Я не хотел подводить вас,
Но я обречен на скитания в аду.
И хоть делаю все это ради вас,
Я так не хочу скрывать правду,
Не подходите слишком близко — внутри темно.
Там скрываются мои демоны.
Imagine Dragons — Demons
______________
Мирай с некоторым удивлением выяснила, что ее вовсе не тяготит сидение в четырех стенах. Ведь раньше у нее попросту не бывало такого времени, когда она могла бы быть полностью и без остатка предоставлена самой себе. Поэтому сейчас, скрываясь в квартире главы Бонтена, она могла читать книги, которые давно хотела прочесть, смотреть фильмы, которые давно хотела посмотреть, и не бояться, что в любой момент на ее телефон может прийти зашифрованное сообщение о новом задании, а вместе с ним — страх, напряжение, и новая тяжесть на уже и так опущенной на самое дно душе.
Ее дни были заняты простыми, не требующими тяжелых усилий и концентрации делами, а те вечера, когда Манджиро бывал дома, они до поздней ночи проводили в его кабинете, обсуждая и выстраивая план похищения Мирай-из-прошлого. И тем не менее, чем бы она ни занималась, как бы ни отвлекалась — ежедневно Мирай все равно изводила себя угнетающими мыслями о Йоричи и Рен, оставленных в ее родном времени, спрашивая себя, верно ли она истолковала ту записку. Что, если она ошиблась? Что, если этим своим решением она обрекла двоих самых дорогих ей людей на мучительную смерть?
Во время очередного обсуждения их плана, когда Манджиро заметил ее крайне напряженное состояние, и Мирай нехотя призналась ему, в чем причина, он сказал ей одну вещь, о которой она удивительным образом раньше совсем не задумывалась. Даже если она действительно ошиблась, даже если Йоричи и Рен действительно пострадали в своем времени из-за ее побега, — это все равно изменится. Если сейчас у них все получится, если они смогут забрать ее из Мори-кай, это будет означать, что все будущее после этого декабря, все будущее, которое Мирай помнила — изменится. И если оно не наступит, — то вместе с ним не наступит и возможная смерть близких ей людей. Когда Манджиро сказал об этом, рассеянным и будничным голосом, не отрываясь от схемы клиники, где она работала, которую он в этот момент изучал, Мирай показалось, что она на миг окунулась под воду. Осознание его правоты ударило с силой прилетевшего в лоб футбольного мяча, и ей потребовалось несколько минут на то, чтобы уложить это озарение в своей голове. А когда у нее это, наконец, получилось, впервые за все эти дни Мирай смогла сделать действительно полноценный вдох полной грудью.
Всю эту неделю Манджиро давал ей пространство и тактично не навязывал свое общество. Несмотря на ее протесты, он уступил Мирай свою спальню, сам перебравшись на диван в гостиной. И она была безмерно благодарна ему за все, что он делал для нее, хотя и вовсе не был обязан. На удивление, они пересекались не так уж и часто, как можно было бы подумать, учитывая, что жили сейчас в одной квартире. Манджиро редко бывал дома и допоздна оставался на собраниях Бонтена или был занят делами своей группировки. Однако бывали вечера, когда, обсудив детали предстоящей «операции», они ненадолго задерживались на кухне, чтобы выпить чаю — и это было неожиданно… приятно. Спокойно.
Однажды Мирай даже испекла пирог, наконец-то использовав по назначению забытую хозяином кухню, — впервые в жизни, и получился он жутко корявым и местами не пропеченным до конца, однако ее сосед по квартире все же мужественно его попробовал и даже похвалил, вынудив ее скептически-насмешливо закатить глаза, но все равно улыбнуться.
Всего за одну проведенную в этом времени, в этой квартире, и с этим мужчиной неделю, Мирай все больше казалось, что она как будто натянула на себя кожу другого человека, живущего обычной, простой жизнью. И она с грустью ловила себя на мысли, что так мучительно хотела бы узнать, какой могла бы быть ее жизнь, будь она по-настоящему
вот такой: без крови, без убийств, без прыжков во времени.
Ран Хайтани время от времени заезжал в квартиру Манджиро и привозил ей книги. Он был единственным из людей Сано, кого Мирай видела и с кем спустя пару дней даже решилась пообщаться. Ран оказался крайне необычным человеком, скрывающим хитрость и жестокость под личиной манерности и деланной безобидности. Под маской обходительного джентльмена затаился самый настоящий хищник, но Мирай вряд ли даже смогла бы заподозрить это, не будь в ее жизни такого количества скрывающих свое настоящее естество людей, общение с которыми развило в ней особую проницательность. Ран был сам себе на уме, однако было в нем что-то такое, необъяснимое, из-за чего Мирай каким-то шестым чувством понимала, почему Манджиро ему доверяет. К тому же, даже несмотря на то, что Ран Хайтани был скользким и скрытным типом, он в то же время оказался на удивление приятной компанией.
В один из дней он даже позволил ей увязаться вместе с ним в его личный тир, чему Мирай удивлялась всю дорогу туда. За прошедшую неделю она ни единого разу не выходила из квартиры, опасаясь попасться на глаза кому не следовало, а кроме того, потому что ей на самом деле и не хотелось никуда выходить. Мирай нравилось это нежданное затворничество, которое было для нее настоящим глотком свежего воздуха после того напряженного ритма жизни, который она вынуждена была вести.
Но этим утром Ран привез ей новую книгу — она его даже не просила об этом (на самом деле, она вообще никогда ни о чем его не просила), так что, вполне возможно, он делал это по распоряжению Майки, — и когда он мимоходом обронил, что собирается заскочить в свой личный тир, Мирай в шутку предложила поспорить, кто из них оказался бы более метким стрелком. Ответное, совершенно серьезное предложение от Рана действительно это проверить лишило ее дара речи, а молчаливый согласный кивок со стороны Манджиро окончательно поставил в тупик.
Как результат, сейчас она сидела на пассажирском сиденье в пропитанной запахом вишневых сигарет машине Рана и недоумевала, как вообще здесь оказалась, учитывая, что должна была скрываться от возможных шпионов своего клана, шпионов вражеских кланов и от людей Манджиро.
— Я прямо слышу скрип твоих мозгов, крошка, — лениво протянул Ран, сворачивая в неприметный переулок. — Небось, ломаешь голову, почему Майки так запросто отпустил тебя со мной?
— Если ты сейчас намерен разродиться хвалебной тирадой о том, какой ты незаменимый кадр в Бонтене, то побереги дыхание. — Мирай покачала головой, снисходительно закатывая глаза и отворачиваясь.
Она до сих пор не могла определиться, нравится ей этот человек или, все-таки, не очень. Бывали моменты, когда он казался приятным и забавным, в другие — бесящим и действующим на нервы. Но всегда — опасным, это оставалось неизменным.
А Ран в ответ на ее слова преувеличенно трагично вздохнул, неодобрительно цокнув языком.
— Любишь же ты обламывать людей. — Он бросил на нее быстрый взгляд, на миг отрываясь от дороги, и ухмыльнулся. — Ладненько, я тебя все равно просвещу: сегодня тебе небезопасно находиться в его квартире.
Его слова, произнесенные привычно легкомысленным тоном, заставили Мирай тут же развернуться к нему и бросить на него острый взгляд. Она выпрямилась на сиденье, хмуро сдвигая брови к переносице.
— С чего бы это? — с подозрением осведомилась Мирай.
Ран приподнял брови и склонил голову к плечу, хрустнув шеей и тут же удовлетворенно вздохнув. Мирай поморщилась от этого звука, неизменно вызывавшего у нее неприятный мороз по коже.
— С того, что там сегодня состоится внеплановое совещание верхушек Бонтена, где тебе лучше не светить своим личиком, — соизволил объяснить мужчина, сворачивая в еще одну узкую улочку.
— Это несколько… странно. — Мирай окинула его еще более подозрительным взглядом. — Я могла бы просто оставаться в комнате, никто даже не узнал бы, что я нахожусь в квартире.
Ран поцокал языком и качнул головой, опровергая ее слова.
— Я не знаю, что у вас за дела с Майки, и почему он так упрямо держит тебя в секрете от всех остальных, но в присутствии руководителей Бонтена даже в его квартире нет безопасного места.
Мирай пару секунд оторопело смотрела на него, хлопая глазами.
— Я все равно не понимаю, почему он сам не предупредил меня. — Она помотала головой и приподняла руки ладонями кверху, будто прося Рана замолчать, хотя он-то как раз не сказал ни слова. — И вообще, если бы я не ляпнула эту глупость про спор… — она осеклась и уставилась на тихо посмеивающегося мужчину хмурым взглядом. — Ты это специально подстроил, да? Пришел утром с этой не нужной книжкой, завел разговоры про тир.
— Ну, начнем с того, что я не сам пришел, а меня вызвал мой босс. — Даже так, значит. Становится все интереснее.
— А если бы я не захотела никуда ехать? — скептически прищурилась Мирай.
Ран дернул одним уголком губ и легкомысленно пожал плечами, затем потянулся за стоящим в держателе бумажным стаканчиком с кофе.
— Хмм, ну, полагаю, уж тогда-то пришлось бы раскрывать все карты, — невнятно ответил он, отпивая из стаканчика.
Мирай неверяще глядела на него, продолжая недоумевать. Она просто не понимала, к чему столько сложностей и интриг, если с ней можно было просто поговорить и объяснить ситуацию.
— Но почему было сразу не сказать мне? — озвучила она свои мысли.
Ран послал ей снисходительный, едва ли не жалостливый взгляд, от которого у Мирай прямо руки зачесались схватить этот стаканчик и вылить весь кофе на его стильно уложенные волосы.
— Майки не хотел тебя лишний раз волновать, — пожал плечами Ран.
Не хотел ее волновать? Мирай просто сидела и смотрела на мужчину за рулем, обдумывая услышанное. Она не допускала даже мысли, что у Манджиро могли быть какие-то скрытые мотивы, а значит, Ран говорит правду, и он действительно устроил это представление, заставив подчиненного нянчится с ней, лишь бы она не узнала, что даже рядом с ним ей сегодня может грозить опасность. Манджиро Сано продолжал изумлять и озадачивать ее. Его поведение ставило Мирай в тупик, при этом иногда вызывая неожиданный, необъяснимый трепет в животе, — примерно вот как сейчас. За всю жизнь она могла по пальцам одной руки посчитать те разы, когда кто-нибудь заботился о ее моральном комфорте, а Манджиро делал это каждый день, и это было… непривычно. И приятно.
Мирай поерзала на сидении, пытаясь задавить это щекочущее трепыхание в желудке, и бросила на Рана прищуренный взгляд.
— Но ты все равно мне рассказал, — протянула она.
— Ну да. Я же ведь не Майки. — И он задорно ухмыльнулся ей.
Через минуту Ран остановил машину у неприметного одноэтажного здания в одном из промышленных районов. Мирай с подозрением оглядела само здание и всю улицу. Здесь было пусто, ни души. Выходя из машины, она окинула невпечатленным взглядом Рана, блокирующего двери и поправляющего ворот черной водолазки.
— Если вздумаешь попробовать меня прикончить тут, имей в виду: я вооружена, — на всякий случай предупредила Мирай и даже не соврала: набор метательных ножей действительно был при ней. Она сомневалась, что Ран на самом деле решит что-то выкинуть, однако забывать о том, что он — один из верхушек Бонтена, и знает она его от силы неделю, было бы глупо.
Хайтани состроил трагично-уязвленное лицо и прижал руку к груди, словно ее слова ранили его в самое сердце.
— Какого же низкого ты обо мне мнения, крошка. — Он сокрушенно покачал головой.
Мирай раздраженно фыркнула и мотнула головой, разворачиваясь к зданию и вновь окидывая постройку оценивающим взглядом.
— Завязывай уже с этими «крошками», у меня имя есть, — недовольно бросила она.
— Но так же не интересно. — И он лукаво подмигнул ей хитрющими сиреневыми глазами.
Мирай возвела взгляд к небу, давя лезущую на губы ухмылку. Несмотря на все усилия Рана подбешивать ее, сегодня она почему-то все сильнее склонялась к выводу, что он ей все-таки нравится. Может, отчасти поэтому Манджиро подпускал его так близко к себе, — с Хайтани могло быть как угодно, но только не скучно.
Следом за ним Мирай прошла к зданию и, оказавшись внутри, впечатленно приподняла брови: здесь обнаружился не только частный тир, под который было оборудовано одно из помещений, но еще и спортивный зал со множеством тренажеров, всяческого инвентаря для тренировок и макетов разнообразного оружия. Мирай уважительно окинула все это взглядом. Этот зал ни капли не уступал лучшим тренировочным залам Мори-кай.
— Нравится? — довольно спросил Ран, заметив ее взгляд.
— Ничего такого, чего я бы раньше не видела, — ответила Мирай, пожимая плечами, просто чтобы побесить его, и улыбнулась одним уголком рта, когда он недовольно насупился.
Они прошли через зал в отдельное помещение, где располагался тир. Здесь было оборудовано место для двоих человек. Обойдя высокий стол, за которым полагалось находиться стрелку, Ран прошел в конец помещения и занялся установкой мишеней. Закончив, он подошел к сейфу, откуда вынул два пистолета, и с ними вернулся к Мирай, по пути захватив две пары защитных наушников, одну из которых протянул ей. Она приняла их вместе с пистолетом и критически осмотрела его. Знакомая модель, хоть и не самая ее любимая. С грустью задержавшись на мысли о том, что у нее есть
любимая модель пистолета, Мирай глубоко вздохнула и усилием воли отогнала ее. Сейчас у нее была надежда на то, что все это может измениться. Хайтани тем временем принялся закатывать рукава черной водолазки, а Мирай склонила голову к плечу, задумчиво наблюдая за ним.
— Выходит, из-за меня ты пропускаешь важное собрание, — медленно проговорила она, изучая взглядом его непроницаемое лицо.
— Босс доверил мне задание поприятнее посиделок с кучкой мужиков. — Ран передернул бровями, бросая на нее лукавый взгляд, и Мирай фыркнула, качая головой. — К тому же, там будет мой брат. А это то же самое, как если бы я сам присутствовал.
Мирай с интересом приподняла брови и, видя, что Ран уже взялся за пистолет, поспешно натянула наушники.
— У тебя есть брат? — спросила она чуть более громким голосом, чтобы он расслышал ее через наушники.
Ран кивнул, дотошно осматривая пистолет.
— Младший.
Мирай оперлась бедром о стол и сложила руки на груди, с кривой ухмылкой глядя, как Ран проверяет магазин пистолета.
— Он такой же противный, как ты? — поинтересовалась она невинным голосом.
— Хуже, — с неожиданной теплотой ухмыльнулся Ран, а затем тут же нахмурился и повернулся к ней, опуская пистолет. — В смысле, противный?
Мирай коротко рассмеялась от вида его недовольного лица и неопределенно взмахнула руками, будто говоря «не обращай на меня внимания». Похоже, в груди Рана Хайтани действительно билось человеческое сердце, если даже отвлеченный разговор о младшем брате способен был вызвать такое неожиданно теплое выражение на его лице. И Мирай очень сомневалась, что обычно Хайтани позволял таким эмоциям просачиваться наружу в присутствии посторонних или тех, кого считал угрозой. Она решила, что этот человек ей все же определенно нравится.
— Давай уже, покажи, на что способен, — поторопила она его, облокачиваясь на стол.
Хайтани послал ей хитрую улыбку, после чего развернулся к мишеням и уверенно вытянул вперед неподвижную руку. Грохот выстрелов несколько раз отбился от стен помещения суматошным эхом, а Ран повернулся к ней с довольной, победной ухмылкой на лице. Мирай уважительно покивала, глядя на восемь дырочек в мишени — все пули четко попали в десятку.
— Сильно не расстраивайся, меня очень сложно обыграть, — с деланным сочувствием посоветовал Ран, триумфально ухмыляясь и складывая руки на груди.
Мирай криво усмехнулась уголком рта в ответ на самодовольное выражение его лица. Какой самоуверенный. Не говоря ни слова, Мирай просто подняла руку с пистолетом, целясь в свою мишень, и одну за другой выпустила в нее все восемь пуль. Затем все так же молча опустила слегка дымящееся дуло пистолета и перевела невозмутимый взгляд на Хайтани, красноречиво приподняв одну бровь. Ран же просто молча таращился с приоткрытым ртом на ее мишень и большую дыру в самом ее центре, которую пробили восемь пуль из ее пистолета, все выпущенные точно в одно и то же место. Мирай снисходительно усмехнулась. Его потрясенное лицо невольно напомнило ей такое же выражение на лице Рен, когда она впервые исполнила при женщине этот номер. Воспоминание о тренере привычно кольнуло болью в ее сердце, и Мирай закусила губу, пытаясь сглотнуть появившуюся на корне языка горечь.
— Хм… — задумчиво-удивленным тоном протянул Ран, все еще щурясь на проделанную ею дыру в мишени. — Майки мог бы и предупредить меня об…
этом.
Мирай хмыкнула и пожала плечами. Манджиро и сам вряд ли знал о том, что она настолько хороша в стрельбе. Однако этот момент показался ей подходящим для того, чтобы попробовать вытянуть из Рана немного информации о его боссе, которую сам этот босс упорно отказывался ей раскрывать.
— Ты… давно с ним знаком? — осторожно спросила Мирай, снимая наушники и откладывая их на стол рядом с пистолетом.
К ее радости, Ран не стал отмалчиваться в ответ на ее вопрос.
— Давненько. — Он тоже снял и отложил наушники, и задумался, уставившись прищуренным взглядом в потолок, будто подсчитывая что-то в уме. — Босс вообще был пятнадцатилетним сопляком, когда я впервые с ним пересекся.
Брови Мирай удивленно взлетели на лоб, и она полностью развернулась к стоящему рядом мужчине, крайне заинтересованная его словами.
— Ты был с ним в одной… банде? — нерешительно спросила она, вспомнив ту фотографию в ящике. Рана на ней не было, но это не значило, что они не могли состоять в одной группировке даже в те времена, несмотря на небольшую разницу в возрасте.
Ран же в ответ на ее слова вдруг так громко и заливисто расхохотался, что Мирай даже слегка вздрогнула от неожиданности. На такую реакцию она точно не рассчитывала. А Ран, наконец отсмеявшись, прокашлялся и сказал, все еще ухмыляясь:
— Боги упаси, крошка. — Он театрально вытер проступившие от смеха слезы. — Мы с Майки бóльшую часть нашей жизни были… по разные стороны баррикад, если можно так выразиться.
Мирай сдвинула брови к переносице, складывая руки на груди.
— А теперь вы внезапно стали друзьями? — скептически уточнила она.
Ран посмотрел на нее, как на полоумную, таким красноречивым взглядом, что Мирай даже почувствовала себя неловко, как будто действительно задала идиотский вопрос.
— Мы никогда не были друзьями, не нужно придумывать. — Его тон был легким и непринужденным, но Мирай все равно почувствовала скрытую под ним серьезность.
Ран Хайтани был для нее почти такой же загадкой, как и сам Манджиро. Возможно, именно потому эти двое так неожиданно хорошо ладили, даже несмотря на последнее заявление Рана. И он был прав: необязательно нужно было считать своим другом человека, которому доверяешь и которого уважаешь. Мирай не могла понять до конца, какие отношения связывают Манджиро Сано и Рана Хайтани, но в том, что между ними есть какое-то особое взаимопонимание, она была уверена.
Мирай чувствовала облегчение от того, что это взаимопонимание у Манджиро было с Раном, а не с внушающим ей необъяснимый ужас Харучиё Акаши, почему-то предпочитавшим использовать псевдоним «Санзу» вместо своей настоящей фамилии. Она не понимала, что связывает с ним Манджиро, и почему он занимает такое высокое положение в Бонтене, при этом являясь совершенно, абсолютно отбитым на голову человеком. Даже от Хайтани не раз проскальзывали не слишком лестные высказывания в его адрес. И Санзу
знал ее. Мирай была совершенно точно уверена, что пересекалась с ним в свои будущие визиты в прошлое, и не сомневалась в том, что какой-то ее поступок заставил Санзу буквально возненавидеть ее. Она также была уверена, что что-то произошло с Манджиро в прошлом из-за нее, что и стало причиной такой агрессии со стороны второго номера в его группировке. Но что она могла сделать? Мирай не покидали навязчивые подозрения, что с Манджиро в эти прошлые посещения ее связывало что-то большее, чем он показывал. Но сам Манджиро упорно отмалчивался в ответ на все ее вопросы об этом.
Мирай бросила оценивающе-нерешительный взгляд на Рана, который в этот момент как раз откатывал вниз рукава своей водолазки. Мог ли он тоже знать ее в прошлом? Пока что Манджиро обронил лишь, что последний раз видел ее восемь лет назад. Что, если с куда более общительным Раном ей повезет больше в этом нелегком квесте по добыванию важной для нее информации?
— Слушай, Ран… А со мной… ты раньше был знаком? — осторожно спросила Мирай, внимательно следя за выражением его лица.
В его глазах что-то промелькнуло, какая-то неуловимая тень, которая, впрочем, тут же исчезла из фиалковых радужек.
— Раньше? — Хайтани вздернул одну бровь, стреляя в нее невозмутимым взглядом. — Имеешь в виду, до того дня, когда я увидел тебя на кухне моего нелюдимого босса, в чьей квартире отродясь не водилось женщин, взлохмаченную, и в его же шмотках? — Щеки Мирай неконтролируемо вспыхнули от прозвучавшего в его словах намека (на то, чего не было!), и он весело хмыкнул. После чего сощурился, пристально глядя на нее с каким-то неопределенным, неожиданно осторожным, выражением на лице, и вкрадчиво уточнил: — А должен был?
Мирай пару секунд смотрела на него, пытаясь понять, врет он или говорит искренне. Даже если он сейчас лжет, то делает это очень правдоподобно.
— Наверное, нет. — Мирай вздохнула и устало потерла бровь, с сожалением отказываясь от надежды вытянуть что-то из Рана, который, скорее всего, и вправду ничего не знал. — Я просто пытаюсь понять, почему Майки не доверяет, кажется, вообще никому на свете, но при этом все же доверился тебе.
Хайтани тут же расплылся в широкой лисьей улыбочке.
— Потому что у меня такое располагающее лицо? — Мирай громко фыркнула, и Ран тоже усмехнулся своей шутке. А потом пожал широкими плечами. — Майки доверяет мне, потому что я хорошо знаю, когда не задавать лишние вопросы и не давать лишние ответы. — И он подмигнул ей.
С этим Мирай не могла не согласиться. Они провели в тире еще некоторое время, а потом телефон Рана ожил сообщением от его брата об окончании совещания. После этого они покинули тир, и Хайтани отвез Мирай в квартиру Манджиро, где и попрощался, привычно отсалютовав ей двумя пальцами.
На город уже опустился вечер, и в квартире было так темно и тихо, что Мирай даже подумала, что Манджиро куда-то ушел после собрания. Прогнав неожиданное и неуместное разочарование от того, что его не оказалось дома, она неспеша направилась в свою — его — спальню, намереваясь провести вечер за просмотром одного из фильмов, диски с которыми она утащила из гостиной в комнату, будто сорока, но резко и сразу остановилась, увидев полоску света под дверью.
Манджиро все-таки дома? Или… Что, если это не он? Мирай на всякий случай проверила ножи в ножнах на своих предплечьях. Она очень сомневалась, что в квартиру главы Бонтена мог пробраться посторонний, но что, если кто-то из его людей до сих пор находится здесь? В любом случае, торчать и дальше в коридоре тоже не вариант, поэтому Мирай с раздражением отогнала прочь свою паранойю и сделала последний шаг к двери.
Она осторожно толкнула ее, охваченная напряжением от своих беспокойных мыслей, но в следующую секунду уже облегченно выпустила задержанный в легких воздух. В комнате действительно был всего лишь Манджиро. Он сидел на застеленной кровати в растянутой домашней одежде, с волосами, небрежно собранными в растрепанный пучок на затылке, и держал в руках какой-то листок, в котором Мирай через секунду признала ту самую фотографию из ящика.
Услышав звук открываемой двери, Манджиро поднял голову и устремил на нее усталый взгляд, а выбивающиеся из пучка пряди тут же упали ему на глаза. Он слегка тряхнул головой, отбрасывая их, и Мирай заметила, как сильно он сжал пальцы на этом фото в его руках.
— Прости, я сейчас уйду, — тихо сказал он, начиная подниматься, но Мирай жестом остановила его.
— Перестань, это же твой дом и твоя спальня. — Она обхватила себя руками и неловко переступила с ноги на ногу, чувствуя неожиданное смущение. — Оставайся здесь, сколько нужно, а я пока побуду на кухне.
Мирай уже начала разворачиваться к двери, но тихий голос Манджиро остановил ее:
— Ты не могла бы… немного посидеть тут со мной? — Он звучал так неуверенно и удивительно печально, что у Мирай что-то болезненно защемило в груди от его тона.
Она тихо подошла к кровати и аккуратно опустилась на матрас рядом с ним, сложила на коленях руки, не в силах подавить одолевшие ее смущение и неловкость. Мирай скосила на него осторожный взгляд, прошлась им по его точеному профилю. Тусклый свет настольной лампы смягчал его острые черты, но не мог скрыть какую-то новую тоску в темных глазах, которой Мирай там раньше не замечала. Если на то пошло, она вообще ни разу еще не видела его настолько печальным, и сейчас терялась в догадках, что могло стать причиной такого его состояния. Мирай сглотнула слегка пересохшим горлом и перевела взгляд на уже знакомую ей фотографию, которую он крепко сжимал побелевшими пальцами, словно боясь, что в любой момент кто-то может попытаться выдернуть ее у него из рук.
— Твои друзья? — тихо спросила Мирай, решив все же рискнуть и нарушить эту окутавшую его пугающе-тоскливую тишину.
Манджиро кивнул, но так ничего и не ответил. Мирай снова перевела взгляд на улыбающихся мальчишек на фотографии. Они все были такими юными, с горящими живыми глазами, в которых светилась непоколебимая уверенность, что весь мир лежит перед их ногами. Самой Мирай не было знакомо это чувство, это состояние юношеской безбашенности и максимализма. Ей казалось, что она необратимо состарилась еще в раннем детстве, а старых детей юношеская безбашенность, к сожалению, обходит стороной.
Мирай облизнула пересохшие губы и кивнула на фотографию в его слегка подрагивающих пальцах.
— Вы выглядите очень счастливыми на этом фото, — мягко заметила Мирай, надеясь разговором отвлечь его от этой странной тоски, что исходила от него сейчас давящими волнами.
Манджиро кивнул и слабо улыбнулся, и Мирай на миг показалось, что ему было физически больно от этой улыбки. Может, даже и не показалось вовсе.
— Когда-то так и было, — едва слышно прошептал он, не глядя на нее.
Мирай закусила губу, спрашивая себя, стоит ли задавать вертящийся на языке вопрос, ведь он мог оказаться для него неприятным. Решив, что все же готова рискнуть, она осторожно спросила:
— Ты общаешься с ними?
— Нет. — И одно это короткое, наполненное такой гнетущей окончательностью слово сказало Мирай слишком многое.
Она молча кивнула и больше ничего не сказала. Мирай каждой клеточкой кожи ощущала исходящую от него печаль и больше всего на свете хотела бы найти сейчас слова, которые помогли бы ему, поддержали. Но слова не шли. Они все были какими-то неуместными, недостаточными и бессильными против той боли, которая сейчас так явно мучила сидящего рядом с ней мужчину. Мирай учили убивать. Ее учили красть, обманывать и разрушать. Ее учили отбрасывать человечность, если та мешала ее задачам. Но никто не учил ее, как поддержать кого-то небезразличного ей в непростое для него время. Два единственных близких ей человека в Мори-кай были глубоко изломанными, — и Мирай выросла такой же. Может ли вообще один изломанный человек помочь другому изломанному человеку? Она не знала. Мирай казалось, что сама ее кожа становится ей слишком тесной от желания сделать хоть что-то, чтобы облегчить это пугающее состояние, в которое он погрузился.
А затем наконец-то озарение заполнило ее идущую кругом голову, разливаясь внутри таким облегченным пониманием, что Мирай недоумевала, как могла сразу не додуматься до этого. Ведь было кое-что, что и Йоричи, и Рен делали для нее, когда слова поддержки ускользали от них. Они просто дарили ей свое тепло и присутствие, молчаливым прикосновением, ласковым объятием остужая любую полыхающую внутри нее боль.
Только… имела ли она право сделать что-то подобное для Манджиро? Йоричи и Рен могли обнять ее, но ведь они знали ее с самого детства. С ним же… Мирай была далеко не уверена, что лезть к нему с объятиями сейчас было бы хорошей идеей: в конце концов, за то время, что они провели вместе, она успела убедиться в том, что Манджиро Сано крайне ценит неприкосновенность своего личного пространства. Но просто взять его за руку сейчас ей, наверное, можно. Ведь можно?
С раздражением чувствуя крадущийся по ее шее румянец, уже начавший расцветать и на ее скулах, Мирай сдавленно сглотнула пережатым горлом, ужасно волнуясь. Стиснутая в кулак рука на ее колене дрогнула, расслабляя пальцы, готовясь к тому, чтобы сделать это рисковое движение и накрыть чужую напряженную ладонь.
Тихий голос Манджиро заставил Мирай вздрогнуть от неожиданности, разбивая ее с таким трудом собранную решимость, и ее рука, слегка дернувшись, по-прежнему осталась лежать на том же месте на ее коленях.
— Так странно, что почти каждый раз, когда ты появлялась в моем прошлом, это было так или иначе связано с Дракеном. — Манджиро задумчиво провел пальцем по фотографии, прямо по сидящему сбоку от него крупному светловолосому парню с татуировкой слева на подбритой голове. Мирай прищурила глаза, разглядывая серьезного мальчика с навеки застывшей на его губах легкой улыбкой. — За последние годы я часто задумывался, могла ли ты откуда-то знать, что больше всего была нужна мне именно в такие моменты… Но, наверное, я никогда этого не узнаю. — Его голос почти сошел на нет, и последнюю фразу Мирай скорее угадала по его губам, чем расслышала.
Ее сердце взволнованно ломилось в ребра, отдаваясь оглушающими ударами крови в ушах. Манджиро впервые сам заговорил о том времени, когда встречал ее в прошлом, и, хоть сказанное им не проливало абсолютно никакого света на эту загадку для Мирай, это все же было хотя бы что-то. О каких моментах, связанных с этим мальчиком (хотя, конечно, сейчас уже далеко не мальчиком), Дракеном, он говорил? Мирай затаила дыхание, боясь лишний раз пошевелиться и этим спугнуть его внезапную откровенность.
А Манджиро помолчал еще какое-то время, затем тяжело вздохнул.
— Я знаю, как сильно ты хочешь узнать об этом, — прошептал он, упрямо не глядя на нее. — Но я… не могу. Не могу рассказать тебе о том, что было в твои предыдущие появления в моей жизни. Не потому, что не хочу. Я просто боюсь.
Его слова настолько потрясли Мирай, что несколько секунд она просто оторопело глядела на него, неспособная на связную речь. Манджиро только что признал, что сознательно не собирается ничего ей рассказывать. И в другой ситуации его слова могли бы вызвать у нее раздражение и досаду, но сейчас, когда она чувствовала эту пугающую, мучительную дыру в нем, так напоминающую ей ее собственную, в ней было только глубокое сочувствие и сожаление.
— Боишься? — едва слышно переспросила Мирай.
Он лишь отрывисто кивнул, все так же не глядя на нее.
— Я просто… боюсь, что если я расскажу тебе, ты можешь изменить свое решение в будущем и не прыгнуть в мое время, — его голос совсем охрип, звучал сдавленно, будто горло перехватило жестоким спазмом. — А я… я не могу потерять эти воспоминания. Только не их.
Мирай несколько раз моргнула, внимательно вглядываясь в его освещенное тусклым светом лампы лицо. Потом закусила губу и устало потерла переносицу, где уже зарождалась неприятная ноющая боль.
— Но это совершенно нелогично, Майки, — тихо сказала Мирай, слегка качнув головой. — Что, если я прыгнула в твое прошлое как раз потому, что знала, что там было и зачем я была нужна?
— Ты никогда не рассказывала, зачем появлялась в моем времени, — упрямо ответил он. — Я не могу рисковать. — Он вдруг встряхнул головой, затем полностью повернулся к ней, и его сухие губы растянулись в вымученной изможденной улыбке, от которой Мирай неожиданно ощутила горечь во рту и жжение в глазах. — Вот такой я эгоист и дурак.
Они пару секунд смотрели друг на друга, глаза в глаза, и Мирай с трудом сдерживала слезы, причину которых даже самой себе не смогла бы точно объяснить. А затем Манджиро одним плавным движением поднялся с ее — его — кровати и, прежде чем она успела открыть рот, уже подошел к двери.
— Спокойной ночи, Мирай, — тихо пожелал он и вышел из спальни, забирая с собой фотографию и оставляя Мирай в полнейшей растерянности.
Она посидела еще пару минут, бездумно глядя на дверь и давя сильнейшее желание пойти следом за ним. Но что-то в Манджиро, какое-то странное выражение его глаз, без слов дало ей понять, что теперь он хочет остаться один. И почему-то Мирай было от этого очень больно. Ей не хотелось оставлять его одного. Но она продолжала оставаться на месте, все в той же позе.
Когда она услышала тихий щелчок закрываемой входной двери, первая слезинка скатилась по ее щеке. Манджиро просто ушел куда-то среди ночи, оставляя ее одну в его доме, наедине с ее непониманием, расстройством и его болью, все еще витающей в воздухе и въевшейся в каждую пору ее кожи.
Мирай, не раздеваясь, легла на кровать, глядя в потолок затянутым пеленой слез пустым взглядом. Лишь под утро, услышав новый щелчок открываемой входной двери, она смогла впервые за ночь вдохнуть полной грудью, и закрыла воспаленные, покрасневшие глаза.
***
Если не брать в расчет эмоциональную встряску той ночи (Манджиро упорно делал вид, что ничего не было, и Мирай решила не доставать его), вся прошедшая неделя была едва ли не самой спокойной в жизни Мирай, — как ни парадоксально это звучало, учитывая, что она скрывалась в прошлом от клана якудза, к которому принадлежала, и планировала похитить прошлую версию себя, чтобы инсценировать ее — свою, — смерть.
В субботу Манджиро снова оставил ее одну, уйдя по каким-то своим делам. Оставшись предоставленной самой себе в его квартире, Мирай приготовила еду и дописала пару деталей в план их операции, всеми силами стараясь отвлекать себя от поселившегося где-то глубоко в груди колючего кома. Ее тревожило и беспокоило состояние и поведение Манджиро, ставшее после той ночи каким-то особенно отчужденным. Он абсолютно точно избегал ее, и от этого было неожиданно больно внутри.
Ближе к вечеру Мирай перекочевала в гостиную и решила посмотреть фильм на большом экране, но даже не поняла, в какой момент уснула там же, на диване, не досмотрев и до середины. Проснулась она уже поздним вечером. Манджиро все еще не было, и тревога, мучившая Мирай весь день, усилилась еще больше. Конечно, он совершенно не был обязан отчитываться перед ней, но что, если… что, если с ним что-то случилось?
Мирай долго спорила сама с собой, стоит ли позвонить ему. Это могло отвлечь Манджиро от чего-то важного, а Мирай вовсе не хотела надоедать ему и навязываться. В итоге она ограничилась тем, что написала ему сообщение. Но оно осталось непрочитанным. Волнуясь все сильнее, кусая губы, Мирай все же решилась и впервые набрала номер Рана, который тот оставил ей после их проведенного вместе дня в тире.
Его сонный и привычно ленивый голос раздался на пятом гудке, растягивая слова еще сильнее, чем обычно:
— Крошка, если тебе приспичило заказать новую партию любовных романов, то сейчас самое время вспомнить, что я тебе не курьер.
Несмотря на снедавшие ее беспокойство и тревогу, Мирай не смогла сдержать невольное фырканье от его слов.
— Я не читаю любовные романы, — проворчала она в трубку и глубоко вздохнула. — Извини, если отвлекла тебя, но просто… Майки не вернулся домой, и я не знаю… — поняв, что начала заикаться и запинаться, Мирай раздраженно дернула головой, злясь сама на себя. — Короче, может быть, ты в курсе, где он?
— А-а… — протянул в трубку пропитанный пониманием голос Рана. — Сегодня какое число, девятнадцатое декабря? — Мирай услышала какое-то копошение с его стороны, а затем он добавил: — Да, крошка, вряд ли жди его домой этой ночью.
Но почему? Через секунду Мирай вдруг осенило. Может, он с девушкой? Ведь такое может быть? Конечно, может. Манджиро Сано — молод и хорош собой, к тому же, весьма богат, а его связь с криминальным миром в глазах некоторых женщин лишь сделала бы его еще более привлекательным. Но даже если так, то это только его дело, которое ее совершенно не касается. Мирай могла сколько угодно подозревать, что в его прошлом между ними могло быть что-то…
что-то, но все эти подозрения так и оставались только лишь подозрениями. Манджиро не привязан к ней и абсолютно ничем ей не обязан. Тогда почему вдруг ей так паршиво стало от одной этой мысли?
Но в следующий миг этот слетевший с тормозов поезд хаотичных и расстраивающих ее чувств и мыслей остановил вновь раздавшийся в трубке голос Рана:
— А знаешь, может, будет неплохой идеей, если ты присоединишься к нему этой ночью.
Вот теперь стало совсем непонятно. И немного — легче. Ее ничем не подкрепленные волнения — на которые она, к тому же, не имела никакого права, — о том, что Майки может проводить эту ночь с женщиной, рассыпались в ее голове карточным домиком, оставив после себя чувство неуловимого удовлетворения оттого, что она оказалась неправа. Разве что, конечно, у Рана очень больное чувство юмора…
— Что ты имеешь в виду? — осторожно уточнила Мирай, прочистив горло, но голос все равно звучал сдавленно и хрипло.
Ран неодобрительно поцокал языком.
— Помнишь о том, что я не задаю лишних вопросов и не даю лишних ответов? Это личное дело Майки, поэтому никаких деталей я тебе говорить не собираюсь. Сам расскажет, если захочет. — Он сделал паузу, будто специально выжидая нужного момента, чтобы хитро добавить: — Но я скажу тебе, где его искать.
***
Мирай добралась на такси по адресу, который назвал ей Ран. Выйдя из машины, она окинула внимательным взглядом располагавшуюся на этой тихой улочке небольшую раменную со странным названием — «Двойное зло». Мирай невольно хмыкнула себе под нос. Звучит многообещающе. На стеклянной двери висела табличка «Закрыто», однако, несмотря на поздний час, внутри явно была в самом разгаре какая-то вечеринка: там горел свет и слышалась музыка, через которую пробивались громкие голоса и веселый смех.
Манджиро нигде не было видно. Может быть, он внутри? Правда, представить всегда такого молчаливого и задумчивого Манджиро в развеселой шумной компании наподобие той, что собралась в этой раменной, было немного сложно. Начиная подозревать, что Ран попросту разыграл ее, Мирай нерешительно двинулась в обход раменной, подумав, что раз уж приехала сюда, то хотя бы обследует территорию, чтобы потом со спокойной совестью уехать назад и не заниматься ерундой. Со стороны черного хода здания обнаружился небольшой парк, а в тени деревьев, почти что впритык на заднем дворе раменной, приютились старые разболтанные качели. И на них кто-то сидел, хотя Мирай даже не сразу смогла разглядеть там человека — силуэт почти полностью сливался с темнотой.
Помедлив, Мирай все же зашагала к этим качелям. Каким-то необъяснимым чутьем она поняла, что это Манджиро, еще даже до того, как смогла различить выбивающиеся из-под темного капюшона толстовки светлые волосы. Не говоря ни слова, Мирай осторожно присела на соседнюю качель. Манджиро совсем никак не показал, что заметил ее появление: просто продолжал сидеть неподвижно, засунув руки глубоко в карманы темной куртки и зябко приподняв плечи. Казалось, он даже не дышал, и только регулярно собиравшееся возле его лица облачко пара доказывало, что это, все же, не так. Манджиро застывшей статуей сидел на этой старой качеле и неотрывно смотрел в панорамное окно, украшавшее одну из стен раменной.
Мирай тоже перевела взгляд туда, в надежде понять, что тут вообще происходит. Через эту стеклянную стену было хорошо видно людей внутри. Там собралась большая компания, и они явно что-то праздновали. Сюда долетали приглушенные звуки музыки, их голосов и смеха. В недоумении, Мирай снова перевела вопросительный взгляд на Манджиро, но тот продолжал молчать, не поворачиваясь к ней. Он вглядывался в этих людей жадно, так, будто хотел навеки запечатлеть их образы в своей памяти. Что же здесь происходит?
Скрипнула дверь, и Мирай невольно напряглась, но Манджиро оставался сидеть в той же позе, не шевелясь. Впрочем, она зря разволновалась: качели были погружены в глубокую тень, и разглядеть двоих людей в темной одежде там можно было, только если очень целенаправленно искать. А двое вышедших на веранду мужчин явно никого искать не собирались. Сухие, слегка потрескавшиеся от холода, губы Манджиро приоткрылись, выпуская новое облачко пара, а взгляд жадно приклеился к лицам этих парней. Мирай тоже посмотрела на этих двоих, слегка щурясь, чтобы разглядеть их получше.
У обоих — длинные темные волосы, только у того, что с родинкой под глазом, пряди спереди выкрашены в светлый блонд. Мирай слегка сдвинула брови, глядя на них. Что-то в этих мужчинах внезапно показалось ей смутно знакомым. Они закурили, и тот, что повыше, с довольным вздохом расплылся в широкой ухмылке, открывая немного слишком выдающиеся клыки, — Мирай даже с этой позиции на качеле смогла их разглядеть и удивленно приподняла брови. Может, он специально что-то с ними сделал?
Клыкастый выпустил из легких дым, блаженно жмурясь, а потом шутливо пнул Родинку в плечо.
— Я вообще не понимаю, почему ты до сих пор не сделал ей предложение. У вас сыну скоро два года, — донеслись до Мирай его слова. Прозвучало так, будто они уже какое-то время вели этот разговор и решили продолжить его на свежем воздухе.
Родинка возмущенно тряхнул головой, заставив мелодично тренькнуть длинную серьгу в его ухе.
— Баджи, сколько можно издеваться? — проворчал он. Язык его довольно сильно заплетался, из чего Мирай сделала вывод, что «отдыхают» они уже давно. — Знаешь, сколько раз я звал ее замуж? Девять.
Девять! Изуми ни в какую не хочет штампов в паспорте. Говорит, мол «хорошее дело браком не назовут» и «можно подумать, какие-то бумажки привяжут нас друг к другу сильнее, чем наши чувства».
Клыкастый Баджи фыркнул и закатил глаза, потом нахально выпустил сигаретный дым прямо в лицо недовольно заворчавшего Родинки.
— Да это она просто за
тебя выходить не хочет, Казутора, — с хитрой ухмылочкой протянул он и тут же охнул, когда второй парень потянул его за волосы.
— Иди на хер, слепой ты хрен! — Казутора тоже затянулся сигаретой. — Если вы с Рейей поженились, едва став совершеннолетними, то это не значит, что у всех должно быть так же.
— Сколько зависти в голосе! — продолжал гаденько ухмыляться Баджи. — И сам ты слепой, мудила, я в новых линзах могу даже в душу твою заглянуть. Там, правда, так темно, что сам черт ногу сломит.
— Да иди ты. — Казутора снова раздраженно затянулся сигаретой, помолчал, а затем вдруг страдальчески и шумно вздохнул, запрокинул назад голову и испустил полный безнадеги, драматичный стон. — Бля, чувак, наши малые, наверное, скорее поженятся, чем мы с Изуми.
— Я еще подумаю, отдавать ли мою Хотару за твоего Мамору, — фыркнул Баджи.
— Подумает он, ха! — Казутора в свою очередь выпустил дым ему в лицо, и Баджи тут же замахал ладонью перед носом. — Я же прекрасно знаю, что ты спишь и видишь, как бы со мной породниться.
— Нахрена мне сдался псих в семье? — хохотнул Баджи.
— Не надо тут, у меня жена психиатр, так что я адекватнее многих, — возмутился Казутора, снова поднося сигарету к губам.
— Изуми поспорила бы с тобой насчет «жены». — Баджи радостно загоготал и ловко увернулся, когда Казутора с шипением попытался пнуть его ногой в голень.
— Черт с тобой! — Под звон своей сережки он вдохновенно ткнул в сторону приятеля зажатой в пальцах сигаретой. — Спорим, если я сегодня сделаю ей предложение в
десятый раз, Изуми согласится?
— Ты правда думаешь, что днюха Чифую — подходящий день, чтобы делать предложение матери своего ребенка? — вскинул брови Баджи, на что Казутора лишь хмыкнул и закатил глаза, будто говоря «я тебя умоляю».
— Они с Рейей уже вылакали на двоих полбутылки джина, говорю тебе, Изуми будет готова на все. Юзуха там чуть не плакала, глядя на них и их коктейли.
— Не факт, что это из-за них, у нее сейчас глаза всегда на мокром месте. — Баджи пожал плечами, вновь затягиваясь сигаретой. — Но Мицуе все равно повезло: если повышенная плаксивость у Юзухи — единственная побочка беременности, то они легко отделались. Рейя вон на седьмом месяце была дико агрессивной, во
всех смыслах, мне приходилось иногда отсиживаться в клинике, пока ее не попустит. Помнишь, мы с вами тогда вчетвером поехали на источники? Ночью она тааак разошлась, говорю тебе, укусила меня, пиздец как сильно. У меня до сих пор шрам на жо…
— Еще слово — и пополнишь ряды насильно холостых вместе с Торой,
любимый, — раздался очень опасный, медово-вкрадчивый женский голос. К ним на веранду вышла молодая женщина с короткими темными волосами. Бросив на притихшего Баджи негодующий взгляд, она выдернула сигарету из его рта, затушила о перила и отправила в урну. — Ты снова за свое? Мне все еще нужно, чтобы у тебя осталось хотя бы одно рабочее легкое!
Они еще какое-то время переговаривались, вернее, препирались, правда, значительно понизив тон, и Мирай с недоумением смотрела то на них, то на Манджиро. Он глядел на них с выражением лица, которого Мирай у него никогда прежде не видела. Это не была равнодушная маска, которую он надевал для всего мира, и это было что-то куда большее, чем проблески эмоций, которые он показывал ей. Сейчас его темные глаза были наполнены таким светом, сияли так ярко сквозь окутавшую их влагу, а на лице застыло выражение такого непередаваемого сочетания радости, тоски и смирения, что у Мирай от этого больно кольнуло где-то глубоко в сердце.
Боясь нарушить момент, но все же не в состоянии удержаться от этого вопроса, Мирай едва слышно прошептала:
— Кто эти люди?
Она думала, Манджиро не ответит ей, потому что он продолжал неотрывно смотреть на компанию на веранде. Но через пару мгновений его сухие губы разомкнулись.
— Они — мое сокровище, — его голос прозвучал не громче вздоха. Он как будто повторял сейчас чьи-то слова, имевшие для него огромное значение.
В этот момент из двери на веранду высунулся очень стильно одетый парень с сиренево-черным мелированием на коротких волосах и черной серьгой в ухе.
— Что вы тут застряли? — недовольно проворчал он. — Давайте назад, Чифую дошел до нужной кондиции и собирается распаковывать подарки. Па-чин уже начал видео снимать!
Компания засуетилась, толкаясь в дверях, а Мирай вдруг обратила внимание на жаждущего свадьбы Казутору, когда тот повернулся в их сторону правым боком. У него на шее была выбита татуировка, изображавшая, кажется, тигра или что-то подобное, — по крайней мере, так показалось Мирай в темноте и издалека. Она сдвинула брови к переносице, закусывая губу. Мирай уже видела где-то такую татуировку. Она напрягла память, пытаясь вспомнить, и через миг озарение ударило ее: на фотографии.
Мирай видела такое тату на одном из мальчиков, изображенных на том фото, которое Манджиро хранил в своей спальне. Она бросила еще один быстрый взгляд в окно, через которое было видно, как темноволосый парень с длинной растрепанной челкой возится с праздничными упаковками подарков, пока все остальные толпятся вокруг него. Вот почему они оба показались ей знакомыми: и Казутора, и клыкастый Баджи оба были на той фотографии. Парень, который позвал их назад, если задуматься, тоже был на том фото, — он почти не изменился с тех пор, разве что волосы перекрасил.
Мирай развернулась к Манджиро и открыла рот, но так ничего и не сказала. Он смотрел на этих людей внутри раменной с печальной, какой-то обреченной улыбкой. И Мирай сейчас хорошо поняла, кто эти веселящиеся люди внутри: они его друзья.
Были его друзьями. До ее прихода он сидел в одиночестве на этой качеле, наблюдал за ними издалека, явно не желая попасться им на глаза; оставался в отдалении, в холоде и темноте, и наблюдал за их теплом и светом.
— Мне нельзя с ними видеться, — тихим, немного севшим голосом вдруг сказал Манджиро, не глядя на Мирай и не дожидаясь ее вопроса. Он даже не спросил, как она нашла его, как будто для него было само собой разумеющимся, что она каким-то образом оказалась сейчас здесь, с ним. — Им не нужно приближаться ко мне и моим демонам. Во мне слишком много темноты, и я не хочу, чтобы они соприкасались с ней. Это мой выбор, так что не смотри на меня с такой жалостью.
Мирай ничего не ответила на это. Она могла не знать подробностей, но хорошо понимала, как это: всегда делать выбор
не в свою пользу. Она сама всю жизнь выбирала не себя ради блага близких ей людей.
Мирай вдруг хорошо поняла, что имел в виду Ран, когда сказал, что ей, возможно, стоит найти его этой ночью. Она глубоко вздохнула и резко поднялась с качели, заставив ее всколыхнуться в воздухе, тихо задребезжав цепями. Мирай уверенно шагнула к Манджиро и встала напротив него, сверху вниз смеривая его твердым взглядом, потом решительно протянула ему руку. Он в недоуменном замешательстве уставился сначала на ее ладонь, потом поднял уже начавшие потухать покрасневшие глаза и непонимающе посмотрел в ее решительное лицо. Вопросительно приподнял светлые брови.
— Идем со мной, — твердо отчеканила Мирай.
— Что?.. — заторможенно спросил он, все еще не вынимая руки из карманов и просто тараща на нее усталые темные глаза.
Мирай шумно вздохнула и, не дождавшись его руки, наклонилась и сама ухватила его за рукав куртки, потянула, заставляя подняться с качели. В ее душе наконец-то появился ответ на вопрос, что терзал ее той тяжелой ночью после их странного разговора. Мирай вдруг очень хорошо поняла, как два изломанных человека могут помочь друг другу. И сейчас она посмотрела в его удивленные глаза, ловя его затуманенный взгляд, а затем широко, решительно улыбнулась ему.
— Этой ночью мы оба выберем себя.
