Пепел на губах

Когда мир загоняет тебя в угол, я заставлю его отступить — Разукрашу небо лучами надежды. Я попытаюсь спасти тебя и разогнать серую блеклость вокруг Этими лучами надежды. Hurts — Silver Lining __________ Год: 2004 Мирай казалось, что она разваливается на части. Наверное, она заболевает чем-то ужасным. Да, точно, так и есть. Ее нещадно знобило, и все мышцы бесконечно болели, но при этом температура не поднималась, а, как ни странно, наоборот была пониженной. Мирай казалось, что под ее кожей бесконечно снуют туда-сюда полчища неугомонных муравьев, и она пристально рассматривала свои руки, пытаясь уловить рябь их болезненного передвижения, но ничего не было там, под этим бледным полотном с прожилками голубых сосудов. Она вся горела изнутри, у нее жутко слезились и зудели глаза, и все время хотелось пить, но врачи, осмотревшие ее уже несколько раз, продолжали в один голос твердить, что физически с ней все в порядке. Она скоро умрет, Мирай знала это. Умрет в девять лет и три месяца, и на этом закончится ее несвободная жизнь. Только вот после смерти она тоже не обретет желанную свободу. Она совершенно определенно попадет в то место, которое некоторые религии называют адом. Потому что за девять лет своей жизни Мирай уже успела совершить много чего плохого, действительно плохого, даже если и делала это все под принуждением. Не в силах больше оставаться наедине с собой и этой болью во всем теле, которую не унимали никакие таблетки, Мирай сбежала в комнату Рен, испуганная своим состоянием, которое никто не мог объяснить. Обычно холодная и грубоватая, сейчас тренер сидела рядом с ней на кровати и гладила свернувшуюся калачиком девочку по густым волосам. Это прикосновение было таким приятным. Новым, незнакомым. В другом мире, в другой реальности — так ее могла бы гладить мама, чтобы унять ее боль. Мирай закрыла глаза, жмурясь от непроходящего жжения в мышцах и ломоты в костях, и пытаясь сосредоточиться только на ощущении этих теплых пальцев в своих волосах. — Рен, — прошептала она, не открывая глаз, — что ты чувствуешь, когда приходит «красная тень»? Движение пальцев в ее волосах замедлилось. Мирай закусила губу, мысленно ругая себя за этот невольно вырвавшийся вопрос. Рен очень не любила говорить об этом. Несколько недель назад произошел инцидент, который поверг Мирай в настоящее шоковое состояние. В тот день Рен взяла ее с собой в торговый центр, где они отлично провели время, бродя по магазинам и останавливаясь в каждом кафе, где обнаруживались понравившиеся одной или другой десерты. А на обратном пути машину Рен случайно подрезал нетрезвый водитель. Его автомобиль въехал в «Ауди» Рен со стороны пассажирской двери, и сидящая там Мирай сильно ушибла руку, настолько, что потом даже пришлось накладывать специальную фиксирующую повязку. И в тот день Мирай впервые увидела такую Рен. Пока вывалившийся из машины далекий от трезвости мужчина сыпал несвязными ругательствами, ее тренер молча вышла из автомобиля и направилась к нему. А Мирай замерла на своем месте, даже не чувствуя боли в тот момент, потому что один взгляд в глаза Рен, вдруг ставшие чужими и жуткими, затянутыми холодной пеленой, поверг девочку в состояние иррационального ужаса. Мирай уже знала к тому времени, что, после некоторых событий в жизни Рен, о которых та предпочитала не говорить, ее психика не была такой, как раньше. Но в тот день Мирай впервые до конца осознала, что ее тренер, всегда такая собранная и рассудительная, на самом деле, взаправду, действительно нездорова. Потому что в тот день она избила этого пьянчугу до такого состояния, что врачам после с трудом удалось спасти его жизнь. Она била его так методично и расчетливо, будто действительно хотела его смерти, и, если бы не Мирай, которая выбралась из машины и побежала к ним, подгоняемая страхом — в первую очередь за саму Рен — в тот день на руках ее тренера, в буквальном смысле, оказалась бы чья-то смерть. Взгляд Рен, который она бросила тогда на пытающуюся остановить ее Мирай, был страшным, чужим — она как будто не узнавала девочку, и на один короткий страшный миг той даже показалось, что Рен готова ударить и ее тоже. Но этот миг прошел. А после были полиция, скорая, люди из Мори-кай, приехавшие замять уладить это происшествие, и несколько таблеток, которые Рен дрожащей рукой одну за другой закидывала в рот. После этого Мирай не видела своего тренера несколько дней. А когда, наконец, увидела, Рен первая завела этот тяжелый разговор. О болезни, уже много лет точившей ее психику и сознание. Рен говорила мало и скупо, рассказывая притихшей девочке о том, что иногда с ней случаются приступы неконтролируемой агрессии, как следствие опасной комбинации расстройства личности и ПТСР после пережитых ею событий, о которых женщина наотрез отказалась говорить. Рен называла это состояние «красной тенью», потому что в эти моменты она чувствовала, будто что-то инородное проникает внутрь ее сознания и затягивает весь мир кровавой пеленой, вызывая в ней неконтролируемую ярость. Оказавшись в Мори-кай, Рен прошла через руки множества разных врачей, поставивших ей множество разных диагнозов, и сейчас вполне успешно боролась с болезнью с помощью антипсихотических препаратов, но иногда… иногда она все равно срывалась. И тем не менее, даже несмотря на эти срывы, Мори-кай все равно держали ее при себе из-за ее опыта и знаний. Сакамото был уверен, что Накамура не причинит вреда его приемной дочери, но обучит ту множеству необходимых навыков, поэтому Рен было позволено продолжать занятия с девочкой. Мирай вспоминала сейчас все, чем Рен поделилась с ней тогда, во время того непростого разговора, а ее тренер тем временем тихо уточнила: — Почему ты спрашиваешь? Девочка угрюмо вздохнула и поглубже зарылась лицом в подушку. Дерганно пожала одним острым плечиком. — Подумала, может во мне тоже живет какая-нибудь тень, — невнятно прошептала она в подушку. — Может, поэтому мне сейчас так плохо. Может, моя тень тоже хочет выбраться наружу. Или, может, я просто умираю. Пальцы Рен возобновили свое успокаивающее движение в ее густых волосах. — Это неправда, Мирай, — тихо сказала женщина. — Ты не умираешь, и нет в тебе никакой тени, уж точно не такой, как моя. — Девочка лишь снова тяжело вздохнула в ответ, а Рен, помолчав, вдруг едва слышно добавила: — Знаешь, у меня ведь сейчас могла бы быть дочь. На несколько лет старше тебя. Только вот она даже не успела родиться. Но, может, это и к лучшему. С такой, как я… Мирай затаила дыхание, взволнованная и опечаленная услышанным. Она все прекрасно поняла и без лишних вопросов. В свои девять лет Мирай была очень… старым ребенком, знающим вещи, о которых ее беспечные сверстники могли лишь догадываться. Рен никогда раньше не открывала настолько глубокие свои тайны, — а в том, что эта тайна была не только глубокой, но и болезненной, Мирай не сомневалась. Она не стала ничего спрашивать, просто лежала молча, позволяя Рен гладить ее по волосам, потому что понимала, что в этих прикосновениях нуждается сейчас не только она. Связана ли как-то болезнь Рен с потерей ее ребенка? Мирай не знала, но боялась спрашивать. Не хотела делать ей еще больнее… Стук в дверь заставил их обеих вздрогнуть от неожиданности. Мелодичный голос горничной за закрытой дверью сообщил: — Хозяин Сакамото срочно желает видеть юную госпожу. Мирай резко села на кровати и бросила на Рен загнанный, испуганный взгляд. Но она прекрасно знала, что та ничем не сможет ей помочь. Когда хозяин Сакамото чего-то желал, он, как правило, всегда получал желаемое. Поэтому, без лишнего промедления, Мирай поднялась с кровати и, морщась от боли в теле, поспешно покинула комнату своего тренера. Вызов от отца привел ее в привычное состояние легкой паники. Или не легкой, а одуряющей. Как и каждый раз до этого. То, что Коджи Сакамото пожелал ее видеть, означало лишь одно: у него для нее новое задание. А Мирай сейчас чувствовала себя так, будто может рассыпаться в песок, если слишком сильно ткнуть ее пальцем. Да только вот она прекрасно знала, что приемному отцу нет дела до ее самочувствия, когда речь идет о ее миссиях в прошлое. С отбивающим испуганную дробь сердцем, Мирай подошла к отцовскому кабинету. За закрытой дверью она вдруг расслышала спокойный голос Йоричи и тихо вздохнула с долей облегчения. Присутствие учителя всегда обнадеживало и придавало ей сил, потому что у нее создавалось впечатление, что, если он будет рядом, отец не станет проявлять излишнюю жестокость. Хотя Мирай, конечно же, прекрасно понимала, что это неправда. — Многоуважаемый глава, возможно, стоит повременить с этим заданием, — вежливо и почтительно говорил Йоричи за дверью кабинета. — Девочка не слишком хорошо себя чувствует, и я боюсь, что… — Она должна сделать это сейчас, — отрезал холодный и не терпящий возражений голос Коджи Сакамото, и Мирай невольно вздрогнула от одного его звука. — Кодо-кай перешли к активным действиям, и любое промедление сейчас может закончиться катастрофой. Их главу необходимо убрать. Мирай застыла с рукой, протянутой к двери. Убрать? Неужели, это будет такая миссия? Спустя два года, Сакамото хочет, чтобы она опять… — Не стой за дверью, Мирай, — послышался из кабинета раздраженный голос ее приемного отца. Ее хозяина. Ее мучителя. Сдавленно сглотнув, пересиливая страх и волнение, Мирай вошла в кабинет. Йоричи, стоявший возле занавешенного окна, слабо и ободряюще улыбнулся ей, бросив на бледную и осунувшуюся девочку обеспокоенный взгляд. Отец же на нее даже глаза не поднял, не отрываясь от разложенных перед ним на столе бумаг. Продолжая что-то писать дорогой шариковой ручкой в одном из документов, Коджи Сакамото отрывисто и, как показалось Мирай, сердито произнес: — Тебе нужно отправиться в тысяча девятьсот девяносто седьмой год, Мирай. В Токио. Наконец подняв на нее глаза, Сакамото вынул из-под кипы бумаг папку и жестом велел ей подойти ближе, чтобы ознакомить ее с содержимым этой папки, заполненной фотографиями и документами. К ее ужасу, Мирай очень быстро поняла, в чем будет заключаться ее задача. Глава вражеского клана Кодо-кай в последний месяц создавал большие проблемы для ее отца, желая отнять часть подконтрольных Мори-кай территорий. Подобраться к нему сейчас уже не представлялось возможным, потому что мужчина страдал крайней степенью паранойи и окружал себя таким количеством вооруженной до зубов охраны, что легче было совершить покушение на императора Японии, чем на главу Кодо-кай. Но в 1997-м году он только-только взошел на пост и в то время еще не окончательно свихнулся на безопасности. После тщательного изучения и исследования старых архивов, для миссии был выбран один конкретный день, когда глава Кодо-кай в одиночестве отправился в торговый центр. Задачей Мирай было подобраться к его автомобилю и прикрепить на него взрывное устройство. Мирай со все нарастающим ужасом слушала отца. Виски ломило от боли, усиливающейся с каждой секундой, а сердце испуганно, протестующе трепыхалось где-то в горле. Ее действительно хотят заставить снова убить человека. И от одной этой мысли Мирай чувствовала такую сильную тошноту, что ей пришлось прижать руку к животу, надеясь этим движением уговорить содержимое желудка оставаться на месте. — Я… — Мирай облизнула дрожащие пересохшие губы, не решаясь поднять взгляд на приемного отца. — Я не уверена, что смогу это сделать. Повисшую после ее слов тишину, казалось, можно было потрогать пальцами. Она оседала тяжелым грузом на плечи и давила на барабанные перепонки. — Ты не уверена, Мирай? — зловеще и очень тихо переспросил Сакамото. Девочка закусила губу от ужаса, который вызвал в ней его тон. Йоричи у окна пошевелился, будто хотел что-то сказать, но из его рта не вырвалось ни слова. Мирай с усилием сглотнула собравшуюся во рту вязкую слюну и, затаив дыхание, все же осмелилась поднять испуганный взгляд на устрашающе неподвижное лицо своего приемного отца. — Я… отец… просто, это сложно… убить человека, — попыталась она объяснить срывающимся шепотом, в отчаянной и обреченной надежде, что случится чудо, и он поймет и простит ее. Но мужчина за столом молчал, глядя на нее холодным, недовольным взглядом. — О нет, Мирай, ты ошибаешься, — наконец, вкрадчивым, и оттого еще более страшным голосом сказал Коджи Сакамото, медленно поднимаясь из-за стола. Мирай вся напряглась, не зная, чего ждать от него. А он все тем же жутким, тихим тоном продолжил: — Убить человека очень легко. — Под взглядом расширившихся от ужаса глаз девочки, глава Мори-кай вынул из ящика стола пистолет и уверенно направил его в голову Йоричи. Тот спокойно стоял под прицелом и, не мигая, смотрел на их хозяина ничего не выражающим пустым взглядом. — И если ты не выполнишь то, что от тебя требуется, я покажу тебе, насколько это легко. Задыхаясь от ужаса и заламывая гудящие от внутренней боли руки, Мирай лихорадочно закивала головой. Все ее тело похолодело от прилива почти животной паники. Она очень хорошо поняла происходящее и слова отца. Заложницей в этом доме была не только она. Йоричи тоже был заложником, — заложником ее послушания. Он был одним из двух самых дорогих людей в ее жизни, и Мирай не готова была его потерять, даже если ценой этого будет еще один кусочек ее души. — Отправляйся прямо сейчас, — спокойно велел Сакамото, с удовлетворенным видом убирая пистолет и отдавая ей детский рюкзачок с нарисованными на нем мультяшными героями, в котором лежало взрывное устройство. Голова Мирай пылала, во рту пересохло. Как во сне, она натянула этот рюкзак на подрагивающие плечи. Перед глазами плыло, и она даже не увидела пропитанный сожалением и болью взгляд своего наставника. Кажется, ей становилось хуже. И теперь, в этом ужасном состоянии, ей предстояло убить человека. В голове промелькнула отчаянная мысль, что, возможно, ей станет настолько плохо, что она умрет еще до того, как успеет это сделать. Мирай закрыла глаза, отгораживаясь от дорогого интерьера этой ненавистной ей комнаты и от лица человека, ставшего ее мучителем, и, сосредоточившись, окунулась в тот внутренний водоворот, что переносил ее сквозь время.

***

Что-то пошло не так, она поняла это сразу же. Открыв глаза, Мирай обнаружила, что стоит вовсе не на площади перед нужным ей торговым центром, а посреди пустынной тихой улочки. Она удивленно огляделась по сторонам, пытаясь понять, где находится. Что случилось? Неужели она промахнулась? Год был правильный, но вот день и место — она была не уверена. Такого с ней раньше никогда не случалось, но сейчас Мирай так плохо себя чувствовала… Отец будет очень недоволен. Ей нужно быстрее переместиться еще раз, потому что Йоричи… Нет, об этом она думать сейчас не будет. Мирай закрыла глаза, пытаясь отвлечься от ломящей все тело боли и сконцентрироваться на перемещении, но тут позади нее раздался вальяжный мальчишеский голос: — Эй, мелочь! Крутой у тебя рюкзак. Мирай поспешно открыла глаза и с опаской уставилась на компанию из троих мальчишек, на вид немного старше ее, которые приближались к ней с неприятными ухмылками на лицах. Девочка вся напряглась, приглядываясь к ним и не зная, чего ждать. — Что там лежит у тебя? Может, мамкин бенто? Или карманные денежки? — нараспев, противным писклявым голосом спросил один из мальчиков. «Нет, олухи, там лежит бомба», раздраженно подумала Мирай, но, конечно же, вслух ничего подобного не сказала. Ей нужно было быстрее убраться отсюда и совершить прыжок. Она молча развернулась и торопливо зашагала прочь, но тут тяжелая рука неожиданно легла на ее плечо, останавливая. — Не так быстро, мелкая, — хмуро сказал один из мальчишек, по-видимому, главный среди них. — Сначала мы проверим, что там, в этом милом рюкзачке. Мирай дернулась изо всех сил, вырвалась из его хватки и бросилась бежать. Но ее очень быстро догнали и повалили на землю. Девочка с размаху проехалась локтем по асфальту, сдирая кожу, и сдавленно ахнула от боли. Со сбитого локтя закапала горячая кровь, кожу пекло и саднило. Мертвой хваткой вцепившись в свой смертоносный рюкзак, Мирай быстро перевернулась на спину и ногой оттолкнула одного из схвативших ее мальчишек, после чего, подобрав пару камешков с земли, неловко подскочила на трясущиеся ноги. Мышцы во всем теле снова пронзило ломящей болью, и она не сдержала стон. Мирай отлично понимала, что не сможет одолеть их в драке. Она и в нормальном-то состоянии не могла правильно провести большинство приемов, а сейчас и подавно. Но у нее в руке были острые камешки. Так что, отбежав на пару шагов, Мирай развернулась и с привычной меткостью швырнула камешки в мальчишек, целясь в их главаря. Один за другим они попали точно в его лоб, до крови расцарапав кожу. — Ах ты, маленькая гадина! — взвыл пацан, сверкая глазами и хватаясь за пострадавший лоб. Они бросились на нее все вместе. И Мирай теперь ничего не оставалось, кроме как зажмуриться, готовясь к новой боли и еще отчаяннее прижимая к себе опасный рюкзак. Да вот только удара не последовало. Вместо этого раздались глухие шлепки, и чьи-то болезненные стоны и всхлипы. Осторожно приоткрыв глаза, Мирай оторопела от открывшейся перед ней картины. Она как раз вовремя открыла глаза, чтобы увидеть, как совсем маленький мальчик, лет шести на вид, ловко замахнувшись ногой, в прыжке и с разворота вбивает ее четко в солнечное сплетение главаря хулиганов. Тот с глухим стоном мешком рухнул на землю, где уже валялись двое его дружков, болезненно кряхтя и охая. Мирай во все глаза смотрела на неожиданно пришедшего ей на помощь мальчика. Он выглядел совсем крошечным и худеньким, а из-под шапки вьющихся светлых волос на нее глядели удивительно серьезные темные глаза. — Все хорошо? — спросил мальчик, как ни в чем ни бывало. Он даже не запыхался. Мирай открыла рот, но оттуда не вылетело ни звука. Только слезы потекли по щекам, и она разозлилась сама на себя за это. — Ого, у тебя кровь! — выпучил глаза мальчишка. Он подбежал к ней и схватил за руку, разворачивая, чтобы глянуть на ее сбитый локоть. Ростом мальчуган едва доставал ей до плеча. — Я живу тут через два дома. Пошли ко мне, смоешь кровь, — уверенно предложил мальчик. Мирай растерялась. Ей нужно было скорее отправиться в тот день, где ее ждало задание, но сейчас ей было так больно, и все тело так дрожало, что она вовсе не была уверена, получится ли у нее переместиться. — Я… не знаю даже… — промямлила она, переминаясь с ноги на ногу. Во время заданий ей нельзя было ни с кем заговаривать, но этот мальчик так помог ей. Если бы он не вмешался, она даже не знала, что с ней было бы. — Ну, а я знаю, — уверенно заявил мальчуган. — Мой дедушка говорит, что нельзя бросать людей в беде. Так что пойдем. Он бесцеремонно схватил ее за здоровую руку и потянул за собой. Через несколько минут Мирай уже утопала в мягком кресле в уютной гостиной его дома, а мальчик с ужасно серьезным видом протирал смоченной в перекиси водорода ваткой длинную ссадину на ее локте. Мирай с силой закусила губу, чтобы не зашипеть от боли. Мальчик бросил на нее быстрый взгляд из-под нахмуренных бровей. — Можешь плакать, если больно, это ничего, — серьезно разрешил он. — Тебя как зовут? — Мирай, — тихо отозвалась девочка, шмыгая носом от боли и наблюдая, как он деловито вынимает из упаковки цветные пластыри с динозаврами. — Прям как «будущее»? Класс! — восхитился мальчик. — А я — Майки. Мирай удивленно уставилась на него, прищурилась, и подозрительно окинула взглядом вьющиеся светлые волосы. — Ты англичанин? — неуверенно спросила она. Майки на секунду растерялся от ее вопроса, а затем вдруг весь смешно напыжился, будто пытаясь казаться выше, чем был на самом деле. — Ага! — слишком громко и звонко воскликнул он, и подбоченился, выпрямляясь во весь свой невпечатляющий рост. — Лондон из зе кэпитал оф Грейт Бритейн, хау ду ю ду! Йес оф корс! — Он подумал секунду и добавил, с чрезвычайно серьезным видом вытягивая вверх руку и оттопыривая большой палец: — Айл би бек! Мирай пару секунд хлопала влажными от слез ресницами, удивленно глядя на него, а затем громко прыснула от смеха, прикрывая рот ладошкой. Майки, явно ожидавший несколько иной реакции на свое выступление, смутился и растерялся, но Мирай, которой английский язык вдалбливали в голову с шести лет, слишком позабавила белиберда, которую он только что выдал. — Ты очень забавный, Майки, — сказала девочка, все еще улыбаясь. Мальчик насупился от ее слов и недовольно сложил руки на груди. — Я не забавный! — возмутился он. И вдруг расплылся в широкой ухмылке. — Я самый сильный. Мирай моргнула пару раз, а затем согласно закивала. — Да, дерешься ты очень круто, — с уважением признала она. Майки даже весь надулся от гордости, став похожим на нахохлившегося воробушка. — Ага, меня никто победить не может, даже Баджи, хотя он на год старше. Всегда так злится из-за этого. — Он ехидно захихикал, думая о своем приятеле. — Мой старший брат говорит, что я унаследую после него Черных Драконов. Это его байкерская банда. Я буду офигенно крутым! Мирай слушала его с открытым ртом и утвердительно закивала в ответ. — Точно будешь, — согласилась она, уважительно глядя на мальчика. Почему-то она даже не сомневалась в том, что так и будет. В конце концов, он спас ее от хулиганов, каждый из которых был больше него раза в три. И, подумав об этом, Мирай с искренней признательностью добавила: — Ты мне очень помог, Майки. Спасибо тебе. — А, ерунда, — отмахнулся мальчик, но щеки его жарко покраснели. — Только уроды могут бить девочек. Он вдруг без предупреждения придвинулся совсем близко к ней, и Мирай слегка дернулась от неожиданности. А Майки чуть склонил голову набок, внимательно разглядывая ее. — А почему у тебя глаза разноцветные? — с любопытством поинтересовался он. Мирай растерялась от его вопроса. Уже очень давно никто не обращал внимания на разный цвет ее глаз, и она даже успела подзабыть, что когда-то это было для нее источником всяческих неприятностей и издевок. Почему у нее разноцветные глаза? Мирай раньше как-то и не задумывалась об этом. — Н-не знаю… — пробормотала она, смущенная тем, что этот маленький мальчик сейчас так близко придвинулся к ней и так внимательно разглядывал. Мирай толком не общалась с мальчиками вот уже два года, потому что с семи лет ходила в закрытую школу для девочек, и, хоть он и выглядел сейчас совсем крошечным, она знала, что на самом деле этот мальчик старше ее: ему точно было уже как минимум лет пять-шесть, в то время как самой Мирай в 1997-м году было всего три года. — А я знаю! — вдруг просиял Майки, даже не думая отодвигаться. — Наверное, это потому, что ты много смотрела на небо правым глазом! — с этими словами он осторожно провел пальцами по ее щеке под голубым глазом. Мирай от этого вспыхнула пуще прежнего, а Майки сверкнул дырявой детской улыбкой. — Я такого никогда не видел. Это очень красиво. Совсем смущенная, Мирай вздохнула с облегчением, когда он отодвинулся. — А где ты живешь? — спросил Майки. — Ну… — замялась Мирай. — Далеко. — Если хочешь, можешь позвонить родителям с нашего телефона. — У меня нет родителей, — грустно ответила Мирай. Майки несколько секунд смотрел на нее каким-то очень серьезным, внимательным взглядом. — Это ничего. У меня тоже нет, — наконец тихо сказал он, и Мирай с удивлением посмотрела на него. — Я живу с дедушкой, братом и Эммой, это моя младшая сестра. Мирай лишь понимающе кивнула в ответ и не стала ни о чем спрашивать. На звонке ее семье Майки настаивать не стал, очень скоро благополучно забыв об этом. Они поболтали еще немного, и вскоре Мирай начала чувствовать, что ей становится намного лучше. А это значило, что ей пора было отправляться на задание. Она и так слишком много времени потеряла, разговаривая с Майки, но с ним было так… спокойно. Пытаясь задавить поднимающееся изнутри сожаление, Мирай робко попросила у Майки стакан воды и, когда мальчик ушел на кухню, привычно сосредоточилась и закрыла глаза. Знакомый рывок где-то под ложечкой дал знать, что она успешно переместилась. Она знала, что когда Майки вернется с водой в гостиную, ее там уже не будет. И Мирай почему-то было от этого очень грустно.

***

Мирай пришлось вначале вернуться в настоящее, потому что только оттуда она могла точно выстроить маршрут своего нового прыжка, чтобы снова не ошибиться. Ее колени мелко задрожали от выражения лица ее отца, когда она появилась в кабинете перед ним, а прошлое все еще оставалось неизменным. Брови Коджи Сакамото вопросительно взметнулись вверх и, хоть он и не проронил ни слова, Мирай бросила быстрый загнанный взгляд на застывшего у окна Йоричи, облизнула пересохшие губы и поспешила объясниться: — Прости, отец, я… я промахнулась. Секунды отмеряли воцарившуюся после ее слов густую тишину. Мирай следила за каждым, самым незначительным изменением в выражении лица своего приемного отца, пытаясь угадать, насколько все плохо. — Ты не выполнила задание? — слишком спокойным, и оттого еще более пугающим, голосом уточнил глава Мори-кай. Взгляд Мирай встревоженно скользнул по его лежащим на столе рукам и пистолету, покоящемуся возле правой, в опасной, многозначительной близости. Девочка огромным усилием воли сдержала порыв бросить еще один испуганный, обеспокоенный взгляд на своего наставника, над которым сейчас нависла холодящая кровь опасность. — Я все сделаю, просто… я почему-то оказалась не в том месте, я не знаю, как так получилось. Я, я не специально, отец, правда! — испуганно затараторила Мирай, в ужасе, что из-за этой ее оплошности может пострадать Йоричи. — Глава, возможно, стоит дать девочке немного отдохнуть, — вмешался ее учитель, и Мирай с трудом сдержала протестующий стон. Зачем он подал голос, лучше бы стоял себе в сторонке, потише и понеприметнее. — Она могла ошибиться из-за своего состояния и… — Она отдохнет, когда я скажу, — отрезал Сакамото, смеривая приемную дочь холодным и недовольным взглядом. — После того, как выполнит свое задание. Отправляйся, Мирай, немедленно. Мирай лишь согласно закивала головой, радуясь, что отец не разозлился так сильно, как она опасалась. Все же бросив этот последний взгляд на бледного Йоричи, глядевшего на нее с хмуро сведенными к переносице бровями и напряженной челюстью, девочка глубоко вздохнула и снова закрыла глаза. В этот раз у нее все получилось правильно. День и место были верными. Озираясь по сторонам, Мирай заторопилась по оживленной площади ко входу в торговый центр, а внутри, следуя указателям, быстро нашла выход к подземному паркингу. Никто не обратил внимания на маленькую девочку с мультяшным рюкзаком, пробравшуюся на пустынную парковку. Мирай быстро зашагала между рядами машин, разыскивая нужную. Найдя автомобиль, Мирай остановилась, кусая губы и вглядываясь в заученный номер машины. Если она сделает это сейчас, выполнит приказ своего отца — этот человек умрет. Она станет убийцей второй раз в жизни. Но смерть при любом исходе не уйдет без добычи, даже если она не выполнит это задание. Потому что, если не умрет этот человек — умрет Йоричи. Мирай крепко сцепила зубы, безуспешно отгоняя слезы, что уже жгли ее глаза знакомой болью. Глотая струящуюся по щекам соленую влагу, Мирай дрожащими руками раскрыла свой яркий рюкзачок и аккуратно вынула из него бомбу. Задержав дыхание, она с величайшей осторожностью прикрепила миниатюрное взрывное устройство под бампером автомобиля. Бомба сработает по таймеру через десять минут после включения зажигания. Исходя из отчетов, глава Кодо-кай в этот день сразу выехал с парковки на пустынную улицу, и Мирай оставалось лишь надеяться, что так и будет, иначе могут пострадать и другие, невинные люди. Из-за нее. Она бы хотела помолиться всем богам о том, чтобы ее будущая жертва не поменяла свой сегодняшний маршрут, — да только вот боги не станут слушать молитвы убийцы. Мирай сделала свой выбор, установив сейчас эту бомбу. Но, если ей нужно было выбирать между жизнью незнакомого главы вражеского клана, преступника и убийцы, и жизнью Йоричи, — то выбора, собственно, никакого и не стояло. До боли стиснув зубы, Мирай бегом бросилась прочь с парковки. Она не хотела оставаться здесь ни минуты, но ей было приказано удостовериться, что взрыв действительно произойдет. Ей придется смотреть на дело рук своих. На смерть человека от ее руки. Что-то странное происходило сейчас внутри Мирай. Почему-то все звуки вокруг становились все тише, цвета — тусклее. Новый, незнакомый холодок появился в центре ее груди, разрастался, тянулся к ее сознанию, замораживая его. В какой-то момент Мирай даже показалось, что она и не здесь вовсе. Что это не она, а кто-то другой бежит сейчас по коридорам торгового центра с детским рюкзачком, в котором еще несколько минут назад пряталась смерть. И ей вдруг стало легче. Этот странный холод внутри заморозил даже боль в ее теле, что не давала ей покоя последние дни. Скоро все закончится. Скоро все закончится, и она сможет вернуться домой. И Йоричи будет жив. Неважно, какой ценой. Мирай выбежала на улицу и, задыхаясь, остановилась неподалеку от перекрестка, с которого хорошо просматривался тот переулок, в который должен был свернуть глава Кодо-кай. Уже совсем скоро. По имеющимся в архиве данным, он должен был выехать с парковки уже через несколько минут. И действительно, вскоре из подземного паркинга показался уже знакомый ей черный мерседес. А спустя секунду Мирай окаменела в приливе парализующего ужаса: автомобиль не свернул в пустынный переулок, он двигался к проспекту! Мирай лихорадочно заозиралась по сторонам, не зная, что предпринять. Заряженная смертью машина двигалась к людному перекрестку, где уже собралась толпа людей, ожидающих зеленого света на переходе. А через миг воздух полностью покинул легкие девочки, и ужас сковал ее тело: среди этих людей на перекрестке она с приливом новой паники увидела знакомую светлую макушку рядом с темноволосым подростком, что держал мальчика за руку. У Мирай похолодели руки и ноги, а внутренности скрутило страшным болезненным спазмом. — Это же… — пролепетала она высохшими губами. Ох нет, что же он тут делает? Заминированная машина уже выворачивала с парковки прямо на дорогу, возле которой стояли все эти ни в чем не повинные люди. И Майки. Не помня себя от ужаса, Мирай сорвалась с места и во весь опор побежала к перекрестку, панически размахивая руками. — Разойдитесь! Уйдите оттуда! — закричала она так громко, как только могла, почти срывая голос. Удивленные, недоумевающие взгляды полетели в ее сторону. Люди не понимали, что происходит, и почему так надрывается этот ребенок. Они ничего не понимали. Они не чувствовали опасности. Они были такими медленными. И среди их озадаченных взглядов один ударил Мирай, будто разряд тока — знакомый взгляд темных глаз, заметивших ее, вспыхнувших узнаванием и неподдельной радостью, от которой сердце девочки болезненно сжалось. А через секунду — оглушительный, мощный взрыв. Мирай рухнула на землю, сбитая взрывной волной. Уши заложило, и она слышала только громкий, раздражающий звон. Мирай лихорадочно потерла уши, пытаясь его заглушить, а когда отняла ладони — увидела красные пятнышки на коже. Вокруг царили хаос и суматоха. Сквозь постепенно затихающий звон Мирай смогла расслышать сирены скорой помощи, а вместе с этим — крики боли и ужаса. Воздух мерзко вонял дымом и гарью. В глазах все плыло, и она чувствовала влагу на лбу, под волосами. Мирай знала, что там кровь, ей даже не нужно было щупать свою голову. Но ее это не волновало. Ее даже не волновало, что ее миссия успешно завершена — глава Кодо-кай погиб от ее рук. Что ее волновало — как много людей пострадало от этого взрыва? А самым страшным в ее голове был единственный вопрос: насколько сильно пострадал Майки? И эта мысль будто притянула ее к нему, потому что через миг Мирай получила ответ на свой вопрос. Она увидела Майки: он неподвижно лежал на земле, совсем недалеко от нее, раскинув в стороны руки, весь покрытый кровью. И не шевелился. — Нет, — прохрипела Мирай сорванным голосом. — Нет, нет… Мирай поднялась на разъезжающиеся ноги, превозмогая страшную боль во всем теле, но колени тут же подкосились, и она снова рухнула на землю. Сцепив зубы, она медленно, упрямо поползла к неподвижно лежащему на асфальте мальчику. Мирай протянула к нему дрожащую исцарапанную руку, но побоялась прикоснуться. На нем было так много крови. Слишком много. Из-за нее. Он пострадал из-за нее. Она не только убила сегодня человека, но еще и причинила вред этому мальчику, который так помог ей, который подарил ей такое нужное тепло и лучик света в кромешной тьме безжалостно сжимающегося вокруг нее мира. Она должна помочь ему. Как-нибудь, как угодно… Мирай вновь протянула к нему руку, но она тут же опала, скованная внезапно заполнившей ее тяжестью. А через миг в голове будто что-то лопнуло, и свет потух перед ее глазами.

***

Очнулась Мирай на больничной койке. Заторможенно поморгала, пытаясь понять, где находится, и что происходит. Она все еще была в прошлом, Мирай знала это, чувствовала. Воспоминание о взрыве горечью забило ее горло, так, что даже сглатывать слюну стало неимоверно противно. Очень болела голова. Все тело ломило, даже сильнее, чем прежде. Ей нельзя оставаться в этой больнице, ведь ей нужно было срочно возвращаться в свое время, иначе отец будет недоволен. Зол. Вот только Мирай не могла пока что вернуться. Пока не узнает… Она аккуратно выдернула иглу из вены и села, борясь с подступающими тошнотой и головокружением. Потом поднялась на покачивающиеся ноги. На Мирай была надета просторная больничная рубашка, и она понятия не имела, где ее одежда. Да неважно… В палате вместе с ней никого больше не было, и Мирай беспрепятственно вышла в коридор. Лоб саднило, и недомогание стало почти невыносимым. Кости будто плавились внутри ее тела, но Мирай упрямо шагала по коридору, держась рукой за стену. Ей нужно было найти Майки, пока врачи не обратили на нее внимание. Она должна была убедиться, что он жив и в порядке. Все остальные мысли куда-то выпали из головы Мирай, но она была этому только рада. Она не хотела думать об убийстве, которое совершила, в этот раз уже осознанно и расчетливо. Не хотела думать о том, сколько еще людей пострадало сегодня из-за нее. Она хотела думать только о Майки. Об этом забавном мальчике, который помог ей в самый отчаянный момент. Который позаботился о ней. И которому она отплатила злом за его доброту. Поэтому Мирай с надеждой заглядывала во все палаты в его поисках и, наконец, в одной из них действительно нашла его. Майки был весь облеплен проводами и трубками, а его лицо закрывала кислородная маска. Он казался таким крошечным на этой большой кровати. Слезы подступили к глазам, застилая зрение. Мирай уже хотела было зайти к нему в палату, но тут услышала голоса врачей и поспешно забежала в медицинское хранилище напротив палаты, дверь куда, к счастью, оказалась открытой. — Тут все плохо, — говорил один из докторов, заходя в палату. — Мальчик потерял слишком много крови. У него третья группа, а в больничном банке, как назло, закончились и третья, и первая. Отправили запрос на передачу крови во все соседние госпитали, но можем не успеть, переливание нужно срочно. Его брат еще не очнулся, а с остальной семьей до сих пор не смогли связаться. Дальнейший разговор Мирай не слышала. Она знала лишь одно: Майки может умереть, из-за нее. Она стояла посреди этой темной кладовки скованной ужасом статуей. Значит, вот как получилось. Майки стал первым лучиком света и надежды за эти долгие три года, разукрасил небо Мирай новыми красками и теплом одним лишь своим существованием, потому что теперь она знала, что в мире есть такие люди, как он: готовые помочь совершенно незнакомой девочке, даже с риском для себя, готовые позаботиться о незнакомце и проявить доброту. А она собственными руками стерла, заглушила, смазала этот лучик. Но она не допустит этого, ни за что не допустит! В больнице закончилась подходящая кровь для переливания. Но ведь у Мирай была первая отрицательная, она хорошо знала это, как и то, что ее кровь подходит всем другим людям. В Мори-кай ее учили очень многим вещам, зачастую страшным и опасным. Но были и другие тренировки: главный инструмент Коджи Сакамото должен был обладать разными навыками, а не только теми, что были необходимы для убийства. Так, уроки медицины всегда нравились Мирай, и она вынесла оттуда очень много полезных знаний. Продолжая переговариваться, врачи вышли из палаты. Мирай лихорадочно осмотрелась в полумраке кладовой и с приливом радости обнаружила среди хранящихся тут медицинских препаратов и инструментов одноразовые наборы для переливания крови. Может быть, боги все же решили ей помочь, потому что добрые намерения заслуживают помощи. Даже когда исходят от убийцы. Мирай никогда раньше этого не делала, но принцип работы трансфузионных систем они с тренером Мори-кай по медподготовке уже проходили. Когда врачи отошли на достаточное расстояние, Мирай мышкой прокралась в палату, сжимая в руках комплект для переливания. К счастью, в своей палате Майки тоже был один. Мирай тихонько закрыла дверь и подошла к кровати. Та часть его лица, которую было видно под кислородной маской, была такой бледной, тонкая светлая кожа испещрена бесчисленными ссадинами и царапинами, лоб перемотан бинтом. Мирай снова почувствовала жжение в глазах, но сцепила зубы и усилием воли прогнала слезы. Сейчас было не до ее сожалений и угрызений совести. Ей нужно было исправить то, что она натворила. Не теряя времени, она примостилась на кровати рядом с Майки, с опаской поглядывая на закрытую дверь. Мирай раскрыла набор, затем очень осторожно и аккуратно ввела одну иглу в его вену, а вторую воткнула в свою. С неприятным, тянущим ощущением, кровь потекла из ее вены, переливаясь в его, заполняя его сосуды. Мирай с большой осторожностью прилегла на кровать рядом с ним. От его тела исходило тепло, оно пробиралось под кожу девочки и разгоняло холод, сковавший ее руки и ноги. Даже сейчас, даже после всего, что она сделала, Майки все равно согревал ее. Стало так приятно и хорошо, просто лежать вот так рядышком с кем-то. Мысли немного путались, цеплялись друг за друга, обволакиваемые странным туманом. Все будет хорошо. Она не даст Майки умереть, только не ему. Перед глазами немного плыло, голова все сильнее болела и кружилась, и Мирай так глубоко ушла в свои запутанные мысли, что не сразу увидела, как Майки открыл глаза. А когда увидела, то встрепенулась на кровати и приподнялась, несмотря на головокружение. Зрение было нечетким и расплывчатым, и Мирай поморгала несколько раз, пытаясь сфокусироваться на его лице и полуприкрытых сонных глазах. А Майки вяло приподнял свободную руку и с усилием стянул с лица кислородную маску. Мирай нахмурилась. Ему ведь, наверное, нельзя этого делать. Нужно сказать ему, пусть вернет назад… Но слова куда-то потерялись, и Мирай просто сидела на его кровати, покачиваясь от головокружения, и разглядывала его. Его взгляд был сейчас тусклым и расфокусированным, но ни на миг не отрывался от ее лица. — Мирай… — тихо прошептал Майки, и его голос, который она помнила таким звонким, сейчас был хриплым и скрипящим. — Ты мне снишься? Она пару раз моргнула, изо всех сил пытаясь изловить хаотичные мысли, которые ни в какую не хотели прекращать свое надоедливое мельтешение внутри ее головы. — Ага, — девочка кивнула и поморщилась от нового виража, который сделал мир вокруг нее из-за этого движения. А Майки вдруг улыбнулся ей. Так красиво улыбнулся, так тепло. Его маленькая рука нашла ее ледяные пальцы и слабо пожала их, разливая по остывшей коже такое приятное тепло. — Нет, — уверенно возразил он. — Не снишься. Ты здесь, Мирай-будущее. После этого его глаза закрылись, и он снова провалился в полусон-полуобморок. Мирай еще несколько секунд смотрела на него, уже не прогоняя собравшиеся в глазах слезы. Только она даже понять не могла, отчего плачет. Почувствовав, что и сама уже начинает отключаться, Мирай решила, что перелила ему достаточно своей крови. С ним все должно быть хорошо теперь, он просто обязан поправиться. Унаследовать Черных Драконов своего брата, как и хотел. Прожить хорошую жизнь. Пусть эта хорошая жизнь будет хотя бы у него, если ей самой она недоступна. Мирай аккуратно отсоединила иглы и в последний раз посмотрела на Майки сквозь затянувшую глаза пелену слез. Ее сердце тяжело и болезненно сжималось в груди. Ей пора было возвращаться и оставить Майки позади, подальше от нее. Надеяться, что с ним все будет в порядке. — Прости меня, Майки, — прошептала Мирай, чувствуя соленую влагу на губах. — Прощай. Повинуясь неожиданному, очень сильному порыву, Мирай наклонилась и сделала то, чего до этого не делала ни разу в жизни: осторожно поцеловала мальчика в бледную, прохладную щеку. А потом, собрав последние силы, Мирай сосредоточилась и закрыла глаза. Рывок под ложечкой в этот раз был каким-то особенно сильным, почти болезненным. Время скомкало ее, скрутило, забрало в свой неугомонный поток и понесло за собой.

***

Щека Мирай полыхнула огнем, когда Коджи Сакамото с размаху влепил ей сильную пощечину. Вскрикнув от боли, Мирай в испуге схватилась за щеку, чувствуя кровь во рту от прокушенного языка, и со страхом глядя на человека, звавшего себя ее приемным отцом, но на самом деле бывшего ее хозяином, ее господином. Никогда раньше он не поднимал на нее руку. Но сейчас его лицо так страшно потемнело от гнева, и гнев этот был полностью направлен на нее. — Тебе было велено вернуться сразу же после завершения задания! — прогремел Коджи Сакамото. — События прошлого изменились, но ты продолжала торчать там. Что ты делала так долго в прошлом, Мирай? — сурово вопросил он. Девочка смотрела на него донельзя расширенными глазами, все еще держась за щеку, хотя ей уже даже не было больно. Все ее тело сейчас было одним сплошным, цельным сгустком боли, поэтому ей уже стало сложно выделять отдельные ее очаги. — Я… у меня не получилось сразу вернуться, — пролепетала Мирай, надеясь, что он поверит в ее ложь. Ей удалось переместиться в свою комнату в настоящем, где она быстро сменила больничную рубашку на такое же платье, в котором отправилась в прошлое, благо, таких у нее было несколько штук. Нельзя было допустить, чтобы отец о чем-то догадался. — Я пробовала, но у меня не получалось. Прости, прости меня, отец. Она никогда не расскажет ему про Майки. Никогда, ни при каких обстоятельствах. Он был ее секретом, только ее. Она навсегда сохранит в своем сердце этот лучик надежды, которым он для нее стал, и никому, никому не позволит прикоснуться к нему и осквернить его. Коджи Сакамото оценивающе, изучающе вглядывался в ее лицо прищуренными глазами. Мирай не отводила взгляд, прикладывая все силы, чтобы удержаться на ногах. Колени ее немилосердно дрожали и подкашивались. Мирай крепко зажимала пальцами локоть исцарапанной руки, где под рукавом ее платья прятался забавный детский пластырь с динозаврами, значивший для нее теперь так много. Все тело горело огнем, в ушах нарастал неприятный, странный звон, а зрение плыло, но девочка упрямо смотрела на приемного отца, не моргая. — Если ты еще раз ослушаешься меня, Мирай, последствия тебе не понравятся, — тихим, и оттого еще более зловещим, тоном произнес Сакамото. Мирай отлично его поняла. Ей не нужно было долго думать, чтобы догадаться, кого ее приемный отец выберет объектом своего гнева в случае ее бунта. Но она не допустит, чтобы Йоричи пострадал, ни за что не допустит. Сакамото говорил что-то еще, но Мирай не слышала его. Мир угрожающе сужался вокруг нее до узкой ослепительной точки, сдавливал ее, выкручивал, будто хотел выдавить саму душу из ее тела. Темнота вдруг резко и полностью заволокла ее зрение, все звуки выключились, а тело отказало. Мирай рухнула на пол, почувствовав укол болезненной радости от того, что наконец-то теряет сознание. Она еще не знала тогда, что это был последний раз, когда она смогла самостоятельно переместиться во времени. Йоричи часто рассказывал ей об этом, только Мирай почему-то была уверена, что с ней это случится совсем нескоро. Но оказалось, что для нее этот час пришел даже раньше, чем они ожидали: способность к самостоятельному перемещению Мирай потеряла в девять, а не в десять лет. И это значило только одно: пришло время создать для нее триггер.