***
Первым, что Мирай почувствовала, придя в себя, были мучительная сухость во рту и противное жжение слизистой в носу. Следом подключились тяжелая головная боль, стучавшая в ее висках надоедливыми крошечными молоточками, и подступающая к горлу тошнота. Сцепив зубы, она упрямо разлепила слезящиеся глаза и часто заморгала, пытаясь прояснить плывущее зрение. Мысли неповоротливо перекатывались в ее голове, затуманенные действием хлороформа. Мирай подозревала, что после того, как она заснула, похитители дополнительно вкололи ей другое сильнодействующее средство, учитывая, что эффект от хлороформа не слишком продолжителен. Ей и самой не раз приходилось пользоваться подобной схемой на своих миссиях в прошлое, и она хорошо знала, какой отупевшей и медлительной становится жертва после вызванного таким способом обморока. Но ей необходимо было скорее вернуть себе способность ясно соображать, потому что ситуация, в которой она неожиданно оказалась, была критической. Ее похитили, это ясно как божий день. Но кто? Кому вообще она могла понадобиться в 2009-м году? Ведь ее же никто здесь не знает. И тем не менее, сейчас она сидит, привязанная к стулу, в небольшой комнате с минимальным количеством мебели: заправленная кровать, узкий шкаф, да письменный стол с придвинутым к нему стулом. Здесь царил полумрак из-за задернутых тяжелых темных штор, на которые Мирай и уставилась, заторможенно моргая. Они почему-то казались ей навязчиво-знакомыми, и она напрягла мозг, пытаясь вспомнить, где и когда могла их видеть. Возможно, это было бесполезным занятием, но с другой стороны, если она сможет вспомнить, то получит хоть какое-то представление о том, где сейчас находится. Мирай нахмурилась, упрямо продираясь через головную боль, и мучительно пытаясь сосредоточиться, но ее вялые умственные потуги неожиданно нарушил раздавшийся за дверью приглушенный голос: — Она что-то слишком долго не приходит в себя. Бестолочь Шион походу переборщил со своим «лекарством». Мирай замерла и нахмурилась еще сильнее, вслушиваясь в этот низкий голос, казавшийся удивительно знакомым. Она была уверена, что знает этого человека, но сейчас он почти шептал, и оттого звучание его голоса было искаженным. — Да не будет ей ничего, хватит суетиться, — с ленивой беспечностью протянул другой голос, и Мирай задержала дыхание, потому что узнать его обладателя, в отличие от его младшего брата, для нее не составило никакого труда. Картина четко сложилась в ее голове, принося с собой понимание того, почему ей знакома эта комната. Ведь именно здесь она очнулась одним страшным майским днем, с дырой в плече от катаны и еще большей дырой в душе, проделанной там тяжкой, невосполнимой утратой. Без сомнений, это была старая квартира братьев Хайтани, только вот старой она сейчас уж точно не была, потому что они, похоже, именно здесь и жили в данный момент времени. — Какого хрена? — беззвучно прошептала Мирай одними губами. Зачем она им понадобилась? И кто этот Шион, который, судя по всему, и был тем человеком, что уволок ее с набережной? Видеться с юными версиями Хайтани, от которых у нее холодок пробегал по позвоночнику, да еще и при таких нерадужных обстоятельствах, Мирай совсем не горела желанием. Тем не менее, именно здесь она и была, в их квартире, и не имела ни малейшего понятия, зачем она тут. — И почему мы держим ее именно в моей комнате? — недовольно проворчал за дверью Риндо. — Ну, должна же хоть раз барышня задержаться там дольше, чем на пять минут, — противно захихикал Ран, а через миг сдавленно охнул, вероятно, получив увесистую затрещину от младшего. Мирай удивленно-недоверчиво приподняла брови, в то же время на пробу дергая веревки, которыми были обвязаны ее руки. Это точно те же самые Хайтани, которых она видела пару часов назад? Сейчас они уже не казались ей такими жуткими, как в тот раз на улице, и куда больше напоминали свои версии образца 2020-го года. «Впрочем, — резонно напомнила себе Мирай, — это пока они стоят по ту сторону двери. И пока кирпича в руках ни у кого из них нет». Хотя, ручаться насчет отсутствия кирпича она все же не могла. — Зачем ему вообще сдалась эта девица? — пробубнил Риндо сквозь зевок, который отчетливо можно было расслышать даже через дверь. — Не наше дело, — с легким раздражением ответил брату Ран, и по тону его голоса становилось ясно, что они говорят об этом далеко не впервые. — Босс велел привести ее сюда, и мы это сделали. — Внезапно развеселившись, Ран лукаво добавил: — Может, у него пунктик на дамочек постарше, э? Мирай мрачно поджала губы. Очень смешно, обхохочешься. Из этого короткого обмена репликами она сделала вывод, что Хайтани и неизвестный ей Шион были всего лишь исполнителями в этой странной истории с ее похищением. Но тогда кем был их загадочный «босс», которому она зачем-то понадобилась? Кому подчинялись непокорные Хайтани в 2009-м году? От этих мыслей головная боль переползла с висков уже на затылок, и Мирай поморщилась, страстно желая помассировать его пальцами, но руки ее были надежно привязаны к этому чертовому стулу. Если бы ей давали тысячу йен каждый раз, когда она приходила в сознание привязанной к неудобным стульям, Мирай могла бы уже открыть собственную ветеринарную практику и составить серьезную конкуренцию клинике Баджи. А Риндо за дверью раздраженно фыркнул и недовольно осведомился: — Ну и когда он явится? Должен был быть здесь еще двадцать минут назад. — Почем мне знать? — проворчал Ран под аккомпанемент неприятного, металлически клацающего звука. — Может, по дороге натравил на кого-то своего цепного пса и упивается зрелищем. Хер пойми, что там в его раздолбанной башке происходит. — Хитто сейчас должен пиздить тех молокососов из Тосвы, так что он точно не с ним. Да спрячь ты уже эту чертову телескопку, бесишь! — неожиданно громко гаркнул Риндо. После секундной паузы, вместо ответа старшего Хайтани раздался все тот же, но на сей раз нарочито громкий металлический лязг, и Риндо что-то сердито забормотал, но Мирай не смогла разобрать слов. Невольно подслушанный разговор братьев привел ее в еще большее недоумение. Из всего услышанного Мирай могла сделать лишь один четкий, но неутешительный вывод: кто бы ни приказал похитить ее — она в дерьме. Учитывая, что Хайтани и сами не в курсе, зачем она понадобилась их загадочному боссу, можно было смело предположить, что ее сюда притащили уж точно не ради дружеского чаепития. — Она уже успокоилась? — тихо спросил Ран, и неожиданная мягкость в его голосе подсказала Мирай, что спрашивает он уж точно не о ней. Особенно учитывая, что до пробуждения она и так была спокойней некуда — люди в глубоком обмороке редко доставляют много проблем. — Сидит в своей комнате, — хрипло ответил брату Риндо. — Я сказал ей, чтоб не вздумала высовываться, пока в квартире ошивается столько отморозков. — Мы и сами отморозки, братишка, — с недобрым весельем нараспев протянул Ран, и Мирай снова услышала недовольное фырканье Риндо. — Ей не нравится, что мы во все это ввязались, — буркнул младший Хайтани. — Ей может много чего не нравиться, — после недолгой паузы ответил Ран, и в его похолодевшем голосе больше не было привычных для него дразнящих ноток — его тон был неожиданно серьезным и тяжелым, непреклонным. — Потерпит. Она прекрасно знает, что мы присоединились к этой шайке во многом ради нее. Белобрысый совсем скоро приберет к рукам Коко, а значит, мы сможем заставить этого финансового гения поработать и на нас. Количество неизвестных в уравнении этого случайно подслушанного диалога неумолимо стремилось к бесконечности. Мирай уже отчаялась разобраться в происходящем, поэтому перестала даже пытаться. Она понятия не имела, о ком сейчас говорят Хайтани — кроме того, что речь явно шла о женщине, — не представляла, кем был этот финансовый гений Коко или их босс, что именно этот босс не поделил с Тосвой, и уж тем более терялась в догадках о том, что ему было нужно лично от нее. Ей ничего не оставалось, кроме как плыть по течению и дожидаться каких-то действий со стороны ее похитителей, чтобы составить хотя бы приблизительный план уже собственных действий. Внезапно раздавшаяся трель дверного звонка заставила Мирай напрячься с новой силой. Все ее органы чувств были напряжены до предела, обостренные опасностью и неясностью ее положения. — Наконец-то, блять! — услышала она удаляющееся ворчание Риндо, который, похоже, пошел открывать дверь пожаловавшему гостю. Затаив дыхание, Мирай прислушивалась к звукам снаружи. Она различила голоса — посетитель был мужчиной, — но слов разобрать не смогла. Они перекинулись парой неразборчивых фраз, а потом за дверью вдруг стало тихо. Мирай закусила губу, напрягая слух. Куда они ушли? Она была уверена, что снаружи комнаты сейчас никого нет, поэтому дернулась от неожиданности, когда внезапно щелкнул замок в двери. Мирай замерла на своем неудобном стуле, крепко сцепив зубы; каждый мускул в ее теле звенел от охватившего ее болезненного напряжения и тревоги. А дверь с едва различимым скрипом открылась, пропуская в полумрак комнаты немного света из коридора, который тут же обрисовал силуэт стоящего на пороге человека. Мирай подслеповато заморгала в попытке приспособить к новому освещению заслезившиеся глаза, но вошедший в комнату мужчина уже закрыл за собою дверь, возвращая помещение в прежний матовый полумрак. Мирай сощурилась, пытаясь разглядеть его лицо в этом скудном освещении. А загадочный посетитель медленно двинулся к ней, ступая по паркету неслышно, будто огромный кот. И когда он подошел ближе, Мирай не сдержала изумленный выдох, широко раскрывая глаза в удивлении. И нескольких часов не прошло с момента, когда она видела эти белоснежные волосы и фиолетовые глаза. Изана Курокава стоял прямо над ней, молча глядя на нее сверху вниз и слегка склонив голову набок, отчего одна из длинных серьг в виде карт Ханафуда полностью легла на его обтянутое черным свитером плечо. Секунды тягуче стекали в бесконечность времени, будто капли воды из неисправного крана, увеличивая градус напряжения в этом густом молчании, пока двое людей в комнате не мигая смотрели друг на друга. Голова Мирай гудела от множества вопросов. Значит, Хайтани связаны с Изаной? Он и есть их теперешний босс? Что за дела у него с Тосвой и что ему нужно от Майки? А самый животрепещущий вопрос: что ему нужно от нее? Наконец, с тихим вздохом Изана будто ожил, выровнял голову и, сложив на груди руки, все тем же приятно-вежливым голосом, которым говорил с ней на набережной, спросил: — Ну, и кто ты такая? — Вопрос был задан легким, непринужденным тоном, но Мирай чувствовала угрожающий оттенок в его словах, затаившийся под напускным дружелюбием, словно голодная акула в толще морской воды. Она облизнула губы, настороженно глядя на стоящего перед ней парня и обдумывая возможные варианты ответа. Мирай отчаялась понять происходящее, и ей нужно было как-то выудить из него хоть немного информации. В конце концов, рискуя разозлить его, Мирай решила косить под дурочку и ответила с тщательно отмеренной дрожью в голосе: — Я всего лишь простой ветеринар. Этот ответ на грани дерзости стоил того, чтобы его озвучить: комично вытянувшееся лицо Изаны придало ему куда более юный и немного дурацкий вид. Он заморгал этими фиолетовыми глазами с чересчур суженным зрачком, глядя на Мирай с неподдельным удивлением, говорившим, что такого ответа он не ожидал. А какого ожидал? Что ему вообще нужно от нее, и почему он делает все это? Изана, которого помнила Мирай, не похищал людей. Но Изане, которого помнила Мирай, было одиннадцать лет, и он предлагал ей стать придворным счетоводом в его королевстве. А возраст и жизненный опыт, как она уже успела убедиться, вызывает в людях весьма неожиданные, и зачастую неприятные перемены. — Что вам от меня нужно? — в лоб спросила Мирай, решив идти напролом. От ее вопроса отталкивающе-красивое лицо Изаны потемнело, снежные брови сошлись на переносице, а в глазах мелькнуло что-то темное, пугающее. — Вопросы тут задаешь не ты, — отчеканил он, сверля ее острым взглядом. — Отвечай, как ты связана с Майки? — Что? — не сдержала Мирай удивленное восклицание. Все дело в Майки? Что Изане нужно от него? И с чего вообще он взял, что она с ним как-то связана? Впрочем, на ее последний мысленный вопрос Изана ответил и сам: — Не нужно делать вид, будто ничего не понимаешь. Я обратил на тебя внимание на набережной и решил проследить, так что прекрасно видел, как ты ворковала там с этим молокососом. Я повторяю вопрос: что тебя с ним связывает? Мирай не отводила взгляд от его глаз, нездорово блестящих, опасных, и лихорадочно прокручивала в голове услышанное. Все оказалось проще простого: Изана увидел ее с Майки на набережной и сделал какие-то свои, очевидно, неправильные выводы. А еще он сказал, что она привлекла его внимание. Мирай была почти уверена, что он не мог ее узнать. Почти — потому что ведь Майки ее все-таки узнал. Но с Манджиро ее связывала протянувшаяся между ними незримая нить; для Изаны же она была всего лишь мелкой сопливой девчонкой, что когда-то жила с ним в одном детдоме. Вряд ли совместные похороны дворового пса произвели на него настолько сильное впечатление, чтобы запомнить ее. И тем не менее, что-то в его памяти все же шевельнулось, когда она налетела на него возле киоска с тайяки — ничем другим Мирай не могла объяснить его желание проследить за ней тогда. Нужно сделать все, чтобы разубедить Изану в ее возможной связи с Майки. Мирай понятия не имела, что между ними происходит — особенно c учетом того, что сам Манджиро даже не знал Изану, — и ей в любом случае нельзя было вмешиваться ни в какие разборки, имевшие место в прошлом. — Я не представляю, о чем вы говорите, — невозмутимо заявила Мирай. Если ей удастся убедить его, возможно, тогда ее отпустят. Хотя она еще в детстве изранилась осколками изношенных розовых очков, разбившихся стеклами внутрь, и растеряла все остатки наивности, чтобы сейчас надеяться на такой легкий исход. — Я просто случайно познакомилась с этим парнем на набережной. Он мне никто. Фиолетовые глаза с болезненно суженным зрачком цепко впивались в ее лицо, но Мирай сохраняла на нем маску тотального недоумения. Ей доводилось выпутываться из куда более неприятных ситуаций и сбегать от куда более опасных людей, нежели двадцатилетний пацан, возомнивший себя великим криминальным авторитетом. Смуглое лицо Изаны на миг исказилось в недовольной гримасе, но прежняя неуютно-дружелюбная улыбка так быстро вернулась на его губы, что Мирай готова была поверить, будто ей померещилась эта секундная злость. — Ты морочишь мне голову, — резюмировал Изана, сохраняя на губах эту пугающую, искусственную улыбку. Мирай сглотнула пересохшим горлом, но взгляд не отвела. А стоящий над ней парень вдруг наклонился, уперся ладонями в спинку ее стула и отклонил его назад, так, что передние ножки оторвались от пола, вместе со связанными ногами напрягшейся Мирай. Он приблизил к ней свое лицо, впиваясь в ее глаза пристальным, изучающим взглядом. Свистящим шепотом произнес: — Я точно откуда-то знаю тебя. Говори, кто ты такая. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, не мигая и не отводя глаз. Мирай не давала беспокойству отразиться на ее лице, но тот факт, что Изана, бывший неотъемлемой частью ее светлых детских воспоминаний, оказался тем человеком, что приказал похитить ее среди бела дня, и явно стоял во главе опасной уличной группировки, все же немало подкосил ее внутреннее равновесие. — Решила играть по-плохому? — растянул он губы в еще более жуткой улыбке. Вопреки опасениям Мирай, Изана вовсе не стал применять к ней грубую силу, наоборот — отодвинулся, возвращая ее вместе со стулом в прежнее устойчивое положение. Переведя дыхание и безуспешно попытавшись сглотнуть высохшим горлом, Мирай упрямо продолжила гнуть свою линию: — Я не понимаю, чего вы от меня хотите. Изана резко выдохнул и нахмурился, угрожающе глядя на нее сверху вниз. — Я хочу узнать, какое ты имеешь отношение к Манджиро Сано, — цедя слова, сквозь зубы проговорил он низким, севшим голосом. — Я хочу узнать, кто ты для него. И я привык получать то, чего хочу. Мирай подняла голову и встретила его холодный, острый взгляд. Вся эта ситуация на удивление заставляла ее чувствовать вовсе не страх, а ноющую, зудящую грусть где-то глубоко внутри. Будто фальшивые ноты, будто чуждые, злые слова в знакомой с детства, доброй колыбельной. Изана никогда не был ее другом, и она не слишком хорошо его знала. И тем не менее, воспоминания о нем всегда были важны для нее. Мирай признавала, что вполне могла сама додумать его образ, оставшийся в ее детской памяти, сделав его еще одним якорем света, чтобы цепляться за него в бушующем океане холода и темноты, которым были годы ее юности. Настоящий Изана вовсе не обязан был соответствовать этому образу, который она хранила в воспоминаниях. Но видеть, каким человеком стал тот красивый мальчик, что поддержал ее в один из самых страшных дней давно утерянного детства — было грустно. Заставляло покрываться трещинами что-то важное внутри. — Кажется, этот Манджиро вас интересует куда больше, чем я, — тихо заметила Мирай, не давая себе пропустить в голос ни грамма обуявших ее эмоций и спокойно глядя в его напряженное лицо. — Так почему бы вам тогда не отпустить меня и не поговорить вместо этого с ним? Обещаю, я не обращусь в полицию. Ей нужно как-то выбраться отсюда и, если получится, вытянуть из него причину, по которой он так зациклен на Майки. Откуда знает его и чего от него хочет. А Изана неожиданно растянул губы в пугающей, жестокой улыбке, еще более жуткой оттого, что глаза его оставались ледяными, стеклянными. — О, я поговорю с ним, можешь не сомневаться, — прошептал он сквозь эту наводящую дрожь улыбку. — Это будет долгий и очень, очень запоздалый разговор. — Изана наклонился, вновь придвигаясь к Мирай так близко, что между их лицами оставалось лишь несколько сантиметров, и она напряглась, лишенная возможности отодвинуться от него. Фиолетовые глаза впились холодным взглядом в ее, разноцветные. Доверительным тоном Изана прошептал: — Я выясню, кто ты такая, и тогда решу, что с тобой делать. Мирай тихо выдохнула через нос, когда Изана вновь выпрямился, отодвигаясь от нее. Его слова сильно встревожили ее. Совершенно очевидно, что он задумал что-то плохое, скорее всего, опасное, и почему-то для Манджиро была отведена первостепенная роль в его замысле. Мирай кляла себя за то, что не разузнала у Такемичи побольше о событиях 2009-го года перед этим прыжком. Знал ли Ханагаки Изану? Знал ли, что он задумал? — Что вам нужно вообще от этого Майки? — не сдержала Мирай вопрос, который заполнял собой все ее мысли, подобно надуваемому фокусником воздушному шару. Изана хмыкнул и снова сложил руки на груди, склоняя голову к плечу. Белоснежные пряди свесились ему на глаза, но он даже не подумал убирать их, словно волосы на лице совсем ему не мешали. Бледные губы тронула недобрая, но вместе с тем довольная улыбка. — Все-таки тебя это волнует. И дальше будешь настаивать на том, что не знаешь его? — Изана вдруг улыбнулся шире, закусывая губу, будто ребенок, задумавший остроумную шалость. — Но я тебе все же отвечу. — С этими словами он снова шагнул к ней, наклонился и тихим, сладким как патока голосом прошептал почти ласково: — Я хочу, чтобы он страдал. Мороз пробежал по коже Мирай от его слов, пуская колючий разряд тревоги по всем нервным окончаниям. Все ее инстинкты сейчас вопили об опасности, которую представлял этот человек — для Майки. — Очень специфическое желание, — не с первой попытки все же смогла выдавить из себя Мирай, прилагая все силы, чтобы не допустить в голос просящуюся в него испуганную дрожь. Да что такого могло произойти между ними, что заставило Изану так сильно возненавидеть Майки? Ведь Манджиро его даже не знает! Он испугал ее сейчас до дрожи в коленках — настолько горьким и опасным был яд этой ненависти в его спокойном, и оттого еще более жутком голосе. — Манджиро Сано заслуживает всего, что я для него запланировал, — тихо проговорил Изана, выпрямляясь. Смерил Мирай нечитаемым, пустым взглядом. — И даже больше. — С этими словами он развернулся и зашагал к двери, бросив через плечо небрежное: — Останешься здесь, пока мои люди не заставят тебя говорить. И тогда я определю, как можно тебя использовать для целей моей группировки. Или избавлюсь от тебя. Мирай с силой закусила губу, привычно пытаясь болью вернуть себе хладнокровие. Только на сей раз это не помогло — ее голова продолжала гореть, набитая множеством обрывочных мыслей и предположений. Она смотрела в спину удаляющегося Изаны, явно довольного тем, что последнее слово осталось за ним, а в ее сознании сталкивались друг с другом страх, беспокойство и грусть о мальчике, что когда-то поделился с ней своим теплом в тот момент, когда она так отчаянно в этом нуждалась. Сейчас Изана слишком сильно напоминал ей другого мальчика, которому она желала только добра — но который вырос, чтобы мучить ее, чтобы разбить ее на части и вырвать из ее сердца все хорошее, что еще было связано с ним. Конечно, Изана — не Юджи, и Мирай не связывает с ним по большому счету ничего, кроме проведенных вместе коротких дней в далеком, почти забытом детстве. Но эта встреча с ним сейчас, на пару с иррациональным чувством предательства и детской обиды за то, что разрушил одно из дорогих ей воспоминаний, выбили ее из колеи, сделали неосторожной, и, безрассудно не желая позволить ему выйти из этой комнаты с триумфом победителя, Мирай горько прошептала, прежде чем смогла осознать, что открыла рот: — Значит, вот каким ты решил сделать свое королевство? Изана замер, уже взявшись за дверную ручку. Плечи его напряглись натянутой струной. Очень медленно, не убирая пальцы с дверной ручки, он оглянулся, чтобы посмотреть на Мирай через плечо. Она встретила его взгляд, глядя в ответ устало и разочарованно. Его губы приоткрылись, но наружу не вырвалось ни звука, лишь суженные, почти кошачьи, зрачки вновь вцепились в глаза Мирай, перебегая от зеленого к голубому, от голубого к зеленому. Мирай молча смотрела в ответ. Она знала, что было ошибкой открывать рот. Знала, что поступила безрассудно и необдуманно, сказав то, что сказала. Но ей хотелось уколоть его. Хотелось задеть его, в отместку за то, что разбил одно из и так немногочисленных светлых воспоминаний ее детства. Мирай знала, что повела себя глупо. Но сейчас ей было все равно. А на смуглом лице Изаны недоумение неожиданно сменилось изумлением, а затем — чем-то, очень похожим на страх. В глазах мелькнуло что-то, какая-то эмоция, но Мирай не смогла ее разобрать. Изана отрывисто мотнул головой, будто отгоняя какую-то мысль, и, так и не произнеся ни слова, вышел за дверь. Щелкнул закрываемый замок, и Мирай снова осталась одна в этой темной комнате, одолеваемая вновь подступившей к горлу тошнотой — вот только вызвана она была в этот раз уже не физическим недомоганием. Взяв себя в руки, Мирай задвинула поглубже горечь от этой встречи, и извернулась на стуле, чтобы посмотреть на часы на своем запястье. Таймер уже отмерил три часа и сорок пять минут с момента ее прыжка. Если срок ее пребывания в прошлом неизменен, то через пятнадцать минут она просто перенесется в свое время, оставив после себя лишь пустой стул и упавшие на пол веревки. Но что, если нет? Нужно было разработать запасной план побега, на случай, если перемещение во времени не произойдет в срок. Неуклюже повернувшись вместе со стулом, Мирай внимательно просканировала комнату. Сквозь темные шторы на окне можно было разглядеть часть рамы, а на ней — замок. Она хмыкнула. Либо Риндо чрезмерно печется о собственной безопасности, либо его комната не впервые используется для далеких от закона целей. Мирай была ограничена в движении, а беглый визуальный осмотр показал, что любые предметы, которые она могла бы использовать для своего освобождения — предусмотрительно спрятаны. Ей нужно выбраться отсюда и… что? Предупредить об опасности Майки? Но тогда она вмешается в уже сложившийся ход событий, а это чревато изменениями будущего, которых любой ценой нужно избежать. За дверью вдруг раздался шум и приглушенные, сердитые голоса Хайтани. Мирай застыла, напряженно прислушиваясь, но не смогла разобрать ничего, кроме невнятной ругани и проклятий в адрес того самого Шиона, о котором она уже слышала сегодня. Хлопнула входная дверь, и после этого в квартире воцарилась тишина. Мирай посидела еще пару секунд, внимательно прислушиваясь. Они что, ушли? Вот так просто оставили ее одну? Она была уверена, что будь здесь взрослый Ран, то выбил бы все мозги своей слишком беспечной юной версии. Но даже если она сейчас одна в квартире, Мирай не была уверена, что это дает ей хоть какое-то преимущество. Отсутствие Хайтани не заставит волшебным образом развязаться веревки на ее руках и не откроет запертый замок на двери. Который, к ее изумлению, вдруг тихо щелкнул проворачиваемым в нем ключом. Мирай замерла на своем стуле, каждый ее мускул окаменел в напряжении. Значит, все-таки она не одна в квартире? Ее решил допросить еще кто-то из подручных Изаны? Прошла наполненная давящим ожиданием секунда — и дверь раскрылась, но на пороге появился вовсе не безликий громила, которого Мирай уже нарисовала в своем воображении. Нет — в дверях показалась девушка. Но само ее появление не удивило бы Мирай так сильно, если бы не тот факт, что она сидела в инвалидной коляске. Мирай продолжала настороженно смотреть на девушку, которая ловко направила легкую коляску в дверной проем и с тихим скрипом колес проехала в комнату. Когда она приблизилась, Мирай смогла получше разглядеть ее и убедилась, что девочка совсем юная, не старше тринадцати лет на вид. У нее были подстриженные в короткий боб черные волосы и большие карие глаза испуганной лани, которыми она, тем не менее, решительно смотрела на Мирай. — Не бойтесь, Рана и Риндо сейчас тут нет, — мелодичным, будто перезвон колокольчиков, голосом произнесла девочка и приподняла руку, показывая Мирай зажатый в пальцах поцарапанный мобильный. — Я стащила телефон Шиона и отправила братикам сообщение, что его избили и ему нужна их помощь. Братикам? Ни Ран, ни Риндо ни разу не обмолвились о том, что у них есть младшая сестра. Впрочем, в этом не было ничего удивительного: обстоятельства, при которых складывалось общение Мирай с обоими Хайтани, не слишком располагали к чрезмерной откровенности. А девочка тем временем проворно подкатила свою коляску к застывшей на стуле Мирай и вытянула из кармана домашней кофты маленький складной ножик. Мирай уставилась на него с опаской и, заметив ее встревоженный взгляд, девочка поспешно заверила ее: — Не пугайтесь, пожалуйста, я всего лишь хочу вас освободить, — c этими словами она принялась торопливо пилить ножиком толстые веревки, опутавшие запястья Мирай. Бросив на нее застенчивый быстрый взгляд из-под густой челки, девочка прошептала: — Меня зовут Мина. Простите, что вам пришлось через все это пройти. — Почему ты мне помогаешь? — с толикой недоверия спросила Мирай, потирая освобожденное саднящее запястье, в то время как Мина уже перерезала веревки на ее ногах. Девочка угрюмо поджала губы, с каким-то агрессивным усердием орудуя маленьким ножиком. — Потому что не хочу, чтобы Ран и Риндо принимали участие в планах Изаны. То, что он задумал — слишком опасно, а Рин еще даже до конца не восстановился после пулевого ранения. — Мирай лишь вздернула брови в ответ на эту новую информацию, которой не просила, но она соврала бы, сказав, будто сильно удивилась тому, что кто-то подстрелил младшего Хайтани. Тем временем Мина уже расправилась с веревками и выпрямилась в своей коляске, пряча ножик обратно в карман кофты. Хмурый взгляд ее шоколадных глаз был мрачно устремлен на ее застывшие в неподвижности колени. Не глядя на Мирай, она сдавленно прошептала: — Простите, что из-за них вам пришлось пройти через такое. Я пыталась их отговорить, но они меня не слушают. — Маленькие бледные кулаки отчаянно сжались на обтянутых спортивными штанами коленях, и девочка подняла на Мирай пронзительный взгляд не по годам серьезных глаз. — Понимаете, они думают, что Коко поможет им достать денег на операцию для меня. — Мирай понятия не имела, зачем Мина ей все это рассказывает, и кто такой этот Коко, о котором она слышала уже второй раз за прошедшие полчаса, но о своем замешательстве предпочла умолчать. Так значит, Хайтани нужны деньги на операцию для их младшей сестры, кто бы мог подумать… Это несколько шло вразрез с их не самым приятным образом, который успел сложиться в голове Мирай после всего увиденного в этом времени. А Мина продолжала, с таким жаром, будто ей жизненно важно было убедить Мирай (или саму себя?) в том, что ее братья вовсе не такие чудовища, как та могла вообразить: — Они считают, что делают это ради меня, но не понимают, что мне это не нужно — не такой ценой. А на самом деле… — Мина закусила губу, отводя потускневший взгляд, и закончила почти шепотом: — На самом деле они так стараются ради себя, просто не хотят этого признавать. Пытаются таким образом подавить свое чувство вины. Пока девочка говорила, Мирай поднялась на немного ватные ноги, оценивая общее состояние организма. Голова еще болела, и ее до сих пор слегка мутило, но это недомогание было мелочью. Она не чувствовала никаких симптомов приближающегося прыжка во времени. Мина подкатила коляску к окну, отодвинула штору и принялась возиться с замком, а Мирай украдкой посмотрела на часы и нахмурилась. Прошло уже больше четырех часов, но она все еще была здесь, и это значило, что она все-таки может быть в прошлом и дольше. Возможно, имела место небольшая погрешность в десять или пятнадцать минут, но если нет — Мирай снова понятия не имела, когда сможет покинуть это время. Ладно, об этом она будет волноваться потом. Встряхнув головой, Мирай спросила, возвращаясь к сказанному девочкой: — За что им чувствовать вину? Услышав ее вопрос, Мина замерла; ее тонкие, изящные как у пианистки, пальцы застыли на массивном замке. Она слегка повернула голову, так, что короткие темные пряди свесились на ее лицо, погружая в тень мерцающие глаза, и произнесла неожиданно пустым, безэмоциональным тоном, так отличавшимся от ее прежнего голоса: — Потому что они — причина того, что я сижу в этом кресле. — Губы Мирай приоткрылись, выпуская удивленный вздох, а Мина уже вернулась к замку и добавила вновь ожившим звонким голоском: — К тому же, это было давно. И их это беспокоит сейчас куда больше, чем меня саму. Совершенно ясно, что за этими словами крылась какая-то очень тяжелая и давняя история, но Мирай не считала себя вправе лезть к этой девочке с вопросами. Да и без спросу вмешиваться в личные дела Хайтани она не желала. Это не ее дело. Достаточно того, что Мина с риском для себя помогает ей сбежать, наперекор воле братьев и их босса. И кстати о них. — Ты что-то знаешь о планах Изаны? — осторожно спросила Мирай, прощупывая почву. — Знаю, — буднично ответила Мина, не отрываясь от своего занятия. — Но вам я рассказать об этом не могу. Мирай с досадой закусила губу. Впрочем, она не слишком надеялась, что сможет вытянуть какую-то информацию из Мины. Ладно, пусть все будет, как есть. Сейчас ей нужно думать о том, как сбежать отсюда и вернуться в свое время, а там прояснить все эти вопросы с Такемичи. — Вам придется убегать через окно, — продолжала говорить девочка, наконец расправившись с замком и настежь распахивая ставни. — Тут есть пожарная лестница. Мирай подошла к окну, потирая слегка ноющее плечо — ее заживающей ране не пошло на пользу все это связывание. — Спасибо, Мина, — искренне поблагодарила она. И с беспокойством добавила: — Я боюсь, что твои братья сильно накажут тебя за помощь мне. — О, они никогда и пальцем меня не тронут, — с беспечной уверенностью отмахнулась Мина, и с какой-то странной, натянутой улыбкой спокойно добавила: — Вообще, Ран и Риндо на самом деле не мои родные братья. Мирай лишь вытаращилась на девочку в недоумении. Но разве Мина не назвала их «братиками» раньше в разговоре? Или она что-то не так поняла? — Я просто подумала… — растерянно начала Мирай, но тут же осеклась, пораженная видом неожиданно жуткой, холодной и острой, как лезвие бритвы, улыбки, которая внезапно появилась на фарфорово-кукольном личике этой девочки. — Кровной связи между нами нет, — загадочно обронила Мина, и эта нагоняющая дрожь улыбка стала на самую малость шире, страшнее — как и слова, произнесенные следом мелодичным, все еще детским голосом: — Есть только кровавая. Неприятный холодок свербящей тяжестью осел в желудке Мирай от выражения, появившегося на миловидном лице девчушки. Ей доводилось уже видеть такие лица у других людей — на жестоких заданиях, поручаемых ей приемным отцом. Часто она сама была причиной появления такого загнанно-хищного выражения на чужих лицах. Иногда такое лицо отражалось и в ее собственном зеркале: омертвевшее, пустое выражение человека, у которого внутри сломано нечто важное и уже не подлежит восстановлению. Встряхнув головой, Мирай заставила себя вынырнуть из охватившего ее глубокого замешательства. На счету была каждая секунда, и ей нельзя было медлить, если она действительно хотела убраться отсюда. А скелеты в шкафу Хайтани ее не касаются — Мирай с головой хватало и собственных. Уже перекинув одну ногу через подоконник, она все же обернулась, бросая последний взгляд на девочку, открыла рот, но так и не смогла превратить в слова те мысли, что лихорадочно кружили сейчас в ее голове. А Мина, заметив ее взгляд, лишь усмехнулась, на сей раз удивительно безмятежно и кротко. — По глазам вижу, что вы хотите сейчас сказать. Что ребенку-инвалиду не место рядом с такими, как они. — Мирай с тихим вздохом сомкнула губы, поджала их, не говоря ни слова. Да, пожалуй, именно это она и хотела сказать. А улыбка Мины стала еще более умиротворенной, почему-то вызвав у Мирай невольные ассоциации с такими же улыбками на ликах святых в католических церквях. — Не переживайте обо мне, потому что я действительно на своем месте. Пускай Хайтани настоящие дьяволы. Но в аду для меня нет никого дороже них. Странная и довольно пугающая речь для ребенка, но у Мирай не было времени гадать о прошлом этой девочки и парней, которых она называла братьями. Так и не проронив ни слова, Мирай лишь кивнула головой и полностью выбралась на площадку пожарной лестницы. Между Хайтани и Миной она нутром чувствовала глубокую, давнюю связь — такую, что прорастает не весенними цветами из светлых общих воспоминаний, а всходит ядовитыми ликорисами из кровавых следов, оставленных на пепелище пройденного вместе ада. Но ее это не касалось, и Мирай не собиралась ломать голову над их тайнами — уж точно не в тот момент, когда ее все еще дрожащие после обморока и вколотого препарата ноги нетвердо нащупывают каждую новую перекладину пожарной лестницы. Мирай вздрогнула, услышав неожиданный грохот сверху, гул мужских голосов и испуганные восклицания Мины. Должно быть, Хайтани слишком быстро раскусили ее нехитрый план и вернулись домой раньше ожидаемого. Опасность запустила новую волну адреналина по венам Мирай, подгоняя ее кровь и заставляя тело двигаться быстрее, несмотря на нарушенную координацию. Она заторопилась, пытаясь скорее спуститься, и в спешке ее подошва соскользнула с тонкой перекладины. Осознав, что падает, Мирай сцепила зубы и сгруппировалась, надеясь хоть немного смягчить падение — оно не должно было быть слишком опасным, ведь она уже успела почти полностью спуститься. Асфальт встретил ее неприветливо, лизнув острыми камешками щеку и оставив на коже кровавую ссадину. Поморщившись от боли в ушибленной пояснице, Мирай безжалостно заставила себя подняться на подрагивающие ноги. Кажется, ничего не сломала, уже хорошо. Подняв голову, она успела заметить в окне пятого этажа Рана, чью хорошенькую рожу исказило выражение злости с примесью беспокойства. Через миг его лицо пропало из оконного проема, и Мирай, не теряя времени даром, во весь опор припустила вперед по улице. За ней точно будет погоня, потому что, зная Рана, он сделает все, чтобы не выпустить пленницу своего босса. Плечо снова болело, ему вторила ноющая боль в пояснице, а на щеке ощущалась теплая влага — свежая ссадина довольно сильно кровоточила. Мирай покрепче сжала зубы, игнорируя боль, и заставила свои ноги двигаться еще быстрее. Звуков погони она пока что не слышала, но это ничего не значило: она успокоится, только когда будет в нескольких кварталах отсюда. Воспоминание о кирпиче в обтянутой белой перчаткой руке Рана еще было слишком свежим в ее памяти, и Мирай была готова на все, лишь бы не попасться повторно в руки молодых Хайтани. Ведомая единственной целью — поскорее сбежать отсюда, — Мирай слишком круто завернула за угол и неожиданно врезалась в оказавшегося там человека. Инерцией от резкого столкновения ее отбросило от него, будто резиновый мячик от стены, и Мирай точно упала бы, не успей этот человек ухватить ее за руки повыше локтей. Хватка его пальцев была крепкой и уверенной. Подгоняемая бурлящей внутри нее нервной энергией, Мирай подняла голову, намереваясь извиниться и бежать дальше, но, увидев его, тут же окаменела, будто все кости разом исчезли из ее тела. Длинные высветленные волосы спадали на плечи, обтянутые черной курткой с золотой вышивкой, а нижнюю часть лица скрывала темная маска. Только для Мирай не имело значения то, что она не видит половину его лица. Достаточно было этих глаз — бледно-голубых, в обрамлении выцветших пушистых ресниц, — чтобы кровь загустела от паники, останавливаясь в ее венах. Эти глаза Мирай узнала бы где угодно — слишком часто они являлись ей в кошмарных снах. Потеряв дар речи, потрясенная до глубины души, Мирай с ужасом смотрела в глаза Харучиё Санзу, в тусклой синеве которых до сих пор видела призрачные отблески огня, отражавшегося в лезвии катаны.***
Время остановилось. Время исчезло. Время сгорело в пожаре, чьи огненные блики плясали в тускло-голубых радужках. Время текло багровыми реками, рисуя кровью полотно безумного художника на остывающей груди. У Мирай не было оружия. Она была безоружна, но она способна сделать это и голыми руками — Рен учила ее таким приемам. Он не ожидает ничего подобного. Он слишком молод, возможно, еще не так силен, и оружия при нем тоже нет, по крайней мере, его не видно. Она может это сделать. Достаточно только толкнуть его сейчас, повалить на землю, оглушить, обхватить локтем за горло, надавить на хрупкую трахею и потом… потом… Если она сделает это сейчас, если она просто уберет его, то не будет того страшного дня. Голодные отблески пожара не затанцуют на заточенном лезвии катаны. Кровавый цветок не распустится на груди Манджиро, а в ее собственной груди не разверзнется черная дыра, наполненная обезумевшими, ревущими демонами. — Откуда у вас эта куртка? Звук его голоса был неправильным. Неправильным: слишком молодым, слишком спокойным. Неправильным: потому что в нем еще не было ненависти, к которой Мирай так привыкла. Его ненависти к ней, на которую она самозабвенно отвечала взаимностью после той страшной, неправильной, пpóклятой ночи. Но сейчас его голос будто пробил брешь в заслоне горячечного безумия, что охватило Мирай от одного его вида. Вырвал ее из лап наваждения, наполненного ревом тысячи демонов, жаждущих мести, жаждущих крови и расплаты. Лава ненависти, поднявшаяся в ее душе, утихла и загустела, беспомощно теряя свой жар. Нельзя трогать его. Ей нельзя вмешиваться в ход событий прошлого и менять их. А кроме этого… Как бы сильно Мирай ни ненавидела Санзу, ей удалось сохранить достаточно хладнокровия и человечности, чтобы признать одну неприятную истину: на самом деле он был еще одной жертвой «черного импульса», и косвенно она тоже приложила руку к его погружению в пучины опасного сумасшествия. Нет, это не значило, что Мирай могла найти в своей душе хотя бы крохи оправдания для него. Но это осознание помогло ей найти силы — чтобы остаться на месте и не броситься на него разъяренной фурией. — Эй, Санзу, не время к барышням подкатывать! Спокойный, глубокий голос, раздавшийся из полумрака опустившихся на переулок сумерек, окончательно вернул Мирай самообладание. Из темноты вышел высокий парень в такой же черной униформе, что была на Санзу; его светлые волосы были заплетены в косичку, а левую сторону подбритой головы украшало витиеватое тату дракона. Мирай заметила неприязненный взгляд, который Санзу бросил на этого парня поверх маски, чем-то напомнивший то, как он смотрел в будущем на нее саму, но все ее внимание сейчас было приковано к приблизившемуся к ним молодому человеку. Она узнала его сразу же, несмотря на то, что видела его лицо лишь раз, на старой фотографии Майки. Кен Рюгуджи, по прозвищу Дракен: тот самый человек, который значил в жизни Манджиро слишком много и забрал с собой слишком большую часть его души, погибнув ровно через два года от этого момента, в котором Мирай сейчас находилась. — Что вы там копаетесь, я же сказал поторо… Все внутри Мирай завибрировало от звука этого голоса, раздавшегося из темноты. Забыв обо всем и обо всех вокруг, она молча впилась жадным взглядом в появившегося из теней переулка Манджиро, сменившего темный свитер на форменный черный плащ с золотой вышивкой. Его глаза расширились, губы приоткрылись в потрясенном изумлении. Он моргнул несколько раз, будто ожидал, что Мирай сейчас растает в воздухе. Когда она по-прежнему осталась на месте, Майки оторопело прошептал: — Мирай?! — В смы… Погоди, это она? — Дракен перевел ошарашенный взгляд со своего командира на застывшую в напряжении девушку. — Вот это совпадение. — Ты в порядке? — Майки быстрым шагом приблизился к ней, дотошно обследуя взглядом ее поцарапанное лицо, и его брови мрачно поехали к переносице, образовывая там хмурую морщинку. Мирай вдруг не к месту подумала, что он подрос: они были теперь уже одного роста, но на набережной она этого не поняла. Понизившимся на пару тонов голосом Майки угрюмо спросил: — Кто это был? — Это… — начала было Мирай, но ее оборвал раздавшийся неподалеку на улице грохот и звук резких голосов. Отбросив все, что собиралась сказать, она поспешно выпалила: — За мной гонятся братья Хайтани. — Что?! Ни ху… — выпучил темные глаза до этого казавшийся таким невозмутимым Дракен. Майки не дал ему договорить, тут же рубанув отрывистым командным тоном: — Задержите их. Я ее увожу. Все детали потом. Рюгуджи лишь молча кивнул с предвкушающей ухмылкой, демонстративно щелкая суставами на пальцах, и отсутствие какого-либо удивления на его лице отчетливо говорило, что ему не привыкать к подобным приказам от Майки. Санзу же нахмурил белесые брови, делая шаг к командиру: — Но, Майки, почему ты… — Потом, — отрезал Манджиро, обрывая его на полуслове, и властно ухватил Мирай за запястье. Она успела заметить тень новорожденной, но такой знакомой неприязни в блекло-голубых глазах Санзу, и сдавленно сглотнула, чувствуя неприятное дежавю. А Майки уже настойчиво тянул Мирай за собой, крепко держа за руку — к трем мотоциклам, припаркованным у выезда из переулка. — Забирайся, скорее, — скомандовал он, уверенно усаживаясь на знакомый черный мотоцикл. — Ездила раньше на байке? — Приходилось, — ответила Мирай, поспешно устраиваясь позади него. — Спорим, со мной будет лучшая поездка на байке в твоей жизни, — сверкнул азартной улыбкой Майки под аккомпанемент взревевшего движка. — Сомневаюсь, — невнятно пробормотала Мирай себе под нос, так, чтобы он не расслышал. Пусть красноречивая табличка с надписью «Kamikaze» еще не появилась на его мотоцикле вместо номерного знака, Мирай отлично помнила, что после поездок с ним у нее на голове прибавлялось седых волос. Но сейчас ее нелюбовь к езде на бешеной скорости не имела значения: нужно было оторваться от преследователей. Надеясь, что запаздывающий прыжок сквозь время не выдернет ее обратно прямо во время поездки, Мирай обхватила талию Майки озябшими руками. Он был горячим: жар его тела, раззадоренного опасностью, полыхал через одежду. Спустя секунду Майки сорвал мотоцикл с места, моментально разгоняя до почти максимальной скорости, и Мирай привычно почувствовала, что ее желудок решил остаться позади, перед этим выполнив тройное сальто. За этими ощущениями она совсем не скучала. Мирай подалась вперед, уклоняясь от летевших ей в лицо светлых волос сидящего впереди парня, и, придвинувшись к его уху, спросила, перекрикивая свист ветра: — Как вы вообще тут оказались? — Искали тебя, — как ни в чем ни бывало отозвался Майки будничным тоном, к ужасу Мирай еще больше прибавляя скорость. — Меня? — пролепетала она. — Ты удивлена? — Майки начал поворачивать голову к ней, и Мирай вцепилась в его плащ с паническим «Смотри на дорогу!». Расшибиться насмерть в прошлом совсем не входило в ее планы. С тихим, снисходительным смешком Майки выровнял голову, возвращая взгляд на дорогу, и милостиво сбавил скорость. — Какой-то хмырь вырубил тебя на моих глазах, запихнул в машину и свалил — конечно, я стал тебя искать. — Как ты так быстро вычислил нужное место? — спросила Мирай. Он пожал плечами, отклоняясь назад, и его плечо коснулось ее подбородка. Мирай тут же слегка приподняла голову, но не отодвинулась, позволив себе эту маленькую слабость: еще немного побыть так близко к нему, вдыхая знакомый запах яблочного шампуня и чувствуя щекой мягкость его развевающихся на ветру длинных волос. — Да запросто, — беспечно ответил на ее вопрос Майки. — Я запомнил номер машины и попросил свою… м-м… знакомую отследить эту тачку. Мирай лишь молча кивнула. Она догадывалась, о какой знакомой говорил Манджиро, и мысленно поблагодарила пока что даже не подозревающую о ней Сору за эту помощь. — А куда мы едем? — спохватилась Мирай, вдруг осознав, что понятия не имеет о их пункте назначения. — В безопасное место, — загадочно ответил Майки, пробудив в ней целую волну флешбеков из их наполненного опасностью прошлого-будущего. Мирай уже открыла рот, чтобы попросить уточнения, но неожиданно для себя осознала, что ей знаком этот район. Во рту мгновенно пересохло, а сердце будто сдавили невидимые жесткие пальцы. Мирай поняла, куда он везет ее. Вот только она была совершенно не готова снова оказаться здесь. А Майки уже сбросил скорость и через минуту полностью остановил мотоцикл у двора небольшого домика в традиционном стиле. Развернулся на сиденье, поворачиваясь, чтобы посмотреть на сидящую позади него девушку, и передал в ее мигом ослабевшие руки рюкзак, оставленный ею на пристани. — Это мой дом. Ты, может, даже запомнила его с того раза в детстве… — он осекся, с удивлением разглядывая побелевшее лицо Мирай. Встревоженно нахмурившись, добавил: — Дома сейчас никого, если тебя это беспокоит. Дед уехал на горячие источники до завтра, а Эмма сегодня с ночевкой у подружки. Голос подвел Мирай, и она не смогла ничего ему ответить. Только глядела болезненно расширенными глазами на этот аккуратный домик с чистым двором, а перед ее мысленным взором ненасытное пламя безжалостно пожирало все вокруг, уничтожая это мирное место и оставляя после себя лишь горький, мертвый пепел. Неправильно истолковав ее реакцию, Майки нахмурился еще сильнее и с тревогой в голосе сказал: — Обещаю, я не собираюсь к тебе приставать. Я не такой. Это заставило Мирай будто очнуться, вынырнуть из мучительных воспоминаний, связанных с этим домом. Она даже смогла выдавить почти не дрожащую улыбку. — Я знаю, что ты не такой, — мягко сказала она, не став говорить, как забавно-умилительно для нее прозвучало заверение от семнадцатилетнего паренька вести себя прилично, будто она действительно не смогла бы дать ему отпор. — Просто голова закружилась. — Не удивительно, тебя, похоже, неслабо ею приложило, — проворчал Майки, неодобрительно оглядывая запекшуюся кровью ссадину на ее щеке. — Пошли в дом, обработаем. — Сверкнув лукавой улыбкой, он подмигнул ей: — Верну тебе должок. Мирай закусила губу, чтобы остановить лезущую на лицо скептическую ухмылку. Если бы он знал, как много ран ей пришлось обрабатывать на нем в будущем, то понял бы, что из такого рода долгов выберется еще не скоро. Тем не менее, Мирай послушно пошла за ним. Намеренно отстав на пару шагов, она украдкой глянула на часы. В прошлом она находилась уже четыре часа и тридцать пять минут, и никаких намеков на близящееся перемещение не чувствовала. Возможно, срок ее пребывания в прошлом был рандомным? С этим еще предстояло разобраться. Майки провел ее через гостиную и целенаправленно двинулся на кухню. Закусив губу, Мирай последовала за ним, стараясь подавить волну болезненных воспоминаний, которые вызывало в ней это место. Майки щелкнул выключателем, и теплый свет тут же затопил опрятную, уютную кухню. Здесь явно чувствовалась женская рука: все было таким чистым, каждый предмет стоял на своем месте — из этой аккуратной картины выбивалось лишь старое, затасканное полотенце, небрежно забытое кем-то на спинке стула. Под недоуменным взглядом Мирай, Майки вдруг резко схватил это полотенце и дерганными движениями поспешно запихнул в один из ящиков стола. На его раскрасневшихся после поездки щеках проступил новый румянец, и Мирай лишь удивленно приподняла брови, озадаченная его странной реакцией. Неловко прокашлявшись, Манджиро выдвинул из-под стола один из стульев и указал на него. — Садись, — пригласил он, снимая черный форменный плащ, под которым обнаружился теплый бежевый свитшот со свободным воротом. — Сейчас принесу аптечку. Чувствуя себя немного скованно, Мирай присела на этот стул. В доме было очень тепло, и с легким сожалением она сняла белую куртку Майки, что все еще была на ней, аккуратно повесила ее на спинку стула. Манджиро шумно возился возле одного из ящиков кухонного комода, что-то недовольно бубня себе под нос, и, пользуясь тем, что сейчас он не смотрит на нее, Мирай не стала прогонять мягкую улыбку, тронувшую ее губы. То, что он был сейчас перед ней, живой и настоящий, все еще казалось ей волшебным сном. Который неминуемо оборвется, как только она возвратится в свое время. Между тем Майки наконец-то нашел аптечку и вернулся с ней к столу, открыл и уставился озадаченным взглядом на ее содержимое. Мирай закусила губу, чтобы сдержать улыбку, вызванную его явным непониманием, с какой стороны подступиться к аптечке. Казалось бы, его богатая на драки жизнь должна была сделать аптечку его лучшим другом, и тем не менее, сейчас он гипнотизировал лежащие внутри бинты с таким видом, будто никогда прежде их не видел. — Давай я все сделаю сама, — предложила Мирай, все-таки не справившись с улыбкой. — Еще чего! — возмутился Майки, выныривая из своего оцепенения. И тут же решительно потянулся к лежащим в аптечке ватным дискам и антисептику. — Стоп! — остановила его Мирай, и он поспешно отдернул руку, бросив на нее неуверенный взгляд. Она покачала головой, тяжело вздыхая. — Сперва вымой руки, чтобы не занести никакую инфекцию. — Сколько сложностей, — проворчал себе под нос Майки, тем не менее отходя к раковине и включая воду. Намыливая руки, серьезно спросил: — Откуда ты знаешь Хайтани? Мирай поджала губы. Она ожидала этих вопросов, но ответы на них были тонким льдом. Если она скажет лишнего, кто знает, как это может отразиться на будущем в целом и на судьбе Майки в частности. — Да я их и не знаю, — соврала она, не моргнув глазом. А затем добавила правду: — Они меня похитили по приказу своего босса. Майки вздернул брови, сдувая упавшую на глаза прядь светлых волос. — Неужели Хайтани все-таки склонились перед кем-то? — удивленно протянул он, вытирая руки бумажной салфеткой. — И зачем же ты понадобилась этому боссу? Мирай помедлила с ответом, взвешивая все «за» и «против». Она не знала, как много может сказать Майки. Стоит ли ей вообще говорить ему что-то об Изане? Ведь тот явно задумал нечто опасное. Но что, если она сейчас расскажет Майки больше, чем следует, и это повлияет на события прошлого? С другой стороны, ведь эти ее прыжки в прошлое Майки уже состоялись в линии их времени. Тогда что, если она наоборот уже рассказала ему об Изане, и, умолчав об этом сейчас, лишь навредит? Черт, как же сложно… Наконец решившись, Мирай все же произнесла: — Он посчитал, что я как-то связана с тобой, — и, помедлив, добавила: — Его зовут Изана Курокава. Майки, который уже сосредоточенно перебирал баночки с антисептиком в аптечке, оторвался от своего занятия, переводя на Мирай озадаченный взгляд. — Так это же тот хмырь с набережной, — с недоумением протянул он. Мирай закусила губу, глядя, как Майки деловито смачивает в антисептике ватный диск. — Что ему нужно от тебя? — осторожно спросила она. Майки развернулся к ней и поднял руку с зажатым в пальцах ватным диском, но так и не донес до лица Мирай, неуверенно остановившись. — Понятия не имею, — пожал он плечами. Его рука все еще висела в нерешительности над щекой Мирай, и она ободряюще кивнула ему, безмолвно разрешая прикоснуться. — Я даже о его существовании не знал до сегодня. — Майки аккуратно тронул ватным диском свежую ссадину, встревоженно наблюдая за ее выражением. В ранке защипало, но Мирай усилием воли не дала себе перемениться в лице: Майки и без того явно боялся сделать ей больно, так что она не хотела лишний раз его тревожить. А он, осмелев, уже увереннее принялся протирать ссадину. Задумчиво нахмурился и недовольно поджал губы. — Там, на набережной, мне позвонил Баджи — я тебе о нем рассказывал, — и сообщил, что в больницу, где он сейчас лежит, привезли Мицую, нашего друга, с сотрясением мозга. На него тоже напали Хайтани сегодня днем. Что-то мне все это не нравится. — Он шумно выпустил воздух из легких, надувая щеки, и встряхнул головой. — Ладно, потом разберусь. После этих его слов между ними повисло на удивление комфортное молчание. Майки сосредоточенно и деловито промакивал антисептиком ссадину на щеке Мирай. А она не могла справиться с собой и своим бесконтрольным желанием бесконечно смотреть-смотреть-смотреть на него. Взгляд Мирай возвращался к его лицу: скользил по сосредоточенной морщинке между светлыми бровями, задерживался на приятном румянце, горящем на его чистой коже. Майки немного нервно облизнул пересохшие губы, и Мирай подумала, что его, должно быть, смущает такое откровенное разглядывание. Поэтому она с легким сожалением опустила глаза, упираясь взглядом в основание его шеи, и заставила себя сфокусироваться на пульсирующей голубой венке под его светлой кожей, чтобы перестать так откровенно пялиться. Для него такое пристальное внимание должно было выглядеть странным. Майки отнял руку с ватным диском от ее щеки, чтобы рефлекторно прикрыть рот, когда его одолел широкий зевок. Мирай улыбнулась, наблюдая за ним. — Ты устал? — мягко спросила она. Майки помотал головой, вытирая проступившие в уголках глаз слезы, и недовольно заворчал, когда едкий запах антисептика от зажатой в пальцах ватки ударил ему в ноздри. — Да не, это все табле… — он осекся, бросая на Мирай опасливый, почти испуганный взгляд, и тут же выправился: — В смысле, витамины. Вот. — Он шмыгнул носом и торопливым движением вновь прикоснулся ватой с антисептиком к щеке Мирай, будто этим хотел отвлечь ее от своей оговорки, тут же начав тараторить преувеличенно бодрым голосом: — Это все Эмма, только и знает таскать их мне, говорит, что полезно для организма. А от них меня в сон вечно клонит. — Он коротко, как-то искусственно хохотнул. — Мои друзья уже считают меня конченным придурком, способным задрыхнуть где и когда угодно. Мирай не стала останавливать его нервную болтовню. Из его слов она и так уже поняла все то, о чем он боялся рассказать. Мирай была в курсе, как действуют антипсихотические препараты, и знала, что сонливость была одним из побочных эффектов их приема. Похоже, Майки добровольно поддерживал образ инфантильного оболтуса перед друзьями, чтобы они не догадались о настоящих причинах его сонливой вялости. Мирай прекрасно понимала, что за «витамины» сестра Майки заставляет его принимать. Должно быть, именно Эмма была тем человеком, который следил за тем, чтобы Манджиро пил лекарства, смягчающие действие «черного импульса», пусть даже и не догадывалась об истинной природе его недомогания, считая это болезнью. Но в этом году Эммы не станет… Внезапное прикосновение теплых пальцев к ее щеке заставило Мирай очнуться от своих угрюмых мыслей и поднять взгляд на Майки, глядящего на нее сверху вниз. Он стоял слишком близко, и жар его тела грел каждый миллиметр ее озябшей кожи. Майки уже не обрабатывал ее ссадину, а просто поглаживал пальцами ее щеку, будто зачарованный этим нехитрым движением. Сердце Мирай подпрыгнуло в груди, совершая опасный кульбит, и метнулось в горло, забилось там переполошенной птицей. — У тебя такая гладкая кожа, — прошептал Майки, глядя на нее расслабленными темными глазами, подернутыми туманной поволокой. Румянец продолжал гореть на его острых скулах, а пальцы гипнотически скользили по ее щеке. Он облизнул губы. Взгляд Мирай как магнитом притянуло к этому движению, дыхание моментально перехватило, и кровь прилила к лицу, окрашивая его румянцем не менее ярким, чем тот, что цвел сейчас на его щеках. А Майки вдруг качнулся на месте, едва заметно подаваясь вперед, к ней, и в сознании Мирай тут же разорвалась миниатюрная бомба, начиненная смесью отчаянной паники и дикого желания притянуть его к себе, коснуться этих влажных, таких знакомых губ. Нет. Нет-нет-нет, стоп, отмена, нельзя. Он все еще несовершеннолетний, почти ребенок! Мирай мысленно проклинала эту образовавшуюся между ними возрастную разницу, которая Майки, похоже, ничуть не смущала, зато ей причиняла сильнейший моральный дискомфорт. Она поспешно опустила голову, одним махом обрывая этот слишком волнующий, заряженный слишком сильными желаниями зрительный контакт, и уткнулась взглядом в свои стиснутые на коленях пальцы. Почувствовала, как замер Майки, и до скрипа сжала зубы, ощущая почти физическую боль от того, что безмолвно и так резко осадила его сейчас. Когда тепло его пальцев покинуло ее щеку, Мирай пришлось зажмуриться, чтобы остановить жгучие слезы. Но она не могла поощрять его чувства к ней сейчас. Рано или поздно, она возвратится в свое время, а он останется здесь. Мирай не должна была еще сильнее распалять его интерес к ней. До их встречи в будущем пройдут долгие годы, и она не хотела, чтобы Майки проводил это время в пустых мечтах о женщине, которой рядом с ним нет. Мирай надеялась, что так ему будет легче, когда она вернется в свое время. — Точно, ты ведь меня ребенком считаешь, — хрипло прошептал Майки. Отодвинулся на порядочное расстояние от нее и нервно рассмеялся. — Прости, я же ведь обещал, что не буду приставать. Мирай закусила губу с такой силой, что почувствовала резкую боль, а следом —металлический привкус крови на языке. Сердце надрывно пульсировало в груди. Ей мучительно хотелось притянуть его к себе, зарыться пальцами в спутанные волосы, ощутить на коже его тепло. Она хотела. Невыносимо. Но не могла — ради его же блага. — Все нормально, — отозвалась Мирай надтреснувшим голосом и смущенно прокашлялась. А Майки преувеличенно засуетился, убирая неиспользованные медикаменты назад в аптечку. На Мирай он упрямо не смотрел, отгородившись от нее свесившимися вниз светлыми волосами. — Я реально испугался, когда этот урод схватил тебя, — заговорил он, нарочито буднично меняя тему, и принялся беспорядочно перебирать бинты в аптечке, лишь бы чем-то занять руки. — Обычно ты исчезаешь совсем не так. — Майки, наконец, остановил нервное движение своих рук, постоял неподвижно пару секунд. Слегка повернул голову в ее сторону и тихо спросил: — Ты ведь снова вернешься в будущее? Мирай сдавленно сглотнула и облизнула ненароком прокушенную губу. Шепотом ответила: — Да. — Она даже сама поморщилась от обреченности, которой было пропитано это короткое слово. — Когда? — Голос Майки опустился еще ниже, стал еще тише. Он по-прежнему не смотрел на нее. Мирай тихо вздохнула, но воздух забился в легкие бесполезным спутанным клубком, не принося облегчения. — Я пока что… не могу тебе сказать, — нехотя ответила она. Майки помолчал пару секунд. Продолжал стоять над раскрытой аптечкой, боком к Мирай, устало ссутулив поникшие плечи. — Можно кое-что рассказать тебе? — вдруг спросил он тихо, неуверенно. Его пальцы, до этого вяло лежавшие на столешнице, напряглись, затем сжались в тугие кулаки. Мирай нахмурилась, встревоженная этим внезапным напряжением в линии его плеч. Согласно кивнула, когда он слегка повернул к ней голову. После этого Майки глубоко вздохнул, расслабил ладони и задумчиво отбил пальцами незамысловатый ритм по столешнице. Мирай ждала, обеспокоенная. Когда он снова заговорил, голос его звучал глухо и хрипло: — Я на самом деле очень не в порядке, вот только про это почти никто не знает. Иногда мне кажется, будто я не один внутри своей головы. Как будто там есть кто-то еще, кто хочет вырваться наружу. В твоем будущем такое лечат? — Внутри Мирай что-то болезненно треснуло от его слов. В горле пересохло. Могло ли случиться так, что этот Майки уже все вспомнил? А она все еще не умеет, не знает, как убрать эту отравленную память из его сознания… Но его следующие слова немного охладили охватившую ее беспомощную панику: — Иногда кажется, я не могу больше этого вытерпеть. Я постоянно это чувствую, будто зуд под кожей. Особенно, когда мне плохо. Когда я сильно устал или расстроен, или когда… когда случается что-то страшное, как тогда, с ранением Дракена: я чувствую, как что-то, кто-то, словно царапает изнутри мой мозг, будто хочет показать мне что-то, но я никак не могу это увидеть, не могу понять. А когда я с тобой, этот зуд останавливается, все утихает, и поэтому я так… — Майки оборвал себя на полуслове. А потом опустил голову, полностью скрывая лицо за завесой волос. Рассмеялся невесело — разбитым, надтреснувшим смехом, покачал головой с тихим вздохом. — Ну вот, сейчас ты сбежишь от меня с криками, и правильно сделаешь. Перед глазами Мирай поплыли цветные пятна — и только тогда она осознала, что перестала дышать. Поспешно сделала свистящий, прерывистый вдох. Слова Майки беспорядочным эхом звенели в ее сознании, складываясь в цепочки догадок и предположений. Нет, он пока что ничего не вспомнил, но сказанное им натолкнуло ее на важную мысль, на решение, которое могло помочь… Но об этом она будет думать потом. Сейчас больше всего на свете Мирай хотелось убрать это деревянное напряжение, охватившее все его тело после озвученного признания. Она предполагала, что Майки сейчас был просто в ужасе от того, что необдуманно решил вывалить на нее настолько непростые и личные переживания. Боялся спугнуть ее. Боялся, что его оттолкнут. — Эй, Майки, — мягко позвала Мирай, наклоняясь, чтобы заглянуть в его лицо. Он повернул голову, едва-едва, несмело встречая ее спокойный взгляд. А Мирай добавила простое: — Я все еще здесь, не бегу. Майки сдавленно сглотнул, наконец-то полностью разворачиваясь к ней. На его лице горели пятна нервного румянца, а светлые брови поехали друг к другу в замешательстве. — И я не понимаю, почему, — едва слышно пробормотал он, пытливо заглядывая в ее глаза. Мирай спокойно встретила его вопросительный взгляд, глубоко вздохнула и искренне призналась: — Видишь ли, наверное… Просто потому, что я тоже очень не в порядке. Какое-то время они просто молча смотрели друг на друга. Тишина была густой, насыщенной, почти оглушающей. А потом Майки облизнул пересохшие губы и с легкой запинкой произнес: — Спасибо, что… что не шарахаешься от меня. — Он пожевал губу, будто хотел сказать еще что-то, но сомневался, стоит ли. Когда он поднял на нее взгляд, в его глазах появился новый, какой-то отчаянный блеск. Наконец, приняв решение, Майки выпалил: — Я хочу подарить тебе одну вещь, ладно? Только она в моей комнате. Подождешь? Я сейчас. И, не дожидаясь ответа от удивленной Мирай, чуть ли не бегом вылетел из кухни. Она озадаченно моргнула пару раз, глядя ему вслед. Что он мог хотеть подарить ей? Разве что… Внезапная догадка разрядом молнии сверкнула в ее голове, и Мирай машинально накрыла задрожавшими пальцами висящий на ее шее мешочек с бусинами браслета. Но ведь она не может, не должна получить его сейчас, потому что… Мысль всплыла и тут же лопнула в ее голове, будто раздавленная охватившим ее резким, взявшимся из ниоткуда удушьем. Гравитация с чудовищной силой обрушилась на плечи, пригибая ее к земле. Отчаянно пытаясь вдохнуть неожиданно закончившийся воздух, Мирай торопливо глянула на часы на своем запястье. Прошло ровно пять часов с момента ее прыжка. Под ложечкой болезненно засвербело, отдаваясь зудящей вибрацией под ребрами. — Нет, не сейчас… — прохрипела Мирай, неловко поднимаясь со стула и едва его не опрокинув. Ослабевшие ноги подкосились, но она успела ухватиться за стол, избежав неуклюжего падения. Почему, почему именно сейчас… Только не бросать его снова вот так… Ведь Майки сейчас вернется — чтобы найти лишь опустевшую кухню. Снова останется один, даже не догадываясь, что в этот момент Мирай так сильно хотела быть с ним. Нужно как-то сказать ему, дать понять, нужно… Мысли беспорядочно мельтешили в голове, недостаток кислорода и нарастающее давление внутри не давали сосредоточиться. Расфокусированный взгляд наткнулся на его телефон, беспечно оставленный на столе. Обнадеженная внезапной идеей, Мирай поспешно схватила его, до предела напрягая плывущее зрение и изо всех сил цепляясь за ускользающую от нее реальность. Параллельно натягивая на плечи свой рюкзак, она дрожащими, не слушающимися пальцами принялась торопливо набирать текст. Через миг телефон с глухим стуком упал на стол, и звук этого удара прозвучал слишком громко в тишине опустевшей кухни. На подсвеченном экране осталось единственное слово, набранное в окошке смс-сообщения: «Прости». Буквы еще какое-то время мигали в открытом смс-редакторе. А затем мигнули последний раз, и экран потух в тот самый момент, когда из коридора послышались торопливые шаги хозяина дома, возвращающегося на кухню, где его уже никто не ждал.***
— Зато в этот раз было целых пять часов! — преувеличенно бодро воскликнул Такемичи, нарушая повисшую в воздухе тяжелую тишину и приподнимая свою чашку с кофе с таким видом, будто произносил тост на празднике. Они вчетвером понуро сидели за маленьким столом на кухне домика-убежища. С момента возвращения Мирай прошел уже час. В этот раз она перенесла обратный прыжок куда лучше, даже не потеряла сознание, — но вместо этого ее нещадно знобило, и Сора, недовольно бормоча себе под нос, принесла для нее теплый плед из спальни. — Вот чему ты радуешься? — шикнула на него Сора, бросая взгляд на клацающую зубами Мирай, которая грела подрагивающие ладони о свою чашку. — Точную длительность пребывания в прошлом мы ведь теперь не знаем. А если бы она все эти пять часов проторчала на улице в одной рубашке? Как вообще ты умудрился отправить ее в конец февраля вместо середины апреля? Под ее напором Такемичи смущенно втянул голову в плечи, бросая на Мирай виноватый взгляд, и неловко потер шею. — Простите, я правда не знаю, как так вышло. Я думал про горячие источники, честно, я очень старался. Просто в какой-то момент вспомнил кое-что другое и… ну, отвлекся. Я виноват, — совсем уныло закончил он, сгорбившись над своей чашкой, будто побитый пес. Мирай слушала их перебранку вполуха. Вернувшись, она сразу же рассказала обо всем, что с ней случилось в прошлом, и побледневшее лицо Такемичи лишь подтвердило для нее, что ему есть, что сказать о тех событиях. И он рассказал. Рассказал много всего — даже слишком много, — и теперь они сидели на кухне, переваривая тяжелую информацию. Соре тоже были известны некоторые детали, поэтому пока Такемичи охрипшим голосом говорил о предумышленном убийстве Эммы Сано, о жестокой битве с Поднебесьем и гибели Изаны Курокавы, — она молча сидела с угрюмым, хмурым лицом. Йоричи слушал парня с невозмутимым, спокойным выражением. А вот Мирай крошилась изнутри, обваливалась внутрь себя, будто ветхое здание, с каждым новым его словом. Услышанное потрясло ее до глубины души. Мирай, безусловно, предполагала, что задуманное Изаной приведет к какой-то катастрофе, но таких масштабов трагедии она все же не ожидала. Не ожидала, что младшая сестра Майки станет жертвой разгорающейся войны между Токийской Свастикой и Поднебесьем. Не ожидала такой связи между Изаной и Манджиро. Не ожидала, что тот мальчик из ее детства, сидевший бок о бок с ней у могилы маленького рыжего песика, вырастет человеком, смертельно отравленным завистью и ненавистью к сводному брату, который мог бы стать ему другом и опорой. Не ожидала, что смерть Изаны будет именно такой: глупой, бессмысленной, жестокой. Все ведь могло сложиться иначе… А осознание того, что в этом прыжке она попала в день, который лишь несколько суток отделяло от надвигающейся трагедии, заставляло холодеть ее конечности. Манджиро выглядел таким спокойным, таким расслабленным в тот день. Он даже не догадывался, не подозревал о том, какая беда нависла над всеми ними, какая буря разразится всего через несколько дней после их встречи на набережной. Голова Мирай немилосердно трещала и раскалывалась от тяжести всей полученной информации. Усилием воли она смогла подавить безрассудный, зудящий порыв снова вернуться в тот страшный февраль и попробовать сделать хоть что-то. Мирай тут же одернула себя, раздавила, скомкала эту мысль. Нельзя. Такемичи уже пытался — и его старания привели лишь к еще большей беде. Поэтому возвращаться ради того, чтобы что-то изменить, нельзя — как бы сильно ни хотелось. Но Мирай все больше уверялась в том, что еще раз вернуться в дни тех страшных событий, а именно, в то оскверненное пролитой кровью двадцать второе февраля, — ей все же необходимо. Слова Майки, сказанные ей немногим более часа назад, натолкнули ее на мысль. Он признался, что в тяжелые для него моменты, наполненные стрессом или болью, он сильнее чувствует влияние другого. Что, если именно в такие моменты разум и сознание Майки становились наиболее уязвимыми для воздействия «черного импульса»? Что, если именно один из таких моментов и стал катализатором, позволившим зашитым в его подсознание воспоминаниям о других жизнях и реальностях сломать тонкую преграду его разума, вливая в него отраву непредназначенных для него знаний? Что, если именно такие моменты ей и нужно искать в этих годах, указанных на фотографии? Ведь это сделает поиск нужного момента куда более осуществимым. Такемичи должен знать, или, по крайней мере, предполагать, какие события этих лет были для Манджиро самыми тяжелыми. Тогда, зная четкие отрезки времени, Мирай сможет целенаправленно прыгать именно в них. А наконец отыскав нужный момент, уберет из памяти Майки все те знания, которые разрушают его изнутри. Которых у него никогда не должно было быть. И это возвращало ее к вопросу, ставшему теперь самым важным и безотлагательным. — Йоричи, — тихо позвала Мирай своего наставника, перебивая продолжающих препираться Сору и Такемичи. Они тут же замолчали, а учитель посмотрел на нее, внимательно и серьезно, будто ожидал, что сейчас она скажет именно то, что вызывало у него наибольшее беспокойство. — Думаю, пришло время начать мое обучение. Такемичи подтянул отвисшую было челюсть, а Сора нахмурилась, складывая руки на груди. Под неотрывным взглядом Мирай Такаяма снял очки и потер глаза, под которыми залегли усталые тени. — Я думал, мы сначала будем разбираться с прыжками, — неуверенно подал голос Такемичи, хмуря брови. Мирай шмыгнула раскисшим носом — все-таки ее зимняя прогулка в прошлом давала себя знать, — поглубже закуталась в плед, и покачала головой. — У меня есть теория, как именно искать те моменты прошлого, когда Майки мог все вспомнить. И я не хочу больше тянуть с этим. Мне нужно обучиться этим техникам, Йоричи. — Переведя взгляд на посерьезневшего Ханагаки, Мирай пожала плечами: — А тренировать точность прыжков, я думаю, мы сможем и в процессе. Йоричи глубоко вздохнул, возвращая круглые очки на переносицу. — Я много размышлял об этом, — спокойно сказал он. — Как я уже говорил: триггеры в Мори-кай обучались этим техникам годами. И не все из них в итоге оказывались способны овладеть ими. Но я уже обдумал приблизительную схему наиболее эффективных тренировок для тебя, построенных таким образом, чтобы ты смогла освоить эти приемы в наиболее короткий срок — конечно, при условии, что ты окажешься способна овладеть этими техниками, потому что не каждому это под силу. Мирай стоически проигнорировала его последнее замечание, не желая углубляться в свои сомнения и страхи, и спросила: — И если все получится, сколько времени мне понадобится на обучение? Йоричи тихо прокашлялся, переводя взгляд на остывающий кофе в своей чашке. — Приблизительно… год, — тихо проговорил он. Его ответ придавил Мирай к стулу, а горло перехватило спазмом, не давая вымолвить ни слова. Она просто сидела и смотрела на учителя широко распахнутыми, огромными глазами, не в силах озвучить ни одну из взбудораженно-протестующих мыслей, что сейчас вертелись в ее голове. Вместо нее подала голос Сора: — Год?! — Она недоверчиво фыркнула и покачала головой, устало прикрывая глаза ладонью. Протянула страдальчески: — Да где ж мне вас прятать все это время? Мирай, которая продолжала неотрывно смотреть на Йоричи, не упустила тот момент, когда в синеве его глаз мелькнула новая тень. Она знала этот взгляд, потому что ей уже доводилось видеть его — в детстве, в те моменты, когда наставник знал что-то важное (или страшное — что часто было одним и тем же), о чем не торопился сообщать своей подопечной. С подозрением прищурив глаза, Мирай подалась вперед, гипнотизируя учителя настойчивым взглядом. — Йоричи, вы о чем-то не договариваете, я же вижу, — уверенно заявила она. Такаяма обреченно вздохнул, устало кивая головой. — Есть… более быстрый способ, — наконец с неохотой сообщил он, и Мирай обнадеженно выпрямилась на стуле. — Если им воспользоваться, то в случае успеха у тебя может получиться овладеть необходимыми ментальными техниками за неделю, если не меньше. — Так чего ж вы сразу об этом не сказали? — с легким возмущением в голосе выпалил Такемичи. Йоричи смерил его красноречивым взглядом, и парень миролюбиво поднял руки ладонями вперед, будто обещая больше не перебивать. — Потому что это крайне опасно, — тяжелым тоном объяснил Такаяма, переведя пристальный взгляд на свою ученицу. — Если твой разум не справится с этим, ты можешь лишиться рассудка, Мирай. Такемичи поперхнулся слюной, а Сора сдавленно охнула — но Мирай молчала, не отводя глаза и прямо отвечая на взгляд наставника. Она понимала, почему он с такой неохотой говорил об этом. Конечно — ведь Йоричи боялся за нее. Но вот в ней страха не было, ни капли. — Я справлюсь, учитель, — уверенно сказала она, твердо глядя в синие глаза Йоричи. — Когда мы можем начать? Передернув губами, Такаяма откинулся на спинку стула и потер свободной ладонью зудящую рану от пули на правом бицепсе. — Не раньше, чем раздобудем нужное оборудование, — ответил он. — Оборудование? — снова встрял Такемичи. — Что за оборудование? Йоричи перевел на него взгляд и вздохнул, пожимая здоровым плечом. — Чтобы так быстро изучить нужные нам ментальные техники, Мирай необходимо будет погрузиться в особое состояние измененного сознания, — тихо проговорил он. — А достичь этого будет возможно только с использованием камеры сенсорной депривации. — Вы хотите сказать, что нам понадобится камера сенсорной депривации?! — ошалело выпалил Такемичи, до отказа выпучивая глаза. — Да где ж нам ее взять? Йоричи лишь молча поджал губы, переводя красноречивый взгляд на Сору. Та фыркнула, вскидывая тонкие брови, а следом и руки, будто желая отгородиться от него. — Воу, стоп-стоп-стоп! — Сора помахала пальцем перед лицом Йоричи. — Приятель, не надо на меня смотреть с такой надеждой. Я, конечно, толковый детектив с широкими связями, но камера сенсорной депривации… — Она скептически хмыкнула и покачала головой. — Это даже для меня чересчур. Такемичи полностью развернулся к Соре, наклоняясь к ней всем корпусом, и с надеждой произнес: — Но может кто-то из ваших «связей» сможет подсказать, к кому… — Я знаю, кого можно попросить о помощи. Такемичи осекся на полуслове и оторопело уставился на Мирай — как и все остальные. Она закусила губу, плотнее запахивая на себе теплый плед. Взгляд ее был задумчиво устремлен в потертую столешницу. Мирай не была уверена, что они согласятся помочь. А кроме того, после этого прыжка в мыслях Мирай невольно появился страх, которого она раньше не испытывала по отношению ни к одному из них. Но выбора, похоже, не было. Если кто-то и мог помочь им сейчас — то только эти двое. Окончательно приняв решение, Мирай вынула из кармана свой телефон и быстро нашла нужный контакт. Сделав глубокий, решительный вдох, набрала его через зашифрованное соединение. Гудки протяжно отсчитывали время ожидания. Мирай терпеливо ждала, закусив губу. Йоричи, Сора и Ханагаки с удивленным недоумением смотрели на нее. Наконец, на шестом гудке, вызов приняли. — Ну привет, крошка, — протянул в трубку знакомый, лениво-дразнящий голос. На его стороне было шумно, а конец предложения так и вообще потонул в оглушительном взрыве автоматной очереди. Мирай подскочила на стуле, рефлекторно отдергивая телефон от наполовину оглохшего уха, и уставилась на трубку с испуганным удивлением. А динамик вновь ожил и сквозь этот грохот активной перестрелки заговорил посерьезневшим голосом Рана Хайтани: — Не поверишь, я как раз тебя вспоминал.