не всё было гладко. Глава их явно привирал Емельяну: ну не мог Лесьяр держать орех в руках так, будто его руки были шкатулкой для волшебных предметов. Однажды, когда Лесьяр будучи наедине с Владомиром случайно заснул от усталости, Владомир подсмотрел отчет в его кармане и оттуда узнал, что с самого начала и для Лесьяра железный орех представлял собою непростую задачку. Чтобы просто держать его в руках, Лесьяр прилагал уйму усилий, и в итоге долгое время его попытки что-то сделать с орехом оканчивались ничем: железный орех оказался орешком крепким и отказывался давать Лесьяру свои силы. В отчёте своём Лесьяр как раз подробно расписывал, что не хочет с железным орехом работать, что орех опасен как сам по себе, так и угрожает своим существованием всей общине, привлекая разную нечисть к её порогу, и надо бы этот орех отдать кому угодно или же запереть и отрицать его существование в этих стенах. У Зеленоборской общины помимо железного ореха было много других гораздо более мирных и полезных вещиц, а эта легко могла бы привести к большой беде при небрежном с нею обращении… Однако слишком уж Зеленоборская община с её главами и старейшинами ухватились за возможность поднять имя общины из безызвестности к громкому имени, в том числе растрезвонив везде и всюду о наличии в своих стенах такого, казалось бы, более несуществующего волшебного предмета, как железный орех. И потому в ответ на отчёт Лесьяра ему был направлен приказ сделать что угодно, но приручить орех и вытащить из него хоть крупицу сокрытых в нём сил. А приказ есть приказ. И в конце концов Лесьяр его исполнил. Когда у него впервые вышло извлечь из ореха силы, на это собралась посмотреть вся община, и те крохи серебряной пыли, что оттуда вылились, тут же ускользнули из его дрожавших от перенапряжения рук и выкопали огромную яму, вызвав у зеленоборских заклинателей небывалый восторг… Когда Лесьяр вернулся в повалушу, в его руках была шкатулка. Она сразу приковала к себе внимание всех собравшихся, в том числе царя и даже до сих пор безмолвной царицы, в глазах которой Владомир уловил если не сказать любопытство, то на худой конец что-то похожее на неравнодушие к предмету интереса своего мужа. Открыв шкатулку, Лесьяр извлёк оттуда маленький орешек, по виду один в один как лесной, только будто бы сделанный из железа – по типу тех, которые можно встретить на кованных обрешётках богатых имений. Найди хорошую кузницу – и тебе скуют таких сколько душа пожелает и все будут ничем не хуже того, что сейчас лежал в руках Лесьяра, оттого и подделок якобы «железного ореха» по миру ходило пруд пруди, и покупались на это только дураки, которые знать не знали ничего о волшебных предметах. Волшебные предметы по сути своей являлись сгустками потусторонних сил, воплотившимися или вселившимися в некую оболочку. Когда заклинатель находил способ эти силы оттуда извлечь и применить в деле, то в заклинательском ремесле у него появлялось весомое подспорье, ставящее его на голову выше тех своих собратьев по ремеслу, которые ещё не обзавелись никакими волшебными вещицами. Потому, когда Лесьяр зажал железный орех в руках и вокруг его сомкнутых ладоней образовалась серебряная дымка, это сразу вызвало немалое оживление и трепет в повалуше. – Кажется, или Лесьяру стало легче даваться управляться с железным орехом? – долетел до ушей Владомира тихий шёпот стоявших близко к нему заклинателей. – Да, определённо силы стали показываться быстрее, но глянь как напряжены его руки! – отвечал ему другой заклинатель. Эти слова побудили Владомира внимательно всмотрелся в Лесьяра: действительно, несмотря на внешнюю невозмутимость мышцы его напряглись, отчего на тыльных сторонах ладоней чётко проступили сухожилия, а вены на руках вспухли. – Как здорово! Как изумительно! – не сдержал восторга Емельян и сделал шаг в сторону Лесьяра, желая поближе рассмотреть потустороннее колдовство в его руках. В следующее мгновение случилось всё очень быстро: в повалуше пламя горящих свечей вдруг дёрнулось, как от порыва ветра; лицо Лесьяра исказилось гримасой боли и тут же из рук его вырвался луч серебряной пыли, выстреливший своим остриём, будто лезвием, прямо в сторону Емельяна. А Емельян, будучи человеком удивительного везения, за мгновение до того, как быть пронзённым в самое сердце лучом, споткнулся о ковёр под своими ногами и, пошатнувшись в сторону, таким образом избежал прямого попадания – змеиное колдовство лишь прорезало рукав его царских одежд и влетело в деревянную стену, пройдя её насквозь и исчезнув где-то в стене дождя по ту сторону повалуши. Если ранее всем казалось, что ничего более неловкого, чем сегодняшнее появление Владомира, быть не может, то сейчас все дружно переменили своё мнение. После дружного удивлённого «Ах!», прокатившегося волной по повалуше по мере того, как собравшиеся осознавали произошедшее, повалуша вновь погрузилась в тишину, прерываемую лишь тяжёлым дыханием Лесьяра. Лицо Лесьяра было бело как мел, в его глазах читался ужас, при виде которого с уст Владомира вместо «ах!» слетело невольное восклицание его имени: – Лесьяр!.. Как только собственное имя долетело до ушей Лесьяра, то выражение его тут же переменилось на более спокойное, уже чуть больше похожее на обычное замешательство. Он сразу же разомкнул руки, и колдовство рассеялось, будто и не было. Поджав губы, заклинатель уставился на Емельяна в упор, позабыв о всех правилах приличия. Царь же стоял не менее удивлённый, священный ужас читался в его глазах, а сорвавшийся с его губ девчачий писк усугубил и без того неловкое положение, в котором все собравшиеся оказались. И вновь первым пришёл в себя Лесьяр. Едва сдерживая дрожь в руках, он убрал орех обратно в его шкатулку, и хлопок от закрывшейся крышки пронзил тишину помещения. Молодой человек медленно поклонился. – Прошу простить меня. Я не удержал колдовство и тем самым поставил царя-батюшку в неловкое положение, – совершенно спокойно проговорил он мягким голосом. От этого голоса у Владомира сразу отлегло от сердца, да и вокруг все начали отмирать и наконец-то послышались первые шепотки, а окончательно все успокоились после того, как Емельян, лишь пару мгновений помешкав, дал Лесьяру ответ: – Ничего-ничего, это пустяки! – он похлопал себя по разорванному на плече рукаву. – Волшебные вещицы на то и волшебные вещицы, чтобы иногда показывать нам свои капризные стороны, куда ж без этого! А-ха-ха-ха-ха! – Я рад слышать, что царь не гневается на мою оплошность, – не поднимая головы, проговорил Лесьяр. Емельян направился к Лесьяру. – Подними голову, – добродушно начал он, и стоило Лесьяру выпрямиться, как царь положил ладонь ему на плечо. – Вижу я, у тебя есть способности, и ещё какие! Похвально, похвально, что ты сумел с железным орехом справиться! Удивил так удивил! Едва ли самый сильный заклинатель моего двора меня когда-либо так сильно удивлял! – он широко улыбнулся Лесьяру. – Благодарю за похвалу. Емельян улыбнулся ещё шире. – Ну ничего, уверен, пара-тройка лет – и будешь эти орехи щёлкать так, что только скорлупки в стороны разлетаться будут! – царь убрал руку с его плеча и вновь встал подле жены, невзначай добавив. – Что ж, если ты хочешь побыстрее освоиться с железным орехом, то милости прошу в Житецк, наши двери для тебя всегда будут открыты! Уверен, – царь поднял указательный палец вверх, – у нас ты почерпнёшь много нового! Он уставился своими вечно прищуренными в улыбке глазами на Лесьяра, ожидая ответа. – Да, конечно, – ответил ему Лесьяр, – если царь настаивает, я не могу отказать. – Ну вот и порешали, там всё и обсудим. А то негоже: тебя так работой загрузили, хоть развеешься! Не всё же делами заниматься! – Емельян вдруг бросил взгляд по левую сторону от Лесьяра и подмигнул Владомиру, ну или так последнему почудилось, а затем обратился к собравшимся. – Что ж, дела и меня не ждут, а у вас их и так по горло, не смею вас более задерживать! До новых встреч, до новых встреч! Не поминайте лихом! А с вами нам есть что обсудить!.. – добавил он, обернувшись к главам общины, которые затем вместе с Емельяном и его женой удалились из повалуши. – Беляй! – прикрикнул Ратимир Владиславович, выходя. Бедный Беляй, который всё это время молча стоял среди толпы заклинателей, теперь вышел вперёд, будто его на казнь позвали – он до сих пор, сколько ни работал в приказе, никак не мог отвыкнуть пугаться по поводу и без. – Я тут! – едва слышно промямлил он, и его красные щёки цветом стали напоминать красных раков. – С нами пойдёшь! Живо! Покажи царю наше новое хранилище!.. Беляй подорвался, как пуганый заяц, и последовал за своими главами и царём с царицей. Как только власть имущие ушли, старейшины стали разгонять заклинателей делать свою работу, но все были так взволнованы произошедшим, так желали знать подробности, что в повалуше быстро образовалась каша мала, с возбуждением обсуждавшая произошедшее. – Я уж думала беды не миновать! Как хорошо Лесьяр выкрутился!.. – Да и странный этот Емельян!.. – От царя в нём только слово. Правит уж какой – восьмой, кажись? – год, а ведёт себя, будто бы первый. – Ага, залетела ворона в царские хоромы! – вставил своё слово Владомир, пробираясь сквозь эту кашу к Лесьяру. Раздался дружный смех. – Ой чья бы корова мычала, Владомир! Уж ты-то влетел так влетел! Всем воронам на зависть! – Моя, определённо точно корова моя! – со смехом отвечал он, уже почти добравшись до Лесьяра. – И ещё помычит, помяните моё слово! – наконец он встал подле Лесьяра и, не зная, как схватиться за него обожжёнными руками, не вскрикнув при этом от боли, которая со временем становилась невыносимее, тихо к нему обратился. – Лесьяр… Окружённый толпой из заклинателей, Лесьяр всё это время стоял в какой-то задумчивости, однако едва услышал голос Владомира, как тут же отмер. – Пойдём, – сказал он и вдруг сам схватил Владомира за руку. Тот громко айкнул и от хватки этой взвился весь, словно змея. Тут же отпустив его ладонь, Лесьяр с непониманием уставился на него, а затем, о чём-то догадавшись, взял его руку и развернул ладонью вверх. – Надо обработать... Вторая такая же? – вздохнул он, а у Владомира птицы на сердце запели. О нём заботятся! Лесьяр! Лесьяр!.. Лесьяр оглянулся и, приметив приближающегося к нему старейшину, взял за запястье Владомира и повёл его по палатам наружу, пока тот едва поспевал шагать с ним в ногу. Дождь к тому времени почти затих, капала противная морось. Они вышли через задние ворота, минуя столпотворение и старейшин, которые могли упечь Лесьяра выполнять его работу, и направились прочь с главного подворья мимо жилых подворий к лекарским палаткам. Там было пусто, ни единой души. Порывшись на полках, Лесьяр нашёл какие-то склянки, сел на лавку перед Владомиром и бережно взяв ладонь стал наносить охлаждающую мазь. Владомир опустился напротив него. – Больно? – М-м, – замотал головой Владомир, а затем как вскрикнул. – Ай-ай-ай! – Прости-прости! – забормотал Лесьяр. Он очень медленно наносил мазь, и пока наносил, уединение их было прервано. В палатку вошла Дарьяна. – Что произошло? – спросила она, несколько странно глядя на Лесьяра. – Я слышала ты… – Я едва удержал, – холодно ответил он, поджав губы. Дарьяна вздохнула. – Этот хренов орех надо убедить их сплавить отсюда, на кой ляд он нам сдался, если проку от него никакого… – Прок будет, только очень нескоро, – ответил ей Лесьяр. – Тебя так и будут заставлять с ним возиться. Перестань стараться, пусть начнут думать, что успеха нет, и тогда и его, и тебя оставят в покое! – Но это не меняет того, что я уже могу держать орех в руках и уже могу вытаскивать заключённое в нём колдовство. Более того, мне даже не всегда нужно для этого стараться. То, что случилось сегодня, можно сказать, что случилось не впервой. – Но разве хоть раз колдовство это выбирала своей целью людей? Оно ж их избегает как огня! И только в твоих руках… – Давай не будем забегать вперёд и судить о возможностях и предпочтениях железного ореха, когда едва ли удалось как-либо разбудить спящие в нём силы, – прервал её Лесьяр. – Ладно, тут я с тобой согласна. – Мало того, что я не ведаю, как с ним управляться, – немного помолчав, вдруг продолжил Лесьяр, не сводя глаз с ладоней Владомира, – так ещё и временем я сильно ограничен: не успеет догореть и четверть лучины, а я уже не могу орех в руках держать. С тех пор как я первый раз взял его в руки, время это увеличивается, но так медленно… И чем дольше я его держу, тем сложнее им повелевать: орех то выплёскивает силы так, что мне приходится их сдерживать, то, наоборот, не отдаётся даже толики и приходится их из него выдавливать насильно. – Это опасно. – Я знаю. Я много раз об этом писал и говорил, но орех всем упёрся... настолько упёрся, что они хотят послать меня на соревнования в Белгород. При слове «Белгород» Владомир оживился, но Дарьяна опередила его восклицания. – А ты? – спросила она. – Не поеду. Особенно с этим орехом. Я не могу обещать ничью безопасность, но от меня хотят этого. Чтобы я управлял. Они говорили так, будто бы позабыли о существовании Владомира, и речи были их немного странны и явно понятны только им двоим, собаку съевшим работая друг с другом. Владомир был твёрдо уверен, что, с какими бы трудностями Лесьяр ни столкнулся, он-то уж со всем справится – не может быть такого, чтобы что-то в этой жизни было ему не подвластно. И потому юноша не утруждал себя вниканием в их разговор. Но если бы даже Владомир понимал, о чём шла речь, то и слова бы не подумал вставить, так как он уже давно позабыл и про Емельяна, и про орех, и вообще про всё на свете. Единственное, о чём он мог думать, так это о руках Лесьяра, которые по десятому кругу продолжали наносить мазь на его сгоревшие ладони. Пока Дарьяна с Лесьяром обменивались мыслями о железном орехе, палатку ввалился Дарён. – А правда? А правда?!.. – восклицал он, перечисляя все те слухи, что успели до него долететь, и кусая локти оттого, что ему не удалось поприсутствовать при сегодняшних событиях. За Дарёном как осы на мёд слеталось всё больше и больше заклинателей, пока палатка и дворик вокруг неё не стали похожи на улей. Все с большим удовольствием чесали языками, сбежав от работы, и в гомоне этом едва ли хоть слово можно было разобрать. Так как Дарьяна стала что-то разъяснять брату, то главные виновники сегодняшних событий теперь оба как языки проглотили, молча сидя друг напротив друга, но молчали они совсем по разным причинам. Лицо Лесьяра было наклонено чуть вниз, брови в задумчивости сошлись к переносице, губы плотно сомкнулись, и он глаз не сводил с рук Владомира, который, понаблюдав за Лесьяром некоторое время, не сдержался. Его сердце не выдержало, и губы сами взяли на себя смелость и тихо прошептали: – Я тебя люблю… Лесьяр поднял голову и переспросил: – Что ты сказал? Сердце Владомира подскочило к горлу, в зобу спёрло, руки дрогнули. Лесьяр, будучи погружённым в собственные мысли, не услышал его признания. Желая спрятать своё вот-вот грозящее полыхнуть алой краской лицо, Владомир наклонился к его уху, судорожно подыскивая какие-нибудь не менее пылкие, но более удобоваримые слова. – Спасибо тебе… Я никогда не говорил тебе спасибо, но спасибо тебе… Я большой дурак, я очень тебя подставил… и я не знаю, как мне искупить свою вину… – таким образом, делая большие заминки между предложениями, Владомир дал себе время вернуть самообладание, а, худо-бедно выговорившись, посмел заглянуть в глаза Лесьяру. О, эти два огромных серых омута! О, как же он был слепо в них влюблён!.. Выслушав Владомира, Лесьяр мягко ему улыбнулся, но было видно, что он всё ещё думал о каких-то своих делах, и Владомир лишь отвлекал его. – Что это ты вдруг? – тем не менее поинтересовался он, снова опустив глаза на ладони Владомира и продолжая растирать по ним мазь. В задумчивости Лесьяр ни на что не обращал внимания, и уж тем более не обратил он внимания на то, что лицо его сделалось уж очень близко к лицу Владомира. А так как Лесьяру ничего из сердечных порывов человека напротив было невдомёк, то и лица он своего не убрал, сосредоточив всё своё внимание на созерцании чужих ладоней. Владомир опустил взгляд с глаз Лесьяра на его губы, затем на собственные ладони в его руках, а немного погодя чёрные глаза снова остановились на губах. Дурное желание поцеловать Лесьяра, отвлечь его от дум, которые, очевидно, сковали тому сердце, рвалось из Владомира. Ведь у Лесьяра в руках были не просто его ладони: там же было и сердце Владомира, и душа его, и плоть, и кровь. Лесьяр, сам того не ведая, сделался его счастьем. Само его существование в жизни Владомира дарило последнему крылья на спине, а уж когда Лесьяр и вовсе был рядом, – разговаривал с ним, обнимал его, оберегал, заботился – счастье Владомира делалось настолько велико, что мир вокруг переставал существовать. Его тянуло к Лесьяру, как река тянется к морю, как дождь – к земле, как молния – к сухому дереву. И чем дольше он сдерживал себя, тем сильнее становилась эта тяга и тем труднее было держать себя в руках. Лихо в его груди лишь притворялось спящим – на деле оно, закрыв глаза, выжидало заветный миг, чтобы выплеснуть наружу всё, что так самоуверенно прятал внутри себя Владомир. Требовалось признаться во всём Лесьяру, аж желваки сводило как требовалось говорить всё не за спиной, а в лицо, начистоту, от всего сердца. Пусть он удивится, пусть откажет, пусть сперва сочтёт за неудачную шутку – сойдёт что угодно. Только бы поскорее разрешить своё сердце от этого непосильного для такого человека как Владомир бремени! – Влад? Влад! – долетел до его ушей голос Дарёна. – Ты ещё поцелуй Лесьяра, чего ты свои губки тянешь-то! Видел бы себя со стороны, вот смех! Как влюбился! Владомир вдруг очнулся и обернулся на голос. – Дарён, тебе-то ладони никто так не обрабатывает и обрабатывать никогда не будет, вот и засунь свою зависть себе в жопу! – спохватился он, а у самого сердце едва не остановилось от испуга. Он ж едва не… Владомир вновь посмотрел на уставившегося на его руки Лесьяра. Блять!.. Блять! Блять! Блять! Блять!..